Противотанкист. Книга 4. Минометчики

Глава 6

Через полчаса интенсивного обстрела, гансы ударили в своей излюбленной манере — по флангам. Мы-то ждали атаки со стороны Покровки, то есть по центру обороны, и противник всячески демонстрировал свои намерения в этом направлении. Но видимо перемудрил. Капитан Лобачёв не зря усилил фланги всем, чем мог, начиная от командиров и заканчивая огневыми средствами. Так что коса тут нашла на камень, и не маленький камушек, а приличный такой булыжник величиной со слоника. Немцев встретили, приветили, а потом… и высушили.

На нашем левом фланге, выходящие из леса цепи противника, форсировали реку, и натолкнулись на редкую стрельбу из винтовок, не замечая которой, устремились в атаку. Два ручника, присоединившиеся к перестрелке чуть позже, погоды тоже не сделали. Пехотная рота гансов, даже не приостановилась. А вот когда пять стволов ударили со ста метров кинжальным огнём, вот тогда фрицам поплохело, и не важно, что два из пяти были системы товарища Браунинга, зато два МГ-34 и добрый старый товарищ Максим, накрыли роту, как бык корову. И хотя численное превосходство, как и количество пулемётов было на стороне неприятеля, тактически позиция нашей пехоты была выгодней. Сидеть в окопе и стрелять гораздо приятней, чем делать тоже самое на бегу в чистом поле. Особенно когда патроны имеются в достаточном количестве.

Естественно гансы сразу прилегли отдохнуть, не все, конечно, но большая часть. Нет, упали-то все, но кто-то упал сам, а кого-то уронило. Это только в плохом кино показывают, что когда бойцу в грудь попадает винтовочная пуля, он делает пару-тройку шагов вперёд и, успев крикнуть — «Я умираю товарищи, отомстите за меня, вперёд, за Сталина и», а потом падает головой на запад, а ногами на восток. И неважно, в какую сторону он бежал, главное упал правильно. В жизни получалось немного не так. От удара пуль, тела опрокидывало, как бог на душу положит, кого назад, кого вбок, всё зависело от места имения. С шестисот метров в оптику, я это отлично видел. Миномёт стоял готовый к стрельбе, и мы ждали сигнала командира стрелковой роты на открытие огня, поэтому и смотрели во все вооружённые глаза, выискивая и засекая наиболее вкусные цели. Как всегда ракета взлетела неожиданно. И больше я уже ничего не видел, кроме прицела своего миномёта, а только слышал команды.

— Расчёт к бою!

— По пулемёту… Четыре снаряда беглым… Огонь!.. Стой!

— По пехоте… Осколочным… Заряд третий… Прицел… Угломер… Стой!

— Левее 0–05. Один снаряд… Выстрел!..

— Стой! Заряжающему доложить о расходе боеприпасов… Оправиться…

В изнеможении приваливаюсь к стенке траншеи и, утвердившись на пятой точке, с наслаждением вытягиваю ноги. — Вобля! Нубля! Окакбля!.. — Затёкшие от долгого пребывания в неудобном положении конечности начало колоть как иголками, а когда прошли мурашки, меня наконец-то отпустило. — Ляпота-а-а!..

— Что, сержант, устал? — Спрашивает взводный.

— Ноги затекли, а ещё бы пожрать не мешало. Много мы хоть навалили? Товарищ лейтенант.

— Два ротных миномёта, четыре пулемёта и около взвода солдат противника.

— Славная была охота, — с интонацией питона Каа констатирую факт я.

— В укрытие! — Неожиданно раздаётся окрик командира, и под свист мин я уже лечу в наш блиндаж.

Огневой налёт в этот раз длился минут десять, и стреляли точно по нам, видимо засекли позицию миномёта. Хоть порох и называется бездымным, но надымили мы прилично, так что не засечь нашу стрельбу, мог только слепой. Мне показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем наступила тишина, и мы смогли выбраться наружу. Да уж. Потрудились немецкие канониры на славу. Снега вокруг не было от слова совсем, и вся поверхность испятнана воронками. Были и прямые попадания в траншею, а также в ход сообщения. Но «дубовая крепкая дверь с засовом», как в домике самого умного из поросят, выдержала и не пустила осколки внутрь. Амбразуры для пулемёта мы также позатыкали всем, чем можно, да ещё присыпали землёй. С тремя верхними накатами, 81-мм мины тоже не могли ничего сделать, хотя прямые попадания в «домик» случались, и земля периодически сыпалась на головы и плечи.

