По дороге домой я размышлял.
В прошлый раз мы с Захаром жилище лешего видели верстах этак в ста отсюда, и совершенно в другом направлении — северо-западном. Понятно, что вряд ли леший для своих перемещений использует дороги. Но даже если ломится напрямую через лес, это несколько дней пути.
Хотя, с другой стороны — что мне известно о способах перемещений лешего? Может, ему для этого даже нуль-Т кабины не нужны. Глазом моргнул, да перенёсся. И дом с собой притащил — не удивлюсь, если вместе со всем скарбом, узорчатыми половиками и сварливым женским голосом.
В общем, расстояние сейчас — вопрос десятый. Ключевой вопрос — для чего леший оказался здесь? Неужели только для того, чтобы заманить в свой дом меня? А в том, что ему почему-то до зарезу нужно, чтобы я вошёл в этот дом сам, сомнений уже не оставалось.
Леший запросто мог раскатать меня в блин, но не стал этого делать. Прощальный удар — это не попытка убить. Он просто сорвал злость — от того, что сорвался такой великолепный план.
То есть, леший либо руководствуется идеалами гуманизма, либо же не оставляет надежду, что когда-нибудь я таки притопаю в его дом. Для чего-то я ему там до зарезу нужен. И — вот удивительно! — мне совершенно не хочется выяснять на собственной шкуре, для чего. Зато желание ушатать эту тварь крепнет не по дням, а по часам…
Ладно. Разберёмся.
— Владимир Всеволодович, — подал вдруг голос Дорофеев. — А ведь вы сегодня дважды спасли мне жизнь. Не говоря уж о том, что выручили и излечили Скворушку. Прошу простить за то, что только сейчас выражаю признательность! Всему виной моё взвинченное состояние.
— Ничего. Я не расстроился.
— Как я могу вас отблагодарить?
— Дак, вы вроде уже. Вот, прямо сейчас.
— О, нет! Я хотел бы выразить благодарность не только на словах. Но деньги вы, вероятно, не примете… Послушайте! — Дорофеев остановился, осененный идеей. — Вы ведь хотели продать мне лошадей?
— Да я по-прежнему хочу. Ничего не изменилось. За те два часа, что мы тут лазим, не почувствовал в себе потребности становиться конезаводчиком.
— Так давайте я вам заплачу вдвое больше той суммы, о которой мы с вами договорились!
— А что? Хорошая мысль.
Дорофеев просиял.
Его имение я покидал счастливым обладателем внушительного мешочка с деньгами. Это была предоплата за лошадей, Дорофеев настоял на том, чтобы вручить мне половину суммы прямо сейчас. А также мне выдали охотничьего сокола на поводке и снарягу для сокола.
Самым сложным оказалось отбиться от уговоров Дорофеева остаться на ужин. А лучше — погостить немного. Хотя бы недельку. Куда мне торопиться, в конце-то концов?
— Лучше вы как-нибудь в гости заезжайте, — вырулил я. Решил, что пора бы проявить немного встречного расположения. — У меня подзорная труба есть. И готовит тётка Наталья феерически.
— Действительно? — заинтересовался Дорофеев. — Подзорная труба? Что ж, загляну непременно! Благодарю за приглашение. Да вот не угодно ли прямо завтра? Заодно и лошадок заберу.
— Завтра? — Я ненадолго задумался.
Как будто пока никаких авралов по охотничьей теме не предвиделось. Денег и родий я насшибал прилично, можно и выходной взять. Пока жду вестей от Дубовицкого.
— Давайте завтра. И ещё у меня такой вопрос, Михаил Григорьевич. Вы же знаете Головиных? Я имею в виду, местных, пореченских.
— О-о-о, — заулыбался Дорофеев. — А ведь я ещё когда предлагал вам хорошую невесту подыскать! Вот, знаете — уже тогда как чувствовал, что Катерина Матвеевна придётся вам по душе. Познакомились при неофициальных обстоятельствах?
— Ну да. Было у нас парочка таких обстоятельств, — вспомнил я суматошные и мало вменяемые встречи с Катериной Матвеевной. — Теперь, как честный человек, хотел бы исполнить что-нибудь официальное.
— Ни слова больше, Владимир Всеволодович! Обещаю, что введу вас в дом Головиных, нет ничего проще. Особенно когда речь идёт о вас.
— А что со мной не так?
