Мой ангел-вредитель

- Не понимаю, - призналась я. - Вы говорили, что диплом является билетом в жизнь. Тогда зачем человеку, потратившему столько времени, сил и средств на изучение магии, работать школьным учителем? Бессмысленно.

- Я сам всегда удивлялся. Елена Михайловна – долгих ей лет жизни – маг-универсал, Учитель с большой буквы и прекрасный человек. Способности феноменальные: она обучалась бесплатно и получала стипендию, что говорит о многом. Думаю, она выбрала профессию по велению сердца и вряд ли жалеет об этом.

- Вы с ней общаетесь?

- Как бывший ученик с учительницей. Последний раз виделись лет пять назад. Я перебирался из Рязани сюда, а её пригласили работать в городок с погодным названием. Елена терпеть не может перенаселенность, поэтому согласилась не задумываясь.

Вот вам, пожалуйста, пример преданности своему делу, альтруизма и так далее. Не каждый бы смог.

- А деление на Белых и Черных идет по какому принципу? Одни добрые, другие злые? – задала я следующий вопрос.

Артемий Петрович сначала поправил ближайшую к нему стопку, добавил к ней два листка и только потом ответил:

- Будь так, как вы говорите, мир давно утонул бы во зле.

- Почему?

- В настоящее время на тридцать Темных приходится один Светлый. Сделайте элементарные вычисления и поймете.

- Тогда какой принцип лежит в основе?

- Аккумуляции энергии, в народе ее чаще зовут Силой. Темные черпают Силу извне, Светлые создают сами. Хотя, - протянул Воропаев, - учитывая, что брать энергию можно либо из материальных источников, либо от других людей, Темные формально совершают зло. Прибавьте к этому, что большинство источников выпито досуха. Поэтому Черные маги в основном паразитируют на людях и предпочитают селиться в крупных городах. Мегаполисы для них – мечта, отрицательной энергии через край. Затеряться легче.

- Значит, в нашем городе живут только Светлые? – уточнила я.

- Как и в любом другом правиле, имеются исключения. За примерами ходить не надо: язык повернется назвать Марию Васильевну Белой?

- Не повернется. Она будто силы тащит, выходишь из ее кабинета – точно выпили тебя, а взамен какой-то гадости налили.

- Вот-вот. Интуиция заставляет держаться от подобных людей как можно дальше, но с корабля бежать особо некуда. Увольняться решаются немногие, а начальница-стерва, как притча во языцех, никого не удивит. Она это понимает и совсем потеряла совесть. Похожий способ избрала моя жена. Заряжается от соседки сверху, и все счастливы: из склочной крикливой дамы откачивают негатив, орет она меньше. Дом ищет благодетеля, но никогда не найдет, - улыбнулся Артемий Петрович.

Подавив всколыхнувшееся в душе чувство, робко спросила:

- Вы тоже… ммм…

- Присасываюсь к живым источникам? Нет, выдыхайте, я Светлый.

Гора с плеч, честное пионерское! Сколько он успел бы выпить из меня за время знакомства, представить трудно.

- Окружающих сей факт, конечно, утешает, а меня – не очень… Не смотрите вы так, в виду имелось совсем другое. Моральная сторона понятна: люди не страдают, и сам от них не зависишь. Но, как считаете, с чего вдруг такой резкий контраст в численности?

- Темным приспособиться легче?

- Совершенно верно. Легче в том плане, что пополнить резерв можно в любой момент, в первый попавшийся магазин зашел – и пожалуйста. В современном ритме очень удобно. Годится всё: эмоции, чувства, желания. Тараканы всеядны, и они процветают. Физический контакт – вообще кладезь, через прикосновение можно получить доступ к Жизненной Силе. Правда, это как раз-таки и порицается.

- Потому что наносит наибольший вред?

Он взглянул на меня даже с некоторым уважением.

- Именно. Раз перескакиваем с пятого на десятое, поясню. Срок жизни каждого из нас определен, и с этим ничего не поделаешь. Подключаясь же к Жизненной Силе, выпиваешь не просто секундную энергию – ты вытягиваешь из человека года. Некоторые в пятьдесят выглядят на двадцать пять, а некоторые – наоборот. Одна из причин такой несправедливости.

Неужели есть личности (не могу я назвать их людьми), готовые ради молодости красть самое дорогое – жизнь?!

- Что касается Светлых магов, - как ни в чем не бывало продолжил Артемий Петрович, - для пополнения резерва существует один-единственный способ, исключая источники: здоровый сон и правильное питание, как бы нелепо это не звучало. Болезнь, переутомление, обезвоживание, и ты бессилен, поэтому мы не болеем. Инфекциям просто не за что цепляться, вот и летят мимо. Плюс большой, но относительный. По той же причине я терпеть не могу ночные дежурства, на следующий день всех поубивать хочется. Опять же, организм у каждого свой: кто-то подремал два часа, и как огурчик, а кому-то и десяти часов будет мало.

- Вам, например, сколько требуется? – полюбопытствовала я.

- Засекал ради интереса. Семь-восемь часов, однако верхней планки нет.

За увлекательным разговором мы и не заметили, как разобрали всю макулатуру.

- Рекорд, - удовлетворенно подвел итог Воропаев. - Оценили метод? КПД если не стопроцентный, то близко к нему.

- Дальше не расскажете?

- К счастью - или к сожалению? - данная тема практически неисчерпаема. Зависит от того, какие именно аспекты жизни вам интересны. Пожалуй, повторить попытку стоит, самого главного-то я не сказал. Увлекся лирическими отступлениями.

- Завтра? – с надеждой спросила я.

- Вы забываете о непосредственных обязанностях, - укорил он, - да и я человек подневольный. Не раньше следующей недели. Черт побери, не думал, что когда-нибудь буду болтать об этом. Однако вы у нас, интерн Соболева, ни рыба ни мясо, так что… лишь для вашей пользы. И для безопасности окружающих, - последнюю фразу он буркнул себе под нос, но я услышала.

- Спасибо. Помочь отнести документы?

- Зачем эксплуатировать женщину, когда поблизости слоняется толпа мужчин? – неожиданно подмигнул мой начальник. - Найдется, кому подработать носильщиком. Всего доброго.

Взглянув на часы, обомлела: половина седьмого! Время пролетело незаметно. Всегда бы так!

Артемий Петрович выжидающе смотрел на меня. Правильно, нечего в дверях торчать.

- Спасибо, - пробормотала я и вышла.

То ли вправду знания – сила, то ли мне просто нравилось говорить с ним, но настроение в тот вечер было на высоте. Мистификация постепенно обретала смысл, что не могло не радовать. Может быть, в следующий раз я наберусь смелости и задам вопрос, интересующий больше всех остальных. Может быть…

Глава семнадцатая

Заветное желание Моргарта Громова

Человеческая свобода – это не бескрайний выбор бескрайних решений. Свобода – это обычно выбор из двух, противоречивых таких решений.

Емец Д.А.

Дом номер шестьдесят шесть на окраине издавна славился дурной репутацией. Большинство квартир не имели хозяев, а находящиеся в частной собственности апартаменты в основном пустовали. Молодые семьи или одинокие пенсионеры, сумевшие выгадать жилье за бесценок, съезжали через пару месяцев, а то и недель. Наведывались сюда и телевизионщики, и «Охотники за приведениями», снимали обшарпанные стены, брали интервью, но уезжали не солоно хлебавши.

- Вот за стенкой кто-то скребется, - утверждала словоохотливая старушка, одна из немногих обитателей строения. – Как прийду с магазина, так начинается: у-у-у, а-а-а! Сил моих больше нету!

Так и стоял дом, слепо таращась пустыми окнами, лишь в четырех или пяти квартирах теплилась жизнь.

Марк Олегович Громов, щуплый мужичок трудноопределимого возраста, семенил по пустынной улице и рассеянно мурлыкал услышанный в маршрутке мотивчик. Современной музыки он не понимал, но эта мелодия проникла глубоко в сердце, даря мир и покой своей бессмысленностью. Кожаный портфель, которым Марк Олегович помахивал в такт, потускнел от времени и в нескольких местах протерся. Но именно портфель да, пожалуй, грязно-коричневый пиджак были теми драгоценностями, с коими их хозяин не согласился бы расстаться за все блага мира: пиджак сохранял личину, портфель отводил любопытные взгляды и маскировал ауру.

Чем меньше шагов оставалось до шестьдесят шестого дома, тем сильнее дрожали кривоватые пальцы и тем громче играл в голове мотивчик. Он не смог ничего поделать, хозяйка останется недовольна.

- Госпожа, я потерял контроль над ситуацией… - квакал Громов. - Нет, лучше так: моя повелительница, ситуация вышла из-под контроля. Я пытался, пытался всё исправить… Что же делать? Да, нужно что-то делать…

Близоруко щурясь (в этой ипостаси он должен был носить очки), Марк Олегович разглядел пятно света на уровне третьего этажа. Хозяйка вернулась раньше, и Ульяна наверняка с ней. Скорей бы подготовили девчонку! Он получит право уйти на покой, выполнив свою миссию. Госпожа отблагодарит, и тогда он, Моргарт, возвысится над собратьями и поведет их к свету, к свободе, к равноправию! Мечты-мечты…

Лампочка в подъезде вновь перегорела, но привыкшие к отсутствию света глаза прекрасно видели в темноте. Шесть этажей, железная решетка, и он в квартире. Из-под двери гостиной выбивалась полоска голубоватого света, были слышны голоса. Мгновенная тишина: его присутствие не осталось незамеченным.

- Входи же, не стой столбом!

В центре комнаты перед громадным зачарованным зеркалом застыла высокая фигура в сером плаще. Капюшон откинут, пшеничного цвета волосы рассыпались по плечам. Как в двести девяносто два выглядеть на пятьдесят? Спросите ведьму.

Брови женщины нахмурены, тонкие покусанные губы кривились в улыбке. Она, не отрываясь, смотрела в зеркало, но поприветствовала слугу легким кивком. Доброе слово и кошке приятно, а услуги Моргарта и его собратьев были поистине неоценимы.

- Как трогательно, - прошипела колдунья, обращаясь к стеклу, - и как предсказуемо. Впрочем, другого я не ожидала.

В прозрачной глубине зеркала мелькали фигуры. Звук не передавался, да он и не нужен. Что есть слова? Сотрясение воздуха без цели и смысла, гораздо приятнее читать эмоции.

- Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи: кто на свете всех хитрее, всех умнее и сильнее? – Ирина была настроена лирически. - И кому тогда, мой свет, умирать во цвете лет? Покажи ее!

Изображение дрогнуло, пошло рябью. Ведьма, а вместе с ней и Моргарт, жадно вглядывались в сидящую за столом женщину. Злая, уставшая, она что-то яростно писала, подносила к губам кружку, то и дело хватала трубку телефона и бросала обратно.

- Бедная, бедная Дашенька, - сочувствие слов Бестужевой не коснулось ее хрипловатого голоса. - Дети обречены на те же ошибки, что совершали мы в свое время. Ведовство не сумело помочь мне, и тебе не поможет. Здесь иное, естественное, заложенное изначально. Вороти назад!

Мечтательное выражение вернулось вместе с предыдущей картинкой. Боясь пошевелиться, Громов следил за каждым движением бровей госпожи. Такую Ирину он лицезрел впервые.

- Чудесная игра природы, верно, Ульяна?

- Не могу сказать точно, хозяйка, - пробормотала съежившаяся в кресле девушка. - Миниатюру я видела лишь однажды, но… определенное сходство есть.

- Сходство? – расхохоталась Ирен. Фонарь во дворе качнулся, но устоял. - В первый раз я не поверила собственным глазам. Решила, что теряю рассудок, что Мир Иной случайно упустил свою жертву, однако нет… История повторяется. Достаточно, зеркало!

Стекло погасло, позволив вспыхнуть оплывшим свечам на столе. Бестужева не признавала электричества, являвшегося, по ее мнению, никчемным изобретением лишенного чудес бытия.

- Как видишь, Моргарт, мне удалось зачаровать зеркало, - женщина любовно погладила резную раму. - А чем можешь похвастать ты?

- Госпожа, я потерял контроль над ситуацией, - затараторил Марк Олегович, - Дарья Порфирьевна…

- Избавь меня от подробностей! Когда ты достанешь Niveus?

- Но, миледи, разве сила Niveus не была использована? – подала голос Ульяна, отводя удар на себя.

Девушка жалела недотепу-эльфа, да и общее ярмо плена накладывало определенный отпечаток. Пятеро в лодке, не считая ведьмы и тех, о ком Ульяна не знала. Только догадывалась.

Но отвлечь Ирину оказалось не так-то легко.

- Нет, иначе давно бы растворилась в небытие… Так когда? Или ты предлагаешь явиться самой и сделать это лично? - вкрадчивые интонации Бестужевой электризовали воздух.

- Она не отдаст! – жалобно пискнул Моргарт и попятился. - Вы же знаете, что я не могу никого убить…

- Ничтожество, жалкий червяк, недомерок! Трогать ее как раз-таки нельзя! Исчезнет девчонка – не будет Восьмого элемента, а без данной составляющей ритуал потеряет всякий смысл! – Ирина сжала кулаки и разжала их. - Думаешь, что мешает приступить прямо сейчас? Место известно, элементы намечены, Niveus рядом, только руку протяни… Восьмой элемент – главный ключ к вратам. Гораздо важнее амулета, потому что получить его – один шанс из ста. Малейший просчет, и планы насмарку. А, что с тобой разговаривать?

Громов дрожал осиновым листом. Восьмой элемент, Десятый – для него всё едино. Магию эльф ненавидит, магов терпеть не может, однако от Ирен не уйти. Не единожды возникало искушение выдать ее Сообществу, но вампиры не берут под протекцию. Цена предательства заоблачна – кому как не Тролльфу Обыкновенному об этом знать?

- Тебе повезло, Моргарт, - уронила ведьма. - Даю последнее поручение, не выполнишь – пеняй на себя. Ты должен помешать моей дочери любой ценой. Сначала помешать, а затем помочь.

- Но…

- Не выполнишь – пеняй на себя, - угрожающе повторила Ирина. – Моё зеркало не всесильно. Следи за каждым ее шагом, за каждым письмом, запиской. Хочу знать всё: куда ходит, с кем встречается, что задумала. Дарья мешает, вот только убрать ее не можем, пока не можем. Помни, что я тебе сказала. А сейчас вон!

Ульяна, о которой на время забыли, поставила блокировку на нежелательные мысли. Настоящей ведьмой ей никогда не стать, но элементарные приемы усвоены прочно. Девушку в зеркале она узнала и поразилась превратностям судьбы. Ирен всё решила, у них не будет даже иллюзии выбора. Главное – ритуал, и не важно, сколько жизней придется искалечить.

