II

Человеческое тщеславие обезлюдело небесные миры и представляет себе вселенную в виде пустыни. Утверждают с глубокомысленным видом, что миллиарды плавающих в неизмеримом океане эфира миров, — то слишком плотны, то слишком разжижены, то чересчур холодны, или горячи, чтобы иметь у себя человечество, подобное нашему по уму, деятельности и потребности прогресса.

Не удивительна ли, в самом деле, если не смешна, претензия земного ареопага, что бесконечность только и создана для того, чтобы давать им задачи на решение, а они — кульминационная точка творческого могущества, и что умственная жизнь всего мира исключительно сосредоточивается на ничтожной планетишке, которую населяют они; тогда как все гиганты пространства вращаются пустые, без цели и жизни, без настоящего и будущего? Подобные рассуждения невольно вызывают сравнение с пассажирами поезда железной дороги, которые, видя другие проходящие поезда и не будучи в состоянии, за дальностью расстояния, разглядеть сидящих в них людей, заключили бы, что все поезда пусты и несутся по рельсам без всякой цели и пользы.

Может статься, подобные же мысли зарождались в уме Атарвы, который, с разрешения таинственного братства магов и пользуясь космическими законами, глубоко ими изученными, летел с одной планеты на другую. Приспособление, которое, подобно каске, закрывало его голову, защищало нежные органы зрения, слуха и обоняния от всех атмосферических случайностей и от хаотического шума пространства.

Несомый вибрационными волнами, легкий воздушный снаряд летел вперед с возраставшей скоростью; фонарь на носу блестел ярко-белой звездой, а заднее колесо вращалось со страшной быстротой, разбрасывая снопы искр.

Наконец, появилась масса беловатых облаков, которая, по мере приближения, приняла колоссальные размеры. Теперь словно могучий ток подхватил и влек воздушный аппарат, со свистом и треском прокладывая ему дорогу сквозь новую атмосферу, которая, казалось, сгущалась и задерживала его полет.

Вдруг в этом море паров показалась большая зеленоватая звезда, которая неслась навстречу земному кораблю.

Скоро можно было разглядеть громадную длинную трубу такой же формы, как и аппарат, занятый Атарвой, но только втрое толще и длинней; широкие электрические лучи, подобно веслам, выходили из него. Сильный луч света был направлен прямо на воздушный корабль Атарвы, и когда оба аппарата, с поразительной быстротой несшиеся навстречу друг другу были в расстоянии не более одной секунды передняя часть большого аппарата быстро откинулась.

Свет на земном снаряде тотчас же угас, и он, словно ящерица, юркнул внутрь встречного большого воздушного корабля. Последний тотчас же повернул и, как стрела, помчался назад.

Пока они летели обратно к планете, внутри корабля началась лихорадочная деятельность. Двое мужчин, высоких и сильных, отодвигали большой трап, закрывавший отверстие в полу их каюты. Через отверстие видна была поверхность земного воздушного корабля, которая точно окислилась и потускнела во время перелета через пространство.

Атарву, который открыл выход из своего корабля и появился в отверстии, тотчас же подняли и положили на груду подушек. Он казался страшно утомленным, но, тем не менее, горячо пожал руки обоим марсианам.

Они, как мы уже сказали, были люди высокого роста, но видом и сложением не отличались особенно от земных людей. Цвет лица их был красновато-темный, а большие миндалевидные глаза их блестели под прозрачной каской, которая и у них была надета на голове, как и у Атарвы.

На них была плотно облегавшая тело одежда, опоясанная металлическим, фосфоресцирующим кушаком.

Очевидно, предохранительная каска мешала им говорить, а снять ее они, вероятно, не могли, так как все четверо марсиан, — двое еще сидело по концам аппарата, — удовольствовались обменом дружеских поклонов с Атарвой. Когда же тот указал им знаками на внутренность своего корабля, один из них спустился туда, осторожно вынес тело Андрея и положил рядом с его учителем.

