Глава 23

Что было удобно в общении с Гравием — любые хозяйственные вопросы он решал так же легко, как метал ледяные иглы.

Тело шляпника, снятое со стены, выволок на задний двор, бросил у стены и прокомментировал:

— Потом займусь.

Мешок с костями охотников Гравий бережно перенёс в комнату, где занимался бухгалтерией. Сказал, что когда появится Прохор, кости они захоронят как положено. В таком месте, где их уж точно никто не отыщет. После чего предложил перекусить чем бог послал. Я не отказался. Если всё пойдёт так, как планирую, в усадьбе окажусь ещё не скоро.

После перекуса я снова затолкал связанного Дорофеева в карету. Посетовал Гравию, что управление гужевым транспортом — не моё.

Гравий понимающе кивнул и свистнул. Прибежал тот парнишка, что занимался лошадьми. Сел на козлы. Я назвал адрес постоялого двора, где квартировал Алексей.

Не доезжая до нужного дома, попросил парнишку свернуть в ближайшую подворотню. Карета-то приметная, с золотой короной на дверцах. Не стоит ей тут отсвечивать. Объяснил мальчишке, что нужно сделать.

— Понял, — кивнул пацан. — А пойдёт он со мной?

— Не пойдёт — скажи, что я сам за ним приду. И вот тогда он точно пожалеет, что научился ходить. Как и в целом — что родился.

— Понял.

Мальчишка убежал. Через четверть часа привёл в подворотню Алексея со свёртком в руках.

Я вылез из кареты и распахнул дверь.

— Садись.

— К-как прошло? — глядя на мой — точнее, свой — камзол, со следами крови, пыли и лопнувший подмышками, крякнул Алексей.

— Садись, — повторил я. Дождался, пока Алексей, обалдело косясь на связанного Дорофеева, усядется. Приказал: — Руки.

— Что⁈ Зачем⁈ Не надо! — Алексей попытался вылезти из кареты.

— Да как же вы достали, — вздохнул я. — До чего ж беспокойные все, — и отправил в нокаут и этого.

После чего связал. Тем концом верёвки, корой прежде был связан шляпник. Всё-таки исключительно полезную вещь приобрёл, сколько раз за сегодня пригодилась. Не буду больше на амулетах экономить. И Захару скажу, чтобы не экономил.

Я развернул свёрток с моей одеждой, принесённый Алексеем. Переоделся. Красный камзол бросил здесь же, прямо на землю. Кому надо — пусть гадают, куда подевался хозяин. Такого напридумывают, что ЦРУ не снилось. Если, конечно, камзол не приберут к рукам местные жители. Вещь-то хорошая — подумаешь, запачкался да порвался. Отстирать и зашить недолго.

— А теперь куда? — пацан на козлах повернулся ко мне.

— В Давыдово. Знаешь?

— Разберёмся! — пацан, похоже, проникся ко мне уважением не меньшим, чем к Гравию.

Цокнул языком, дёрнул поводья. Карета тронулась.


В усадьбу мы прибыли, когда уже совсем стемнело. Я был уверен, что несмотря на поздний час меня ждут и ворота откроют, увидев ещё издали. Но открывать никто не спешил. Стояла мёртвая, напряжённая тишина.

Да чтоб тебя! Что тут у них опять⁈ Я выскочил из кареты, бросился к воротам. Однако постучать не успел.

— Владимир! — ахнул из-за ворот Захар. — Сейчас, сейчас! Открываю.

Я подождал, пока ворота откроются. Махнул рукой мальчишке на козлах, чтобы заезжал. Буркнул Захару:

— А ты кого-то другого ждал, что ли?

— Дак, откуда же мне знать, кто там приехал? Карета чужая.

Блин. Точно.

— Молодец! За бдительность — хвалю. А карета эта, выходит, больше не чужая.

— А чья?

— Ну, видимо, моя. Трофейная. Только вот рассекать в ней по Поречью вряд ли стоит, уж больно приметная. У внимательных людей вопросы возникнуть могут.

Захар оглядел карету, остановившуюся посреди двора. Задержал взгляд на золотом гербе.

— Что приметная — не беда. Приметы убрать недолго.

— Надёжных людей знаешь, кто сделает? Номера-то у вас не регистрируют, небось. Перебивать не надо.

— Знаю.

— Ну, значит, завтра и займёшься вопросом. Заодно поинтересуйся у этих людей насчёт покупателей. Нам пока автопарк расширять ни к чему.

