Монтао. Легенда о монахе

АКТ 3. Глава 14

АКТ III

По бескрайним морским просторам, где не было и намёка на сушу, лишь одинокий парусник блуждал, плавно покачиваясь на лёгких волнах. Дни и недели сменяли друг друга, а время будто замерло, окутывая всё вокруг своим спокойствием.

Поначалу пассажиры, оказавшиеся волею судьбы на борту шхуны, между собой особо не общались. Один из них был лишён дара речи, у второго после всего пережитого не возникало желания что-то о себе рассказывать. Однако изредка монах задавал вопросы, пытаясь хоть что-то узнать о своём спутнике. Вормоловец, неплохо знавший йокотэрский, как мог, пытался ответить на них жестами. Так, например, Тадао узнал за что Молчание (так он назвал временного товарища) заточили в клетке.

Он убил матроса, который издевался над пленной женщиной. Этот морщинистый, с сединой в каштановых волосах и с зелёными глазами мужчина, служил помощником капитана и имел власть наказывать любого из команды.

Вот только лишать жизни вормоловца закон наделял правом исключительно главнокомандующего. Но взбешённый поведением изверга Молчание устроил самосуд.

Когда корабль вернулся на сушу и Торн узнал о случившемся, он решил преподать урок помощнику капитана. Больше всего главнокомандующий негодовал не из-за того, что его подчинённый нарушил закон, а из-за того, что тот от убил своего соплеменника, заступившись за йокотэрку.

Он объявил Молчание предателем, приказал отрезать ему язык, а после сослать на родину и продать в рабство.

Поначалу монах с большим трудом понимал жесты, которыми пытался отвечать на его вопросы немой. Но Тадао запасся терпением, да и времени было достаточно.

В ответ же Молчание получил честный рассказ о странствиях монаха, который в процессе общения снова становился более открытым. Таким, каким был когда-то очень давно.

Он менялся, но не мог понять, в какую сторону. Менялась и его внешность. Незаметно, но волосы практически полностью побелели. Также беспокоила ноющая боль по всему телу, особенно в тех местах, где проходили шрамы как от старых, так и от более свежих ран.

Каждую ночь Молчание сверял путь по звёздам и отмечал его на карте, обнаруженной в капитанской каюте. Со стороны казалось, что он отлично в этом разбирается.

Тадао не оставался в стороне. Он, по команде своего «шкипера», натягивал и ослаблял канаты, удерживающие паруса, а также периодически сменял его у штурвала.

Чтобы отдать нужную команду, вормоловец бил в корабельный колокол определённое количество раз. За время, проведённое вместе, они научились понимать друг друга, разработав примитивный язык, где один стук означал — «нет», два — «да» и так далее.

Так они провели в море больше тридцати дней, разбавляя досуг то игрой в гомоку, принадлежности для которой нашли так же, как и карту, — в капитанской каюте, то рыбалкой с борта, то перебиранием имеющегося в трюме инвентаря и провизии. Иногда монах садился медитировать, а Молчание пристраивался рядом и учился у него.

Однажды между ними завязался «разговор»:

— Друг, откуда ты знаешь наш язык?

Капитан изобразил важную фигуру с бородой, качающуюся из стороны в сторону, с цепью в руке, облачённую в доспехи.

— Большой и гордый военачальник? Торн? Да у вас половина командующих таких.

Тадао верно подметил, так как Молчание два раза стукнул по перилам, после чего стал показывать дальше.

Палец дотронулся до виска и указал в сторону собеседника, вырисовывая размашистый круг. Но монах не понял. Тогда вормоловец снова потрогал свою голову, прочерчивая в воздухе неразрывную линию от неё до лба Тадао.

— В мозг ко мне залезть, что ли, хочешь? Не понимаю, прости, — он развел руками, но в ответ человек застучал, соглашаясь.

— Серьёзно? Хотите быть как… а… — до Тадао наконец-таки дошло. — Хотите понять, как думает мой народ? И все начальники обязаны знать йокотэрский?

— «Да».