Ульяна выдохнула через нос. Она воспользуется своим шансом и предупредит, когда окажется на свободе, хочет того Ирина или нет. Не ради бестужевской дочери-эгоистки, о нет! Та и сама готова шагать по трупам. Ради себя, ради справедливости. Ради мужа.

***

На следующее утро к нам нежданно-негаданно нагрянула комиссия. Как потом выяснилось, в курсе была одна Мария Васильевна, но она предпочла не сообщать о таком «пустяке».

- К нам едет ревизор. «Всё должно выглядеть естественно, без показухи!» - передразнил Воропаев. – Она сама хоть представляет, как это? Не иначе как грядет сокращение.

- Дела-а, - протянул Ярослав. - Артемий Петрович, а нам-то что делать?

- Исчезнуть на ближайшие два часа. Ваш отряд смерти в программе не предусмотрен. Можете пересидеть в сестринской – там всегда работа найдется, - только на глаза не попадайтесь, как людей прошу! Идите, Сологуб. Если Малышева встретите, просветите на данную тему. Для вас, Соболева, есть особое поручение.

Он протянул мне непрозрачный пакет.

- Отнесёте Печорину, он предупрежден.

- И потом в сестринскую?

- Не будем устраивать перенаселение. Вот ключ, обходными путями доберетесь до моего кабинета. На столе увидите стопку тетрадей. Почитайте, вам это будет интересно. И не забудьте закрыть за собой дверь.

- Артемий Петрович, почему мы не можем работать, как планировали? – полюбопытствовала я. - Думаете, не справимся? Комиссия ведь не первая…

- Вам нужен прямой ответ, или кривой сгодится?

- Желательно, прямой.

- Дело не в вас, - Воропаев потер висок, - предчувствие какое-то нехорошее. Может, и ерунда оно всё, но на душе погано. А интерны нынче слишком дороги, чтобы ими разбрасываться. Вот переведут вас в другую больницу, и что тогда? Я ж от счастья с ума сойду!

- Тогда ни пуха ни пера вам, - улыбнулась я.

- К черту!

Печорин ставил пломбу важному с виду субъекту и не слишком обрадовался визиту.

- Если не горит, обождите в приемной, - буркнул стоматолог вместо приветствия. - Ну и зубы у вас, товарищ! Завидую зеленой завистью.

«Товарищ» что-то невнятно промычал в ответ: вата мешала. Вампир на качество не скупился и ваты всегда клал под завязку.

- Евгений Бенедиктович, мне только пакет отдать…

- Я же сказал, обождите! Потолкуем на вечные темы.

Никуда не торопясь, ожидала в приемной. Вопли важного субъекта доносились из-за приоткрытой двери. Не такие уж и завидные зубы оказались. Или я опять не углядела сарказм?

- Ну чего вы орете?! Больно? Как это больно?! После третьего укола, дорогой мой, болеть там уже просто нечему, - втолковывал Печорин, перекрикивая визг аппаратуры. - Не притворяйтесь, вы роняете себя в моих глазах!

Когда пациент, постанывая и держась за щеку, выполз из кабинета, Бенедиктович разрешил мне войти. Он был заметно не в духе.

- Давайте сюда свой пакет, - велел стоматолог, стягивая перчатки. – Вот ведь народ пошел, Ванька их покусай! По-русски говорю, что зуб пропащий, надо выдрать и заменить. А он: «Нет, пломбируйте, как хотите!» Раз в месяц является, как призрак усопшей тетушки, за новой пломбой. Старые, видите ли, выпадают! А за что им держаться, за что?!

- «Критические дни»? – понимающе хмыкнула я.

- Они, проклятые! Хоть больничный оформляй, - вампир достал с верхней полки пачку томатного сока и фляжку. Поминутно отхлебывая от одной и другой, он постепенно добрел. - Значит, ревизоры к нам пожаловали? Занятно, занятно. Ко мне они заглядывают редко, можете не беспокоиться.

- Да я и не беспокоюсь. Вы бы поосторожнее с коньяком. Мало ли что?

- Без лысых знаю! – фыркнул Евгений. - Не обижайтесь, в ближайшие дней пять я буду слегка не в адеквате. Или слегка в неадеквате, как посмотреть. Излишки производства.

«Критическими днями» вампиры в шутку обзывали период обострения чувства голода. В такие минуты им трудно понять, где заканчивается реальность и начинается… нет, не мечта. Скорее, усиленная борьба. Многие срываются, и большинство обращений приходится именно на этот период вампирской жизни. У некоторых он длится неделю, максимум две, остальным повезло меньше. Печорин, по собственному признанию, страдал последние три дня каждого месяца и полторы недели последующего. И хотя самообладания у него на семерых, нервная система пошаливает.

- Жизнь, друг мой Вера, есть не что иное, как стечение обстоятельств, - вещал стоматолог. - Опоздал на автобус, перевел старушку через дорогу, наступил на ногу гопнику – и пожалуйста, новый виток. А не повстречайся на твоем пути гопник, всё сложилось бы иначе.

- Говорят, на встречу с судьбой нельзя опоздать, - не согласилась я.

- Да, но легко можно отложить до завтра. Другое дело, что терпение судьбы не бесконечно. Пока будете канителиться, ей станет скучно и она уйдет, - загадочно уронил Печорин. - Роковых ошибок не существует, слыхали? Убеждаюсь в этом каждое утро.

- Не все так считают, - я вздохнула, думая о личном. - Многие напряженно ждут подвоха и удивляются, когда он стучит в окно. Вроде как радоваться должны своей предусмотрительности.

- Знал бы, где упаду, соломки б подстелил, - кивнул он, с сожалением сминая пачку. - Хуже разгильдяйства только паранойя. Я вот разгильдяй и горжусь этим, жить как-то проще.

- Ну, вы у нас за рамками обыденности…

- Люблю иезуитские комплименты! Как хочешь, так и расценивай, - хохотнул вампир. - Ладно, Вера, не смею задерживать. Расскажете потом, чего там комиссия разнюхала.

- Евгений Бенедиктович, я тут хотела спросить… В тот день в вашей квартире Инесса…

Стоматолог помрачнел.

- Что «Инесса»? Маленькая дурочка вызвала Татьяну на поединок и проиграла. Кодекс Мертвых не позволяет ищейкам игнорировать вызов, Несс это понимала. Она спасла наши шкуры наиглупейшим образом, и теперь… короче, сейчас ее лучше не трогать.

Стоп-стоп-стоп! Выходит, причиной бегства вампиров стало не мое желание? Подвеска на шее внешне не изменилась, не потускнела и по-прежнему реагировала на неприятности. А я-то радовалась, наивная! Поставив в уме галочку – узнать у Воропаева тонкости насчет вампиро-упырского мира – осмелилась задать вопрос:

- Инесса… умерла?

- Формально она жива, - Печорин скривился, точно вместо коньяка ему подсунули уксус. - Ходит по земле, говорит, мыслит, чувствует, но, в конечном счете… Р-р-р, смерть и то предпочтительнее такой жизни!

Если бы Евгений имел возможность вернуться в прошлое и исправить то, что произошло, он бы сделал это? Отдал собственную жизнь взамен жизни Инессы? Возможно. А жизнь друга? Существует ли она вообще, дружба между вампиром и… не-вампиром?

- Извините, что так вышло…

- Не извиняйтесь, - спокойно прервали меня. Слишком спокойно. В женском варианте от подобного спокойствия отдает истерикой, но Евгений, к счастью, женщиной не был, - вас я бы обвинял в последнюю очередь. Напортачили только с местом и временем, а за язык Несс никто не тянул. Дала бы нам умереть спокойно, и дело с концом. Благородство уголовно наказуемо, жаль, что пока не все это поняли.

Ясно, что пора идти. Печорину необходимо побыть одному, развлечь себя диалогом с бутылкой. Находить успокоение в пьянстве без возможности спиться – еще куда ни шло, а знать, что иного выхода нет… Права была Марина Константиновна: это не игра и не детская сказка, ты или пан, или пропал. Гарантий счастливого конца не дать и страховому агентству.

Евгений Бенедиктович словно почувствовал мое настроение.

- Отставить пессимизм, - велел он, - миром правят оптимисты. Цени тех, кто всё еще с нами, борись за них! Обломай гадов, ставящих палки в колеса, пускай обтопчутся! А сложить лапки и вниз любой суслик сможет. Мне ли учить этому? Крамолова искренне желает твоей смерти, а ты мало того что живешь, так еще и вокруг пальца ее обводишь!.. Ох, зря я это сказал, ох зря…

- То есть здоровых на голову ведьм не существует?! – дрогнувшим голосом спросила я.

- Теоретически, все мы сумасшедшие, просто некоторые удачно маскируются… И потом, где ты видела адекватных чародеев? Навязчивая идея – чуть ли не признак вида, - через силу улыбнулся стоматолог. - С исключением мы оба знакомы, правда, без заморочек тоже не обошлось. Примеры тут излишни: ты о них побольше моего знаешь. Хочешь бесплатный совет имени меня? Дай ему немного времени. Вот увидишь, всё образуется.

***

Тетради, о которых упомянул Воропаев, лежали на самом краешке стола. Ничем не примечательные на первый взгляд, с потертыми обложками и загнутыми уголками, они оказались конспектами. «История магии», «Целительство», «Трансфигурация», «Практическая магия», «Теория магии: возникновение, наследование, развитие», «Растения и их свойства», «Легенды и мифы», «Основные теории метафизики», «Нежить северных и южных широт»… Я устроилась в кресле начальника и углубилась в чтение. С ответственностью заявляю, что при наличии подобной программы согласилась бы не только посещать уроки, но и без сожаления отказалась от выходных! Удивительное рядом. Чем дольше листала «Историю магии», тем толще становилась тетрадь; вскоре она достигла размера хорошей энциклопедии. «Нежить» и «Растения» сопровождались прекрасными иллюстрациями, выполненными другой рукой, и комментариями на полях. Помимо классических вампиров, оборотней, домовых и русалок здесь попадались описание Нетопырей Чешуйчатых, Мавок Подземных и (не уверена, что разобрала правильно) Тролльфов Обыкновенных. С пожелтевшей от времени страницы на меня глядело странное существо с большими грустными глазами, ростом пятилетнего ребенка и острыми, как у эльфа, ушами. Морщинистая кожа, нос картофельных очертаний, руки-ноги не толще веточек – вид хилый и невинный, но почему-то данные твари внесены в раздел Опасных сразу после упырей и перед мавками. Стремясь разобраться в несправедливости, принялась изучать конспект с самого начала.

- Всё читаете?

Я вздрогнула. Артемий Петрович стоит напротив и уже не первую минуту любуется «научным интересом», а я этого даже не заметила. Показали сороке бусики, и она выпала из реальности.

- Ну и как, интересно?

- Очень! Будто читаешь фантастическую книжку, - улыбнулась я, - и одновременно справочник.

- А мне приходилось сдавать всё это в форме тестов и зачетов, помимо основной программы, - пожаловался Воропаев. - Четвертый час ночи, устал как собака, но сижу и зазубриваю, что кол против вампиров вырезают из трехлетней осины, произраставшей недалеко от сельского кладбища, а нетопыри водятся в зоне умеренного климата. При этом нагрузку по биологии и остальным предметам никто не отменял.

- Зато интересно. Не тангенсы-котангенсы, не эволюция позвоночных и даже не спряжение глагола to be.

- Спорить не буду, - отмахнулся он. - Подайте-ка лучше телефон из верхнего ящика. Думал сначала, что посеял, потом вспомнил… Спасибо.

- Комиссия назад не собирается? – полюбопытствовала я, ища нужную страницу в «Теории магии». Там еще схемки были…

- Намеков не понимают, всё ищут чего-то. По нашему отделению пробежались, теперь хирургию разносят. Мэри заперлась у себя и глушит кофе, так что даю команду «вольно», можете вылезать из засады.

Пока разговор течет по нужному руслу, необходимо прояснить очередную непонятку.

- Артемий Петрович, за что она меня ненавидит?

- Кто? – напрягся он. Плохо: когда мой начальник включает дурака, дело пахнет керосином.

- Мария Васильевна. Не наложи она проклятия…

- Хотите сказать, вы бы продолжали жить в счастливом неведении?

- Нет, я хочу сказать, что проклятие – всего лишь следствие. Нужна причина.

Его ответный взгляд можно было расценить и так, и этак.

- Откуда мне знать, чем вы ей навредили? – буркнул Воропаев. - Крамолова как двигатель: заводится с пол-оборота и гонит, пока бензин не кончится. Повспоминайте, где и когда вы с ней сталкивались…

Всё с вами ясно. Знать знаете, но не скажете ни за какие шиши. Только странная картина получается, если сложить известные кусочки. И нелепые реплики, и противные намеки обретают смысл. Поделиться мыслью или не стоит?

- Не стоит. Велосипеда вы не изобрели.

Вот ведь!.. А говорил, что не читает мыслей! Или опять на лбу написаны?!

- Замечательно. Раз над нами больше не висит неведомая опасность, - как можно ядовитее сказала я, - возвращаюсь к своим непосредственным обязанностям. Разрешите идти?

И про генетику спрашивать не буду, обойдусь!

- Не злитесь, Вера Сергеевна, это не ваше амплуа, - насмешливо откликнулся Воропаев. - Повторюсь: мыслей не читаю, просто у вас очень выразительное лицо, эмоции отражает не хуже зеркала. В будущем это может стать проблемой.

- В будущем?

- В вашем дальнейшем будущем, - с готовностью кивнул он. - Умение скрывать чувства - это, если хотите знать, целая наука.

- Тогда вы профессор… нет, академик в этой области! – противным голосом сообщила я. О сказанном пожалела на месте. Всему есть предел, даже наглости.

- Так-так-так, - до дрожи знакомая фальшиво-ласковая интонация, - очередной парадоксальный вывод, и вновь не без оснований. Вскормленный и взлелеянный, можно сказать. Я весь внимание, озвучивайте аргументы.

- Пожалуйста! Вы преспокойно общаетесь с теми, кого ненавидите, пожимаете руки тем, кого бы с гораздо большим удовольствием стерли с лица Земли. Сегодня вы один, завтра другой, послезавтра третий! Говорите одно, думаете совсем иное. Зачем нужны колкие слова и заумные теории, если за ними ничего не стоит? Всё это время скармливали мне красивую сказку, а я покорно глотала и даже решила… - ногти глубоко впились в ладони, заставив умолкнуть. Я и не заметила, как вскочила с места и сжала кулаки.

