ПОСЛЕСЛОВИЕ

Туркменская проза молода. Ее формирование, становление происходит, буквально, у нас на глазах. Счет ведется на десятилетия. Они вместили в себя процесс, который у других национальных литератур занял века. Нарушился классический ход поступательного развития: классицизм, романтизм, реализм, натурализм и т. д. Метод социалистического реализма стал основным творческим методом в туркменской советской литературе. Но в поисках выразительности, в поисках "своего голоса" туркменские прозаики ведут разведку боем по всему фронту от традиционной шаблонной, полной условностей прозы дестанов до современного реалистического романа. В этих условиях повесть с ее богатыми художественными возможностями стала надежным инструментом исследования новых творческих приемов и методов, полигоном, на ограниченном пространстве которого испытываются возможности того или иного стиля, течения для отображения разнообразного жизненного материала. Повесть очень удобный для этого жанр. Своими корнями она уходит в древнюю эпическую устную традицию (сам термин "повесть" от "поведать"), в то же время современная повесть испытывает на себе постоянное сильное влияние романа — принципиально письменного жанра — с его стремлением к драматичности и замкнутости сюжета. Читателю будет нетрудно самому определить к какому полюсу тяготеет та или иная повесть. Сближает же их общий для всех авторов и характерный для всей туркменской литературы в целом глубокий интерес к человеку, к этическим проблемам жизни и, в первую очередь, к проблеме личной ответственности человека за судьбу и нравственное здоровье общества.

Герой повести Атаджана Тагана "Миг расплаты" прожил долгую достойную жизнь, он пользуется заслуженным уважением своих односельчан — в годы войны они доверили ему ключи от колхозного склада, где хранился необходимый для жизни села минимум — все остальное отдавали фронту, армии для победы. И вот на старости лет терзается Непес-ага, не находя покоя ни днем, ни ночью, из-за того, что не рассчитался со своим соседом Кервеном, не вернул ему при жизни долг — сапоги, которые взял поносить еще в далекие военные годы, не нашел в себе сил признаться в этом на кладбище, над свежей могилой, как это предписывает обычай. Действительно, если все дело только в сапогах, то история не стоит выеденного яйца. Но сапоги — это только символ. И обычай Непес-ага нарушил не на кладбище, а много лет назад в тиши колхозного склада.

"…когда Кервен вошел в склад и Непес-ага жадными глазами уставился на ноги Кервена, он увидел вместо блестящих черных сапог старые желтые ботинки.

— Эй… А где же сапоги?! — растерянно произнес Непес-ага, даже не поздоровавшись.

Кервен понимающе улыбнулся.

— Я их смазал и прибрал подальше. Беречь буду. Но… если кто попросит поносить…

Договорились они быстро. Кервен получил взаймы до следующего урожая мешок ячменя, а Непес-ага завладел заветными сапогами".

Сапоги — взятка. Кервен дал взятку, Непес ее взял. Они соучастники преступления, и поэтому, когда на кладбище обычай предоставит Непесу-ага возможность примириться с покойным, он не использует этот шанс, ибо "провинность его так велика, что никто из стоящих здесь не снял бы ее, а человека, который хоть как-то мог помочь ему, только что засыпали землей".

Трагедия старика в том, что он, осознав свою вину перед обществом, не может уже получить прощения, обратный ход событий невозможен. В неблагополучии, которое Непес-ага видит вокруг себя, он винит только себя, свою давнюю слабость. Писатель рисует своего героя с симпатией, но не оправдывает его.

Но сапоги — это символ не только преступления, но и власти над людьми. Когда-то скрипучие сапоги Непес-ага попирали человеческое достоинство односельчан, молчаливо смирившихся с тем, что за их счет приобрел себе Непес модную шикарную обнову. Чтобы осознать это, Непесу-аге пришлось стать свидетелем отвратительной по своей беспечности сцены в райцентровской чайхане, где сапоги карают и слабого, и виноватого.

"Нет правды на земле, но правды нет — и выше". И жуток явившийся Непесу-аге во сне рай, где процветает коррупция и пьянство. Эта сцена как бы подготавливает финал повести. Непес-ага отправляется в далекое для его лет путешествие, чтобы признаться в случившемся некогда родственнику Кервена. В пути он рассказывает свою историю незнакомому молодому шоферу, но не встречает понимания — для Хыдыра сапоги это только сапоги и цена им две десятки".

"— Дело-то не в деньгах, сынок.

