Миг расплаты

МУХАММЕТНУР КУРБАНКЛЫЧЕВ ФАКЕЛЫ И ЗВЕЗДЫ

белом халатике и синей шапочке, стройная и гибкая, она появилась на буровой около десяти утра, в тот час, когда щедрое солнце над пустыней Шехитли успело прогреть каждый бархан и каждую песчинку.

— Здравствуйте! — бойко воскликнула девушка. — Вот приехала взять очередной керн… Газ-то скоро будет?

— Будэ, милая, будэ, — ответил кто-то из рабочих.

— У нашей Гульджемал глаза, как у молодой газели! — с восхищением отметил весельчак и балагур Эзиз. — Что-то редко стала к нам наведываться, красавица?

— Я приезжаю по графику, Эзиз, так что не упрекай… — Лаборантка посмотрела на часы и опустила ресницы.

К буровой подошел Сердар, поздоровался. Под мышкой у него была кипа чертежей и бумаг.

— Скоро солевые пласты, ребята… Будьте поосторожней! — Сердар пристально оглядел буровую, потом обратился к Гульджемал. — Здравствуй, долгожданная, как поживаем?

— Как говорят русские, с божьей помощью… Что-то не пойму вас, мастер, то вы на "вы", то на "ты", — девушка смутилась, было заметно, что она волнуется.

Волновался и Ниязов, и было почему. Он давно уже выпестовал в душе образ любимой, и вот она опять перед ним… Дабы не спугнуть свое счастье, Сердар даже не попытался продолжать разговор… Сердце его неожиданно зачастило…

— А я с поручением, — Гульджемал порылась в красной сумочке и протянула Сердару телеграмму.

"НИЯЗОВУ ДВЕНАДЦАТОГО ДЕВЯТЬ ДОЛЖНЫ БЫТЬ НА СОВЕЩАНИИ ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ТРЕСТА "ТУРКМЕНГАЗПРОМ" КУРБАТОВ", — прочел он. "Следовательно, до совещания еще десять дней, — подсчитал мастер и задумался. — Наступают наиболее ответственные этапы бурения, вдруг это совещание, зачем?.."

Пассажирский поезд, разматывая стальные нитки дороги, шел в Ашхабад. За горбатыми барханами в сумерках таяли буровые вышки Шехитли. Мастер, погруженный в свои мысли, одиноко сидел в душном купе, поглядывая на консервную банку, приспособленную под пепельницу… "Прокурился, как сапожник. В легких, небось, только песок да никотин", — со злостью раздавил очередной окурок. Затуманенными от бессонницы глазами уставился в темноту. Над уходящими в небо макушками буровых горели гирлянды ламп. "На бескрайнюю пустыню словно звезды опустились… Вот и моя зажглась… Гульджемал, ненаглядная! Как ты там?..". — Смутное чувство тоски легкими молоточками стучало по вискам и не давало покоя.

Говорят, что первая встреча редко когда обманывает чистые души. Сердар и Гульджемал встретились впервые три месяца назад. И, словно споткнулись, долго и с удивлением смотрели друг на друга. И на незримой пленке памяти было зафиксировано: "Ты мне нравишься!" — "Вижу, что нравлюсь… И мне приятно на тебя смотреть… У тебя нежные глаза, светлый и отзывчивый взгляд. Но больше всего меня тронула твоя солнечная улыбка. Да, да, улыбка! Только она заставила меня остановиться и посмотреть в твои глаза. Когда ты улыбнулся — я сразу вспомнила Чары…"

Сердар, как в столбняке, застыл на месте, а она пошла дальше… Ты не хотела, и все же оглянулась. Мастер, словно мальчишка, сел на раскаленный песок и снял брезентовый сапог. Потом он начал вытряхивать из него камушек… Он был околдован твоим взглядом и тобой. Камушек так и не вылетел из сапога. Не вылетел потому, что его там не было… И ты это прекрасно поняла и не осудила вконец растерявшегося парня, и даже скупо улыбнулась.

А мастер встряхивал сапог и думал… "Гульджемал! Да, да, это Гульджемал! Новая лаборантка… Значит Эзиз рассказывал о тебе и о Чары… Этого симпатичного и рослого парня с густой шевелюрой, с третьей буровой, я видел один-единственный раз, как раз перед аварией. Утром буровая зафонтанировала, и Чары бросился к заглушке… Чары знал, что рискует, по по-другому он поступить не мог… Потом раздался мощный взрыв, от которого оглохли и люди, и небо…

Говорят, тебя долго не могли оторвать от могилы… Делать было нечего, бережно подняли и увезли в поселок. Ты долго болела. Потом навсегда ушла с третьей буровой… И вот ты здесь! Я знаю, что подходить к тебе — кощунство! Ты не можешь и, видимо, не сможешь забыть Чары… Но ты мне поправилась, и я не знаю, что мне делать?"

Вдоль дороги проплывали знакомые места. Четыре года назад буровая бригада, которой руководил Сердар Ниязов, перебазировалась в Шехитли на освоение Шатлыкского газового месторождения. Большинство членов бригады были молодыми и малоопытными парнями. Да и сам Сердар не считал себя зрелым буровиком, хотя два года трудился с известными мастерами управления. Когда стал руководить бригадой, поначалу растерялся. Новые места, новые люди, незнакомые пласты! Каждый метр бурения был новшеством и большим испытанием. Работали осторожно. В трудные минуты на помощь приходил опытный наставник Эдвин Саркисович Нуриджанов: "Ты не теряйся, Сердар! Уверенность — это удачный выстрел! Пословица "Тише едешь — дальше будешь" — для нас, брат, не всегда подходит. А главное, всегда советуйся с парнями и в накладе не останешься".

Мудрые и доброжелательные слова наставника глубоко запали в душу мастера и подтолкнули еще раз проанализировать отношения в бригаде и организацию труда.

Глядя на огни вышек, напоминающие мачты кораблей, Сердар вспоминал; "Совсем недавно в этой пустыне, кроме трех бригад, не было ни одной мухи… А сейчас? Вырос лес вышек, оборудованы городки, в каждом есть столовая и даже клуб на колесах. Правда, с водой туговато, но пустыня — есть пустыня… Прорубили первую скважину — удачно! Вторую — удачно! И пошла работа…"

Поезд подходил к Ашхабаду.

Бригада Сердара в последнее время проводила разведочные работы на новом участке Йылдызлы, что означает Звездный. Скважина Сердара была надеждой управления, подтверждением прогнозов ученых, заверявших, что в этих местах есть газ. "Видимо, придется выступать. Что ж, по ходу дела увидим…"

Когда к трибуне подошел смуглый парень среднего роста с зеленой папкой в руках, в зале раздался легкий шепоток: "Ниязов… Передовик, новатор, смелый джигит!"

Плотный мужчина, сидевший в последнем ряду, увидев в руках Сердара объемистую папку, забеспокоился и толкнул соседа в бок…

— Вах!.. Да этот парень, ей-богу, проморочит нас не менее двух часов!

— Потише, Джепбар Сахатович. Я уверен, что разговор будет дельным, а зарапортуется — осадим, — сказали рядом.

Джепбар опять пристально посмотрел на Сердара.

— Вах! И как я сразу не узнал… Хотя столько лет прошло… Это же мой бывший сосед. Вот это да!..

Но "шептуны" Сердара не смутили. Он обвел взглядом коллег и начал развязывать тесемки папки.

До сих пор ему ни разу не приходилось выступать на больших собраниях. В зале было много народа, и это подавляло его. Язык словно онемел. Говорить начал невнятно, чувствуя, что уходит от намеченного плана выступления. После очередной реплики из зала он окончательно разволновался, зачем-то приподнял папку.

— Спокойнее, парень! Оставь папку в покое, — выкрикнул кто-то.

Лицо Сердара горело от стыда и беспомощности. "Что это я, как первоклассник, — мастер прокашлялся, и голос его обрел уверенность и силу. Отодвинув папку, стал рассказывать о своей бригаде, о новых методах бурения, которые собирается внедрять на вышке.

— Но не менее важное, — Сердар глубоко вздохнул, — это организация труда, которая невозможна без хорошей дисциплины. Там, где допускается разгильдяйство, бывают аварии, и снижаются темпы работ. Нередко бывает, что из-за оплошности одного буровика страдает весь коллектив, буровая простаивает по месяцу и больше… Правильно говорили выступавшие здесь товарищи: лучше наказать, чем проявить жалость, унижая человека. А наиболее острый наш бич это отсутствие запчастей.

— Конкретнее давай! Это нам и без тебя знакомо…

— Да он, как жокей, пошел на большую ставку, а вот разогнаться никак не может, — добавили рядом.

— Факты давай, поделись опытом! — потребовал все тот же голос.

Сердар откинул назад шевелюру, в нем закипала злость. Говорить стал отрывисто и четко.

— Для того, чтобы повысить темпы бурения, необходимо добиться более производительной работы оборудования… Всем известно, что основными факторами, влияющими на механическую скорость проходки, являются: характеристика породы, тип, нагрузка и частота вращения долота, свойства бурового раствора. Каждый фактор в большей или меньшей степени оказывает влияние на скорость бурения. Однако, нельзя утверждать, что механическая скорость проходки снижается только в результате увеличения плотности бурового раствора. Необходимо, чтобы промывочный раствор при эксплуатации содержал минимальный объем твердой фазы… У нас была очень плохая скорость при отборе образцов. А почему? А потому, что была очень малая мощность турбин. Поэтому мы применили новое устройство при отборе образцов из забоя. Сделанный нами секционный колонковый турбобур позволил в два с половиной раза увеличить скорость бурения. А иногда, товарищи, — звенел голос Сердара, — происходят вообще удивительные вещи… Все знают о том, что на нашем участке второй месяц подпирает небо готовая, но бездействующая буровая. Я прикинул и решил: одному мастеру можно справиться и с двумя буровыми… Захожу к начальнику управления и говорю, так, мол, и так… В управлении много молодежи, желающей добывать "голубое топливо", что создам новую бригаду, не затронув ни одной другой… Некоторые давно просят взять их на буровую. Среди них — ребята с высшим образованием, есть и опытные, по разным причинам ушедшие с буровых. А мне товарищ Атаев отвечает: "Пока буровую не примет государственная комиссия, и думать забудь!". А как можно забыть! — Сердар сжал кулак, пальцы захрустели. — Сердце щемит, когда проезжаешь мимо смонтированной буровой, у которой нет хозяина.

Джепбар восхитился выступлением бывшего соседа. Не поднимая головы, он ткнул в бок погруженного в свои мысли Ялкаба:

— Слушай, племянничек, и мотай на ус!

Ялкаб насупился, не зная, что ответить. Брови его вздернулись. Он заворчал на дядю:

Мечтать легко, а вот когда до дела дойдет, так сразу в кусты… Знаком я с этим говоруном. Это, дядя, тот самый мастер, который преградил передо мною дорогу в самую ответственную минуту. А ведь могло быть открытие… — В голосе Ялкаба закипела злость. — Он свел на нет все мои труды. А сейчас, смотри, как поет, будто другие люди ни на что не способны.

Джепбар уставился на племянника.

— Так бы и сказал, что это тот самый мастер, от которого ты ушел полтора года назад, потерпев поражение. Расстроил ты меня, племянничек. С твоим-то образованием и от этого мальчишки…

А Сердар продолжал:

— В Каракумах буровики добиваются хороших результатов, внедряя в производство достижения науки и техники. Только… Наши иногда почему-то стесняются обращаться к ученым… Чем глубже уходят буровые, тем больше становится загадок и задач, требующих решения. Не боюсь повториться, если скажу: давайте сотрудничать, товарищи ученые!

— Лихой джигит! Слышишь, куда клонит, — вслух размышлял Джепбар.

— Вот в этой папке, — Сердар поднял ее над трибуной, — собраны материалы, над которыми я размышлял в течение четырех лет. На мой взгляд, товарищи, над многими вещами мы должны задуматься гораздо серьезнее! — Он сделал паузу и посмотрел в сторону Ялкаба. — Но не торопиться с выводами и предложениями, как некоторые молодые научные работники…

— Никак по тебе прокатился, — Джепбар с ехидцей взглянул на Ялкаба. — Ничего, все еще впереди… Необходимо заполучить папочку, дорогой племянничек! Чую, что в ней материала достаточно и для тебя… Заполучить ее просто необходимо, а потом… разберемся, что к чему.

— Вы так легко рассуждаете, дядя, будто триста лет как знакомы с этим оратором.