Морщины боли у его рта постепенно разгладились.

«Накипело? Я понимаю. Решили, что имеете право на откровенность. Что ж, это действительно так. За всё время нашего знакомства я не сказал вам ни слова неправды. Умалчивал – возможно, но не врал. К чему сейчас строить оскорбленную невинность? Для этого нет и не может быть повода, я намеренно не давал его вам. Вспомните»

«Я помню каждую встречу, каждое слово, но это не имеет значения. Если бы вы презирали меня, как стремитесь показать, то не стали бы делать того, что сделали, - я легко выдержала его пристальный взгляд. - Вы могли, не задумываясь, стереть мне память (это вполне осуществимо), но предпочли рассказать, донести, как-то объяснить. Продолжаете подзуживать, хотя, следуя вашей логике, нам нужно общаться как можно меньше…»

«Логика – достояние всеобщее, Вера, на «мою» и «не мою» она не делится»

«Перестаньте! Будь всё так, как мечтаете показать, вы бы никогда не пошли к Крамоловой, чтобы защитить меня, и уж тем более не имело бы смысла разыскивать Гайдарева…»

- Вы знаете об этом? – хрипло прошептал Воропаев. - Откуда?

- Догадалась. Не сразу, но истина лежала на поверхности. Я наконец-то поняла, от чего так рьяно ограждают все встречные-поперечные. Глупо с их стороны.

- Благими намерениями дорога в ад вымощена или что-то вроде того, - вздохнул мой начальник. - Надо было советовать пуститься во все тяжкие. Кто знает, может, и вышел бы из этого толк?

- Советы нужны затем, чтобы было на кого свалить вину в случае провала, - обобщила я известную мысль. - Учатся на своих ошибках, вам не кажется?

- Не вы ли столь рьяно обвиняли меня в пустословии? Тьфу, совсем заговорился! Смысл такой: едва встретившись, мы начинаем обсуждать проблемы мирового масштаба и как-то забываем о главном. Всё «бы» да «бы» да «если бы». Грибов не напасёшься.

- Тогда давайте мыслить материально, - с улыбкой предложила я. - Нужна ваша помощь.

- Раз нужна, показывайте, - он обогнул стол и заглянул мне через плечо. - О, великая наука генетика!

- Магические способности наследуются как аутосомно-рецессивный признак?

- Теоретически да, но не забывайте о теории относительности. К тому же здесь не столько о способностях, сколько об анатомических и физиологических особенностях. Всё это наследуется по одному и тому же принципу.

- Особенности? – я удивленно моргнула. - Какие, например?

- Строение клетки и некоторых внутренних органов, состав крови. Скорость кровотока, сердечный ритм, артериальное давление… А, понятно, до этой тетради вы пока не дошли.

- И… существенные они, различия?

- До пересадки сердца лучше не доходить, действие некоторых препаратов иное. В остальном же не слишком, основная закавыка – сердечнососудистая система. Ладно, переходим к наследованию. Что вам непонятно?

- Если верить схеме, у каждого человека есть… рецессивная аллель магии, - недоверчиво усмехнулась я.

- Только давайте без аллелей, локусов, гомозигот и прочих штучек. Гораздо проще объяснить на уровне начальной школы, чем углубляться в законы Менделя. И я не запутаюсь, и вы сразу поймете. Способности на уровне зачаточных или склонность к ним есть в каждом. Это подтверждают случаи рождения необычных детей в норма… обычных семьях. Вероятность ничтожно мала, куда меньше приведенных здесь двадцати пяти процентов, но она имеется. Пример перед вами.

Артемий Петрович перелистнул страничку.

- В браке носителя с проявляющим признак – читай: мага и человека, – все дети независимо от пола проявят признак. Вероятность рождения ребенка-носителя еще ниже, чем в первом случае: около одного – полутора процентов, но, опять-таки, чудеса случаются. Ну и последний вариант, брак проявляющих признак…

- Дети рождаются носителями?

Он кивнул.

- Либо не рождаются вообще. Подобные браки в большинстве своем бесплодны. Ваше любопытство удовлетворено? Хм, вижу, что нет. Очередной вопрос из ряда вон. Ну задавайте, не первый раз замужем.

- Вы знаете о наследовании и поэтому не хотите, чтобы ваши дети были подобны вам? – я знала, что ступаю на зыбкую, опасную почву. В конце концов, это его личное дело. Кто я такая, чтобы лезть?

- Быть непохожим на остальных очень непросто, - ответил Артемий Петрович, нашаривая слова. - Я знаю об этом не понаслышке. Ребенку намного труднее, чем взрослому: детский коллектив не знает снисхождения, а уж чужака отличит за долю секунды. Когда ты вырастаешь, постепенно учишься подстраиваться, но до этого чудесного дня еще нужно дожить. Вы правы, я не желаю такой судьбы своим детям.

Обернулась: тоска и душевные муки не успели исчезнуть из зеленых глаз. Мне удалось заметить их прежде, чем снова спрячутся в глубине. Он моргнул и сердито взглянул на меня, мгновение слабости миновало.

Мой отец любит повторять, что сильные люди не выставляют свои проблемы напоказ – они их решают. Сочувствие им ни к чему, а жалость и вовсе провоцирует желание схватиться за тяжелый тупой предмет. Я пытаюсь быть сильной, но это не всегда удается. Да и рядом всегда есть люди, которым небезразличны мои проблемы. Боль надо выплескивать, иначе она разъест тебя изнутри.

Воропаев стоял совсем близко, почти касаясь меня. Сделай кто-нибудь из нас полшага, и столкнемся. Умом я понимала, что не должна этого делать, но эгоистка-душа во весь голос кричала, что устала бороться с демонами, устала ломать себе хребет. Всё, что я должна, написано в Налоговом кодексе; всё, что не должна – в Уголовном, остальное на мое усмотрение.

Прежде чем он успел сообразить, что происходит, я поцеловала его. Не ожидавший подобной прыти (или наглости?) начальник дернулся было, но потом ответил. К стыду своему признаю, что весь мой любовный опыт сводился к обниманиям и невинным поцелуям в старшей школе. Любой парень, позволивший себе большее, получал вопль в ухо и весомый «аргумент» в виде подручного предмета в голову. Ну, или куда удавалось попадать.

Здесь же всё казалось настолько правильным, естественным и закономерным, что я позволила себе отдаться на растерзанье чувствам. А они терзали. Рационализм скулил из-под кровати, прощаясь с днями минувшими. Проблемы и предрассудки, окружавшие нас, вежливо отступили на задний план. Я и подумать не могла, что когда-нибудь решусь на такое… безумство? Нет, скорее, подвиг. Проявить инициативу, сломать барьер. Тетрадка шлепнулась на пол. Руки сами обвили его шею, скользнули по затылку, пальцы зарылись в волосы, неожиданно мягкие. Он гладил мои плечи, спину, не прекращая целовать, прижал к себе, точно боялся отпустить. Впервые так близко, так… просто. Гораздо проще, чем я думала. Мы оба слишком долго держались, прячась за красивыми словами, но один-единственный поцелуй стоил тысячи слов. Вот оно, подтверждение подлинности письма, единственное возможное подтверждение…

«Что мы творим? Нет, что я творю?!»

Он резко оторвался от меня и отступил на несколько шагов. На лице недоверие и тот самый, что и после корпоратива, суеверный ужас. Страсть гнали поганой метлой, она огрызалась, но убегала. Что я сделала не так?

«А ты не понимаешь?»

Ожидала длинной яростной тирады, где фигурировали бы вопросы «Зачем?», «Ты хоть соображаешь?..» и «Не забыла ли дома голову?», и готовилась отстаивать собственную правоту, но тирады, как и вопросов, не последовало.

- Зря мы так поступили, - тихо сказал Воропаев. - Мы не должны были этого делать, в особенности, я.

- Но почему? Вы ведь тоже человек…

- Этого больше не повторится, слышите? – он с силой потер лицо ладонями. - Я не допущу поползновений со своей стороны, но и вы будьте добры держать себя в рамках.

- Что я делаю не так? Объясните, пожалуйста… Объясните! Я исправлюсь, честное пионерское, я всё сделаю! Артемий Петрович… Артемий…

- Артемий Петрович, - поправил он. – Вера Сергеевна – Артемий Петрович, вариантов тут не должно быть. Мне гораздо сложнее называть вас по имени-отчеству, чем вам меня, но это мелочи по сравнению… Не важно. Ваши жертвы бессмысленны.

Этим своим «не важно» он меня добил, и не важно, что этому предшествовало. «Не важно», «не можем», «не должны» - одно сплошное «не». Почему не можем? Кому не должны? Разве мы успели кому-то задолжать? Волшебство улетучилось так же быстро, как и появилось, в законные права вступала реальность. Тебе нет места в его мире, дурочка, хоть ты в лепешку расшибись! Давно пора признать это и смириться. Я не заплачу, уйду с гордо поднятой головой, будто так и нужно. Ни слезинки не пророню. Титаническим усилием удалось сглотнуть и не разреветься. Грош мне цена в базарный день.

И вдруг…

- Я люблю вас, Вера, - выдохнул он, - всегда буду любить, что бы ни случилось.

Нелегко дались Воропаеву эти слова. Я так ждала их, мечтала о них, грезила наяву, но желанного облегчения они не принесли. Он признался не для того чтобы дать надежду, просто… считает, что я должна знать?

- Я знаю, но ваши жертвы бессмысленны.

С вымученной улыбкой подняла тетрадь, протянула ему и, не оглядываясь, вышла из кабинета. Ощущение поцелуя не покидало меня, заставляло закрывать глаза, прикусывать нижнюю губу. Мы не должны были этого делать. Но сделали и не жалеем. Я не жалею.

Глава восемнадцатая

Ведьмы оптом и в розницу

Странная вещь сердце человеческое вообще и женское в особенности!

М. Ю. Лермонтов.

Первые выходные нового года я провела в обнимку с одолженными конспектами и сайтом «Хочу всё знать». Артемий Петрович отдал тетради безо всяких вопросов.

- Хоть насовсем, - великодушно разрешил он и вновь куда-то умчался.

Наедине мы больше не оставались, существуя в режиме полного игнора: Воропаев явно избегал меня, а я не искала встреч. Догадывалась, что бесполезно. Тогда-то и поселилась в голове озорная мыслишка, типичный русский «апочемубыинет».

От помощи Интернета пришлось отказаться: он щедро делился ссылками типа «Как стать вампиром», «Как распознать ведьму» и через раз отправлял на форум нового молодежного телесериала о нечисти. Вурдалаки правят миром, упыри вытесняют прекрасных принцев. Я вздохнула и выключила ноут. Толку от Всемирной Паутины маловато.

«Теорию магии», «Практическую магию» и «Трансфигурацию» штудировала с фамильным соболевским упорством, цеплялась за каждый абзац в надежде наткнуться на подсказку. Различного типа превращений пруд пруди: и в животных, и в птиц, и в предметы обихода, но о полном перерождении нигде не упоминалось. «Мифы и легенды» наперебой кричали, что единственный возможный вариант - это пойти в подмастерье к опытной (-ому) ведьме/колдуну и позаимствовать силу. Но, опять-таки, об изменении сущности речи не шло, только о приобретении способностей. Довольно частая практика с немаленьким сроком. Обучусь лет через десять-пятнадцать, подождете? Нет, этот вариант не годился. Похоже, волшебники твердо придерживаются правила: «Где родился, там и сгодился», в нашем случае – кем.

Думай, Вера, думай! А если пойти от противного? Тебе опостылело быть нелюдем и хочется слить куда-нибудь свой магический потенциал, ну теоретически. Тогда почему Воропаев этого не сделает? Вот уж кому опротивело быть не похожим на других. Эх, не сходится что-то…

В таком виде – хмурую, обложившуюся тетрадками и со следами мыслительного процесса на лице, – меня и обнаружили Анька с Эллой.

- Во больная, - выдала подруга вместо приветствия. - Воскресенье, а она учится! Не надоело?

- Верк, Эля по магазинам зовет. Пойдешь? – сестрица прыгнула на кровать. - Будем тратить новогоднюю заначку.

- Во-первых, доброе утро, - буркнула я, - а во-вторых, мне некогда, идите сами… Где же эта схема?

- Опаньки, - присвистнула Элька, хватая «Нежить», - ну и уроды! Ты, мать, никак в мистику ударилась? Опасное это дело, сектанты на счет «три» лохов разводят… Хих! Это че, кикимора?!

- Болотная рыбница. Дай сюда, это не моё!

- А чье же? – прищурилась рыжая бестия. - Анька, ты за сестрой хоть смотришь? Совсем сдает старушка…

- Элла, вы, кажется, собирались по магазинам? – я спокойно собрала конспекты в стопку. - Не мешайте, по-хорошему прошу!

- Анна Батьковна, собирайся, - велела подруга, - через десять минут выступаем.

- Есть, мэм!

- Я, собственно, явилась тебе шею мылить! – продолжила она, стоило сестренке скрыться за дверью. - Это ж как так получается: вы с Саньком разбежались, все давно знают, одна я не в курсе? Непорядок!

- Эль, прости, - почти оправдывалась я. - Забегалась, закрутилась…

- Ну ты даешь! – возмутилась она. - Турнуть любоффь всей своей жизни и не растрезвонить об этом! Хорошо, что маманя твоя проболталась, а то я уже наряд подружки невесты присмотрела. Кайфо-о-овый такой, с вырезом…

- Миль пардон за обманутые надежды, - фыркнула я. - Мы с Сашкой разошлись без скандала, остались друзьями. Все живы, здоровы и счастливы.

Подруга застыла на месте, точно почуявшая зайца гончая.

- А с кем «не друзьями»? Я тебя давно знаю, Вер, просто так ты б его не кинула, корыстная душонка. Нашелся более перспективный вариант? И давно у вас всё? Я его знаю?

- Элла! – я застонала. - Нет! Нет! Нет!

- Чего «нет»?

- На все – нет!

- Зацепило тебя, зацепило. Врешь и не краснеешь! В глазках мечта булькает, щечки алеют, одеваться стала нормально, - загибала пальцы Эля, - в смысле, не как Страшила из страны Оз. Влюбилась, как пить дать! Ну скажи хоть, кто он, и я отклеюсь, - заюлила он.

- Ага, так я и поверила! Не дождешься.

- Верк, ты сволочь! Дай угадаю: глубокомысленный интерн? Поэт-философ? Лаборант с темным прошлым? Сторож дядя Степа, склонный к психоанализу и спиритизму? – терялась в догадках подруга.

- Еще одно слово, и мы поссоримся, - прибегнула я к последнему аргументу.