— Вас заставляют? Кто?

Молчание изобразил головной убор в виде короны и задрал руку.

— Ваш… император?

Монах не знал, кто правит Вормолой, поэтому применил для своего вопроса йокотэрскую иерархию.

В ответ Молчание чуть опустил руку, снижая задранную планку, и показал оружие в руке.

— Воин? Высокопоставленный? Какой-то командующий, по положению выше Торна? Да?

Собеседник развёл руками и дал понять, что собирается идти в каюту есть, оставляя монаха в раздумье на палубе.

В последнее время Тадао почему-то стал ощущать нарастающую тревогу, какой до отплытия совсем не было. Этому способствовала и женщина в белом, то в открытую наблюдающая за ним, то внезапно исчезающая, если он решался подойти к ней и заговорить.

Беспокоили и мысли, возникающие, когда он вспоминал слова Торна о причинах войны. Почему уже несколько лет на захваченных землях не видно солдат регулярной армии Йокотэри, кроме крестьянских добровольцев? Тадао стал думать о том, чему раньше не придавал особого значения.

К вечеру, когда на небе появились первые звёзды, Молчание вернулся к штурвалу. На самом деле, в спокойную погоду его совсем не обязательно было держать. Достаточно зафиксировать специальным механизмом, и с курса они бы не сбились. Но почему-то стоять на капитанском мостике было чрезвычайно успокаивающе. Лёгкие волны слегка покачивали корпус корабля, а западный ветер подгонял шхуну вперёд, на восток. Сзади последними лучами с ними попрощалось солнце и оставило в тусклом свете растущей луны.

Тадао заметил, с каким живым блеском в глазах капитан смотрит куда-то вдаль, и решил повременить с вопросом.

Вормоловец мог бы рассказать так много, если бы судьба, в лице Торна, навсегда не отрезала ему эту возможность. Его мысли никогда не были закрыты от других, но теперь он остался в одинокой, полной непонимания тишине.

История похождений своего товарища оставила глубокий след в его душе. Он нашёл в ней что-то личное, от чего монах его расположил к себе. Несмотря на седую голову, Молчание явно видел, что Тадао моложе, чем кажется, но отнюдь не глупее него, ум и мудрость отражал бледно-голубой глаз, каких он прежде не замечал у граждан Йокотэри.

Сделав пометки на изрядно потрёпанной и разрисованной карте, он подошёл к монаху, сидящему на носу. Оттуда было лучше всего видно, как водная гладь отражает небесные светила. Всё море на обозримое расстояние было усыпано звёздами, а луна проложила белую дорожку прямо к маленькому кораблю.

— Неужели мы напали первыми? — негромко промолвил Тадао.

Молчание кивнул и развёл руками.

— Ведь народ Йокотэри об этом ничего не знает. Как? Как это произошло?

В ответ одна рука немого начала извиваться, как змей, слева направо, а потом немой изобразил летящую птицу и взрыв около своего рта.

Тадао быстро понял, о чём речь:

— Дракон. Ты правда его видел? Я всегда думал, что это глупая легенда для детей.

Вормоловец с любопытством наклонил голову, приподняв одну бровь.

— У нас считается, что император послан богами в услужение народу. Когда он явился простым человеком, ему также с неба послали защитника — Яматари. Летающий змей должен оберегать правителя и служить его семье. Но чтобы это существо само напало? Что-то тут не так…

Они ещё какое-то время молча постояли на носу, пока монаха не начал одолевать сон.

— Пойду в каюту, пора отдыхать.

За ночь море накрыло тучами, а волны усилились. Молчание, скрывая усталость, твёрдо стоял за штурвалом.

Проснувшись, Тадао вынес ему миску риса с рыбой.

— Ты как?

Вормоловец сжал кулак и оттопырил большой палец вверх — «хорошо».

— Впереди ничего хорошего не предвидится? — монах указал на небо на горизонте, затянутое чёрными тучами. — И ведь не обойти.

В ответ он получил задумчивые кивки.

