Мстительные духи

Лапа стукнула его по плечу. Он пытался кричать, но ее ладони сжали его лицо, она прижала его голову к стволу дерева. Краем глаза он видел, как ее рот открылся, блестящие черные клыки подрагивали за ее губами. Гуан поднял левую руку, чтобы остановить ее, и она погрузила клыки в его руку.

Боль была такой сильной, что он не мог даже кричать. Ему конец. Он не мог двигаться под ней, а ее яд убивал. Он не справился, и Тян с Харуто пострадают из-за этого.

Йорогумо подвинулась, вытащила клыки из его плоти и отступила. Гуан застонал, вставая на ноги, ощущая все уставшее старое тело. Он стоял, шатаясь, агония парализовала его руку. Он сдвинул рукав плаща, черные вены тянулись от двух ран к его ладони.

Онрё захихикала.

— Кричи, мушка. Кричи и кричи, пока не умрешь!

* * *

Четвертое плато было самым маленьким. На вершине лестницы был выступ в скале. Деревянная хижина стояла в дальнем конце между обрывом с одной стороны и скалой с другой. Большие двойные двери были приоткрыты, пещера за ними вела в скалу. Снег тут лежал почти по колено, и следы вели от лестницы к двери, рядом была сажа, серая из-за слоя свежего снега. Тэнгу и Изуми уже были внутри. Харуто нужно было поспешить.

Кира укуталась в плащ сильнее, обошла Харуто, устремилась к двери. Тут дул ветер, снег слетал с вершины скалы в сотне футов выше, бил их по лицам. Они пошли по следам Вестника Костей к пещере. Кира шагала поверх снега, Харуто брел сквозь сугробы. Двери были вырезаны — история в картинках о Вековом Клинке и героях, победивших короля драконов. Может, там было послание, подсказка, как совершить невозможный подвиг, но у них не было времени изучать рисунки, и Харуто не мог на них сосредоточиться, когда враги были так близко. Кира прошла в брешь между дверями, и Харуто последовал.

После воющего ветра и снегопада снаружи в пещере было почти уютно. Камень вокруг приглушал ветер, приятное тепло ощущалось как воздух на кухне, нагретый печью. Пещера была огромной, в пять раз выше Харуто, шириной в шесть телег. На стенах висели железные лампы, озаряющие пространство. Харуто ощущал в воздухе запах крови, видел на полу вдали темные силуэты. Монахи, защищавшие темницу. Кира взглянула на него, и он пожал плечами.

— Не отходи, — прошептал он.

Они шли бок о бок, напряженные и готовые. Харуто держал катану одной рукой. Шики ехала на его плече, щебетала ему постоянно. Она всегда докучала ему, когда боялась, и она была в ужасе. Он не отвечал ей, но тайно был благодарен маленькому духу за болтовню. Это придавало ему смелости.

Первое тело, на которое они наткнулись, было с пятнами сажи на лице. Глаза были огромными, шея — разорвана его же руками. Это была грязная работа Изуми. Она задушила мужчину дымом, как сама задохнулась века назад. Это было в природе онрё и всех ёкаев — они всегда передавали свою боль другим. Харуто взглянул на Киру.

Харуто услышал дыхание в воздухе, низкое и медленное, громкое, будто от великана. Кира тоже услышала это и потянула Харуто за рукав.

— Они уже это сделали? — прошептала она. — Орочи свободен?

Харуто задумался. Когда онрё освободили Секирю, дракон вырвался из Небесной Лощины, разгромив камни и тех, кто стоял на пути. Свобода Орочи точно принесла бы еще больше разрушений. Харуто пожал плечами.

— Можно узнать только одним образом, — они пошли глубже в пещеру.

Пещера вскоре стала ещё просторнее, тянулась во тьму. Пол, стены и потолок были вырезаны из скалы. Колонны с факелами тянулись от пола до потолка, и весь зал был увешан длинными красными знаменами, висящими от потолка почти до пола. Трупы монахов валялись всюду. Это было нужное место. Многие монахи выглядели так, словно они разрубили друг друга на куски, другие были разорваны или лежали в пятнах темной сажи, и запах крови пропитал воздух. Слева в дальнем конце пещеры, в бреши между висящими знаменами, был огромный круглый рельеф с языком, который Харуто не узнавал. Большая статуя дракона стояла по бокам рельефа, а ниже сидел мужчина в пернатом плаще и с тэнгай на голове. Харуто все-таки встретил Вестника Костей.

— Ты вовремя явился, — сказал Вестник Костей. Он не двигался, но под бамбуковым ведром на голове явно смотрел на него.

Харуто огляделся, искал Изуми, но ее не было ни следа. Но она могла быть где угодно, прятаться за висящими знаменами. Он постучал Киру по плечу и указал направо от Вестника Костей. Она кивнула и скользнула за красную ткань. Харуто кивнул Шики. Маленький дух пожала плечами. Он кивнул ей и поднял катану. Она прыгнула в меч, клинок стал алым.

— Должен тебе похлопать, сестренка, — продолжил Вестник Костей, повернув тэнгай. Кира застыла посреди шага, словно прикованная к месту, смотрела на тэнгу. — Ты сдержала свою часть уговора и доставила оммедзи, как и обежала.

— Что? — сказала Кира. — Я… я не… — она покачала головой и посмотрела на Харуто. — Нет. Это была не я. Это ложь… — Харуто обошел знамя с золотой вышивкой, взглянул на Киру, а потом на тэнгу.

Вестник Костей подвинулся и встал, высокий и широкий, как медведь. Его плащ был мириадами черных перьев, которые путали взгляд. Его ладони были тонкими и морщинистыми, каждый палец заканчивался темным когтем. И под тэнгаем глаза кружились красками, Харуто не все мог даже назвать. Глядя в те глаза, Харуто ощущал, как в нем закипает жажда крови, желание затеряться в жестокости боя. Он взглянул на Киру и ощутил желание ударить ее, пока она не напала на него. Конечно, она работала против него. Одна из онрё. Его враг.

— Она убедительна, да? — сказал тэнгу. Он широко раскрыл руки, и Харуто увидел на его бедре черную катану с зубцами. — Я долго этого ждал, Ночная Песнь.

Он знал старое имя Харуто. Откуда…

— Я не знала, Харуто, — завопила Кира, шагая к нему, сдвинув в сторону знамя. Оно закружилось. — Он врет.

— Умолкни! — крикнул Харуто. Ярость гремела в его ушах. Кира предала его. Она была все это время одной из онрё, шпионила за ними и вела их. Но это было неправильно. Янмей умерла, чтобы защитить их, защитить Киру. Кира не стала бы работать с монстром, убившим ее мать. Да?

— У тебя тут нет друзей, Ночная Песнь, — сказал Вестник Костей, впиваясь в глаза Харуто взглядом. Его глаза были зелеными, потом желтыми, потом золотыми. Вихрь в глазах сводил с ума, топил его. — Никаких союзников. Никакой надежды. Ты уже проиграл. Ты всегда проигрывал. Ты такой, всегда таким был. Поражением.

Слова тэнгу кричали в его голове. Уродливая правда. Гнев поглощал его, кипел в нем. Это был не его гнев, но он не мог отделить себя от него. Шики свистела, но он не мог понять ее слова. Кира шла к нему, подняв ладони, готовая ударить его в спину. Она тоже говорила. Все говорили, какофония слов ничего не означала. Харуто закрыл глаза, пытаясь скрыться от безумия в газах тэнгу и очистить голову, но Тян ждал его во тьме, искаженное лицо рычало и требовало мести.

Харуто снова открыл глаза. Кира стояла перед ним, тянулась к нему. Она могла мгновенно создать кинжал в ладони. Харуто отшатнулся на шаг, поднял катану и ударил по ее шее.

Глава 58

Гуан кряхтел, развернул сумку и порылся в ней. Его меч лежал в снегу, промокший от его крови.

— Знаешь, — сказал он, кривясь, агония пульсировала в его венах. — Я не всегда был поэтом. Я был бандитом, и у меня была чудесная репутация бандита, — укушенная рука содрогнулась, пальцы дергались. Он вытащил еще один свиток. — Это моя четвертая клятва: больше не использовать мою технику, — он порвал свиток пополам, кусочки улетели на землю. Поток ци хлынул в него, река грозила вырваться из берегов. Его кровь кипела, старая техника, которая долгое время была заперта, просила, чтобы ее использовали снова.

Йорогумо была готова прыгнуть от дерева.

— Ты создал меч своей техникой.

Гуан выдавил смешок сквозь боль.

— То была простая техника, глупый лук! — он опустил правую ладонь на укус на руке, сосредоточился на яде в себе. — Раньше, — процедил он, вытягивая из руки отравленную кровь, — меня знали как Кровавого Танцора, — он вытащил всю зараженную кровь из руки и создал с помощью своей техники алое копье. — Я дам тебе подсказку о своей технике, — он расставил ноги и бросил копье в йорогумо.

Паучиха закричала и отскочила. Копье пронеслось мимо нее и вонзилось в землю, разбилось и забрызгало снег. Гуан вытянул еще кровь из тела, она лилась по его ладоням из дюжины порезов. Он создал из нее алый дао. А потом закрыл своей техникой раны, заставляя кровь засохнуть. Сделав это, он встал, держа дао, тяжело дыша от усилий. Когда-то было просто так управлять кровью, но теперь она будто сопротивлялась. Возраст или годы без техники замедлили его.

Гуан повернул кровавый меч в руке, напоминая себе его ощущение. Все вернулось, как любая зависимость: вес, баланс, приятное продолжение руки. Техника кипела в его венах, пульсировала с его сердцем. Сила его ци, всегда такой мощной, но не постоянной. Ци Киры была бушующей рекой, текущей всегда, но у Гуана ци была как потоп, который сметал все на своем пути, а потом отступал, оставляя только руины.

Онрё сжималась за деревом, смотрела на него нечеловеческими глазами, паучьи лапы задевали друг друга голодно. Ее четыре оружия против его одного были проблемой. Гуан решил, что ему нужно было что-то сделать с этим.

Он побежал, колени болели, но ци не давала ему упасть. Йорогумо завопила и схватилась за нить паутины сверху, но Гуан ударил кровавым дао. Он звякнул об ее лапу. Он развернулся и ударил снова, но и этот удар отлетел от бронированной лапы. Она подняла нижние лапы и ударила по нему, но Гуан отпрянул, кружась среди снега, кровь капала с его клинка на землю. Он снова напал, направил дао к ее выпирающему животу, остановил лапу, сделал финт, повернулся направо и махнул мечом в сторону ее горла. Кровавый меч снова попал по бронированной лапе, оставляя только след крови Гуана на ее волосатом экзоскелете. Гуан снова отпрянул, кружась, ствол дерева теперь был между ними. Кровь капала с его меча, оставляя след на снегу. Он едва мог удерживать меч, давно не практиковался.

Паучиха ударила лапой по веткам, цветок опустился к Гуану. Он отскочил, взмахнул мечом и рассек шелковые нити, которые летели к нему. Он начинал понимать, как она работала, предпочитая уловки и ловушки прямому бою, всегда пытаясь обездвижить врага.

Он обошел дерево, направляясь к ней, меч оставлял кровавую линию в снегу. Он взмахнул мечом, но она отскочила. Он следовал, крутя меч, ударил снова справа. Она остановила удар. Он повернул налево, сделал выпад к ее животу. Кровавый клинок скользнул по лапе, зацепил сустав, и она зашипела и отступила за дерево.

Гуан сделал выпад мечом рядом с деревом, паучиха отдернулась, он повернулся к другой стороне дерева, меч описал кровавую дугу. Паучиха ударила лапой и остановила его, и Гуан шагнул к ней, вонзил меч в сустав ее лапы. Она ударила другой лапой по его плечу. Боль вспыхнула в его левой руке, но кровавый меч отсек ее лапу. Йорогумо завизжала и отпрянула, сжала лапы вокруг себя, обрубок лапы дергался. Гуан пошатнулся и схватился за дерево, оставил кровавый отпечаток ладони на серой коре. Он тяжело дышал, ему было холодно, кружилась голова от потери крови, но на это не было времени. Он сморгнул белые точки перед глазами, увидел, как паучиха прыгнула на него, рыча. Она рухнула на него всем весом, придавила его к стволу дерева, сжала его горло человеческими ладонями, целой и искалеченной. Она сжала его шею, ударила всеми лапами, пронзая его руки, ноги и грудь. Ослепительная боль взорвалась в нем. Кровь текла из ран, несмотря на его технику и ци, пытающихся остановить поток. Он не мог дышать, ладони сдавили шею.

Он не помнил, как упал, но был на коленях в снегу, затылок был прижат к грубой коре сакуры. Онрё ударила лапой по его лицу, промазала и срезала кусочек его уха. Он не мог дышать, ему было все равно. Он не умрет так. Он не умрет, не отомстив за сына. Не освободив Харуто от бремени Тяна.