- Хорошо, хорошо, не хочешь говорить кто – не надо. Если без имен и должностей, у вас чего-нить уже было? Чего ты краснеешь? Не десять лет… Всё настолько плохо? Ой, неужели женатый?!

Помидорный румянец выдал меня с головой. Учитесь контролировать эмоции, Соболева, в будущем вам это понадобится.

- Беда-а. Любить женатого – себе дороже. Будут брошенные жены в дверь звонить, во дворе караулить и кислотой обливать. Дура ты, дура! Разводиться, небось, не собирается? – на всякий случай уточнила Элла. - И то хлеб. Оставь ты это дело, пока не поздно. Поматросит и бросит, а тебе – опять травма…

- Значит так, - процедила я (мерси Артемию Петровичу за мастер-классы), - моя личная жизнь – это мое личное дело. Думаешь, не рассказала бы, будь всё хорошо? Твоя назойливость переходит границу…

- Вер, - испуганно прошептала Элька, - ты, часом, не перегрелась?

- Нет, у меня всё отлично, лучше не бывает! Закрыли тему. По магазинам не пойду, как-нибудь в другой раз. Тебя, кстати, Анька заждалась.

- Точно сектанты. Опутали, голову заморочили, - буркнула она, обидевшись. - Спасать надо человека, а то потом поздно будет.

- Не нужно никого спасать. Это моя жизнь, мой выбор…

- Заладила: «мой, моя, моё»! Не узнаю тебя, Соболева, точно подменил кто.

В своих предположениях Элла оказалась не так уж далека от истины. Прежней Веры Соболевой, отличницы-комсомолки, затюканной девицы, чья жизнь расписана по минутам, больше нет. Зато есть новая я, не уверенная даже в завтрашнем дне, не то что в дальнейшем будущем. Не знаю, на пользу ли такие перемены, но пути назад нет.

Раз не удалось найти в Интернете, книгах и тетрадях, воспользуемся иным, более надежным источником информации. Я сильно рисковала, но эта возможность узнать дорогого стоила. Остается придумать, как убить двух зайцев: узнать то, что требуется, и одновременно не дать понять, в каких целях будет использоваться узнанное.

***

План был обречен на провал с самого начала, и конспирация не помогла. На вопросы об оборотнях Артемий Петрович отвечал без особой охоты, но внятно, а вот стоило мне заикнуться о полной трансформации сущности, сразу насторожился.

- С чего это вы вдруг заинтересовались? – с подозрением спросил он, выглядывая из «режима игнор».

- Ну, откуда-то же взялись первые маги, верно? – затараторила я. - Наверняка от людей произошли. Да и отказаться в случае чего от силы нужно, правильно? Вот я и подумала…

- Вера Сергеевна, посмотрите мне в глаза и честно ответьте: как долго вы придумывали повод? – чуть ли не с отвращением поинтересовался Воропаев. - Хотя можете не отвечать, и так всё ясно. Если бы способ был, уверяю вас, я бы не преминул им воспользоваться. Что касается противоположной трансформации, то и мечтать забудьте.

Я в очередной раз «почемучнула».

- Издеваетесь? Можно внушить собаке, что она курица, но глупо, прошу прощения, ждать от нее яиц. Рожденный ползать летать не будет, не в обиду сказано…

- Хорошо, хорошо, - я смиренно сложила ручки, - Мировой баланс, незыблемое равновесие – это понятно, но ведь вампиры обращают друг друга, и ничего! Про людей и говорить нечего…

- По поводу обращений ступайте к Печорину, разъяснит на пальцах. Это его больная тема. Я же могу сказать одно: если всё так радужно, почему вампиры до сих пор в числе нежити? – зав. терапией в упор смотрел на меня, ожидая ответа.

Открыв рот, тут же закрыла. Действительно, почему?

В коридоре к нам прицепился Ярослав и принялся донимать Воропаева по поводу состояния пациентки из седьмой палаты. Не сходилось у него что-то в результатах.

- Сологуб, вас кто к Лавицкой назначил?

- Так вы вроде и назначили, - промямлил ударник труда, - утром, не помните?

- Не помню. Команда «отбой», Сологуб. Берите в ординаторской ту историю, которая на вас смотрит, и идите работайте. К Лавицкой пошлю кого-нибудь другого.

- Но…

- У вас есть возражения? – прищурился Артемий Петрович.

- Нет-нет. Уже иду.

- Дожили, - вздохнул Воропаев, провожая доблестного интерна взглядом, - родную мать отдал на съедение этому… деятелю. Старею.

- А что с вашей мамой?

- Сердце шалит. Вроде, тьфу-тьфу, ничего серьезного, но провериться не мешает... Значит так, интерн Соболева, предупреждаю в первый и последний раз: разведете бурную деятельность в отношении поисков способа – сотру воспоминания обо всей этой галиматье. В моих силах заставить вас забыть о вампирах, говорящих котах, дедах морозах и прочем, - на полном серьезе заявил он. - До сих пор не сделал этого по одной простой причине: свободу выбора нужно уважать. Но здесь уже дело нешуточное. Способа стать природной ведьмой нет, добрые бабушки могут нашептать всё что угодно, а я не нанимался следить за каждым вашим шагом и спасать вашу любопытную шкурку.

- Как скажете, Артемий Петрович, - поникла я, - просто…

Мой начальник невесело усмехнулся.

- Просто, Вера, ничего не бывает. Отчасти и моя вина, не стоило так упорно просвещать вас. Но, согласитесь, минимальное знание лучше никакого. Пообещайте мне умерить свой пыл и не натворить глупостей. Клятвы, так и быть, не требую.

- Обещаю… Артемий Петрович?

- Что?

- Если б я была ведьмой, вы бы на мне женились? – выпалила на одном дыхании.

Он поперхнулся и, несмотря на то, что никто из посторонних не могут слышать, о чем мы с ним говорим, покрутил головой.

- Не занимайтесь ерундой, - проворчал Воропаев. - После работы задержитесь.

- Дежурство? – печально спросила я.

- Ну что вы, - раздраженно отозвался он, - мы запремся в ординаторской и будем смотреть мелодрамы, обнявшись под пледом! Черт возьми, Соболева, конечно, это дежурство! Для профилактики неподобающих мыслей в рабочее время, курс лечения зависит только от вас.

Ах вот вы как! Моя прощальная улыбка больше походила на гримасу отчаяния. Великолепно! Отлично! Супер! Высший класс, чемпионский разряд! Вам-таки удалось добиться своего, Артемий Петрович: я в этом больше не участвую! Хватит с меня и ведьм, и вампиров, и прочих вурдалаков. Решение окончательное и бесповоротное, слышите?! Надоело хуже горькой редьки. Правильно, хватит заниматься ерундой. Буду делать то, для чего, собственно, и нахожусь здесь – работать.

Почти полдня я продержалась сносно: напросившись на амбулаторный прием, помогала доктору Полянской. Наталья Николаевна, приятная во всех отношениях женщина и неплохой специалист, от помощи не отказалась.

- Ты бы маску надела, - посоветовала Полянская, - вирус ходит.

- На заразу зараза не липнет, - вспомнила я Элькину присказку, - а подцеплю что-нибудь - невелика беда, только другим на радость.

- Ну-ну. Прием – не лучший способ лечения депрессии, - глаза доктора лукаво глядели сквозь модные очки.

- По-моему, в самый раз. Буду думать о чужих болячках, а не о преимуществе кургана перед другими видами захоронения.

- Ого, - рассмеялась Наталья Николаевна, - что нынче заботит наших интернов! И в чем же преимущество кургана?

- Не вылезет, - буркнула я, доставая стопку чистых бланков, - а если и вылезет, то не сразу.

Доктор Полянская ничего не ответила, отставляя каждому право на собственных тараканов (мало ли, какие у людей проблемы?). Маловероятно, что она восприняла всерьез эту чушь, но больше со мной не заговаривала, только по делу.

Череда больных всех цветов радуги (зеленых, красных, бледных, даже синие попадались), чихающих, кашляющих, дрожащих, молодых и старых, спокойных и не очень помогла мне отвлечься. Диагнозы в основном идентичны – тот самый свирепствующий вирус, да кое-кто затянул с празднованием. Новый год плавно перетек в Старый новый год, а там и до Защитника Отечества рукой подать. Можно подумать, что жизнь – это один сплошной праздник!

Постепенно злость на Воропаева стала спадать, проснулось желание язвить и плевать на всё. Подумаешь, какие нежности! Туда не иди, сюда не лезь, это не бери – не человек, а просто ходячий Уголовный кодекс. Откровенность? Стремление уберечь? Не смешите! Да ни разу он не был со мной откровенным, хотел бы уберечь – рассказал бы всё без утайки, не урывками и не по требованию. Как тыкалась вслепую, так и тыкаюсь. Хотя, с другой стороны, никто не просил меня лезть в пекло. Любопытство – не порок, но заводит порой в такие дебри, что Кудыкиным Горам и не снились. Интересно, есть ли они на самом деле, Горы эти? Тьфу, опять я не о том думаю!

Потерпи, оскорбленная гордость (или кого там во мне оскорбили?), переживем лето, и всё вернется на круги своя. Совсем чуть-чуть осталось: сейчас середина января… февраль, март, апрель, май… почему так много-то? Семь с половиной месяцев, целая жизнь! Ладно, будем выкручиваться. Свободное время, которого кот наплакал, потратим на какие-нибудь курсы, те же права можно получить. Важно посильнее нагрузиться, чтобы хребтина трещала и сил на ерунду просто не оставалось. Жизнь продолжается!

***

Закон подлости – самый древний, самый верный и самый непреложный из всех когда-либо созданных законов, я уже говорила? Вы будете смеяться, но стоило мне решиться начать новую жизнь и даже успеть разработать концепцию реализации, как старая жизнь выползла из-под насыпанного кургана.

- Я слышала, тебе нужна помощь.

Чудом удержав дрогнувшую стопку историй, в которых требовалось разобраться на сегодняшнем дежурстве, обернулась. Принесла нелегкая! У двери ординаторской, скрестив на груди ухоженные руки, стояла Мария Васильевна собственной персоной.

- Ваши сведения устарели: никакая помощь мне не нужна, тем более от вас, - я перестала бояться ее после того памятного разговора с Воропаевым. Узнав, что такое Крамолова и с чем ее едят, страх шаркнул ножкой и ушел по-английски, уступив место отвращению.

- Дерзишь? – удивилась ведьма.

- Считаете, у меня есть повод раскланиваться с убийцей?

- Я никого не убивала, - она уставилась на меня с куда большим интересом. - Каюсь: хотела убить в порыве ревности, но ты опять вышла сухой из воды. Браво!

Снежинка в кармане халата (утром я сняла амулет и забыла спрятать в сумку) заметно потеплела, но не раскалилась. Очередное покушение? Где-то это уже было. Странно другое: Крамолова до сих пор не засекла амулет и не приняла мер. Если верить «Практической магии», ведьмы чуют такие вещи на расстоянии.

- Я знаю, кто может тебе помочь.

- Слушайте, оставьте меня в покое! Я выхожу из игры, понятно? Стреляйте глазками и говорите загадками подальше отсюда, - в сердцах грохнула стопкой по столу.

Марию Васильевну громкие звуки не впечатлили. Она развалилась в кресле, закинула ногу на ногу и промурлыкала:

- Просто взять и вычеркнуть из жизни? Не смеши меня, девочка, тебе это не удастся. Силенок не хватит.

- Хватит, если вы уберете свои когтистые лапы! Заряжайтесь негативом в другом месте.

- Ах вот оно что, - усмехнулась колдунья, покачивая стройной ногой, - разумеется, он всё рассказал тебе. Идиот безмозглый! Еще одна обуза на наши шеи. Чем больше грязи, тем сложнее уборка. Ты считаешь себя подкованной и лезешь на рожон. Очень даже зря, потому что одна я во всем этом гадюшнике знаю, как тебе помочь.

- Вам бы слуховой аппарат купить, Мария Васильевна, авось прокатит. Повторяю: помощь мне не нужна, с вашей стороны – тем более!

- А если я скажу, что способ есть, и осуществить задуманное вполне возможно? – она наклонила голову и прищурилась.

- Крысиный яд на лягушачьих слезах? Прыжок с крыши без парашюта? – с издевкой гадала я.

- Разумеется, нет, - обиделась Крамолова. - Можешь не верить, конечно, право твое. Ты ведь не настолько глупа, чтобы пить подсунутую мной гадость. Но способ действительно есть.

- И какой же? – помимо воли вырвалось у меня. Спокойно, Вера, просто для общего развития.

- Я точно не знаю, но могу дать адрес человека, который наверняка в курсе.

- Мария Васильевна, за кого вы меня принимаете? Во-первых, я вам не верю. Во-вторых, вам нет никакого резона плодить конкуренцию. Хотите избавиться чужими руками? Подошлете отморозков в тихом переулке, и поминай как звали, - я постаралась придать лицу скучающее выражение.

- Я могу убить тебя безо всяких отморозков, одним щелчком пальцев…

- Так убейте! Мир вздохнет спокойно, - саркастически хмыкнула я. Страшно не было, только противно кололо в груди. Не колдовство Крамоловой тому виной, а ее слова. Мысль о том, что он всё-таки знал, но намеренно не рассказал, терзала сильнее любого проклятья.

- Нет, Вера Сергеевна, я по натуре исследователь, - поделилась главврач, - гораздо интересней наблюдать за агонией жертвы, нежели за быстрой смертью. Став подобной нам, абсолютного счастья и вечной жизни ты не обретешь, только усложнишь всё еще больше. Да и влечение сократиться в разы - закон одноименных зарядов. Сладок лишь запретный плод, привычный же рано или поздно приедается.

- Вы заинтересованы в этом и, тем не менее, готовы помочь, - я сделала акцент на последнем слове. - Но вы просчитались: я в этом больше не нуждаюсь. Можете праздновать победу.

- И не подумаю, - неприятным голосом сообщила она, - не ты первая, не ты последняя. Решимости хватит на день, самое большее на два, а потом всё начнется по новой. Глазки горят – ты просчитываешь варианты, потому что равнодушных нет.

Она плавным движением поднялась с кресла.

- Выбор за тобой, Соболева. Навестив Клавдию, ты ничего не теряешь: женщина в возрасте, вреда не причинит, колдовство для нее – бизнес, способ заработать. Гадание, предсказание будущего, амулеты, артефакты, целебные настойки и… всякого рода консультации. Она сильный интуитивщик, но в оборотничестве и трансфигурации шарит получше нас. Я терпеть не могу Клавдию как человека, и она отвечает взаимностью, однако как маг… Впечатляет.

- И не надейтесь, я завязала с этим.

