Через минуту, в комнату вошли несколько бойцов, неся два стула в руках, которые они поставили возле стены.
Следом, в комнату зашли Палыч и Аркадий.
— С этим что? — кивнул Аркадий на пленника. — В другую комнату его?
— Можно… Но, пусть побудет здесь. Посмотрим, как эти ребятки на него отреагируют.
— Хочешь устроить очную ставку?
— Типа того, — усмехнулся Палыч и, подойдя к дверному проёму, скомандовал:
— Заводите.
В комнату ввели двоих. Павлик сразу же понял, что это те незнакомцы, про которых докладывал Антон. Один — взрослый мужик, второй — явно молодой парень.
Явно, потому что лиц их Павлик не видел. На головы вошедших были надеты ладные черные мешочки, а руки пленники держали за спиной. Парень понял, что у них на запястьях такие же наручники, которые были у него на руках на площади Ленина.
Глядя на головные мешки, парень только порадовлся, что такой мешок не надели на голову ему, Павлику, во время пути по тёмным тоннелям, с водой на полу.
Между тем, пленников усадили на стулья.
— Проверьте ботинки, — скомандовал Палыч.
Один из бойцов сразу опустился на колени и стал снимать ботинки и у пленников. У мальчишки в одном ботинке обнаружился небольшой изогнутый нож, похожий на расплющенный, изогнутый коготь. У взрослого же из каждого ботинка извлекли по узкому черному лезвию. Эти находки боец передал Палычу, а сам пристегнул одну ногу взрослого пленника к ножке табуретки наручниками.
Пока они этим занимались, Степан отодвинул от стены на середину комнаты один из столов и разложил на нём кучку вещей. Насколько мог видеть со своего места Павлик, парень положил на стол: два автомата, пистолет, несколько вытянутых фонариков и какой-то мудрёный бинокль, который являл собой не два окуляра, а одну целую прямоугольную коробку. То, что это бинокль, Павлик понял по торчащим из него двум глазным окуляром с резиновыми насадками. Также на столе оказались три связки ключей.
Оглядев эти вещи, Палыч многозначительно кивнул Аркадию, и скомандовал:
— Снимите.
С голос пленников сняли мешки. Взрослый оказался немолодым, уже начинающим стареть мужиком с небольшой копной волос и с короткой бородой. Выражение лица простовато-глуповатое. Парень, глядя на него удивился, как такой лоховатый тип отважился идти на вылазку в опасный мёртвый город. Второй пленник, молодой, тоже не впечатлял. На вид он года на два младше Павлика. Белобрысый тип с губастой и откровенно хитрой рожей, похожей на крысиную.
Палыч приказал выйти из комнаты бойцам и велел остаться только Степану, который остался стоять возле дверей. Сам Палыч присел рядом со столом, напротив взрослого пленника. Аркадий же, уселся на табурет рядом.
— Как тебя зовут? — спросил Палыч мужчину.
— Захар.
— Это имя или кличка?
— Кличка.
— Ясно, — кивнул командир. — Мы тут люди простые. Фамилия и имя с отчеством твои — нам без надобности, так что, пока ограничимся кличкой.
— Его как зовут? — он кивнул на мальчишку.
— Ныра.
— Хорошая кличка, — усмехнулся Палыч. — Твой сын?
— Нет. Помощник. Но он, мне как сын.
В этот момент Павлик смотрел на мальчишку и увидел, что при этих словах губастый зарделся. Видно было, что его сейчас назвали «почти сыном», ему сильно понравилось.
— Ну, ладно, Захар, — вздохнул Палыч. — Рассказывай.
— Что именно?
— Ты сам, наверное, догадаешься, что нас интересует.
— Послушайте, — быстро забормотал мужик. — Мы люди мирные. Вас не знаем и первый раз видим. Зла мы вам не хотели. Зачем мы вам? Зачем вырубать нас было?
— Ну, как зачем? — изобразил сильное удивление командир. — У вас же вон, пушки.
— Да это от собак, — поморщился пленник. — В людей бы мы никогда стрелять не стали.
— Ну, а кто же знал, что вы, это вы? — ласково сказал Палыч. — Мы же не знали, что вы такие мирные и добрые. Люди ведь разные бывают. Кто угодно мог на вашем месте оказаться. Так ведь? Начали бы шмалять… А кому это надо?
— Тоже верно, — пробормотал пленник.
— Вот! И рассказали бы, куда вы и зачем тут?
