— Вставай! — раздался голос, от которого, казалось, взорвался мир.
Открыв глаза, Михаил резко сел, борясь с острым желанием закричать: он помнил боль, много боли…
— Что с тобой?
Над ним склонилась женщина. Смуглая кожа, карие глаза, черные волосы — все говорило о том, что перед ним ваарка. Если бы не шрам, уродующий левую щеку, она могла бы считаться красивой… Война не разбирала, на ком оставить свою печать.
Схватившись за свое лицо, Михаил облегченно вздохнул: корка грязи, — шрамы и щетина, ну почти борода, — вот и все, что он там нащупал. Это было удивительно, поскольку он точно помнил: его лицо до сего момента представляло собой одну сплошную рану…
— Проклятье! — пробормотал Михаил, нащупывая остатки уха. Как он и предполагал, тварь побрила его очень неаккуратно.
— Что случилось? — вновь спросила женщина. В руках она держала миску с каким-то зеленоватым бульоном, явно собираясь предложить его своему собеседнику.
— Брился и порезался, — буркнул Михаил. Немного подумав, он задал вопрос, который больше всего волновал его сейчас: — Где я?
— На корабле, плывущем в Эгор. — Ваарка усмехнулась и добавила: — В самую задницу Эфга.
— Эгор… Эгор… Чтоб меня, это же Яротта!
— Откуда ты, Корноухий? — Женщина удивленно приподняла брови. Для нее было странным, что кто-то в этом мире мог не знать о логове Ночного Ветра.
— Из Россы.
— Это где?
— Хм, далеко отсюда. — Михаил поморщился… Интересно, поверит ли она, если он скажет, что даже не знает, где именно находится его родина. Родина, по которой он уже начинает скучать: там смерть не вертелась вокруг него, как мотылек вокруг свечи…
— Ясно. — Ваарка, протянув ему миску, пояснила: — Завтрак. Тут раздавали, и я подумала, что тебе не помешает.
— Спасибо. — Михаил принюхался к жидкости, плескавшейся в тарелке… Чтобы долго не мучиться, он выпил ее залпом. Сразу вспомнился Прот с его милой, родной кашей.
Хетч, конечно, но, по крайней мере, брюхо набивает.
Женщина понимающе кивнула в ответ на болезненную гримасу Корноухого.
Справившись с яростными протестами желудка, Михаил огляделся…
В полутемный трюм свет проникал исключительно через щели в палубе. Трюм был полон сидящих, лежащих, стоящих пленников: лепурцев, ваарцев, дгоров, алькарцев. Негромкий говор, скрип досок, удары волн о борта корабля и грохот сапог по верхней палубе создавали своеобразную звуковую картину. А еще их окружала жуткая вонь немытых тел, страха и неуверенности в своем будущем, наконец, просто из отхожего места, что находился в углу, за куском прикрепленного к бортам холста.
— Саада, — прервал осмотр голос женщины.
— Мик, — представился в ответ Михаил. Судорожно вздохнув, он попытался устроиться поудобнее. Сделать это, сидя на голых досках в разорванной одежде, было крайне затруднительно. Наконец, приняв устойчивую позу, показавшуюся наименее болезненной, Михаил вновь взглянул на ваарку, которая к тому времени устроилась рядом с ним. Похоже, она была не прочь поболтать… Еще бы, в этом вонючем трюме просто нечем больше заняться!
— Как ты попал в плен? — задала Саада очередной вопрос.
— По глупости. Мы осматривали подходы к Орху и… вляпались. Короче, я оказался крайним.
— Давно ты на этой войне?
— Э-э-э… Не очень. А ты?
— Да года четыре уже. — Саада задумчиво кивнула. — С тех пор как яроттцы высадились в Хбоо, я завязала со своим ремеслом, потратила все свои сбережения на амуницию и вступила в пятый Спуурский отряд.
Говорить о войне не хотелось. Поэтому Михаил поспешил уцепиться за нейтральную, как ему показалось, тему:
— А чем ты занималась?
— Спала с мужиками за деньги, — спокойно ответила ваарка. Увидев, как удивленно приподнялись брови ее собеседника, она пожала плечами. — А что? Занятие прибыльное. Правда, и рискованное тоже… Видишь шрам? Один урод ножом полоснул: у него, видишь ли, не стоял, и он обвинил в этом меня.
— Нехорошо, конечно, — осторожно поддакнул женщине Михаил. — А что же ты завязала?
