Когда я проснулся, Роуз не было, но была Алисса… и в её руках была ещё одна чашка ужасного чая из одуванчиков. Вскоре после этого вернулась Пенни, и весь конец дня члены моей семьи то приходили, то уходили. Моя мать, Айрин и Коналл, Мойра — даже Хампфри принесли меня повидать.
Учитывая моё нездоровье, вынести это было трудно — но я не жаловался. Вместо этого я спросил у Пенни насчёт одного заметного исключения:
— А где Мэттью?
Она вздохнула:
— Работает над одним проектом.
— А-а.
— Для тебя, кстати говоря, — добавила она.
— Для меня?
— Портал в покои Королевы в Албамарле, — объяснила Пенни. — Я упомянула ему об этом, и он решил самостоятельно с этим разобраться, вместо тебя. Он не хочет в этом сознаваться, но мне кажется, что так он пытается помочь. Вычеркнуть что-то из списка твоих долгов…
В дверь постучали. Пенни встала, и открыла её, обнаружив стоявшую снаружи Элиз Торнбер.
— Пора проверить нашего пациента, — с лёгкой улыбкой сказала пожилая женщина.
Я застонал, не вставая.
Пенни приглашающим жестом широко махнула рукой:
— Тогда оставлю его на тебя. Мне нужно разобраться с парой дел. Дай мне знать, когда закончишь, и я вернусь. Мы стараемся, чтобы рядом с ним всё время кто-то был. — Она вышла и закрыла дверь раньше, чем я успел возразить — оставив меня наедине с дьявольской старушенцией.
Но вслух я Элиз «старушенцией» никогда не назвал бы. Она была матерью Дориана, и во времена нашей юности за произнесение таких слов можно было и ремня схлопотать. Она в те годы твёрдо следила за дисциплиной — как своего сына, так и, в моём случае, чужого.
— Добрый вечер, Лорд Камерон, — жизнерадостно произнесла она. Формальное обращение было притворным — как и её веселье. Это значило, что у неё для меня было заготовлено что-то ужасное. И Пенни оставила меня с нею наедине! Это лишь подтвердило мои подозрения: все женщины в моей жизни сговорились. Они вознамерились меня угробить, а Элиз была их лидером, и главной мучительницей.
— Я выпил весь чай, который они мне давали, — сказал я в свою защиту.
— Угу, — равнодушно промычала она. Затем злодейка задрала одеяло в ногах моей кровати, открыв мои ступни холодному воздуху. Пока я дрожал, она бесстрастно осмотрела мои ноги, а затем снова накрыла их. Разумному человеку подумалось бы, что этого хватит, однако затем она откинула одеяло с моей груди:
— Повернись на бок, — приказала она.
Я попытался.
Когда мне это не удалось, она мне помогла — её худые руки были одновременно сильнее и мягче, чем можно было подумать. При её поддержке я смог лечь на бок, хотя в процессе и издал несколько громких стонов. Она задрала мою рубашку, и с минуту изучала мою спину. Затем она начала легонько тыкать меня пальцами то тут, то там. Когда она добралась до нижней части моей спины, я невольно вскрикнул.
Она остановилась, и вернула мою рубашку на место. Затем она снова уложила меня на спину, и накрыла меня, подоткнув одеяло, будто я был маленьким ребёнком. После чего села, и принялась молчать.
Молчание тянулось некоторое время, отчего мне стало слегка не по себе. Элиз была в некотором роде природным явлением — волевая и неукротимая. В молодости она была Вечерней Леди, отравительницей, проституткой, и убийцей. Позже она вышла за Грэма Торнбера, и снова вступила в респектабельные ряды высшего света и дворянства, но полученные ранее уроки так и не забыла. Будучи Леди Торнбер, она никогда не боялась запачкать руки, и часто использовала свои навыки для лечения раненых и облегчения боли умирающих.
Но сейчас она выглядела просто старой… сломленной. Совсем не так себя держит леди, пытающаяся подбодрить или поддеть пациента ради улучшения его настроения.
— Как у тебя с головой, Мордэкай? — внезапно спросила она. — Мысли по-прежнему ясны?
— Достаточно ясны, — ответил я. — Я много сплю, но поболтать какое-то время могу, если ты об этом.
— Многие врачи не сказали бы тебе то, что сейчас скажу я. Они бы сперва поговорили с твоими родными, — начала она. — Впрочем, я считаю, что большинство из них — дураки. Если у тебя в голове всё ещё ясно, то решать нужно именно тебе.
— Слушай, Элиз…
— Ш-ш-ш! — огрызнулась она.
— Да, мэм, — мгновенно отозвался я. Детские привычки так просто не изжить.
— Это нелегко мне даётся. Я слишком многих потеряла — больше, чем положено женщине: мужа, сына, Марка, Джинни, Джеймса, и больше друзей, чем я могла бы сосчитать. Всякий раз это происходит иначе, но что я поняла за долгие годы, так это то, что по возможности лучше не притворяться. Честный разговор и честные прощания оставляют гораздо меньше сожалений у тех, кто остаётся. Понимаешь?