Гуан сжал горло паучихи одной ладонью, ее плоть была мягкой и влажной в его хватке. Он уперся ногой в снег, вскочил, поднимая паучиху над землей, хотя ее лапы вонзились в его грудь, бок и спину. Он вонзил кровавый меч в живот йорогумо. Черная кровь пролилась на снег за ней, она завизжала. Ее лапы содрогались, сжимались. Она отпустила его шею, схватилась за меч в животе человеческими ладонями. Гуан отбросил ее, оставив меч торчать из ее живота. Она прокатилась по снегу, отползая от него.

Гуан отвернулся от йорогумо, прошел к сакуре, хромая, кровь тянулась за ним. Он полез кровавой ладонью в сумку за третьей клятвой. Левая нога подкосилась, и он упал на колено, кряхтя от боли. За ним йорогумо перестала кричать, и он услышал хруст шагов по снегу. Он оглянулся, она протягивала к нему окровавленные лапы.

Он повернулся к ней и закричал:

— Кровавая Роща! — и вся кровь, которую он пролил на снег, поднялась рощей кровавых шипов, тонких, как иглы. Они пронзили грудь, живот и человеческие ноги онрё, остановив ее. Гуан мрачно улыбнулся. — Не ты одна можешь устраивать ловушки, ёкай.

Йорогумо визжала и извивалась, шипы царапали ее кожу, резали плоть, черная жижа капала на снег, но она не умирала. Она не могла умереть от его рук.

— Прости, — визжала она. — Больно! Прошу, отпусти меня! Не убивай, прошу! Ты больше меня не увидишь.

Гуан нашел свиток и вытащил из сумки. Он смотрел на него миг, потом развернул, оставляя на нем кровавые отпечатки пальцев.

— Это моя третья клятва, — сказал он. — Самая важная. Никогда не забирать жизнь, — он медленно выдохнул, пытаясь унять дрожь в руках. — За Тяна! — он порвал клятву надвое кровавыми ладонями.

Новая сила пульсировала в нем, больше ци возвращалось к нему, обрушилось на него, река вырвалась из берегов и сметала все на пути. Снег двигался вокруг него, его сбивали круги энергии, которые он отвык сдерживать. Он поднялся и вытянул руку. Кровь текла из его ран, закружилась в воздухе и стала новым кровавым дао. Он сжал меч обеими руками, одним ударом отрубил голову йорогумо. Ее тело обмякло на шипах из крови, отрубленная голова покатилась по снегу. Черные паучьи глаза смотрели безжизненно на ветки сакуры.

Гуан выронил дао и пошатнулся, прижал ладонь к стволу дерева, опустился на колени рядом с отрубленной головой. Поток утихал, река становилась тонким ручьем. Он так устал. Так замерз. Он потерял слишком много крови, едва мог закрыть раны своей техникой. Он был покрыт ранами в сотне разных мест, но это было не важно. Он сделал это. Он убил монстра, который убил его сына. Тян мог теперь двигаться дальше, его душа уже не была привязана к небесам или земле. Он мог переродиться не как ёкай, а как человек.

Гуан смотрел на участки неба между веток с розовыми цветами.

— Готово, сын, — сказал Гуан. — Прости, что так долго. Прости.

Вишневый цветок падал, и он смотрел, как цветок кружится на ветру. За ним вдали были ступени, ведущие к четвертому плато. Где-то там Харуто и Кира шли в ловушку. Он должен был предупредить их, помочь им. Он попытался встать, но ноги не двигались. Не было сил. Его ци бушевала в нем бурей, но так же быстро угасла, оставив его замерзшим, уставшим и старым.

— Вставай, старый дурак, — упрекнул он себя. Было бы куда проще закрыть глаза и немного отдохнуть, хотя бы пару минут, пока не хватит сил снова встать. Он понял, что все было темным. Его глаза были закрытыми, но он не помнил, как закрыл их. Его лицо было мокрым, кровь высыхала. Струйка крови текла из пореза на брови на щеку. Все в нем болело. Он вызвал последние капли воли и сил и открыл глаза.

Снег падал на плато сильнее, чем раньше. Сакура укрывала его от худшего, но метель завывала. Он с трудом видел за снегопадом каменные ступени. Они были так далеко.

— Может… — он вздохнул и прислонился к стволу дерева. — Может, когда я отдохну. Немного, — он закрыл глаза.

* * *

Харуто ощущал, как Тян пропал, как дыхание на ветру. Яд, жажда мести пропали с ним, оставив Харуто дрожащим. Он остановил меч на расстоянии пальца от шеи Киры. Она не пыталась остановить его или уклониться, а стояла и смотрела в его глаза, чуть не погибла.

— Это была не я, Харуто, — сказала Кира. — Я никогда так не поступила бы с тобой.

Харуто выдохнул с дрожью и убрал катану от ее шеи. Тян пропал. Он будто тонул, вода окружила его, душила и заглушала мир, сокрушая его. Но теперь это пропало. Он пробил поверхность и мог дышать. Он тонул неделями, но теперь снова был на суше.

Кира глядела на него, глаза были огромными и честными. Он улыбнулся ей, повернул лицо к тэнгу, посмотрел в его жуткие глаза, но гипноз уже не задевал его.

— Твоя паучиха мертва, Вестник Костей, — сказал Харуто.

— Я к тебе не присоединюсь! — закричала Кира, встав рядом с Харуто.

Харуто усмехнулся.

— Похоже, у тебя кончаются приспешники.

Вестник Костей молчал пару секунд. Харуто вдел, как кружащиеся глаза под тэнгаем посмотрели на него, потом на Киру. Он вздохнул.

— Как жаль. Ворона.

Харуто услышал шорох ткани за ними, оглянулся. Белый плащ с дымом полетел вокруг знамени и опустился на каменный пол у входа в пещеру. В глубинах капюшона Харуто увидел очертания острого носа и подбородка. Дым развевался под ней, щупальца тянулись по земле, как змеи, ползущие к ним.

— Ты можешь одолеть Ворону? — спросила Кира.

— Что?

Кира повернулась к нему. Ее глаза были яркими, кожа вокруг них стала темной.

— Мне нужно, чтобы ты разобрался с Вороной.

Харуто перевел взгляд с Вестника Костей на Изуми, она была уже ближе между знаменами. Они не могли одолеть обоих одновременно.

— Ты будешь биться с Вестником Костей одна?

Кира яростно кивнула.

— Я говорила на Кладбище Мечей, — ее голос дрожал. — Вестник Костей послал Дайзена убить Янмей. Я убью Вестника Костей.

— Ты не можешь биться с ним одна. Он — тэнгу.

Глаза Киры сверкали, как угли.

— Смотри сам, — она повернулась к Вестнику Костей, шагнула вперед и метнула в него зеркальный кинжал.

Тэнгу отклонился беспечно, и кинжал пролетел мимо.

— Тебе нужно попытаться лучше…

— Момо, — шепнула она. Кира разбилась и упала на землю миллионом сияющих осколков зеркала. Вестник Костей дернулся вперед. Кира стояла за ним, уже сжимала другой кинжал в руке.

Глава 59

Оммедзи отвернулся от Мастера и новой сестренки. Девушка выбрала не тот путь, человеческий путь. Мастер убьет ее. Жаль, но это не волновало Ворону. Ее работой было остановить оммедзи, поймать его, чтобы с его помощью освободить дракона. Они почти исполнили желания Мастера — уничтожить смертных, которые убили их и преследовали их. Пора было онрё, ёкаям и всем духам занять свое место на земле.

Оммедзи пожал плечами и улыбнулся Вороне… а потом побежал к ней. Ворона подняла щупальца из дыма, но оммедзи уклонился, обогнул одно из знамен и направился к выходу. Это была уловка. Она не даст ему запутать ее. Ворона развернулась, поймала щупальцем ногу оммедзи и остановила его. Он с криком рухнул на землю, ухватился за знамя и сорвал его, оно упало вокруг него. Ворона потянула его щупальцем. Порез на его щеке кровоточил, но уже заживал, плоть соединялась.

— Почему ты это делаешь, Изуми? — спросил оммедзи. Он встал и высвободил ногу из хватки ее дыма.

— Это не мое имя! — прошипела Ворона. Она бросила в него копье из дыма, и он прыгнул в сторону, рассек ее дым алым мечом и шагнул за висящее знамя. Боль пронзила Ворону. Она закричала и устремилась к нему. Почему она могла ощущать боль рядом с этим оммедзи? Она подняла обрезанный дым и посмотрела на него. Он не восстанавливался. Щупальце просто пропало. Работа его духовного меча. Она ненавидела его. Ненавидела его за боль, за то, что он уничтожал их, за то, что как-то раскрывал, кем она была. Она ненавидела его за то, что чувствовала снова что-то.

Оммедзи прошел мимо висящего знамени, смотрел на нее, сжимая обеими руками алый меч, а потом скользнул за другое алое знамя.

— Что ты со мной сделал? — прорычала она, махнув обрубком щупальца. Она бросилась к нему на облаке дыма, сорвала знамя, чтобы добраться до него. — Что ты сделал?

Оммедзи медленно пятился, держа перед собой алый меч.

— Я тоже не понимаю, Изуми.

— Я — Ворона! — завизжала она. Она бросила в него три клинка из дыма. Он откатился, развернул меч и отсек еще одно ее щупальце. Она взвыла от боли. Она обвила хлыстом из дыма его руку, другим щупальцем ударила его в бок, как ножом. Оммедзи охнул и посмотрел на нее, кривясь. Он повернул меч, отсек хлыст вокруг его руки, тем же ударом погрузил алый клинок в нож в его боку. Ворона зашипела и отпрянула от него. Боль была… мучительной, но у нее было много дыма. Она была безграничной, но он отрезал ее кусочки, и она будто теряла частички себя.

Оммедзи побежал прочь от нее, и она побежала за ним. На ногах. У нее были ноги! Она отогнала шок, ударила копьем из дыма, пронзила его спину, копье вырвалось из груди с брызгами крови. Это должно было сразу же убит его, но оммедзи только закричал и попытался бежать дальше. Ворона потащила его к себе, подняла над землей и встряхнула, дым двигался внутри него, она пыталась вытащить его внутренности. Оммедзи как-то извернулся, поменял хватку на мече и обрубил копье за спиной. Он упал на ноги, встал на упавшем знамени. Он повернулся к ней. Рана на его груди уже заживала, но он тяжело дышал, держался за ее рукой, сжимая меч в другой руке. Он смотрел на нее почти с жалостью.

— Хватит так на меня смотреть, — закричала она.

— Тебя звали Изуми, — сказал оммедзи, его голос пронзал ее уши иглами. Он переложил меч в другую руку и вытащил посох из-за спины. Новое оружие, но она не дала ему времени использовать его. Она полетела к нему, взмахнув десятью хлыстами из дыма. Даже если он разрежет половину, ей хватит хлыстов, чтобы порвать его. Он отскочил, отбил один посохом, вонзал металлический посох в камень и оставил его там.

Оммедзи вытащил еще посох из-за спины.

— Ты родилась в Кодачи.

Ворона завизжала.

* * *

Кира отпрянула, оставив Момо торчать в спине тэнгу, создала в ладони новый кинжал, Блэр. Она бросила его на землю за Вестником Костей. Он повернулся к ней, вырывая Момо из спины. Он сжал кинжал в ладони с когтями. Кира приказала Момо разбиться, осыпать Вестника Костей зеркальными осколками. Она вызвала в правую ладонь новый кинжал, Джиджи.

— Блэр, — прошептала она и шагнула сквозь мир, оставив картинку себя. Вестник Костей ударил ладонью с когтями по ее картинке, и она разбилась на тысячу мерцающих осколков. Кира появилась за тэнгу, сжимая рукоять Блэр, вонзила кинжал в его бедро сзади. — Джиджи, — шепнула она и снова шагнула сквозь мир, появилась опять за тэнгу, хотя он повернулся и разбил еще одну ее копию.

Кира создала еще один кинжал в ладони, Луну, бросила его над головой тэнгу и устремилась вперед, чтобы ударить его, но он повернулся и пнул ее в грудь. Джиджи выпал из ладони Киры, она рухнула на землю. Она вскочила на ноги, кривясь от боли в ребрах.

— Блэр, — прошептала она, снова шагнула сквозь мир. Ее картинка задержалась на миг и разбилась, этого хватило, чтобы отвлечь Вестника. Она появилась за ним, вырвала Блэр из его бедра и вонзила кинжал сквозь пернатый плащ под руку, целясь в сердце. Вестник Костей взревел от боли и ударил локтем, попал по лицу Киры, и она отлетела. Он вырвал кинжал из бока, бросил его на каменный пол пещеры.