- Как знаешь, - главврач сунула мне бумажку. - Вот адрес, ты легко найдешь нужный дом. Скажешь, что по моей рекомендации. Удачного дежурства, Вера, - фирменная крамоловская усмешечка, будто прилипла к губам какая-то гадость. - Ах да, совсем забыла! Будешь планировать визит, Воропаеву не говори. По башке и в мешок, цепями к стенке прикует, но не пустит. Лишние ведьмы ему без надобности, тем более в твоем обличии. Чао!

Листок с адресом жег мне руку. Порвать, выбросить и забыть. «Она ведь ненавидит тебя, дельного советовать не будет, - бормотал внутренний голос. - Вспомни о курсах, там хорошо и уютно, а главное, безопасно! Сдались нам эти ведьмы-колдуны, без них спокойно жили и дальше проживем!»

Рука потянулась к мусорке и… замерла. Снова на распутье. Быть или не быть? Бросать или не бросать? С тяжелым вздохом скомкала бумажку и сунула ее в карман. Выбросить всегда успею. Никто не заставит меня пойти, слышите? Никто и никогда.

***

Они сидят на пирсе, болтая ногами, и бросают в море мелкие камни. Камни ныряют, но тут же возвращаются на пирс, ибо за новыми нужно спускаться на пляж. За ржавой оградой покачивается на волнах катамаран «Елизавета».

- Почему всё так сложно?

- Что именно? – она протягивает руку, на руку садится чайка. Сюрреализм, однако!

- Всё. Вообще всё.

- А по-моему, всё очень легко. Хакуна Матата, и никаких забот!

- Да ну тебя!

Она смеется. Чайка на руке хрипло вторит, щелкая клювом.

- А ну кыш!

Птица взлетает, не преминув клюнуть на прощание. Во снах все чайки умные, а их клевки невесомы.

- Зачем прогнал птичку? – дуется Вера. – Тебе бы всё прогонять…

- Например?

- Меня прогоняешь. Дурака кусок!

- Почему «кусок»? – хмыкает он. – Целый такой дурак. Не прогоняю я тебя, просто… не могу решиться. Вот так взять и перевернуть всё на сто восемьдесят…

- Ты человек подневольный, ага, - она встает на ноги и бросает в воду последний камушек, - но и я не одинокая волчица… была. Если не признаешь Хакуну Матату, надо хотя бы уметь отпустить. Я отпустила.

- Отпустить тебя?

- Или ее. Кто, по-твоему, больше мучается, ту и отпусти. Всё просто, на самом деле, это мы всё усложняем. Понапридумываем себе цепей, обвесимся ими, как новогодние елки, и сидим. А что цепи? Условности. Иллюзии. Нам кажется, что так будет правильнее, но это ошибка.

- Что же тогда правильно?

- Придумать цепи обратно. Не было их, и всё. Понять, чего ты хочешь, именно ты, а не твои цепи. Цепи всегда хотят одного и того же.

Давешняя чайка приземляется на палубу «Елизаветы» и доедает оставленный кем-то попкорн. Другие молча завидуют, но не суются.

- А чего хочешь ты?

- Я?- Вера скидывает сандалии и ласточкой прыгает в воду. – Я ХОЧУ СЧАСТЬЯ!!! А ТЫ?

- Папа. Па-а-ап... Ну пап!

Артемий вздрагивает и просыпается. Перед диваном виднеется нечеткий силуэт. Зрение мага, вопреки распространенным заблуждениям, в темноте эквивалентно человеческому.

- Пашка, ты что ли?

Он шарит рукой по стене, ищет провод лампы. Загорается тусклый свет. Сын морщится и, кутаясь в захваченное из детской покрывало, садится на краешек дивана.

- Что-то случилось? – голос спросонья хриплый.

- Я уснуть не могу, - бормочет Пашка, поджимая босые ноги. - Можно к тебе?

- Залезай.

Мальчик забирается под одеяло, прижимается к отцу. Всё с ним ясно: раньше в детской всегда спала бабушка, а она теперь ночует в больнице. Рвется домой, но ей тяжело бегать туда-сюда. Первую ночь Пашка держался, во вторую практически не спал, вздрагивая от любого шороха. На третью не выдержал.

- Я сначала к маме пошел, - докладывает он, шмыгая носом, - а она не слышит.

Вот уже больше полугода Галину мучает бессонница. Успокаивающие чаи-травы не помогают, на предложение ввести в транс она ответила гордым отказом. «Знаю я твои трансы, буду потом как зомби ходить!» Пришлось довольствоваться лошадиной дозой снотворного с минимальным побочным эффектом. Снотворное действует, но теперь разбудить Галину можно лишь выстрелом из Царь-пушки, и то с третьей попытки.

- С этим надо что-то делать, - говорит Воропаев, имея в виду всё и сразу.

Свет гаснет, только электронные часы продолжают мигать в темноте. 01.58. Сын ворочается, сопит, но вскоре засыпает. На шкафу чем-то шуршит Никанорыч, беспокойная натура которого не дремлет даже ночью. Характерное шкрябание из прихожей: кто-то снова закрыл Профессора на кухне. Дурдом «Ромашка».

- Благодарю, - освобожденный Бубликов сворачивается в ногах, прячет нос в лапы.

- Не стоит.

Постепенно затихает и Никанорыч. Одному Воропаеву не спится в этом сонном царстве. Здравствуй, тысяча и одна мысль! Необходимость что-то делать, что-то решать мешает отключиться.

«А бедная Соболева дежурит» - вдруг думает он. Из всех дырок торчат Верины уши. Не вспомнить о ней Артемий просто не может. Чего на свете не случается, чего на свете не бывает… Закрой глаза, и она появится пред мысленным взором. Улыбается, не робко, не из вежливости, а от души, по-детски искренне. Когда он впервые увидел Веру, то не поверил, что ей двадцать четыре. Семнадцать-восемнадцать, ну двадцать. Чопорный вид и странная одежда совсем не старили ее. Со временем впечатление усилилось. Не Сологуб, не Малышев и даже не Гайдарев бросали ему вызов по малейшему поводу - это делала Соболева. Краснела, бледнела, заикалась, но не отступала. Ее извечный принцип «чтобы всё было по-честному», желание во что бы то ни стало докопаться до истины порой выводили из себя. Рядом с ней никогда не удастся сосредоточиться, вот и приходится нести всякий бред, речь совершенно не орошает извилин…

Их поцелуй в кабинете. Стыдно признать, на она опередила его самое большее на минуту. На полминуты. Оттуда и эти слова про «должны-не должны».

- Я люблю вас, Вера, всегда буду любить, что бы ни случилось.

- Я знаю, но ваши жертвы бессмысленны.

Вернула удар, значит. Ловко. Но какие, к черту, жертвы? Не с его стороны. Артемий не мог прочесть ее мыслей, но дорого бы отдал за такую возможность. Ранка не заживала, сколько ни прижигай. Наоборот, с каждым разом всё больнее. Пустячный порез обернулся заражением крови, теперь либо экстренная госпитализация, либо смерть. А умирать не хочется. Сорвешься однажды, и пропадешь. Тебе оно надо? Посмотри правде в глаза: ты – не ее будущее, как и она – не твое. Чье угодно, но только не твое. У неё ведь жених… был. Разбежались, из-за тебя разбежались. Удовлетворил свое гребаное самолюбие? Легче стало? Нет, не легче. Час от часу не легче! Случайная девчоночья влюбленность подействовала как морковка не осла. Всё ведь просто: замри ненадолго, усыпи бдительность и хватай. Но осел на то и осел, чтобы бежать за веревочкой и кричать. Иа-иа! Доиакался, называется! Не смог вовремя затормозить, на повороте занесло. Подарил девчонке навязчивую идею…

Ее нелепое стремление стать ведьмой ни в какие ворота не лезет. Если из-за него, то он не позволит. Да и вообще не позволит! Это ведь равносильно убийству себя как человека. Единственный возможный способ полного перерождения – убить другую колдунью и забрать ее силу. Причем, не просто убить, а… даже думать страшно! Это карается, жестоко карается. Наверно, всё же стоило рассказать Соболевой, тем самым обрубив все концы, и отбить желание до конца ее дней. Она не поверила, смотрела так, будто он оскорбил лучшие чувства, ударил ее или сделал что-нибудь похуже…

Решено, нужно рассказать без утайки, сообщить нелицеприятную правду безо всяких прикрас. Так будет лучше, для всех.

Глава девятнадцатая

Короли и дамы

- Послушай, - друзья говорят мне на ухо, - Все будет отлично,

не падай лишь духом!

- Все будет отлично, - киваю им сухо.

И падаю, падаю, падаю духом…

Т. Шубина.

Следующий день обернулся настоящей пыткой и борьбой с душевными тараканами. Виной всему треклятая бумажка! Сколько раз порывалась выкинуть ее – не счесть, но каждая новая попытка кончалась неудачей: листок оставался там, где и был, а полчище тараканов радовалось пополнению.

Крамолова, этот демон в обличии человека, оказалась права: невозможно за один день вырвать из сердца привязанность. Я была как в чаду, душа скулила и рвалась с цепи, громадье планов рушилось, а виновник моих мучений даже не соизволил явиться! О, сколько обличительных речей было составлено, сколько моделей поведения разработано… впустую! Уже потом я узнала, что Воропаева спешно направили в Нижний, а инициатором суточной «ссылки» стала Мария Васильевна, но в тот день на Земле вряд ли можно было отыскать человека, которого я бы столь яростно ненавидела. И одновременно любила.

Ребята тщетно пытались развлечь меня. Кара поделилась свежей сплетней: дескать, через месяц-два к нам прибудет новая интерница. Авторитетный источник сообщает, что это будет девушка, обладательница красного диплома со всеми вытекающими. Я вежливо улыбалась, кивала, но при первой же возможности улизнула к своей больной.

Единственным приятным событием стала встреча с Мариной Константиновной. Она обрадовалась мне, точно родной, угостила яблоками и усадила рядом, разговоры разговаривать. Симпатия, питаемая мною к этой женщине, только усилилась, и не важно, чья она мать. И фамилии у них разные!

- Как там Осип Тарасович? – спросила я, хрустя яблоком.

- Не жалуется. Подумаю дважды, говорит, прежде чем снова сбегать, - поделилась собеседница. - Честно говоря, Верочка, представить не могла, что вы здесь работаете.

- Ну, официального разрешения пока нет. Я практику прохожу, интернатуру.

- Вот как, - она облизнула пересохшие губы. - Что ж, надеюсь, у вас все образуется, и разрешение будет получено. Вы ответственно подходите к делу и любите свою работу, это заметно.

Не только работу, но и ее составляющие. О последнем, я, разумеется, умолчала.

Настроение испортила случайная мысль: если бы Марина Константиновна знала, с кем именно ведет беседу, продолжила бы любезничать или отослала куда подальше?

К концу дня я по привычке свернула к кабинету Воропаева, дернула закрытую дверь и только потом вспомнила, что его нет. Настроение упало окончательно. Желание оказаться рядом, высказать всё, что я о нем думаю, а потом броситься на шею, отозвалось почти физической болью. Где же ты, Артемий Петрович?

Воспоминания о нашем поцелуе (первом и, вероятно, последнем) преследовали меня всю ночь, заставляя просыпаться с сердцем в пятках. Под утро мне приснилось возможное продолжение… И раньше снилось, конечно, но никогда так ярко, по-настоящему… Тьфу ты ну ты, гормонально озабоченные школьницы и то ведут себя приличнее! Школьницам простительно, а «взрослым, адекватным людям» - нет.

В порыве отчаяния достала листок Крамоловой, успевший истрепаться за время постоянных доставаний. Судя по адресу, это где-то на окраине города. Съезжу завтра перед работой.

«Надолго же тебя хватило! - издевался внутренний голос. - Денечек повздыхала, и привет. Кто закопал твою гордость? Стоит пальцем поманить, и ты бежишь. Давай, Тузик, принеси палочку! Никто не оценит, песик, зря стараешься. Ты для него игрушка, забавный звереныш…»

Пусть так, но если существует хоть малейший шанс, стоит им воспользоваться. Хотя бы попытаться. Лучше раскаиваться в последствиях, чем сожалеть о несделанном. Это не отпустит меня, не на моих условиях. Будь что будет, но я пойду. За спрос не бьют в нос.

«Нет в тебе гордости, Соболева. Ни капельки, ни каплюсеньки! Это не любовь, если хочешь знать, а навязчивая идея, одержимость. Остановись!»

Так уж вышло, что я разучилась следовать советам, даже своим собственным. «Я даю себе замечательные советы, но никогда им не следую» - пела Алиса в диснеевском мультике. Но вопроса «идти или нет?» больше не стояло: либо рискну, либо сойду с ума. Позже назову это состоянием аффекта, но сейчас я сказала бы проще – любовь.

***

Едва дождавшись утра, наскоро оделась, сжевала что-то, совсем не имевшее вкуса, и вызвала такси. В ожидании машины взобралась на подоконник, обняла руками колени и попыталась собраться с мыслями. Денег с собой брала минимум: требуется лишь консультация, а это не может иметь заоблачную цену. Узнаю, возможно ли, и сразу уйду. На «нет» и суда нет, а вот если вариант существует… Трудно представить.

Таксист, молодой прыщавый парень сонного вида, всю дорогу молча крутил баранку и высадил меня у покосившейся от времени пятиэтажки. Сверилась с адресом: тот самый дом.

- Ждать? – бросил таксист и сплюнул.

- Нет, спасибо.

- Тогда бывайте. Только тут, эта, водилы редко пасутся, случайно не наткнетесь. Телефон хоть есть, чтоб вызвать?

Меня умилило подобное беспокойство. Мужская забота в наше время такая редкость, что за нее становится неудобно и все время хочется благодарить.

- Есть, конечно. У меня тут бабушка живет, - буркнула первое, что пришло в голову.

Он бибикнул на прощание и неуклюже вырулил на трассу. Постояв минутку, я набросила капюшон и вошла в подъезд.

И как здесь только люди живут?! Чуть не растянувшись во весь рост, ухватилась за перила и тут же отдернула руку: кто-то вымазал их в мазуте. Пол загажен до невозможности, самым безобидным и привычным сором были раскисшие окурки. Стены пестрели откровенными признаниями пополам с трехэтажными матюгами. В воздухе стоял теплый, сладковатый запах накопленного за годы мусора. Я осторожно поднималась по лестнице, стараясь глубоко не дышать и ничего не касаться.

Площадка нужного этажа выглядела относительно чистой, а застоявшаяся вонь не казалась такой отвратительной. Выходит, здесь все же могут обитать приличные люди.