Захар кивнул.

— На такую — быстро покупатель найдётся. Хорошая карета. — Он по-хозяйски распахнул дверцу. — Ой…

Пленников по дороге ушатало окончательно. Дорофеев и Алексей дрыхли, как мёртвые. Один с кляпом во рту, другой без.

— В комплекте с каретой шли, — буркнул я. — Бесплатный бонус от продавца. Отказаться неудобно было.

Пленников мы растолкали и отвели, полусонных и едва ли вдупляющих, где оказались, в достроенную конюшню. Там уже закончили внутреннюю отделку, пространство разгородили на стойла. В шести из них на полу лежало сено и мирно спали лошади. Смотрели свои лошадиные сны. В правом дальнем углу у себя на насесте приветственно курлыкнул сокол. Встрепенулся, демонстрируя готовность хоть сейчас лететь, куда прикажут.

— Отдыхай пока, — улыбнулся я ему. — Ты свою задачу выполнил.

Ещё четыре лошадиных стойла заселены пока не были.

— Туда, — скомандовал Захару я.

Мы затащили пленников внутрь одного из стойл и бросили на землю. Я высвободил с одного конца часть верёвки-амулета и привязал её к поперечной балке. Амулет обновил. Всё, до утра точно могу не беспокоиться. Ни порвать веревку, ни развязать узлы пленники не смогут.

Дорофеев что-то умоляюще промычал сквозь кляп.

— Спи, малыш, — посоветовал я. — Утро вечера мудренее. Завтрашний день тебе понравится, обещаю! Такого в твоей жизни ещё не было.

После чего наказал Захару будить меня только если начнётся пожар или в гости нагрянет государыня императрица. И утопал к себе в башню.

* * *

Утром за завтраком на меня с любопытством смотрели все домочадцы. Пленников моих, разумеется, уже обнаружили, и лица их разглядели. Опознали и Алексея — неудавшегося захватчика усадьбы, и Дорофеева, сына моего ближайшего соседа и хорошего приятеля. Но вопросов мне никто не задавал. Хотя изнутри наверняка распирало.

— Как вы, вероятно, заметили, у нас на конюшне появились две новых особи, — покончив с завтраком, сказал я. — Не волнуйтесь, это ненадолго. На довольствие их ставить не надо. Уведу обоих сегодня же.

— Голодными уведёте? — подала голос тётка Наталья.

— Ага. Не вижу смысла впустую переводить продукты. Ещё вопросы есть?

— А неприятностей-то не будет у вас? — осторожно спросил Тихоныч. — Чай, не абы кто. Люди дворянского звания…

— Дворянское звание, Тихоныч, как по мне, заслужить надо. Хоть это мнение и противоречит существующей государственной концепции. Но на отдельно взятой территории, в моей усадьбе, я сам буду решать, что делать с теми, кто дворянского звания, да и просто человеческого, не достоин. А по поводу неприятностей не беспокойся. Разберусь. Надеюсь, никого здесь не надо предупреждать о том, что болтовня на всех углах о том, кого видели сегодня утром на конюшне — не лучшая идея. Я прав?

Я обвёл глазами Тихоныча, тётку Наталью, Захара, Данилу и Марусю.

— Всё поняли, ваше сиятельство, — кивнул Тихоныч. — Мы-то — молчок. — Повернулся к Даниле. — А вот Груня твоя…

— Строго-настрого прикажу, чтоб не болтала, — пообещал Данила. — Она баба-то не дура. Когда можно языком трепать, когда нельзя — соображает.

— Ну, вот и славно. Ещё вопросы?

Больше вопросов не было.

После завтрака Захар взял коляску Тихоныча и укатил в Поречье — обкашливать дела по экспроприированной карете. Заодно пообещал подкинуть до Оплота мальчишку-кучера, который привёз меня сюда. Мальчишку тётка Наталья накормила до отвала, вручила на дорогу куль с пирожками и флягу с домашним морсом. Судя по блаженному выражению на лице пацана, с которым тот забирался в коляску, он считал, что побывал в раю.

А мы с Данилой отправились на конюшню. Данила освободил Дорофеева от кляпа. Поднёс поочередно ему и Алексею глиняную плошку с водой, подождал, пока напьются. После чего вывел обоих пленников во двор и затолкал в экспроприированную карету.

