Мир падающих звезд III. Лесной хозяин

Глава 12

— Похвально, — порадовался Дубовицкий. — А я и не знал, что вы меня ждёте. Иначе поторопился бы. Прошу извинить.

— Да ничего. Я и сам час назад понятия не имел, что буду вас ждать. Про лешего — узнали что-нибудь?

— Любопытные вещи! — заверил меня Дубовицкий. — Но давайте оставим человека заниматься своими делами, не будем ему мешать.

Я даже восхитился, насколько изящно Дубовицкий сказал: «Чтобы уши тут не грели всякие». Мы перешли в гостевую комнату, где сели в кресла. Дубовицкий закурил сигару.

— Итак, — начал он. — Для начала про лешего есть уйма поверий и мифов, которые циркулируют среди простого люда.

— Это мне известно, — кивнул я. — Мне уже рассказывали, как его можно заставить песню спеть.

— Да-да, — засмеялся Дубовицкий. — Это забавно, согласен. Однако есть и кое-что приближенное к вашему, Владимир Всеволодович, запросу. Например, чтобы увидеть лешего, нужно повернуться к нему спиной, наклониться…

— Какое-то крайне неприятное начало…

— … и посмотреть между своих ног. Множество источников соглашаются в том, что таким образом леший станет виден.

— Эм… Ну, допустим. А как я в таком двусмысленном положении буду его убивать?

— Тут, увы, пробел, — развёл руками Дубовицкий. — Простые люди, которые живут среди всех этих невероятных существ, нисколько не имеют в виду их убивать. Спастись — да, извлечь какую-нибудь выгоду — опять же да. Но убийство лешего в их планы не входит. Это — территория охотников.

— А от охотников какие-нибудь сведения есть?

— Есть. — Дубовицкий стряхнул пепел с сигары. — Для того, чтобы леший сделался видимым, охотники рекомендуют увидеть его через того, кто есть, но кого нет.

— Это… в смысле? — не понял я. — Через другого лешего, что ли?

Дубовицкий только развёл руками.

— Видите ли, охотники — не большие любители распространяться о своих методах работы.

Вспомнив рассказы Гравия о Сибири, я уныло кивнул. Н-да… Охотники не рассматривали тварей, как работу, которую нужно сделать и потом расслабиться. Твари для них были способом существования. Поэтому — да, конечно, свои секретики они предпочитали держать при себе. А то ж если товарищ начнёт зарабатывать и прокачиваться быстрее тебя — то какой он, нахрен, товарищ.

— Загадки — вообще изумительный жанр народного творчества, — понесло тем временем Дубовицкого. — Таким вот немудрёным, казалось бы, образом сведения передаются от человека к человеку, причём, непосвящённый, подслушав, ровным счётом ничего не поймёт.

— Ну, я вот — посвящённый. Тоже ничего не понял. Так себе система работает.

— О, вы поймёте. — Дубовицкий подался вперёд и поднял вверх палец; технически, ему пришлось поднять два пальца — между которыми была зажата сигара. — Я ни на секунду не сомневаюсь, что когда придёт время, вы поймёте!

Уже выйдя на улицу, я вдруг остановился и призадумался.

— Увидеть через того, кто есть, но кого нет, — повторил слова Дубовицкого.

Вызвал в памяти перечень Знаков из базового справочника. Знак Невидимка. Допуск — с ранга Воин-мастер. Ценник — двадцать родий. Позволяет сделаться невидимым. На базовой прокачке — до одной минуты. Тут же унылая пометка о том, что против тварей сей финт малоэффективен — у одних зрение не главный способ познания мира, а у других зрение работает вообще по иным принципам. От того же колдуна невидимкой не отделаешься.

Но ведь человек, ставший невидимым, он — есть, но его как бы и нет. Правда ведь?

— Хм, — сказал я.

Двадцати родий для открытия Знака у меня не было, было только две. Но зато у меня есть как минимум Егор и Земляна. Земляна могла и проигнорить неэффективный Знак, а вот Егор скорее всего открыл. Он ведь не хочет расти дальше Витязя. Вот и раскачивает у себя всё, что можно.

А всё это уже звучит вполне себе как план. Когда эта невидимая хренотень нападёт на нас в лесу, нужно одному из десятка сделаться невидимым, а другому сквозь него смотреть. Увидишь лешего — и он сделается материальным.

Однако задача состоит из трёх подзадач: первая — найти, вторая — материализовать, третья — убить. С первой обещался помочь Гравий. Вторую вроде как обеспечил Дубовицкий. Дело за третьей.