«Хороший знак, хороший знак», - уговаривала я себя, не решаясь постучать в потрескавшуюся от старости дверь. Всё мое существо возражало против этого места. Чувствуя, что еще секунда, и я трусливо удеру, мысленно обозвала себя тряпкой и постучала.

Никто не отозвался. Я выждала и постучала снова. Лишь после третьей серии ударов по ту сторону двери зашаркали тапочки.

- Кто тама? – прошелестел старушечий голосок.

- Я… мне… - как об этом скажешь? – Мне нужна помощь.

Молчание.

- Мне посоветовали обратиться к вам…

- И?

- Мария Васильевна Крамолова рекомендовала вас как знающего мага, - прошептала я в щелочку.

Испуганное пыхтение сменилось деловым.

- Идентификатор предъяви!

- Что, простите?

- Идентификатор магии. Или личности, - гаркнула старуха.

- Моей?

- Нет, моей! Марии Крамоловой, шляпа! - мне показалось, или имя главврача она произносила особенно тихо?

Недолго думая, сунула в щелку крамоловский листочек. Авось прокатит.

С минуту бабуля шебуршала бумажкой, кряхтела и бормотала.

- А попозьже прийти было нельзя? Шастают всё, шастают, сделай им то, сделай им это, - запричитала она, не спеша открывать. Понимающе хмыкнула: на бескорыстие и альтруизм надеяться не приходилось.

- Я заплачу.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы явить миру алчные глаза и острый носик.

- Правда? Не надуешь?

- Честное пионерское, - усмехнулась я, помахав перед ведьмой кошельком.

- Мамой клянешься? – вдруг поинтересовались из квартиры.

- Обойдетесь!

- Тогда ступай, откуда пришла! Кыш! Брысь! Фу! Убирайся!

Сумасшедшая! Впрочем, всем бабулькам позволительны милые шалости. Да и не собираюсь я ее надувать, значит, никто не пострадает.

- Хорошо. Клянусь золотой медалью Ульяны Сушкиной, что расплачусь с вами без обмана. Довольны?

Бабуся потерла сухонькие ладошки.

- Довольна, ой как довольна! Заходи, девонька, не стой на пороге!

Куртку, шапку и сапожки с меня буквально сдернули и, не позволяя осмотреться, потянули вглубь квартиры. С неожиданной для пожилого человека силой ведьма втолкнула меня в комнату, вошла следом и заперла за собой дверь.

- Это чтоб не убежала не заплативши! – пояснила старуха, скаля в улыбке беззубый рот. - Я женщина старая, догнать не смогу, так что сама понимаешь!

Кивнула, памятуя о милых шалостях. Пока бабулька плясала рядом, я успела осмотреть гостиную. Скромная, даже бедная обстановка: древние обои с какими-то цветочками, на полу – вылинявший, кое-где проеденный ковер, из мебели – диван, пара кресел, кофейный столик, шифоньер и советский телевизор на тумбочке. Забытые в кресле клубок и спицы, вышитые салфеточки, фотографии в рамках. Никаких трав, склянок с зельями и прочих магических прибамбасов в поле зрения не наблюдалось. От квартиры колдуньи, пусть и пенсионного возраста, волей-неволей ожидаешь большего.

- Не дворец, как видишь, но живем, - угадала мои мысли ведьма. - Ты не стесняйся, милая, садись. Я пока приготовлю всё.

Я послушно опустилась в кресло, не сводя глаз с суетящейся хозяйки. Бабушка – божий одуванчик, таким сразу уступают места в автобусах и пропускают вперед в очереди. Платочек на голове, кофта крупной вязки и цветастая юбка из лоскутков – точно с картинки сошла. Общее впечатление портили глаза – черные, цепкие, до невозможности хитрые, – и будто примерзшая к сухим губам ухмылочка.

Горка предметов на столе тем временем росла: колода карт, лист бумаги и ручка, подушечка с иголками, зеркало, кинжал с чеканной рукояткой, пучок остро пахнущих трав…

- Вот и все, пожалуй, - старуха чинно уселась в кресло, расправила юбку. - А теперь, девонька, расскажи-ка бабе Клаве, зачем ты к ней пожаловала?

- Если вы та, за кого себя выдаете, то должны знать это сами, - с вызовом ответила я.

- Знаю, милая, все знаю, - хихикнула колдунья. - И про ведьмака твоего знаю, и про любовь неудержимую, и про соперницу поганую, чтоб ей пусто, гадюке, было! Ничего от бабы Клавы не скроешь. Желанье твое заветное, пустое, глупое, тоже знаю... Вот только сказочку-то приятней из первых уст послушать, как считаешь?

Не обманула Крамолова, толковая бабуся. Только фиг я ей что расскажу, пусть обломается!

- Раз уж я плачу, то и условия диктовать мне, как считаете?

- Кто ж спорит, голуба моя, кто ж спорит? Не хочешь говорить, так не надо! – чересчур поспешно сказала старуха.

- Я рада, что мы поняли друг друга. А теперь, дорогая Клавдия… э-э-э…

- Можно просто баба Клава!

- Дорогая баба Клава, вы сможете мне помочь?

Ведунья вздохнула, извлекая из воздуха вставную челюсть, ловко приладила ее на место, причмокнула и только потом кивнула.

- Я-то могу, вот только понравится ли тебе жизнь такая?

Не обращая внимания на затопившую сердце радость, грустно улыбнулась:

- Какая? Не таскать продукты из супермаркета? - воровство среди магов идет по отдельной статье. – Людям помогать?

- Ага, и еще минутки считать да от анализов всю жизнь прятаться! – бабуля тактично умолчала о самом главном. - Только ничего не выйдет у тебя, зайка моя!

- П-почему? Вы же сами сказали…

- Знаю я, чего сказала! – рявкнула ведьма на притихшую меня. - Но ты ж как он хочешь быть, Светленькой, а я могу сделать только Темненькой! Как тебе такой вариант, лапушка? Запретов меньше, зато за каждую капельку глотки перегрызать придется. Это я, конечно, утрирую, но поверь: подпитка нужна постоянная, а с каждым днем аппетиты всё больше и больше становятся.

Вот тебе и раз! Я недоверчиво уставилась на бабу Клаву, но та лишь скромно поигрывала ножичком.

- Заруби на носу, девонька: принимаю я один раз и на всю жизнь. Если счас откажешься, а потом раздумаешь, не отыскать тебе боле моей квартирки, так и знай! – промурлыкала она, поглаживая чеканную рукоятку.

Снежинка в дрожащих пальцах оставалась холодной: либо ведьма говорит правду, либо просто не желает мне зла. На мой карман она косилась с подозрением, сопела, но молчала.

- Ты думай, рыбонька, думай, а я пока карты кину, - подмигнула баба Клава. - Может, и надумаешь чего.

- Погодите! Разве вы не можете просто объяснить способ – за отдельную плату?

- Ишь чаго удумала! – сердито фыркнула старуха. Ее настроение менялось с удивительной скоростью. - Профсекретов не раскрываю, даже не проси!

- Только не говорите, что вы единственная, кто знает…

- Единственная, - отрезала она. - Не веришь – как знаешь, удерживать не буду.

Баба Клава освободила место на столе и принялась тасовать колоду, бормоча сквозь искусственные зубы. Карты как птички порхали в кривых пальцах, менялись местами; дама червей была выловлена из общей кучи и продемонстрирована мне.

- Вот она, красавица! Вокруг нее, непутевой, всё вертится!

На первую карту легло еще три. Колдунья перевернула их: три вальта – червей, треф и бубен.

- Эти голубчики рядом с тобой крутились, потому и выскочили, лишь мешают и путают. Одну лямку вчетвером тянули, только каждый – по свою душу да своими средствами. Этот, - ткнула она в вальта червей, - никак места найти не может, все на родню оглядывается. Много имеет – еще больше посеет. Люба ты ему, только не по пути вам, не встретитесь боле. Этот, бубновый, сам себе на уме, лезет везде, но с его стороны не жди беды. Ну а этот, - валет треф ухмылялся в черные усы, - как был дурак дураком, так всю жизнь и останется. Добрый, правда, но проста-а-ак.… Зря мамка молодца Ванькой не назвала, в самый раз было б, - рассмеялась старуха. - В случае несчастья какого зови их, помогут и много не возьмут.

Теперь вальты лежали в ряд, слева от червовой дамы. Колода продолжала мелькать, выпуская на волю еще три карты: дамы треф, пик и бубен. Баба Клава взяла бубновую.

- Соперница твоя, змеюка подколодная. Мечется чего-то, мечется, было счастье – ушло счастье, была любовь – завяли помидоры! Даром своим тяготится, вот и кровь портит. Выскочит она, девонька, когда ждать не будешь, укусит пребольно. Только кто из вас вверх возьмет, не знаю, молчат карты - я молчать буду.

Дама треф выше вас всех стоит, царицей величается. Такая же царица, как я – гусь лапчатый! Собака на сене, сама не ест и другим не дает. Думает, обхитрила, но не тут-то было. Что посеешь, то и пожнешь, в нужный час не отыскать ей защитника. Яблоко от яблони недалеко катится.

Дама пик – черная душа, враг ваш заклятый. Семь бед – один ответ. Во мраке, как рыба в синем море, плавает, окроме себя никого не признает. Козни строит, замысел черный лелеет. Люди ей – мошкара, прихлопнет и не обернется. Не связывайтесь с ней, лапушка, целее будете!

«Мы еще посмотрим, кто кого прихлопнет» - я без восторга взглянула на пиковую даму, олицетворявшую, без сомнения, Крамолову. Мысль стать Темной колдуньей на миг показалась очень даже соблазнительной.

- Первый сброс был на друзей, - бормотала старуха, - второй – на врагов, третий будет на любовь. Р-р-раз!

На столик посыпались шестерки, семерки, восьмерки, десятки… Баба Клава охнула.

- А ну брысь отсюдова! Кыш, кому сказала! Дармоеды! Красивая ты, девка, вот и повылезали. Пшли отсюдова, пшли!

Куда там! Карты бестолково ползали по столешнице, падали на пол, спеша забиться в укромные щелки. Я успела ухватить за краешек бубновую десятку.

- Приятель институтский, - хмуро пояснила ведьма, свистом подзывая «беглецов». - Ходил за тобой, ходил, а в итоге от ворот поворот получил.

- Сашка? – в душе шевельнулось чувство вины.

- А я знаю? Сашки-Аркашки-Ивашки. Многих влюбить успела, а сама теперь только созрела.

Продолжая бормотать, баба Клава сняла еще две карты; остаток колоды исчез в карманах цветастой юбки.

- Мне перевернуть али ты подсуетишься?

- Лучше вы.

- Клиент всегда прав, - пожала плечами бабуся. - Король треф, король червей. Начнем с последнего, что попроще: мужик хороший, справный, добрый, дури в голове немного и, главное, ко все этим шарам-бурам не причастный – такие нынче на дороге не валяются. Любить будет, ценить будет, на руках носить; дом полная чаша, милые бранятся – только тешатся. Одна беда: шибко ревнивый, всё «где да как да почему» терзать станет.

Второй… ох-ох-ох-ох-ох, нелегко тебе здесь будет, рыбонька. Как белка в колесе вертится, везде успеть пытается, а толку – чуть. За двумя зайцами погонишься – от обоих получишь! Тяжко ему, дураку, сам виноват – ценности определи, и шито-крыто будет. Спеси б поменьше, осторожности побольше. Головка на плечах светлая, но больная, ногам покою не дает… Любить любит, но боится: тебя боится, за тебя боится, судьбы, что вам обоим уготована. Сорвется однажды – всю жизнь себя корить будет…

Ведьма одним махом сгребла карты в кучу, спрятала в кулачке и выжидающе уставилась на меня.

- Что, лапушка, угодила тебе баба Клава?

- Угодила, - буркнула я, - много слов и не по делу. Про самое главное даже не заикнулись…

- И-и-и, милая, когда ж это дамы с королями самое главное-то говорили? – протянула бабуся, потирая ладошки. - Они, если хошь знать, будущего не предсказывают, так, возможности и вероятности. А решения человечек сам принять должен, благо, головушка на плечах – чай не капусты кочан. Кстати, - продолжила она, помолчав, - в качестве бонуса могу на деточек бросить…

- Не надо! – поспешила отказаться я. - И вообще, я пришла к вам не за этим.

Старушка перестала улыбаться.

- Что же ты решила?

- У меня с собой нет крупной суммы…

- Осилишь даже с пятью копейками в кармане! Одно слово: да или нет?

Глубоко вдохнула. Всё обернулось не так, как планировалось, совсем не так! Перед внутренним взором качались извечные чаши весов, вверх-вниз, вверх-вниз.… Наконец, одна из чаш с громким лязгом рухнула на пол. Я зажмурилась и прошептала:

- Да.

***

- Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - поведал механический голос -дцатый раз подряд.

- Хватит издеваться над девушкой, - посоветовал Печорин, вальяжно развалившись в кресле с привычной фляжкой в руках. Посетителей на горизонте не наблюдалось, поэтому он позволил себе расслабиться.

- Что ей сделается, роботу? – Воропаев не спешил сдаваться, снова и снова набирая номер.

- Я про Соболеву, - уточнил вампир. - Ну опоздала разок, с кем не бывает? А то, что телефон вне зоны доступа, вообще ни о чем не говорит.

- Думаешь?

- Ага-с, - Печорин зевнул и потянулся. - Клык даю, стоит сейчас твоя ненаглядная на остановке, ждет маршрутку и знать не знает, что водитель, падла, аккурат к сегодняшнему утру ушел в запой. Бедная девочка мерзнет, злится, а у сотика как назло села батарейка. Или дома его забыла – тоже вариант. Так что выдыхай, сын мой, и оставь в покое аппарат и его абонента!

Печоринская версия казалась добротной, реальной и вполне логичной, только…

- Что-то здесь не сходится, - рассуждал вслух Воропаев. - Вера без телефона из дома не выходит, а чтоб уж зарядка сдохла…

- Верочка, в отличие от здесь присутствующих, человек. Читай по губам: де-вуш-ка, им позволительно опаздывать и забывать дома мобильники. Это, если хочешь знать, даже нормально и говорит о стандартном мышлении, своевременном развитии и правильной работе головного мозга.

- Ой, лучше молчи! Психиатр упырский! – отмахнулся зав. терапией, пытаясь прогнать тревожные мысли. Воображение услужливо подбрасывало картинки, одна другой ужаснее.

- Я всего лишь пытаюсь помочь, - обиделся вампир. - Кто ж виноват, что твоей интуиции не сидится не месте?

- Ты прав, ты прав, - Артемий машинально достал ключи от машины.

