Пока Инди в то утро ехал в трамвае на Западную 27-ю улицу, где жила тетя Мери, он все время ловил на себе удивленные взгляды пассажиров. Хотя он и вымылся, от его одежды пахло гарью. Но дома его ждали неприятности более серьезные, чем взгляды попутчиков.
Профессор Джонс вернулся из поездки в Йельский университет. Он сидел за письменным столом у окна и строго смотрел на Инди, стоявшего на ковре посреди гостиной.
Тетя Мери, высокая худая женщина, настоящая карикатура на строгую школьную учительницу, явно обладала талантом опытного юриста.
Она быстро выяснила, что Инди не выполнил ее приказание. Выслушав его сбивчивые объяснения, она резко и требовательно сказала:
– Значит, ты решил пренебречь возможностью познакомиться с произведениями искусства. Если бы ты был моим учеником, этого было бы достаточно, чтобы выгнать тебя из школы. Но в твоем случае наказание будет заключаться в том, что ты опять пойдешь в музей и напишешь мне полный отчет о том, что ты увидел.
Длинное худое лицо тети Мери стало хмурым и строгим. Она сложила руки на груди и спросила:
– Итак, ты не был в музее, тогда где ты был все это время, молодой человек?
Когда выяснилось, что он был на Юнион-сквер, разговор, естественно, зашел о демонстрации суфражисток.
– Значит, ты видел эти ужасные беспорядки на улице, о которых я прочла в газете? – спросила тетя Мери.
Посмотрев на Инди, отец покачал головой.
– Уличные беспорядки? Суфражистки? Я ожидал, что ты в состоянии получше распорядиться своим временем.
Инди видел, что отец рассердился, и знал почему. Профессор Джонс ненавидел, когда что-нибудь отвлекало его от работы.
– Суфражистки? – повторил он, не скрывая своего недоумения. – Разве женщины еще не имеют права голоса?
– Быть может, они имеют его в штате Юта, но не по всей стране, – возразила тетя Мери и подбоченилась. Она сказала это так, словно сама была суфражисткой. – Быть может, в нескольких штатах женщины имеют право участвовать в местных выборах, но наша великая демократия не позволяет половине населения страны участвовать в выборах нашего президента. Права голоса лишены преступники, сумасшедшие и идиоты. Не мог бы ты объяснить, почему этого права лишены женщины?
Этот вопрос вызвал у профессора Джонса серьезное замешательство.
– По правде говоря, я не задумывался над этим, Мери.
– Как это на тебя похоже, Генри. Если это не случилось во времена крестовых походов, то тебе об этом ничего неизвестно.
Но когда тетя Мери услышала о том, что произошло в доме Роберто, она рассердилась еще больше.
– В доме случился пожар? – Тетя Мери так поджала губы, что они вытянулись в ниточку. – Я сожалею, что позволила тебе остаться, когда ты позвонил мне. Дома ты был бы в полной безопасности.
Инди опустил голову и рассматривал рисунок на ковре.
– Если бы я был дома в полной безопасности, – пробормотал он, – я не смог бы спасти своего друга.
Конечно, он знал, что за этим последует еще более серьезная проработка. Но он удивился, что отец начал ее первым.
– Ты выводишь меня из терпения, Джонс-младший, – начал профессор. – Все, что я слышал, огорчает меня. В то время как я разрешил тебе пользоваться определенной степенью свободы...
Услышав это, тетя Мери фыркнула.
– Это означает, что ты не обращаешь никакого внимания на то, чем занимается мальчик.
Инди никак не мог понять, что хуже: то, что отец не обращает на него внимания, или то, что тетя Мери так истово занимается его воспитанием.
Между прочим, профессор сделал вид, что не слышал замечания тети Мери.
– Я надеюсь, что ты начнешь хорошо вести себя и отвечать за свои поступки, Джонс-младший, и перестанешь расстраивать тетю Мери. Следуй тому курсу обучения, который она назначила... и перестань мешать моим исследованиям. – Профессор перевел взгляд на лежавшие на столе книги, привезенные им из Йельского университета и, посмотрев на Инди, закончил: – Я не желаю ничего больше слышать об этом.
Он взял в руки книгу и раскрыл ее. Проработка закончилась, и он выбросил мысли о Джонсе-младшем из головы.
Тетя Мери показала Инди на дверь. Закрывая ее, он слышал, как отец сказал: «Какая у тебя проблема, Мери? Я ведь сказал все, что ты хотела от меня услышать».
Инди сделал себе сэндвич и уже было поднес его ко рту, когда в холле зазвонил телефон. В кухню заглянула тетя Мери. Как-то странно посмотрев на него, она сказала:
– Подойди к телефону. Тебя спрашивает какая-то девушка. Она сказала, что ее зовут Лиззи Равенол.
