Мир плавающих театров

Глава 1

Там, где река Виссел впадает в Залив Догадка стоит Кобл — порт как для морских когов так и для речных барж — конечная станция для знаменитых плавающих театров этого региона, таких как "Золотистый концерт Фиронзелля", "Час мелодий", "Очарование Миральдры", "Призма печного оконца", "Два шалопая" и других столь же известных.

Вверх и вниз по Висселу странствовали плавучие театры, на север до мыса Стеклодувов или дальше; до Скивари или даже Гаркена. Владельцы плавучих театров, будучи очень экстравагантными по роду своей профессии, особого сорта, отличались тщеславием, скупостью и особого рода искусством создавать трудность для понимания смысла слов, кроме деловых терминов. Если оставить эти качества в стороне, эти люди отличались остроумием. Лемурайел Боук носил черно-красно-коричневые полосатые одежды, и украшал голову трехрядной шляпкой Окончательного Пантологиста; он выбеливал свою кожу по полной белизны и говорил низким, словно из подвала, голосом. Умбер Струн был столь же экспансивен, насколько Боук мрачен. Струн использовал выражения напыщенного тщеславия по отношению к себе и явно поражал изображениями пренебрежительного отношения к своим конкурентам. Дайрик Данкзи носил рапиру и старинные пистолеты за поясом и быстро давал отпор при любой неучтивости, в то время как Гарт Ашгайл поражал элегантной истомой. Элиусис Минт носил жилет и брюки ароматизированного шелка; его речь была богата чувствами, и страстность его натуры изливалась любовью к мужчинам, женщинам и детям в равной степени, иногда до смущающей крайности. Фринг Фантаст был сварлив, терпелив и бережлив; Аполлон Замп хвастался своими украшениями, словно герой легенды и тратил все так же быстро как зарабатывал; вот так это и было на Висселе.

Что касается самих плавучих театров, "Золотистый концерт Фиронзелля" и "Очарование Миральдры" были признаны лучшими, и соперничество между хозяевами, Гартом Ашгайлом и Аполлоном Зампом соответственно, продолжалось долго. Для концертов Зампа были характерны живой темп, привкус, неожиданные потрясения и столкновения; он придавал особое значение фарсу, пантомиме, фокусам, эксцентрическим танцам и нововведением жестокостей. Гарт Ашгайл предпочитал экстравагантности скорее более неторопливые и утонченные. Замп, злясь на свой на постоянный и хвастливый характер, был придирчивым руководителем, требовавшим как виртуозности так и гибкости от своей труппы, тогда как Ашгайл стоил свои спектакли руководствуясь талантами утвердивших себя мастеров сцены. Постановки Зампа были гибкими и живыми; Ашгайл специализировался на трагической драме: "Эмферио", "Лукас и Портмена", "Синий гранат", "Царствование Железного Короля". Костюмы Ашгайла были пышными. Его подборы очаровывали глаз; его увлечение правдоподобием, значительная эротическая знойность сцен и обман реальности, намного превосходили усилия тех, кто пятался удовлетворить свою публику в фальшивками и криками из-за сцены.

Ашгайл путешествовал дальше и расширил зону своих исканий, вверх по Висселу до Лантина и дальше, по притокам, таким как Сианол, Уэргенс, Марн. Замп предпочитал выступать в городах Нижнего Виссела, с редкими вылазками в Марн, где предрассудки людей были привычными и их товар имел известную цену[1].

Однажды, когда судно стояло на якоре возле города Ратвик, красно-волосая девочка-мим попрекнула Зампа за его осторожность.

— Уф! — сказала она, дернув за его светлую, щеголеватую бородку. — Должны ли мы всегда бродить вдоль старых берегов? Вверх, вниз; вверх, вниз, от Тамета до Вигтона и Бедбурга и останавливаться только в Кобле для железа твоих денег[2].

Замп рассмеялся без злобы и осушил кубок вина. Эти двое трапезничали в кормовой каюте Зампа.

— И если это означает, что я обедаю с прелестной спутницей, зачем мне что-то менять?

Девушка, которая называла себя Лаел-Росзой пожала плечами и слегка скривилась.

— Ты в самом деле хочешь услышать о причинах?

— Естественно! Если причины существуют!

— Нет причин, кроме как увидеть иные лица и иные пейзажи. Но разве нет удивительной тайны в том, что Аполлон Замп — самый пикантный бандит на плавающих театрах, использует лишь самые безопасные маршруты?

— Нет никакой удивительной тайны! Я — галантный и пикантный, потому что обстоятельства позволили мне иметь эти качества; иначе я мог бы оказаться таким же тупым как молюск-землекоп Ратвика. Я расскажу тебе мой секрет, — Замп сделал значительный жест и наклонился вперед. — Я ничего не требовал у моей дорогой подруги — Судьбы. Я никогда не испытывал ее, и следовательно мы вместе шагаем в ногу по жизни.

— Возможно твоя хорошая подруга Судьба просто слишком скромная и слишком вежливая, чтобы разойтись с тобой, предположила Лаел-Росза. — Давай испытаем ее по настоящему. Впереди Бедбург — унылая маленькая группа лачуг, где люди зарабатывают себе на жизнь маринуя рыбу. Обрати внимание на мой талисман: на одной стороне знак моего рождения, на другой изображение нимфы Коракис. Я подброшу свой талисман. Если наверху окажется Коракис, мы плывем за Бедбург, вверх по Фюдарту, или Еювису, или даже Лантину до мыса Стеклодувов. Если нет, Бедбург. Ты согласен?

