Морт. Охота на колдуна

Глава двадцать восьмая

— Я снова спрашиваю вас, Петер Морт, что именно сказал вам Дьявол в тот момент? — в сотый раз спрашивал у него дознаватель, что ходил взад и вперёд вдоль решётки его камеры.

Морт сидел на чурбаке, заменявшем ему стул, и презрительно поглядывал на святого брата, который из кожи вон лез, чтобы придумать ему хоть какой-то состав преступления. Получалось плохо, единственное, в чём его смогли уличить, — это проведение обряда для выяснения местоположения колдуна, это он признал и раскаялся, сославшись на благие побуждения.

— Дьявол вообще неразговорчив, — заметил Морт, — он ничего мне не говорил, более того, и я ничего не сказал ему, мы не разговаривали. Все мои сношения с Дьяволом происходили помимо моей воли, я никогда не выполнял его поручений и всегда действовал на благо церкви. Что не так?

— Вы повторяетесь, Морт, — сказал вдруг инквизитор.

— Это вы повторяетесь, — парировал охотник, — а я всего лишь отвечаю на ваши вопросы, от которых, уверен, ваш язык, святой брат, уже покрылся мозолями.

Инквизитор задохнулся от возмущения.

— Напомню вам, Морт, что мы не любим использовать пытки…

— Так не используйте, — перебил его охотник с широкой улыбкой, — тем более, что руководство запретило вам меня пытать. Вам не надоело? Вы уже которую неделю расспрашиваете меня об одном и том же, а до вас то же самое спрашивал другой дознаватель. Чего вы хотите добиться? Если вам нужен результат, позовите брата Доминика.

— Брат Доминик предвзят, его связывает с вами давняя дружба, а потому ему запрещено вести это дело.

— Разумеется, — согласился Морт, — но дружба связывает не только его со мной, но и меня с ним, в его присутствии я точно буду разговорчивее.

Инквизитор замолчал на некоторое время, подозрительно посмотрел на Морта, после чего развернулся и, не прощаясь, покинул камеру.

Морт облегчённо вздохнул и прилёг на кровать, застеленную толстым тюфяком, набитым свежей соломой. За месяцы, проведённые им в узилище, он начал находить удовольствие в таком существовании. Здесь была камера для необычных преступников, которая предусматривала только изоляцию от мира, и ничего, кроме этого. Здесь его сносно кормили, разрешали читать книги (только контролировали их содержание), а с некоторых пор, очевидно, стараниями брата Доминика, разрешили видеться с семьёй. Мария приходила к нему уже трижды, принося в большой продолговатой корзинке сына. Мальчика крестили немецким именем Иоганнн, но сам Морт продолжал называть его на русский манер Иваном, Петровым сыном. Почему-то он считал, что так правильно.

Такие дни были для него настоящим праздником, глядя на двух самых любимых людей, он оттаивал душой, уходили из головы страшные и кровавые воспоминания, он снова становился человеком. А сын вызывал в нём давно позабытые картины детства, когда он сам, такой же маленький, с чистым разумом и помыслами, не испорченный злобой и грязью внешнего мира, жил в лесу под опекой любящего отца.

Что и кому доложил дознаватель, осталось неизвестным, но, спустя пару часов, дверь камеры отворилась и внутрь прошла Мария. От радости женщина светилась, как начищенный медный котелок. Её настроение передалось и младенцу, который по такому случаю проснулся и радостно гукал, предвкушая встречу.

После первых восторгов и объятий, они сели рядом, крепко обнявшись, Петер держал на руках сына, который хватал его маленькими ручками за лицо и что-то бубнил тонким голоском.

— Со мной всё прекрасно, — сразу успокоил Морт свою жену, — если не считать пытки глупыми расспросами, от которых у меня уже начинает болеть голова. Расскажи лучше, как живётся вам, нет ли нужды в чём-либо?

— Нет, что ты? Нам выплачивают небольшое содержание, вроде пенсии, нам хватает, если не тратить слишком много, но здесь и тратить негде. Кстати, я тебе пирожки принесла, а надзиратель разрешил прихватить ещё немного вина.

Морт усмехнулся, почти все святые братья, что занимали нижние должности, знали его и относились с уважением, даже палачи, как он подозревал, в случае нужды будут пытать его вполсилы. Теперь он откусил большой кусок пирога с бараниной и луком, а потом отхлебнул добрый глоток вина. Домашняя еда давала ощущение спокойствия и уюта, камера уже не казалась сырой и тесной, вспоминался яркий солнечный свет и свежий ветер, запах свежего белья и домашнего очага. Прожевав кусок, он снова прижал к себе Марию и вдохнул запах её волос. Счастье было рядом, оставалось только дождаться освобождения. В том, что его освободят, он не сомневался, руководство Святой Инквизиции не состояло из одних фанатиков, каковыми их привыкли представлять либерально настроенные писатели. Это были благоразумные люди. Они примерно представляют себе его природу, а потому боятся его (надо сказать, не безосновательно) выпускать. Никакой вины на нём нет, он просто опасен.

