Монтао. Легенда о монахе

Глава 19

Жители Йоки предпочитали прятаться от холодов в тёплой воде горячих источников, бьющих прямо из под земли и образующих небольшие естественные бассейны в углублениях каменистой почвы. Любой мог прийти и окунуться в эти природные водоёмы. А те из горожан, которым посчастливилось иметь такие родники прямо внутри своих дворов, как правило, строили рядом с ними бани, где за умеренную плату могли отдохнуть желающие провести время вдали от суеты городских улиц.

Друзьям пришлось преодолеть долгий извилистый подъём в гору, чтобы подыскать одну из таких бань.

Участок с бассейном располагался на самой верхней из пяти ступенчатых террас, окаймлявших склон высокого холма. Поэтому, несмотря на довольно-таки жиденькую плетёную изгородь, двор был полностью спрятан от посторонних глаз. Зато изнутри открывался чудесный вид на причал и морскую синеву, простирающуюся до самого горизонта.

Тадао крепко сжал зубами рукоять меча и кивнул приготовившемуся вормоловцу.

Молчание одним резким движением выдернул из плеча товарища тонкий, но длинный железный наконечник. Затем наложил на повреждённое место тампон из свёрнутой в несколько слоёв ткани, смоченной вином, не забыв сделать глоток из бутылки, после чего туго перевязал рану.

Тадао стонал на протяжении всей процедуры, крепко сжимая челюстью красную рукоять. Но наконец немой товарищ закончил.

— Ох… Спасибо, друг. Это явно может стать проблемой в бою, — монах слегка пошевелил плечом, ощущая ограниченность движений.

Вормоловец указал на своеобразный орнамент из чёрных узоров, которым была покрыта уже почти вся правая рука Тадао от запястья до плечевого сустава.

— Не знаю, что ты хочешь услышать… На мне оставил метку подводный демон. Он успел укусить меня до того, как ты пришёл на помощь. Помнишь? Не думаю, что это важно. Рука работает так же, как и раньше. Возможно, этот яд придаёт мне дополнительные силы. Идём в воду.

Не дожидаясь ответа, мужчина сбросил грязную окровавленную одежду, вошёл в бассейн по пояс и удобно устроился в сидячей позе так, чтобы повязка оставалась сухой, и, на поверхности.

Молчание издал недовольный звук, но последовал примеру друга. Оба погрузились в объятия тёплой воды, которая слегка бурлила под напором струй, бьющих из-под земли, а её излишек стекал по специальному желобу, проходящему через все пять террас куда-то вниз, прямо к «синей пустыне». Клубы пара окутывали и согревали уставшие тела.

Вормоловец рассматривал порт, который был виден как на ладони.

Их корабль взяли под стражу и тщательно обыскали. Кажется, смотритель всё же обратил внимание на парус с вражеским гербом, хотя тот был свёрнут.

Тадао вздохнул с облегчением и закрыл глаза. Уже давно он не слышал птичьего пения, даже стал забывать его. Мысленно монах надеялся, что теперь-то, когда он, казалось бы, спокоен и расслаблен, красная пернатая должна его навестить. Но нет.

Что ж, в любом случае Нани его ждёт, и очень скоро он, чего бы это ни стоило, воссоединится с любимой. Даже если для этого придётся победить дракона и выступить против всей императорской армии.

Тадао почувствовал боевой настрой, как совсем недавно в логове вымогателей. Да, он знал и был уверен, что сделает всё возможное и даже больше, чтобы отправиться к ней. Снова слушать прекрасную игру на саншине и растить сына Хикару.

Его мысли прервались женским, уже успевшим надоесть, смехом:

— Ну почему ты такой наивный, монах? Никто не пустит тебя в небесное царство Цукамарэ, даже если ты возлюбленный её дитя. Ты проклят. Взгляни, тьма подбирается к твоему сердцу всё ближе. С каждым вздохом ты толкаешь её дальше. Ты отправишься в Дзиёми как великий человек, которого будут слушаться подданные.