— У тебя был шанс стать одной из нас, Кира, — сказал Вестник Костей, бросился к ней. Он замахнулся когтями на ее лицо. Кира отвернулась, но его когти задели ее плечо, порвали плащ, кимоно и плоть со вспышкой боли. — Ты могла быть сестрой, а не врагом!

— Блэр, — шепнула Кеира. Она появилась, сжимая рукоять ножа, который тэнгу бросил, метнула кинжал в Вестника, пока он разбивал картинку, которую она оставила после себя. Кинжал вонзился в его плечо сзади. Кира создала Пабу в одной ладони, а Мару — в другой. Она бросила оба на пол. — Джиджи, — Кира появилась перед тэнгу, стояла среди осколков своей картинки. Он тянулся к кинжалу в плече, Кира вонзила Джиджи в его живот. Он махнул ладонью с когтями в сторону ее головы, но она снова пропала. Она появилась, выдернула Блэр из его плеча и отскочила, бросила кинжал над его головой. Она приземлилась на ноги и отшатнулась на пару шагов. Гуан говорил, что у нее было много ци, но она начала уставать, новая техника брала много сил. Ей нужно было добить тэнгу, пока она не исчерпала запас ци.

Вестник Костей повернулся, взглянул на ее кинжалы. Он рассмеялся.

— Это милый трюк, Кира, но это не победа.

Кира создала Хаятэ и Хин в руках, бросила их, сделала еще одних Момо и Луну в ладонях. Она тяжело дышала, пот капал в глаза. Ее руки дрожали. Она метнула Момо по каменному полу, оставила Луну в руке. Ловушка была установлена, оставалось, чтобы Вестник Костей шагнул в нее.

Кира посмотрела в его глаза, увидела смерть. Ее смерть. Смерть Харуто. Смерти тысяч, миллионов смертных из-за гнева дракона и войны тэнгу. Она видела правду, которую он скрыл ото всех, даже от своих союзников. Он не хотел просто освободить духа из темницы. Это было его заданием, приказом от тех, кому он служил в аду. Он должен был принести разрушение в мир. Пошатнуть хрупкое равновесие между небесами и землей.

Кира ощутила когти на шее, они подняли ее над землей, сжали горло и пронзили кожу. Он показал ей видение, чтобы отвлечь. И она повелась. Она не могла дышать, не могла бежать. Она попалась, не могла говорить, даже использовать технику.

Вестник Костей сдавил ее шею сильнее, остатки воздуха обжигали грудь. Кира думала, что ее шея сломается, ощущала, как ее глаза выпучились, лицо немело. Он притянул ее ближе, его переливающиеся глаза поглотили ее.

— Ты — разочарование.

Кира не могла дышать. Зрение тускнело по краям. Она царапала его ладонь, но ее пальцы были слабыми. Даже боль в шее стала далекой. Она теряла сознание. Она проигрывала. Она пытался вдохнуть, открыла рот. В отчаянии она ударила Вестника Костей по лицу… и промазала, едва задела тэнгай и сбила с его головы. Он смотрел на нее с презрением, лицо было сморщенным, нос — крючковатым. Лицо демона.

* * *

Харуто отбил копье из дыма четвертым посохом и вонзил в камень за собой.

— Ты любила смотреть на насекомых, — крикнул он, вытаскивая из-за спины посох Дерева. — На одном из наших полей был муравейник, и ты не давала работникам выкопать его, потому что любила сидеть и смотреть, как муравьи спешат по делам, носят листья, личинок и мертвых жуков в дом на крохотных спинах. Их рисунки были по всему дому.

Изуми закричала снова и ударила по нему, но ее дым редел, рассевался. Он пригнулся под серым клинком и ударил ее посохом, попал по плащу и сбил ее. А потом отпрянул и вонзил посох в землю, завершая барьер… не вокруг Изуми, а вокруг себя.

— Я именую тебя Исо Изуми, — закричал он.

Она бросилась, десятки щупалец из дыма появились из ее плаща, окружили его. Они врезались в барьер его посохов и отлетели в нее. Она бросилась на него, ударилась об барьер и отлетела, дым рассеивался. Она завизжала, снова напала на барьер, но это только разгоняло дым по пещере. Она завизжала:

— Это не мое имя. Не мое имя! — и ударила щупальцами по барьеру.

Харуто стоял за барьером, дым рассеивался вокруг него. Он хорошо защищал оммедзи, но не будет держаться долго. Уже немного дыма пробралось у посоха воды, словно лоза поползла по земле, желай поймать его. Шики чирикнула из алого клинка. Харуто поднял меч и посмотрел на него.

— Да, она сильна, — сказал он. Шики свистнула снова. — Знаю. То, что в том плаще… Это еще она. Еще Изуми. Я не могу… — еще свист, и Харуто вздохнул. Он не хотел этого делать, но заключил сделку с Оморецу века назад. Бессмертие, чтобы найти призрак жены и предложить ей покой, которого ее лишили.

Изуми все била по его барьеру. Почти весь ее дым отлетал, но уже достаточно проникло, щекотало кожу Харуто, проникало в нос, сушило горло. Вскоре барьер рухнет. Он посмотрел мимо нее. В бою с Изуми он забыл о Кире. В брешь между знаменами он увидел, что Вестник Костей схватил Киру за шею и поднял над землей, выжимал из нее жизнь. Кира слабо ударила его по лицу и промазала, сбила шляпу тэнгу, обмякла в его хватке. Харуто смотрел на лицо тэнгу, крючковатый нос, острый подбородок. Он узнал мужчину, знал, что ярость, горящая в нем, принадлежала не Тяну.

— ТОШИНАКА! — взревел он.

* * *

Тэнгу повернул голову и посмотрел на Харуто, его хватка чуть ослабла. Кира с хрипом вдохнула.

— Момо, — прошептала она. Кинжал забрал ее из хватки тэнгу, она появилась с ним в дрожащей ладони. Картинка разбилась в хватке тэнгу. Она пошатнулась на пару шагов, рухнула на колени у каменной колонны, хватая ртом воздух.

Харуто что-то кричал. Она оглянулась на Вестника Костей. Он стоял среди ее кинжалов, там, где она хотела. Она глубоко вдохнула и метнула Момо в него. Кинжал вонзился глубоко в его бок, над бедром. Он схватил кинжал, ожидая, что Кира появится, сжимая его, но она сказала кинжалу разбиться, и он осыпал Вестника осколками. Она создала нового Момо в ладони, подбросила в воздух над Вестником Костей и прошептала его имя. Она появилась над ним, сжимая кинжал. Он поднял ладонь и ударил по ее ноге когтями.

Она видела сверху все свои кинжалы, услышала гул мелодий ци, соединяющих ее с ними. Она направила себя в семь сразу, на миг оказалась в семи местах, каждый был ее отражением, вонзающим кинжал в Вестника Костей. Семь смертельных ударов попали, как один, разделяя кожу, пронзая плоть, разрывая органы. Тэнгу охнул и рухнул на колено, кровь брызнула из его рта.

Кира не могла понять, какая она была настоящей. Она застыла в семи пересекающихся картинках, а потом разбилась на миллион осколков и осталась лишь одна. Она стояла перед тэнгу, упавшем на колено, создала еще одного Момо в ладони, вонзила в его горло. Кровь полилась на ее ладонь. Она поменяла хватку и вырвала кинжал из его шеи.

Вестник Костей взревел и вскочил на ноги, плащ развевался, как крылья. Воющий ветер появился из ниоткуда и оттолкнул Киру. Она пролетела сквозь висящее знамя, рухнула на землю, врезавшись в колонну. Точки плясали перед глазами, она щурилась, глядя на Вестника Костей. Она поняла, что он был не в плаще из перьев, это были его крылья. Он широко раскрыл их, словно стервятник слетел с насеста.

— Мне надоело, — рявкнул Вестник Костей, кровь лилась из раны на шее на его грудь. — Умри! — он махнул крыльями на Киру. Она сжалась в комок, закрывая лицо, дюжина острых перьев полетела к ней, вонзилась в ее руки, ноги и каменную колонну за ней.

* * *

Харуто смотрел, как Кира сжалась в комок, острые перья Тошинаки попали по ней, оставляя раны на руках и ногах, вонзаясь в плоть. Он должен был как-то помочь ей, но не мог, пока Изуми пыталась его убить. Ее дым обретал облик, поднимался ладонями, рвал невидимый барьер. Она просунула ладонь в брешь, схватила его кимоно, и он ударил Шики. Изуми завизжала, ладонь из дыма рассеялась. Шики свистнула. Она была права. Они не могли остановить Тошинаку и спасти Киру. Ему нужно было убить Изуми.

Шики свистнула снова, и Харуто увидел, как Кира пошевелилась. Она уперла окровавленную ладонь в камень, медленно поднялась, шатаясь. Ее глаза были темнее, чем раньше, зрачки пропали, белки было почти не видно среди тьмы.

— Ты убил Янмей! — закричала Кира.

— Кого? — сказал Тошинака.

— Ты послал Дайзена за нами, — продолжила Кира, голос разбивался на каждом слове. — Ты убил Янмей. И я отомщу за нее, — она глубоко вдохнула и завизжала. — Клянусь, я убью тебя! — она разбилась. Перья Тошинаки упали на пол среди миллиона осколков. Она оказалась за ним, вонзила кинжал в его спину. Тошинака повернулся, сделал пару шагов, вытащил черный зубчатый меч и остановил клинок Киры. Они замерли на миг, рыча друг на друга, кровь текла у обоих из множества ран.

Ладонь из дыма сжала шею Харуто. Он отвернулся от Киры и Тошинаки, ударил по ладони. Ему нужно было довериться Кире. Если она сможет отвлечь Тошинаку, может, он справится. Может, Изуми не нужно было умирать сейчас.

— Ты знаешь, как ты умерла, Ворона? — крикнул Харуто дыму, бьющему по барьеру.

— Я была убита, — рявкнула она.

Харуто кивнул.

— Ты знаешь, кто убил тебя?

Она молчала, царапала щупальцами барьер, пытаясь найти вход.

— Тебя звали Исо Изуми. Ты была кузиной императора. Ты любила искусство и насекомых, думала, что я был лучше, чем на самом деле, — Харуто скрипнул зубами и вытер слезы рукавом. Он думал, что горе по Изуми угасло, и он не помнил, как оно ощущалось, но она была тут, и боль терзала его сердце. — Тошинака Хейру убил тебя, чтобы ранить меня. Он бросил меня раненым, но живым, и сжег наш дом с тобой в нем, потому что ненавидел меня.

Ворона смотрела на него, дым скрылся под плащом. Она хмурилась, и между глазами была та же морщинка. Он хорошо ее помнил. Он дразнил ее, что у нее будут морщины раньше времени. Ей это не нравилось, и она шлепала его, когда он так говорил, но всегда улыбалась. Но то лицо пропало, осталось воспоминание в развевающемся дыму.

— Существо, за которым ты следуешь, — рявкнул Харуто. — Которого ты хочешь «мастером». Это не онрё. Он — тэнгу, демон, и когда-то его звали Тошинака Хейру, — Харуто указал на Киру и Тошинаку, бьющихся кинжалом и мечом. — Он убил тебя, Ворона. Ты хочешь отомстить смертному, который убил тебя. Вот он. Он уже не смертный, но вот он! Ты путешествовала с ним, помогала ему, убивала для него, — Харуто шагнул к ней, Шики громко чирикнула. Он игнорировал ее, миновал свой барьер. Ворона смотрела на него, дым полз по земле к нему, приближался снизу и сверху. Харуто держал Шики в руке. Он мог вонзить клинок в ее тело. Он мог все закончить, но не стал. Он прошел мимо нее, игнорируя дым, извивающийся у его ног. Дым не схватил его. Ворона не двигалась. Она застыла, все еще хмурясь.

Харуто медленно пошел к Тошинаке. Вестник Костей поднял руки, ветер окружил его, поднял шесть перьев с земли, и они летали вокруг него. Кира бросила в него кинжал, но ветер подхватил его и завертел с перьями. Кира отшатнулась. Кровь капала с ее пальцев, стекала струйками из пореза над глазом. Она исцелялась быстрее смертной, но недостаточно быстро.

— Тошинака, — позвал Харуто, шагая к нему. Вестник Костей посмотрел на него с уродливой улыбкой на жутком лице. — Пора нам закончить это.

Глава 60

Кира отшатнулась и чуть не рухнула. Она увидела острое перо, торчащее из ее ноги. Боль ударила через миг, и она закричала, вырвала перо и отбросила. Еще одно перо вылетело из крыльев тэнгу к ней. Она прыгнула в сторону, и перо вонзилось в каменистый пол за ней. Он уже не смотрел на нее, все его внимание было приковано к Харуто. После всего, что сделала Кира, после всех нанесённых ран она не смогла его одолеть. Она даже не могла отвлечь его. Она поклялась, что отомстит за Янмей, но это было ей не по силам. Вестник Костей был слишком сильным, умелым, и он понял ее технику. И теперь он закончил с ней. Он игнорировал ее из-за опасности крупнее. Кира сплюнула кровь на каменный пол и оглянулась на Ворону. Харуто оставил онрё застывшей на месте, дым бесцельно покачивался вокруг нее, сажа пачкала землю под ней. Харуто подошел к Вестнику Костей, встал перед ним, сжимая рукоять Шики.