- Куда это ты намылился?

- Не явится через полчаса – поеду искать.

- Валера, ты больной?! – округлил глаза Печорин. - Она, может, только этого и добивается! Сидит где-то и ждет, отомстить хочет за обманутые надежды. Не поддавайся на провокацию!

- Больной здесь ты, - он набрал номер снова, наудачу. Аппарат вызываемого абонента выключен. - Кто угодно, только не Вера.

- Все бабы одинаковые. На твоей могиле напишут: «Ушел в расцвете», - беззлобно заявил Печорин. - Кто-то еще поет о «чисто деловых отношениях»! Стоит ей припоздниться, у тебя душа болит. Ничем хорошим это не закончится, предупреждаю…

– Есть у меня мыслишка, - добавил стоматолог немного погодя. - В соболевском районе один чел живет. Забавный мужик, Эдвардом кличут. Короче говоря, этот самый Эдвард видит твою ненаглядную каждое утро, чуть ли не до работы провожает: она на маршрутке – он на «Жигулях». Сечешь?

- Еще бы! Можешь спросить?..

- Попробую. Так-с, набираем номерок, включаем «громкую» связь и вуаля! Алё, Эдвард?

Громовой голос с сильным акцентом прорезал тишину:

- Здравствуй, дарагой!

- И тебе не хворать! Слушай, брат, тут такое дело…

- Падажды с дэлами, дарагой! Сто лет тибя не слышал! Как жизнь маладая, всё трудишься? Вот вечно ты, мил чалаэк, трудишься! Я тибэ поражаюсь! Ты кагда кушать успеваешь?

- Ох, Эдвард, покушать мне удается не всегда, - вздохнул Евгений, под грозным взглядом Воропаева отключая «громкую» связь. Напрасный труд! Могучий голос Эдварда надрывал динамики с той же силой.

- Не, дарагой, так дэла не дэлаются! Я тибэ скока раз павтарял: гастрыт адреса не спрашваэт…

- Знаю-знаю, не забыл… Эдвард, вопрос жизни и смерти: девушку, которая по утрам маршрутку ждет, помнишь?

- Канэшно, как такую забудэшь! Красавыца, голос как горный мед, фыгуркой лоза, лыцом… карочэ, нэ был бы трижды жэнат, украл бы давно, - мечтательно поведал собеседник и тут же спохватился: - А что стряслось?

- Да видишь ли, на службу не пришла. Мы тут волнуемся: нет ее и нет…

- Как нэ пришла? Пачэму нэ пришла? На моих глазах в машыну садылась, каторая ее около дома ждала…

- Погоди-ка, - удивился Печорин, покосившись на Артемия. Тот лишь плечами пожал. - В какую такую машину? Не такси?

- Вэрно, вэрно, таксы. На час раншэ, чем абычна, уехала. Я ищо сибэ сказал: какой харошый дэвушка! Отвэтствэнный!

- А куда уехала, не видел?

- Извини, мил чалаэк, нэ видел. Кагда найдётся наша красавыца, пазванишь мнэ?

- Обязательно, Эдвард. Спасибо за помощь, - стоматолог бросил трубку. - Ты сам все слышал. Куда могла намылиться наша красавица?

- Понятия не имею. С чего ты взял, что этому Эдварду можно верить? Кто он вообще такой?

- Джигит, натурально, - улыбнулся стоматолог, - а по совместительству скромный вампир. Я ему, Темыч, как себе доверяю. Он Соболеву еще в день ее приезда приметил. До дома провожает чтобы всякая шваль не цеплялась, представляешь?

- Если честно, не очень, - Воропаев потер переносицу. - И почему он Эдвард, раз джигит?

- Эх, друг мой, всё просто, как третья положительная: его зовут Эдик. Эдвард – как раз для нашей организации, не находишь?

Артемий ничего не ответил, скомкано попрощался и почти бегом покинул кабинет. Оставшись в одиночестве, Евгений Бенедиктович включил бормашину. Под привычное визжание думалось легче.

- Если Верочка успела объявиться, я ей не завидую. Совсем не завидую, - поделился он с аппаратом.

***

Ведьма расплылась в фальшивой улыбке, достала из воздуха бумагу и ручку и сунула мне.

- Пиши.

- Это еще зачем? – нахмурилась я. - Вам требуется расписка?

- А как же, милая? – заговорчески подмигнула бабуся. - Это чтоб не надумала обмануть бедную старую женщину. Как бюрократы говорят? Без бумажки ты… мнэ-э… небезызвестный продукт жизнедеятельности, вот!

- Я не собираюсь вас обманывать, - подвигать к себе бумагу не спешила, - но ведь прежде стоит обговорить условия сделки.

- Да какие там условия? – отмахнулась баба Клава, пряча алчно блеснувшие глазки. - Я выполняю заказ, ты расплачиваешься по тарифу.

- Вот! – торжественно объявила я. - Тариф вы мне так и не озвучили. Сколько?

Денег было не жаль, но старуха с неожиданным отвращением уставилась на кошелек, будто перед ней материализовался тот самый продукт жизнедеятельности.

- Ты, милая, кажись, надуть бабулю решила?! – всплеснула она сухонькими ручками. - Кому сейчас ваши бумажки-кругляшки нужны? Мусор один! За ведьмину работу иной валютой платят.

Хорошо, что не успела взяться за расписку!

- У меня ничего нет.

- Вреш-шь, есть!

- Честно, нет, - раздраженно отозвалась я.

- Есть, есть, - настаивала ведунья. - Молодость, красота, удача, счастье, трудолюбие, - загибала сухие пальцы баба Клава, - а, главное, Сила Жизненная. Ею, родимою, всё и меряется. На красоту и счастье твои посягать не буду, а вот Силой изволь-ка поделиться.

…через прикосновение можно получить доступ к Жизненной Силе. Правда, это как раз-таки и порицается.

- Потому что наносит наибольший вред?

- Именно. Раз перескакиваем с пятого на десятое, поясню сразу. Срок жизни каждого из нас определен, с этим ничего не поделаешь. Подключаясь к Силе, выпиваешь не просто секундную энергию – ты вытягиваешь из человека года. Некоторые в пятьдесят выглядят на двадцать пять, а некоторые – наоборот. Одна из причин такой несправедливости…

Я сидела как громом пораженная. Бизнес, говорите? Способ заработать?

- Ты понимаешь, о чем я, верно? – по-змеиному прошипела старуха, вмиг переставая сюсюкать. - Вот и решай: стоит ли любовь всей жизни нескольких лет, или не любовь это вовсе?

Бежать отсюда, бежать, пока не поздно! Он ведь никогда не примет меня в роли ведьмы, тем более – Темной. Это неправильно, мерзко, аморально…

- Что, жалко годков? Вот когда человечек проявляется, не сладкими речами, а делами, - подзуживала баба Клава. - Ведьмой станешь – с лихвой время вернешь, краше прежнего будешь. Жить вечно сможешь, пока род человеческий на земле не иссякнет.

- Вечно жить, говорите? – оказывается, я не разучилась смеяться. - Триста лет и не днем больше.

- Ой, жадная! А тебе трех веков, чай, недостаточно?!

Баба Клава выплюнула какое-то страшное, неразборчивое слово… и вскрикнула. Картины на стене вспыхнули белым пламенем, огонь в мгновение ока переметнулся на обои.

- Стой! Стой!

С прискорбием заявляю: сквернословит эта бабушка почище всех грузчиков, сантехников, гасторбайтеров и прочих знатоков русского языка вместе взятых. Да я таких слов не знаю!

- Вот же…! … … недоделанный! – вопила она, разобрав чью-то родословную до прародителей. - Понавешал! Защитил! Умный самый …!

Защитное поле в действии. Пустячок, а приятно. Я улыбнулась, ощущая знакомое присутствие. Не забыть после поблагодарить, он не обязан был этого делать.

В квартире стоял резкий запах паленого и старого лака. Баба Клава распахнула все окна и, впустив в квартиру морозный воздух, выгнала запах сквозняками. К магии она почему-то не прибегнула, обои так и остались обугленными.

- Убирайся, пока я тебя не убила!

- Крамолова будет счастлива. Она послала к вам в надежде, что я не вернусь ведьмой или не вернусь вообще, - подхватила сумочку, сделала крохотный шаг к выходу. - А говорила, что терпеть вас не может. Выходит, зря.

Спокойно подойти к двери, взяться за ручку…

- Постой, деточка, куда же ты? – всполошилась колдунья.

- Разве не вы велели мне убраться? Вот я и ухожу.

- Ну прости, прости клячу старую, погорячилась маленько, - запричитала она, буквально таща меня обратно к креслу.

- Значит, поможете? – усмехнулась я.

- Помогу, помогу. Только расписка-то всё равно нужна, по протоколу положена, - огорченно вздохнула бабуся.

- Раз нужна, напишу. Диктуйте.

- Форма изложения вольная, но если требуется… Пиши: «Я, фамилия-имя-отчество, год рождения, желаю воспользоваться услугами Лукоморьиной К.Д., принимаю все нижеперечисленные условия и обязуюсь честно оплатить оказанные мне услуги. Подтверждаю, что не имею к вышеупомянутой гражданке Лукоморьиной никаких претензий и в случае возможных недоразумений не намерена призывать ее к ответственности, а также не настаиваю на возмещении возможного ущерба…», - как по книжке тараторила она.

- Подождите минутку, - напряглась я. Ручка замерла над бумагой. - Какой еще «возможный ущерб»?

- Формальность, чистая формальность, лапушка, чтобы не нарушать отчетности, - залебезила старуха, пряча хитрые глазки. - Фирма веников не вяжет! Сколько на свете живу, недовольных не было! Благодарили только, чесслово!

Смотрите мне, гражданка Лукоморьина, в случае чего одна-единственная расписка роли не сыграет.

- …число-месяц-год. Подпись. А теперь давай пальчик, чтобы всё чин-чинарем было!

Я охнула, когда баба Клава глубоко проткнула мой палец цыганской иглой, притворно зацокала и приложила ранку под подписью.

- Вот и всё, милая, - противно оскалилась старуха. - Теперь хошь-не хошь, а заплатить придется. Но о результате труда моего не пожалеешь, слово потомственной ведьмы! Теперь отдохни, голуба, пока баба Клава все приготовит.

- Погодите, а условия?

- Только одно: никому не говори, где я живу, лады? – она ущипнула меня за щеку. Правая половина лица полностью онемела.

Старушка отперла дверь и, хихикая, умчалась на кухню. В квартире что-то звенело, гремело, лязгало и падало; треск искр сменялся нечеловеческим ревом, а тот, в свою очередь – бьющим по ушам визгом. Запахло гарью и паленой проводкой, весь дом сотрясали слабые, но вполне ощутимые взрывы.

- А-а-апчхау!!! Пчхи-хи-кхи! Вот пакость-то! – простонали из кухни. - Чтоб я хоть раз еще эту дрянь готовила?! Но для дела, для дела… Овчинка стоит выделки, ох стоит! Долг платежом красен!

Всё разом стихло, только люстра продолжала раскачиваться и мелодично звенеть подвесками. Баба Клава, как ни в чем не бывало, проскользнула в гостиную, вновь заперла дверь и устроилась напротив меня.

- Маленькие технические неполадки, - проскрипела она и кашлянула пару раз. - А вот то, за чем ты пришла.

На ладони колдуньи лежал прозрачный флакончик размером с грецкий орех, наполненный бледно-лиловой жидкостью. Я потянулась к нему, но бабуля ловко отдернула ручку.

- Куды лезешь, девонька? Сначала стулья!

- Мне сесть, лечь, встать? – голос не подвел, но коленки предательски дрожали.

- Протяни руку.

Стоило ведьме ухватиться за мое запястье, как ее ощутимо ударило током. Мы обе слышали треск разряда.

- Уй! Не пускает, - пожаловалась старуха. - Скажи, чтобы успокоилось, если совсем убрать нельзя. Должно послушаться.

- Как?

- Просто позови.

Пускай не с первой и даже не с пятой попытки, однако мне удалось войти в контакт с магией. Она напоминала золотистое сияние, которое можно не только увидеть, но и пощупать. Она была рада мне, вот только наотрез отказалась впускать старуху. Недовольство поля чувствовалось где-то на грани сознания. Привычное «Нельзя! Не надо!» вызвало лишь грустную улыбку. Пожалуйста, я тебя прошу! Хотя бы ненадолго. Она не сможет причинить вреда, ведь ты рядом.

Сияние полыхнуло и... освободило крохотный участок у запястья в пару сантиметров толщиной.

- Лишнего не возьму, не бойся, - прошелестела ведьма, - не стоит оно того.

Она вцепилась в мою руку, закрыла глаза… Ни заклинаний, ни огненных знаков, ни раскатов грома. Почуяв неладное, я рванулась, но меня будто удерживали в кресле. Сухие шершавые пальцы давили всё сильнее, вытягивая чужую жизнь. Ни боли, ни головокружения – ни-че-го, только внезапно нахлынувшая тоска. Отчаяние.

Поле отшвырнуло старуху прежде, чем она успела оттолкнуть мою руку.

- Злобное какое! – баба Клава погрозила пустоте кулаком. - Честных сделок не признаешь?

Она вложила мне в ладонь пузырек и вытолкнула из квартиры.

- Иди, милая, и про условия не забудь. Выпьешь дома, когда одна окажешься, не позже следующих суток. Проснешься уже другой, - ведунья помахала на прощание, крепко прижимая к себе прикрытую резиновой крышкой непонятную банку. - Привет всем передавай, особенно Дашеньке…

Вытирая слезы, я вышла из подъезда и побрела к остановке. Мороз больно хватал за мокрые щеки, пришлось набросить капюшон. Прислонившись к стене дома, достала зеркальце. Не постарела совсем! Не знаю, сколько лет из меня выкачали, но морщинок не прибавилось.

Включила телефон и ужаснулась: без двадцати двенадцать! Я просидела в логове старой ведьмы почти пять часов! Контрольным выстрелом стала смс-ка: «Вам звонил абонент такой-то» и время последнего звонка. Сорок три непринятых вызова.

***

Такси резво домчало меня до больницы. Водитель, пожилой, усатый, с блестящей лысиной, болтал без умолку, называл «дивчинкой», слушал классику и дымил на весь салон. Я съежилась на заднем сиденье и закрыла глаза. Окружающий мир пролетал мимо побочным фоном, а защитное поле, к которому я отчаянно взывала, хранило зловещее молчание. Обиделось, наверное. Есть за что.

Расплатилась с таксистом, выбралась из машины, вошла в здание больницы, поздоровалась с завхозом Антонычем – всё на автопилоте. В коридоре наперерез мне бросился Печорин.