Мужик начал рассказывать, что он раньше жил здесь, в Волгограде. После кризиса — эвакуировался из города и сейчас жил на Дону, в городе Ростове. Сейчас у него двое, уже взрослых, детей и четверо внуков. По его словам, у него давно уже сердце стремилось на старое место, и он решил рискнуть, пробраться в свой дом и собрать старые, фамильные фотографии и вынести назад как можно больше дорогих сердцу вещей, дабы оставить их в наследство потомкам.
При этих словах Палыч всплеснул руками и изобразил выражение на лице, словно вот-вот заплачет:
— Не продолжай, — сказал он издевательски-плачущим голосом. — Слушать не могу — слёзы душат. Ещё немного и разревусь…
— Ну, и зачем вы глумитесь? — с укоризной сказал ему мужик и сделал обиженное лицо. — Вон ключи от моей квартиры. Можете легко всё проверить.
— А вот это, что за ключи? — показал Палыч на другую связку.
— Это Ныра нашел по дороге сюда, — кивнул бородач на парня. — Решили взять с собой, на удачу.
Палыч глубоко вздохнул и выдохнул.
— Ладно, — сказал он. — А теперь, дорогой Захар, послушай меня. Но, сперва, скажи мне: когда всё это началось, ты был в городе?
— Был.
— И помнишь, что тут творилось?
— Такое не забудешь.
— Вот! А знаешь, кто мы такие?
— Понятия не имею.
— А мы, дорогой Захар, партизаны. Вот, с Аркадием, — он кивнул на сидящего неподалёку товарища, — первыми тут начали воевать с китайцами и прочей… сволочью. И кроме участия в боях, пришлось мне проводить допросы местных мародёров и прочей мрази, такой как ты.
Пленник хотел что-то сказать, но Палыч поднял палец и тот промолчал.
— И все они рассказывали, примерно то же, что и ты сейчас нам скормил. Про то, как они идут к себе домой, дабы забрать свои семейные альбомы и прочие бесценные фотографии бабушки. Некоторые до того договаривались, что они просто идут, дабы бросить последний взгляд на своё уютное семейное гнёздышко, а разные ключи в кармане, это так, нашли на дороге… У меня от этих историй просто сердце кровью обливалось, так я им сочувствовал, и так мне их жалко было.
Командир посмотрел на пленника укоризненным взглядом.
— Вот, — продолжил Палыч. — Этим я и занимался. Допрашивал и выбивал данные. И так получилось, что когда мы ушли из города, мне пришлось и дальше этим заниматься. Сейчас я уже не у дел, но последний раз «добывал информацию» два года назад. Сам можешь посчитать, сколько лет я этим занимаюсь. И за все эти годы мне ни разу не попадался персонаж, который бы не сообщил мне то, что я хотел от него узнать. Ни разу! Я, конечно, слышал про таких, которых хоть на куски режь, они молчат; но мне такие не попадались.
И это я тебе, дорогой Захар, говорю со всем уважением. Да ты и сам, наверное, понимаешь, что я тебя не запугиваю и, не дай боже, не угрожаю. Я просто даю тебе расклад, объясняю, что ты мне сейчас всё расскажешь. Потому что я знаю, как добывать информацию. Если ты даже, вдруг, окажешься тем самым крепким орешком, что мне не по зубам, мне всё расскажет твой мальчик. Он, возможно, знает маловато, но, я уверен, что мне хватит.
Так что, дорогой Захар, если ты и дальше будешь дурковать, то для тебя это закончится тем, что мы уйдём, а ты останешься в этой комнате. Живой, но не совсем здоровый. И я даже фонарик оставлю, чтобы тебе страшно не было. И когда ты тут будешь подыхать от ран, голода и жажды, то последнее, что ты увидишь в своей жизни — это будет лежащая рядом с тобой отрезанная голова твоего помощника, который тебе как сын. И, я уверен, что, глядя на неё, ты не раз пожалеешь, что принял нас за каких-то лохов залётных.
При словах об отрезанной голове Павлика передёрнуло. Хотя Палыч и говорил нарочито доброжелательным голосом, парень как-то сразу ему поверил.
Вспомнился Профессор. Старый чудак, на букву «м». Знал ли этот великомудрый дурень, что тут, в городе, творится? Сидели они там, с Димочкой, обжимались, да водили пальчиками по картам и угукали довольно, а сами знать не знали, что тут с одной стороны дикари-убийцы бегают. А с другой стороны, бродят вот такие Палычи, для которых отрезать человеку голову, всё равно, что высморкаться.
