Глава 14

Патрон в патроннике, приклад отомкнут, остаётся отщёлкнуть предохранитель и можно стрелять. Тем более кисти рук в рукавицах, так что получается два в одном, и руки не замёрзнут, да и ладони не обожгу. А то в современных мне фильмах про войну немцы, стреляя из автомата, обычно держатся за магазин, да и наши тоже. Особенно умиляет, когда крутые мэны стреляют из калаша с одной руки и при этом умудряются попадать. Про то, что при стрельбе нужно отмыкать приклад, вообще никто не задумывается. Они ж крутые, а чё. Я не спорю, нажимать на спуск, стреляя с одной руки ещё можно, но вот попадать, вряд ли.

Что-то я отвлёкся, а службу надо нести бодро, на посту не пить, не курить нельзя. Так что отойдя в тень от откоса, прохаживаюсь кругами туда-сюда, прислушиваясь и приглядываясь, темп держу неровный, то замедляя, то ускоряя шаг. Ступать стараюсь по целине, хотя под валенками снег почти не скрипит, в отличие от сапог, но лучше когда меня совсем не слышно. Склоны оврага заросли густыми кустами, видимо этот лог здесь с незапамятных времён. А вот дно чистое. Лесной мох, конечно, растёт, а вот кустарника нету. Видимо по весне тут много воды скапливается, а потом со временем испаряется, или куда-то стекает. Отстояв свои два часа и разрядив оружие, захожу в блиндаж и укладываюсь спать. Вроде только успел положить голову на вещмешок, как уже будят.

— Товарищ сержант, подъём. Смена.

— Ага, сейчас, — не открывая глаз, говорю я, потягиваясь, и через несколько секунд встаю. Перепечко шевелится неподалёку, а вот Махмуд прикинулся ветошью в уголке и сопит в две дырочки. Непорядок, однако. Пришлось подойти ближе и подёргать за ногу. Несмотря на стянутый с ноги валенок, ноль эмоций. Не хочешь по-хорошему, будет как обычно. Бересту между пальцами ног, поджигаю и поехали. После энергичной езды на велосипеде, Рафик очень быстро проснулся, переобулся и пошёл на выход.

— Ты куда, боец? — спрашиваю я, уже сидя возле столика с коптилкой.

— Так эта, по нужде.

— Винтовку возьми и иди.

— Так я долго.

— Тем более. А вдруг тревога. Хоть без штанов, а стрелять сумеешь. — Прихватив оружие, Махмуд уходит, а мы зажимаем себе рты, от сдерживаемого хохота.

Через некоторое время в блиндаж с облаком пара вваливается сменённый караул и, поставив оружие в пирамиду у входа, попив водички, заваливается спать. Время два часа ночи, взводный укладывается отдохнуть, а наша смена остаётся бодрствовать. Делать особо нечего, сотовых телефонов и смартфонов нет. Остаётся только играть в города, ну или там прятать что-нибудь. Ближе к трём ночи меня начинает клонить в сон, хоть в блиндаже и не Африка, но градусов десять с плюсом есть. Всё-таки одной печки на пятнадцать квадратных метров маловато, да и похолодало снаружи. Но сидим мы в одежде, и полной экипировке, так что мне даже жарковато. Махмуд, не стесняясь, уже спит с открытыми глазами, поэтому выпроваживаю его за дровами на улицу, Перепечко — к печке, а сам достаю из вещмешка два трофейных яйца, укладываю в подсумок и собираюсь на проверку часовых. После того, как румяный с мороза Рафик возвращается, выхожу.

— Ну, как обстановка, Макар? — спрашиваю у пермяка.

— Да спокойно всё, тихо. Только вот со стороны второго поста…

— Чего там, договаривай.

— Филин разухался.

— И что?

— Да как тебе сказать? Вроде как не один, как будто разными голосами.

— Переух устроили.

— Ага.

— Пойдём-ка, проверим, что там за сова. — Вызываю свою смену и, приказав им, занять оборону возле блиндажей, выдвигаемся к посту.

— Начнётся стрельба, поднимаете всех в ружьё, и там уже действуйте по обстановке. — Инструктирую я бойцов.