— Постой, Элиз, — сказал я. — Всё не так плохо, как кажется. Что бы ты ни думала, через недельку-другую я всё смогу исправить.
— У тебя нет этой недели, Морт, — прямо сказала она. Подняв мою руку, она показала, насколько отекли мои пальцы. — У тебя почки отказали.
Я нахмурился:
— Они же не пострадали.
— Не имеет значения, — ответила она. — Такое бывает в результате массивной травмы. Расщепление и впитывание крови, натёкшей из-за синяков или внутренних повреждений, создаёт очень высокую нагрузку на почки. У тебя так и случилось. Вот, почему у тебя отёк, и почему ты не можешь писать. Твоя кровь превращается в яд. Через несколько дней у тебя начнётся бред, и ты будешь испытывать жуткую боль. Дальше останется только в ужасе ждать, но ещё через два или три дня ты умрёшь. Хуже всего то, что я ничего не смогу тебе дать для смягчения симптомов. Только смерть положит твоим страданиям конец, и твоя семья сможет лишь наблюдать.
— Я и раньше умирал, — чёрство произнёс я.
— Суть не в этом, — ответила она. — Суть в том, как твоя семья будет страдать, наблюдая за твоей смертью. Вот, почему я говорю с тобой об этом сейчас, пока ты ещё достаточно ясно мыслишь, чтобы принять решение самостоятельно.
Я ничего не сказал, предпочтя пялиться в потолок.
— Гарэсу Гэйлину послали весть, — проинформировала меня Элиз. — Мэттью сказал, что он, возможно, сумеет что-то…
Я перебил её:
— Он не придёт.
Элиз кивнула:
— Мэттью сказал то же самое, но твоя жена всё равно за ним послала. Есть ли кто-то другой, кто может как-то помочь?
Были. Лираллианта, если она обладала знаниями о целебных заклинательных плетениях Ши'Хар — но она стала деревом. Она не могла сдвинуться с места, а если бы и могла, ушли бы недели лишь на то, чтобы задать ей вопрос. Ещё одним вариантом был сам Тирион, но я готов был скорее умереть, чем принять его помощь. Даже если бы он согласился явиться, нельзя было предсказать, какую жуть он попросит в качестве платы.
Я отрицательно покачал головой.
Элиз печально склонила голову:
— Я так и думала. — Засунув руку в свою сумку, она вытащила стеклянный флакон. — Где-то через день-два ты начнёшь весь чесаться. Когда это случится, знай: уже почти слишком поздно, скоро последует безумие. Поговори с родными, успокой их, а потом выпей вот это.
Оторвав взгляд от потолка, я посмотрел прямо на неё. Щёки крепкой, старой женщин блестели от слёз. Этот разговор наверняка давался ей очень тяжело. Я слишком хорошо помнил, как трудно было мне самому, когда я «помог» своему отцу спокойно умереть.
— Элиз, — тихо сказал я. — Спасибо. Ты поступила правильно. Помни об этом, грядущими ночами. Но я пока не сдаюсь. Я слишком часто обманывал смерть, чтобы поверить, будто моё время пришло — но если случится худшее, то твой подарок поможет.
Она вытерла лицо:
— Мы с Грэмом всегда хотели больше детей, но не сложилось. Вы с Марком помогли заполнить этот пробел. Вы двое были мне как сыновья. Будь мой муж ещё жив, он бы сказал тебе, чтобы ты гордился собой. Ты хорошо распорядился тем, что получил от жизни. — Она встала, и пошла к двери. — Помни: когда начнёшь чесаться, значит скоро начнёшь и бредить. Будешь ждать слишком долго — упустишь свой шанс.
После чего она ушла, а я с трудом игнорировал зуд в своих кистях. «Проклятье».
Ещё немного подремав, я обнаружил, что Пенни снова у моей кровати. «Сколько я спал?». Время перестало быть моим союзником, если вообще когда-либо им было.
— Мне нужно увидеть Маму, — сказал я ей.
— Что сказала Элиз? — с озабоченным выражением лица спросила Пенни. — Она сказала, что ты нам скажешь, о чём вы говорили.
Даже умирая, я больше волновался о реакции моей жены, а не о появлении у меня на пороге бледной девицы с косой. Я не видел, как можно повернуть этот разговор в позитивное русло.
— Она сказала мудро распорядиться оставшимся у меня временем.
Её руки сжались в кулаки:
— Я его убью.
— Пенни.
— И это не пустая угроза, — сказала она, перебивая меня.
— Ты не можешь.
— Одна — не смогу, — признала она. — Но я не одна. Ты вообще осознаёшь, какая мощь спит под этой крышей? Сколько у нас драконов?
— Ты разожжёшь войну, — предостерёг я.
— Да мне плевать! — закричала она. — О Королеве тоже не забудь. Если нам тут не хватит сил, я позабочусь о том, чтобы вместе с нами поднялся весь Лосайон. Мы сожжём каждое дерево на том ёбаном острове, а когда закончим с этим, я вспорю Тириону брюхо как рыбе!
— Нет, не вспорешь, — устало сказал я. — Ты что, собираешься и мать Линараллы тоже убить? Она невиновна. Ши'Хар ни в чём не виноваты. Даже Тирион не хотел такого исхода.