Харуто хмуро глядел на тэнгу. Он прорычал:

— Какого бога ты разозлил, раз получил такое проклятие, Тошинака?

Вестник Костей рассмеялся.

— Всех, — ветер вокруг него усилился, тянул за крылья, вырвал пару перьев. Знамена в пещере крутились, путались. Некоторые упали на землю, другие хлопали красной тканью. — Не всем дают все, чего мы хотим, Ночная Песнь. Не всем подают мир на блюдце, потому что ты родился под правильной звездой. Ты жил с привилегиями, а я жертвовал всем, чего хотел. Ты не знаешь, сколько я страдал, чтобы стать…

— Все та же история, Тошинака, — Харуто тряхнул головой. — Ты всегда винил меня во всем, что у меня было. Всегда винил меня в том, что ты переживал. Ты винил меня в своей жизни, а я даже не знал, кто ты. И это почему-то моя вина?

Улыбка медленно проступила на уродливом лице Вестника Костей.

— Ты узнал, кем я был, когда я побил тебя. Когда я все забрал у тебя.

— Да, — сказал Харуто. Он бросился, направил Шики в сердце тэнгу. Тошинака остановил удар черным клинком, вызвав дождь искр, они улетели в торнадо вокруг него. Перья летали с ветром Тошинаки, задевали руки и ноги Харуто, но он игнорировал их, взмахнул Шики в сторону паха тэнгу. Тошинака остановил алый клинок еще раз, отпрянул на шаг. Харуто следовал за ним с бурей ударов, но Вестник Костей отражал их черным клинком. Ветер трепал кимоно Харуто, расплел его косу, но он давил на огромного тэнгу. Он замахнулся на голову Тошинаки, остановил удар, шагнул в сторону и сделал выпад к его ноге, остановил удар, развернулся и ударил по его телу, снова остановил атаку. Тошинака тяжело дышал, кривился и отступал. Харуто вышел из кружащегося ветра, вытащил из руки острые перья. Его раны закрылись. Кира заметила пару щербинок на красном клинке Шики.

Вестник Костей зарычал.

— Хоть ты получил бессмертие, Ночная Песнь. Мне не так повезло. Мне пришлось отдать все, что у меня было, чтобы получить это.

Харуто вырвал перо из ноги и вытер кровь об кимоно.

— Ты сделал это с собой? Сколько клятв ты нарушил?

— Все! — взревел Тошинака. — Все данные клятвы я сам нарушил. Кого бы ни нужно было убить, что бы ни нужно было делать, я их нарушил. Я совершал ужасные поступки, даже боги меня заметили, — он снова уродливо улыбнулся, морща крючковатый нос. — Они дали мне проклятие, подходящее моим поступкам. Сам Бату вырвал из меня человечность и бросил меня в ад, — он широко раскрыл крылья, перья трепетали от его ветра. — И я выбрался оттуда.

Харуто покачал головой.

— Ты сделал себя демоном назло мне? Что я тебе сделал, Тошинака? Чем я заслужил такую ненависть, такого мстительного духа?

Тошинака оскалился.

— Думаешь, дело в тебе? Ясное дело, — Вестник Костей бросился на Харуто, взмахнул зубчатым мечом, он от этого превратился в черное пятно. Харуто отшатнулся в сторону и поднял Шики, отразил удар на расстоянии ладони от своей головы. Меч Тошинаки обрушился на землю, разбивая камень. Он шагнул в сторону и ударил рукоятью по ребрам Харуто, тот отшатнулся среди обломков камня. Харуто вскочил на ноги, держась рукой за ребра. Тошинака вскочил в воздух, пересек расстояние между ними с одним ударом черных крыльев, зубчатый меч опускался из-за его головы. Харуто откатился, черный меч разбил землю, осколки камня взлетели. Вестник рухнул рядом с ним, Харуто взмахнул Шики в сторону его живота. Кира увидела только искры, тэнгу остановил удар.

Кира потрясенно смотрела, застыв. Как она наделась победить Вестника Костей? Он двигался быстро, его удары ломали камень. Он играл с ней. У нее не было шанса. Даже после всего, что она преодолела, хоть она стала сильной, даже после тренировок с Харуто, Гуаном и Янмей она все еще была слишком слабой для боя с ним.

Тошинака ударил влево, потом вправо, избивал Харуто, ведь был сильнее и доставал дальше. Оммедзи шатался от ударов, едва отбивался Шики. Каждый раз, когда мечи сталкивались, клинок Шики получал щербинки. Харуто не справлялся с защитой, меч Тошинаки ударил по его телу, рассекая ткань и плоть, кровь брызнула на землю. Харуто завизжал от боли и отшатнулся. Эта рана убила бы смертного, но бессмертие Харуто уже исцеляло его. Тошинака снова наступал, обрушивал удар за ударом на Харуто, отгоняя его к статуям драконов в дальнем конце пещеры.

Кира оглянулась на Ворону. Онрё все еще была на месте, дым клубился у ее плаща. Кира повернулась к бою. Харуто упал на колено. Тошинака ударил мечом по ведущей руке Харуто, отрубил его ладонь у запястья. Харуто взвыл, его ладонь, сжимая Шики, проехала по полу. Он прижал обрубок к груди. Тошинака поднял меч для последнего удара.

Кира создала кинжал и бросила его в грудь Харуто. Он охнул от боли. Кира прошептала имя кинжала и появилась между мечниками.

— Прост, — она вырвала кинжал из груди Харуто. Она развернулась и вонзила его в живот Тошинаки. Тэнгу отшатнулся, держась за рукоять, торчащую из его живота. Кира шепнула кинжалу, и он разбился, осколки пронзили живот Тошинаки. Но Кира знала, что этого не хватит, чтобы убить его. Она не знала, могло ли его хоть что-то убить.

— Спасибо, — прохрипел Харуто, вставая на ноги.

Кира создала кинжалы в ладонях, вложила один в руку Харуто.

— Бери, — сказала она. — Другая ладонь…

— Уже… прирастает, но я не… вряд ли я смогу… победить его.

Кира оглянулась и улыбнулась.

— Я тоже. Одна. Придется сделать это вместе.

* * *

Ворона оказалась в купальне, промасленный деревянный пол был под ней, каменные стены с трех сторон и бумажная — с четвертой стороны. За бумагой мерцал оранжевый огонь, лизал потолок, силуэты людей бегали, крича, другие махали мечами, кровь брызгала на бумажные шоджи. Купальня была почти пустой, кроме пары ведер мерцающей воды, столика с ароматными маслами и круглой деревянной кадки для купания в центре комнаты. Ворона подлетела к кадке. Она была пустой, недавно там еще была вода, теперь лишь пара капель упрямо держалась за стенки.

Она отлетела от кадки, проверила комнату, уже зная, что найдет. Кого найдет. В углу на деревянном полу сжалась женщина, смотрела без эмоций на бумажную дверь. Она обняла колени у груди и застыла. Ворона глядела на нее. Женщина казалась знакомой. Форма ее носа, ямочка на подбородке, форма глаз, кудри, которые отказывались быть в пучке или косе. Ворона знала женщину, хоть не помнила ее. Она подлетела к ней, оставляя за собой пятна сажи, и посмотрела в глаза женщины. Это была она. Женщина, которую оммедзи звал Изуми.

Ворона взглянула на бумажную дверь. Огонь еще мерцал, хаос еще бушевал. Силуэт пронесся мимо, крича, кровь брызнула на бумагу. Так умерла Ворона? Она должна была помнить — все онрё должны были помнить свои смерти, но раньше она не могла. Мастер сказал, что со временем это придет, и когда это случится, она будет сильнее ее родни. Но Ворона не помнила смерть, как и не помнила свое лицо. Она повернулась к женщине, которой когда-то была. Ее лицо.

Ворона попыталась изобразить лицо, заставить дым принять эти черты, но ничего не произошло. Она оставалась без черт, облика, темное пятно, едкий запах на ветру. Ничего.

Женщина сунула ладонь под капюшон Вороны. Ворона пыталась отодвинуться, но женщина как-то держалась. Ворона ощутила на себе давление пальцев. Она паниковала, дым метался, но женщина игнорировала ее щупальца и держалась, ее глубокие глаза без эмоций впились в Ворону.

— Я не дам тебе забрать его, — завизжала Ворона. — Я не отдам тебе контроль! — она была уверена, что это женщина пыталась сделать. Изуми, ее человеческая сторона, как-то притянула ее сюда, и она поглотит Ворону, от нее ничего не останется. Ворона не хотела снова быть ничем.

Слезы лились по лицу Изуми, она смотрела в капюшон Вороны. Ворона перестала бороться. Что-то было ужасно сломлено внутри этой женщины. Внутри них обеих. Ваза разбилась, но кусочков не хватало, чтобы собрать ее снова, и она уже не держала воду.

— Я этого не хочу, — сказала Изуми хриплым шепотом, Ворона знала этот голос, горло было повреждено дымом.

Еще крик снаружи. Ворона пыталась повернуться и посмотреть, но Изуми крепко ее держала, сжимая ее дым человеческими ладонями.

— Я не хочу этого, — прохрипела она, слезы катились из ее мертвых глаз. — Я не хочу ничего этого. Все воспоминания. Кем я была, какая ты, что ты сделала. Я не хочу этого. Отпусти меня. Прошу… дай мне умереть, — ладонь Изуми отпустила лицо Вороны, и она рухнула на плащ Вороны.

Ворона не знала, что делать. Этого от нее всегда хотел Мастер, да? Вспомнить все, знать, как она умерла, и стать настоящей онрё? Она обвила женщину дымом. Изуми прижалась к ней, пропала в ней. Она посмотрела на свои ладони из дыма, тонкие серые пальцы, коснулась лица из дыма, носа, щек и подбородка, потянула за кудрявую прядь волос, лежащую на ее лбу. Ворона улыбнулась.

— Спасибо, — прохрипела Изуми откуда-то. А потом она пропала, осталась только Ворона.

Воспоминания тянули Ворону. Не хлынули потоком, но маленькие нити вели ее, как тропы в лесу. Оммедзи, Ночная Песнь, говорил, что она любила смотреть на муравьев, и воспоминание всплыло в ее мыслях. Стеклянный ящик с деревянными краями, подарок от императора, ее кузена. Наверное, подарок был ужасно дорогим, но ее кузен только улыбнулся, когда его слуги принесли это ей. Она сидела на коленях перед ним в замке в Кодачи. Он сидел на Змеином троне, улыбался ей. Он не улыбался так годами, помнила она, с тех пор, как занял трон. С тех пор, как они уже не играли в саду, бегая за Эос, черным котенком, проникающим постоянно в замок. Слуги принесли стеклянный ящик на маленьком паланкине. Он был наполовину заполнен землей. Сотни муравьев двигались в земле. Она смотрела на них через стекло. У дна был муравейник, королева откладывала яйца, пока ее работники трудились над ней.

Ворона пошатнулась, воспоминание угасло, она прижала ладонь из дыма к каменной стене. Она услышала крик из-за бумажной стены, вспомнила кое-что еще. Мужчина сжимался перед ней, подняв ладони, защищаясь, налитые кровью глаза выпучились, Ворона направила черный дым в его нос и горло. Он боролся, махал на ее дым, пытался сбежать, но его попытки были бесполезными. Он давился, а она смотрела с — она искала эмоцию — не радостью, но возмездием. Это было правильно. Она не знала мужчину. Не знала никого, она была безразличным ёкаем, летала с места на место, мстила другим, потому что… так она поступала. Такой она была, это ощущалось правильно. Ворона вырвалась из воспоминания, кривясь от ощущения ее дыма, движущегося по горлу мужчины. Это было неправильно. Это было не местью. Мести нужна была цель, ее строили на совершенном ужасном поступке. Мужчина ничего ей не сделал, не знал ее, но она убила его. Это не было местью, это было убийством, злобой и гневом.

Ворона сдвинула капюшон и глубоко вдохнула, пытаясь сосредоточиться. Воздух смешался с ее дымом. Ей не нужно было дышать, но она глубоко вдыхала. Она помнила теперь, кем она была, ее лицо, тело, но у нее не было тела. Она все еще была дымом. Еще нить воспоминания пронеслась мимо нее, обещала ответы и открытия, но Ворона игнорировала ее. Ворона уже была в воспоминании о дне, когда Изуми умерла. Когда она умерла.