Мало-по-помалу полет стал замедляться; потом корабль вошел в узкий и темный, как туннель, коридор и, наконец, очутился в большой зале, крытой прозрачным куполом. В этой зале корабль остановился на приготовленной для него площадке, и могучий ток со свистом вырвался из аппарата, прогремел под сводом туннеля, а потом все стихло.

Наружный вход закрыли. Двое мужчин приставили к кораблю переносную лестницу, на которой сперва появился Атарва, поддерживаемый марсианами и шатавшийся, как пьяный; за ними вышли остальные два с телом Андрея.

Они спустились по витой лестнице в большую, круглую комнату, все убранство которой состояло из высокого инструмента с длинной изогнутой шейкой, двух кроватей и нескольких стульев. Здесь марсиане сняли с себя и с Атарвы каски.

Путешествие на Марс совершенно истощило, видимо, силы мага; он был страшно бледен, глаза его были мутны, а ноги отказывались служить. Атарву уложили на кровать, а один из марсиан подошел к машине и привел механизм в действие. Из шейки аппарата появился пар, чуть видимый, но распространявший сильный аромат, струю которого направили в Атарву. Тот почти тотчас же закрыл глаза и крепко заснул.

Пока все это происходило, несшие Андрея спустились еще этажом ниже колоссальной башни, в которой находились, и там, среди комнаты, находился большой стеклянный павильон, обстановка которого состояла из стола, длинной скамейки и этажерки. Все эти предметы были сделаны из такого же прозрачного материала, как и стены.

На эту-то скамейку положили Андрея. Один из марсиан стал сматывать ткань, в которую тот был завернут и которая словно прилипла к телу, а другой взял на полке большую чашу, сосуд с синеватой жидкостью и кусок сложенной ткани. Вылив в чашу содержимое сосуда и флакона, он " мочил в ней ткань и, при помощи товарища, завернул в нее обнаженное тело Андрея.

Эта операция повторялась несколько раз, так как тело быстро поглощало влагу и, по мере этого, принимало свой нормальный вид, теряя неподвижность трупа.

Тогда марсиане начали растирать ему ноги, руки и, главным образом, грудь. Мало-помалу кожа приняла розовый оттенок, и из груди вырвался глубокий вздох.

— Дыхание восстановлено. Теперь нужно дать ему напиться и отнести его в верхнюю комнату, где он проспит до утра. За это время организм привыкнет немного к новой атмосфере, — заметил один из ученых.

Он смочил что-то вроде губки и приложил ее ко рту Андрея, влив ему предварительно сквозь зубы несколько капель пурпурной жидкости.

Потом они перенесли глубоко спавшего князя в верхнюю комнату, положили его на кровать и направили на него синеватую струю, которая до этого Атарву окутывала волнами тонкого аромата.

Маг еще спал, но в эту минуту проснулся, сел и обвел комнату усталым взором.

Один из марсиан тотчас же вынул из шкафа кубок и, наполнив его теплой красной жидкостью, подал Атарве, и тот жадно выпил его. Казалось, новые силы наполнили земного мага. Лицо его слегка порозовело, а глаза приняли свой обычный блеск. Он с видимым удовольствием потянулся, и вдохнул в себя живительный аромат, наполнивший комнату; потом встал и протянул обе руки марсианам.

— Добро пожаловать, Атарва! Поздравляю тебя, что ты еще раз так счастливо совершил переезд на нашу планету. Скажи, кого же ты привез к нам? Исходящие из него токи показали, что он не — маг, подобно тебе.

— То правда, он только мой ученик, но серьезный исследователь и человек мужественный, энергичный. Иначе, он не отважился бы на подобное путешествие.

— Понимаю! Наша планета возбуждает у вас такое же любопытство, как и ваша у нас! А суждения нашей и вашей толпы, наверно, одинаково ошибочны? — с улыбкой спросил марсианин.

— Прежде всего, брат, не забывай, что Земля — наша родина, а что вы живете на Марсе, т. е. в ином мире, где есть воздух и вода, дождь и снег, времена года и проч., но на котором существование растительности загадочно, а присутствие человеческой расы — невероятно, если вовсе невозможно, — со смехом отвечал Атарва.