Крадёмся вдоль правого откоса оврага, я впереди, Макар в пяти метрах за мной, контролирует верхний край обрыва по левому флангу. Оружие приведено к бою, в звенящей тишине нервы натянуты как струны, лёгкий хруст снега отдаётся в голове, как цокот копыт по булыжнику. Нет, так дело не пойдёт. Поднимаю руку. Останавливаемся. Сглатываю слюну. Несколько глубоких вдохов. Я в норме. Оглядываюсь назад. Напарник показывает мне большой палец, — всё в порядке. Дальше иду уже спокойно, почти без напряга. Пятьдесят метров — это не километр. И, несмотря на наш черепаший шаг, добираемся довольно быстро. Остаётся только повернуть за угол, и…

— Бах-х!!! — Неожиданный выстрел карабина в нескольких метрах позади меня, бьёт по ушам, как раскат грома. Кувырком ухожу влево, а моя автоматная очередь, в унисон сливается с такой же, только ответной. И если первая была наугад, то второй очередью бью по огоньку выстрелов и виднеющимся впереди призракам.

— Бах! — снова выстрел из карабина, и сразу…

— Бабах!!! — взрыв гранаты. Осколки свистят где-то над нами. Достреливаю до железки магазин, перекатом ухожу левее, роняю автомат на снег, скидываю рукавицы и, повернувшись на бок, вытаскиваю из подсумка гранату. Грёбаное яйцо! Когда же ты, наконец, заработаешь? Открутив колпачок, дёргаю за шнурок и кидаю гранату, следом за ней отправляю вторую. После раздавшихся хлопков взрывов, меняю магазин и ищу новые цели. Пока никого не вижу. Быстро оглядываюсь на напарника, тот перезаряжает карабин. Видимо пока я возился с гранатами, добил всю обойму. Позади раздаётся топот стада слонов.

— Ложись! — ору я и откатываюсь в сторону. Запоздалая очередь. Выстрел из карабина. И тишина.

— Слева по одному, короткими перебежками. Вперёд марш! — Раздаётся команда лейтенанта Герваса. Смотрю вперёд, в готовности открыть огонь. На подбегающих и занимающих место в цепи красноармейцев, со стороны противника никакой реакции. Рядом со мной плюхается взводный.

— Что случилось? Сержант.

— Нападение на часового. Вы прикрывайте, а мы проверим. Макаров, Изотов, — за мной.

Приняв влево, идём боевой тройкой, я впереди, мужики прикрывают с флангов. В окопе туловище в белом маскхалате. Короткая очередь. Готов. Даже если и был мёртвый, то сейчас ещё мертвее. На склоне ещё четыре тела. Троим из них — контроль. По очереди поднимаемся наверх. Одиночная цепочка следов уходит в лес. Может один, а может, и нет. Укрываемся за ближайшими деревьями. Призывно свищу. К нам поднимаются ещё трое. Среди них Гервас.

— Что тут у вас? — спрашивает лейтенант, подойдя ко мне.

— Один вроде ушёл. Что делать будем?

— Командир. — Негромко зовёт Макар. — Там слева возле оврага, ещё один, я его самым первым снял. Проверить бы…

— Гусев, Лебедев. Идите по краю лощины, посмотрите кто там. — Командует взводный.

— Так что делать будем? Товарищ лейтенант. Уйдёт ведь, гад.

— Если и уйдёт, то недалеко. Ранен. — Снова вмешивается пермяк.

— Ещё бойцов позовём и будем преследовать, если уйдёт, может про батарею рассказать, или про другое что-нибудь. — Отвечает взводный. Смотрю на Аристарха. Тот мотает головой.

— Разреши нам втроём, лейтенант. А то много народу пойдёт. Заблудятся. Собирай их по всему лесу.

— А вы сами, не заблудитесь?

— А у меня компас есть. Пошли. — Зову я своих.

— Дозволь-ка, командир. — Придерживает меня пермяк. — По следу я первым пойду. Наше дело, егерское…

— Иди, раз следопыт.

Больше ни слова. Макар идёт впереди, мы с флангов за ним. В лесу сразу потемнело. Если на опушке при свете луны видимость была приличной, то чем дальше мы углублялись в лес, тем толще становились партизаны. То есть тени от деревьев было больше. Поэтому шли рядом, расходиться далеко друг от друга не позволяла темнота. Но всё равно, передвигаться старались от дерева к дереву.

Пройдя шагов пятьсот от опушки в южном направлении, Макар-следопыт поднимает руку и останавливается. Сделав пару кругов вокруг этого места, жестом зовёт меня.

— Один фриц. — Шёпотом говорит он. — Тут он себе перевязку делал и отдыхал. Скорее всего, ранение в руку, хромого бы мы уже догнали, а этот прёт как сохатый прямо по ниточке.