Но уж тут я полагаюсь на старую добрую бойню. Боевые Знаки и мечи. Мечи и боевые Знаки. Ничего эффективнее я пока ещё тут не видел.

И, улыбнувшись, я пошёл в сторону трактира.

К себе в усадьбу вернулся в приподнятом настроении. В башне, слава тебе, Господи, меня никто не дожидался. Бросать всё и нестись сломя голову в очередные Нижние Холмы пока не требовалось.

Я вытащил из ящика аккумулятор. Быстро сбежал по лестнице. Захар обнаружился у себя в комнате. Дрых. Сидя за столом, уронив голову на охотничий справочник. Ученик, блин. Хотя, с другой стороны — он хотя бы попытался.

— Рота, подъём! — рявкнул я.

Захар подпрыгнул.

— Ась⁈

— Хренась. Амулет разряженный есть?

— А как же.

Захар вытащил из мешочка на поясе бронзовый медальон — амулет.

— Молния подойдёт?

— Вполне.

— А зачем тебе?

— Для проведения полевых испытаний.

— Чего?

— Учись, говорю! Не хрен дрыхнуть. Вечером проверю. И если все Знаки Подмастерья наизусть не отбарабанишь — без ужина оставлю.

Я вышел на улицу. Нашёл местечко, где не было лишних глаз, и положил «аккумулятор» на солнышко. День всё прибывал, и сейчас, хотя уже постепенно начинало вечереть, солнца было ещё дохренища.

Ничего как будто бы не происходило. Залитый «смолой» неизвестный механизм не подавал признаков жизни.

Выждав минут пять, я решил перейти непосредственно к эксперименту. Положил на механизм амулет. И подождал ещё пять минут.

— Ну блин, — сказал в сердцах. — Можно было хоть какой-то спецэффект придумать, не? Кто на такое в кино пойдёт вообще.

Конструкция не отозвалась. Я, вздохнув, наклонился и взял амулет.

И тут же с громким «твою мать!» выронил его на землю. Амулет раскалился, как на печке.

Ага, значит, что-то там всё же работает. Вопрос, насколько конструктивно.

Пришлось подождать ещё чуток, пока остынет. Потом я подобрал амулет. Мишень нашлась быстро — овраг, где когда-то мы с Данилой прикопали Мандеста, мир его праху.

Подняв руку, я резко сжал медальон и направил его в овраг. Молния грянула. От разряда вспыхнула трава, правда, быстро погасла.

— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал я. — Значит, беспроводная зарядка у меня есть. Теперь нужно проверить, что ещё она может заряжать.

В успех я не верил ни на грош, но всё-таки сел рядом с непонятной хреновиной и положил на неё обе руки. Со стороны, наверное, смахивал на какого-то сектанта.

Просидел так ещё пять минут и с грустью констатировал, что хрен там плавал.

Видимо, природа магической энергии чуть сложнее, чем думается. Родии можно конвертировать в энергию для зарядки амулетов. А вот энергию для зарядки амулетов конвертировать в родии — уже не получится. Ну или для этого ещё какой-нибудь трансформатор нужен.

Амулет через несколько минут снова нагрелся. Я скинул его с зарядки, подождал, пока остынет, и сунул в карман. Взял зарядку под мышку и пошёл к дому, напевая:

— О сколько нам открытий чудных готовят просвещенья дух и опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…

Пеньково встретило нас похоронным молчанием. Оно, собственно, и понятно — четверо человек ушатала неведомая хрень. Такой себе повод для радости.

— Где остановиться изволите? — крикнул кучер.

— Да хрен бы знал, — пробормотал я, глядя в окно. Потом громко ответил: — Давай к церкви. Там народ тусит, посмотрим, вдруг интересное.

Возле церкви оказалось не то чтобы интересно, а скорее наоборот — выносили гроб, видимо, после отпевания.

Выбравшись из кареты, мы с Захаром подошли ближе к толпе всхлипывающих, крестящихся и перешёптывающихся крестьян. Вообще, тишина стояла, конечно, жуткая. Чувствовалось, что народ изрядно подавлен.

— Сочувствую вашему горю, — сказал я, найдя мужика, который одиноко стоял, засунув большие пальцы за пояс, и задумчиво смотрел вслед процессии. — Родственник?

Мужик перевёл на меня взгляд.

— А ты чьих будешь?

Я поднял руку в перчатке.

— Слышал, у вас есть нерешённые вопросы с тварями. Мы с товарищем можем помочь.