Между тем командир вопросительно смотрел на пленника и тот сказал:
— Ваша взяла. Но сказу скажу, за лохов я вас и не держал. Уже по тому, как вы ловко вырубили нас, я понял, что вы далеко не лохи.
— Тогда зачем дурака валял, сказочки рассказывал? — скучным голосом спросил командир.
— Дело в том, что да, я ходок. Причём, ходки начал делать с самых первых дней. Не буду оправдываться, но так получилось. Сами помните, что тогда тут творилось. Один я остался, не знал, что делать и… так карта легла. Может быть, встреть я вас тогда, то может в партизаны вступил бы. Не исключаю.
— Всё могло быть, — задумчиво ответил Палыч. — А скажи мне, тут ещё в городе, другие ходоки, работают?
— Да. Регулярно ходят сюда. Есть молодые, есть старые, но из тех, первых ходоков, я один такой остался.
— Круто, — сказал Палыч. — Так ты, получается, этот, как его… Последний из могикан!
— Пожалуй. Я ведь, два года назад, завязал. Были уже накопления. Не шиковал, но без нужды мог жизнь закончить. Но предложили мне большой куш и я согласился. Хотя, не скрою, были у меня предчувствия. Хотел отказаться, но решил рискнуть — в последний раз.
— И на старуху бывает проруха.
— Верно. И я ещё хотел бы сказать: видишь, вот эти ключи?
— Эти?
— Нет, вон те.
— Эти? — командир приподнял со стола связку всего из двух ключей.
— Да.
— Эти ключи у меня с тех самых пор. Что-то вроде талисмана. Они от квартиры моей тётки. У неё полно моих фотографий и даже на стене мои фото висят, так что эта квартира вполне за мою хату проканала бы.
— Квартира для «легендирования»?
— Да. За все годы, что я ходил сюда, в разных переделках побывал, но ни разу мне эти ключи и моя слезливая легенда не понадобилась. А вот тут, сам не знаю, зачем я её вам скормил? Не вас за лохов принял, а сам лоханулся.
— Это тоже бывает.
— И ещё хочу сказать, что многие партизаны ходоков на одну доску с мародёрами ставят. Но это не так! Мародёры свою пасть на чужое раскрывают, а ходоки берут то, что им заказано и выдано владельцами. Да, я знаю, что среди нашего брата было много мразей, которые, увидев большой куш, кидали нанимателя и себе всё забирали. Но, поверь, я не такой. Поэтому я столько лет и работал, что мне доверяли! Я сроду чужого не присвоил! Если я и обшаривал трупы, было дело, то только в поисках еды, чтобы не сдохнуть. А так — чужого никогда не брал! У меня репутация. И только из-за неё мне это дело поручили.
— А вот об этом деле, давай немного подробнее.
— Дело простое. Мы сейчас идём в квартиру, в которой тайник, где лежит ценная вещь. Надо забрать её, вынести из города и переправить через границу Ничейной зоны.
— Что за вещь?
— Меч.
— Меч?
— Меч Сталинграда.
Палыч переглянулся с Аркадием и тот впервые подал голос:
— Это, который англичане во время войны Сталину подарили?
— Он самый, — кивнул пленник. — Я понятия не имею, кто его из музея вынес и спрятал, и почему за столько лет его не забрали из тайника. Мне не за это платят. Мне платят, чтобы я нашел его и принёс нанимателю.
— Интересно, — задумчиво пробормотал командир и повернулся к Аркадию. — Знаешь, а ведь Зайцев мне с Беловым про этот меч рассказывал. И много раз.
— Что именно?
— За несколько дней до выхода из города, он чистил бандитские заначки в Центральном районе, рядом с Панорамой. И когда они там мимо проходили, то он вспомнил про этот меч и решил заглянуть в музей, который под Панорамой. Разумеется, меча там не оказалось, а музей давно разграблен и разгромлен был. Так Зайцев каждый раз, вспоминая про это, возмущался вандалами.
— Возмутишься тут, — хмыкнул Аркадий.
— Да, но вот! Меч нашли! Если Зайцев окажется чист, то будет ему компенсация, так сказать, за моральный ущерб.
Командир усмехнулся, а Аркадий наоборот, поморщился и сказал:
— Ты так не шути. Учитывая наши потери, этот меч не такая уж большая компенсация.