— Тогда тебе лучше отдохнуть, сам я оттуда не выберусь, — оставшись в одиночестве на капитанском мостике, Тадао проводил Молчание улыбкой и, ещё раз взглянув на тёмный горизонт, протянул: «Н-не хорошо-о…»

Шквалистый ветер налетел внезапно. Буря быстро сменила беспечное плавание. Огромные волны захлёстывали нос корабля и прокатывались по палубе до самой кормы. Гроза только набирала оборот, пряча солнце за стеной тёмно-лиловых туч. Море тоже потемнело.

Монах, широко расставив ноги, то и дело напрягал всё тело, чтобы удержать штурвал в нужном положении и не дать шхуне развернуться боком к волне. Из трюма вышел капитан. Цепляясь за верёвки такелажа, он прошёл по мокрому, уходящему из-под ног полу к Тадао и перехватил управление. Ливень тарабанил по деревянным доскам, а молния сверкнула совсем рядом. Молчание показал, что пора рубить мачту.

— У нас нет топора! — сквозь шум непогоды прокричал монах.

Вормоловец изобразил меч.

— Глупости! Он не подойдёт, ты же знаешь! Я оставил его трюме!

Каштановая голова повернулась вправо и тут же дала команду рукам крутить штурвал в ту сторону, откуда стремительно приближалась громадная волна. Ветер наполнил парус, сильно накренив судно.

Тадао потянул за канат, пытаясь свернуть ткань на мачте и исправить ситуацию, но в этот момент вал подошёл вплотную к носу. Его высота достигала верхушки мачты. В одно мгновение палуба ушла под воду вместе с монахом, который не успел ни за что ухватиться. Его прибило к перилам, и те треснули, всё же выдержав удар тела и не дав Тадао соскользнуть за борт.

Волна прошла, а за ней вынырнул и корабль.

Молчание продолжал гордо стоять, удерживая руль. Парус был спущен лишь наполовину, монаху пришлось вновь приняться за работу.

Мокрая ткань стала гораздо тяжелее. Капитан стал с другой стороны мачты и тоже потянул за канаты. Шхуну начало разворачивать. В этот момент показалась вторая волна-убийца, ещё выше предыдущей. Вормоловец бросился к штурвалу, но выравнить шхуну против ветра уже не успел. Сильный удар в борт снова сбил Тадао с ног, а мощный поток воды унёс его вместе с собой за борт.

Вмиг монаха закрутило, и он начал уходить под воду. Рядом послышался металлический звук якорной цепи, но Тадао не видел даже собственной руки. Всё ниже и ниже. Слабый свет вместе со штормом остался где-то далеко над головой. Воздух в лёгких постепенно заканчивался, а обволакивающая тело вода стала совершенно тихой и спокойной.

По мере погружения давление на голову усиливалось, отзываясь в ушах сильной тупой болью. Чтобы как-то его выравнить, Тадао периодически с силой выдыхал, зажав пальцами нос. В конце концов он почувствовал, как ноги коснулись дна, а затем и всё тело опустилось на песчаное морское ложе.

Монах закрыл глаз, готовясь к бесславной смерти в совершенно чёрном, совершенно тихом, совершенно холодном и устрашающе-неизвестном подводном мире, окружившем его. Время остановилось.

Внезапно утонувший, сознание которого ещё не совсем угасло, почувствовал вокруг себя какое-то странное волнение, как будто кто-то медленно раскачивал его из стороны в сторону, как на качелях. Открыв глаз, он увидел разрезающие темноту яркие полосы. Это были искрящиеся разными цветами рыбы, которые начали кружить вокруг Тадао, образуя кольцо размытого света.

Монах разглядел дно, местами покрытое водорослями, и снующих между ними мелких морских обитателей. А потом со всех сторон появились непонятные силуэты. И чем ближе они подходили, тем отчётливее Тадао понимал, что глаз его не подводит.