— Не так?.. Помилуйте! Совсем наоборот! Вы, своего рода, сенсация. Больше, чем о вас, в округе не говорят ни о ком. И каждый дом будет счастлив распахнуть перед вами двери. А уж после того подвига, что вы совершили сегодня…
— Да ладно вам. Какой там подвиг. Работа есть работа. — Я от души пожал руку графу. — В общем, договорились. Жду вас завтра. Тётку Наталью предупрежу, что вы приедете. Только сделайте милость — не обедайте перед выездом. Иначе не всё сумеете попробовать, тётушка обидится смертельно.
— Принял к сведению, — сверкнул глазами граф.
Он пошёл меня проводить. Когда я уже упаковывался в карету, вдруг вспомнил.
— А где же ваш сын, Михаил Григорьевич? Андрей?
Лицо графа тут же помрачнело.
— Андрея я отослал в Смоленск, к своему брату. Тот — человек суровый, и как я баловать парня не будет. Я, признаться, отчаялся добиться от сына толка. Всю жизнь верил в то, что воспитывать нужно собственным примером. Но — вот, к чему это привело. Скажете, я поступил неправильно?
Дорофеев посмотрел на меня каким-то совершенно несчастным взглядом. Ему, казалось, был совершенно необходим ответ.
— Всё вы правильно сделали, — сказал я. — В смысле — хорошо, что Андрея в Смоленск отправили. Про воспитание ничего не скажу, детей у меня нет. Но вот то, что ваш отпрыск с нечистью спутался — это скверно. Неспокойно ему тут будет. А там, вдали, может, и выйдет из парня толк.
Лицо графа просветлело. Он снова улыбнулся.
— Ваши слова — да богу в уши, Владимир Всеволодович. Ну, ждите меня завтра! Клянусь, что приеду голодным, как волкодлак.
Когда ворота имения закрылись за нами, кучер спросил:
— Домой изволите?
— Нет, — откликнулся я. — Давай-ка сперва в Оплот.
Я лелеял надежду застать в Оплоте Прохора, может, даже с Егором. Но мне не повезло просто катастрофически: мало того, что Прохора там не было, так ещё и в «бухгалтерии» на месте Прохора сидел какой-то незнакомый кадр. Лет тридцати, с покрытым брутальными шрамами лицом. Накачанный так, будто даже спал со штангой.
— Владимир, — представился я.
— Гравий, — басом отозвался мужик.
— М-м-м…
— Звать так — Гравием, — пояснил мужик. — А ты — тот самый Владимир?
— Видать, тот самый. Про тебя того же сказать не могу, уж прости.
— Ну, я издалека. Про меня давно тут никто не слышал.
— Из Европы, что ли?
— Из Сибири. В Сибири знаешь, что творится?
— Не знаю.
— Твоё счастье. — Гравий посмотрел на сокола, которого я держал на руке. — А это у тебя чего?
— Это — со мной. А Прохора нет?
— Прохор охотится где-то. Наотдыхался, будет с него. Я тут пока на хозяйстве.
— То есть, теперь вместо него ты отдыхаешь?.. Ясно.
Гравий приглашающе мотнул головой — мол, присаживайся, в ногах правды нет.
— Я чайку заварил как раз. Заходи, коли пришёл. Составь компанию.
— А кости-то сдать можно тебе?
— Отчего ж нельзя.
Гравий говорил, как робот. Эмоций в голосе не слышалось совершенно. Мне стало забавно, и я воспользовался приглашением. Сокола стряхнул, он перелетел с руки на один из лежаков.
Раз уж ни Прохора, ни Егора не застал — ну, хотя бы кости сдам, деньги получу. Тоже дело.
Гравий смотрел на жизнь исключительно правильно: сначала деньги, потом — чаи гонять. Я высыпал весь свой жиденький хабар на стол. Все семь костей.
Гравий открыл журнал.
— Маловато. По слухам-то — ты в день по рангу поднимаешь.
— Да я не планировал сегодня охотиться. Так, с товарищем по лесу прогулялись.
Гравий хмыкнул. Вписал имя и количество костей в журнал, отсчитал положенную сумму.
— Теперь и поболтать можно, — сказал я, прибрав деньги. — Так чего там, говоришь, в Сибири?
Чай Гравий заварил изумительный. Я даже не был уверен, есть ли там, собственно, чай. Разобрал малину, смородину, ещё какие-то ягоды. Казалось, с каждым глотком в жилы вливается энергия.
— Хорош! — похвалил я.
— Оттуда привёз, — сказал Гравий.
— А как ты вообще там оказался?
— Да не люблю на месте сидеть. И вообще с людьми не люблю. Одному лучше.
Гравий отпил из кружки с таким видом, как будто бы лично я его уже задолбал наглухо.
— Так что там, в Сибири? — повторил я вопрос. — Все вроде говорят, что самая жара сейчас в Европе.