Ворона подлетела к бумажной двери. Там были нарисованы облака и бабочки, но теперь там были пятна крови. Она сжала край двери ладонью из дыма и сдвинула ее. Мужчина стоял перед ней, высокий и широкий, темные волосы и глаза еще темнее, кровь капала с его черного меча.

* * *

Кира стояла рядом с Харуто, они оба сжимали зеркальные кинжалы. Маленькие ножи казались жалким оружием, по сравнению с черной катаной Тошинаки. Бессмертие Харуто исцеляло его, но медленно. Его ведущая ладонь росла, плоть, мышцы и кожа соединялись вокруг новых костей, кровь капала из дюжины других порезов. Кира была не в лучшем состоянии. Острые перья Вестника Костей порезали ее руки и лицо. Она исцелялась, но не была бессмертной. Процесс был медленным, и ей было больно. Она надеялась, что и тэнгу слабел — они оба ранили его несколько раз — но он все еще стоял прямо, двигался очень быстро и сильно. Вестник Костей был ни смертным, ни духом. Он был тэнгу, демоном. Сомнения рушили силу Киры.

Тошинака бросился вперед, хлопая черными крыльями. Кира бросилась, чтобы ударить кинжалом, но он отбил ее кинжал зубчатым мечом и ударил ее рукоятью по лицу. Кира отшатнулась, держась за лицо. Кровь лилась из носа. Нога с когтями ударила ее по животу. Она отлетела, рухнула на пол и прокатилась до каменной колонны. Она открыла глаза и увидела, как тэнгу бросился на Харуто, ударил его ладонью по лицо и сжал пальцами с когтями его шею. Харуто вонзил кинжал Киры в грудь тэнгу раз, другой, вытащил клинок для третьего раза. Тошинака рассмеялся и отбросил Харуто к каменному дракону у дальней стены. Харуто схватился за лапу дракона и поднялся на ноги, все еще сжимая кинжал Киры. Каменный рельеф за ним сиял, буквы на нем пылали изнутри.

Вестник Костей полетел к Харуто, крутя в руках меч. Харуто поднял кинжал, но Кира знала, что ее маленькие ножи были бесполезны против тэнгу. Им нужно было что-то еще. Кира заметила катану Харуто на разбитом полу, отрубленная ладонь все еще сжимала рукоять. Шики ждала у меча, крутилась тревожно, как собака, гоняющаяся за хвостом. Кира поднялась на ноги, пошла к маленькому духу, хромая. Вестник Костей забыл о Кире, ведь она была слаба против него. Она прошла за ним незаметно. Она была в паре шагов от меча, когда крик заполнил пещеру, такой громкий, что Кира закрыла уши, кривясь.

Визг утих. Кира заметила, что Ворона двигалась, поднялась на волне дыма, щупальца метались под ней, каждое было толщиной с ее талию, било по воздуху, срывало с потолка знамена. Белый плащ Вороны раздуло от дыма, ее капюшон слетел. Лицо женщины из серо-черной сажи рычало, она неслась по пещере к ним.

Тошинака повернулся и смотрел на чудовищную онрё. Ворона указала тонким пальцем из дыма на него.

— Ты убил меня! — прокричала она.

Тошинака вздохнул и закатил разноцветные глаза.

— Проклятье!

Ворона бросилась цунами щупалец дыма и врезалась в тэнгу.

Глава 61

Изуми, или Ворона, врезалась в Тошинаку, подняла его в облаке дыма и унесла. Харуто рухнул на колено, пока смотрел, его плоть соединялась, новая ладонь все еще росла из обрубка.

Ворона ударила Тошинаку об колонну, разбила ее, куски камня разлетелись по полу пещеры. Тошинака рухнул, покрытый кровью и сажей. Он поднялся на ноги, знамена хлопали вокруг него, он взмахнул зубчатым мечом, Ворона налетела на него снова. Ее дым разделился вокруг клинка, она снова ударила по нему, но Тошинака устоял, держался за каменный пол когтями на ступнях.

— Убийца! — завизжала Ворона, пока била тэнгу своим дымом, рассекая его кожу, кровь брызгала на знамена на полу.

— Я создал твой якорь, Ворона, — Тошинака кашлял от ее дыма. — Я могу его уничтожить. Я могу уничтожать тебя! — он сунул ладонь с когтями в сердце дыма и оторвал капюшон от плаща Вороны. Ворона отпрянула, раскрытая. Харуто видел ее черты в дыму, но ее лицо искажал оскал, который он никогда в жизни не видел у нее. Тошинака улыбался, его морщинистая кожа делала его древним, крючковатый нос был таким большим, что не выглядел как человеческий. Он бросил капюшон Вороны. Ветер подхватил белую ткань и унес его.

Ворона снова завопила, развернулась над воющим ветром, спикировала к Тошинаке. Тэнгу раскрыл крылья над своей головой, и Ворона врезалась в его перья, дым проливался вокруг них, как вода, льющаяся на камень. Ветер поднялся вокруг Тошинаки, окутал его, тянул за дым Вороны, рвал его. Она тянулась к нему, но ее дым уносило. Тошинака схватился за белую ткань и порвал ее.

Ворона взвыла и отпрянула от Тошинаки. Он держал белую ткань лишь миг, а потом отдал ее своему ветру.

— Я порву твой якорь на кусочки. Ты будешь такой, как до того, как я тебя спас, лишь дымом и бесформенным гневом.

Ворона отступала, упала и рухнула на облако дыма. Она смотрела свои ноги, подняла к лицу ладони из дыма. Она потянула за дыру в плаще, и Харуто увидел через нее колено.

— Мне уже не нужна твоя темница из ткани, Мас… — Ворона сделала паузу. — Убийца! Я помню, кто я и кем была. И я помню свое лицо!

Тошинака вздохнул и опустил плечи. Когда он поднял голову, он посмотрел на Харуто.

— Почему нужно все портить? — взревел он. Тошинака хлопнул черными крыльями и полетел к Харуто. Ворона устремилась к нему, но ее дым попался в его бурю, закружился и бросил ее за ним в одно из еще висящих знамен. Тошинака игнорировал ее, приближался к Харуто.

Харуто поднял зеркальный кинжал, готовый остановить меч Тошинаки, но тэнгу не ударил его. Он схватил Харуто за шею ладонью с когтями, прижал его к основанию рельефа на стене за ним. Харуто захрипел, но стоял, и Тошинака пронзил зубчатым мечом грудь Харуто и рельеф за ним.

Агония взорвалась в груди Харуто. Он посмотрел на черный клинок, торчащий из его груди, с него капала его кровь. Он кашлянул кровью на ветер Тошинаки. Тэнгу улыбнулся ему.

— Я снова победил, Ночная Песнь.

* * *

Кира беспомощно смотрела, Тошинака прижимал Харуто к стене, пригвоздив его черным мечом. Она взглянула на Ворону, но онрё лежала посреди упавшего знамени, дым развевался вокруг нее. Шики пронзительно и громко свистела, и Кира помнила, что маленький дух ждала у катаны Харуто.

— Он не может умереть, — закричала она духу. — Он бессмертный.

— Да? — Тошинака отвернулся от Харуто, оставив его прибитым к сияющему рельефу. Кира опустилась на корточки и отвела ладонь, чтобы метнуть кинжал в тэнгу, но Тошинака закричал. — СТОЙ! Ночная Песнь не обязан умирать тут, — сказал тэнгу. — Но если вы сделаете еще хоть шаг, я убью его сейчас.

Кира взглянула на Ворону, но онрё все еще лежала на знамени, дым окружал ее. Кира не знала, что происходило, но Харуто был в беде, и ей нужно было как-то его спасти.

— Ты не знаешь, сколько времени это заняло, Ночная Песнь, — сказал Тошинака. — Поиск способа лишить кого-то бессмертия, — он повернулся и протянул руки к рельефу, руны на нем пульсировали и сияли. Пыль сыпалась с него на пол. Кира увидела тусклый металл под поверхностью. — Кохранцы поразительны в создании такого.

Харуто опустил выросшую ладонь на меч, прибивший его к рельефу. Он вяло потянул за меч. Он не сдвигался. Харуто закашлялся, его подбородок стал красным.

— Кровавый Двигатель?

— Да, — сказал Тошинака, отходя от сияющего рельефа. — Когда Вековой Клинок победил драконов, его товарищ-кохранец, Тикающие Часы, создал Кровавый Двигатель, чтобы удерживать каждого из них, самые сильные темницы в мире. Для всех, кроме Орочи, они построили механизм, чтобы крови смертного хватало, чтобы удерживать замок на месте, но для короля драконов нужна была темница прочнее, — Тошинака рассмеялся и указал на старые кости возле одной из статуй драконов. — Чтобы запечатать эту темницу, они использовали кровь бессмертного, бога Морского народа. Механизм лишил его бессмертия и запер Орочи тут. Только кровь другого бессмертного может открыть ее и освободить Орочи, — он рассмеялся. — Я этой чудесной победой лишу тебя бессмертия и освобожу Орочи.

Харуто боролся с мечом, прижимающим его к рельефу, но он не мог освободиться. Его кровь капала на рельеф, впитывалась в металл. Где-то за стенами пещеры Кира слышала движение, металл гремел, скрипел. Дверь темницы Орочи открывалась.

— Хватит, — закашлялся Харуто. — Орочи погубит мир.

Тошинака снова улыбнулся.

— Да. Он погубит твой мир, Ночная Песнь. Людей. Орочи и другие драконы уничтожат жалкое равновесие между небесами и землей, пробьют путь для духов вернуть их место в мире смертных. Потерянное возвращается. Я — лишь вестник. А ты, Ночная Песнь, просто ключ, — Харуто ударил слабо кинжалом Киры, но тэнгу отпрянул, хохоча.

Шики свистнула.

— Уверена? — спросила Кира у маленького духа. Шики глядела на Харуто, подпрыгивая, тревожно щебетала. Кира взяла меч Харуто, убрала пальцы отрубленной ладони с него, бросила мертвую ладонь на пол. Клинок пострадал, был в крови, затупился от боя. Шики бегала кругами, глядя на нее. Кира подняла взгляд и поймала блуждающий взгляд Харуто. Он улыбнулся.

— Чего улыбаешься, дурак? — прорычал Тошинака. — Ты проиграл, — тэнгу повернулся и увидел меч в руках Киры. — Ни шагу, сестренка.

Кира игнорировала его, смотрела на Шики. Маленький дух дрожал от страха.

— Мы можем это сделать.

Шики прыгнула в меч, клинок засиял алым. Боль опалила руки Киры, пронзила ее грудь. Шики кричала в ее разуме. Только Харуто мог ею управлять. Харуто поднял ладонь и бросил ее кинжал. Кира прошептала имя кинжала и шагнула сквозь мир, унося Шики с собой.

Кира появилась перед Харуто с кинжалом в одной ладони и Шики в другой. Оставленная ею картинка разбилась. Она повернулась, крича, и махнула Шики на шею тэнгу.

Клинок разбился в ее хватке, металл упал кусками на пол пещеры. Шики упала на землю, закрыв глаза, не двигаясь. Кира смотрела на рукоять катаны в обожженных ладонях. Так близко. Она была так близко.

Вестник Костей хмуро смотрел на нее, краски кружились в глазах. Он пошатнулся и рухнул вперед, упал на пол со стуком, его голова покатилась. Кира смотрела на него, не веря глазам. Она сделала это. Вестник Костей был мертв. Ее желудок трепетал, она зажала рот ладонью, чтобы не захихикать.

— Шики! — сказала Кира. — Ты в порядке? — она ощутила, как маленький дух сломалась от напряжения, что ею управлял не Харуто. Кира ощутила, как Шики разбилась. Она опустилась на мокрый от крови пол рядом с духом. Она подняла комочек шерсти в ладонях. Шики тихо свистнула, ее глаза приоткрылась, и Кира прижала ее к груди. — Прости. Знаю, тебе больно. Но мы сделали это. Получилось. Ты смогла, Шики! — ладони Киры были в волдырях от духовного меча, она могла лишь представлять, чего это стоило духу.

Харуто кашлянул за Кирой.

— Поможешь?

Кира нежно опустила Шики на пол и повернулась к Харуто. Он вяло пытался вытащить зубчатый меч из груди. Рельеф за ним сиял ярко, как костер, и щелканье из пещеры становилось громче. Кира схватила меч Тошинаки и потянула. Клинок не двигался, но Харуто кривился, кровь капала с его подбородка.

— Прости, — Кира скривилась. Она сжала рукоять обеими руками. — Мне очень жаль.

— Живее, — прорычал Харуто.