— Теперь и мысли мои читаешь? — недовольно пробормотал Тадао.

Молчание взглянул на друга, подумав, что услышал фразу, обращённую к нему, но монах смотрел куда-то в сторону затуманенным расфокусированным взором и будто бредил:

— Не ты ли говорила о ненаписанной судьбе? Что теперь я сам создаю свою историю? Если придётся, построю самую высокую лестницу, чтобы попасть к Нани.

— Твои мысли примитивны. В мире есть непостоянство и относительность. Это те переменные, которые подвластны твоей воле и твоим поступкам. Но есть и фундаментальный замысел, который имеет волю над тобой и тебе неподвластен. Когда придёт момент, ты обретёшь покой. Я буду рядом. Не стоит воспринимать меня как зло, монах. Смерть — это то, без чего жизнь не имела бы смысла, потеряв свою полноценность и значимость. Моя вечная миссия — всего лишь помогать душам найти дорогу. Никто из богов и высших существ не имеет на тебя личных планов и мотивов. Лишь интерес, не более. Тебе откроется это, но в другой жизни, в другом мире.

— Если ты, как проводник, показываешь путь, помоги мне попасть на небо, пожалуйста, — Тадао не хотел верить её словам. Смерть всегда коварна и непредсказуема, но и злить понапрасну её не стоит.

Молчание помахал рукой перед глазом друга, но тот поднял указательный палец, прося подождать. Вормоловец почесал затылок и вышел из источника.

Жница легко взмахнула рукой, открывая взору монаха вид на водопад сокрушительной силы.

— Что перед тобой, монах?

— Водопад, очевидно.

— Может ли он остановиться и направить своё течение вверх?

— Я понял, к чему ты. Но попытаться всё же стоит.

Жница развеяла иллюзию и простонала:

— Ничего ты не понял. Значит, ещё не время, но, уже почти. Закончи свои земные дела. Яматари будет тебя ждать.

Женщина, как обычно, растворилась в пространстве, в очередной раз оставив своего подопечного в раздумье.

Какое-то время Тадао молча сидел, пытаясь вспомнить песню, которую слышал в Золотом доме когда-то давно, но она совсем позабылась. Его сердце, терзаемое затаившейся тревогой, было неспокойно. Ведь то будущее, что он откладывал ради восстановления справедливости на его родиной земле, теперь становилось недостижимым мифом.

Но пора было возвращаться к делам насущным. Одевшись и щедро отблагодарив хозяина бани, наши путники вернулись в центр города.

День постепенно подходил к своему завершению, однако друзьям нужно было посетить ещё одно место.

— Только не подумай чего лишнего. Но на таком ответственном событии стоит выглядеть подобающе, — усмехнулся монах, пока продавец одежды отошёл, чтобы выбрать подходящее кимоно.

Молчание отмахнулся и понимающе развёл руками, сопровождая свой жест беззаботной улыбкой.

Стены магазина были плотно увешаны образцами различных тканей, демонстрируя разнообразие доступного материала для пошива, что создавало иллюзию совсем крохотного помещения, которое и без того было достаточно тесным.

Продавец вернулся из закрытой от посторонних комнаты с каким-то свёртком.

— Сожалею, но из готового сейчас есть только чёрный цвет. Оно было сшито для траурного события, но покупатель так и не явился. Вам, наверное, такое не подойдёт?

Монах улыбнулся:

— Возможно, наоборот — сегодня самый подходящий день для того, чтобы примерить именно это кимоно. Позвольте я переоденусь?

Торговец в некоем замешательстве проводил босого покупателя за ширму, а сам стал внимательно разглядывать Молчание, стараясь делать это так, чтобы тот не заметил его любопытного взгляда. Под вечер на улице стало ещё прохладнее, а густые облака нависли над городом. Несколько снежинок упало на мостовую. Вормоловец вытянул руку с открытой ладонью наружу, наслаждаясь нежной свежестью первого снега.