— В Европе — жара, — подтвердил Гравий. — А в Сибири — холод. И тайга. Неделю можно идти — ни одного человека не встретишь.
По голосу было хрен поймёшь — то ли Гравия такой расклад радует, то ли пугает.
— А твари? — спросил я.
— Твари бесчинствуют. Множество их там. Но охотники хорошо укрепились, спуску не дают. Хотя этой зимой даже потусторонние являлись.
Я поставил кружку и прищурился.
— Так-так?
— Интересуешься? То-то же. Чертей налезло. Ох, и повоевали мы с ними! Чёрта одного ушатать — задача. А уж когда их на тебя полсотни прёт — тогда-то и веселье. Народ в Сибири суровый живёт. С такими — хоть в огонь, хоть в воду.
— А леших там, случаем, не водится?
— Забавно, что спросил. Есть лешие. Много. И водяные есть. Их выследить трудно. Сами-то они к людям нечасто выходят. Они всё больше сами по себе.
— Ну, что-то не знаю, — вспомнил я своего старого знакомого лешего. — Как по мне — очень даже компанейский мужик, так к людям и тянется.
— Так то здесь. Тут у вас все друг у друга на головах живут. А в Сибири на одного человека — десять вёрст тайги. Там лешему на людей плевать. Иной, может, и не знает, что есть какие-то люди.
Тут я уже капитально заинтересовался разговором.
— Так этих тварей там убивают, вообще? Или только смотрят?
— Убивают, когда придётся.
— И кости в них есть? И родии?
— Как в любой твари. Говорю же — их только выследить тяжело, потому как невидимы. Хотя есть одна хитрость, чтобы заставить лешего облик какой-нибудь принять.
— Что за хитрость?
Гравий допил чай и отодвинул кружку.
— Того не знаю. Не посвящали.
— А ты спрашивал?
Гравий кивнул.
— И что? Не сказали?
— Нет. Там знания от Наставника к Ученику передают, просто так не делятся.
Охренительно разумный подход.
— Зато как выманить лешего — это я знаю, — закончил Гравий. — Там не волшебство даже. Совсем обычные вещи.
Ого. Да Гравий-то полезный человек оказался! Не зря я сегодня сюда зарулил.
— Пойдёшь со мной на лешака? — спросил я напрямик.
— Пошёл бы, — пожал плечами Гравий. — Да только где ж ты его тут возьмёшь?
— Возьмёшь его ты — сам сказал, знаешь, как выманить. А как видимым сделать — это я надеюсь вскорости выяснить.
— Тогда людей побольше собирать нужно. Десяток — не меньше. А лучше больше. Лешак — это тебе не колдун. Там серьёзно всё.
Офигеть, новости. Значит, колдун — это по его меркам несерьёзно? Мы тут, значит, всё это время в бирюльки играем?
— Надо будет — соберём, — отрезал я. — Сам командовать буду.
— А ты Десятник? — Наконец-то в голосе Гравия прорезалась эмоция. Что-то вроде любопытства.
Я ещё раз окинул мысленным взглядом свои родии. Сорок четыре. Всего шесть штук осталось до левелапа. А там — плюшки! Один только Знак Воскрешения чего стоит. Ни много ни мало, воскрешает из мёртвых. В самом что ни на есть прямом смысле.
Жесть, конечно, и хрен знает, пригодится ли. Но если уж пригодится, то капитально.
— Без шести минут Десятник, — сказал я. — К выходу — точно буду, не беспокойся. Тебя-то где искать, если что?
— Здесь, — зевнул Гравий. — Я пока отсюда — никуда. Отдыхаю. После Сибири. А потом, наверное, обратно отправлюсь. Но лешака тебе пообещал — сделаю.
Мы пожали руки. Потом я свистнул соколу. Он вернулся ко мне, и я вышел из Оплота.
— Домой, — приказал кучеру, усаживаясь в карету. — Продуктивно день прошёл. Теперь и отдохнуть можно.
Отдыхал я до утра. А утро началось с того, что вспомнил — пора бы уже Тихонычу вернуться из Обрадово.
Он, как выяснилось вскоре, вернулся. Сидел в столовой, пил чай. Дожидался, пока я проснусь.
— Ну? — присаживаясь к столу, спросил я. — Чем порадуешь?
— Всё великолепно! Всё просто чудесно наладится теперь! — заверил меня Тихоныч. — Только нужно вложить около пятисот империалов.
— Знаешь, Тихоныч. Если в меня вложить около пятисот империалов — у меня тоже всё чудесно наладится. Как говорится, с деньгами — и дурак сможет.