— Ну, я же вам говорил, что «дом поросёнка должен быть крепостью», а кому-то лишнюю лопату земли было лениво бросить. А, Рафик? Это ж надо было додуматься, взять, и заткнуть амбразуры дохлыми фрицами. Видел я извращенцев, но таких как ты, поискать.

— А чего, Рафик? Как что сразу Рафик. Командира сказала заткнуть амбразура, моя заткнула.

— Махмуд! Я тебя точно сгною у логопеда. Командир — он.

— Э, слюшяй, какая разница. Командир — он, командира — она.

— Тьфу ты, чёрт нерусский. Ладно, приберёшь тут всё. Федя, проверь пулемёт. Макар, к миномёту. Гусята — собрать и проверить боезапас. — Озадачив личный состав, осматриваю миномёт, и не найдя видимых повреждений, иду докладывать взводному.

— Товарищ лейтенант, личный состав потерь не имеет, орудие осмотрено и к бою готово. Мы стрелять ещё будем?

— Пока нет, пусть думают, что нас накрыли. Тем более мин мало, а атаку отбили.

— Хорошо. Я тогда погляжу, что к чему. — Достаю оптический прицел и присоединяюсь к Гервасу. Прицел я нашёл в дзоте, когда вытащив тушки его бывших хозяев, мы прибирались в помещении. Пушкари сработали на отлично, осколочный рванул прямо в амбразуре, раскурочив пулемёт и убив весь расчёт. Пехотинцы, пробежав по верхушкам и похватав пистолеты, особо шарить не стали, да и шарить тут было не очень. Кровь, мозги по стенам, и прочие неприятные последствия и запахи, да ещё в темноте, не очень способствовали тщательному осмотру помещения. У нас же выбора не было, и пришлось наводить порядок. Отсюда все дополнительные бонусы и плюшки.

Атаку противника на флангах батальон отбил, и теперь остатки двух немецких рот отступали. А миномёты, отработав по высоте, принялись гвоздить по переднему краю нашей пехоты. Совмещая два в одном, прикрывая отход своих, и проводя артподготовку перед повторной атакой. Которая и началась, практически с последним разрывом мины. Теперь фрицы наступали в центре, но как-то вяло, без огонька. Отделения передвигались короткими перебежками, подолгу залегая в снегу, и накрывая стреляющие огневые точки наших, перекрёстным огнём нескольких пулемётов и ротных миномётов. На атаку и захват плацдарма такая тактика походила мало, а вот потери среди наших бойцов росли. Да и моральную составляющую нельзя было исключать. Раненые, которые потянулись в тыл мимо нашей позиции с левого фланга, эйфорией не страдали, и это после успешно отбитой атаки. А что говорить про тех, кто находился под непрерывным прицельным огнём пулемётов и миномётов. Точку в странной атаке немцев поставил наш командир роты, коротким огневым налётом по неприятелю. На длинный не хватило денег, а главное боеприпасов. Связист, наконец-то выполнил свою основную миссию, устранил порыв телефонного кабеля, и батарея точно отстрелялась по цели. И походу отстрелялась во всех смыслах, потому что мины кончились. О чём и поведал нам Огурцов, придя на позицию, после успешного отражения атаки.

— Как у вас с боеприпасами? Много осталось? — в первую очередь поинтересовался он.

— Тридцать мин, и больше тысячи патронов к пулемёту, десяток гранат, и на этом всё. — Отвечаю я, пока Гервас готовит данные для стрельбы.

— Мин больше не будет, на дивизионном складе пусто, а с армейского могут не дать, все лимиты мы исчерпали.

— И что делать? Махра на последнем издыхании, ещё одна такая атака и всё, без поддержки артогнём побегут.

— Не знаю. Пока мины есть, будем стрелять, а там видно будет. Комбат связывался с полком, сказали, поддержат огнём дивизионных трёхдюймовок, но это в самом крайнем случае, да и стрелять будут по площадям, с корректировкой огня проблемы, раций нет, а протянуть линию связи на шесть тысяч метров, нет провода.