— Совершенно как у нас! Недавно еще один из наших заправских астрономов писал, что ваша планета, судя по ее зеленоватому оттенку, густоте атмосферы, близости столь большого спутника, как ваша луна, должна представлять крайне неблагоприятные атмосферические условия, и что она, без сомнения, необитаема. Скромность, очевидно, — добродетель всемирная. Пойдем же, друг Атарва, время подкрепить себя завтраком. Ученик твой спит и проснется не раньше завтрашнего дня, так что тебе нечего о нем беспокоиться, — прибавил марсианин, опуская на всех окнах толстые занавеси.

Для Атарвы, посещавшего Марс во второй раз, все то, что мы опишем ниже, было уже не ново; но читателю, впервые перелетевшему на планету, необходимо дать описание резиденции магов Марса.

Она представляла массу обширных зданий, над которыми господствовали три астрономические башни, колоссальных размеров. Весь этот городок одиноко раскинулся на высокой горе.

Покинув башню, где высадился, Атарва, в сопровождении встретивших его магов, прошел в залу, очень походившую на зимний сад, так как крыта она была прозрачным куполом. Три длинных коридора сходились к этой зале, и каждый из них заканчивался высоким и роскошным лепным портиком.

Громадные окна защищены были от солнца, или вообще от слишком яркого света, синими занавесями из какой-то прозрачной, как желатин, но мягкой материи.

Пола не было, и земля была усыпана тонким, розовым, или золотистым песком; а по бокам аллей были разбиты куртины с разнообразными цветами. Разбросанные повсюду группами кусты и деревья, темно-красным оттенком своей листвы, переходившим в фиолетовый, резко отличались от земной растительности. На обоих концах залы были сложены искусственные гроты из разноцветных камней, между которыми журча струились ручейки и стекали в общий бассейн, где бил большой фонтан.

В тени деревьев были накрыты три длинных стола, установленных аппетитно пахнувшими кушаньями. Посуда была металлическая и, по своей артистической работе, свободно могла соперничать с лучшими образцами ювелирного дела на Земле. Кушанья все были вегетарианские.

В комнате, перед входом в трапезную, собрались маги со своими учениками и адептами. Вошедшего Атарву все дружески приветствовали и тотчас же вступили с ним в оживленную беседу.

Говорили на священном, таинственном языке, основанном на семи первоначальных звуках вибраций эфира — языке универсальном и известном во всех мирах, между которыми происходит обмен звуковых и световых волн; словом, на языке, который знают все "посвященные" высших степеней, и который братски соединяет все рассеянные по бесконечности человечества.

Одеты маги были в длинные и широкие, белые одежды из тонкой шелковистой и мягкой материи, и плащи, подбитые различно. У "посвященных" первой степени плащи были целиком белые, далее шли плащи, подбитые красным, синим, зеленым и желтым. Грудь у всех украшена была звездами, усыпанными драгоценными камнями.

В предшествии учеников и адептов, певших гимн, шествие магов направилось в столовую. Лишь только голова кортежа появилась на ступенях, которые спускались в сад, как из-под портиков показались два других шествие.

Из одной галереи выходили чародеи-ученые, одетые во все красное; из другой — чародеи низших степеней, или, попросту колдуны, все — в черном, с красной звездой на груди. Всякую группу сопровождали ученики, одетые подобно своим учителям, но без плащей.

Каждая секция заняла свой отдельный стол. Ученики, сняв со своих учителей плащи, прислуживали им и только потом заняли места на конце стола. Ели они скромно и молча, не вмешиваясь в разговор.

Атарва сел за стол магов. Сначала разговор шел о подробностях совершенного им страшного переезда. Затем он передал земные новости, которые могли интересовать собеседников, а потом стали обсуждать возможность завязать прямые отношения с Землей.

— Самое трудное будет, это — убедить обитателей Земли, что наш мир населен подобными им, разумными существами, — с улыбкой заметил один из магов.