— Должен же быть какой-то другой вариант, — пробормотала она сдавленным голосом.
— Есть несколько, — ответил я, — но при любом из них перестану быть человеком.
Её глаза загорелись надеждой, но я сразу же покачал головой:
— Нет. Я уже был чудовищем. Я лучше умру достойно, чем соглашусь на такое, — сказал я ей.
— Но ты же вернулся, — настаивала она. — Сможешь вернуться и в этот раз.
Она имела ввиду чары бессмертия. Ту магию, которая некогда заточила меня в бессмертном теле. Я был вынужден красть жизнь у окружавших меня смертных, чтобы поддерживать некое подобие человечности. «И я не уверен, что оправился после прошлого раза», — подумал я. «По крайней мере, не до конца».
— В тот раз мне помогли двое волшебников, один из которых был архимагом. Гарэс больше никаких услуг мне оказывать не будет, а я сам не стал бы просить, даже если бы он был согласен. В прошлый раз им повезло. С тем же успехом мы могли просто умереть тогда втроём.
Пенни меня не слушала:
— А Мэттью сможет?
— Нет, если я не дам согласие.
Она улыбнулась сквозь слёзы:
— Тогда мы просто подождём, пока ты не начнёшь бредить.
— Чары создают копию разума в момент их сотворения. Вы останетесь жить с безумцем, — сказал я ей. — Иди сюда. — Я неопределённо махнул руками, подзывая её поближе. Когда она наклонилась, я поцеловал её в щёку. — Ещё есть надежда, но я не собираюсь совершать никаких глупостей. Если случится худшее, я хочу, чтобы ты была сильной, и приняла всё как есть.
Плотину прорвало, но плакала Пенни недолго. Несколько минут спустя она взяла себя в руки, и выпрямилась. Сперва она послала за моей матерью, и я потратил довольно много времени на её визит.
Матери я о своей близкой смерти не сказал. Даже для меня это было чересчур. Но я уверен, что она каким-то образом почувствовала этом в моих словах. Мы болтали в течение часа, и я позаботился о том, чтобы между нами не осталось ничего невысказанного. Она должна была знать, что она для меня значила.
С детьми получилось иначе. Ничто не мешало им высказываться о том, что подсказывала им их интуиция. С Айрин было хуже всего. Каким бы весёлым я ни был, её это не обмануло. Безутешная, она ушла в слезах, терзая моё сердце.
Коналл принял вести тихо, но ушёл полностью расклеившимся. Мойра держала себя в руках, но, как и её мать, настаивала на нелепых планах по сохранению моего разума, раз уж жизнь мою было не спасти.
Я решительно отказался от её замысла. У меня не было никакого желания умереть, оставив после себя какую-то заклинательную копию — именно это она, по сути, и предлагала.
Мэттью навестил меня последним, когда солнце уже давно село. Он ждал до последнего потому, что увлёкся своим новым проектом. Или, быть может, ему было не охота.
Когда он вошёл, на его лице не отражалось ничего.
— Портал в Албамарл почти готов, — проинформировал он меня.
Я кивнул:
— Гора с плеч.
Он слегка рассмеялся:
— Уверен, у тебя есть гораздо более серьёзные поводы для беспокойства.
Я улыбнулся:
— Возможно — но ничего другого в голову не приходит.
— Все думают, что ты умираешь, — прямо сказал он. — Весь дом с ума сошёл.
— Но ты — нет, — сделал наблюдение я.
Он вздохнул:
— Я не знаю. Это кажется нереальным. Возможно, позже. Но бегать по дому и кричать в слезах я не буду.
«Нет, ты будешь игнорировать мою смерть, пока она не укусит тебя в темноте несколько недель спустя», — подумал я. «И вот поэтому-то за тебя я волнуюсь больше, чем за них. Горевать ты будешь в одиночестве».
— Гарэс отказался прийти, — сказал Мэттью.
— Как и ожидалось.
Он подошёл к окну, глядя на располагавшийся за ним осенний пейзаж.
— Элиз говорит, что проблема в твоих почках.
— Ага, — ответил я. Я хотел сказать больше, хотел сказать сотню разных вещей. Но я не знал, как с ним говорить. В некоторых отношениях он был похож на моего отца — общался посредством действий и идей. Чувства не входили в его словарный запас.
Мой сын постучал себе по виску:
— У Ши'Хар были способы очищения крови. Они все тут. Мы можем изучить и адаптировать их заклинательное плетение — создать чары, которые делают то же самое.
И на это уйдут недели, если не месяцы. Информация была доступна, но её понимание, преобразование и использование — это было гораздо труднее.
— Обладание знанием — это одно, а его использование — совсем другое, — просто сказал я.
Он кивнул:
— Тогда, мне лучше приняться за работу. — Он пошёл к двери, но приостановился на полпути. Подойдя обратно к кровати, она наклонился, и коротко обнял меня.
Я осклабился:
— Я бы и раньше стал умирать, если бы знал, что все будут меня обнимать.
Мэттью ухмыльнулся:
— Только не привыкай к этому. Скоро ты поправишься.