Сошедшего с трибуны Сердара окружили буровики, и между ними завязалась оживленная дискуссия.

— Триста не триста, а знакомы мы с ним давно и очень даже хорошо, — Джепбар, морщась, почесал затылок. — Жаль, но мне не было известно, что от Сердара зависела судьба твоего раствора. Мастера я помню с тех пор, когда он был мальчонкой с кулачок. И если бы ему подсказали, что ты — мой племянник, то эксперимент наверняка бы прошел…

Джепбар понимал: заполучить папку — мыслишка довольно подленькая. "Но на что только не пойдешь ради непутевого племянника", — в душе оправдывался он, и вдруг резко поднялся.

— Молодец, Сердар-джан! Молодец!

Сердар повернулся на знакомый голос и приветственно помахал рукой.

— Тише, дядя! Не позорь нас… Люди смотрят!

— Пусть смотрят! И знай, Сердар — мой друг. Он ведь единственный сын Дурсунджемал. Не так давно я и мать его видел возле универмага. Еле-еле узнал… А когда-то была красивой женщиной.

Несколько лет назад Джепбар жил по соседству с семьей Сердара, как говорится, стена в стену. Сердар был шустрым и смышленым мальчиком. Вокруг него всегда гуртовались ребятишки. Они не болтались без дела, а по предложению Сердара собирали всякие железки, пытаясь смастерить колесницу… Но все надежды детей лопались. С возрастом влечение к технике не ослабевало. "Мой Сердар хочет оживить железо, да жаль — еще молод! Мечтает стать механиком! Не сглазить бы, он и сейчас чинит все, вплоть до моей швейной машины", — с удовольствием рассказывала Дурсунджемал соседям.

В те времена Джепбар был уже известным инженером. Поговаривали, что он сделал сенсационное открытие в области то ли нефти, то ли газа. Но высокомерия в нем не было. Это был вежливый и довольно симпатичный молодой человек с открытым лицом. Но, несмотря на его молодость, за советом к нему обращались и старшие. И Дурсунджемал однажды пришла к Джепбару. Он внимательно выслушал и посоветовал: "Как только твой сын закончит семь классов, отдай его в профессионально-техническое училище. Там он сможет выбрать профессию по душе". И Дурсунджемал согласилась.

Мальчик рано лишился отца. Двадцатилетняя красавица Дурсунджемал стала вдовой. Ей несколько раз предлагали руку и сердце, но она так и не смогла изменить не вернувшемуся из дальнего рейса веселому джигиту.

Джепбар самолично устраивал Сердара на учебу.

"До конца жизни не забуду вашей доброты", — с благодарностью в голосе несколько раз повторил Сердар, переступая порог училища.

Ялкаб внимательно слушал дядю, и нутро его бунтовало…

— Раствор-то мой засох тогда, — с горечью констатировал он.

— Сам ты засох, дорогой племянничек! — все внимание Джепбара было сосредоточено на папке в руках Сердара. — Упускать нельзя! — опять поймал он себя на крамольной мысли.

А Ялкаб?.. Судя по посеревшему лицу, состояние его было не из лучших. У него даже уши покраснели от напряжения. Ему хотелось узнать, о чем думает дядя. Но, увы!.. Гордость и высокомерие глушили в нем и желание, и вопросы… Он был из тех людей, которые не очень-то любят посещать подобные собрания. И Джепбар не зря иногда ворчал на племянника: "Обзаводись друзьями! — Высокомерием ты нигде и никогда не пробьешь себе дорогу… И помни, если за что-нибудь ухватился, то не отпускай до тех пора, пока не отломится. Вытолкнут за дверь — лезь в окно… Эх, мне бы твою молодость!" Но сейчас заговорил с укоризной:

— Смотри, племянничек! Десять лет назад он был мальчишкой, путавшимся в собственном поясе. Потом, после училища, словно растворился в пустыне… И вот, пожалуйста, мастер, новатор! Так-то…

Ялкаб почувствовал себя униженным. Губы его сомкнулись в узкие полосочки.

— Ладно, не обижайся… Никто тебя не поддержит, если я не помогу. Сам поговорю с Сердаром.

— О чем? — сверкнул Ялкаб оливковыми глазами.

— Сердар — свой парень. Он не сможет не послушаться меня…

И опять Ялкаб не догадался о задумке дяди.

Собрание закончилось во второй половине дня. Наиболее горячую дискуссию вызвало предложение Сердара бурить на глубину в пять и более тысяч метров. "За фантастическими цифрами гонишься, парень…", — возражали ему. Но Сердар не терялся.

— Вы говорите, что долота не выдержат нагрузку? Вполне возможно… Но для этого, разумеется, необходимо изготавливать специальные долота, для каждого пласта создавать соответствующее давление.

— Остынь, парень! Не хуже нас знаешь, что долота не валяются на дороге…

— Они и не должны валяться… Необходимо подключить ученых и создать новые — на алмазной основе и беречь, как зеницу ока, — парировал Сердар.

— А сколько энергии потребуется для бурения на ваших глубинах?

— Конечно, силы дизелей для этого, маловато. Необходимо, видимо, переходить на электропривод…

Вокруг Сердара были и такие, которые посматривали на молодого мастера с нескрываемой иронией и… завистью. Мужчина с отвисшим брюшком, помигивая сальными глазами, с неприязнью в голосе попытался возразить:

— Легко сказать — электропривод! И дураку ясно, что работа станет перспективней. А питание где взять?

Джепбар бесцеремонно раздвинул кольцо вокруг Сердара.

— Атаковали, не подступиться! Здравствуй, Сердар-джан! — он, словно девушку, взял его за плечи и прижал к широкой груди.

— Здравствуйте, Джепбар Сахатович! Рад видеть! — Сердару стало неловко, и он довольно резко снял с плеч его руки. В упор посмотрел на лоснящегося Джепбара. "Не человек, а мешок с овсом… А ведь был когда-то высоким и стройным, на каждое плечо можно было усадить по подростку… Сейчас не удержатся, скатятся… Крутые горки…"

— Хотел, поговорить с тобой, братишка!

Выручил незнакомый мужчина в очках. Он подошел к Сердару и пригласил в кабинет главного инженера треста.

— Ступай, "братишка, но имей в виду, буду ждать до потопа… Сегодня ты мой гость. Постарайся не засиживаться! Я давно хотел повидаться, но каждый раз, когда ты приезжал, мы успевали только твое имя услышать.

— Спасибо, Джепбар Сахатович! Я всегда помнил и вас.

— То-то же… Жду! — В хитроватых глазах Джепбара заиграли искры надежды и радости. — Жду тебя внизу, братишка!

Сердар не ответил ни да, ни нет… "Отказать? Вроде неудобно… И времени нет! Хватит ли у него терпения дожидаться? От главного быстро еще никто не вырывался", — подумал он, входя в просторный кабинет, в углу которого стоял массивный стол под зеленым сукном.

Джепбар же спустился вниз, отыскал племянника и заторопил:

— Жми домой и сразу же свали овечку…

— Овечку?! Я не уверен, что сейчас смогу найти даже костлявую курицу… Кстати, а с какой целью?

— Недогадливый человек, до сих пор не дошло? — не дал договорить ему Джепбар. — Если вы не держите дома у дверей паршивую овцу, то хоть у соседей возьми и приготовь обед. Я уговорил Сердара…

Ялкаб был поражен известием.

— Делать тебе нечего, дядя! Будь у меня в глазах пуля — убил бы его взглядом… Приглашаешь на обед, а со мной даже не посоветовался.

Джепбар рассвирепел. Он схватил Ялкаба за грудки и прошипел:

— Олух! Папка сама идет к нам в руки, и не воспользоваться таким моментом — просто глупо! Дошло?..

— Плевал я на него и на его папку! Для такого гостя мне жалко даже больного цыпленка. Высказанные им мысли о бурении не стоят ломаного гроша…

— Ничего не скажешь, благородный парень!.. Только туповат малость, — Джепбар выразительно покрутил пальцем у виска. — Горюшко ты мое, горе! Для тебя ведь стараюсь! Я привез из Нохура пару козлят, хотел друзей пригласить, да, видно, не придется… Топай ко мне и скажи тетушке, пусть ставит казан.

Понимая, что перечить бесполезно, Ялкаб перешел оживленный перекресток и побрел к дядиному особняку.

Сидя в кабинете главного инженера, Сердар царапал карандашом уголок ненавистной папки и сосредоточенно размышлял: "Зачем он меня пригласил? Во время выступления ничего лишнего вроде не сказал…" Главный прохаживался вдоль стола, временами поглядывая на озадаченного Сердара.

— Гадаешь и не можешь догадаться, зачем вызван?

— Что скрывать… Так оно и есть, — чистосердечно признался парень.

Яшули бросил в пепельницу выкуренную до фильтра сигарету, порылся в ящике стола и достал новую пачку. Закурил сам и предложил Сердару.

— Значит, так. Сердар Ниязов! — Инженер закашлялся и легонько постучал себя по груди ладонью.

Сигарета, которую разминал Сердар, вдруг лопнула, табак рассыпался по столу.

— Плохая примета! — Мастер попытался щепоткой собрать рассыпавшийся табак. — Остатки сдул на пол.

— Гадания, приметы… О тебе думаю, молодой человек! О твоем будущем, о кадрах нашего управления. — Некоторое время инженер молчал, потом неторопливо потянул на себя папку, но развязывать не стал. Подержал и опять положил на стол. — Давно следим, Сердар, за твоей работой. И тоже думаем о повышении скоростей бурения… Давненько занимаешься этим вопросом? — неожиданно спросил он.

— Четыре года… Собралось много, пора систематизировать. Может, и для дипломной работы что-нибудь пригодится…

— Доброе дело делаешь. Ты, кажется, в этом году заканчиваешь институт?

— В этом… Заниматься только некогда.

— Вот, вот, самое время перейти в управление, — главный искоса посмотрел на Сердара. — Что ответишь, мастер?

— Если вы действительно хорошо ко мне относитесь то не превращайте в чиновника. Не по душе мне все это… Я люблю живую творческую работу, а копаться в бумажках — не для меня!

Главный инженер подошел к окну и задумался. Прямолинейность Сердара пришлась ему не по душе.

— Выходит, что я — чиновник! Кручусь, как белка в колесе. То на одном участке, то на другом… Столько буровых! И везде необходимо не только побывать… Приходится и подсказывать, и поощрять, и наказывать… А ответственность?.. Вот она где. — главный хлопнул себя по шее.

Мастер смутился. "Вывел человека из терпения", — стало неловко за резкий отказ.

— Думаешь, люди не знают, каких результатов ты добился к настоящему времени? Знают… Все знают. Сердар. И прекрасно понимают, что добился ты их не штурмовщиной, а благодаря тому, что в этой папке.

Лицо Сердара посветлело. Он подался вперед, собираясь что-то сказать, но главный жестом руки остановил его.

— Повышение в должности не помешает начатому делу, — инженер постучал пальцем по папке, и она опять легла на стол.

Больше всего не нравилось Сердару, когда его начинали, по поводу и без оного, уговаривать… Это его злило, и он почти всегда, порой вопреки собственному желанию, поступал наоборот, начинал действовать, как подсказывала интуиция. Вот и теперь ему стало явно не по себе. "Только бы не сморозить глупость!" — внушал он себе.

— Сказано давно и не нами: свято место пусто не бывает… Думаю, что всегда найдется человек, который захочет стать начальником службы…

— И кого ты предлагаешь?

Не ожидавший подобного вопроса, Сердар замолчал.

— Вот тебе и "свято место", — с иронией подчеркнул яшули. — Если мы возьмем инженера со стороны — вы сами будете недовольны…

Теплое и спокойное местечко не прельщало Сердара, и он категорически заявил:

— Назначьте кого угодно, кто побольше моего видел и погорластее. А я… не справлюсь!

— С вами, как говорится, все ясно! Есть у нас и толковые механики, и способные инженеры… Нам же нужен не только грамотный, но и деловой человек, способный стать хорошим организатором производства, — пальцы главного нервно забарабанили по столу. — Может быть, после института ты собираешься поступить в аспирантуру? Если это так, то молодчина! Будет нужда — поможем…

— Да с меня вполне достаточно института. Закончить бы… А помощь нам нужна в другом деле.

— Что за дело?

— Мы предлагаем внедрять модернизированные нами долота.

— Но ведь на совещании одобрили ваши предложения.