– Инди, как ты провел вечер с Роберто?
По телефону голос Лиззи был чересчур резким.
Как Инди и ожидал, девушка хотела больше узнать о Роберто, а не о нем. В трубке про звучало ее нервное «ах!», когда он стал рассказывать о пожаре.
– Ты думаешь, это был поджог? Бьюсь об заклад, они хотели достать Роберто. Безусловно, он был прав. Профсоюзная работа очень опасна.
Инди хотел сказать, что это было опасно и для него тоже, но промолчал. Она преклонялась перед Роберто.
– Как у тебя дела, Лиззи? – спросил он. – Были какие-нибудь проблемы после демонстрации?
– Я немного беспокоюсь за Минну Фробишер, – призналась Лиззи.
– Кто это?
– Та шатенка, которая была со мной вчера на демонстрации. Сегодня мы собирались поработать в библиотеке, но она не пришла.
– Она не ночевала в общежитии? – спросил Инди.
– Она живет в городе. Надо бы съездить к ней. Ты не хотел бы прогуляться вместе со мной?
Инди показалось, что она нервничает. Неужели она хочет, чтобы Инди шел с нею под руку? Не получив от него ответа, она сказала:
– Встречаемся в полдень у входа в отель «Плаза». Все объясню при встрече.
Отель «Плаза» находился в той части города, где проживали очень богатые люди. Белое, ослепительно сверкающее здание отеля стояло на 5-й авеню, напротив Сентрал-парк и было вдвое выше зданий на Юнион-сквер. Мимо отеля мчались кареты, кэбы и новенькие автомобили. У подъезда отеля стоял сверкающий серебром «Роллс-ройс», его шофер, одетый в серую форму, надраивал тряпочкой до блеска капот машины.
Тротуары тоже были заполнены разряженной в пух и прах публикой. Дамы в развевающихся шелковых платьях с кружевной отделкой шли под руку с джентльменами, одетыми в элегантные фраки, в шелковых цилиндрах. Дамы были в шляпах размером с зонтик, с перьями, явно ощипанными с какой-то гигантской птицы.
Инди, прежде чем идти, спросил у отца разрешения. Как он и ожидал, профессор Джонс буркнул: «О’кей», не подняв головы от книги. Инди надел свой лучший костюм и соломенную шляпу, которую ему подарила Лиззи в прошлом году, смахивающую на коробку из-под торта. Он намеренно отказался от всегдашней фетровой шляпы, чтобы лучше выглядеть. Однако он сразу понял, что ему далеко до щеголей с 5-й авеню, и чувствовал себя неважно.
Из остановившегося кэба выскочила Лиззи и подбежала к нему.
– Скажу тебе прямо, Инди, – прощебетала она, – что с каждой нашей встречей ты выглядишь все красивее.
– Могу сказать то же самое о тебе, – ответил на ее комплимент Инди. Втайне он был рад, что надел новый костюм. – Ты просто красотка.
В том, что он сказал, не было ни капли лести. На Лиззи была широкая фиалкового цвета юбка, на голове шляпка с пером, похожая на тюрбан, и ботиночки из замши.
Лиззи и Инди пошли по 5-й авеню.
– Ты только посмотри на этих модниц, – сказала Лиззи, – еле-еле плетутся, потому что стреножили себя в угоду парижскому модельеру. Разве можно так рабски следовать дурацкой моде.
– Вы, девушки, подчас очень глупо себя ведете, – сказал Инди и тотчас пожалел, что открыл рот.
Лиззи повернулась к нему и погрозила пальчиком.
– Ты так считаешь? Хотя мужчины всегда так думают о нас, глупых рабынях. Именно поэтому мы хотим изменить положение вещей.
– Ты имеешь в виду борьбу за право голоса? – спросил Инди.
Он никогда не мог понять тех, кто был против этого требования женщин. Тетя Мери очень правильно сказала: «Права голоса лишены преступники, сумасшедшие и идиоты. А почему женщины лишены этого права?»
Теперь они шли мимо ограды Сентрал-парка, за которой шелестели молодой листвой деревья. На другой стороне улицы выстроились особняки.
– Если идешь сюда с визитом, то надо надевать свои лучшие тряпки, – сказала Лиззи. – Здесь живут только миллионеры.
– Минна Фробишер – миллионерша? – Инди от удивления застыл на месте.
– Их семья начала делать деньги еще до войны.
Инди не надо было спрашивать, о какой войне идет речь. Лиззи, как южанка, имела в виду Гражданскую войну.
