На золотом крыльце — 2

Глава 10 Батарейка

Офицерский клуб представлял собой довольно обширное помещение с бетонными серыми некрашеными стенами, большим книжным шкафом (!), обшарпанными кожаными диванами и креслами, бильярдным столом и внушительных размеров баром. На серых стенах можно было увидеть старинные агитационные плакаты времен Восстания Пустоцветов в стиле «Вся власть — царю!» «Смерть сепаратистам!» и «Даешь Варшаву!»

— Рассаживайтесь, — поручик Голицын, сам повинуясь своим словам, присел на край бильярдного стола и разглядывал нас. — Кто командир?

Его полунеформальная манера сбивала с толку. Непонятно было, как с ним себя вести: козырять и орать «господин поручик», или спрашивать имя-отчество? Хорошо, что в нашей группе такие вопросы решал не я.

— Денис Розен, старшекурсник Пеллинского экспериментального магического колледжа, — в свойственной ему флегматичной манере ответил Розен. — Эстандарт-юнкер, если угодно.

— А! Тоже — Федины? Федины — это хорошо, — несколько туманно проговорил поручик.

Наверное, он имел в виду царевича Федора, под чьим патронажем находился наш колледж. Офицер всматривался в наши лица некоторое время, а потом проговорил:

— У меня два варианта: или вы кому-то насолили, или на вас всем насрать. Выбирайте любой.

— И то, и другое, — ответил Розен за всех, как и полагается командиру. — Мы — выродки, по большей части. Пеллинский колледж — прибежище выходцев из земщины и отпрысков благородных семей, которые не оправдали ожидания именитых предков. Я Розен, вся моя семья — интуиты и провидцы. А мне довелось инициироваться целителем, какая досада. Серебряный — временщик, Зорин — аквамант. Гном у нас — маг жизни, а эльф — музыкальный маг. Понимаете?

— Вот как? — усмехнулся в усы Голицын. — В общем-то я и ожидал чего-то подобного. Думал, правда, что вы залетчики, и вас вместо нормальной учебки отправили в наши перди в качестве наказания. Но так даже лучше… Вам уже пояснили, в каком дерьме вы оказались?

— Компьютеры не функционируют, — пожал плечами Денис. — Не вижу в этом большой проблемы. У вас есть свет, есть горячая вода, есть пулеметы… Магия работает! Подумаешь — компьютеры. ИИ ваш опричный тоже не пашет, поэтому у вас тут порядки попроще… Ну, и не беда. Нас устраивает.

Видимо, он пересмотрел свои взгляды на «жопу». Или бодрился перед командиром?

Серебряный вздохнул — вот кто был компьютерным мальчиком! Ему точно тяжело придется, он без гаджета жизни не представлял. Авигдор при слове «пулеметы» оживился. Я смотрел в сторону книжного шкафа — я-то был мальчиком книжным. А Голицын, похоже, все это про себя отмечал. Интересно, а какая у него спецификация? Я моргнул и посмотрел через эфир: точно — огневик! От него во все стороны протуберанцы фигачат! И однозначно — настоящий маг, со второй инициацией! Ого-го, какой у нас поручик!

— Ла-а-адно, — сказал Голицын. — Не хотите понимать — поясню. Я ж вроде как теперь ваш руководитель практики, господа юнкера… В общем, здесь, на форпосту «Бельдягино», вы — батарейки.

Мы смотрели на него во все глаза.

— Вас обмениваться маной и жизненной силой учили? — спросил поручик.

— Да-а-а… — неуверенно ответили мы.

— Ну, вот. Поскольку компов нет, значит, периметр защищает магия, вся система наведения — на магии, наблюдение — тоже магическое… Прорва энергии нужна! В плане снабжения Бельдягино если не на последней строчке, то где-то близенько, накопителей хватает только на экстренное включение периметра при инциденте. А вас вон — двенадцать пустоцветов, невероятно! Грех не воспользоваться. Таким образом, устанавливаю круглосуточное дежурство — по два часа, в центральной аппаратной. Ваша задача — сидеть ровно, не отсвечивать, в случае необходимости — подпитывать дежурного офицера маной. Это понятно?