Кира уперлась ногой в стену рядом с Харуто и потянула изо всех сил. Меч вырвался из груди Харуто со скрежетом камня, брызгами крови и воем агонии. Она отбросила черный зубчатый меч на пол и поймала Харуто, он обмяк в ее руках. Она оттащила его от сияющего рельефа. Шики следовала, тихо щебеча. Ворона смотрела издалека, тихая, дым клубился у каменного пола. Кира оттащила Харуто мимо тела Тошинаки, помогла ему сесть на колени на земле. Он держался за рану в груди, дрожа, шипя сквозь зубы. Он не исцелялся. Рана не закрывалась. Шики забралась на его колени, смотрела на него, тихо свистя.

— Ты молодец, Шики, — Харуто похлопал духа дрожащей рукой. — Вы обе молодцы.

Кира заерзала, не зная, что делать, снова взглянула на Ворону. Онрё приближалась. Она обвила щупальцем из дыма катану Тошинаки, потянула ее по полу со скрежетом.

Шики свистнула. Харуто улыбнулся ей и покачал головой.

— Вряд ли. Кровавый Двигатель забрал слишком много… моего бессмертия, — он убрал руку от груди. Рана все еще зияла, кровь текла, пропитывая кимоно. — Вряд ли… я оправлюсь от этого.

Шики горестно завопила, уткнулась в грязное кимоно Харуто.

— Я могу как-то помочь? — спросила Кира. После всего, что они прошли, она не хотела терять Харуто. Она не хотела больше никого терять.

— Надейся, — сказал Харуто. — Надейся, что меня не хватило, чтобы освободить Орочи.

— Дурак! — рявкнула Ворона.

Харуто поднял голову и посмотрел на нее. Его лицо уже было бледным, как у трупа.

— Ты… Изуми?

— Твоя жена мертва, — сказала Ворона. — Но я… помню ее.

Харуто нахмурился и взглянул на Киру.

Кира покачала головой.

— Она не как я. В ней победил ёкай, но она при этом не как другие онрё.

Харуто пожал плечами и утомленно рассмеялся.

— Думаю, вы обе — нечто новое.

Металл загремел громче в стене пещеры. Кира посмотрела поверх плеча Харуто. Рельеф рушился, металл за ним сдвигался. Пыль сыпалась на землю, и части стены падали, за ними было видно тьму.

— Мы опоздали? — спросила Кира.

Ворона бросила меч Тошинаки на землю перед Харуто.

— Темнице не нужна была твоя жизнь, только твое бессмертие.

Харуто застонал.

— Даже в смерти он побеждает, — он взял меч Тошинаки за рукоять, с его помощью поднялся на ноги. Кровь текла из дыры в груди. Он дрожал, пошатнулся, и Кира вскочила, чтобы помочь ему. Они вместе смотрели, как стена рушилась.

Глава 62

Харуто встал перед Кирой, пошел к зияющей дыре в стене. Ему нужно было стоять на своих ногах, если они собирались… биться с драконом? Это казалось безумием. Кира и Ворона стояли за ним, ждали появления Орочи.

Харуто оглянулся на Ворону. Черты Изуми были в дыму, но это была не Изуми.

— Теперь ты помогаешь? — спросил Харуто.

Ворона глядела на него, лицо в дыму казалось почти плотным.

— Освободить дракона мечтал Тошинака, а не я. Дракон… Орочи убьёт всех без разбора. Без цели это не месть. Это убийство. Я… — она смотрела на землю. — Я этого не хочу.

— Поздно менять мнение, — сказала Кира. Ворона посмотрела на нее так яростно, что она отпрянула на шаг. — Прости, — сказала девушка.

Харуто пожал плечами и скривился от боли в груди.

— Я не уверен, что это важно. Даже Вековой Клинок не смог убить дракона. Им пришлось заточить их. Так что, если вы не из Кохрана и не умеете строить новые темницы, мы обречены.

— Не глупи, оммедзи, — сказала Ворона. — У нас есть то, чего не было у Векового Клинка. У нас есть она.

Кира отпрянула на шаг и подняла ладони.

— Я? — спросила она у Харуто. — Я не могу убить дракона.

Ворона вздохнула.

— Не ты. Она, — она указала ладонью из дыма на Шики.

Шики чирикнула и спряталась за ногой Харуто, выглядывая на Ворону.

— Она — духовный клинок, — положила Ворона. — Я ощутила ее порез. Больше ничто меня так не ранило. Если она может убивать духов и демонов, может убить дракона.

Харуто посмотрел на Шики, сжавшуюся за его ногой.

— Что думаешь?

Шики жалобно чирикнула.

— Я знаю, что ты не убивала драконов раньше, — сказал Харуто. — Никто этого не делал. Хочешь попробовать?

Шики встряхнулась пушистым телом.

— Ты хочешь сказать Оморецу, что мы не справились?

Шики прищурилась.

Харуто рассмеялся.

— Полезай, — сказал он, подняв катану Тошинаки. Шики с дрожью свистнула, но залезла в меч. Черный клинок стал темно-алым, и Харуто ощутил через рукоять дрожь Шики. Ей не нравился зубчатый меч.

Харуто повернулся к дыре. Орочи был где-то там. Он прижал ладонь к дыре в груди. Она не заживала. Он не умер, но бессмертие разрывалось, как потрепанная веревка.

— Я не в лучшем состоянии, — сказал он. — Вам нужно меня защитить, чтобы я смог приблизиться.

— Переживай за свою роль, — рявкнула Ворона сзади. — Я знаю, что должна сделать.

Кира нервно захихикала.

— Что мы ожидаем? — спросила она, голос дрожал. — Дверь темницы ненамного выше меня, так насколько большой Орочи?

Трещина побежала по стене пещеры, началась у двери темницы и расколола стену до потолка. Пещера дрожала, камни и пыль сыпались вокруг них.

— Вековой Клинок заточил Орочи, когда он был в облике человека, — сказал Харуто. — Вряд ли он сейчас в облике человека.

Стена пещеры взорвалась, осыпав их камнем.

Камень размером с коня полетел к Харуто. Он пытался отшатнуться, но был слишком слабым и медленным. Ворона полетела к нему, дым закрыл Харуто щитом. Мелкие камешки погрузились в ее чернильную тьму, и когда большой камень ударил, она закричала и оттолкнула его. Он рухнул на пол в паре шагов от них. Еще часть стены попала по Кире, она разбилась. Харуто надеялся, что она отошла с помощью своей техники.

Огромная тень двигалась в дыре, длинная изогнутая шея извивалась во мраке и пыли. Еще одна присоединилась, потом еще. Чешуя шуршала в темных глубинах, и восьмиглавый Орочи появился в поле зрения.

Зеркальный кинжал ударил по земле рядом с Харуто, и Кира появилась, подхватила его с пола и закашлялась от пыли. Она посмотрела на короля драконов и прошептала:

— Думаю, нам нужен новый план.

Ворона уменьшилась до человеческого размера, собрала под собой дым.

— Это единственный план.

Кира покачала головой.

— Это плохой план.

Харуто прошел мимо них, глядя на Орочи. Король драконов был огромным и ужасал больше других драконов, он ничего подобного не видел. Восемь громадных змеиных голов, каждая размером с дом и увенчанная шестью рогами. Зубы блестели в его пастях, и бугорки свисали с челюстей, как усы из плоти. Каждая шея была не меньше сотни футов длиной, чешуя, как броня, покрывала их, и тонкие складки кожи трепыхались, пока головы драконов двигались. Его тело было вдвое длиннее, чем шеи, лежало на камне под ним, маленькие лапы беспомощно двигались на земле, когти ломали камень. Его хвост был еще длиннее, извивался, поднимал ударами пыль, разбивал стены пещеры. Его чешуя переливалась радугой, даже во мраке краски плясали. Харуто видел шрамы на некоторых головах, отсутствующую чешую и следы заживших ран — доказательства боя Орочи с Вековым Клинком больше сотни лет назад были видны, словно это было вчера.

Орочи открыл глаза, повернул к ним головы. Харуто открыл рот, чтобы заговорить, но король драконов взревел, все восемь голов прокричали имя так громко, что Харуто пошатнулся от веса звука: Ямасачи, муж-человек Орочи.

Орочи стал метаться, сотрясая камень своим телом и хвостом, но понял, что ему не хватало места в каменной темнице.

— Нужно остановить его, пока он не сбежал, — сказал Харуто.

Орочи посмотрел на Харуто большим змеиным глазом. Голова с одним сломанным рогом открыла большую пасть, и голос, похожий по силе на хор из сотни голосов, сказал:

— Сбежал? Я не убегаю от тебя, человек. Ты — ничто! — Орочи вырвался из туннеля, восемь огромных голов устремились к Харуто.

Ворона полетела к королю драконов, дым врезался в ведущую голову Орочи, слепляя его, вонзая клинки из дыма в его чешую. Орочи зашипел и отдернул голову от Вороны. Она окружила одну из его шей. Голова с одним глазом щелкнула пастью в сторону Харуто, он дернулся в сторону, ударил Шики по большому носу. Одноглазая голова завизжала, большие капли крови упали на каменный пол. Еще одна голова с оборками на шее поднялась на Харуто и опустилась, чтобы прибить его к каменному полу. Зеркальный кинжал пролетел по воздуху, вонзился в глаз дракона. Он взревел, метался, и Кира появилась, впилась в его голову, сжимая кинжал. Она вырвала его из глаза Орочи, бросилась на мечущуюся голову, прыгнула на другую, подняв кинжал для удара. Третья голова с длинными клыками повернулась, чтобы встретить ее, щелкнула пастью вокруг нее. Кира разбилась на тысячу мерцающих осколков.

Харуто собрал ци во вспышку скорости и взмахнул Шики, ударил по сияющей шее дракона, разбивая чешую и проливая кровь. Одноглазая голова бросилась к нему справа, и он прыгнул, приземлился на приближающуюся шею. Он вонзил Шики в плоть и держался, пока Орочи метался, пытаясь сбросить его. Рана в груди Харуто болела, из дыры текла кровь. Он знал, что должен был уже умереть, остатки бессмертия поддерживали его. Зрение уже темнело. Шики взвыла, выскользнула из головы Орочи, и дракон сбросил Харуто со своей шеи. Харуто рухнул с тридцати футов на землю. Левая рука громко хрустнула.

Харуто вдохнул и поднялся на ноги. Ворона летела с головы с оборками, напала на голову с короной из рогов. Ее белый плащ порвался и хлопал, дым тянулся за ней. Кира появилась на вершине однорогой головы, вонзил кинжал в чешую Орочи, но клинок разбился, и Кира разбилась через миг. Она появилась на земле, бросила еще кинжал в глаз существа, а потом разбилась снова так быстро, что Харуто не мог уследить. Он споткнулся, чуть не рухнул, побежал к голове с волосатой губой, которая пронеслась мимо входа в туннель. Он ударил по чешуе на ее горле. А потом откатился, голова рухнула на каменный пол, пытаясь раздавить его. Он прыгнул и вонзил зубчатый клинок Шики в нос, задел кость. Орочи взревел, поднялся и унес Харуто от земли. Он карабкался на нос, отталкиваясь от оскаленных зубов. Голова с волосатой губой перестала метаться, орочи посмотрел на него глазом, щурясь. Харуто смотрел в глаз, видел отражение головы с короной из рогов за собой. Ее пасть открылась, огонь вылетел из горла. Харуто отскочил от носа, и огонь из пасти дракона окутал его. Он завизжал, падая, волосы горели, кимоно сгорало, кожа покрывалась волдырями от жара. Земля появилась под ним. Он стиснул зубы и приготовился стать лужей на полу пещеры. Дым окружил его, окутал и замедлил его падение, а потом опустил его на его задницу на землю.

Ворона приземлилась рядом с ним, взглянула на его сломанную руку и кожу в волдырях.

— Хватит пытаться погибнуть, убей эту штуку, — она взлетела на гейзере дыма. Дракон повернул голову с одним рогом, щелкну пастью, дым вылетел из его рта по бокам. Лохмотья ее белого плаща опустились на землю.

Кира прыгнула над ним, приземлилась на голову с короной из рогов и вонзила кинжал в нос. Кинжал разбился об чешую, и голова повернулась и щелкнула пастью вокруг Киры. Она разбилась и появилась с кинжалом на шее головы с оборками. Еще одна голова — эта была с треснувшей чешуей вокруг глаз — подвинулась к ней, ползла на шее, на которой она стояла. Она врезалась в нее, отбросила ее в колонну, камень разбился. Голова с оборками, на которой она стояла, выдохнула в нее молнию. Она закричала, разбилась и появилась на полу ниже монстра, ее волосы дымились, в руке был другой кинжал. Она упала на колени.

Это не работало. Шики резала чешую, но шеи Орочи были слишком толстыми, чтобы отрубить его головы. Им нужен был другой план, вариант лучше. И время было на исходе. Харуто было холодно, тело немело. Дыра в груди пульсировала кровью, сломанная рука не заживала. Он ускользал, умирал.

Шики тихо свистнула, и он поднял меч и посмотрел на нее.