— Ну, сами посудите, ваше сиятельство. За то время, что в Обрадово ведьма лихобродила, люди, считай, всю скотину порезали да съели. Инструмент попродавали, пропили. Там ведь один Кузьма — крепкий хозяйственник, а остальных вы видали. Если хотим быстро поднять деревню, вложения необходимы. А без вложений — год точно теряем. Сейчас пахать ведь нужно, что-то ещё можно успеть посеять. А в Обрадово на всю деревню — один бык, у Кузьмы.
— Трактор бы, — вздохнул я.
— Это имя быка? Или мерина?
— Почти. Это примерно сотня меринов под одним капотом.
Тихоныч вздохнул.
— Всё бы вам, ваше сиятельство, шутки шутить! А пахать-то нужно уже сейчас. Вот, список я составил. Если изволите утвердить и выделить средства…
— Тихоныч, — перебил я, — ты мой управляющий. Про мои средства ты лучше моего знаешь. Есть у нас такие деньги?
О той сумме, которую получил — и ещё получу — с Дорофеева за лошадей, намеренно сообщать не стал. А то, смотрю, расслабился Тихоныч. Успел привыкнуть, что я вечно решения проблем вытаскиваю, как фокусник — то из рукава, то из шляпы. Своей головой думать совсем не хочет.
— В Ужиково с быками и лошадями — как? — задал я наводящий вопрос.
— Там-то — полный порядок. А что?
— Поля в Ужиково вспахали они уже?
— Конечно! Уж недели две как всё засеяли!
— Ну вот, перегони ужиковский транспорт в Обрадово и не морочь мне голову.
У Тихоныча задёргался глаз.
— Это, простите, как же? Это же… хозяйский скот. Люди не поймут. Бунт выйдет…
— Людям надо объяснить, что времена сейчас тяжёлые, и мы вводим элементы плановой экономики. Скажи им, что оброк в этом году в два раза скостим. Покатит?
— Может быть, как вы выражаетесь, и покатит, — с сомнением сказал Тихоныч. — Только я сомневаюсь. Народ с добром-то своим расставаться ой как не любит.
— А быки этому народу сейчас нужны, вообще?
— В каком смысле?
Судя по выражению лица Тихоныча, мы говорили на разных языках.
— В прямом, Тихоныч! На них вспахали — спасибо. Коров они там по весне покрыли — ещё большее спасибо. А теперь что? Теперь этих быков просто кормить — пока пора не придёт урожай собирать. Молока они не дают, если у хозяев с головой всё в порядке. Верно я рассуждаю, нет?
— В-верно… — пробормотал Тихоныч.
— Ну, вот. А мы с тобой быков забираем, и всё время, пока пахота, кормить будем за свой счёт. Да плюс оброк урежем. Выгодное предложение.
— Может быть, вы и правы… Да только поверят ли?
— Мне — поверят. Я за Макара вписался. А простые люди добро очень хорошо запоминают. Так что — давай, Тихоныч. Крутись, как уж на сковородке, но чтобы Обрадово в этом году отпахалось и отсеялось. Без дополнительных вложений.
— А инструмент? А плуги?
— Тихоныч! — взвыл я. — В Ужиково плуги есть?
— Всё! Я понял вашу мысль, Владимир Всеволодович. Всё устрою.
— Так служить, — кивнул я.
Тихоныч бросился было к выходу.
— Постой. Сперва в каретный сарай загляни. Там Данила должен был коляску новую пригнать.
— Коляску? — Тихоныч захлопал глазами. — Это зачем же?
— Ну, как зачем? Тебе. По хозяйству мотаться.
— Мне⁈
— Ну, у меня карета есть. А остальные за ворота — и то редко ходят.
— Владимир Всеволодыч… — Тихоныч прижал руки к груди.
— Да иди уже! Принимай транспорт. Может, не понравится ещё.
Тихоныч издал восторженный звук и поскакал к дверям резвее молодого.
А я принял из рук тётки Натальи блюдо с горячими оладьями и продолжил завтрак. Подумал, что в крайнем случае, и транспорт, и сельхозорудия можно будет одолжить у того же Дорофеева. Вряд ли откажет дорогому соседу. Сколько он заплатил за лошадей, Тихонычу скажу попозже, нефиг ему сейчас расслабляться.
Ишь, устроился — чуть что, дайте денег, ваше сиятельство! С деньгами-то, понятное дело, что угодно можно решить. Но деньги нам ещё ой как пригодятся. Нелёгкая это работа — поднимать хозяйство. Особенно такое, на которое предыдущему хозяину было наплевать.
Но ничего, справимся. Где наша не пропадала.