– Их дед нажил мешок с деньгами на поставках в армию «синебрюхих» и на всяких махинациях вместе с командованием. Еще несколько мешков отец Минны нажил, спекулируя акциями и облигациями на бирже после войны. В один прекрасный день он решил вместе с миссис Фробишер немного отдохнуть от дел во время морского путешествия. К несчастью, он взял билеты на «Титаник».
– Который напоролся на айсберг и затонул в 1912 году, – сказал Инди. – Супруги Фробишер спаслись?
– Нет, – покачала головой Лиззи. – Все деньги перешли к Уилфреду, толстому брату Минны. Он бахвалится, что удвоил состояние после гибели «Титаника».
– Значит, Уилфред – миллионер?
– Он сноб и выскочка, – на лице Лиззи появилась презрительная гримаса. – Он боится, что Минна, став суфражисткой, испортит ему имидж. – Она сжала локоть Инди. – Мы уже пришли.
На противоположной стороне улицы они увидели громадный особняк, занимавший полквартала. Фасад здания был из розового туфа, стена из серого камня окружала особняк, скрывая от нескромных взоров большой цветник.
– Какое огромное здание! – воскликнул Инди, рассматривая пятиэтажный особняк с башенками, шпилями, витражами и статуями.
– И какое уродливое! – воскликнула Лиззи, когда они переходили улицу. – Мешанина стилей и форм, заимствованных у разных красивых зданий. На эту груду камней потрачена уйма денег, а в результате – сплошная безвкусица.
Пройдя через раскрытые ворота и поднявшись по ступеням, Лиззи дернула за рукоятку звонка. Спустя минуту в двери показался хмурый дворецкий.
– Лиззи Равенол хочет видеть мисс Минну Фробишер, – твердо сказала Лиззи.
Лицо дворецкого помрачнело еще больше.
– Подождите минутку, мисс, – ответил он и исчез за дверью, ведущей в большой темный вестибюль.
Лиззи и Инди слышали, как мужской голос произнес: «Можешь быть свободен, Марчбенкс. Я сам поговорю с ними».
На пороге появился полный мужчина в дорогом костюме, плотно облегавшем его тело. На его круглом, обрамленном черными напомаженными волосами лице выделялась массивная, выдвинутая вперед челюсть.
– Мисс Равенол, – сказал мужчина и вместо того чтобы подать руку, скрестил руки на груди, – мне кажется, я с вами не знаком.
– Мне приятно познакомиться с вами, сэр. Я хочу видеть Минну...
– Я вам этого не позволю, – сказал Уилфред Фробишер непреклонно. – Тем более, после того, как моя сестра была арестована во время идиотской демонстрации. – Он засунул большие пальцы пухлых рук в проймы жилетки. – К счастью, в полицейском участке служит один из моих друзей...
– Который у вас в кармане, не так ли? – отрезала Лиззи.
Злобная улыбка появилась на его лице.
– Благодаря которому она была освобождена без какой-либо шумихи в печати.
– Я очень рада за вас, но, тем не менее, хочу побеседовать с Минной.
Лиззи решительно шагнула вперед – Уилфред Фробишер стоял перед ней как стена.
– Минна, моя маленькая сестренка, – сказал он, – находится после смерти наших родителей под моей опекой. Это означает, что я обязан защищать ее.
– Защищать ее? – Лиззи покраснела от гнева. – От кого, позвольте спросить?
– От всяких радикалов с их сумасшедшими идеями, которые хотят разрушить ее счастливую жизнь. От таких людей, как вы, мисс Равенол, и этот ужасный итальянец – Норманни, кажется? – который пытается настроить против меня рабочих. – Он наморщил нос, словно почувствовал дурной запах. – Грязные итальяшки! Они хотят перевернуть вверх дном наш образ жизни. Ничего, найдется кто-нибудь, кто вырвет с корнем всех этих опасных агитаторов, просачивающихся с Эллис-айленд.
– С каких это пор требовать достойной для жизни зарплаты означает подрывать основы государства? – в ярости закричала Лиззи.
Уилфред Фробишер резко оборвал ее.
– Я не испытываю ни малейшей жалости к этому итальянцу, мисс Равенол.
Он опять злобно усмехнулся. Инди просто возненавидел этого человека с его злобной усмешкой и маленькими свиными глазками.
– Я думаю о защите собственных интересов, – продолжал он. – Моя семья в течение многих лет делала щедрые пожертвования в Колумбийский университет. Деканы с радостью пойдут мне навстречу, если я их о чем-нибудь попрошу. – Уилфред Фробишер ощерился еще больше. – Я уже попросил декана исключить вас из колледжа Барнарда.