— Да-а-а… — откликнулись мы.

— Вопросы есть? — поинтересовался Голицын.

— Ай-ой! — тут же встрепенулся Авигдор. — Пострелять дадут?

— Настреляетесь. Оружие у нас устаревшее, патронов к нему на складах чертова прорва, пулемёты — на каждой башне. Вот уж с чем нет проблем, так это с «пострелять»! Затошнит, господа юнкера… — поручик подкрутил усы. — Ла-а-адно. Добавим вам по два часа охраны периметра к двум часам в аппаратной. Эстандарт-юнкер, составьте график, начиная с десяти утра завтрашнего дня…

— Будет сделано, — кивнул Розен.

— Еще вопросы? — обвел нас взглядом офицер.

На самом деле он не нас взглядом обводил, а бутылки за нашими спинами, в баре. Но вопросы были, и не только у меня. Голос подал Серебряный:

— Вы будете нас учить? Ну, мы же должны пройти военно-хтоническую практику как положено! Чему-то научиться?

— Юноша! — сказал поручик скучным тоном, как будто цитируя кого-то. — Обнимая необъятное, не вывихните плечевой сустав свой! У вас — практика, а не теория. Военно-хтоническая практика означает, что учиться вы будете именно на практике, а не в кабинете. И самый первый урок ее заключается в том, что каждый солдат должен знать свой маневр. Свой! Не командира вовсе, и не генерала. А вы даже и не солдаты, так — прикомандированные гражданские специалисты с магспособностями. Вдолбите себе в мозг: первоочередная задача юнкера на военно-хтонической практике — выполнять все приказы руководителя практики, и как можно более тщательно. А руководитель — это я.

— В сутках — двадцать четыре часа, — сказал нудный Серебряный. — Может, выделите время на занятия с нами военной магией?

— Эстандарт-юнкер, — повернулся к Розену Голицын, игнорируя выпад Максима. — Включите в расписание еще и два часа физической подготовки. Разбейте ваших товарищей на две группы так, чтобы между дежурством в аппаратной и тренировками проходило не менее двух часов. Ответственных из гарнизона я назначу. Оставшееся свободное ваше время будет употреблено на хозяйственные работы и наряды по кухне. Надеюсь, больше нет вопросов?

— Есть, — поднял руку я, чем вызвал свирепый взгляд поручика и настороженные — других юнкеров. — Господин поручик, а как вас по имени-отчеству?

— Константин Александрович, — коротко кивнул он. Щека у него снова дернулась. И вдруг Голицын спросил: — А вас?

— Михаил Федорович, — я встал и так же коротко кивнул. — Титов. А теперь собственно вопрос…

— Ну, ну? — он смотрел на меня с любопытством.

— Можно взять у вас в шкафу Светония Транквилла почитать? Я на Нероне остановился, есть некоторое чувство незавершенности, понимаете?

— Что ж, юнкер Михаил Федорович… — он вдруг снова перключился на скучный тон, как будто цитируя кого-то: — Глядя на мир, нельзя не удивляться! Ежели у вас останутся силы и время — официально разрешаю брать книги из моего шкафа…

В этот момент в дверь клуба постучали, и вошел молодой опричник — голубоглазый шатен, невысокий, с трехдневной щетиной.

— Блок №8 готов, господин поручик, — сказал он.

— Тогда проведите юнкеров в блок №8, корнет. А после этого — покажите им дорогу в столовую.

— Есть! — козырнул корнет.

Я выходил из офицерского клуба в легком недоумении. Определенно — не так я представлял себе начало военно-хтонической практики. Думал — будет у нас что-то вроде курса молодого бойца, с карантином, шагистикой, полосой препятствий, стрельбищем и дежурством на тумбочке… А тут — какая-то хтонь.

Быстрым шагом догнав Розена, я спросил:

— А на твоей первой практике тоже так было?

— Нет, — пожал плечами Денис. — Вообще не так.