— Не забывай, — быстро ответил Палыч. — Мы ведь только-только пришли и только начинаем осматривается. Кто знает, что дальше найдём? Для начала и этот легендарный меч — неплохо.
Он посмотрел на стол:
— Значит, вторые ключи, это от хаты, где меч лежит?
— Да.
— А третьи ключи от чего?
— Это побочное задание. На случай, если вдруг с мечом не выгорит или всё хорошо пойдёт и будет время туда заглянуть.
— Что там?
— Вас это вряд ли заинтересует.
Палыч засмеялся:
— Напротив! Мне часто говорили, что «вам это не надо» и «там сущая мелочь лежит». А мы потом в этих хатах настоящие «пещеры Алладина» находили. Приходилось грузовую машину подгонять, чтобы все ценности вывезти.
— Там, и правда, ничего нет. В сейфе лежат бумаги с какими-то акциями западных компаний. Две тонкие папки голубого цвета. Хозяин сказал, что если я найду в сейфе или квартире какие ценности, то он разрешил мне их забрать, как премию, помимо основной оплаты.
— Ладно, с этим разберёмся. А пока давай вернёмся к мечу. Где он конкретно?
— Здесь. Совсем рядом. Улица Циолковского. Перекрёсток с улицей Академической. Длинная пятиэтажка напротив Горхоза.
— Горхоз, — выдохнул Палыч, и на лице его почему-то отразилось удовольствие. — Ты не представляешь, Захар, как мне приятно встретить старого волгоградца, который знает эти старые названия.
Палыч повернулся к белобрысому Степану:
— Там архитектурный институт был. В советские времена его называли «Горхоз».
Командир посмотрел на пленника:
— Как его в последние дни называли?
— Понятия не имею. Я его всегда Горхоз называл.
— А в этом доме, напротив Горхоза, — прищурился Палыч. — В советские времена, какой известный магазин был?
— Спорттовары, — без раздумий ответил Захар.
— Верно! Я в молодости часто туда ездил, хотя жил на Красном.
Он опять посмотрел на Степана и пояснил:
— Красный, это Краснооктябрьский район.
— Я понял, — кивнул тот.
— Да… — задумчиво протянул командир. — Знали бы вы, ребятки, сколько у меня с этим магазином связано воспоминаний. И разве думал я тогда, что много лет спустя, в том доме окажется тайник с ценностями.
— Вообще-то, — сказал Захар. — Там длинный дом, но он из двух номеров. Дом, где были Спортовары, это девятнадцатый дом. Там в середине дома — двойная арка и по другую её сторону — двадцать первый дом. Вот в нём, в квартире на первом этаже, тайник в полу. Там и должен лежать меч.
— Понятно. А вторая твоя цель, где находится?
— Это уже в другом месте. В Советском районе, в окрестностях Нефтяного техникума.
— Нефтяной техникум, — с наслаждением улыбнулся Палыч. — Люблю эти старые названия. В этом заведении один мой родственник учился. Он сказал, что после распада Советского Союза, еще в начале девяностых, там все нефтяные факультеты похерили. Оставили только газовые, но это колледж и район рядом долго ещё называли: «Нефтяной техникум». А сам он, до последнего времени, вроде назывался: Колледж Газа и Нефти.
— Я не в курсе тамошних факультетов, — сказал Захар.
— Где там нужная хата?
— Недалеко. В сторону частного сектора. От Второй Продольной меньше пяти минут идти. Советская девятиэтажка. На восьмом этаже квартира.
Обернувшись к Степану, Палыч спросил:
— Понял, где это?
— Да. Туда, от Магистрали, в сторону, противоположную от Волги. Там частный сектор.
— Дом как раз на границе с частным сектором, — добавил пленник.
— Ясно, — сказал Палыч. — Это мы позже обсудим. А вот скажи мне, Захар. За эти годы, сколько ты сюда ходок сделал?
— Если честно, то перестал считать после тридцатой. А так, больше полусотни, но точно меньше сотни.
— Значит ты в курсе, кто тут живёт и чем дышит?
— Вообще-то да. Что знаю, расскажу. Но, сразу предупрежу, я здесь два года не был. Расклады могли поменяться, так что если что-то из моих данных не подтвердится, не думайте, что я вам намеренно соврал.
— Я так понимаю, ты весь город вдоль и поперёк исходил?