— Спасибо за одобрение, но…

— Никаких "но"…

— Боюсь, что долго придется ждать, пока бумаги изучат там… — Сердар ткнул пальцем в потолок.

— Не беспокойся, это не твоя забота. Долго ждатьне придется. Какие еще есть просьбы?

— Спасибо и за это!

Яшули подошел к Сердару и пытливо посмотрел в глаза.

— Рассчитывал я на тебя, но, скажу честно, не было уверенности, что согласишься на мое предложение. Нет слов, там бесспорно интересней, чем в прокуренном кабинете… А впрочем, время подскажет, как жить дальше. В твоем возрасте я поступил бы так же…

Главный инженер взял в руки папку:

— Оставишь ее деньков на десять? Чувствую, что на совещании было сказано далеко не все…

— Ради бога! Папку я с удовольствием оставлю, только не обижайтесь, пожалуйста, за отказ. Не могу я иначе.

— Нет, нет! Я не обижаюсь… И желаю только одного: как можно быстрее одолеть солевые пласты.

— Соли в наших местах предостаточно. Но мы най-дем выход!

— Говорят, вы уже нашли?

Мастер не хотел прежде времени рассказывать о задумках, в которых не уверен и сам… И главный это понял.

— Вы хоть от людей не скрывайте методы бурения, — тихо попросил он.

— Что скрывать! Сначала необходимо проверить и убедиться — пойдет ли дальше долото…

— Я слышал, что, преодолевая солевые пласты, вы собираетесь применить соленый раствор… Так ли это?

— Вообще-то, такая мысль есть… Только делиться опытом рановато…

— Пробуй! Если будут какие затруднения — дай знать… Вместе покумекаем. И не забывай — мы ждем большой газ! — Главный инженер протянул для прощания руку, и Сердар вышел из кабинета.

Внизу мастера поджидал Джепбар.

— Засиделся, братишка! О чем толковал с хозяином?

Но Сердар не торопился отвечать, думая о своем.

— Значит, решено! Едем!..

— Куда? — не сразу сообразил Сердар.

— Ко мне, братишка! — Джепбар услужливо открыл дверцу машины и легонько подтолкнул мастера. — После такого совещания не грех и отдохнуть.

— Отдохнуть — это хорошо. Но наши желания, к сожалению, не всегда совпадают с возможностями. Хотел зайти в институт геологии — не успел… Не заехать к маме — просто грех… — Сердар вытащил из кожаной сумки блокнот и начал его перелистывать.

— Солнце садится, братишка… Все дела побоку… А к маме успеешь!

Машина набирала скорость. Приятный прохладный ветерок запутался в воротнике рубашки, но не остудил Сердара. Он устало прикрыл глаза. Думать ни о чем не хотелось…

— Не до веселья мне сегодня, Джепбар Сахатович.

Напрасно вы его затеяли. Мне необходимо быть на буровой.

— До поезда еще много времени, братишка. И почаевничать успеем, и к маме не опоздаешь… Давно уже все приготовлено, и стол накрыт, — самодовольно захохотал Джепбар.

— По какому случаю веселье? — поинтересовался Сердар.

— По случаю хорошей погоды и встречи с тобой, дорогой новатор! Хотя причитается с тебя, но угощать сегодня буду я… Давненько не виделись…

Рассерженный на Джепбара, Ялкаб не торопился домой. В голове все перепуталось от воспоминаний. Он никак не мог понять, зачем дядя затеял очередную авантюру, узлом которой стала злополучная папка Сердара. "Нет! Подальше от этой игры! — сверлила его беспокойная мысль. — Благо, я уже имел удовольствие опозориться, благодаря твоим советам, дядя! — вслух рассуждал он. — Из-за тебя окончательно потерял интерес к жизни. Вах, вернуть бы годков пять… Ведь даже ишаку должно быть ясно: если мечтаешь стать ученым, то не думай сразу об аспирантуре, не подходи даже к дверям академии, а подавайся сначала на производство. Поработай как следует, пооботрись среди людей и наберись опыта… Не зря умные люди толковали, что у Каракумов большое будущее. Всем было ясно, только не мне, — Ялкаб зло сплюнул и, не обращая внимания ни на прохожих, ни на столпившихся подростков вокруг двух дерущихся пацанов, продолжал разматывать невеселые мысли. — Повкалывай я хотя бы с годик в разведочно-буровом отряде, наверняка нагрузился бы материалом для кандидатской. Потом стучись в дверь желанного института, и лицо не покраснеет. Наученный горьким опытом, так и не ставший доктором наук, дядя мог предостеречь, но, видимо, заблуждался и он…"

Ялкаб устало брел по знакомой с детства улице. На душе было муторно. "Вах, жаль, что упущенное не поймаешь за хвост!" — постучал он себя кулаком по груди и остановился под старой, запыленной чинарой. Расстегнул пуговицы рубашки и надушенным носовым платком вытер вспотевшую шею. Спиной прислонился к шершавому стволу, и ему показалось, что даже чинара сочувствует его невеселым думам.

К Джепбару идти не хотелось. Над городом, как над котлом с ароматным пловом, стоял легкий туман. "Никто не понимает… Один, совсем один, как суслик в пустыне…"

Немного постоял, прикусив губу… Эх, если уж не повезет, так не повезет! А может, просто в жизни наступила черная полоса? Кто мог подумать, что она начнется с того дня, когда женился на Айсолтан… А ведь любил… И как любил…" К горлу подкатился комочек горечи и обиды и на себя, и на свою судьбу… А была она не из легких…

Родители Ялкаба были пастухами. Воспитывался он в интернате. После десятилетки, перед поступлением в институт, Джепбар попытался пристроить его на работу. Но избалованному Ялкабу не понравилось ни на ткацкой фабрике, ни в мастерской консервного завода… Кое-как одолев геологический факультет университета, он стал младшим научным сотрудником одного из научно-исследовательских институтов.

Полнокровному и крупному Беркели шел шестой десяток. Он был завмагом небольшого промтоварного магазина на южной окраине города. С отцом работала и его дочь Айсолтан.

Девушка во всем старалась следовать примеру отца. Но вскоре она стала замечать, что среди посетителей — парней и мужчин — появляются и такие, которые больше смотрели на нее, чем на товар… И однажды она не выдержала и устроила такой разнос очередному "поклоннику", что тот не знал, куда деваться.

На рассерженный голос дочери из крохотного кабинета вышел Беркели, быстро оценил ситуацию и извинился перед "покупателем". Подошел к Айсолтан. "Вот что, дочь, запомни раз и навсегда: пусть приходят каждый день и с утра до вечера, ничего не покупая, смотрят только на тебя… И ты должна терпеть и улыбаться, на то ты и продавец! Не можешь?.. Подыщи более скромное место!" Девушка покраснела и быстро смахнула первую слезу, оросившую ее лицо.

Беркели нельзя было назвать общительным человеком. В его дом редко приходили гости, в основном, старые друзья. По складу своего характера, чем-то похожей на отца, была и Айсолтан. Жизнерадостная и доброжелательная, она, в свободное от работы время, занималась домашними делами и лишь изредка ходила с подругами в кинотеатры. Но иногда она становилась угрюмой и замкнутой. "Казалось бы, дом — полная чаша! Приглашай подруг, ходи в гости, развлекайся, и мы тебя ни в чем не попрекнем. Так нет же… Может, ее лицо посветлеет, когда выйдет замуж?" — сокрушались родители.

В мае Айсолтан исполнилось двадцать лет, и Беркели основательно готовился, чтобы день рождения дочери прошел в исключительно торжественной обстановке.

На празднество пригласил друзей с семьями, Айсолтан — подруг. В беседке, обвитой виноградными лозами, был накрыт длинный стол, благоухающий ароматными яствами. И возможно, впервые старик увидел Айсолтан в прекрасном настроении. "Красавица! Вах, какая красавица!" — радовался, глядя на улыбающуюся, нарядную дочь.

Среди гостей было много молодежи. Некоторых, особенно парней, Айсолтан видела впервые. Тамадой провозгласили старого друга хозяина Джепбара Сахатовича. Рядом с ним сидел симпатичный, но, судя по растерянному лицу и неловким движениям, стеснительный парень. "Эх-ва!.. Да у Джепбара, оказывается, есть взрослый сын, а я и не знал!" — возбужденный Беркели подошел к другу, и тот познакомил его с племянником. Было заметно, что Ялкаб понравился не только хозяину дома, но и многим гостям, особенно девушкам. После того, как веселье было в полном разгаре, Беркели поинтересовался у друга:

— Странно, приятель, странно… Никак не пойму, где ты прятал этого джигита? — Беркели пристально посмотрел в глаза Ялкаба.

У проницательного Ялкаба запела душа: разговор начинал течь по предполагаемому им руслу… Он поспешно проглотил кусочек молодого барашка и опять протянул руку к искрящемуся бокалу.

— В песках, дружище, в песках… Ялкаб решил подгрызть науку под корень… Вот и мечется из одной пустыни в другую, с одного бархана на другой.

— Вах, какая же наука может быть в песках? — удивленно спросил Беркели.

— Редко читаешь газеты, дорогой! Именно в песках и наука, и открытия, — Джепбар загадочно улыбнулся. Жаль только, что нет настоящей поддержки, а говоря точнее, племянник никак не может подобрать подходящую тему для научной работы.

— Да, в нынешние времена в любом деле необходима поддержка, — вмешался в разговор известный садовод Фазиль, сидевший напротив Джепбара. — Мой младший брат пятый год обивает пороги институтов и не может защитить готовую тему. Друзья для застолья есть… А поддержки — нет! Прошли славные времена, когда из наших ран друзья; высасывали яд…

— Так-то оно так… И все же, выход можно найти, — поддакнул Беркели, пытаясь повернуть разговор на более веселый лад.

Ялкаба нельзя было назвать истуканом за столом. Держаться в обществе он умел. Но сам в разговор не вмешивался и лишь изредка ронял ничего незначащие фразы. Особенно много не ел и не пил. Ни с кем не танцевал. В честь Айсолтан не провозгласил заздравный тост, и со стороны могло показаться, что празднество ему безразлично. Но это было далеко не так. Из-под опущенных ресниц за Айсолтан следили пытливые и ласковые глаза джигита, и девушка чувствовала это… Глядя на балагурящих отца и Джепбара, она смутно догадывалась, что разговор идет о ее дальнейшей судьбе.

Рассыпая комплименты перед Айсолтан, благодаря и пожимая руки хозяину, повеселевшие гости постепенно расходились по домам. Девушки, помогавшие матери Айсолтан убирать посуду, о чем-то перешептывались и хохотали, поглядывая на Ялкаба.

— Какой общительный парень, словно воды в рот набрал… — иронизировала гибкая, как ящерица, черноглазая озорница.

— Действительно, видела молчунов, но такие, как этот, не часто встречаются…

— Ошибаетесь, подружки… Молчал он не зря… Разговаривать ему было некогда. Вы заметили, что он не мог оторвать глаз от нашей Айсолтан, — затараторила самая бойкая.

— Кто знает, может, влюбился?..

Айсолтан слушала все это и лишь краснела. Ее сердечко колотилось в предчувствии чего-то неведомого и желанного. Но всему есть предел.

— Да перестаньте вы!.. Нашли о чем судачить! — Но всем было ясно, что девушке льстили эти беспечные разговоры.

После того, как гости разошлись и двор опустел, хозяин долго не заходил в дом. Побродил по двору, опять зашел в беседку, сосредоточенно о чем-то думая. Беркели не был заядлым курильщиком, но на этот раз не выдержал, закурил оставшуюся после гостей сигарету. Закашлялся и пристально посмотрел на распахнутое окно, за которым находилась Айсолтан. Но перед его мысленным взором была не только дочь, но и Ялкаб…

— Скорей бы увидеть их вместе, — сказал он жене. — На первый взгляд, не пустопорожний парень… Никак не может подобрать тему… Да разве везет на каждом шагу? Нельзя же отступать от намеченной цели из-за одной неудачи? Если у парня есть тяга к науке, к знаниям, то почему бы не помочь? Джепбар ищет поддержки?.. Что ж, поживем — увидим, возможно, и поддержим, кемпир!"[12]

Прошло два месяца, и в доме Беркели опять собрались гости… Шумная и пышная свадьба Айсолтан и Ялкаба надолго осталась в памяти приглашенных. "Айсолтан вступила в семейную жизнь… Не каждой встречаются такие умные и рассудительные парни, как Ялкаб. В каком бы направлении ни пожелал расти, я всегда помогу ему. Пусть учится, достигнет ученых степеней… Ради счастья дочери ничего не пожалею. Ялкаб для меня теперь и зять, и сын!" — произнес в конце торжества Беркели. И всем стало ясно, что на Ялкаба возлагаются большие надежды.