— Точно на юг идёт, — сверившись с компасом, отвечаю я. Видимо хочет до стыка с соседней дивизией добраться, а может где в другом месте коридор. Река-то подмёрзла, плыви, где хочешь.

Дальше идём гуськом, на некотором расстоянии друг от друга. Немец не в курсе, что его преследуют, так что думаю, засаду не устроит. Поэтому ещё полкилометра протопали в хорошем темпе. Снова стоп. Макар прислушивается, и создаётся такое впечатление, что принюхивается. Переводим дыхание и вперёд, но идём уже значительно медленнее. А через некоторое время до нас доносится отчётливый, но сдерживаемый возглас — шайзе. Походу немец на сук наскочил, но те его не заинтересовали. Причём голос донёсся правее того направления, по которому и шёл раньше фриц. Макар сворачивает, и вскоре мы вновь натыкаемся на цепочку следов. Срезали, однако. А вот и он — сучара. Срубленный или сломленный ствол берёзки, торчит в пятнадцати сантиметрах от земли, и именно на него ганс и умудрился наступить. Причём если бы не снег, то обрубок было бы видно, а так всё ровно замело, ступай, не греши. Вот фриц и ступил, причём не по детски. И наступив на сук, этот утупок загремел всеми костями. Снег, конечно, смягчил падение, но раненой грабке от этого было не легче, видимо опереться на неё всё-таки пришлось, причём чисто инстинктивно. Вот фриц и закукарекал.

Идём дальше и минут через пять выходим к небольшой поляне, метров тридцати в поперечнике. Цепочка следов проходит прямо по её центру и теряется среди деревьев. Со светом также стало получше, волчье солнце достаточно ярко освещает округу, а лёгкий ветерок дует в нашу сторону. Макар останавливается на краю за деревом, принюхивается, и неожиданно издаёт такой жуткий вой, что даже меня пробирает до мурашек. Хотя волка из «Ну погоди», я нисколечко не боялся, а живого видел только в зоопарке. Зато в голове всплывают воспоминания о встречах с волками, и эти «весёлые картинки», не мои воспоминания. Идти прямо через поляну стрёмно, можно нарваться на засаду, стоять и ждать, тоже не фонтан, поэтому обходим поляну слева, по дуге гораздо большего радиуса, постепенно забирая вправо, но цепочки следов больше не находим. Хренасе, это мы что, «догнали и перегнали Америку», как говорил один лысый член ЦК КПСС. Разворачиваемся в редкую цепь и крадёмся в обратном направлении, пробираясь от дерева к дереву. Прикинул направление по компасу, получалось примерно на восток, плюс минус несколько румбов.

А вот теперь торопиться не надо. Аккуратно переставляю ноги, стараясь идти как на лыжах и не выдать себя предательским хрустом сухой ветки. Я в центре, мужики на флангах. И если Федя находится справа от меня, и мы друг друга видим, то Макар забирает левее, и я могу только примерно догадываться, где он может быть. За себя и следопыта я не боялся. А вот за дядю Фёдора? Федя умел ходить по лесу так же, как пастор Шлаг на лыжах, но и он старался идти тихо, во всяком случае, пока…

Пока не раздался этот самый хруст сучка, который в ночном лесу прозвучал как выстрел, и буквально через секунду автоматная очередь впереди справа. Успеваю только присесть и стреляю в ответ, пока не прицельно, полагаясь только на слух, и сразу падаю в снег. Ответная очередь не заставила себя долго ждать, пули свистят где-то надо мной. Теперь уже стреляю по вспышке, и откатываюсь влево. На этот раз пули уходят правее.

— Бах. — Это уже Федя, живой курилка, всё-таки немец сначала стрелял в него. Успеваю занять позицию за стволом сосны, проползя немного вперёд, и добить магазин в сторону фрица. Дистанция метров сорок, и хотя большая часть пуль попадает в деревья, остальные летят рядом с оппонентом, что не очень благотворно влияет на меткость последнего, по крайней мере, я на это надеюсь. Переворачиваюсь на спину и перезаряжаю автомат. Гранат у меня больше нет, но от них тут никакой пользы, кроме вреда. В это время Федя бьёт все рекорды по скоростной стрельбе из карабина, выпуская пули, одна за другой. Фриц стреляет прицельно в ответ.

— А-а! — Раздаётся крик боли, и я слышу звук падения тела, с Фединой стороны…

Загрузка...