— Ха! Вопросы! — Мужик закашлялся и, махнув рукой, побрёл обратно к деревне. Мы с Захаром двинулись следом. — Тут не вопросы. Тут такое творится…

— Я так понимаю, пятый уже покойник?

Тут мужик остановился и опять посмотрел на меня. Очень выразительно.

— Шестой, вообще-то.

— А вы не думали, что, может… Ну, не знаю… Не надо ходить в ту баню? — решил Захар поучаствовать в диалоге.

— А ты — самый умный, что ли? — тут же набычился мужик. — Четверо первых — в одной бане преставились, это да. Пятый — в другой. А Никанор — вообще на другом краю деревни жил. Хоть вообще не мойся. У меня, правда, бани нет, но меня кум к себе пускал. Да только теперь мне хоть заплати — не пойду.

Мужик достал кисет и принялся ловко, прямо на весу сворачивать самокрутку.

— Место гиблое, — сказал он. — Проклятое. Уходить отсюда надо.

И задымил вонючим табаком. Таким вонючим, что, казалось, одна затяжка должна была напрочь вынести целый лошадиный табун. А мужик — ничего, держался. Бессмертный пони, блин.

— Вот это — брось, — сказал я. — Никуда уходить не надо. Ещё чего не хватало — тварям спину показывать. Здесь у нас не Европа, мы тут на своих условиях живём.

— Угу. Никанор, вон, на своих условиях поехал, царствие ему небесное…

— Потому что к охотникам надо идти сразу, как жареным запахло. А не когда пол деревни полегло. Ладно. Показывай баню, с которой всё началось.

Мужик неожиданно развеселился, гыгыкнул и куда-то повёл. Оказалось — к пепелищу.

— И кто это у вас такой дохрена умный? — уныло спросил Захар.

— Дак, после всего-то! Всем миром собрались — и сожгли.

— Молодцы, чё. — Захар постепенно перенимал мою манеру разговаривать. — Был у банника дом — вы его сожгли. Где его теперь ловить — хрен бы знал.

— А я и говорю — место гиблое. Уходить надо, — закивал мужик.

— Ступай себе с богом, — вздохнул я. И когда мужик удалился, посмотрел на Захара. — Ну что, какие мысли?

— Да какие… — Захар сплюнул на обугленную балку, лежащую на земле. — Банник зол, как диавол сейчас.

— Он и изначально особо добрым не был.

— То — понятно. Только что-то его разозлило, коли людей губить начал. А уж когда баню спалили — вовсе сбесился.

— А банник — в каждой бане живёт?

Тут Захар промолчал. Похоже, его образование на этом закончилось. Но свято место пусто не бывает, и сзади послышался старческий голос.

— Не в каждой. Только в той, где роженица от бремени разрешалась.

Мы повернулись и увидели сгорбленную старушку, которая стояла, опираясь на клюку.

— Здорово, мамаша, — сказал я. — Что ещё знаешь?

— А ещё, — радостно подхватила старуха, — ещё, говорят, что энто когда Господь злых ангелов, бесов с неба погнал — они на землю попадали. Кто в лес упал — лешим стал, кто в воду — водяным. В дом — домовым. А кто в баню — тот банником. Давно это было.

Звучало, конечно, бредово, если бы не некая перекличка с историей о падавших звёздах. Так что очень может быть, что в чём-то эта версия и верна.

— А роженица при чём?

— А при том. Банник же из крови получается…

— Фу, — перебил я. — Давайте вот без этого всего. Суть мы поняли. Покажи лучше баню, где Никанор погиб.

Идти было неблизко, однако словоохотливая старушка охотно вписалась в авантюру. В деревне, видать, свободных ушей уже не осталось, и она решила присесть на наши.

— Те-то, Иван да Нюрка, они банника прогневили. Ну, не они сами, а сын ихний. Лихой человек.

— Чего сделал? — спросил я.

— А он у банника шапку украл.

— Какую ещё шапку? — У меня мозги плыли, но, слава богу, впереди виднелся край деревни.

— А шапку-невидимку. Банника же почему не видать? Потому, что у него шапка особая есть. Вот сын Ивана да Нюрки на Пасху-то и подстерёг, когда банник шапку выстирал да сушить положил. Схватил её — и бегом. Банник его догнать и не смоги. Сын-то, Ванька, в честь отца, в город подался. А банник тут. Ему-то отсюда деться — никуда не моги! Вот и пошёл в разнос.

Не, ну шапка-невидимка — это уже вообще чересчур. Я столько не выпью.