— Яроттцы сожгли мой дом в Хбоо. Мать и сестра были в нем: не успели выскочить… — Саада напряглась… Потом, тряхнув головой, попыталась улыбнуться. — А ты чем занимался?
— Был расклейщиком объявлений… — Как ни странно, вспоминалось это с трудом.
— В совете работал или храмовник?
— Э-э-э… Инженер… Ну, в общем, строить, там, конструировать… — замялся Михаил.
— Что-что? Дгор-переросток, что ли? — раздался новый голос. К парочке подсел гном. Больше всего он походил на заросший бородой бочонок.
— Сомневаюсь. — Михаил усмехнулся.
— Эти большие люди никогда ничего путного придумать не могли, — одобрительно кивнул дгор. — Ежели вот подгадить маленькому народу, это — пожалуйста. Войну вот придумали…
— Ты, Трут, не умничай, — перебила жалующегося гнома Саада. — Большие люди тоже разными бывают.
— Это верно, — покладисто сказал Трут. — Был у меня один приятель, из больших… Погиб в Дгор-Рьине…
Воцарилась тишина: каждый потерял кого-то близкого на этой войне. Пришло время воспоминаний…
У Михаила, несмотря на краткий срок его пребывания на Груэлле, тоже было кого помянуть… Турн, рыжеволосый здоровяк, для которого все в этом мире было просто и ясно. И где он сейчас? Трээда… Хотя нет, она жива. Жгоро ее дотащил. Уж в этом-то можно не сомневаться…
«Взяли наши Орх или нет? — мелькнула у Михаила мысль. Он усмехнулся. — Наши… Кто они, эти наши?»
Час проходил за часом, а ответа на этот вопрос все не было. Минул обед, заключавшийся в принятии внутрь зеленой мерзости. Подошло время ужина… Свет в трюме, и без того тусклый, грозил вскоре совсем исчезнуть. На корабль опускалась ночь.
— Лаврового листа не хватает, — задумчиво протянул Михаил, расправляясь с ужином.
— А по-моему, зелени как раз достаточно. — Дгор брезгливо поморщился.
— Ничего, тебе полезно поголодать, — с усмешкой сказала ему Саада. — Глядишь, и в люк без посторонней помощи пролезешь.
— Ты ничего не понимаешь в мужской красоте, глупая ваарка! — яростно прошипел Трут.
— Напротив!
Разговор как-то незаметно перешел на довольно скользкую тему.
— Расскажи мне о своем городе, Саада. — Михаил решил спасти положение.
— Зачем? — удивленно взглянула на него ваарка. — Город как город…
— У тебя что, есть предложения получше — как нам провести время?
— Ладно.
Женщина задумалась. Через мгновение она начала свой рассказ:
— Хбоо — это древний портовый город. Настолько древний, что в городском храме Ло последние сто лет постоянно что-нибудь чинили — красили, замазывали, перестраивали. Самое примечательное, совет никогда не успевал закончить починку до следующей беды… Впрочем, меня тогда мало волновал вопрос о возрасте нашего города. Моя семья жила в Водном Переходе — узкой улочке, ведущей от Торгового ряда, где располагались многочисленные лавки, до порта. Это была самая обычная улочка, на которой убийства, грабежи и пьяные драки случались каждые два дня, что роднило Водный Переход с тысячами других подобных мест… Помню порт. Мне нравилось смотреть на большие торговые корабли, с какой-то торжественностью покачивающиеся у причалов. Нравились и матросы, которые приплывали к нам, веселые, лихие парни. Мне они казались героями. Не удивительно, что первым мужиком, с которым я переспала, был простой матрос… Но это не важно… Как ни странно, в порту я отдыхала, хоть там всегда царил дикий шум. Я думала: вот она, настоящая жизнь, буйная, веселая, закручивающая тебя в вихре дел!
И я носилась среди грузов, складов, подъемников, как маленький слуга Эфга, постоянно путаясь у кого-нибудь под ногами и лишь хохоча в ответ на проклятия, сыпавшиеся на мою голову… Когда мне надоедал порт, я бежала на базар… Вот это был базар!..
— Чушь! — встрял в разговор гном. — Что может знать ваарец о базаре?! Вот у нас, в Дгор-Рьине, когда все мастера…
— Заткнись, Труг. — Ваарка нахмурилась. — Базар в Хбоо ничем не уступит вашему… Тысячи вещей из разных стран привозили к нам по суше и по воде: ткани, чудную одежду, фрукты, которых никогда не видели твои глаза, данные тебе Эфгом, невиданных зверей, украшения, тонкие, как морозный узор…
— Украшения! — Дгор фыркнул. — Посмотрела бы ты на наши украшения, небось сразу прикусила бы себе язычок. Хорошую драгоценность можем сделать только мы!..