— Увы! — вздохнул Атарва. — Ты совершенно прав, брат мой! Если бы я даже поклялся, что собственными глазами видел на Марсе похожих на нас людей, которые радость выражают смехом, а горе — слезами, которые подобно им любят, ненавидят, работают, и совершенствуются, они просто объявили бы, что я помешался, и заперли бы меня в сумасшедший дом. Так как, видите ли, если некоторые и допускают даже возможность того, что прочие планеты могут быть обитаемы, то это человечество, по их убеждению, должно резко отличаться от них по форме, обычаям и проч.; словом, это должны быть существа, каких нельзя представить себе даже в воображении.

— Итак, придется ждать, пока более совершенные оптические инструменты не докажут им противного, и тогда уже пытаться войти с ними в дружеские сношения, — ответил один из посвященных, давая знак вставать из-за стола.

На следующий день, после полудня, Атарва вошел в комнату, где князь все еще спал, в сопровождении молодого мага марсианина, взявшего на себя быть наставником и руководителем Андрея первое время его пребывания на Марсе.

Теперь Шелонский имел вполне нормальный вид. Цвет лица был светлый и румяный, а дышал он глубоко и правильно; одно лишь выражение более или менее сильной усталости указывало, что организм перенес сильное потрясение.

— С минуты на минуту он проснется, — заметил Атарва, который склонился над ним и внимательно исследовал князя. — Он перенес путешествие лучше, чем я предполагал. Я думаю, Сагастос, что вам не придется жаловаться на ученика, которого я навязываю вам, — с улыбкой прибавил индус.

— Я не сомневаюсь в этом! К тому же наставлять обитателя Земли и ввести его в наше общество — задача очень оригинальная и интересная. Сначала нам будет довольно трудно объясняться друг с другом, так как по-санскритски я говорю очень плохо; но, надеюсь, что при добром желании с обеих сторон у нас все скоро пойдет хорошо.

— Конечно! Мой спутник принадлежит к земному племени, особенно способному к усвоению языков, и эта-то способность поможет ему изучить ваш язык. Но вот он открывает глаза, — прибавил Атарва.

Андрей, действительно, проснулся. С минуту он смущенно и недоверчиво оглядел всю комнату, а затем, узнав Атарву, приподнялся и провел рукой по лбу, видимо, стараясь собраться с мыслями.

— Ну, что, мой друг и ученик? Как чувствуешь ты себя после путешествия? — спросил индус, дружески пожимая князю руку.

Андрей вздрогнул.

— Вы шутите, учитель?

— Нисколько! Стоит тебе только взглянуть в окно, и ты тотчас же убедишься, что находишься в ином планетном мире. Позволь мне теперь представить тебе марсианина, мага Сагастоса, который принял на себя обязанность быть твоим наставником и руководителем в новой для тебя среде. Мне нечего пояснять, что ты найдешь в нем друга, и умно поступишь, если будешь точно сообразоваться с его советами. Как член братства высших магов, Сагастос изучил несколько земных языков, между прочим и санскритский, так что вы будете иметь возможность объясняться друг с другом.

— Как! На Марсе есть ученые, которые говорят на наших земных языках? — пробормотал Андрей, с жадным любопытством смотря на молодого марсианина.

— Сношения между обеими планетами восходят к очень отдаленному прошлому. И у нас на Земле тоже есть посвященные, которые говорят на языке Марса, — ответил Атарва. — А теперь до свидания, друг! Оставляю тебя с твоим новым покровителем, а я приехал сюда учиться и жажду поскорей приняться за работу. Посмотри! Как видишь, я ношу уже здешний костюм, который наденешь и ты. До свиданья и желаю тебе успеха!

По уходе Атарвы, Андрей встал, протянул руку Сагастосу и сказал по-санскритски;

— Будь снисходителен ко мне и терпелив, благородный Сагастос! Заранее прошу, прости мои промахи относительно ваших обычаев и медленность, с какой, без сомнения, буду изучать ваш язык, несмотря на все мое желание.

— Добрая воля — прекрасный помощник учения! Она, конечно, избавит тебя от необходимости испытывать мое терпение, — дружеским тоном ответил Сагастос. — А теперь вставайте, мой друг, и, прежде всего, возьмите ванну и оденьтесь.