На свадебное путешествие молодоженов не поскупились ни Джепбар, ни Беркели. А деньги — это навоз… Сегодня нет, а завтра воз… За полтора месяца молодые супруги побывали в Ташкенте, Киеве, Ленинграде, Москве. Столица вытряхнула из карманов беспечного Ялкаба последние рубли, и он дал телеграмму Беркели.

Деньги получили на второй день и вернулись домой с ворохом нужных и ненужных вещей "Все это можно было достать и у меня…", — нахмурился Беркели, но промолчал.

Тесть с зятем посидели в беседке, поговорили… Вскоре Ялкаб получил новую диссертационную тему.

— Это то, что нужно! — радостно воскликнул он, размахивая пустой папкой, на которой синими чернилами было написано: "Остатки морских черепах, найденные в низменности Каракумов".

Шло время… И прошло ни много, ни мало три года. В папке нашли место несколько торопливо заполненных бумажек, но весомее от этого она не стала. В конце концов, черепахи надоели младшему научному сотруднику, и он "нечаянно" потерял папку, а вместе с ней и все свои "труды"… Всей семьей погоревали и постарались поскорее забыть о пропаже… Пытался забыть и Беркели, но из этого ничего не получалось. Ведь пока Ялкаб "работал" над диссертацией, старик все его расходы взял на себя. Под предлогом необходимых командировок Ялкаб побывал во многих городах. И каждый раз, когда модно одетый муж Айсолтан отправлялся из дому, его карманы были набиты деньгами. Не знал яшули лишь одного, самого главного: деньги уплывали, а дело не двигалось… Мозоли на руках Ялкаба так и не появились… Дважды Ялкаб заявлял, что собирается в экспедицию. Но местом полевых работ были не Каракумы, а крупные города, гостиницы и рестораны. Но и в отдельных номерах он не брал в руки карандаш и почитывал лишь детективы… Привыкший пользоваться силой и знаниями других, Ялкаб подыскивал людей, которые, как говорится, испили из семи рек… И нередко выворачивал карманы перед прохвостами, научившимися, что называется, жевать с левой стороны. Но и деньги не помогли… Просадил много, а найти человека, который написал бы за него диссертацию, он так и не смог.

Айсолтан, хотя и не показывала вида, но всегда страдала, когда уезжал муж. И уже через несколько дней после его отъезда, залает ли собака, пройдет ли по улице машина, она прилипала к окну, надеясь на его возвращение. Но раньше, чем через месяц, Ялкаб редко когда появлялся. Постепенно тоскующая молодая женщина превращалась в иссохшую былинку. Не в силах удержать свою боль в трепещущем сердце, она падала на холодную постель и беззвучно плакала, прикусывая язык…

Выйдя замуж, Айсолтан все реже стала появляться в магазине, а когда забеременела, то и вовсе перестала выходить на работу. Беркели, скрепя сердце, какое-то время, под предлогом отгулов, больничных листов и отпусков за свой счет, стыдливо покрывал прогулы дочери… Но бесконечно тянуться так не могло, и он подписал заявление на расчет.

Когда родился первый ребенок, супруга дома не оказалось. Айсолтан навещали подруги и мать. Больное сердце Айсолтан пуще прежнего пылало из-за равнодушия мужа. Около месяца она промаялась в больнице. Когда выписалась, ребенка нёс домой не муж, а ее отец.

Молодая мать надеялась, что ребенок найдет место в сердце Ялкаба и остепенит его. Ялкаб появился поздней ночью и спросил о сыне лишь тогда, когда тот запищал. "Да у меня сын! Сын!" — наигранно воскликнул он. Но истинной радости в его голосе Айсолтан не уловила и молча уткнулась в подушку… "Толстокожий верблюд! — впервые со злостью подумала она. — За что такое наказание?"

Прошла всего лишь неделя, и Ялкаб опять стал собираться в командировку. Безропотная жена не выдержала и запротестовала:

— Скажи, Ялкаб, есть ли у тебя хоть капля жалости?.. Ты же видишь, что я болею…

— Зачем так, солнышко мое ненаглядное! Не перекладывай на меня заботы о единственном ребенке.

— Была солнышком, да погасла… Довел, муженек!

В это время в комнату без стука вошел Беркели.

— Успокойся, дочь, потерпи! Не более, чем через год, твой муж взойдет на вершину науки… Как говорила моя бабушка: "Не ломай нож о коровий хвост…". Скоро наступит и твое спокойное время, — пытался утешить ее отец. Но видно было, что он и сам не очень верил в звезду Ялкаба.

Безрассудная трата денег постепенно превратила в лед и сердце завмага, и он решил откровенно поговорить с зятем. "Ты, сынок, перестань метаться в разные стороны, словно одинокая муха под потолком… Вас уже трое и скоро, как я понимаю, будет четверо, а ты мучаешь и себя, и свою семью. Не пора ли заняться делом, которое тебе по силам?" Жестокие, но справедливые слова ошпарили зятя.

— Ну и ну! — только и смог выговорить Ялкаб. — А я-то… надеялся.

— Надеялся и я, сынок! Но одной надеждой сыт не будешь… Из дома вынести легче, чем внести.

Пока добрел до двора Джепбара, Ялкаб просеял через решето памяти почти всю свою непутевую жизнь. И, возможно, впервые посмотрел на себя как бы со стороны. Сжимая тонкими руками железный угольник калитки, он постоял с минуту в оцепенении и сам себе вынес суровый приговор: "Дурак! Мерзавец! Не клюнь хоть сегодня…"

Решительно вошел во двор и заявил полнотелой тетушке:

— Побыстрее ставьте казан! Дядя везет гостя…

— Что за гость, милый?

— Бывший ваш сосед… Сердар!

— Ну… Для такого гостя я мигом, — захлопотала она. — Да, чуть не забыла… Толко что Айсолтан с ребятишками приходила, справлялась о тебе.

— Никак ей дома не сидится! Каждый день где-нибудь в гостях! — проворчал Ялкаб.

— Вот как! — тетушка подбоченилась на племянника. — А сам-то… Все знаю…

— Не будем пререкаться, тетушка.

Жена Джепбара поставила казан. И вовремя! К дому подкатила "Волга", и Ялкаб направился открывать ворота.

— Знакомься, Сердар, этот парень — мой племянник! Ялкаб…

Сердар не ожидал такой встречи.

— Мы знакомы, Джепбар Сахатович, — взволнованно проговорил он и протянул руку Ялкабу.

— Вот как?! Отлично, если знакомы, — миролюбиво пророкотал Джепбар, делая вид, будто не знает о неудачной поездке племянника на буровую. — В доме-посидим или под виноградником?..

— Под виноградником, дядя! — опередил Ялкаб.

Необычно хриплый и властный голос племянника озадачил Джепбара, но возражать он не стал.

— Будь по-вашему, джигиты! Где прикажете, там и будем.

От мягкой подушки шел запах духов. Сердар ненавидел духи, но он был воспитанным человеком, для которого обязанности гостя святы. Он с утра ничего не ел, и, пока готовили обед, поднимал свое настроение зеленым чаем. Чувствовал себя скованно, но прекрасно понимал, что сидеть в чужом доме молчаливым сурком неприлично, и он переключил свое внимание на подбежавших ребятишек.

— Джепбар Сахатович, богато живете! Это ведь ваши?..

К ним подбежал ребенок с золотистыми волосенками и протянул гостю грецкий орех. Сердар поблагодарил мальчика и погладил его по волосам. Ребенку очевидно не понравилось, он схватил гостя за руку и вырвал орех.

— Ого, какой шустренький! — Сердар привстал и сделал вид, будто собирается его поймать.

Ребенок отбежал, покрутился на одной ноге и рассмеялся, показывая язык.

— Это отпрыск племянника Ялкаба, — придвинувшись к гостю, словно о чем-то сожалея, пояснил Джепбар.

— Можно только позавидовать! Такой молодой и уже имеет наследника…

— У него двое… — добавил Джепбар. — Это дело нехитрое, успеешь наплодить, — покровительственно похлопал по плечу гостя. — Ялкаб пятый год женат. Понарожали, а воспитывать помогаю я… Пора и тебе, братишка!..

— До детей ли бродяге, кочующему с бархана на бархан…

— Вот как… А я недавно видел твою мать и мне показалось, что она хотела о чем-то посоветоваться. Жизнь — сложная штука: женился — плохо, не женился — еще хуже… Но паскуднее всего, когда женат, а детей нет… Вот и угадай, где найдешь, где потеряешь… — Джепбар был хорошим собеседником и, дабы не бередить душу загрустившего гостя, не стал задавать лишние вопросы.

Но Сердар заговорил сам.

— Вы верите в любовь с первого взгляда?

— Верю! На себе испытал и до сих пор не жалею, — Джепбар ласково посмотрел на жену, хлопотавшую под навесом. — Сильно сдала за последнее время, постарела…

— Вах, была бы она взаимной — с первого взгляда, — Сердар опустил голову и задумался.

— Никак влюбился? — воскликнул Джепбар. — Могу помочь… Быстро женим!

— Спасибо, сам разберусь, Джепбар Сахатович.

Сердар попытался встать, но Джепбар был начеку.

— Ты нас не уважаешь!

— Зря вы так, Джепбар Сахатович!

— Ладно, не будем торговаться… Ялкаб, обнови еду!

"Опять еда! — Сердар, привыкший к скромной жизни, хотел остановить Ялкаба, но, вспомнив о "законах гостеприимства", вовремя остановился. — Пусть несет!", — смирился он.

— Я понимаю, что мать заждалась и другие есть дела. Но дело делом, братишка, а друзей и близких тоже нельзя обижать… На душе становится теплее, когда сможешь хоть чем-то помочь близкому человеку, — вспомнив о папке, стал закидывать удочку Джепбар. — На какой бы работе ты ни работал, какой бы должности ни достиг, никогда не ставь себя выше хлеба и соли! Ходи и на праздники, и на траур…

Джепбар взял у Ялкаба миску и поставил перед гостем.

— Кушай!

— Гость ел без аппетита. Зато Джепбар чавкал сосредоточенно и жадно.

— А сейчас где работаете, Джепбар Сахатович?

— На строительстве… Нелегкое это дело — работать в ладу с людьми. Когда-то я и не предполагал, что буду вынужден отказаться от своей профессии… Но, по некоторым причинам, кое-что изменилось. Теперь-то ничего, дела идут нормально… Не повезло только вот племяннику.

Ялкаб отодвинулся от миски. "Начинается…", — предположил он.

Сердар краем глаза посмотрел на Джепбара, пытаясь понять, куда тот клонит и на что намекает. Но… Джепбару надоело темнить.

— Он благородный парень, только тихий, как овца… Короче говоря, подробностей я не знаю, но получилось так, что однажды Ялкаб отказался от кропотливых двухлетних трудов и вернулся со своим раствором ни с чем… Хотя бы со мной посоветовался, паршивец! Так нет, молчал до последнего дня…

Сердар ничего не ответил. Опустив голову, он прикрыл глаза…

Летом тысяча девятьсот семидесятого года первая буровая бригада раскинула свой стан на песках урочища Шехитли. Все хорошо понимали, что бурить новую скважину на новом участке — далеко не простое дело. Изучив геологические материалы о строении земли, в грудь ее вонзили бур с острыми зубьями… Очень сложным оказалось не только начало работы. Когда достигли глубины две тысячи метров, случилась авария. И днем и ночью находились на буровой… Перебрали сотни вариантов спасения скважины, и выход все-таки нашли. Оборвавшуюся трубу наконец извлекли. В три раза сэкономили время на ремонт. И, сотрясая землю, снова заработал мощный агрегат. Однако бригаду ожидали новые испытания. Каждый метр глубины давался с большим трудом. И стало совсем невмоготу, когда на пути оказался пласт соли толщиною в восемьсот метров…

Что делать? Уже несколько лет велись поиски ответа на этот вопрос. Когда разбуривались изыскательские участки в Фарабе и Уч-депе, из-за толстых слоев соли разведочные отряды сталкивались с подобным "что делать?". Ни одной бригаде не удалось преодолеть солевые пласты без аварий. Но люди не унывали! Убежденные, что под многочисленными пластами расположилось богатейшее газовое месторождение, первопроходцы продолжали штурмовать земные недра…

Коллектив, возглавляемый Сердаром, искал оптимальные варианты бурения… В ожидании чего-то страшного вышка замерла! И вот наступил критический момент: стенки скважины стали осыпаться, вся работа могла пойти насмарку… Спасая скважину, сообща решили: дабы не осела скважина, крутить буровые инструменты вхолостую…

И вот, в один из таких напряженных дней перед вышкой остановилась машина — лаборатория. Из нее вышли Ялкаб и геолог Джанмурадов.