Гигантскими прыжками, на огромных крабовых лапах, к нему приближались головы с лицами демонов. Раздутые от воды и очень злые. Их глаза вылезли из орбит, а рты были оттянуты в неестественной, устрашающей улыбке. Кожа местами отходила от черепов и свисала струпьями, а волосы отросли до такой длины, что были переплетены друг с другом в единый узел, сдерживающий головы вместе. Они окружили человека и оскалили острые зубы.

Монах потрогал пояс, но меч остался где-то на корабле, в трюме. Воздуха практически не осталось, а хуже всего то, что под водой он не сможет обратиться к Нани, чтобы та его забрала. Жница смерти наверняка поджидала где-то рядом, чтобы закончить долгожданную работу.

Головы-демоны издали громкий крик, словно киты, и утонувший схватился за уши от боли. Светящиеся рыбы закружились быстрее, создавая воронку, удерживающую человека на глубине и не дающую ему всплыть. Этот водоворот поднял со дна песок, ещё больше размывая видимость.

Вдруг сквозь живую стену прошёл мужчина. Его тело было изувечено, а лицо слишком знакомо. Старец Сэто, или то, что от него осталось, произнёс:

— Зачем ты скормил меня им⁈ Они отрывали от меня по куску, и ты это видел! — он побежал на Тадао.

Но когда монах закрыл глаз, ничего не произошло. Вновь разомкнув веко, он увидел, что дух растворился.

Сбоку показался Камори с кровавой полосой на шее. Он был очень зол:

— Это ты навлёк на нас беду! Нужно было убить их всех или вовсе остановить кровопролитие! Трусливое животное! — и тоже исчез перед носом Тадао.

— Я… не… хотел… — тратя последние частички воздуха, пробулькал монах.

Следом за фермером появился бродяга с мечом, застрявшим в груди и разрубившим тело от плеча до сердца. А за ним стоял разбойник Юрэй с ножом в животе:

— И я… Не выдержал этого… Зачем ты пришёл к нам⁈ — он схватился за торчащую из живота рукоятку, выдернул клинок и стал наносить им многочисленные удары по собственному телу, пока не растворился во тьме.

Тадао опустился на колени, стараясь закрыться руками от происходящего, но перед ним встал Недзи с пустыми глазами:

— Вормола пришла за нами, дядя. Я вас звал, где же вы были⁈ — выкрикнул мальчик и побежал прочь, показывая спину, утыканную стрелами.

Монах закричал из последних сил, выпуская пузыри и глотая солёную воду. А затем уткнулся лицом в песчаное дно и стал терять сознание. В этот момент за шиворот его схватила чья-то рука и с силой подкинула вверх. Сквозь водную муть он разглядел белый силуэт и провалился в небытие.

Очнулся Тадао от того, что его кто-то сильно трясёт за плечи и что-то мычит на ухо. Открыв глаз, он обнаружил себя лежащим на палубе шхуны. Над ним склонился немой товарищ с лицом, на котором читалось удивление, смешанное с радостью.

Откуда-то сверху на них плавно опускались чёрные хлопья. Это был пепел от горящей мачты, в которую ударила молния.

Убедившись, что монах окончательно пришёл в себя и ему ничто не угрожает, Молчание кивнул в сторону пожара и, схватив деревянное ведро, принялся заливать водой горящие обломки упавшей на палубу верхней реи, черпая воду прямо из трюма, который был заполнен ею почти на треть.

Ливень продолжался, судно раскачивало, заваливая то на правый, то на левый борт. Одновременно с раскатами грома яркие косые стрелы молний разрезали чёрное небо, освещая пространство вокруг корабля. При очередном забеге от трюма до очагов огня, вормоловца остановил товарищ:

— Выводи нас отсюда, я этим займусь!

Капитан не стал спорить, кивнул и, оставив возле Тадао ведро, встал за штурвал.

Монах же, спустившись вниз, очутился почти по пояс в воде, которая явно прибывала. Это его встревожило больше, чем пожар на палубе. Оценив ситуацию, он понял, что отдельные очаги тушить бесполезно, так как вся мачта, которую они и так собирались рубить, вот-вот должна рухнуть. К тому же есть надежда, что сильный ливень и сам справится с огнём. А вот если трюм будет наполняться водой с такой скоростью, шхуна очень скоро уйдёт на дно. Вероятнее всего, где-то в борту появилась брешь.