— Так что же, он без шапки видимым стал?

Тут старушка смутилась. Потому что если бы банник стал видимым, то столько проблем от него, наверное, бы не было.

— Вона дом-то его, Никанора, — изящно съехала с темы бабка. Указала клюкой. — А вона — баня. Только Анфиска, вдова евоная, с дитями к свекрам пошла, поминки справлять. Нету у них тама никого.

— Ничего. Мы подождём.

Я направился в сторону указанного дома. Захар поспешил за мной. Словоохотливая бабка осталась стоять на дороге, опершись на клюку и зорко глядя нам вслед.

— Ну и что ты думаешь? — спросил Захар.

— Думаю, что была бы бабка помоложе да покрасивее — зачётная блогерша получилась бы. Хтоническая хренотень — тема благодарная.

— Чё?

— Да, говорю, хренли тут думать? Трясти надо.

— Чего трясти?

— Не чего, а кого. Банника. Перед тем, как грохнем. На кой ему шапка и почему без неё так тоскливо, что уже шестерых ушатал.

Захар повёл плечами.

— На колдуна мы десятком ходили. Да все — какие сильные охотники! А тута…

— А что — тута? Тута — даже и не колдун.

— Дак, вот! Вдруг этот банник ещё посильнее колдуна будет?

— Вряд ли.

— Почему?

— Потому что, будь он посильнее, со злости всю деревню угробил бы. Твари — дело такое. Им без разницы, сколько народу губить. Что один человек, что сотня — пофиг. А банник, вишь — по одному отлавливает. И не где попало, а в определённом месте. Да плюс — ценный артефакт у него угнали.

— Чего?

— Ну, шапку. Она ему, видимо, до зарезу нужна, раз так обозлился. Был бы посильнее — всю округу положил бы, точняк. Но на всех, видать, мощей не хватает. И радиус поражения ограничен локацией.

За разговором мы подошли к дому, на который указала бабка. Большая, крепкая изба. Чисто выметенный двор, загон для скотины, курятник — семья, видимо, зажиточная. И — баня. Вон она.

Деревня стояла на берегу быстрой, извилистой речки. Дом Никанора — на той стороне деревни, что выходила к ней. И баню построили максимально близко к воде — так, чтобы бежать из парной окунаться удобно, но и весной половодье не заливало. Покойный Никанор был умным и расчётливым хозяином.

Баня оказалась такой же, как изба — добротной, крепкой. Замок на двери отсутствовал, обычная щеколда.

В предбаннике было полутемно, свет сюда попадал сквозь крошечное окошко. Ни лучины, ни тем более свечей — мыться предполагалось при свете дня. Ночью, известное дело, все нормальные люди спят, только лиходеи всякие лазят.

Топка печки выходила в предбанник. Тут же, горкой, лежали дрова. Немного. Видимо, остаток того, что принёс покойный Никанор.

Я открыл заслонку, сложил в печку поленья. Повернулся к Захару.

— Спички есть?

— Огниво. — Он протянул мне местный аналог зажигалки. — А для чего ты топить собрался? Неужто париться надумал?

— А почему нет? Баня хорошая. Речка рядом. Сбегай-ка на дорогу, бабка, небось, ещё там. Попроси, чтобы квасу подогнала. И девок. А то грустно как-то.

— Да ну тебя. — Захар, который поначалу и впрямь подорвался было бежать, вздохнул и сел обратно на лавку. — Вот, не поймёшь у тебя — когда ты всерьёз, а когда глумишься!

— Я, Захарушка, к тварям — всегда всерьёз. — Я подождал, пока огонь в топке разгорится, и захлопнул дверцу. — Последнее, что в нашем деле следует допускать — недооценивать противника. Припёрлись какие-то двое, засели одетые в нетопленой бане. У меня на месте банника вопросики бы возникли.

— Так ты, что же? И раздеваться будешь?

— Не. Давай всё-таки без этого. Ты мне друг, но девочки лучше.

Захар мрачно ругнулся. За окошком между тем совсем стемнело. И в деревне, как по щелчку, наступила тишина. Ни звука.

Хозяйку дома то ли предупредили, что в бане засели охотники, то ли убитая горем женщина дым из трубы не заметила. Нас, во всяком случае, никто не беспокоил. И это было, с одной стороны, хорошо. С другой — не очень. Я почувствовал, как наваливается дрёма. Рядом солидарно всхрапнул Захар.

Я толкнул его локтем в бок. И в ту же секунду воздух передо мной колыхнулся.

После чего меня принялись душить.