— Куда торопишься, Ниязов? — обратился последний.

Сердар остановился. Подошел Джанмурадов и протянул руку, поздоровались.

— Как поживаешь, мастер?

— Наша жизнь и настроение зависят от работы, — Сердар протянул руку в сторону буровой. — Как она, так и мы…

— Значит, плохи ваши дела, мастер, если даже настроение зависит от этих железок, — осклабился Джанмурадов. — Попытаемся помочь…

— Милости просим… От помощи не откажемся!

— Вот, привез тебе молодого ученого! Подходи, Ялкаб, не стесняйся.

Парень смутился и пожал почерневшую руку Сердара.

— Не буду вводить вас в заблуждение, товарищ Ниязов! Насчет ученого — маленько преувеличено… В настоящее время работаю младшим научным сотрудником Центральной лаборатории.

— Очень хорошо! Мы уважаем и младших… Чем могу быть полезен?

Не торопясь, направились к вагончику, в котором жил Сердар.

— Мы задерживать тебя не станем и чаевничать особенно некогда, — заговорил Джанмурадов. — Ялкаб Эминов два года изучал химические свойства газовых пластов, их состав… Об этом написал ряд научных работ. Как тебе известно, Центральная лаборатория поддерживает с нами тесную творческую связь… Не посчитай за обузу, а помоги Эминову, чем можешь… Вот какая к тебе просьба, Сердар.

Мастер слушал и не знал, как быть и что отвечать.

Джанмурадов был наслышан о крутом характере мастера, поэтому старался не повышать голоса:

— Я тебе Эминова не навязываю. Только…

Недосказанная фраза не понравилась мастеру.

— Простите! — Он прямо посмотрел в глаза Ялкаба. — Чем вы собираетесь заняться на буровой?

Ялкаб пожал плечами.

Постояли… Помолчали… Под потолком вагончика клочьями пополз дым. Джанмурадов подошел к плотно закрытому окну…

— Песком забивает, поэтому и закрыто, — пояснил Сердар.

— Да, от песочка, видно, не видать покоя, дорогой мастер! Покой нам только снится… Тем более, таким молодым, как твоя бригада… Думаю, что в твоем коллективе Эминов быстро приживется, и вы сумеете понять друг друга.

Сердар не очень-то любил подобных гостей, но долг вежливости и работа обязывали быть терпеливым.

— Вы не обижайтесь, товарищ Эминов… Мне до сих пор не приходилось работать вместе с учеными, поэтому — не взыщите, опыта у меня нет! Но, прежде всего, конкретная цель вашего приезда?

— Я не собираюсь решать мировые проблемы, цель моя более скромная. — Ялкаб, наконец, обрел дар речи и протянул руку в сторону машины, стоявшей перед буровой. — Мы привезли две бочки раствора, который надеемся испытать вместе с вами…

Сердар насторожился:

— Какой раствор?

Ялкаб немного помедлил, расстегнул молнию лежавшей на столе папки, вытащил стопку бумаги, разложил чертежи.

— Я познакомлю вас с химическими элементами, которые вошли в состав раствора, и вы поймете. Вот…

К столу подошел Джанмурадов.

— Товарищ Эминов изобрел новый глинистый раствор для бурения глубоких скважин…

— Любопытно, — Сердар задумался. — Слушаю вас…

— Он сумел приготовить глину, которая терпима к высоким температурам… Привезли то, чего вам как раз не хватает…

— Заманчиво… Если это действительно так, то вы нам здорово поможете. Только что-то я впервые слышу о подобной глине… На каком участке, на какой скважине вы ее испытывали, каковы результаты испытаний?

— В том-то и дело, что раствор пока не испытан! Совершенно свеженький… Из лаборатории и сюда…

— Как не испытан?! — От неожиданного ответа Сердар даже опешил. — И вы об этом так спокойно говорите?! Это же дело огромной важности! Если ваш раствор окажется удачным, вы представляете!.. — Мастер задумался. — Хотя нам, честно говоря, не до этого, но ради науки и доброго дела на что не пойдешь… В ближайшее время начнем испытывать!

— Вот и отлично! — Джанмурадов схватил и крепко пожал руку Сердара.

— Я надеюсь, письменное распоряжение на испытание у вас имеется?

— Не будь формалистом, Сердар! Какие распоряжения? — Джанмурадов развел руками. — Ты — хозяин буровой, мы — хозяева раствора… Неужели не сможем договориться?..

— Вот оно что?.. Все хозяева! А если вышка кувыркнется, кому отвечать, хозяева?

Гости молчали.

— То-то же…

— Вот, Ялкаб, говорил я тебе, что номер не пройдет…

Минутная нерешительность Сердара подстегнула Джанмурадова на повторную атаку.

— Вы не сомневайтесь и откройте дорогу раствору товарища Эминова. В этом наш будущий авторитет… И не забывайте: если испытание окажется удачным, то диплом вам привезут прямо сюда…

Сердар от души расхохотался:

— А если окажется… неудачным?

— Шутник вы, товарищ Ниязов! — сразу перешел он на "вы". — Уверяю, что все будет нормально.

В разговор опять ввязался Ялкаб. Он начал рассказывать о свойствах изобретенного им раствора и выгоде, в случае удачного испытания… И Сердар убедился, что "изобретатель" и сам не уверен в положительных качествах своего детища… Бессвязный и путаный монолог Ялкаба надоел Сердару, и он принял окончательное решение:

— Спасибо, что уважили, приехали, только… Я не могу взять на себя такую ответственность.

Джанмурадов сжал от злости кулаки.

— Торгуемся, как на базаре: хочу, не хочу… Вы испытываете трудности из-за раствора. Того и гляди — обрушится скважина…

— Да, ее стенки не удерживают старый раствор…

— Вот и испытайте новый… Кто знает, может повезет?

— При нынешнем положении у нас нет возможности обновлять раствор, — отрезал Сердар.

— Не хитрите, Ниязов! При этом положении буровую вам не удержать. Осядет…

Сердар, убежденный в своей правоте и не привыкший отказываться от собственных решений, понял, что разговаривать дальше — все равно, что воду в ступе толочь. Он поднялся и направился к выходу. Джанмурадов опередил его.

— Не будьте мальчишкой! Сколько времени вы не можете пробурить ни одного метра? А за это по головке не погладят… Есть и такие, которые думают закрыть буровую…

— Знаю!

— Если знаете — рисковать вам нечем… Испытывайте!

— Самовольно испытывать ваш раствор — преступление!

— Не думайте, что мы по настроению, проветриться, одолели такую дорогу… Потом пожалеете…

Сердару надоели пререкания, и он ничего не ответил даже на угрозу Джанмурадова.

Ялкаб, как побитый щенок, молча подошел к столу, собрал бумаги, и гости направились к машине. По дороге Сердар, как бы извиняясь, тронул Ялкаба за плечо и с участием посоветовал:

— Хотите, оставайтесь… Поработаем вместе, потом посмотрим… Испытание, проведенное в спешке, никогда не даст хороших результатов.

Ялкаб молчал, зато не сдержался Джанмурадов. Сидя в душной кабине, он опять пригрозил Сердару:

— Ваше высокомерие до добра не доведет! Вставлять палки в колеса науки — это вам не в нарды играть…

— А мы в эти игры не играем, товарищ Джанмурадов! Счастливой дороги…

Сердар проводил взглядом машину, пытаясь успокоиться, но червячок недоверия к этому человеку еще долго не давал ему покоя…

Джепбару показалось, что Сердар задремал.

— Намаялся за день, бедолага! — кивнул в сторону мастера. — Уснуть сидя не каждый сможет…

Сердар вздрогнул:

— Извините, пожалуйста, сморило…

— Ничего, братишка! Это даже лучше… Десять минут погрезил, зато теперь и бодр, и на отсутствие аппетита не пожалуешься. Давай, Ялкаб, неси свежатинки!..

Сердар отхлебнул минеральной, Джепбар пива. Ялкаб вернулся с дымящимся подносом.

— Сглупил ты, племянничек! Если бы те "благородные" пески как следует опалили твое лицо, то под руководством Сердара давно бы стал толковым специалистом, — вернулся к разговору Джепбар.

— А вы что… Так и не испытали свой раствор, товарищ Эминов?

— Где там! — Вместо Ялкаба, пухлой ладонью поглаживая живот, ответил Джепбар. — Вернулся и забыл о растворе… Нашел, говорит, новую тему. Но золотая жила оказалась фикцией…

— Жестокий ты человек, дядя!.. Зачем так?..

— Не жестокий, а говорю то, что знаю… — выпрямился и ткнул пальцем в грудь Сердара. — Вот, племянничек, нужный тебе специалист. Хоть теперь ты понимаешь, что сморозил глупость, не прислушавшись к совету Сердара? Ты завалил свой двор поленницами арчи, как будто кто-то у тебя замерзает, потом, как сумасшедший, натаскал кучу костей… Но пойми, если обо всем этом напишешь толстые тома, все равно не вознесешься до небес!

Ялкаб, как малый ребенок, надул губы, обиделся… Оно и понятно, кому понравится, когда начинают отчитывать при постороннем человеке. Он собрал посуду и, не в состоянии выдавить ни слова, удалился.

— Правильно говорят, Джепбар Сахатович, что один и пылинку поднять не сможет.

— Верно, братишка, одиночество хорошо только для аллаха, — неопределенно поддержал хозяин.

— Тогда, из-за раствора Ялкаба, мне все же пришлось отведать палок!

Джепбар захохотал:

— Никак, обвинили в том, что зажимаешь науку? Вот это да… Ты только посмотри, что делается!

— Не делается, а делает Джанмурадов!.. И что за человек?..

Сердар был крепкий орешек, но Джанмурадов не бездействовал. После отъезда гостей, на следующий день Сердара вызвали к начальнику управления.

Помещение с низким потолком — если не пригнуться, то коснешься головой побелки, — было битком набито людьми. Дым стоял коромыслом… Подходил конец года, а план управления был далек от выполнения. Многие бригады выбились из графика. Из-за ремонта в хвосте оказался и Сердар.

Начальник управления Атаев нудно и долго говорил о поступающей новой технике, запчастях, потом неожиданно резко заговорил о научной организации труда. "Кончайте работать по старинке и нечего бояться новшеств!" — зыркнул он на Сердара.

По неизжитой с детства привычке, прикрыв веки, мастер внимательно слушал оратора. "Оказывается, люди ушли не так уж далеко… Одолеть бы только солевые пласты, и я наверстаю упущенное… Интересно, о моей буровой скажет что-нибудь? Скорее бы закончилась эта тянучка… Посоветоваться надо, как быть дальше?.."

— Итак, товарищи, задачи ясны… За исключением Ниязова, все свободны, — словно угадав мысли мастера, закончил совещание Атаев.

"Вот и посоветовался!" — Ниязова охватила тревога.

— Долго только не задерживайте!

— Задерживать мы вас не будем, товарищ Ниязов, — обратился к нему высокий и плотный мужчина, как потом оказалось, научный руководитель Ялкаба. — Разобраться кое в чем необходимо… Факты подтверждают, что вы — против науки!..

— Я? — прикинулся удивленным Ниязов. — Ошибаетесь, товарищ! Я всегда за науку и против… отсебятины.

— Поясните!

— Что пояснять!.. Пусть Джанмурадов расскажет.

— Вы слышите, какой высокомерный! — Джанмурадов ухмыльнулся и начал рассказывать о том, как Сердар чуть ли не прогнал его вместе с ученым с буровой. — Мы его везде хвалили, мол, молодой, но опытный буровик, напористый в работе, новатор… А оказался обыкновенным формалистом…

— А у вас есть разрешение на испытание раствора? — спросил начальник управления.

— Нет… Да и зачем оно, — попытался прикинуться простачком Джанмурадов.

— Как зачем?! Вы же хотели испытать что-то новое?

— Хотел… — Руки Джанмурадова мелко задрожали. "Кажется, попался?" — уныло решил он.

— Следовательно, без всякого разрешения хотели на несколько дней остановить буровую?