Блок №8 оказался похож на офицерский клуб. В том смысле, что размером он был такой же, и там имелись некрашеные бетонные стены, и не имелось окон. Бильярда, бара и кожаных кресел тоже не наблюдалось. Зато, в отличие от Ревельского военно-инженерного магколледжа, тут стояли приличные двухъярусные кровати. Из какого-то модного пластика, с отличными матрасами опричного производства, которые подстраиваются под сколиоз каждого отдельно взятого юнкера. Или не бывает сколиоза у магов? Вопрос интересный, стоит изучить…

А еще тут имелся душ на две кабинки и туалет — тоже на две кабинки. На двенадцать человек — просто невероятный уровень комфорта. И шкафчик каждому, металлический, несгораемый. В общем — жить можно. Небритый молодой корнет — ему было лет двадцать, наверное — оказался парнем компанейским, он предупредил, что ужин будет через полчаса. За эти полчаса мы успели помыться в душе по очереди и привести себя в порядок, и жизнь заиграла новыми красками.

Пока пацаны принимали водные процедуры, я сходил на разведку. Мы же не в тюрьме тут! Из блока можно было выйти, пройтись по коридору, попялиться на стальные двери соседних помещений, выйти на крохотный балкончик, из которого открывался вид на атриум форпоста. Или пройти к наружной стене, чтобы сквозь бронестекло узких бойниц поглядеть на Хтонь.

Как я понял, бойницы могли функционировать в трех режимах: полностью открытые — чтобы вести огонь, закрытые броневыми ставнями — если нужно уйти в глухую оборону, и как сейчас — со стеклами, но без ставен, для наблюдения. Серьезно тут все у них!

Я замер у окна. Зрелище — завораживающее: мощные прожекторы с башен шарили по опушке черного леса, подсвечивая причудливые темные силуэты и мелькающие меж стволов мрачные тени. Мне казалось — кто-то смотрит на меня оттуда, из аномалии…

— Что, чуешь Хтонь-Матушку? — спросил подошедший со спины корнет. — Пялится, кур-р-рва… Привыкай.

— Миха, — протянул я ему руку. — Титов.

— Егор Оболенский, — он ответил на рукопожатие. — Ты вроде парень нормальный, так что скажу такое: поручик у нас мировой, его надо держаться. Нет такого другого командира. Вот что он говорит — то и делайте, даже если бредятиной сразу покажется.

— Ага, — сказал я. — Поручик ваш сказал, что я — батарейка.

— О-о-о-о, и я его за это сразу возненавидел, — закатил свои голубые глаза опричник. — А потом, когда осознал — благодарен был. Я ж пустоцвет, самый обычный аэромант первого порядка, а Сквознячок, Воздушные лезвия и Атмосферный столб у меня ого-го за этот год развились… Да, три техники, но — стоящие. Все благодаря Голицыну. У него подход такой, специфический. Ну, посмотришь, главное — не косячить. Просто терпи.

— Понял, принял, — откликнулся я. — Посмотрим, как оно обернется. Деваться-то нам все равно некуда, эти сорок дней мы в распоряжении господина поручика Константина Александровича…

А потом корнет Оболенский отвел нас на ужин. А я думал — к какому роду войск он относится, если корнет? Наверное — прикомандированный, как и мы. В пехоте, даже опричной, корнетов отродясь не водилось.

Столовая, как стратегически важный объект, находилась в подвале. Кормили шесть раз в сутки, потому что основная часть гарнизона форпоста «Бельдягино» служила по графику «день-ночь-отсыпной», и обеспечивался этот недремлющий механизм горячей и калорийной пищей беспрерывно. Я как-то уже привык по уровню пищеблока судить о всем месте пребывания в целом, и должен сказать, что столовая форпосту «Бельдягино» соответствовала. Вроде как и неказистая, без изысков, но посуда чистая, металлопластиковые стулья — целые, и кормят сытно. Нам давали макароны по-флотски, и, накладывая порцию, опричник на раздаче глядел на нас и ухмылялся:

— Штафирки гражданские, — сказал он. — Ничего, если вы настоящие мужики — хлебнете службы, потом другого не захочется. Проситься к нам в Козельский полк станете. Настоящая жизня — она здеся! На кромке. Опричники — соль земли, становой хребет нации… Давай сюда тарелку! На гражданке, небось, так не кормят!