— Брат Доминик отдал мне твой нож, я дала сыну его подержать, он вцепился в него и отдавать не хотел. Будущий воин.

— Когда он подрастёт, — сказал Морт задумчиво, — я научу его драться на ножах, но буду молиться, чтобы это умение ему никогда не пригодилось. Он может быть воином, но становиться убийцей, вроде меня, совсем не обязательно.

— Ты не убийца, Петер, — сказала Мария, прижимаясь к его плечу, ты ведь делал это ради святой церкви.

— Я давно живу на свете, любимая, — напомнил Морт, — и не всю свою жизнь я работал на Святую Инквизицию, когда-то я был именно, что вором и убийцей, это не красит меня, но служит хорошим примером исправления через посредство церкви.

Как раз в это время ребёнок снова заснул, покосившись на дверь, они многозначительно переглянулись. Мария, как всегда, смущённо улыбнувшись, прошептала:

— Доктор сказал, что уже можно.

Ребёнок перекочевал в корзинку, а они слились в поцелуе. На двери был глазок, очень может быть, что святой брат, поставленный присматривать за ним, сейчас заглянет сюда и увидит, но, кому какое дело, чем занимаются муж и жена.

Только через полчаса, когда они немного насытились друг другом, а ребёнок снова захныкал и попросил есть, в дверь осторожно постучали. Голос надсмотрщика тихо и ненавязчиво напомнил:

— Петер, свидание закончено, пусть ваша жена собирается.

Мария, смутившись, начала натягивать на себя платье, не заморачиваясь при этом нижним бельём, которое она просто сложила в корзину ребёнка. Оттуда она извлекла и мужское бельё, для мужа, дабы не зарос грязью в подземелье. Это была настоящая проблема, Морт любил регулярно мыться и быть чисто выбритым, а здесь такого позволить себе не мог, максимум, что удавалось выпросить у надзирателей, это таз с холодной водой, да кусок мыла. Лишь изредка кто-то из них давал ему бритву.

Поцеловав на прощание жену и сына, Морт снова уселся на кровати, настроение было приподнятым, он решил, что не стоит тратить время даром и принялся за силовые упражнения. Камера его представляла собой большую клетку квадратной формы, которая была собрана внутри каменного мешка с зазором в два шага. Желающий сбежать должен был сперва разломать кованые прутья толщиной в три пальца, а потом сломать каменную стену или выбить дубовую дверь, скреплённую стальными полосами. Но его это волновало мало, он знал, что в итоге покинет эту камеру с разрешения надзирателей, они сами откроют двери, проводят его к выходу и пожелают удачи.

Зато решётка служила иному. Подпрыгнув вверх, он ухватился за прутья и стал подтягиваться, когда руки устали, он снова спрыгнул вниз и присел на корточки. Из такого положения он подпрыгнул вверх и снова схватился за прутья, подтянулся, поднял ноги, придав телу горизонтальное положение, зависнув так, он медленно сосчитал до двадцати, потом аккуратно опустился вниз. Несколько раз повторив эту процедуру, он встал на руки, ногами кверху и начал отжиматься, задевая пол бритой макушкой. Ловкость, гибкость и сила, приобретённые им в бытность цирковым акробатом, да сих пор были с ним, не раз выручая его в схватках и тайных операциях. Снова подпрыгнув вверх, он зацепился за решётку уже ногами и, закинув руки за голову, начал поднимать туловище вверх. Со стороны казалось, что он творит поклоны напрямую богу.

За этим занятием и застал его брат Доминик. Дверь тихонько приоткрылась, монах вошёл внутрь и подошёл к решётке. Повернувшись к надзирателю, он молча указал на второй замок. Тот не стал задавать вопросов, просто повернул ключ, впустив инквизитора к узнику.

— Рад, что ты не падаешь духом, — похвалил инквизитор охотника, — приятно видеть тебя в добром здравии.

— Спасибо тебе, брат, — ответил Морт, медленно опускаясь вниз, встав на пол, он сбросил рубашку, обнажив свой мускулистый торс, покрытый бесчисленными татуировками. — Хотелось бы знать, как тебя сюда пропустили? Они разве не боятся, что ты поможешь мне сбежать?

— Боятся, хотя и напрасно, — признал инквизитор, — но я здесь не за этим. Дознаватели тщетно пытаются тебя разговорить, а ты согласен откровенничать только со мной, так?