— Хотел, да не вышло, — подсказал Сердар. — А меня за это обзывает формалистом.

— Оказывается, только товарищу Ниязову все позволено… Например, без разрешения испытывать новые-долота и кое-что другое… А нам почему-то нельзя? — глаза Джанмурадова загорелись волчьим блеском.

— Товарищ Ниязов, это правда? — с неподдельным интересом спросил начальник управления.

— Что было, то было. — честно сознался мастер.

— Молодец, что хоть сознался! И все же, за непозволительное "новаторство" придется наказать…

Джанмурадов ликовал, у него даже нос вспотел.

Сердара это взбесило. От сильного удара кулаком по столу пепельница слетела, и все окурки оказались на модных брюках Джанмурадова.

Все вскочили. Выпучив глаза, Джанмурадов, как прижатая сапогом мышь, пугливо озирался по сторонам. На лице Сердара не было ни кровинки… Он прикусил губу и закрыл глаза.

Начальник управления помотал головой и глубоко вздохнул… Наконец-то он понял, что произошло на буровой, и с презрением посмотрел на Джанмурадова, который пытался опорочить опытного мастера.

Сердара трясло, словно в лихорадке…

— Простите! Я — скажу! Так больше нельзя… Можете освободить меня от работы, но вы должны знать, что это за тип!

— Вы уже высказались, и довольно красноречиво, — вставил научный руководитель Ялкаба.

— Пожар погас, товарищи! И все же необходимо подумать о том, чтобы подобное не повторялось. К этому вопросу мы еще вернемся и окончательно установим, кто прав, кто виноват… Вы свободны, Ниязов.

…Выйдя из душного кабинета, Сердар передернул плечами, словно паутину, стряхивая осадок от столкновения с Джанмурадовым. Довольно долго шел по песчаной улице закладывающегося поселка. Старался ни о чем не думать. В поисках транспорта на буровую дошел до гаража. "Но кто в такое время поедет на буровую?" — чертыхнулся он. Выйдя из гаража, остановился за углом лаборатории. "Заходить или не заходить?.. Новоявленный Гамлет!" — обругал он себя за нерешительность. И только отряхнул запылившиеся брюки, на пороге замаячила тщедушная фигура Джан-мурадова. Он звонко смеялся. "Хорошее настроение у подлеца!". Прислушался…

— Больше ни о чем не спрашивайте, девушки. Ниязова мы разделали, как собаки курдюк!..

— Вах, милые, какого прекрасного парня мы упустили из-за этого заносчивого мастера! — донесся до Сердара бойкий женский голос.

— Ай, не будь Ялкаб тюхой, не сбежал бы от такой, как ты, козочки, — возразил Джанмурадов.

— Не придумывайте, он больше на Гульджемал поглядывал…

— На Гульджемал?! Завтра же вызываю на дуэль! — топнув ногой по дощатому порогу, попытался сострить Джанмурадов.

"Гульджемал?! Я здесь, милая!" — прошептал Сердар. От услышанного к его сердцу словно огонь приложили…

Пококетничав с девушками, Джанмурадов ушел.

Дверь лаборатории осталась открытой. Болтовня и смех были хорошо слышны Сердару. Ему стало стыдно, что он, как воришка, подслушивает. Но любопытство оказалось выше здравого рассудка…

— Глупышка ты, Гульджемал! Машина, дача, мешок денег — вот что такое Джанмурадов… А ты все думаешь, ждешь чего-то… Конечно, как мужчина, он не смотрится рядом с Ниязовым… Впрочем, тебе лучше знать, кто чего стоит, — ножом по сердцу ударил насмешливый голос. — Мы не слепые и видим, что он искренне любит тебя. Пора решать, милая, а то отобьем!

Веселый смех и восклицания не стихали…

— Есть же счастливые женщины на свете!

— Ладно, подружки, мне пора, дочурка заждалась, — голос Гульджемал прозвучал тихо и печально.

— Не прикрывайся ребенком, мы-то хорошо знаем, кто тебя ждет. Догоняй его, плоскостопого…

— Постеснялась бы…

Гульджемал поспешно вышла из лаборатории и стала озираться по сторонам. Невдалеке, возле недостроенного домика, прохаживался Джанмурадов… Гульджемал подбежала к нему, засмеялась… Джанмурадов попытался обнять ее, но девушка ловко вывернулась из-под его руки…

Сердар застонал, голова стала чугунной…

Вчерашний разговор с Гульджемал, когда они вместе шли к буровой, клещами сжимал горло… "Одна я. Сердар! Одна… И ни о чем не беспокойся, милый…"

— Джанмурадов? — покрасневший Джепбар Сахатович сытно икнул и стал ковыряться в зубах. — Это тот геолог, что приезжал к тебе на буровую с Ялкабом?

— Он самый…

Джепбар был давно и хорошо знаком с Джанмурадовым и прекрасно знал о том, что произошло тогда, но промолчал… Он продолжал разыгрывать комедию:

— От таких никогда пользы не будет… Держись подальше. Будешь падать — подтолкнет!

— Похоже, что так…

— Для меня, Сердар, ты, как сын родной, поэтому хочу посоветоваться вот о чем: племяннику опять предлагают бесперспективную тему…

Сердар хотел возразить, что таковых не бывает.

Джепбар поднял руку.

— Бывают, братишка, бывают… На какого бы коня ни сел Ялкаб, скакун боится наездника, — заговорил витиевато. — Помогаю, чем только могу, а толку, — Джепбар торопливо облизал толстые губы. — Ялкаб гоняется за миражом… Плохо это…

Ялкаб принес ребрышки, поджаренные на углях. Налил стакан пива…

— Но, гоняясь за миражом, ученым не станешь, — посочувствовал гость.

— Правильно говоришь, братишка. Он должен найти толкового руководителя и не поддаваться иллюзиям. Без руководителя ему не пробиться в большую науку, вот я и хочу просить, чтоб ты…

Сердар понял, чего от него добиваются, и с удивлением ответил:

— Но ведь я — не ученый!

— Не скромничай, братишка! Ты мудрее некоторых трижды дипломированных, — Джепбар наклонился и похлопал по сумке, лежавшей рядом с Сердаром. — Не будь ребенком.

Сердар подумал, что Джепбар шутит, и с улыбкой посмотрел на Ялкаба. Парню стало неловко, и он опустил голову.

— Если у Ялкаба есть намерение "позагорать" вместе с нами, я не против.

— Да если он побегает в помощниках, попотеет чернорабочим, то из его головы улетят последние умные мысли…

— Почему улетят? Может быть с помощью Ялкаба мы быстрее пробьем солевой пласт… В прошлый раз, правда, не получилось с раствором… Но, кто знает, на что он способен? Жизнь — сложная штука… И трудно сказать, на что мы будем способны завтра!

Сгущались сумерки, и мастер с тревогой посмотрел на часы, вознамереваясь встать. Но не тут-то было… На сумке повис Джепбар.

— Вах, да если бы он смог с умом поработать в Каракумах, то давно бы стал академиком… Но один он — ноль без палочки… Ты помоги ему, не вставая с места, а потом уходи! — медленно и отчетливо проговорил Джепбар.

Сердар не понял:

— А чем я смогу помочь именно здесь?

Джепбар потянул на себя кожаную сумку, ремень которой был зажат в руке Сердара, и осклабился.

— Я уверен, что вот в этой сумке материала столько, что хватит для десятерых аспирантов…

Сердару будто дали пощечину. По телу пробежал озноб, лицо побледнело.

— Говорите, хватит для десятерых… А откуда вам известно, что в этой сумке? Может, в ней кирпичи…

— Не шути, Сердар! — от злости глаза у Джепбара стали белыми. — Не доверяй никому пухлую папку, которой потрясал на совещании. Уйди и оставь ее племяннику. Ялкаб возьмет, что ему нужно… Систематизирует материал и под научной работой, вместе со своим, поставит твое имя! И все будет чисто…

"Так вот зачем меня чуть ли не силой затащили в гости?" — с горечью подумал Сердар.

А Джепбар продолжал:

— Мы, братишка, тоже в курсе дел, какие открытия ты делаешь в глубине Каракумов. Только, дорогой, одному тебе не под силу научно обосновать новые методы бурения. Необходимы и чертежи, и расчеты, а без высшего образования, сам понимаешь… Вот Ялкаб тебе и поможет… — Он вдруг оглянулся по сторонам и заговорил шепотом: — Знаю, есть прохвосты, которые выхватят из рук и убегут… А Ялкаб надежный парень! И тебе поможет поймать лисицу, и для себя шкурку добудет…

Сердар задумался. С одной стороны, ему было жалко парня. С другой стороны, все это, мягко говоря, попахивало подлостью… И хорошо, что папку он оставил в надежном месте.

— Джепбар Сахатович, если я оставлю вашему племяннику труд всего коллектива, как вы думаете, что они мне скажут?!

— Чепуха, братишка! Ты руководитель, следовательно, хозяин папки. И не вешай мне лапшу на уши… Я не хуже твоего разбираюсь, как это делается.

— Весело получается… Мы в пустыне под зноем трудимся днем и ночью, порой не доедаем и не досыпаем… Думаем, ищем и все для того, чтобы в один прекрасный день все это отдать вашему племяннику… Справедливо ли это? Я все-таки надеюсь, что вы меня разыгрывали, Джепбар Сахатович!

Слышавший все это Ялкаб готов был сгореть со стыда. Промычал что-то несуразное, зарыдал и бросился к забору.

— Довели парня, Джепбар Сахатович! Человека можно не уважать, но зачем его унижать так откровенно, а?..

— Это не твоя забота… Переживет! Мне не легче… Который раз приходится унижаться…

— А вы не наступайте на горло собственной гордости и пощадите парня. И представьте себе: я отдаю вам папку, Ялкаб, воспользовавшись чужим трудом, пишет диссертацию… А дальше что? А дальше, как в одном кинофильме, герой своровал идею, защитился, а потом выбросился с десятого этажа… Устраивает вас подобная перспектива?

Крыть было нечем, и окончательно осоловевший Джепбар только крутил головой. Наконец его прорвало:

— Щенок! Вернись в свое детство… Тогда ты не постеснялся воспользоваться моей помощью.

— Помощь бывает разной, Джепбар Сахатович. Я вам благодарен и никогда не забуду то трудное время, когда вы вывели меня на верную дорогу в жизни.

Сердару надоел этот унизительный разговор. Он встал и, не прощаясь, направился к воротам. Грохнула железная калитка.

"Погостевал… называется!" — Сердар смял пустую пачку из-под "Столичных" и свернул за угол "гостеприимного" дома…

Съежившегося на краю топчана Ялкаба словно кто-то схватил за волосы… Ему показалось, что над карнизом беседки вьется не виноградная лоза, а шипят змеи…

— Что нюни распустил? — толкнул его в бок Джепбар. — Не вышло, накладочка получилась, племянничек! Давай разливай!..

— Разливайте сами, дорогой дядя! Вот бутылка, а вот — вы… Только без меня. Бывает же такой позор! Прощайте!..

Глаза Джепбара, казалось, выскочат из орбит. Он угрожающе зарычал:

— Стой! Куда?!

Ялкаб не слушал его. Он со всех ног побежал по улице в сторону вокзала.

Когда Сердар вернулся на буровую, в вагончике никого не было. Он снял висевшую на гвоздике каску и вышел под утреннее солнце. До буровой было около ста метров. Но Сердар не торопился. "Как они там?" — сверлил назойливый вопрос.

На площадке, мигая покрасневшими от бессонницы глазами, навстречу ему шагнул Эзиз.

— Уж не с неба ли ты свалился? — тепло поздоровался он с мастером.

— Судьба дала крылья…

Мастер осмотрелся. Буровая была в движении. Гул мощных моторов глушил самые громкие слова. Буровики общались друг с другом лишь им понятными жестами.

— Не опустилась скважина?

— Пока жив-здоров Эзиз, скважина не провалится, хозяин!

— Рассказывай, как дела?

— Твоя луна взошла, хозяин!

— Бурит?

— Еще как! Последнее долото начало преодолевать солевой пласт. Только ротор иногда вибрирует… Раньше подобное случалось, но не так часто…

Помбур, стоявший на рычаге тормоза, заметил:

— Как говорится, у напуганного в глазах двоится…

Эзиз сердито посмотрел на него.

— Что за "штуки"? Расскажи подробнее, — заторопил его Сердар. — Что стряслось?