Смущенный своей наготой, о которой до этой минуты он даже и не подумал, Андрей последовал за своим наставником в залу, где был устроен небольшой бассейн, и с наслаждением выкупался.

Наполнявшая бассейн влага была похожа по цвету на земную воду, но казалась князю менее плотной и, кроме того, была сильно ароматична. Он не мог определить, был ли то аромат естественный, или происходил от влитой в бассейн какой-нибудь эссенции.

Когда Шелонский вышел из бассейна, Сагастос указал ему на лежавшие на стуле одежды, и князь надел длинную, голубую тунику и плащ такого же цвета. Металлический пояс стягивал складки широкой одежды, сделанной из необыкновенно мягкой и шелковистой ткани. Белые ботинки, с толстыми подошвами, довершили этот костюм, который удивительно шел к Андрею.

Наблюдавший за ним Сагастос с улыбкой взял князя за руку и подвел к зеркалу, скрытому занавеской, которую он и отдернул.

— Посмотрите, как вы хорошо выглядите! Несмотря на ваш несколько экзотический тип, когда я представлю вас в обществе, вы заинтересуете и понравитесь, не возбуждая при этом нескромного любопытства.

Андрей с любопытством сравнил себя с Сагастосом, стоявшим рядом.

Несомненно, оба они были представителями двух совершенно различных рас, хотя и схожих в главных чертах. Марсианин был выше ростом, полнее и шире в плечах; череп его имел тоже иную форму, цвет лица был красновато-темный, а волосы — черные с медным отливом. Но самое странное впечатление производили большие, на выкате, глаза — ярко-синего цвета, блиставшие, словно драгоценные камни.

— Я не могу придти в себя от удивления, найдя на другой планете человеческие существа, до такой степени похожие на нас, что мы можем признать друг в друге не только людей, но даже мужчин. Мы и не мы; словом, ум мешается перед этой странной загадкой, — заметил Андрей, рассматривая своего собеседника.

— Да! — ответил Сагастос. — В действительности, все совершается гораздо проще и по одному и тому же закону, для каждой солнечной системы. Миры, — дети одного центрального светила, — образованы из одних и тех же химических элементов, почти в одинаковых комбинациях. Подвергаясь действию одного и того же солнца, они производят флору и фауну, мало чем отличающиеся друг от друга. Дух же, в своем поступательном движении через царства минеральное и растительное, достигнув вершины лестницы животного мира, принимает всюду человеческое строение. Итак, на всех мирах нашей системы живут человечества, которые походят друг на друга; за исключением, конечно, частичных отличий, обусловленных местными причинами: климатом, плотностью воздуха, более или менее сильным воздействием солнца и т. д. По внешнему виду, мы с вами очень мало отличаемся друг от друга и, только анатомически изучая наш организм, вы увидите различие, например, в строении органов дыхания, зрения и проч. Впрочем, у нас будет еще время поговорить об этом. Для не-посвященных вы представите из себя только человека маленького роста, более белого и нежного, чем обыкновенные смертные. Словом, в их глазах, вы будете простым капризом природы. А теперь пойдемте обедать! Вам надо будет еще привыкать к нашей пище и атмосферным условиям. Не судите по здешнему воздуху, который искусственно приноровлен к вашим земным легким, — весело закончил Сагастос, увлекая своего собеседника.

Князь и Сагастос вышли из башни и, пройдя несколько длинных коридоров, очутились на большом дворе, крытом стеклянным куполом.

У Андрея закружилась голова, и он почувствовал какое-то давление. Следивший за ним Сагастос поддержал его и дал понюхать флакон, который вытащил из-за пояса. Мало-помалу это болезненное состояние стало проходить, хотя медленно. Князь почувствовал себя лучше, когда они, пройдя двор, вошли внутрь здание. Сагастос ввел Андрея в отдельную комнату, дверь которой закрыл за собой, и поставил на стол откупоренный флакон.