— Уж больно ты щедр на похвалы себе, бочонок. — Саада усмехнулась.
— Что?.. Что ты сказала?.. Бочонок?! Я?! — взревел Туг, вскакивая.
— Она шутит. Бочонки выглядят иначе, — примирительно сказал ему Михаил.
— То-то же. — Дгор сел. Немного помолчав, он добавил: — Дылда!
— Базар — это было нечто, — проигнорировав последние слова Трута, продолжила Саада. — Постоять и поглазеть на все эти диковинки, вдохнуть неизвестные запахи, витавшие в воздухе, поторговаться с купцами за какую-нибудь безделушку… Впрочем, мне редко что удавалось купить. Семья-то у нас не очень по части денег. Так — что мать нашьет, сам понимаешь…
Михаил неуверенно кивнул… Нехватка денег в свое время сильно портила ему настроение. Но, как говорится, нет ничего абсолютного, все относительно. По сравнению с этой женщиной он жил весьма неплохо!
— Конечно, не всегда было шумно и весело. — Саада грустно улыбнулась. — Случались и тихие, мирные моменты.
Помню, в детстве я убегала на Решающую площадь, где находился храм городского Совета. Этот храм — большой, белый, с куполами, увенчанными сверкающими шпилями, с разноцветными окнами — своим видом всегда завораживал меня.
Знаешь, там был такой фонтан — мужчина и женщина держатся за руки, подняв их к небу, а из их пальцев бьет вода… Но главное, стекла в окнах храма бросали на фонтан разноцветные блики, и вода становилась то красной, то зеленой. Мне очень нравилось смотреть на нее, окунать в нее руки и думать… Думать о далеких городах, странах…
Потом, когда я немного подросла, мать взяла меня с собой в Спуур. Дорога мне запомнилась мало. Наверное, потому, что была самой обыкновенной дорогой. Мы проехали Южные ворота, и сразу потянулись бесконечные, однообразные холмы. Лишь кое-где это однообразие нарушали вспаханные участки земли, на которых копошились маленькие фигурки…
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это были дгоры? — воскликнул Труг.
— Нет. — Женщина досадливо поморщилась. — К полям с пшеницей вас бы никто не подпустил. То были ревьены: дети земли.
— Что значит — не подпустил бы? — возмутился гном. — Разве ты видела, как мы работаем на земле, чтобы говорить так?
— Всем известно, что вы лучше обращаетесь с железом и камнем.
— А чем мы, по-твоему, питаемся?!
— Бородами! — вскипела ваарка.
— Если бы у тебя хватило мозгов понять…
Под звуки этой нескончаемой перепалки Михаил и уснул. Выкрики Саады и Труга действовали на него успокаивающе…
Утро приветствовало его толчком волны в борт корабля. Корабль качнулся, заставив пленников пошевелиться.
Оторвав голову от плеча Михаила, Саада сонно улыбнулась:
— Жаль, что ты вчера уснул. Я дгору бороду выдрала.
— Глупые враки, женщина. — Трут с хрустом потянулся. — О моей бороде ты и не думала. Ты гадала, как бы половчее приклеиться к Корноухому.
— Зря ты меня не разбудила. — Михаил зевнул. — Мы для начала ощипали бы этот бочонок, а потом бы весело провели ночку.
— Впереди еще не одна ночь! — абсолютно серьезно сказала Саада.
Сглотнув, Михаил заставил себя улыбнуться. Женщина хихикнула. Потом, прижавшись к нему всем телом, поцеловала. Ее губы были теплые и нежные.
— По крайней мере, это как-то скрасит путешествие, — пробормотал Михаил. Конечно, устраивать шоу на виду у всех они не будут, но…
— Спать не одному, пожалуй, приятнее! — Кивнув, Саада отправилась за завтраком. Двое ее вчерашних собеседников последовали за ней.
Откушав зеленого хетча, вся троица вновь устроилась на своем насиженном месте, у борта. Дгор, чтобы никто не успел его опередить, поспешил начать разговор:
— Пора тебе, Мик, услышать про настоящий город. Толкую я тебе о Дгор-Рьине — о столице нашей дгорской страны. Так вот, тому, кто утверждает, что в Бриндгоре нет ничего, кроме снега, камня и колючего ветра, ты можешь смело плюнуть в глаза…
— Я утверждаю, — вмешался в разговор мужчина, сидевший неподалеку от Саады. Был он высок, поджар, светловолос — типичный лепурец. Ну а добродушное лицо его могло расположить к себе кого угодно, за исключением, пожалуй, яроттцев и Трута.