Замп покачал головой.

— Судьба, как признано, имеет свои маленькие причуды; например, она никогда не побеспокоиться, чтобы контролировать вращение талисмана.

— Однако, я подброшу его, — Лаел-Росза запустила железный диск в воздух. Он упал на стол, покатился по вощеному дереву по наклону на край, противоположный тому, где стояла бутыль с вином.

Замп с досадой посмотрел вниз.

— Итак… что я должен понять из этого?

— Ты должен спросить кого-то еще. У меня нет мастерства в толковании знамений.

Замп поднял брови.

— Знамений?

— Ты знаешь об этом лучше чем я. Ты — тот, кто шел рука в руку словно с сестрой, со своей Судьбой.

— Мы шли вместе, — подтвердил Аполлон Замп, — но у нас не было нужды доверять друг другу.

Вечер прошел хорошо. Лаел-Росза спокойно ускользнула назад в свою отдельную спальню палубой ниже, а Аполлон Замп, который возможно принял на глоток или два больше, чем необходимо, откинулся назад на своем массивном стуле из резного пфалакского дерева. Ночь была теплой; створчатые оконные переплеты были открыты. Ветерок заставлял мерцать огоньки в лампах, и на стенах танцевали тени. Замп встал на ноги и осмотрел каюту — палаты, которым мог позавидовать любой человек, обставленные мебелью из массивного пфалака; застекленный шкафчик со стеклянными бутылями, поблескивающими в свете ламп; хорошая кровать с зеленым покрывалом в алькове. Часть ствола лиственницы поддерживаемая балками над головой была украшена резными завитками; дубовая палуба под ногами сверкала — темная и глянцевая от воска. Одна огромная лампа висела над столиком, другая над письменным столом. В этот поздний час различные уровни сознания Зампа лежали открытыми друг для друга. Видения вздымались и вращались; предзнаменования и знаки судьбы были повсюду, и если бы только Замп был достаточно умен, чтобы уловить их. Оконные створки отражали его искаженное подобие. Замп вгляделся внимательнее, разглядывая знакомую личность, дорогую и привычную, однако чем-то ужасную, чужую и искаженную. Фигура была коренастой, с выпуклыми ягодицами, вся одежда висела криво. Светлые кудри колыхались — щеголевато длинные; синие глаза по обе стороны длинного, бледного носа выглядели пустыми. Замп внимательно с негодованием разглядывал сам себя. Существо в оконном переплете мерцало, шло рябью и с негодованием внимательно смотрело назад живя собственной жизнью, так словно оно находило существование Зампа столь же отвратительным, как Замп ее… Замп отвернулся. Если это было предзнаменование или послание, или интуиция — он этого не хотел.

Он вышел в ночь и залез на ют. Темный поток неторопливо скользил, словно сознавая, что его курс неизменен. Несколько допоздна горевших ламп в Ратвике мерцали желтым на воде.

Замп оглядел судно с механической бдительностью. Казалось все в порядке. Он пошел посмотреть к перилам, окружающим корму корабля. В свете кормового фонаря он заметил на выступе руля маленького приземистого балвига. Свет фонаря отражался звездами в его трех глазах. Замп и балвиг посмотрели друг на друга. Замп захотел, чтобы существо прыгнуло в воду. Оно сгорбилось упрямее, чем обычно. Замп в полную силу использовал свой талант:

— Убирайся! — пробормотал он. — Уходи с руля грязехвост! Назад в ил!

Взгляд балвига казалось стал более напряженным, и тут Зампу пришло на ум, что может балвиг прежде чем повернуться, хочет чтобы Замп отошел от перил.

— Ба, — пробормотал Замп. — Что за чепуха! Я отвернусь только потому что у меня есть дельце в другом месте.

По дороге вниз он остановился снова задумавшись о Ратвике. Сегодня от показал фарс "Пьяный торговец рыбой и говорящий угорь" вместе с "Балетом цветов", исполненным его восьмью девушками-мимами в одеждах отделанных оборками; борцовый матч между корабельным профессионалом и местным чемпионом; и финал в котором участвовали восемь девушек, оркестр, два фокусника, три танцора с мечами и шесть комиков. Программа была заботливо адаптирована к предрассудкам этого города, который как и большинство сообществ Большой планеты рассматривал себя как единственный оазис здравомыслия на всей обширной поверхности планеты. Замп дал представление для триста двенадцати мужчин, женщин и детей. Он собрал в плату больше четырех тысяч кусочков смолы сплавляемого леса, конвертируемых в Кобле (так Замп установил из своего "Делового бюллетеня") в девяносто пять крупинок железа. Прекрасная дневная выручка, не так хорошо, не так уж плохо. Завтра он планировал поднять якорь и поплыть назад вниз по течению, а почему нет? Что было в верховьях реки кроме нескольких грязных, маленьких деревень, слишком бедных даже для того, чтобы соблазнить грабителей-кочевников из Степи Тенситала? Поселение у мыса Стеклодувов было достаточно процветающим, и несколько визитов туда приносили урожай достаточный для того, чтобы возвращаться туда. Но он уже не молод… Странно! Что подтолкнуло совершенно не относящуюся к делу мысль в его голове? Он повернулся, бросив последний задумчивый взгляд на реку, потом спустился в свою каюту и лег в кровать.