Макароны, конечно, были вкусные, и мяса в них не пожалели, но киевские котлеты из Пеллы и сочни Эрики Гутцайт я бы на них не променял.

Я лежал на втором этаже двухъярусной кровати и смотрел на близкий потолок. На потолке было написано «ВСЕ БАБЫ СТЕРВЫ». И «МИРОМ ПРАВИТ ЛЮБОВЬ». Там вообще много чего было написано. И я даже знал, чем именно все это накарябали, потому что в самом удобном месте, на уровне ладони лежащего на подушке человека, между матрасом и бортиком кровати мои пальцы нащупали большой оцинкованный гвоздь.

У меня просто не оставалось выбора. Я взял его в руки и принялся ваять нетленку, корябая остриём по бетону.

— Чего не спишь, Миха? — раздался снизу голос Серебряного. — До подъема еще полчаса. Что ты там скребешься?

— Не знаю, глаза открыл — и всё, не спится, — признался я, глядя на творение рук своих. — Что-то такое витает в эфире, фиг поймёшь.

Теперь на потолке рядом с другими умными мыслями умных людей можно было прочесть невесть где мной прочитанное: «ЖИЗНЬ ТАКОВА И БОЛЬШЕ НИКАКОВА».

— Вот и меня как-то крутит, — сказал Макс. — Пойду в душ схожу.

Похоже, «крутило», не только нас с Серебряным. На своей кровати уже сидел в позе лотоса Тинголов, пытаясь установить связь с энергиями вселенной, одевался невозмутимый Розен, с хрустом потягивался Беземюллер, тер глаза Юревич.

Может, я их разбудил, когда гвоздем по потолку корябал, а может — предчувствие. В любом случае, когда завыла сирена — мы были уже одеты, и потому незнакомый опричник, который вломился в наш блок с квадратными глазами, сразу растерялся:

— Па-а-а-адъем, господа юнкера-а-а… А, так вы уже… Тогда в аппаратную за мной, шагом марш!

Ни завтрака тебе, ни здрасте, ни до свидания.

Табуном пробежав по коридору и миновав несколько стальных переборок, мы оказались около фонящей в эфире двери. Эти Руны и Печати мы не учили, но — судя по восхищенному «химмельхерготт!» от Авигдора — сработано было серьёзно. И самым дурацким кондовым трафаретным шрифтом поверх всех этих рун значилось: «АППАРАТНАЯ». В двери открылось окошечко, и наш провожатый отрапортовал:

— Господин поручик, юнкера по вашему приказанию…

— Отлично, запускай! — послышался голос Голицына.

Залязгали двери, и нас провели внутрь. Помещение это отличалось от всего форпоста так, как если бы в земской Пелле установили общественный туалет, оформленный в псевдовизантийском стиле, который так любят в Александровской Слободе. Шикарно тут было! В первую очередь — зеркала по стенам, с резными деревянными, массивными бронзовыми, изящными серебряными и золотыми рамами. Во вторую очередь — монументальные столы из темного дуба, несколько штук. В третью — интерактивная рельефная магическая карта Черной Угры с отмеченными на ней форпостами, дорогами, водными объектами и населенными пунктами. А по дорогам двигались красные точки, обозначая, возможно, патрули и караваны. И никакой компьютерной техники, сплошная магия… Академическая.

— «Папаша», я — «База», как там гости? — Голицын сидел за столом, на котором стоял допотопный радиопередатчик времен, кажется, Второй Великой войны.

А как иначе, без компов -то?

— Десятый километр прошли, — раздался из больших наушников голос вахмистра Плесовских. — Какой-то рыдван, запряженный механическими лошадьми, «луноход» и охрана из черных уруков.

— Повторите по транспорту, «Папаша», — потребовал поручик.

— Гужевое транспортное средство с четвероногими големами! — рявкнул «Папаша»-Плесовских. — И электромобиль производства Луцкого автозавода князя Богуша Корецкого! Повышенной проходимости!