— Плюнь ему в лицо! — категорично потребовал обиженный Трут. Увидев, что Корноухий этого делать не собирается, он решил просто не обращать на наглеца внимания.
— Рьин — это место тысячи огней. Мы, маленький народ, с присущим нам мастерством украсили город драгоценными камнями, и Близнецы, перекатываясь по небу, зажигали на улицах тысячи радуг. Городской совет на площади Становления походил на яркую звезду, при виде которой ни одно дгорское сердце не могло остаться равнодушным…
— Ну да, к ветру, снегу и камням я забыл прибавить драгоценности, — кивнул незнакомец.
— Да кто ты такой? — Гном даже приподнялся со своего места.
— Шарет из второго Стегардского отряда, — представился мужчина. — Во время боев за Бриндгор я неплохо изучил эту страну.
— Бриндгор может знать только маленький народ! — отчеканил Трут. — Рьин расположен в Вилитской долине — в месте, которое поражает сочной зеленью деревьев и травы, запахом цветов, хрустально-чистыми водами горных рек… Сколько раз я сам, стоя на городской стене, любовался этим зрелищем!
— Ага! И где сейчас то, о чем ты так занимательно нам толковал? — Шарет усмехнулся.
— Поганые яроттцы уничтожили все… — Дгор сник. Но уже через секунду он выпрямился, глаза его загорелись. — Они поплатятся за это, клянусь!
— Шарет, — обратилась ваарка к новому знакомому, — ты говорил, что был приписан к Стегардскому гарнизону. Ну и как там?
— Держатся, — кивнул мужчина. — Наши перекрыли Черну. Река разлилась, так что теперь врагу приходится сражаться вплавь.
— А сами стегардцы? — удивленно спросил Михаил.
— Позиции наших войск располагались на возвышенности. Стегардский Холм — слышал о таком? Наши даже штанов не замочили. А вот сады и поля, что были в низине, погибли… Видели бы вы эти сады весной! Выезжаешь за стены города, чуть отдалился — и вокруг тебя все становится белым от цветов!..
— Значит, и вам яроттцы подгадили… — Трут вздохнул. — Вот я и говорю…
Но что он собирался сказать, трое его собеседников так и не узнали. Какая-то пленница, встав под люком, принялась звать капитана, ссылаясь при этом на очень важное дело. Минут через десять люк открылся, пленницу вытянули из трюма.
— Вот тварь… — начал было Шарет, но запнулся, наткнувшись на яростный взгляд Саады.
— Она просто пытается выжить! Только не понимает, что выбрала путь, проклятый Эфгом…
Михаил наконец смекнул — женщина хотела предложить кому-нибудь свое тело в обмен на свободу.
— Ты что — ее оправдываешь? — недоуменно спросил стегардец.
— Отчасти. — Саада почему-то посмотрела на Михаила. Тот задумчиво кивнул…
В конце концов, каждый сам волен выбирать свой путь к спасению! Может, пленнице повезет, и она получит свободу…
Но сбыться этому доброму пожеланию было не суждено.
— Ближе к вечеру люк вновь открылся — женщину сбросили вниз. Она, оставляя за собой пятна крови, отползла в дальний угол и там, свернувшись калачиком, затихла. Разразившись потоком отборной ругани, Саада направилась к ней.
— Дура, сама виновата! — пожал плечами Шарет.
Михаил ничего не сказал — в животе его что-то грозно заурчало, путая все мысли.
Через несколько часов, уже после ужина, ваарка вернулась. Молча устроилась у борта и демонстративно закрыла глаза. Михаил справедливо решил, что сейчас ее лучше не трогать…
На следующую ночь Саада сама легла рядом с ним. Чмокнула в щеку и, доверчиво обняв его за шею, заснула.
Он чувствовал ее теплое дыхание, щекотавшее ему ухо, ее упругое тело… Это было уже нечто светлое среди бесконечного хетча, которым кто-то непрестанно его обливал. После безуспешных попыток сотворить на своем лице полноценную улыбку Михаил уснул.
…Последующие дни плавания он запомнил слабо. Возможно, потому, что единственное, на что они годились, — это быть брошенными в нужник…
Но вот однажды бесконечная качка закончилась. В борт что-то ударилось — сильнее, чем обычно, раздался громкий скрежет, булькнула вода, приняв в себя якорь: все это могло означать только одно — корабль прибыл в порт своего назначения, иначе говоря, добрался до Эгора.