— Нет, конечно! В основном я в центре работаю. В Центральном, Дзержинском и Ворошиловском районах. В Советский, раз десять захаживал. В заканалье, в Красноармейске, всего один раз был. На Красном четыре раза. А на Тракторном, и дальше к северу, вообще не был.
— А в Кировском районе?
— Там, считай, ни разу. Только на Горной поляне был один заказ. Территориально она к Советскому району относилась, но это, считай, уже Кировский район.
— Понятно. Ну и вкратце расскажи, кто в нашем городе сейчас обитает?
Пленник пожал плечами и сказал:
— Местных жителей тут давно нет. В первый год ещё многие оставались, проедали запасы, что в городе были, но уже год спустя почти все вымерли. Сейчас тут либо ходоки-одиночки, как я, хотя бывают и группы по три-четыре человека. Сегодня тут, в основном, «стахановцы» работают, вахтами.
— Это кто такие?
— Большие банды мародёров. Грабят квартиры, ищут заначки. Собственно «пылесосят» квартиры, собирая всё более-менее ценное.
— А почему «стахановцы»?
— Большой объём работ делают. У них там настоящий конвейер из микро-бригад. Вот, допустим, заходят они в многоквартирный дом, в подъезд. Сперва идут взломщики, которые входные двери в квартиры открывают. Потом безопасники, которые обследуют, нет ли там каких сюрпризов — ловушек или растяжек. Потом оценщики, которые прикидывают, в каком состоянии квартира. Далее специалисты по определённым видам, например, по ценной посуде или есть ребята, которые микросхемы из электроники извлекают. Потом заходят «искатели», ребята с приборами, которые на металл и на золото реагируют. Они находят тайники и сейфы в стенах. А те, в свою очередь, вскрываются «медвежатниками». И вот таким макаром они и работают.
— Объёмы у них, наверное, большие?
— Ещё бы! Они вывозят это дело фурами. Специальные конвои приходят и вывозят.
— И как награбленное через границу провозят?
— У них «крыша» серьёзная. Там всё схвачено. И пограничники, и патрули, и у самих «стахановцев» есть график спутников, чтобы ни они на улицах, ни их машины спутникам не попались. Да и если попадутся, не беда. В пограничных и военных органах у них всё схвачено.
— И сколько таких гадов тут ползает?
— Всех я не знаю. Когда я активно работал, годы назад, одновременно бригады четыре работало в городе.
— Ясно. А вот расскажи мне про людей, которые севернее моста, в окрестностях Мамаева Кургана обитают?
Смотрящий на Захара Павлик заметил, что секунду на лице у того мелькнуло что-то вроде досады. Палыч тоже явно заметил это, поскольку он прищурился и как-то хищно оскалился.
— Понимаете, какое дело, — осторожно сказал пленник. — Живут там ребятишки, но кто они на самом деле, я точно не знаю. И вообще, не знаю людей, кто бы знал всё о них. Моё мнение, что эту банду организовали западники. Либо армия, либо спецслужбы.
— С чего ты это взял?
— А логично же. Собрали банду из отморозков, дабы через них окрестности контролировать, чтобы не было тут жизни. Когда вот это всё началось, то тут ведь куча народу осталась. Многие быстро вымерли, а кое-кто неплохо закрепился. Небольшие общины остались и стали вести, так сказать, натуральное хозяйство. Но через год от них и следа не осталось. Я не знаю точно, но подозреваю, что им помогли ласты склеить.
Кроме того, не так давно, были «стахановцы», которыми руководил Миша Молдованин. Скользкий тип, опытный, но жадный сильно. Он в Дзержинском районе работал. Когда он полез в район «Семь Ветров», а вы знаете, что это настоящий Клондайк — огромный массив из многоэтажек, там работать, не переработать. Но помните ведь, что восточная часть этого района к самому Мамаеву кургану выходит?
Мишу предупреждали — не лезь туда, но он же самый умный. Четыре года назад это было. Как он на связь перестал выходить, то у меня контракт был, метнуться к нему, узнать, что там с ним?
— И что с ним?
— Кто-то их вырезал. На месте лагеря я там много крови увидел, стрелянные гильзы были, но ни одного трупа не нашёл. Унесли. Но кто это — фиг его знает. Но я почти не сомневаюсь, что это ребята с Мамаева кургана поработали.
— Ты их видел?
— Видел. Издалека, конечно. Негры там, настоящие. Говорят, что и русские среди них есть, загоревшие очень. У всех на мордах и телах какие-то полосы. Натуральные папуасы.