В полной темноте, под водой, Тадао стал искать пробоину, ощупывая руками стены трюма, а ногами пол. Во время поисков он наступил на свой меч, который тут же заткнул за пояс. А позже обнаружил и причину течи.

Одна из досок борта была повреждена, видимо, ещё в порту во время метеоритного дождя. Позже, не выдержав штормовой нагрузки, она начала трескаться по всей длине. Через образовавшиеся многочисленные щели и поступала внутрь вода.

Тадао попытался, насколько это было возможно, остановить напор, затыкая течи всем, что попадалось под руку, начиная с мешков из-под риса и заканчивая собственной одеждой, но этого было мало. Тогда он поднялся наверх с намерением срезать мечом куски порванного паруса, до которых ещё не дошёл огонь, лоскутами свисавшие с нижней реи.

В этот момент раздался мощный раскат грома, и в очередной раз ударила молния. Сверху послышался треск. Мачта рухнула прямо на капитанский мостик, где стоял Молчание. Тадао, забыв обо всём, стрелой рванул на помощь другу.

Колесо штурвала было сломано. Лестница раскололась надвое. Одна её половина валялась на палубе, а вторая свисала с капитанского мостика, раскачиваясь из стороны в сторону. Сам шкипер повис за бортом, успев чудом уцепиться за его край во время падения. Монах приложил неимоверные усилия, чтобы помочь крупному товарищу забраться обратно.

Когда обессиленный Молчание ощутил под ногами мокрые доски, он тут же опустился на них, вытянув перед собой ноги. Тадао, также полностью выбившийся из сил, пристроился рядом с другом в такой же позе.

Ситуация была катастрофической. Рулевое управление сломано; в борту — течь, которую невозможно устранить; огонь от рухнувшей мачты перекинулся на капитанский мостик. Друзья, осознав безысходность положения, в котором оказались, просто сидели в ожидании своего конца.

Когда на горизонте вновь появилась гигантская волна, Молчание заметил её первым и, вскочив на ноги, указал монаху в сторону, откуда она приближалась. Но тот только обречённо махнул рукой. Тогда капитан, подхватив под мышки товарища, заставил его подняться и потащил за собой в сторону трюма.

Тадао особо и не сопротивлялся, потому что сам не знал, что можно сделать в подобной ситуации. На твёрдой земле он чувствовал себя уверенно, в каком бы положении ни оказался, но на шатком тонущем судёнышке в открытом море собственный жизненный опыт ничего не мог ему подсказать. Поэтому монаху ничего не оставалось, как полностью довериться товарищу и беспрекословно выполнять все его команды.

Спустившись вниз, друзья, помогая друг другу, крепко привязали себя просмолённой пеньковой верёвкой к единственной опоре — деревянной колонне, подпирающей палубу.

Они успели вовремя, так как буквально через несколько мгновений после того, как был затянут последний узел, левый борт судна принял на себя удар колоссальной силы.

Весь корпус корабля затрещал, а вода хлынула в трюм мощным напором сразу из нескольких вновь образовавшихся отверстий. Шхуна вначале завалилась на бок, потом клюнула носом, после чего начала быстро погружаться под воду.

Верёвка помогла удержаться людям во время удара, но теперь нужно было срочно покидать тонущее судно. Меч был наготове. Парой быстрых движений Тадао разрезал узлы, освободив себя и друга от удерживающих пут.

Оказавшись на палубе, Молчание тут же указал монаху на рухнувшую мачту, мелькающую в волнах рядом с кораблём. Не долго думая, друзья прыгнули за борт.

Море быстро поглотило их бывший транспорт, а новый относило всё дальше от места крушения в неизвестном направлении.

Они беспомощно дрейфовали, то и дело подбрасываемые волнами, крепко уцепившись в мокрое обгорелое дерево, пока буря не утихла, а тучи не уступили место звёздам.