— Мы не можем победить, — сказал он, вес правды давил, как надгробие. Шики пропела короткую мелодию, но фальшивый оптимизм не мог одолеть короля драконов. Они не могли победить. У них не было шансов. Может, они еще могли убежать? Он взглянул на вход в пещеру. Гуан стоял там, прислоняясь к стене пещеры, покрытый кровью. Он глядел на дракона, открыв рот. Харуто вздохнул. Они не могли убежать. Было некуда убегать. От гнева Орочи не скрыться. Если они тут не справятся, десятки тысяч людей умрут. И Гуан будет первым. Харуто не допустит этого. Он не даст другу умереть. — Последняя попытка, Шики, — сказал Харуто. Шики свистнула.

Харуто собрал остатки ци, побежал к королю драконов. Голова Орочи с короной из рогов скользнула вдоль пола и бросилась к нему. Харуто прыгнул в сторону, потом заскочил на шею дракона. Одноглазая голова напала слева, он пригнулся, ощутил свист воздуха, челюсти закрылись над ним. Он вскочил на ноги и на напавшую шею. Одноглазая голова металась, но Харуто пригнулся и вел сломанной рукой по чешуе для равновесия. Голова с клыками справа от него выпустила из пасти кипящую воду, Ворона вырвалась из того рта, разбивая два зуба. Ее плащ пропал, все ее тело теперь было черным дымом. Дракон отпрянул, отодвинул голову. Голова с одним рогом напала, щелкая зубами в сторону Вороны, и оторвала половину ее тела. Она закричала и упала, дым опустился на землю. Голова с оборками напала и подхватила ее. Харуто пошатнулся, но не мог ей помочь.

Пятки Харуто были порваны об чешую, кровоточили. Его легкие болели от бега, прыжков и карабканья. Дыра в груди болела, оттуда текла кровь, ци угасала. Голова с волосами на губе напала на него. Он пытался уклониться, но острые зубы поймали его сломанную руку и оторвали от его плеча. Шея под ним металась, пытаясь сбросить его, но Харуто прыгнул на голову, которая жевала его руку. Он хотел добраться до места, где шеи встречались с телом монстра.

Харуто пошел по шее, волоча ноги по чешуе, кровь из плеча и дыры в груди текла по нему. Он направлялся к огромному телу. Пещера угасала вокруг него, свет тускнел. Шики свисала сбоку, Харуто не мог найти силы, чтобы поднять ее. Дыхание вырывалось с хрипом, каждый вдох причинял больше боли, чем прошлый. Голова с короной рогов поднялась слева, кривя губы почти в человеческом выражении отвращения. Справа была голова со сломанным зубом. Они замерли и смотрели на него. Харуто шатался, едва переставлял ноги.

Голова со сломанным зубом открыла огромную пасть.

— Ты умираешь, смертный.

— Все бывает… в первый раз, — сказал Харуто. Шики пронзительно свистнула из меча, но он игнорировал ее. Он уже не мог спасти себя, а если бы остановился, он подвел бы других. Подвел бы всех людей.

Две головы смотрели на него, другие развернулись, пока все восемь не стали глядеть на него. Он упал на четвереньки, полз последние футы от шеи дракона к огромному телу. Голова с короной из рогов нависала над головой со сломанным зубом. Она прорычала:

— Чего ты пытаешься достичь?

Харуто прополз еще десять футов и замер. Он пытался глубоко вдохнуть, закашлялся, кровь брызнула на переливающуюся чешую дракона. Он медленно встал и выпрямился. Из последних сил он поднял Шик одной рукой.

— Смертный клинок не может меня убить, дурак, — прогремели восемь голов Орочи.

Шики с дрожью свистнула.

Харуто пытался смеяться, но лишь откашлял больше крови.

— Шики — не смертный клинок. Она — духовный клинок.

Одноглазая голова Орочи со шрамами приблизилась, глядя на него желтым глазом.

— Никакой разницы, смертный. Меня нельзя убить.

Харуто смотрел на голову дракона, гадая, когда его зрение стало так расплываться.

— То, что это еще не случилось… не значит… что не может, — он повернул Шики и глубоко вдохнул, а потом взревел. — ПОДАВИ СВОЙ ГНЕВ, ДРАКОН! — он бросил Шики на спину дракона у своих кровоточащих ног, поднял ногу и наступил на меч. Катана Тошинаки разбилась под его пяткой, и Шики вылетела на спину Орочи, посмотрела на Харуто, моргая. Харуто сгорбился. — Я не хочу тебя убивать.

Харуто рухнул на спину, растянулся на чешуе в шрамах боя, который был древней историей для всех, кроме змея.

— Я не… хочу убивать… вас, — сказал он. — Мир будет… куда беднее… без… драконов.

Восемь голов Орочи покачивались над ним.

— Думаешь, сломанный меч помешает мне убить всех вас?

Харуто пожал плечами, хотя на это ушло много сил.

— Это был… символический… жест, — сказал он, голос был невнятным и далёким. Шики забралась на его колени, жесткая шерсть щекотала его кожу. Он опустил на нее ладонь, посмотрел на головы дракона, пытаясь сосредоточиться на каждой по очереди. Каждая была другой, уникальной. Некоторые со шрамами, другие — с иной формой рогов или чешуи. Каждая была чудесной. — Я знаю твою историю, Орочи. Я знаю… что с тобой сделал Ямасачи, как он предал тебя.

Орочи поёжился, его головы зарычали по-разному.

— Ямасачи заплатит, — сказала голова с оборками, подтверждая подозрения Харуто. — Вы все заплатите. Ямасачи и сошки, которые запечатали меня в этой каменной темнице. Вы все умрете. Человечество сгорит.

Харуто выдохнул, было сложно вдохнуть снова.

— Они все мертвы, Орочи, — сказал он. — Ямасачи, который предал тебя и уничтожил твой луг, мертв. Он… мертв сто лет. Вековой клинок и… другие, которые заточили тебя… они все мертвы. Ты уже… отомстил. Ты пережил их всех. Они все мертвы, а ты свободен.

— Человечество заплатит за них! — закричали восемь голов Орочи. — Я не удовлетворен.

Харуто пытался пошевелить ладонью, погладить Шики, но не мог. Маленький дух глядел на него, дрожа.

— Твое удовлетворение… ничего не значит, король драконов, — он хотел смеяться от глупости этого, но сил не было. Он не мог шевелиться, только говорил. — Все… кто тебя подвел… давно мертвы. Если нападешь на людей сейчас, это не будет местью. Это будет убийством. Убийством невинных, — пещера стала темной, головы дракона стали пятнами.

Одно пятно приблизилось.

— Зови это, как хочешь, смертный. Я обрушу свой гнев на весь твой вид.

— Ты проиграешь, — тихо сказал Харуто. Что-то в воздухе жгло его ноздри.

— Ты сказал, смертный, который заточил меня, мертв.

— Вековой Клинок мертв, но если ты… пойдёшь воевать с людьми, появится… другой Вековой Клинок. Люди соберутся… для боя с тобой. Духи умрут… люди умрут. Ненужные смерти. Бессмысленно. Они найдут способ… заточить тебя снова, или другой оммедзи… с другим духовным клинком… одолеет тебя. Не все мы смотрим на духов так, как я. Не все мы… хотим мира между небесами и землей.

— Они не могут меня убить, — прорычал Орочи. Голова приблизилась к Харуто, так близко, что он ощущал жар слов на коже. — Я бессмертный.

Харуто смотрел на размытого короля драконов.

— Как и я.

Орочи промолчал. Они оба знали, что он умирал.

Харуто повернул голову, искал вход в пещеру за темницей. Он едва его видел, но серое пятно у стены явно было Гуаном. Улыбка растянула губы Харуто.

— Ты победил, Орочи, — прошептал он. — Они все мертвы. Ты… отомстил… Если будешь биться сейчас… больше никогда не найдешь это.

— Что не найду? — прогремел Орочи.

— Любовь, — сказал Харуто. — Просто отстраниться… когда ты живешь… так долго, как мы. Несмотря на то, что с тобой сделал Ямасачи… он дал тебе то, что не могут… бессмертные. Он дал тебе любовь… — пещера была такой темной, что Харуто не видел Гуана или вход. Шики свистнула, но он не видел ее, больше не чувствовал ее. — Если будешь биться с ними, если убьешь их, ты никогда не найдешь… это снова. Они… смогут дать тебе… только ненависть.

Глава 63

Дракон поднял огромное тело над землей. Голова со шрамами и одним глазом открыла пасть, и Гуан подумал, что она съест Харуто. Но она нежно подняла его челюстями и опустила на камень у стены пещеры. А потом голова повернулась к Гуану и подлетела к нему. Он отшатнулся у входа в пещеру. Дракон замедлился и повернул все восемь голов к нему.

Сияющая голова с короной из рогов открыла рот:

— Он умирает.

— Ох… — Гуан покачал головой. Голова была мутной от потери крови или вида огромного дракона. — Его м-можно спасти? Ты — ками. Ты можешь…

Вторая голова — со сломанным зубом — сказала:

— Нечего спасать. Его бессмертие пропало, — головы утихли, все восемь покачивались, глядя на него.

Гуан пошатнулся, схватился за стену пещеры ладонью. Он не мог дать Харуто умереть. Он не мог жить без старого друга.

— А если ты отдашь ему то, что сталось от моей жизни? — спросил Гуан. — Знаю, там мало, но…

Голова с одним глазом приблизилась к нему, запах змеиного мускуса ударил по его ноздрям. Глаз моргнул, глядя на него, голова сказала:

— Может, он был прав.

Орочи отвернулся от него и вылетел из пещеры, его тело задевало камень по пути. Гуан смотрел, как сверху извивается хвост дракона, ударяет по части стены. От этого рухнули камни размером с лошадей. И Орочи пропал. Гуан смотрел вслед ему мгновение, а потом встряхнулся и прошел к Харуто, хромая.

Кира с трудом поднялась на ноги на горе обломков колонны. Ее кимоно было в крови и саже. Она прошла к Харуто, шатаясь и хромая хуже Гуана. Тонкая струйка дыма парила над Харуто, пока он лежал на каменном полу у стены пещеры, но он улетел, пока Гуан шел туда.

Гуан упал на колени рядом с павшим другом, хрустя суставами. Харуто был изорван, в крови. Его левое плечо было криво разорвано. В груди была дыра размером с кулак Гуана. Правый бок был в волдырях, обгоревшей плоти и красной кожи. Его лицо было бледным, губы посинели. Шики дрожала, сидя между его правой рукой и телом, тихо свистела снова и снова.

— Старик? — Гуан опустил ладонь на грудь Харуто. Кожа была холодно, кровь все еще текла.

— Гуан? Это ты? — Харуто открыл глаза, но они были как белые облака в зимний день. Зрачков и радужки не было.

— Да, старик, — сказал Гуан. — Я тут, — он вытер рукавом глаза. — Ты снова испортил кимоно.

Уголки губ Харуто дрогнули.

— Тебе придется… купить мне новое.

— Как всегда.

— Ты победил, — сказал Харуто. — Я ощутил… как Тян ушел. Тебе пришлось… нарушить все… клятвы?

Гуан покачал головой.

— Все, кроме одной.

— Какую… ты оставил?

Гуан рассмеялся и снова протер глаза.

— Капуста, старик. Как думаешь?

Харуто тихо захрипел, кровь брызнула на его посиневшие губы.

— Я… ненавижу… эту клятву.

Гуан порылся в сумке.

— У меня есть для тебя кое-что, стрик. Купил в Кодачи и приберег для, кхм, этого момента, — он вытащил длинную трубку, вырезанную из белого дерева с узором дракона на мундштуке. Он вложил ее в ладонь Харуто, сжал пальцы вокруг трубки. — Это хороший способ отпраздновать, — он отпустил ладонь Харуто, и пальцы старика разжались.

Харуто молчал так долго, что Гуан опустил ладонь на его грудь, проверяя, дышал ли он.

— Что… это? — спросил Харуто.

— Трубка, — сказал Гуан. — Я купил тебе новую трубку.

— Спасибо, — прохрипел Харуто, кровь булькала в уголке его рта.

— Ты не исцеляешься, старик, — сказал Гуан. — Почему?

Веки Харуто трепетали.

— У меня… забрали это.

Гуан оглянулся на Киру. Девушка стояла в паре шагов за ними, заламывая руки и кусая губу. Гуан посмотрел на Харуто и покачал головой.

— Не понимаю, старик.

Харуто молчал, сделал пару вдохов с трудом.

— Прощай, Гуан. Спасибо.

Гуано опустил голову, стряхивая слезы с глаз. Это не могло так закончиться. Харуто не мог умереть. Он должен быть бессмертным.

— Нет. Спасибо тебе. За то, что позволил старому дураку ходить с тобой, за то, что защищал меня от бед все эти годы. За все.

Харуто захрипел, белые глаза закрылись.