Павлика опять передёрнуло. Этот мужик, и правда, видел дикарей.
— Ну и ещё, все, кто с городом связан, уверены, что это именно они разрушили памятник Родина-мать. Возможно по указке западных хозяев. Взорвали, а потом из пушки или ещё как, добили. Все тут даже не сомневаются, что это их работа. Вот такие вот факты. Ещё кое-что про них знаю, но это уже из разряда болтовни, которую не проверишь.
— Расскажи вкратце, — попросил Палыч.
— Говорят, что они только в окрестностях Мамаева кургана лютуют. А городе людей и не трогают. Я знал нескольких ходоков, которые рассказывали, что пересекались с этими неграми в других районах. Наткнулись случайно, просто поболтали и мирно разошлись. Не знаю, может правда, а может и насвистели. Также болтают, что они там, в Зале памяти, какие-то ритуалы бесовские проводят. Там же факел большой, вот якобы до сих пор там огонь горит. Хотя, это бред, конечно, откуда у них столько газа? Хотя… Может они и дровами зажигают на время. Но это, опять же, неподтверждённая инфа.
— Понятно, — кивнул Палыч. — А расскажи мне, Захар, про университет.
— Про который?
— Который ВолГУ.
— Что именно вас интересует?
— Кто там, что там?
— Я был там пять лет назад, когда на Горную поляну ходил. Там ведь наверху, на холме — Кардиоцентр и Перинатальный центр. А Университет пониже. Я туда заглянул во все эти здания — всё заброшено. Видно, что там изредка, возможно, кто-то жил давно, следы от костров на полу, часть зданий горелые. Но всё заброшено.
— А в общежитие их заходил?
— Нет. Оно же отдельно там. Университет на холме, а общага внизу, у самой Второй Продольной. Я в бинокль посмотрел, но ощущение, что там никого.
— Ясно.
Палыч посмотрел на Аркадия.
— Ну, что же, будем решать наши дела по очереди. Сперва с мечом этим вопрос решим.
— Пошлём парней?
— Зачем? Сами двинем. Так сказать, перебазируемся. Не стоит нам, в этой норе, дальше сидеть. Если какой шухер, блокируют нас тут на хрен, как крыс!
— Мы тут перекусить хотели? — напомнил его товарищ.
— Хотели, — согласился командир. — Но это и там, в доме с тайником, можно сделать.
Он перевёл взгляд на Захара.
— Про меч ещё ничего добавить не хочешь? Это я к тому, что если там сюрпризы какие-то будут или меча на месте не окажется, то мы очень расстроимся. И ты расстроишься больше всех.
— Я рассказал как есть, — спокойно ответил пленник. — Смысл мне, в моём положении, мозги вам парить? Но я знаю только то, что заказчик сказал. На месте ли меч, он и сам, конечно, не знает. Но вот ключи, которые он мне дал, вы легко проверите, что они от нужной квартиры. Я покажу, где тайник и если даже меча там нет, то будет видно, что в полу тайник есть.
— Ладно, — сказал Палыч, поднимаясь с табурета.
Неожиданно он повернулся и посмотрел на Павлика. Сделав несколько шагов, он включил фонарик и направил его на лицо парня.
— Захар, — услышал зажмурившийся от яркого света пленник. — Знаешь его?
— Первый раз вижу.
— А ты вглядись. Хорошенько вглядись.
— У меня память на лица хорошая. Никогда его не видел.
— А в пойме ты был?
— В волжской пойме?
— Да.
— Нет, не был. Что мне там делать?
— Ну, слухи-то какие-то про живущих там, ты слышал?
— Да слухов разных миллионы. Смысл к ним прислушиваться? Там половина из них — лютый бред.
— Ну, а про пойму, что болтают?
— Да ничего. Одни говорят, что там кто-то выжил. Другие, что смыло всех, когда ГЭС подорвали. Но это уже после было, как отсюда партизаны ушли.
— А у тебя какие сведения про пойму?
— Никаких. Там у меня заказов ни разу не было. Все только в городе.
— Ясно.
Яркий свет фонаря показ. Павлик открыл глаза. Когда зрение вернулось к нему, он увидел, что Палыча и Аркадия уже нет в комнату. Через несколько секунд зашел молодой боец, про которого Павлик знал, что того зовут Юрец.
Положив себе на колени автомат, он присел на табурет, на котором прежде сидел Палыч. В комнате воцарилось молчание. Почему-то, пленники внимательно разглядывали Павлика.