Тадао завязал красный пояс и показался на глаза.

Торговец тут же охнул, но не от восторга:

— О, господин, боюсь, вы неправильно его надели. Левая часть должна быть сверху, а вы заправили её под правую, как у покойника.

— Всё в порядке, друг, не беспокойся, — монах протянул ему несколько монет.

Молчание показал на босые ноги, а затем на улицу.

Огромные белые хлопья плавно опускались с неба и таяли в руках детишек, неизвестно откуда появившихся в большом количестве. Мимо прошла женщина с младенцем на руках. На лоб малыша упала снежинка и обрадовала беззубого ребёнка. Должно быть, это его первый в жизни снег.

— Сандалии, пожалуйста.

Опытный продавец прикинул на глаз размер ноги монаха и выбрал из множества пар подходящую. Протягивая покупателям обувь, он неуверенно предложил:

— Возможно, вас заинтересует утеплённая одежда?

Тадао посмотрел на Молчание, но тот покачал головой. Родина немого друга славилась своей более холодной погодой, несмотря на то, что была расположена гораздо южнее. Зима там намного суровее, чем на других известных территориях. Йокотэрские легенды повествуют о том, что когда-то народ Вормолы разгневал снежного духа, и теперь он мстит им каждый сезон, пуская на их землю самые сильные морозы и снегопады.

— Только обувь, спасибо.

Впервые за очень долгое время монах стоял на ровной деревянной поверхности, не считая полов в помещениях. Это было непривычно, будто он потерял ощущение прочной связи с землёй. Но нужно было признать, сейчас избавиться от холодных камней под ногами было очень кстати.

Путники вышли на улицу. Один из них постукивал новой обувью по гладкой брусчатке. Снег постепенно покрывал мостовую, переливаясь и искрясь в свете яркого месяца, показавшегося в просвете облаков. Дети больше не сидели у передвижных театров, расположившихся вдоль улицы. Они резвились, пытаясь поймать как можно больше снежинок. Прохожие с улыбками на лицах теперь встречались чаще.

Монах осмотрелся. С одной стороны возвышался величавый императорский дворец — конечная точка его пути, с другой же, на холме за городом, — храм.

Тадао повернул к пагоде вдалеке, немой поспешил следом. Пока они шли, монаха не покидала тревожная мысль, которую он решил озвучить:

— Друг, далеко отсюда есть одно место — деревенька, неподалёку от территорий, захваченных Вормолой. Если ты случайно окажешься рядом, сможешь её навестить? А ещё есть одна удивительная гора. На ней живёт музыкант. Самый лучший из всех, что я слышал, к слову. Сначала, конечно, нужно позаботиться о семье Рин. Хотя даже это уже слишком много, чтобы просить тебя о чём-то ещё. Просто понимаешь…

Молчание положил ладонь на плечо монаха и с тёплой улыбкой кивнул.

— Спасибо. Я напишу тебе название места.

Никто, кроме него самого, не знал, каково вормоловцу приходиться постоянно слышать о том, как единственный принявший его человек скоро простится с ним, вновь оставляя в одиночестве в чужой, совсем недружелюбной для него стране. Хотя и в Вормоле ему не рады.

Покинув пределы территории города, друзья ступили на тропу, ведущую на вершину холма.

Первому лёгкому морозцу пока не удавалось справиться с зеленью на ветвях деревьев и поздними цветами в траве. Природа не хотела засыпать и продолжала бороться с внезапно заявившей о себе зимой.

Вскоре взору путников открылась крыша храма, а потом и всё строение целиком. Тут не было постоянных служителей. Лишь молитвенная. Скромная, но ухоженная.

Молчание остался на улице, вдыхая свежий воздух и оберегая меч друга, пока тот не закончит свои дела.

Тадао вошёл в небольшое помещение. Тут были вырезанные из дерева фигурки и старые свитки с картинами и молитвами. На специальных полках разложены благовония и прочие атрибуты.