Мужчины и женщины, сидящие в трюме, притихли, напряженно прислушиваясь к шуму на верхней палубе. Можно было различить стук матросских сапог, резкие команды, скрип подъемников.
О пленниках, клалось, забыли.
— Что они медлят? — прошептала Саада, с тревогой взглянув вверх.
Прошло минут тридцать… У люка, ведущего в трюм, послышалась какая-то возня. Наконец корабельную тюрьму вскрыли, пропуская внутрь поток света.
— Подходить по одному! — раздалась команда. Заключенные послушно подходили и становились под открытый люк. Сверху спускалась веревка с большой петлей на конце, они садились в петлю, и та вытаскивала их наружу…
…Михаил вцепился в веревку обеими руками и вознесся на палубу… Первое, что он увидел там, — ряд лучников, которые, все как один, целились в него. Судя по их виду, любой пленник, выкинувший что-нибудь непредусмотренное их программой, был бы мгновенно пронзен стрелой.
Стараясь не делать резких движений, Михаил присоединился к своим товарищам по заключению, которые стояли у борта корабля.
Из трюма выудили следующего пленника. Лучники снова напряглись…
Позабыв о них на время, Михаил прищурился от яркого солнца и глубоко вдохнул свежий воздух — голова его тихо закружилась. Только сейчас он по-настоящему понял, в какой вони жил все эти дни. Свежий ветер, несший мельчайшие капельки воды, обдувал лицо. Солнце мгновенно высушивало эти капельки, но они появлялись вновь и вновь… Покачнувшись, Михаил широко раскрыл глаза и огляделся… Огромным овальным блюдом перед ним лежал Эгорский залив. Два скалистых полуострова, ранее виденные Михаилом на карте, охватывали его, как мощные челюсти. Выходом же в Арк служил узким проход, с палубы причалившего корабля казавшийся просто щелью в скалах.
Оборонять такой проход было проще простого. Неудивительно, что яроттцы чувствовали себя в Эгоре очень спокойно: команды многочисленных кораблей неторопливо перетаскивали на берег грузы, подробно обсуждая при этом, сколько денег они получат и где именно будут их пропивать. Войны для них как бы не существовало.
— Ублюдки, — процедил сквозь зубы Шарет, сжимая кулаки. Михаил на это только кивнул.
— На берег! — раздалась новая команда.
Пленники под непрестанным наблюдением лучников спустились на причал. Построились в ряд… Перед ними появился невысокий, плюгавенький тип, чем-то похожий на потомственного клерка. Брезгливо осмотрев стоящих перед ним изможденных лепурцев, ваарцев, алькарцев, дгоров, он визгливо прокричал: Прочь.
Сначала Михаил подумал, что их и впрямь всех отпускают, но на зов коротышки откликнулся мужчина в черной форме, который расположился на палубе, удобно опершись о борт корабля:
— Слушаю.
— Прочь, разве я заказывал тебе ЭТО?! — Коротышка широким жестом обвел пленников.
— Каких дали, таких и доставил, — огрызнулся человек в форме.
— Да они у меня подохнут через пару дней!
— Это твои заботы. Я свое дело сделал. — Прочь, давая понять, что разговор окончен, принялся с интересом осматривать порт.
— Ладно. — «Клерк» поморщился. Повернулся к заключенным: — Слушайте меня внимательно. Вы! Все! Меня зовут Недр, и отныне вы принадлежите мне!
Сделав это заявление, коротышка кивнул стоявшему рядом с ним воину. Тот, подойдя к одному из пленников, одним ударом меча снес тому голову. Соседи убитого мгновенно оказались с ног до головы залиты кровью…
Чедр тонко, как ему самому казалось, улыбнулся:
— Это чтобы показать вам, как вы ценны для Эгора… Теперь ты! — «Клерк» ткнул пальцем в Михаила. — Два шага вперед!
— Проклятье! — одними губами прошептала Саада.
— Михаил понял, что эти два шага ему сделать будет неимоверно трудно… Взглянув на одинокое маленькое облачко, плывущее по небу, он шагнул вперед.
— Забирайте! — крикнул Чедр подошедшей группе солдат. Они тут же окружили Михаила. Грубый толчок в спину — и вот он уже снова отправляется в неизвестность… Шеренга пленных скрылась за многочисленными ящиками, тюками, бочками. Что с ними будет, оставалось только гадать.