- Ты где шастала?! – вампир дернул меня за локоть и бесцеремонно поволок куда-то.

Как оказалось, в ординаторскую.

- Вернулась! – прорычал он в трубку. - А шут ее знает, не сообщала! Ждем!

- Соболева, ты… у меня слов нет! – он плюхнулся рядом на диван. - Мы думали, тебя сожрали в темном переулке! Где ты была?

- Перестаньте орать! Мы с вами на брудершафт не пили, и не ваше дело, где я была.

- Будешь сама ему объяснять, - немного остыл стоматолог. - Он уже собирался к твоим предкам заявиться, у вас трубку никто не брал.

- А дома нет никого, - безжизненно отозвалась я. - Папа уехал, мама в гостях в Нижнем, Анька в школе…

- Будешь сама объяснять, - повторил Евгений Бенедиктович.

Воропаев примчался минут через десять-пятнадцать. Думала, удавит на месте, но нет.

- Вы в порядке, - устало выдохнул он.

- В полном. Отсутствовала по личным причинам, можете сделать мне выговор…

- Без советов обойдусь, - буркнул Артемий Петрович.

А что еще он мог сказать? Отчитать за выключенный телефон? Ситуации бывают разные. Отругать за то, что не предупредила? А он мне, простите, кто? Не мама, не папа и даже не троюродный дядюшка.

Почувствовав ментальное прикосновение к ауре – проверял, всё ли в порядке, - возмущенно зашипела:

- Да отстаньте вы со своей магией! Надоели!

Воропаев не обиделся, скорее, удивился.

- Вы чувствуете меня?

Захотелось крикнуть, что после упрямого поля это как раз плюнуть, но я промолчала.

- Оставляю вас, - хмыкнул вампир, - посуду, просьба, не бить: она не казенная.

Вздрогнув от громкого звука, поднялась с дивана и надела халат.

- Кто там у нас по списку, Радищева с пневмонией? Идем к Радищевой, - бодро заявила я, собираясь сбежать по-быстрому.

- Вера Сергеевна, что с вами происходит?

- Ничего. Я прошу прощения за опоздание и обещаю наверстать упущенное. Остаюсь на дежурство, хоть на всю неделю…

- Не надо таких жертв, - прервал он меня, - просто скажите, где вас носило эти четыре часа.

- Личные причины, я же сказала.

В ординаторскую прокрались Сева и Жанна. Увидев нас, они одинаково смешно изменились в лицах.

- Ой, мы, кажется, помешали, - молодой терапевт уставился в пол.

- Вовсе нет, Романов. Я уже ухожу, - прощальный взгляд Воропаева прожег меня насквозь, - Соболева, во время перерыва зайдите ко мне.

- Пренепременно.

Проигнорировала вопросительный прищур Жанны и, усевшись за стол, принялась делать выписки из нехуденькой карточки Радищевой. Любопытное сопение сладкой парочки действовало на нервы, но вскоре и они ушли.

Убедившись, что поблизости никого нет, я поплотнее прикрыла дверь и достала пузырек бабы Клавы. Либо сейчас, либо никогда: во время перерыва его просто-напросто конфискуют. Выпью и проснусь другой? Не верится. Вот она, судьба, холодит ладонь. Прости, что нарушила своё обещание. Так будет лучше, я знаю. Чувствую почему-то. На всякий случай коснулась амулета – холодный, защита тоже спокойна, не колеблется. Значит, пьем. Твое здоровье!..

Ну и гадость! Меня едва не вывернуло наизнанку, но желудок мужественно выдержал испытание. Срок действия не обозначен, чего ждать – неизвестно. Выждала для верности пять минут. Дискомфорт вроде пропал, значит, идем к Радищевой.

Подняться с дивана помешала нахлынувшая тошнота. Что за?.. Без сил рухнула обратно, ставшее ватным тело не повиновалось. Пузырек выскользнул из онемевших пальцев. Застонав от мерзкого чувства внутри, согнулась в три погибели и сползла на пол. Сознание уплывало постепенно, толчками. Последней мыслью почему-то было: «Представляю, что скажут дома…» Я дернулась и провалилась в небытие.

Глава двадцатая

Спящая царевна

…В том гробу твоя невеста…

А.С. Пушкин.

Мать обрадовалась ему, словно не видела целый год. Она всем так радуется. Слушая ее мягкий напевный голос, Воропаев постепенно приходил в себя. Глодавшая его тревога пополам с раздражением сменилась привычным рабочим настроем, а всё то, что привычно, волей-неволей успокаивает.

«Вернулась в целости-сохранности, и то хорошо. До чего же упрямая девчонка! Давно ли глядела на мир кроткими глазами? А тут – на тебе! – характер имеется, да еще какой. Сборник ребусов, - вспомнил зав. терапией давнюю ассоциацию. - Ну ничего, Вера Сергеевна, наш гордый «Варяг» врагу не сдается. Оч-чень серьезный разговор я вам гарантирую».

- Артемушка, я домой хочу, - вернула с небес на землю мать. - Зачем мне здесь бока отлеживать? В конце концов, отдохнуть и дома можно…

- Ма, потерпи немного, - ласково отозвался он, - курс до конца пройдешь, и сразу домой. Пашка, кстати, просился навестить, после садика должны заглянуть. Ты не против?

- Конечно-конечно, пусть приходят! – оживилась ответственная бабушка. - Вы там без меня не голодаете? Галя не всегда успевает готовить…

- Мать, не начинай! Не первый день живем, - Артемий по привычке взглянул на часы.

- Ждешь чего-то? – догадалась Марина Константиновна. - Вот и Верочка такая же: не сидится ей на месте, всё умчаться норовит. Дела, дела…

- Верочка - это которая, Соболева? – зачем-то переспросил Воропаев. Будто в его отделении существовала другая Верочка!

- Фамилии я не знаю. Худенькая, светленькая, она еще практику проходит. Хорошая девочка, добрая, только глаза грустные, нет-нет, а пробежит по лицу тень. Может, у нее несчастье какое?

Ага, одно сплошное несчастье, имя которому Юность Упрямстьевна Воображанова, а источник – он сам. Головокружительные перспективы, во всех возможных смыслах!

- В общем, гражданка Лавицкая, самочувствие в норме, давление в норме? Курс лечения продолжаем, и не смотрите на меня так!

- Почему ты не стал архитектором, адвокатом, инженером, на худой конец? – привычно вздохнула мать. - Плохо я тебя воспитала.

- Не надо драмы, мы хорошо питаемся... О, вовремя напомнила: тебе чего-нибудь привезти?

- Куда еще?! – она открыла забитую продуктами тумбочку. - Соседки объелись и просят пощады. Хоть в столовую сдавай.

- Обойдется столовая. Ладно, ма, мне пора, часам к шести забегу. Режим не нарушать!..

Мобильник в кармане заорал одновременно с ворвавшейся в палату Оксаной. Не вошедшей, не вбежавшей, а именно ворвавшейся, как какой-нибудь тайфун «Милисента» в Соединенные Штаты Америки.

- Артемий Петрович! Там, там… - задыхаясь, пролепетала женщина, - у нас…

- А не пойти бы вам, Мария Васильевна? – едва слышно буркнул Воропаев, отключая телефон. - Успокойтесь, Оксана Александровна, и говорите толком. Что случилось?

- Там… там в ординат… Соболева… того…

Он не помнил, как промчался через всю больницу, до ординаторской и буквально отшвырнул бестолково суетящихся коллег. Людей набилось множество, и все пытались привести в чувство лежавшую на диване Веру. В помещении стоял резкий запах нашатыря: Толян ненароком опрокинул бутылочку.

- Она вроде не дышит… - клацнул зубами Сологуб.

Не поддаваясь охватившей народ панике, Артемий нащупал пульс. Слабый, но есть. Грудная клетка еле-еле двигалась: девушка дышала. На первый взгляд, банальный обморок, внешних признаков инфаркта, инсульта, сердечного приступа и прочего не наблюдалось.

- Романов, нашатырь! Все лишние – брысь!

Пузырек с нашатырным спиртом ему протянула Жанна, но никто не ушел. Стоит за спиной толпа баранов с круглыми глазами, в основном медсестры-первогодки да любимые интерны. Лопочут в панике, врачи! Разбавляла толпу неизвестно откуда взявшаяся тетя Зина-уборщица.

- Я сказал, пошли вон!

- Нашатырь не поможет, Артемий Петрович, - Сологуб. - Ничего не помогает. Мы уже двадцать минут бьемся…

- А РАНЬШЕ НЕЛЬЗЯ БЫЛО СКАЗАТЬ?!

Вера на внешний мир не реагировала, только дышать стала жестче, тяжелее. Воропаев подхватил ее на руки (уже практически привычное для него действо) и, на ходу раздавая распоряжения, понес в ближайшую «одиночку». Приходилось идти небыстрым ровным шагом: любое резкое движение доставляло девушке боль, по меловому лицу то и дело пробегала судорога. Держись, только держись! Дыши!

Он на автомате проверил ауру. Разодранная в клочья, она пылала конвульсивным, пронзительным светом – так ведет себя лампа накаливания, прежде чем перегореть. Края почти потухли, лишь центр продолжал полыхать. Если погаснет совсем – кирдык.

В крохотной одноместной палате Воропаев осторожно опустил Веру на кровать, а сам уселся на единственный стул. Жуткое состояние ауры стояло перед глазами, мешая сосредоточиться. Первым делом следует остановить угасание, всё остальное ждет.

Защитное заклинание, потребовавшее немало времени и сил, было сметено другой, более могущественной силой, поэтому и не сработала тревога… Он подумает об этом после, не теперь… «Штопка» ауры – он никогда не был силен в этом и по неопытности цеплял «за живое», причиняя девушке еще большие муки. Прости меня, родная, я не нарочно. Потерпи, сейчас это закончится.

Всё, что ему удалось сделать, это ненадолго остановить разрушение. Дыхание Веры выровнялось, но оставалось таким же слабым, едва уловимым. Крохотная победа стоила Артемию львиной доли резерва магии, а ведь предстояло еще очень многое.

Ввалившийся интерн Малышев даже не подозревал, какой жуткой смерти сумел избежать.

- Артемий Петрович…

- Что еще случилось?

- Мы тут под диваном нашли, укатился, наверное, - ковшеобразная лапища интерна что-то сжимала. - Короче, вот. Хрен его знает, чо такое! Посмотрите, вдруг важное.

Пустой флакончик из-под духов или лекарства, без этикеток и надписей.

- Девчонки говорят, что не теряли, - прогнусавил Толян. - Выходит, Веркино…

- Спасибо, Анатолий Геннадьевич. Можно попросить вас об одолжении? – прибегать к внушению зав. терапией не рискнул. - Кто видел, что Соболевой стало плохо?

- Да те, кто был, и видели. Чо от меня-то требуется?

- Скажите им, что Вере стало лучше. Ничего серьезного, переутомление и как следствие обморок. Сюда дорогу забудьте. Спросят обо мне – скажите… ч-черт… что уехал по важному делу. Если возникнут проблемы, звоните, пишите, но ни в коем случае не приходите. Ясно?

Одним из главных достоинств Толяна, способным практически затмить недостатки, было умение не задавать лишних вопросов. Когда дело пахло жареным, простодушный интерн схватывал на лету. «Тормоза долго не живут», - считал Малышев, предпочитая быть газом.

- Как скажете. Я тогда пошел?

- Идите. Удачи.

Одной рукой удерживая холодную руку Веры, Артемий достал телефон другой. Заверил мать, что не произошло ничего серьезного, - та места себе не находила, - после набрал Печорина и попросил срочно зайти. Требовалась помощь не-человека.

От страха рвались на лоскуты внутренности, но голова работала четко. Ее отравили? Вполне возможно, быстродействующих химикатов пруд пруди. Предотвратить первую стадию не успели, попытаемся справиться со второй. Для этого нужно узнать природу яда. Вампир поможет. Для Воропаева содержимое склянки ничем не пахло, а пробовать на вкус не имело смысла. Печорин, как своего рода нежить, обладал сверхчеловеческим обонянием и мог что-либо учуять.

- Гадость какая! – чихнул вампир, обнюхав склянку. - Не знаю, что именно тут намешано, но сосновый пепел присутствует и… пчхи, на костный клей похоже! Точно, клей. Отравиться можно гораздо менее извращенным способом! Блин-блин-блин! А-апчхи! Желудок ей промывал?

- Пытался, не в буквальном смысле, конечно. Эффект нулевой, - Воропаев говорил спокойно, однако спрятал в карман дрожащую руку. Пока он рядом, Вера держится, но стоит ему уйти, связь с аурой прервется, и тогда…

- Есть еще вариант: судмедэкспертиза, но это долго. Можно попробовать обратиться к нашим, дернуть за старые ниточки, и результат будет известен через день-два, не раньше.

- Женька, как друга прошу, дерни! Я не смогу вылечить ее, если не буду знать от чего.

Печорин скептически изогнул бровь. В глубине души он не верил, что всё настолько серьезно. Опять женские штучки, будь они неладны!

Лежавшая без движения девушка вдруг тоненько вскрикнула и забилась в конвульсиях. Заговоры, способные облегчить боль, отлетали рикошетом. Лампочка под потолком глухо хлопнула и погасла. Артемий удерживал корчившуюся в муках практикантку, стоматолог приплясывал рядом, не зная, с какого боку подступиться.

- В холодильнике коробка… ампулы… дай одну сюда!

- А шприцы?

- На холодильнике!

Вера дернулась особенно сильно, и зав. терапией буквально рухнул на нее. Печорин нервно хехекнул, откусывая крепкими зубами «верхушку» ампулы. Он умел смеяться не вовремя и плакать невпопад, хотя первое с ним случалось, несомненно, чаще, чем второе.

- Держи ее, аккуратно!..

- Да не могу я, она вырывается! Бешеная какая-то!

- Ты вампир или кто?!

Общими усилиями им удалось обездвижить Веру, и Воропаев ввел ей двойную дозу обезболивающего. Пусть не сразу, но девушка перестала извиваться и затихла. Глядя на то, как зав. терапией укрывает одеялом обмякшее тело, немало повидавший на своем веку Печорин хрипнул:

- Машу ж вать…

- Не затягивай с экспертизой, о большем не прошу. Долго ей не вытянуть.

- Д-да. Уже звоню.

Он долго и упорно уговаривал кого-то по телефону, с одной и той же монотонной интонацией. Собеседник рычал на него, он рычал на собеседника. Артемий уловил несколько обрывочных фраз: «вопрос жизни и смерти», «как можно скорее», «в долгу не останусь».