— И когда он наступит? Этот самый крайний. — На мои слова ротный только махнул рукой и прошёл к взводному. Пока «офицеры» наблюдали за противником, и о чём-то негромко переговаривались между собой, я отошёл к дяде Фёдору, который тренировал Рафика, в быстрой замене пулемётного ствола. Снарядный же Макаров, объяснял Телепузикам, что такое папироса, и как её правильно курить, чтобы остаться в живых и не угробить расчёт. Как подготовить мины к стрельбе, скрутить предохранительный колпачок и осмотреть взрыватель, парни в принципе знали. Но повторить лишний раз не мешало. Вот пермяк и объяснял, что к чему, а для большей доступности использовал идиоматические выражения, подчёркивающие важность данного мероприятия.

— После того, как вы установили нужный заряд, свинчиваете предохранительный колпачок и смотрите на папиросу. Гусев, не надо смотреть в пасть Лебедеву, папироса — это крышка ударника, вот она. — Показывает он пальцем на взрыватель. — Если папироса торчит как зал… и видно красное кольцо, то значит, взрыватель взведён, и стрелять такой миной нельзя — получится взрыв при выстреле. Накручиваете колпачок обратно и убираете подальше. Если папироса утоплена как сейчас, то передаёте мину заряжающему и занимаетесь следующей. Понятно?

— Да.

— Понятно. А что будет, когда мина взорвётся в стволе?

— Лебедев, ты правда мудак, или прикидываешься? Если мина взорвётся в стволе, это однозначный пиздец расчёту и тебе тоже.

— Ну, так при выстреле же тоже что-то бухает, и ствол не взрывается.

— Бухает пороховой заряд, который выталкивает мину, это нестрашно. Страшно, когда не бухает и мина остаётся в стволе. Если такое заметите? Немедленно кричите — Стой! И докладывайте командиру. Всё ясно?

— Ясно. А что делать с той миной?

— С какой? Гусев.

— Ну, у которой папироска торчит.

— Ах, с этой. Так её отдаёте Махмудке, пущай он из неё табакерку делает.

— Почему ему?

— А его не жалко, одним раздолбаем меньше будет. — Тут уже Аристарх не выдерживает и начинает хохотать.

— А если серьёзно, то убрав подальше, докладывайте командиру, что мина на боевом взводе. Такие лучше не разбирать и не трогать, они уничтожаются подрывом. Раз всё понятно, повторяйте всё с самого начала.

Да, молодец пермячина, грамотно всё разъяснил, да ещё и шутку задвинул, чтобы нервное напряжение снять. Далеко пойдёт, если выживет в ближайшее время.

— А что, Федя. Может, на пулемёт оптику поставим? Прицел-то как раз от такого же.

— От такого же, да не от этого, сам знаешь, пристреливать придётся, а обнаруживать себя не хочется. Фрицы и так задолбали. Так что обойдусь. Потом, если что…

— Ладно, как знаешь, но я бы поставил… — Пока есть возможность, осматриваю поле боя в трёхкратный прицел, и замечаю какую-то непонятку на переднем крае нашей пехоты.

— Это что ж они делают? Сукины дети! Ты только погляди на них, немцы ещё за рекой, а махра в центре уже пятится.

— Заманивают?

— Ага. От самой границы, и до Москвы, всё заманивают и заманивают. Давай-ка пулемёт на бруствер, ставим прицел, и когда фрицы перейдут реку, стреляй. Тут метров семьсот, так что успеешь пристреляться. Левый фланг за тобой, а наш миномёт походу перенацелят.

Как словом, так и делом. Не успел я занять своё место в расчёте, как последовали команды по смене угломера и прицела, и началась обычная работа. Правда, продолжалась она недолго, мины кончились достаточно быстро, и дальше пришлось отбиваться из трофейных карабинов и пулемёта. Весь личный состав из миномётчиков переквалифицировался в стрелков, зато у нас получилось самое боеспособное отделение. Ещё бы, на шестерых рядовых — два лейтенанта, плюс один сержант. Совместными усилиями со станкопулемётчиками, высоту удалось удержать, а вот надолго или нет, время покажет. А началось то всё с ерунды.