— Ты помог мне… куда сильнее… чем я… тебе, — дыхание вылетело из его горла с шипением, его голова упала.

— Старик? — Гуан сжал ладонь Харуто. — Проснись, старик. Не бросай меня, Харуто. Ты не можешь… не уходи.

Глава 64

Гуан уснул рядом с телом Харуто, голова лежала на его груди, слезы смешивалась с кровью. Кира не знала, что делать. Она дала ему горевать, отползла и рухнула у колонны, подавляя желание кричать.

Со временем она встала, вытерла слезы и занялась в пещере, собрала припасы с мертвых монахов под обломками. Она нашла старую деревянную скамью в углу пещеры, разбила ее и развела маленький костер близко к Харуто и Гуану. Старый поэт проснулся и подполз ближе к костру. Он молчал, просто лежал, закрыв глаза, и засыпал. Кира собрала посохи Харуто и уложила на него, потом стала собирать камни и укладывать вокруг него. Камень за камнем, она строила могилу Харуто. Она редко молилась, едва знала имена божеств, но помолилась над его могилой, закончив, направляя молитву к единственному божеству, которое могло услышать. К божеству войны.

Она села у костра напротив Гуана, который храпел как горный козел, бросила в огонь еще пару кусков скамьи и легла спать. Шики подобралась к ней, тихо свистя, забралась в кимоно Киры.

Когда Кира проснулась утром, костер стал пеплом и углями. Гуан сидел у могилы Харуто, склонив голову.

— Спасибо, — сказал он. Она встала рядом с ним, взяла его за руки, и он сжал ее ладони. Его глаза были красными, и он будто постарел на десять лет за ночь.

Через какое-то время Гуан сказал:

— Пора идти, — он посмотрел на могилу Харуто в последний раз, повернулся, надел сумку через голову и пошел к выходу из пещеры, хромая. Кира поспешила за ним. Тело все еще болело, но почти все ее раны зажили. Это ощущалось неправильно — то, что она так быстро исцелилась от боя, который забрал жизнь Харуто.

Всюду были следы побега Орочи. Стены туннеля были ободраны, дверь, ведущая наружу, пропала, ее сорвало с петель и отбросило на плато. Было утро, солнце висело низко, светило тускло за серыми облаками, но, удивительно, снег не шел. Деревянная хижина разбилась, ее раздавил дракон, и на четвертом плато не осталось ничего, кроме дыма в облике женщины, парящего у обрыва, ее лицо было поднято к небу.

— Ты Изуми? — спросил Гуан, пока они шли в снегу к ней.

Рябь пробежала по дыму Вороны, она оглянулась на них.

— Я — Ворона. Я… когда-то была Изуми.

Гуан кивнул, хотя скорее себе, чем ей. Он подошел к краю утеса рядом с ней.

— Он любил тебя. Не переставал тебя искать, хотя знал, что ему нужно было сделать, и чего это будет ему стоить. Он хотел дать тебе покой.

Ворона повернула лицо к небу.

— Я не просила этого, — резко сказала она.

— Ха! Такова жизнь, да? Многое из того, что получаешь, ты не просил, но это нужно принимать или как подарок, или как проклятие, а потом разбираться.

Дым Вороны клубился под ней, окружал ее ноги и пачкал снег вокруг них черной сажей.

— Ты тоже оммедзи? — спросила она. Кира шагнула ближе, создав кинжал, но Гуан рассмеялся и поднял руки.

— Не я, — сказал он. — Я просто… думаю, я просто старый поэт, который порвал последний шанс на искупление. И мужчина, который потерял лучшего друга, — он вздохнул. — Надеюсь, ты найдешь покой, которого он хотел для тебя, Изу… прости, Ворона.

Ворона кивнула Гуану, повернулась и прыгнула с края, сажа тянулась за ней. Кира проводила ее взглядом. Ей казалось, что она еще увидит Ворону. Нравилось ей это или нет, они были семьей, и связь между онрё была глубже того, что пытался создать Вестник Костей.

Шики свистнула из кимоно Киры, забралась на ее плечо. Она пару раз подпрыгнула, потерлась об щеку Киры, пискнула и спрыгнула на землю, а потом пошла к пещере. Слезы обжигали глаза Киры.

— Что она сказала? — спросил Гуан, глядя маленькому духу вслед.

Кира вытерла глаза рукавом.

— Она сказала: прощай.

— Скатертью дорога, морковка! — сказал Гуан.

Шики громко чирикнула и пропала в пещере.

— Она сказала, что тоже будет скучать, — сказала Кира. Она знала Шики мало времени, но прощание разрывало сердце Киры. Но Шики была духом-спутником, Харуто был мертв, и у нее больше не было спутника. Кира подозревала, что она скоро вернется на небеса. Она шагнула к Гуану, обвила его руками, обняла его. Через миг он ее обнял.

Они отвернулись от пещеры и пошли к лестнице, ведущей вниз. Снег был тут тоньше. Цветы сакуры и пятна крови покрывали землю. Под деревом лежало тело Сифэнь, пронзенное красными шипами. Голова онрё лежала под раздувшимся телом. Гуан намеренно не смотрел туда, пока они шли к следующей лестнице.

— Что теперь делать? — спросила Кира, пока они спускались к монастырю.

— Хм? — отозвался Гуан.

— Академии Хэйва нет. Янмей нет. Харуто… онрё побеждены, — Кира вздохнула, пиная снег. — Что мне делать?

— Ты умеешь петь? — спросил Гуан.

Кира кивнула. Она обожала петь, пока была жива, и она теперь это помнила. Хотя это был почти сто лет назад.

— Певцы хорошо зарабатывают, — продолжил Гуан. — Хорошая профессия. И хорошо сочетается со старыми поэтами.

— Но я должна быть мстительным духом.

— О? Это отличается от ёкая?

— Не знаю.

Они в тишине спустились ко второму плато. Снег выпал за ночь, превратив тела монахов в белые сугробы.

— Эй, — сказал Гуан. — Я придумал название своего шедевра. «Ночная Песнь, герой времен». Эпическая поэма в трех частях.

Кира покачала головой, огибая сугробы.

— Тебе не нравится? — спросил Гуан.

— Слишком типичное название.

— Хм, — буркнул Гуан. — Как насчет «Оммедзи и дракон»?

Кира снова покачала головой.

— Нужно больше действия. Как насчёт «Ночная Песнь против Вестника Костей»?

Гуан рассмеялся.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Там будет Янмей? — спросила Кира.

— Конечно! У нее будет главная роль в третьей части, когда Ночная Песнь и его красивый друг-герой сжалились над старушкой и ее ужасно искаженной дочерью, — он засмеялся, Кира присоединилась.

На первом плато здания все еще были в паутине, напоминали об ужасах прошлого дня, и Кира сильнее куталась в плащ. Но она дрожала не от холода. Ей нужно было кое-что проверить. Они прошли по своему пути среди заброшенных домов, попал на маленькую площадь, где пересекались переулки. У стены в коконе были два монаха. Женщина, которая перерезала себе горло, и мужчина, чье лицо испортили темные вены яда. На заснеженной земле было пятно крови посреди площади. Кира встала рядом.

— Что такое? — спросил Гуан.

— Он ушел, — горе снова поднялось в ней, но она ощущала теперь и новую решимость. — Кацуо ушел.

Гуан вздохнул.

— О, Кира, мне жаль.

Кира покачала головой и посмотрела на Гуана.

— Харуто как-то сказал, что я не смогу быть оммедзи. Но, может, я могу быть духом, который помогает другим духам? Если я могу находить ёкаев, может, я могу помогать им с отмщением. Если я смогу помогать им перейти дальше, как ты сделал для Тяна, как Харуто сделал для Шиори, может, этим станет дух мести. Я могу делать такое, могу такой быть. Той, кто мстит, чтобы помочь другим?

Гуан почесал бороду и кивнул.

— Почему нет? — он шагнул ближе и обвил рукой ее плечи, она прильнула к нему. — Думаю, Харуто гордился бы, да и Янмей тоже. Дух, который помогает другим духам пойти дальше. Вряд ли такое было раньше, но ты не можешь не быть уникальной, да? — он рассмеялся.

— И у меня уже есть первое задание, — сказала Кира. Она надеялась, что Янмей гордилась бы. — Я не могу оставить его ёкаем, Гуан. Я должна помочь Кацуо упокоиться.

Они услышали сверху рев и подняли головы. Орочи летел по небу на фоне серых облаков. Он был огромным, хотя был высоко над ними. Дракон поменьше, оранжевый и с одной головой, присоединился к нему, и они извивались вместе, будто завязывались в узел. Другой дракон присоединился, потом еще. Шесть драконов летели по небу над монастырём, рыча. Драконы вернулись в мир смертных. Кира сомневалась, что что-то будет прежним, но Харуто хотя бы убедил их не воевать с людьми. Она гадала, будут ли люди такими терпимыми.

Эпилог

Шики вышла из пещеры на снег, мягкие снежинки падали и липли к ее жесткой шерсти. Она посмотрела по сторонам и чирикнула.

— Они ушли?

Шики нетерпеливо свистнула.

Харуто вышел из пещеры. Небо было темным, крупные снежинки летали с легким ветром. Высоко над ними ветер выл за скалой, но не добирался до него так близко к камню. Это было хорошо, потому что его кимоно было изорвано, и он уже замерз. Деревянная хижина была разбита, и Киры с Гуаном не было видно.

— Ушли, — сказал Харуто. Горло болело, голос был хриплым. Левая рука ныла, он хорошо знал это ощущение. Новые конечности всегда ныли, пока не вставали правильно на место. У него все еще была дыра в груди. Плоть вокруг нее зажила, но дыра осталась. Чем больше он думал об этом, тем страннее она ощущалась. Ему нужно было найти одежду вскоре, иначе люди будут задавать вопросы. Он подавил желание потрогать себя там ладонью из жуткого любопытства.

Он проснулся один под грудой камней. Кто-то, Гуан или Кира, оставил на нем его ритуальные посохи. Когда он ощутил силы, чтобы сдвинуть камни и сесть, он обнаружил, что Шики ждала его. Она бросилась в его лицо, не переставала щебетать с тех пр. Даже сейчас, вне пещеры, она свистела о том, как будут рады другие, увидев его.

— Мы не обязаны идти за ними, — сказал Харуто. Она притихла, хмуро посмотрела на него, и он пожал плечами. — Эй, я умер. Бессмертию конец. Я не знаю, почему я жив, но я умер. Может, мое время вышло. Может, теперь я могу уйти на покой, найти где-то хороший дом и стареть в тишине. Может, смогу выспаться, — он не помнил, когда в последний раз спал больше пары часов, этого не было уже сто лет.

Шики резко засвистела, поднялась по его ноге. Он поднял ее за шерсть, опустил на свое плечо. Она прищурилась, глядя на него.

— Да, ты права. Думаю, нам лучше догнать их, — он сунул в рот трубку, которую ему купил Гуан. — Гадкий поэт мог бы оставить мне и немного листьев.

Харуто повернулся к ступеням и остановился. Ворона парила над снегом, покрытым сажей, впереди. Она скрестила руки на груди, сжала локти, как любила делать Изуми.

— Я думал, ты ушла, — сказал Харуто с трубкой во рту. Шики с дрожью свистнула.

— Ушла, — сказала Ворона. — Она попросила меня вернуться, — онрё указала ладонью из дыма за Харуто. Он повернулся, к склону скалы у входа в пещеру прислонялось божество. На ней было одеяние с разноцветными заплатами, старая соломенная сугегаса и белая маска без черт, кроме черной пустоты на месте глаз, трещина тянулась по щеке, как слеза.

Харуто пожал плечами.

— Вряд ли ты пришла увести меня на небо ради покоя, как сделал с Янмей?

— Покоя? — бог войны рассмеялась. Шики чирикнула и попыталась спрятаться за головой Харуто, суетясь на его плече. — Боюсь, нет, оммедзи. Как видишь, грядет война, и мне нужны союзники.

— Поищи в другом месте, — сказал Харуто. — Я только что умер. Это дало мне свежий взгляд на все. Я закончил.

Смех донесся из мрака пещеры.

— Закончил? — прохрипел древний голос. Харуто ощутил запах жженого можжевельника на ветру. — Закончил? Ты же не думаешь, что я дал тебе умереть, потому что ты выполнил свою часть нашей сделки, да, Ночная Песнь? «Бессмертие, пока дух твоей жены в мире смертных», — сутулый старик с морщинистым лицом вышел из пещеры. Оморецу усмехнулся Харуто и рассмеялся. — Как видишь, она еще живет. Отчасти, — улыбка пропала с его кривого лица. — Как и Орочи. Так что ты в долгу передо мной, Ночная Песнь. Дважды.

Шики заскулила. Харуто вздохнул и покачал головой. Похоже, он все-таки не догонит Киру и Гуана.

— Капуста!