Хыдыр отвернулся. Но долго не выдержал:

— Я согласен, не в деньгах дело. А заботиться-то надо об этой жизни, а не о загробной, которой не существует.

Непес-ага спросил:

— Ты что, думаешь, я верю в бога?"

Это не вопрос — ответ. Не перед богом, а перед людьми, чье доверие обманул в далекий голодный год, казнит себя Непес-ага. Но еще больше его вина перед живущими ныне и давно уже забывшими что такое голод, но чья жизнь хуже, чем должна быть, из-за того, что некогда он, Непес-ага, поступил не по совести. Таков нравственный урок повести. Она — аллегорична. Но аллегория, символика нужны автору не для того, чтобы спрятаться под маской эзопового языка, а напротив, чтобы ярче, убедительней донести до читателя свою мысль, показать свою гражданскую позицию.

Словно ответом на вопросы, которые мучают Непес-агу, звучит первая фраза повести А. Караева "Где брат твой": "Сколько бед и несчастий принес людям голод? Но не больше ли принесла сытость?" И пусть автор сразу же переведет разговор на бытовое, обыденное, тревожный тон, заданный этой фразой, определит характер всего дальнейшего повествования.

Четверо друзей отправляются на охоту, во время которой погибает брат главного героя повести — простодушного доброго человека, чабана Байджана. Убийство произошло случайно, с подсказки Акджика рассуждает Байджан, так зачем же множить горе, зачем сиротить детей в двух домах? И Байджан принимает на себя ношу чужой ответственности, выгораживает завфермой Джуманияза. Ложь прозвучит первоначально "во спасение", но, разрастаясь, словно раковая опухоль, она разрушает искренность отношений между близкими, между друзьями, рождает новую ложь, новые беды и страдания.

Суд совести. Байджан, оправданный законом, не может оправдаться перед вдовой и детьми Юсупа, он постоянно ощущает душевный дискомфорт, исчезает тот лад, который прежде существовал между ним и природой. Не только люди, но, кажется, сама пустыня отворачивается от Байджана.

Атагельды Караев — реалист. Он рисует убедительные и точные в деталях картины быта современного села, простую и нелегкую жизнь чабанов, но в повести ему важно показать не единичный случай, и чтобы подчеркнуть символический характер происходящего, поднять его до притчи, обобщения, он вводит еще одного героя.

Однажды ночью придет к чабанскому костру странный бродяга, величающий себя пророком Хыдыром Атой, тот самый, который повстречался незадачливым охотникам в день гибели Юсупа. Придет и расскажет легенду о богатыре и старце, мораль которой так созвучна мыслям Байджана. Мыслям писателя: человек должен сам сделать выбор между Добром и Злом.

Но преступление, оставшееся безнаказанным, рождает новые преступления. Так случается и в повести. Джуманияз, спасая свою жизнь, похищает у своих спутников термос с последней водой, обрекая их, заблудившихся в просторах пустыни, на мучительную жажду, а может, и смерть.

Мы верим автору, когда в финале повести его герой — доверчивый, как ребенок, податливый, как воск, чужой воле Байджан, берет на себя груз ответственности за жизнь другого человека, жалкого, потерявшего в борьбе с пустыней силы — Акджика. А тот признает за Байджаном право на поступок, доверяется ему.

Повести Атаджана Тагана "Миг расплаты" и Атагельды Караева "Где брат твой?" очень разные. Но сближает их желание авторов подняться над изображаемой действительностью, представить частный случай, как некую модель человеческих взаимоотношений. Поступок становится мерилом значимости человека. А решительность, умение взять на себя ответственность в не простой, нередко экстремальной ситуации — наиболее ярким проявлением характера положительного героя литературы. Защищая ребенка, бросится наперерез быку Непес-ага и именно этот поступок, порыв души станет своеобразным искуплением вины. И поднимаясь из пыли, в которой извалял его сорвавшийся с привязи бык, Непес-ага подумает: "Конечно, расплата не та, но что поделаешь, какая есть". Поступками утверждает себя и герой Атагельды Караева.