Монах, зажёг одну палочку и сел на пол посреди зала, напротив большой статуи Цукамарэ. Он закрыл глаз и стал что-то тихо бормотать, ритмично произнося длинные фразы, иногда прихлопывая в ладоши и кланяясь. Это продолжалось достаточно долго и без перерывов, но ничего не происходило. Тогда уже громко, с твёрдой настойчивостью в голосе, он продолжил молитву так, что даже за закрытой дверью, на улице, стало слышно каждое его слово:

— Прошу тебя! Не оставляй меня! Дай знак! Любой! Ещё один раз, хотя бы услышать её, чистейшая Цукамарэ! Я… просто хочу вернуться туда в последний раз!

— Она не будет с тобой разговаривать. Ты ведь проклят. Забыл?

Тадао бросил полный ненависти взгляд на появившуюся внутри храма жницу смерти.

— Спокойно, монах. Твою просьбу я могу исполнить и сама, просто прекрати противиться, — она вмиг возникла перед ним и приложила большой палец с идеально белой кожей ко лбу. Тадао тут же потерял сознание.

Тао привёл девушку на поляну, густо покрытую яркими цветами самых разных расцветок, раскинувшуюся среди деревьев с жёлтыми листьями. Они были за пределами храма вдвоём, вдали от людей. Нани, увидев перед собой такую красоту, весело рассмеялась:

— Неужели это всё сделал ты?

Парень скромно пожал плечами. Она приблизилась, нежно взяв его за руки:

— Они созданы не разрушать, а созидать нечто прекрасное!

Тао, несколько замявшись, произнёс:

— Прекрасное, как ты?..

Девушка продолжала улыбаться и смотреть на него, чуть покраснев и смутившись, будто ей не терпелось в чём-то признаться:

— Я покажу тебе кое-что, если ты готов полюбить меня настоящей.

— К-конечно! Я готов, — произнёс парень со светло голубым чистым взглядом.

Тогда закрой глаз и не открывай, пока не скажу, — затем Нани крепко заключила его в свои объятия.

Тао сделал то же в ответ и зажмурил единственный глаз, выполнив её просьбу. Он совсем не заметил, как их подхватил ветер и унёс высоко в небо, к белым мягким облакам и тёплому солнцу. Золотой лес остался где-то далеко внизу, а девушка крепко держала ничего не подозревавшего возлюбленного.

— Теперь можешь открывать, только не бойся.

Парень поднял веко. От неожиданности у него захватило дух. Вжавшись в девушку ещё сильнее, Тао начал болтать ногами. Сандаль соскочила, полетев прямиком вниз.

— Нани, как ты это делаешь? Мы ведь парим в воздухе!

— Ты боишься?

— Нет! Только если самую малость.

— Тогда посмотри вокруг, как здесь хорошо!

Парень закрутил головой в разные стороны. Никогда прежде он не видел весь мир как на ладони.

Пролетающие мимо птицы запели для них. Где-то вдалеке текла река, а на ней рыбачили ничего не подозревающие люди. Мимо проплывали облака, пока девушка не ступила на одно из них. Тао осторожно потрогал мягкую, словно пуховая перина, поверхность. Как ни странно, но облако легко удерживало вес их тел. Или, может, сами тела в этот момент были легче облака? Кто знает.

Девушка серьёзно, без прежней улыбки, взглянула в глаз любимого и произнесла:

— Я — ровесница Земле и Небу, и обладаю большей силой, чем кто бы то ни было из людей. Меня создала мать — богиня Цукамарэ, чтобы очищать мир от зла, пока судьбой не будет мне велено отправиться в другой мир, где нет ни радости, ни печали. Ответь сейчас честно перед Землёй, Небом и всеми их обитателями: ты готов любить меня такой?

На Тао смотрела посланница небес в лице самой прекрасной и чистой души, что можно было встретить. В ту секунду он принял, наверное, самое осознанное и ясное решение в своей жизни:

— Всегда! Каждый день и в каждом из миров! — и соединился с девушкой в поцелуе.