— Испугаешься… Вечером выкинула такие штуки…

— Если бы просто стряслось… Около часа вышка качалась… Думал, что оборвутся трубы…

— И чем все кончилось?

— Покачалась, покачалась и… перестала.

— Потом не повторялось?

— Было! И не раз…

— Ну, ребята, наши труды, кажется, не пропали даром.

Сердар больше ни о чем не расспрашивал. Внимательно понаблюдал за работой агрегатов и остался доволен. Раствор тек нормально! Медленно, свечой в небо, поднималась извлекаемая из скважины труба. Возбужденный Сердар во все глаза смотрел на застывшую на краю площадки Гульджемал. Они кивнули друг другу… Возле Гульджемал остановился Эзиз и стал что-то шептать ей на ухо. Вскоре она, уложив в коробку поднятый с глубины в сотни метров керн, собралась в обратную дорогу.

Сердар не знал, как ему поступить. Наконец он решился и подошел к девушке.

— Пристают ребята?

— Да нет, — она улыбнулась и ласково посмотрела на Сердара. — Вот только Эзиз допекает, все спрашивает о свадьбе…

Это было для него неожиданным.

— Не обижайся, ребята у нас веселые, особенно Эзиз…

— Я не обижаюсь… Неловко только, из-за керна опять задержала вашу работу. Но и без проб нельзя, вдруг нефть или газ.

По тону разговора и светлым глазам девушки Сердар понял, что ничего между ними не изменилось. А "третий" — это наваждение, растает и все забудется…

— Кстати, как прошло совещание? — с тревогой в глазах спросила Гульджемал, и они стали медленно спускаться с площадки. — Джанмурадов хвастался, что тебе, якобы, устроили головомойку…

— Да, досталось!

— Не дает он мне прохода, Сердар…. Не знаю, как от него отвязаться? Но самое постыдное — он везде рассказывает, будто я в него влюблена. Недавно грозился покончить с собой, если… — Гульджемал вздохнула и податливо прижалась к мастеру. — Я иногда подыгрываю, но долго так продолжаться не может…

— Потерпи, милая! Скоро приедет мама, я вас познакомлю и…

Гульджемал круто повернулась и прижала твердую ладошку к губам Сердара.

— Ладно, ты иди, а я пока побуду на буровой. Когда стемнеет, встретимся возле "слона".

Гульджемал озорно сверкнула глазами и быстро ушла в сторону вагончика. Сердар долго смотрел вслед на хрупкую фигурку своего счастья. "Какой я дурак! Ведь любит, любит! А я подозревал".

На буровой, не смотря на подошедшего Сердара, как всегда витийствовал Эзиз:

— Э-э, джигиты!.. Поймите вы, я ведь не о себе забочусь! — Он украдкой посмотрел на мастера, лицо которого покраснело от услышанного. Но это не смутило балагура. Он подмигнул парням и продолжал: — Я ведь поведал девушке с джейраньими глазами о душевном состоянии нашего хозяина… А вы!..

— А что мы?! — сверкнул стальными зубами Саид, стоявший на тормозе.

— Не лезь парню в душу, ему и так не сладко…

— Кончай базарить! — прервал его Сердар. — Займемся делом! А болтовню Эзиза послушаем на досуге.

Однако Эзиз не сдавался:

— О чем говоришь, мастер! Что касается нас, то терпение давно лопнуло… И я считаю, пора поставить все точки над "i"…

Буровики удивленно переглянулись.

— Кончай "икать" и выражайся поясней, — оборвали Эзиза.

— Я, как пионер, всегда готов! — Эзиз уставился на мастера. — Скажи, хозяин, когда мы погуляем на твоей свадьбе?

— Вот это другой разговор, — поддержал Саид, не ожидавший подобной атаки со стороны закадычного друга.

— Сначала необходимо вырваться из прорыва, а уж потом, — Сердар пока не знал, что будет "потом", снисходительно улыбнулся и махнул рукой, — будь по-вашему!

Рабочие, не сговариваясь, разошлись по местам.

Сердар не стал дожидаться сменщиков. Не смутила его и повторная вибрация ротора. Он чему-то улыбнулся и молча сошел с площадки.

"Вода в баке стынет, видимо, только к зиме", — подумал он, в третий раз намыливая щеки. Переоделся, взял кожаную куртку и вышел из вагончика. Сердце учащенно забилось… "Увижу, скоро увижу!" — успокаивал он себя, направляясь к заветному месту.

Если издали посмотреть на величественный бархан, то не трудно убедиться, что он действительно похож на слона, угрожающе поднявшего золотистый хобот… У подножия его медленно расхаживала Гульджемал. Красные полусапожки девушки оставляли глубокий след на песке.

Прошло три дня… Гульджемал на буровой не появлялась, и это встревожило мастера. Куда бы ни шел и что бы ни делал, он постоянно думал о Гульджемал. Она мерещилась ему за каждым барханом… Но напрасно Сердар оглядывался по сторонам, направляясь к вечернему, словно ритуальному, костру Эзиза. Когда он подошел, Эзиз устанавливал возле огня закопченную тунчу[4].

Сердар постоял с минуту, любуясь острыми язычками огня, потом на спине улегся возле костра. Эзиз тихонько напевал песенку о заблудившемся верблюжонке и собирал хворост. Набрав охапку, подошел к начавшей шуметь тунче и стал колдовать над заваркой, в зеленый чай добавляя только ему ведомую душистую травку.

Вода закипела, Эзиз заварил чай и устроился рядом с мастером.

— Устал?..

Сердар даже не шевельнулся.

— Спишь?

— Нет… Не сплю.

— Чай готов.

— Пусть хорошенько заварится.

Эзиз накрыл тунчу пиджаком, прислонил к углям черкеза ломоть чурека величиной с ладонь и спросил:

— Ты вчера видел Гульджемал?

Сердар вздрогнул и вскочил:

— Гульджемал?! Где она?

Эзиз пристально посмотрел на мастера.

— Приснилось, что ли? — Он коснулся рукой чурека. — Какой горяченький! Бери… Проглоти хоть пару кусочков. А то в суете до свадьбы станешь, как гончая перед охотой, — протянул Сердару дымящийся чурек.

— А сам?

— Обойдусь! Я с утра сыт, глядя на тебя… Чего молчишь, поссорились, что ли?

— Все нормально. Приедет мать, познакомлю и отпразднуем свадьбу.

— На какое число договорились? Выкладывай! Ребята ждут не дождутся…

Сердар подошел к костру, сломал прутик и бросил в огонь. Сухая веточка затрещала и сразу же вспыхнула.

— Вот так сгорает и наша холостая жизнь…

— Жалеешь, что ли? Больно быстро. Ты женись сначала… Вчера я был в поселке и видел их вместе… — Эзиз почесал затылок. — Как это понимать?

— Да кому он нужен! Разве в прошлом году не от него ушла жена?!

— Одна ушла, другая придет…

— Как знаешь, тебе виднее…

— Прошу отныне прекратить разговоры о Гульджемал! — Сердар присел возле накрытой тунчи. — Давай выпьем по пиале… Мне еще необходимо посоветоваться с ребятами.

— Какие могут быть советы и совещания?! Ты только скажи, а мы уж сумеем поговорить с этим старым ловеласом…

— Не понял ты меня. Необходимо посоветоваться, как избавиться от вибрации.

— Возможно, не понял, но и не верю, что тебя в данный момент волнует только вибрация ротора… Бурение идет нормально! И очень даже скоро выйдем в передовые. А это не только зарплата, это — репутация коллектива…

— Ладно, пора отдыхать…

Утром на буровую пришла Гульджемал. Она поздоровалась с ребятами и поздравила с отличными показателями бурения.

— Скоро должен быть газ! — сообщила она, взглянув на Сердара, и осеклась. Лицо мастера было темнее тучи…

Намек Эзиза, судя по хмурым лицам буровиков, подействовал не только на Сердара. Гульджемал почувствовала это, ей стало неловко. О причине она догадалась… Не зная, с какой стороны подойти к Сердару, она испытывала и стыд, и мучение. Попробовала вызвать на разговор Эзиза.

— Что-то ваш мастер сегодня не в духе, никак заболел?

— Сама ты за… — Эзиз рассвирепел, но сдержался. — Вообще, какое тебе дело до нашего мастера, дорогуша?..

— Я тебе не "дорогуша" — это раз, а второе, отвечай: что случилось?

Эзиз ухмыльнулся:

— Тебе лучше знать…

В это время к буровой подбежала запыхавшаяся золотоволосая повариха Нюра Скобелева и протянула Эзизу телеграмму: "Поздравляем рождением седьмого сына, — размахивая рукой, громко читал он. — Четыре килограмма триста грамм аппетит мальчика хороший обнимаем Сафаровы".

Эзиз дважды прочел телеграмму. От обуявшей радости, как заяц, подпрыгнул на дощатом помосте и, не соображая, что делает, резко нажал на рычаг тормоза. Поднимаемая из скважины труба закачалась и стукнулась о раму. Угрожающе качнулась и вышка. Буровиков охватила тревога. К рычагу тормоза бросился Сердар. На лице его не было ни кровинки… Он оттолкнул Эзиза и прошипел:

— Марш отсюда, весельчак! И чтоб ноги твоей здесь не было… В который раз "шалишь"… Только настроились, и на тебе… Чуть не угробил буровую!

Эзиз опустил голову и замер на помосте… По лбу его стекали ручейки грязного пота…

Гульджемал решительно подошла к Сердару и взяла за локоть.

— Пошли! — приказным тоном заявила она.

Остановились невдалеке от буровой.

— Во-первых, у меня к тебе первая и, надеюсь, последняя просьба: не трогай Эзиза… Не выгоняй с буровой… Со всяким может случиться.

— Это может случиться где угодно, только не здесь, — пробурчал Сердар. — Вышка слишком дорого стоит.

— Знаю! И все же не выгоняй… Во-вторых, ты джигит или тряпка? — Она в упор посмотрела на Сердара. — За что такое наказание? Я же объясняла! Что я могу сделать, если он пристает?.. Не драться же?.. — Гульджемал сжала кулачки и заплакала.

— Прости, милая! Так уж получилось… Это Эзиз во всем виноват, болтун!..

— Не Эзиз, а ты… Твое настроение передается другим, и вот результат — косятся люди. Как сурки смотрели…

— Уверяю, больше подобное не повторится… — Он прижал к себе Гульджемал и, не стесняясь, смотрят или нет, — поцеловал в заплаканные глаза.

Буровики, естественно, видели и добро завидовали мастеру, которого полюбила такая красавица.

Сердар оглянулся на буровую, сжал локоток Гульджемал и повел к своему вагончику. "Скоро должна приехать мать, надо посоветоваться", — решил он. Открыл дверь и пропустил Гульджемал.

— Ну, успокоилась?

— Успокоилась, товарищ непутевый жених… Смог-ри мне! — с напускной суровостью пролепетала она и пытливо посмотрела на Сердара. — До чего же ты похож на Чары… И глаза, и улыбка…

— Никак забыть не можешь? — грустно спросил мастер.

— Трудно, Сердар! Ох, как трудно!.. — Гульджемал тонкими пальцами сжала виски. — Ведь мы должны были идти в загс… Даже число обговорили. И вдруг такое несчастье… Боюсь я, Сердар, очень боюсь… Опасная у вас работа. И ты такой же… Всегда лезешь в самое пекло…

— Бывает! Кто-то ведь должен рисковать. — Он попытался найти более убедительные доводы, но ничего больше не сказал и лишь махнул рукой: — От судьбы не уйдешь…

На душе было муторно. "Оказывается, не забыла!" — дрожащими пальцами прошелся по волосам.

Сидели молча. "Совсем почернел, бедолага! — Гульджемал вытащила из запыленной стопки газет и журналов старый "Крокодил" и начала перелистывать его. Но ни веселые картинки, ни острые строки не могли отвлечь ее от гнетущих мыслей." "И зачем я напомнила о Чары?" — укоряла она себя.

Сердар угрюмо уставился на лениво ползущего муравья. "Вот так и я ползу по жизни… Нет! Необходимо быть понастойчивей. Необходимо. Но можно ли осуждать ее за то, что она помнит о Чары?" — задавал он себе все тот же вопрос. Задавал и… оправдывал Гульджемал. — "Нет! — подсказывало сердце. — То, что спрятано в груди — не вытащишь… И память ее — святая и неподсудная. Только она, она сама должна решить, с кем оставаться: с мертвым или с живым? Получается, что я рановато полез к ней в душу и разбередил неокрепшее сердце. Рановато!" — как в бреду прошептал мастер.