Послышались стенания, слёзные мольбы отпустить и обещания, что больше никогда. Я в ответ предложил вернуть на место кляп. Мольбы прекратились.

Возобновились они уже в лесу — когда закончилась дорога и началась тропинка. Данила выпинал пленников из кареты. Всучил каждому по лопате. И так же, пинком, указал направление.

— К-куда мы? — заикнулся Дорофеев.

— В болото, — снизошёл до ответа я.

— Зачем?

— Копать будете.

— Что?

— Там увидите.

— Не губи-и!!! — взвыли оба в один голос.

Я показал кляп. Данила повторно отработал серию пинков. Худо-бедно двинулись.

— Пришли, пожалуй, — решил я минут через тридцать. Огляделся. — Да. Тут в самый раз будет.

Перевязал узлы на верёвке-амулете так, чтобы в руки можно было взять лопату. Приказал:

— Копайте. Ширина — полсажени. Высота — смотрите каждый по своему росту.

Снова вой. Но копать начали. Обливаясь слезами и умоляя о пощаде, ясен день.

— Охотники, между прочим, тоже хотели жить, — напомнил я.

— Да это всё нечисть!

— Они, проклятые!

— Не было сил поперёк идти!

— Да понятное дело. На то, чтобы поперёк идти, смелость нужна. А вы с рождения привыкли, что дворянское звание да папашино бабло от любых бед оградят. Лежи себе, в потолок поплёвывай. Деды ваши, небось, звание не за красивые глаза получили. Кровь проливали, жизни свои не щадили. А вы только и умеете, что крепостных кошмарить. Даже огрызнуться на нечисть — кишка тонка. А тем только того и надо. К смелым да отважным колдуны, лешаки и прочая дрянь на пушечный выстрел не подходят. То ли дело мразота вроде вас!

Так, за философской беседой, ямы постепенно углублялись. А копатели всё заметнее бледнели. Под конец они уже не выли. На холёных аристократических ладонях появились мозоли, на лицах — обречённость. Парни работали уже как будто механически. Лопата за лопатой выкидывали из рва, который доходил почти до плеч, мокрую землю.

— Хватит, пожалуй, — решил я. — Сдавайте инвентарь, — и забрал лопаты. — Ну, что смотрите? Вылезайте. Вставайте у края на колени. — Я вытащил из ножен меч. — Последнее слово вам дать — много чести. А помолиться — так и быть, разрешаю.

— Ах, папенька! — выбравшись из ямы и опустившись на колени, взвыл вдруг Дорофеев. — И почему я, дурень, вас не слушал! Если бы только был у меня шанс всё вспять повернуть! Ни за что бы к нечисти не сунулся! Дальней дорогой обходил бы!

Алексей бормотал что-то нечленораздельное. Но, судя по интонации, с Дорофеевым был солидарен.

— Ваше сиятельство, — осторожно окликнули меня из-за спины. — А это чёй-то у вас тута? А?

Ко мне осторожно приблизился Ефим. За ним, по моему поручению, сбегал Данила. Он маячил неподалеку.

— Да вот не решил ещё. — Я задумчиво покачал мечом. — То ли это — будущее удобрение, то ли работники тебе в артель. Нужны вам работники-то?

— Да как же не нужны! — Ефим всплеснул руками. — Работа у нас тяжёлая — землю рыть, лес валить. Да под ногами сыро. Да комарьё, мошка… Работники мне завсегда нужны. Из артели частенько бегут.

— Эти устроят? — Я кивнул на зарёванных дворянских детей.

Ефим оценивающе присмотрелся.

— Так-то, парни как будто крепкие. Может, и сдюжат…

— Да у них, видишь ли, вариантов нет. Либо прямо сейчас в этот ров улечься, либо пахать в твоей артели так, как ни одной лошади в страшном сне не снилось.

Ефим в задумчивости пожевал губами.

— А платить-то им сколько? Много я не смогу.

— Да им и немного — много. Бесплатно поработают, за еду.

При этих словах Ефим заметно воспрянул.

— А не сбегут они?

— Не сумеют. Верёвка, которой связаны, колдовская. Не разорвать, не развязать. Ты их, главное, на ночь не забывай привязывать. А Захар будет приходить, колдовство обновлять… Значит, так. — Я повернулся к Дорофееву и Алексею. Оба по-прежнему стояли на коленях перед вырытым рвом. От напряжения, кажется, забыли, как дышать. — Молились о втором шансе — вот он. Последний, если что, другого точно не будет. Ваши никчёмные жизни остаются при вас. Пока. Дальше — посмотрим. Поступаете в распоряжение Ефима… как твоя фамилия?