Их осветило всевидящее солнце, а облака, плавно покачиваясь из стороны в сторону, вернули влюблённых на землю, к цветочному полю. Это был первый день Тао, наполненный счастьем и положивший начало его лучшей части жизни.

Монах открыл глаз. Позади него сквозь открытую дверь пробивались лучи ярко-красного заката, а также на земле, мирно сопя, спал Молчание. Рядом стояла жница, но что-то с ней было не так. Её лицо больше не выражало никаких эмоций, а взгляд был пустым и отстранённым. Она была сама на себя не похожа.

— Что с тобой? — монах встал на ноги.

Женщина посмотрела на него совсем по-другому:

— Я и не знала… что чувствуют люди. Твоя радость и… тоска… слились воедино. Это и есть воспоминания? Ваша жизнь совсем другая. Теперь я понимаю твоё желание.

— Так ты поможешь мне попасть к Нани? — задал вопрос Тадао с надеждой в голосе.

Во взгляде жницы читались горечь и понимание, она покачала головой:

— Прости, монах, мне жаль.

В стенах храма, окрашенных пурпурными лучами заходящего солнца, злость внезапно обуяла мужчину. Он закричал и взмахнул рукой, заставляя женщину раствориться в воздухе. Пульсация в руке накачивала яростью всё тело. Тадао дал волю эмоциям, теряя над ними контроль. Он никак не мог остановиться, колотя воздух и ругаясь в пустоту.

Разбуженный криками Молчание подбежал к буйному другу, пытаясь его успокоить. Но тот никак не реагировал. Тогда немой на свой страх и риск влепил товарищу смачную пощёчину, тут же отскочив в сторону. Как ни странно, но только после этой оплеухи монах внезапно опустил руки и глубоко задышал.

— «Ты как?» — вормоловец вопросительно дёрнул головой.

— Нормально… Да… Ладно, пора идти.

Мимо покидающих храм путников прошёл молодой служитель. Он одарил друзей беззаботной улыбкой и скрылся в пагоде, чтобы зажечь благовония. Тадао посмотрел ему вслед и потрогал рукоять меча, окончательно возвращаясь в безнадёжную реальность.

Город, как и всегда, жил даже в самое позднее время. Большинство торговцев распустило тканевые крыши, чтобы снег не испортил их товар. Кукольный и теневой театры заманивали детей со всех ближайших улиц. Солдаты бездельничали, выпивая или просто просиживая время в тавернах. Никто здесь не помнил о войне и не хотел вспоминать, ведь она шла где-то там, вдалеке.

Белые хлопья падали на такую же белую голову с длинными, завязанными в хвост волосами, и исчезали, сливаясь с ними в единое целое. У монаха больше не осталось ни одной тёмной пряди.

Чем ближе он подходил к внутренним воротам, тем больше его одолевала тревога. Впереди были стражники, они отличались от тех солдат, которые бездельничали вокруг. Эти стояли на посту с серьёзными лицами и явно не пропустили бы мимо себя ни одну подозрительную персону, что означало лишь одно…

— Возьми, — Тадао остановился посреди дороги и протянул товарищу свёрток бумаги с символами, незнакомыми вормоловцу.

— Это та деревня, о которой я говорил. Там ещё есть послание кое-кому. Ну знаешь, если выдастся свободный денёк и будет желание немного прогуляться. Рин тоже может понадобиться помощь. Да и себя береги. Когда война кончится, тут станет поспокойнее жить иностранцам, — он задумчиво посмотрел на проходящую пару, а затем продолжил:

— Славное у нас вышло приключение, да? Спасибо тебе, друг!

Молчание протянул руку и вложил свою ладонь в ладонь монаха, тряся его кисть вверх-вниз. Тадао посчитал это таким их культурным жестом прощания и тоже потряс волосатую руку в ответ. Немой улыбнулся и указал вперёд на дорогу, по которой должен был продолжить свой путь только один человек.