— Ла-а-адно,— в своей манере проговорил Голицын. — Конец связи! Господа юнкера — расположитесь на полу вокруг карты, приготовьтесь делиться маной со мной. Зеркала берут слишком много… Кто потеряет сознание первым — пойдет в наряд на кухню.

Суть происходящего от меня ускользала, но — приказ есть приказ, мы расселись на полу в кружок, взялись за руки и запустили обмен маной. Рулил Розен, конечно. Он в этом плане был опытнее каждого из нас. А я все наматывал на ус — как он потоки налаживает, от кого и сколько берет. Поручик, меж тем, продолжал общаться по рации, а потом, не снимая с шеи наушников, подошел к Тинголову, положил ему руку на голову и взял часть маны. И тут же выбросил ее в круглое зеркало с золотой рамой, богато украшенной самоцветами.

Что характерно — и в реальном мире, и через эфир картинка виделась одинаковой: по хорошо знакомой гравийной дороге двигалась золоченая, украшенная самоцветами карета, запряженная парой бронзовых механических лошадей, которые неутомимо тащили древний транспорт вперед. Их глаза горели алым неестественным огнем, из ноздрей шел белый дым, как будто големы работали на паровом двигателе.

Рядом с дверцами кареты бодрой рысью топтали землю черные уруки, судя по форме — из легендарного Гренадерского Корпуса. Четверка огромных орков держала на плечах обнаженные карды — странной формы мечи, напоминающие кочерги, на груди у них, в специальных перевязях, можно было увидеть гранаты всех форм и размеров.

А позади трясся на ухабах «луноход» — ретро-внедорожник забавного вида.

— Мангруппа — выдвинуться к пятому километру, — скомандовал в рацию Галицын и шагнул в сторону, положив руку на голову Юревичу. — Минометному расчету — приготовиться открыть огонь беглый осколочно-фугасными, ориентир семнадцать!

И движением руки направил сгусток маны в квадратное зеркало в деревянной резной рамке. Поверхность его покрылась рябью, а потом оно показало опушку черного леса и клубящиеся там тени. Рогатые, лохматые, страшные!

— Минометный расчет, пять залпов — а-а-а-агонь!

Где-то снаружи на одной из башен форпоста загрохотало и завыло, а спустя короткое время в квадратном зеркале картинку заволокло огнем и дымом.

— Мангруппа — вперед! — поручик шагнул к Серебряному и положил ему руку на голову.

Загорелось большое зеркало без рамки, в рост человека, и мы увидели колонну из пяти броневиков — таких же, как тот, на котором мы приехали. Машины гнали по гравийке. Отличия с техникой вахмистра Плесовских, пожалуй, имелись: у одного из броневиков была установлена башенка с автоматической пушкой, у второго — виднелись направляющие для ракет. Да и сидели в них не юнкера, а матерые опричники.

Голицын шагнул вперёд и положил мне руку на голову:

— Минометный расчет… Зажигательные, приготовиться…

И зачерпнул у меня маны, и в голове моей потемнело, так что я больше не смотрел на зеркала, сосредоточившись на эфире, и стараясь как можно быстрее восполнить зияющую пустоту внутри — кажется, я сейчас бы и иголку телекинезом не сдвинул! Однако, Розен дело свое знал, и потоки мигом выровнялись, и я почувствовал, как снова заполняется тот самый внутренний резерв, один из двух ключевых параметров мага, наряду со способностью к оперированию объёмами эфира.

Операция по встрече важных гостей продолжалась, но я теперь не воспринимал себя ни сторонним наблюдателем, ни прямым участником. Пожалуй, я и вправду был батарейкой. Сознание, кстати, никто из нас так и не потерял. Когда сирена снова завыла, возвещая прибытие гостей к воротам форпоста «Бельдягино», поручик Голицын снял наушники допотопной рации и сказал:

— Молодцом, юнкера. Крепкие вы ребята! Марш завтракать, а потом — кто захочет пострелять, Оболенский будет ждать вас на плацу. А если вымотались — имеете два часа на отдых в блоке, потом — работа в соответствии с графиком.

Барбашин бы одобрил. В соответствии с графиком — этот поручик хорошо сказал.