— Саврасов.

— А по батюшке?

— Спиридонович…

— Саврасова Ефима Спиридоновича. Он вам выдаёт наряды на день, он же принимает работу. Не понравится, как работаете — кормить не будет. Собственно, всё. Сбежать, как уже сказал, вы не сможете. Любая попытка подкупить кого-то и отправить к родственникам с жалобой будет расценена мною как категорическое нежелание жить. Со всеми вытекающими последствиями. Пытаться меня обдурить не советую. Дорофеев видел, чем это закончилось для Головина. Обещаю, что с вами всё будет намного страшнее.

— Папаша начнёт меня искать, — подал голос Дорофеев. Надежды, что найдёт, в этом голосе не было. Только опасение, что может и правда найти. — У нас уговор: я каждую неделю присылаю ему письма.

— Письма? Отлично. Самое время заняться чистописанием.

Я протянул руку назад. Данила вложил в неё саквояж — такой же, как у Александры Дмитриевны Урюпиной. Местный аналог ноутбука, мне он сразу приглянулся. В Поречье не поленился заскочить в нужную лавку и заказал себе такой же. Из саквояжа я вынул планшет с бумагой и перо. Сунул в руки Дорофееву.

— Пиши: «Любезный мой папаша! Сим извещаю Вас, что в полной мере осознал неблаговидность своего поведения. В содеянном глубоко раскаиваюсь и удаляюсь для проведения дальнейших своих дней в трудах и молитвах. Буду находиться в исправительно-трудовом профилактории имени Ефима Саврасова». Написал?.. Всё. Число, подпись.

Я забрал планшет у Дорофеева. Заправил в него новый лист и передал Алексею.

— Меня папаша искать уж точно не станет, — проворчал тот. — А вот кое-кто, глядишь, и озаботится. Мы же сейчас в лесу, господин Давыдов. А с лесным хозяином шутки плохи. Ладно — меня. А людей-то вам не жалко?

— Жалко, — честно сказал я. — Вот, поверишь ли — целыми днями душа болит. Мажу маслом бутерброд — сразу мысль: а как народ? Да только лешему очень скоро станет не до тебя.

— Это ещё почему? — насторожился Алексей.

— Ну, как бы тебе сказать, чтоб не расстроить… Убивать мы будем твоего лешего. С чувством, с толком, с расстановкой. А письмецо-то всё же напиши. Я помогу. Значит, начни таким образом: «Дорогой мой отец! Я только что понял, что всю свою жизнь жил неправильно. От подсвечников пресловутых отрекаюсь в твою пользу. Сам же впредь на жизнь буду зарабатывать честно, своими руками. Целую, твой любимый сын Алексей».

Забрав оба письма, я благословил Ефима, а сам, вместе с Данилой, отправился обратно к карете.

— А вы, что же, правда лешака убивать собрались? — спросил Данила.

— Правда. А что?

— Да как-то… Он — всё ж лесной хозяин. Когда и пользу приносит.

— Этот лесной хозяин десять лет назад похитил в деревне женщину. Продержал в плену чёрт-те сколько, а потом вернул назад ведьмой. Эта ведьма едва не сгубила целую деревню. А кого-то и сгубила. То, что леший кому-то когда-то от нехрен делать правильную дорогу показал — за то, конечно, спасибо. Но только — сам понимаешь. Минусы в данном случае кроют плюсы как бык овцу.

Данила понимал. И я даже не стал делать важные добавления насчёт костей охотников. Эта область жизни Даниле была совершенно ни к чему. Меньше знает — крепче спит.

— Твари — они всегда твари, — вздохнул я. — Даже когда пытаются быть хорошими.

Может быть, за одним только исключением… Тут я вспомнил русалку Марфу. Вот интересно, а если она правда от какого-нибудь охотника добьётся большой и чистой любви — поможет ей оно? Если поможет — дай бог здоровья и долгих лет жизни, конечно. А если нет… Тогда через год, когда ей выйдет срок возвращаться к своим, я буду поджидать неподалёку с мечом наголо. Ничего личного, детка. Но тварь — всегда тварь. И ты это знаешь получше моего.

Загрузка...