— Задавай свои вопросы, я, собственно, ничего и не скрывал, просто не те вопросы задавали.

— Они привыкли работать с преступниками, которые скрывают свои прегрешения, не стоит держать на них зла. Меня интересует другое, я знаю, что ты не преступник, более того, ты — верный сын церкви, не жалевший себя ради святого дела. А потому я хочу узнать, всё ли с тобой в порядке? Я не про здоровье или достаток, я про…

— Не беспокоит ли меня Дьявол? — перебил его Морт, — нет, не беспокоит, я забыл о нём, видимо, в эти стены не может проникнуть нечистая сила. Колдуна я тоже не чувствую, видимо, он сейчас далеко и никак себя не проявляет. Вспышки ярости тоже прошли, они не требуются, когда рядом нет противника, скоро стану подобен вам, но обет не приму, меня не устраивает целибат, слишком люблю Марию.

— Она хорошая женщина, Петер, светлое пятнышко твоей тёмной жизни. В том, что ты здесь, отчасти виноваты и мы тоже, о чём я честно и открыто сказал руководству. Ты был слишком удобен, тобой можно было заткнуть все дыры, святые братья оставались с чистыми руками, а неизбежный грех пролития крови оставался на тебе. Мы просто заигрались, такая жизнь не проходит бесследно, а теперь, спохватившись, они… мы решили, что прирученное чудовище нам более не подчиняется и может обернуть свой гнев против хозяев. Извини.

— Я понимаю, — спокойно сказал Морт, — такая роль устраивала и меня, ведь грехи мне отпустит святая церковь, а в тот факт, что убивать я стал с удовольствием, я сам долго отказывался верить. Но пока рано бояться, даже в самых безвыходных ситуациях я сохранял себя. Было трудно, но каждый раз я снова возвращался. Вернусь и теперь. Надеюсь, твоё начальство поймёт это.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал инквизитор.

— Что с расследованием? — Морт решил сменить тему разговора.

— Ничего, — Доминик развёл руками.

— Ничего?

— Да, куча людей видела, как колдун, известный нам, как Шамаэль, объятый пламенем и с дюжиной ран на теле, упал в ледяную воду посреди моря. Шансов выжить у него не было, а потому его признали мёртвым, а дело закрыли.

Морт вздохнул. Хотя, в чём можно обвинять инквизиторов? Они поступили согласно здравому смыслу, а его личные ощущения к делу не пришьёшь.

— Значит, — печально сказал он, — нам следует ждать новый смертей, аппетиты его растут, пока он зализывает раны и сидит в тени. А скоро он соберёт артефакт, последний кусок которого у него. Тогда его мощь вырастет до небес, никто не сможет его остановить.

— А ты?

Морт пристально посмотрел на инквизитора.

— Он будет идти по земле, сея огонь и кровь, а единственный, кто сможет ему противостоять, будет сидеть в тюрьме и ждать, пока святые братья сочтут его безопасным.

— Я попробую ещё раз с ними поговорить, — сказал Доминик без особой надежды.

— Не трать время, брат, это не поможет. Только когда появятся новые трупы и возникнут новые толпы его поклонников, Святая Инквизиция задумается о методах. Надеюсь, будет ещё не поздно.

— Как думаешь, скоро ли это начнётся?

— Не знаю, он был еле жив, когда уходил от нас, раны, нанесённые мной отличаются от других ран, я повреждал не только плоть, но и его колдовскую сущность. Восстановиться после такого непросто. А будучи раненым, он не мог применить всю свою силу, сборка артефакта — это не просто головоломка, в которой нужно правильно сложить части, это магический обряд, совершить который можно, только достигнув определённых высот в магии. Он ведь живёт много столетий, но за это дело взялся не так давно. Почему?

— Не был уверен в своих силах, — догадался Доминик.

— Именно, — кивнул головой Морт, — нужна сила, которой он временно лишён. А потому он будет долго восстанавливаться. Думаю, стоит ждать тайных обрядов с принесением жертв, это ускорит его восстановление, причём обряды не будут примитивным высасыванием жизни, как он поступал с матросами, это будут именно обряды со множеством участников, долгими молитвами и песнопениями. Обращайте внимание на подобные случаи, а когда найдёте следы, будьте уверены, это он. Только не знаю, что вы сможете сделать.

— Мы постараемся, — тихо сказал Доминик, но уверенности в его голосе по-прежнему не было.

Инквизитор ушёл, двери снова заперли на замок, а сам узник, решив, что упражнений на сегодня достаточно, прилёг на кровать и предался размышлениям. Что ему ещё оставалось?