— Наш воздух еще слишком сильно действует на вас, — сказал он, видя что на щеках Андрея снова появился румянец. — Вам придется еще несколько дней пробыть здесь, а за это время вы постепенно привыкнете. Вот ваше помещение, — прибавил Сагастос, открывая дверь и вводя князя в большую, выходившую в сад комнату.

Окна и двери были закрыты темно-синей драпировкой; гладкие стены сделаны были точно из фарфора; мебель, — очень простая, низкая, но удобная, — была из какого-то белого, похожего на серебро металла. Груда подушек служила постелью. Полки, приделанные к стене, были уставлены толстыми свитками и связанными пакетами, по-видимому, тонких металлических листов.

— Как? Вы уступаете мне свою собственную спальню? — спросил сконфуженный Андрей.

— Нет, моя комната и лаборатория помещаются на другой стороне нашей общей залы, — ответил Сагастос. — Каждый живущий в городе ученый имеет свое помещение, исключая учеников, которым полагается одна комната на троих.

— Следовательно, я нахожусь в городе ученых?

— Именно! За обедом я дам вам несколько подробных указаний относительно вашего помещения, — ответил Сагастос.

Он подошел к какому-то маленькому прикрепленному к стене аппарату, с клавиатурой, и нажал одну из клавишей.

Через несколько минут появился неуклюжий, но колоссального роста человек. Широкое, бледнооливковое лицо его носило какое-то животное выражение. Однако, несмотря на такую непривлекательную наружность, он оказался очень ловок, — проворно накрыл стол и, поставив тарелки, несколько флаконов, и блюда с хлебом и кушаньями, удалился.

— Это ваш слуга? — спросил Андрей.

— И да, и нет! Это — человек равнин. Он принадлежит к дикой расе людоедов, которые громадными поселениями живут на обширных болотах и в девственных лесах. Занимаются они звероловством и скотоводством, а к нам приходят продавать свои продукты, или искать работы. Они обладают необыкновенной физической силой, и очень ценятся, как работники, особенно в качестве каменщиков и носильщиков. Вообще, их нанимают на всякую черную работу. Люди эти отличаются верностью и честностью, а их женщины — незаменимые няньки для детей. Только с ними надо обращаться строго и наблюдать, чтобы не пробудились их аппетиты и они не переели друг друга; потому что высших рас они не смеют касаться.

Однако, у нас и у наших черных соседей такое угощение строго воспрещено и кого поймают, того немедленно казнят. Ну, а у себя дома, в их степях и лесах — дело иное; там у них свое правительство, которое снисходительно смотрит, если какой-нибудь молодчина отец семейства не устоит перед соблазном скушать свою супругу, престарелых родителей и даже кого-либо из детей, особенно когда потомство многочисленно. — фу! Какой ужас, — с отвращением заметил князь, садясь за стол и с любопытством разглядывая кушанья и посуду; осмотр этот поглотил все его внимание.

— Боже! Какое разнообразие овощей, и притом они так чудно приготовлены! Что за ароматичный соус! — восторгался князь, пробуя одно из блюд. — Право, просто не верится, что я нахожусь на другой планете!

— Но почему же нам не есть, раз Бог наделил нас желудками, а обжорство процветает на всех мирах, уверяю вас! — ответил смеясь Сагастос.

— Вот, вы сейчас упомянули про Бога. А верят в Него у вас? Есть у вас здесь святые, невидимые покровители, храмы? Ответьте мне, если только мой вопрос не покажется вам нескромным!

— Нисколько! Поклонение неисповедимой, творческой силе, создавшей вселенную, это — исконный закон, который царит всюду, где только живут мыслящие существа. Люди всегда преклоняются перед силами невидимыми, которых боятся и обоготворяют. Это — силы добра или зла, царящие там, куда людей бросает смерть; а вы сами понимаете, мой друг, что этот непоколебимый закон превращения и обновления действует всюду, где появляется жизнь. Но для живого смерть — ужасна! Он страшится, дрожит перед разрушением своей телесной оболочки и ищет силы и поддержки у божества. Из того, что я сказал, логически вытекает, что и у нас есть храмы, т. е. места, специально посвященные коллективной молитве.