На первый взгляд, таков же и Сердар Ниязов из повести Мухамметнура Курбанклычева "Факелы и звезды". Она о туркменских газовиках, бурильщиках, в трудностях пустыни ведущих разведку подземных кладовых. В таких условиях решительность приобретает первостепенное значение. Ведь на буровом мастере лежит ответственность и за людей, и за дорогое оборудование, и за дело. Решительность и компетентность приносят Сердару уважение коллектива, любовь Гюльджемал. Но… Да, чтобы проверить характер героя, необходимо "но", необходимы испытание, конфликт. Время от времени они возникают в этой повести, но всем предлагаемым автором ситуациям не хватает многомерности, с которой мы встречались в повестях А. Тагана и А. Караева. Ситуации таковы, что перед героем по сути и нет выбора. Он должен поступить или плохо, или хорошо. Сердар, естественно, поступает хорошо. Мы видим, что реалистическая манера письма автоматически не гарантирует реалистическому отображению жизни. Сердара автор явно идеализирует.

Сюжет повести благополучно катится к финалу, но в последний момент происходит осечка. Поступок, которого мы так долго ждали от главного героя повести, совершает его любимая, Гюльджемал. Она уезжает, оставив письмо. "Твое равнодушие к моему прошлому не могло не огорчать, но я терпеливо ждала и молчала. Ты как бы забывал, что наша судьба зависит не только от наших чувств и отношений. Ослепленный любовью, ты видел только меня и ни разу не спросил о (далее ничего нет — прим. ANSI)

По сути повесть М. Курбанклычева заканчивается там, где повести А. Тагана и А. Караева — начинаются. Да, писатель утверждает те же моральные ценности, что и его коллеги по перу, но ему не хватает убедительности. Ведь поступок — это лишь надводная часть айсберга, он должен быть выстрадан, созреть в душе героя. Гюльджемал же на всем протяжении повести была на вторых ролях, этакой бледной тенью главного героя, ее поступок не подготовлен развитием сюжета, кажется некоей досадной помехой на пути к счастливому концу. Если прежде приходилось говорить об условности, которую авторы повестей избирали сознательно, чтобы достичь заранее рассчитанного эффекта, то теперь мы имеем дело тоже с условностью, но условностью характера. Условностью явно нежелательной.

Повесть Каушута Шамыева "С тобой и без тебя" — рассказ о беззаветной любви девушки по имени Акгыз (Белая девочка) и юноши Караоглана (Черный мальчик"), о том, как после гибели мужа Акгыз продолжила его дело и стала милиционером. Рассказ насквозь условный, но эта условность предопределена поэтикой дестана. Ведь Акгыз совершает не поступки, подобные тем, о которых мы говорили, анализируя другие повести, а подвиги, и цель автора не просто поведать об этом, а воспеть героиню. Семь чудесных подвигов совершает обычно герой народной сказки, семь подвигов совершает и Акгыз, отвергая старые обычаи и обряды, узаконивавшие неравенство женщины в обществе. Шесть подвигов, чтобы сравняться с мужчиной, и последний — чисто женский, чтобы доказать высокие моральные качества Акгыз, она принимает решение взять на воспитание детей Абдыра — своего антагониста.

Русский читатель, привыкший к тому, что напряжение в литературном произведении обычно нарастает постепенно, одновременно раскрываются и все новые грани характера героев, что только после этого долгого подъема по склону наступает кульминация, за которой — стремительный спад напряженности, финал. Каждый "подвиг" Акгыз важен сам по себе, он не является следствием предшествовавших событий, не влияет на события последующие. В лучших случаях это сведено до уровня обычных причинных связей: сначала Акгыз становится милиционером, затем начинает преследовать преступников.

Если повесть К. Шамыева тяготеет к жанру героического дестана, то "Объект Сарри" Худайберды Диванкулиева — к дестану фантастическому. Тем, кто привык к четким логическим обоснованиям событий и тонкой психологической разработке характеров в лучших произведениях современной философской и социальной фантастики, следует помнить, что он знакомится с одним из первых произведений туркменской фантастики, фантастики социальной. В повести подкупает же по-детски искренняя вера в торжество справедливости, в победу Добра над Злом.

Литературу часто сравнивают с деревом. Его корни уходят в глубь истории, в толщу народной жизни, ветви тянутся к солнцу, устремлены в будущее. Если развивать сравнение "литература — дерево", то повести этой книги словно листья туранги. Они очень разные, хотя все от одного корня, с одной ветви. Дело тут не только в авторской индивидуальности, в несхожести творческого почерка, хотя это тоже, безусловно, важно. Объективное отличие в ином: в различных уровнях овладения реализмом как художественным приемом отображения действительности. Читатели наверняка заметят, что не все представленное в этой книге имеет равную художественную ценность, но повести помогут лучше узнать жизнь Туркмении, ее людей, понять какими путями ведут сегодня свой поиск туркменские прозаики.

Загрузка...