— Благодарю вас, благородный Сагастос, за все, что вы сказали мне и Но, как это ни глупо, я, право, не ожидал найти религию на Марсе, так как ведь мы называем вашу планету "Марсом", и вы, конечно, не подозреваете, что наши астрономы окрестили ваш мир именем воинственного божества за его кроваво-красный цвет, которым он отличается от прочих планет нашей системы.

— О! Это решительно все равно. Надо же иметь какое-нибудь название, а имя Марс не хуже всякого другого. Кроме того, одно время мы были неустрашимыми воинами. Но я хотел рассказать вам о нашем городе ученых, который носит название "Дворца магии". Вы можете слушать меня, кушая этот розовый, поджаренный фрукт. На наш вкус, он прекрасен.

Сагастос положил гостю солидную порцию рекомендованного блюда, а затем, взяв и себе этого кушанья, продолжал:

— Вы находитесь в столице одной из высших, населяющих планету рас, и Дворец магии — высшая школа страны. Все молодые люди, окончившие первоначальную школу, т. е. прошедшие курс необходимых практических знаний и желающие изучать специальные науки, вступают в наши школы.

Это учреждение государственное, но вполне независимое от всякой правительственной поддержки. Дворец магии имеет собственные, весьма значительные владения, дохода с которых вполне хватает на содержание великолепной библиотеки, приобретение инструментов, необходимых для занятий пособий и материалов.

Управление этим имуществом вверено правительственному агенту, который ежегодно дает подробный отчет совету магов. Этот пост доверяется только кому-нибудь из высших чиновников, испытанной честности, и малейший проступок с его стороны влечет за собой разжалование.

— Какие же курсы здесь проходятся? Какие науки изучаются? — спросил жадно слушавший князь.

— Здесь существуют три отдельные школы. Первая, это — школа высших магов, где изучают тайные науки и астрономию. Профессора там принадлежат все к числу высших посвященных. Они дают обет целомудрия и никогда не покидают Дворца магии. Кто желает следовать по их стопам и вступить в тайное братство, тот должен навсегда отказаться от семейного счастья. Те же, кто ограничивается "посвящением" пятой или шестой степени, могут по окончании курса вернуться в свет и жениться. Они образуют корпорацию высших ученых, которые занимают места в провинции. Три месяца в году они должны все-таки посвящать науке и, с этою целью, проводят назначенное время но Дворце магии.

Во второй школе преподают искусство врачевания психической силой и целебными растениями, а также учат сношениям с миром невидимым. В той секции, из которой выходят маги второй степени, изучают также трансцендентальную химию, философию и законы искусств, в особенности музыки, представляющей одну из величайших и могущественных сил природы.

Наконец, в третьей школе воспитываются вызыватели мертвых, ясновидящие, медиумы и колдуны, т. е. те, которые учатся обращению и господству над темными, злыми силами.

Это ремесло самое выгодное, так как многие боятся злых влияний и щедро платят тому, кто умеет устранять их. Однако, последняя категория ученых подчинена строгому надзору, так как господство над злом чересчур соблазнительно, и потому опасно для других. Если кто-либо из них будет уличен в злоупотреблении своей силой, во вред ближним или даже животным, то немедленно подвергается смертной казни, или карается пожизненным заключением в стенах школы.

— Это чрезвычайно разумная мера.

— Да, она подсказана опытом. Приходится обуздывать даже знание, раз оно становится вредным. Несомненно, каждый колдун должен своей наукой добывать себе средства к жизни и имеет право брать за это плату, но он отлично знает, что может торговать только незначительными явлениями, и притом благотворными, если не желает лишиться свободы.

Все эти люди или женаты, или имеют родственников в городе. Каждую неделю они могут проводить один день у своих родных, но ни одна женщина не допускается во Дворец магии. У них есть свои собственные школы.

Однако, на сегодня довольно волнений и объяснений. Ложитесь спать, мой друг, отдохните, а завтра мы приступим к первому уроку.

Загрузка...