— Ты о чем? — испуганно спросила Гульджемал.

— Все о том же… — Сердар легонько притронулся к руке любимой.

Но женское сердце трудно обмануть. Она видела, что Сердару тяжко. Не зная, что делать и как поступить, она лишь согласно закивала головой:

— Да, да, все будет нормально… — Но всем своим существом Гульджемал чувствовала, как трудно будет ей сказать последнее, решительное: "Да, согласна!"

Сердар поднялся.

— Что это я, как щенок на поводке, плетусь за невеселыми думами? — попытался взбодриться мастер. Потом, неведомо зачем, переставил в угол табуретку. — Сейчас мы проверим, как наша Гульджемал заваривает чай. — Сердар приладил на табуретке электрочайник, потом снял его и приоткрыл дверь: — Подожди одну минуточку, я сейчас…

Когда Сердар вернулся, в вагончике было пусто…

К низенькому домику управления вплотную подступали пески…

— Барханы скоро в окна будут заглядывать, — пошутил один из мастеров, собравшихся на внеочередное совещание.

Начальник управления Тахир Атаев оглядел буровиков.

— А где наш передовик и новатор? — спросил у секретарши.

— Сообщали, должен быть, — ответила курносая девушка. — А пока — вот! — протянула ему пожелтевший лист.

Атаев насупился и развернул бумагу:

"Начальнику управления тов. Атаеву Т.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

"Многоуважаемый товарищ начальник! — прочел он. — В который раз обращаюсь к вам с настоятельной просьбой доверить мне готовую, но бездействующую вторую буровую… Сердце мое ноет и разрывается на части от боли, когда вижу эту стройную и симпатичную, словно девушка, буровую вышку, о которой, как я убедился, Вы давно забыли… А забывать о деловых предложениях — это даже грешно! К сему добавлю, что обещанные муфты к нам не поступали…

Нижескорбящий Сердар Ниязов".

"Да он что, издевается надо мной?.. Ну и шутник! Стиль-то какой… Пишет, словно любимой девушке… Совсем распоясался новатор! Придется приструнить!" — Без особой злости и огорчения Атаев скомкал бумагу и сунул в карман.

Но всем стало ясно, кто автор этого "послания". И подсказали:

— Ему сейчас не до совещаний, к свадьбе готовится, — как обычно, раньше всех знавший пикантные новости, вяло проговорил толстяк с третьей буровой.

Джанмурадов впился руками в стол и застонал.

— Что с вами?..

— Язва не дает покоя, — заскрипел он зубами.

— Знаем мы его язву, — хохотнули в углу. — Гульджемал его язва… — раздалось там же.

— Тише, товарищи! Семеро одного не ждут. Начнем. Шутим хорошо, а работаем, судя по сводке, ахово… Сердар опять впереди, то, бишь, глубже всех… А все почему? — задал он сам себе вопрос. — Потому, что при помощи специалистов из института он для каждого пласта стал применять соответствующие буровые инструменты.

В кабинете загудели.

— Почему скрывает?

— Опытом необходимо делиться, а он…

— А он — втихаря! — подсказал Джанмурадов.

— Тише, товарищи! — Начальник постучал огрызком карандаша по пустому графину. — Делиться опытом, конечно, необходимо. Но, скажите, кто из вас обращался к Сердару за советом? Кто?.. Молчите?! То-то же.

Мастера насупились.

Поднялся Джанмурадов.

— Разрешите мне съездить к нему…

— Поближе к Гульджемал намылился, — пророкотали сзади.

— Вот и прекрасно. Сколько времени вам необходимо, товарищ Джанмурадов, чтобы проанализировать опыт работы Ниязова? — начальник с нескрываемой ухмылкой посмотрел на "добровольца".

— Постараюсь не задержаться. Дня три-четыре…

— Договорились…

Далее разговор пошел о плохом снабжении и других мелочах, совершенно не интересовавших Джанмурадова. Он вышел из управления и направился к машине.

— На буровую, к Ниязову… — буркнул шоферу.

На буровой Джанмурадова не ждали, однако не особенно удивились, когда он без стука открыл дверь и вошел в вагончик Сердара, который, склонившись над чертежами, объяснял Эзизу какую-то схему.

— Здравствуйте, новаторы! — поздоровался он, нервно сцепив за спиной худые руки.

Парни заметили это, переглянулись…

Сердар предложил:

— Садитесь, пожалуйста. С чем пожаловали?

— Первое — это передать недовольствие начальника управления за не появление на совещании. Второе — вы должны срочно представить мне графики ведения работ по скрываемому методу…

— Какие графики?

— Знаем, знаем… Мечтаете о славе! Получите, уж я постараюсь, — неопределенно пообещал Джанмурадов. — Так что выкладывайте, товарищ Ниязов.

Сердар вытащил из тумбочки кипу затертых черновиков и бросил на стол.

— Держите, дерзайте!

Эзиз потоптался на одном месте и направился к выходу.

— Скоро вернусь! — махнул рукой.

Сердар закурил, а Джанмурадов начал лихорадочно перелистывать листки, четвертушки и даже обрывки газет, на которых неразборчивым почерком Сердара были зафиксированы лишь ему понятные задумки и набросаны схемы неведомых "гостю" узлов буровой.

Вскоре Джанмурадов занервничал.

— Да вы что, издеваетесь надо мной?! — обернулся он к Сердару.

— Нисколько… Чем богаты, тем и рады… поделишься.

— Давайте чертежи, которые показывали Эзизу…

— Это чертежи моего сокурсника по институту… Без его разрешения дать не могу.

— Ясно! Так и доложим…

— Докладывайте.

Наступила долгая минута молчания.

Первым не выдержал Джанмурадов. Глаза его забегали.

— Что вы наговорили обо мне Гульджемал? Шарахается, как от прокаженного… — грубо спросил он.

Сердар рассмеялся.

— С этого бы и начинали. Ничего я ей не говорит, товарищ Джанмурадов! Ничего, решила сама…

— Что решила?

— Сначала в загс, потом свадьба, что же еще…

Джанмурадов искривился и схватился за живот.

— Ты, парень, отравил всю мою жизнь! — Опять перешел он на "ты". — Ты сделал моим врагом человека, который для меня дороже всей вселенной!

— Зачем так высокопарно?! — спокойно парировал Сердар.

— Я… я… из-за Гульджемал бросил замечательную женщину…

— И напрасно!

— Ты, словно колючка, взошел на моем счастье… Но запомни! — Джанмурадов перешел на визг. — Гульджемал и тебе не достанется…

В это время в вагончик вошел Эзиз. Но Джанмурадов уже ничего не замечал.

— А если и достанется, то сразу наставит рога…

— Что-о-о вы сказали? А ну, повторите!

— Сказал то, что есть, — Джанмурадов задыхался от злости. — Она… она видела десятки таких, как ты…

Сердара будто подбросили. Он наотмашь ударил по шее Джанмурадова, повалил его и вцепился в горло.

— За-ду-шу!

Джанмурадов посинел. Из его горла вырывался судорожный храп. Наконец он взмолился:

— Пощади… Все расскажу… Пощади только…

Эзиз разнял соперников и встал между ними.

— Говори! — наступал Сердар.

— Я… я все это придумал, чтобы ты ее бросил…

— A-а!.. Вот как… Что ж, за чистосердечное признание положено отблагодарить.

Сердар волчком вывернулся из-под руки Эзиза и еще раз влепил пощечину по лицу клеветника. Из носа Джанмурадова пошла кровь… Он всхлипнул.

Эзиз подошел к "гостю" и взял за руку.

— Пойдемте, помогу умыться…

Джанмурадов с трудом поднялся и побрел к машине.

По дороге в управление он долго уговаривал шофера, и тот клятвенно заверил, что никому не расскажет о случившемся.

Джанмурадов на каждом перекрестке рассказывал, как возле чайханы на него напали хулиганы.

— Их было трое… У одного, высоченного, — Джанмурадов в который раз поднимал над головой забинтованную руку, — наколки на груди: "Беру, где не дают…"

Ему поддакивали и делали вид, что верят. Но все понимали, где и кто "обработал" Джанмурадова.

Слухи о случившемся дошли и до матери Сердара, и она сразу выехала к сыну.

Знали и на буровой о незадачливом "госте". Но нежелательные разговоры были пресечены Эзизом и больше не повторялись.

— Давайте лучше подумаем, как отпраздновать свадьбу, — предложил всеобщий любимец.

И бригада решила справить два праздника в тот день, когда будет пробурена скважина.

Сердар посоветовался с Гульджемал.

— Я не возражаю, милый. Только…

— Что, дорогая?

— У тебя есть мать… Разве ты не будешь спрашивать у нее разрешения?

Сердар засмеялся, но смех его, как поняла Гульджемал, был горьким.

— Предчувствия какие-то нехорошие, — созналась она.

— Успокойся, все будет хорошо, — Сердар поднял ладошки любимой и прижал к своим щекам.

— Прикрываясь моей мамой, ты не пытайся оттянуть свадьбу… Моя мамочка для такой невестки, как ты, найдет место даже на своих бровях. Завтра поеду и привезу ее сюда.

Но мать опередила… Поздним вечером она вошла в вагончик и устало села на стул напротив сына.

— Здравствуй, сынок!

Растерявшийся Сердар подбежал к матери и прижался к ней.

— Будут судить, сынок, или полюбовно разойдетесь? — спросила она.

И Сердар понял, что она все знает. "Собственно, а что скрывать?" — решил он и подробно рассказал о стычке с Джанмурадовым.

— А ведь он — благородный человек… Везде утверждает, что его избили возле чайханы.

— Буду просить прощения, мама.

— Не унижай лишний раз человека. Я сама с ним поговорю.

…Утром над Каракумами раздались редкие для этих мест грозовые раскаты. Стало темно и тихо… А потом налетел ураган. Он остервенело набрасывался на вагончики, наметал вокруг них груды песка. Склоны барханов шевелились, как живые, верхушки курились косматыми клочьями уносимого ураганом песка. Даже вышка, широко и прочно расставившая четыре опоры на гребне высокого бархана, заметно раскачивалась. Ревущий ветер не давал возможности ни говорить, ни слышать, ни видеть. Дышать и то было трудно. Но работать приходилось, несмотря ни на что.

Сердар шел по проложенной к вершине бархана дощатой тропинке. На зубах хрустел песок, от него болели глаза и их все время хотелось прикрыть. И вообще хотелось одного — уйти в вагончик и спать. Но как раз этого делать было нельзя. Надо идти туда, к вышке, и следить за бурением, за качеством раствора.

Ураган бесновался двое суток. Солнце заволокло непробиваемыми песчаными тучами. В двенадцать часов июльского дня было темно, как глубокой осенней ночью.

В сторону буровой пытался пробиться водовоз с включенными фарами. Не дошел… Сбился с дороги и его нашли только на третий день при помощи вертолета. Из-под песка была видна только кабина… Опытного водителя спасло только то, что он впрок запасся едой.

Мать переживала и прекрасно понимала, что в такую непогоду не до разговоров о невестке, и ни о чем не стала расспрашивать сына.

Неожиданно погода устоялась, и над буровой показалось солнце. К стану изыскателей вылетел вертолет.

— Вот и хорошо, сынок! Если можно — на нем и улечу.

Сердар направился к винтокрылой машине. "Мать даже не заикнулась о Гульджемал… Как быть? Может, отложить встречу?.. Сейчас, конечно, явно не до этого", — в голове была сумятица. Поговорил с пилотами, и те ответили, что можно!

Через полчаса мать поднялась в вертолет, обернулась и наказала сыну:

— В ближайшее время приезжайте в гости, дома и решим…

Сердар проводил взглядом улетающую машину. Постоял с поднятой рукой и побежал на буровую.

"Выдержала!" — прижался он щекой к отполированной песком стальной трубе.

Когда Гульджемал узнала о приезде Дурсунджемал, для нее наступили мучительные минуты ожидания… "Что скажет мама?" — гадала она. Еще хуже себя почувствовала, когда разбушевался ураган. Девушка не находила себе места. Она не могла ни есть, ни пить, ни спать… Накрывшись одеялом, часами неподвижно просиживала у окна и с тоской вглядывалась в непробиваемую темень. "Неужели Дурсунджемал так и не зайдет ко мне?.. И Сердар не приходит… Хоть бы на минутку заглянул…"

Наступила вторая кошмарная ночь. Промаялась часа четыре, и сон одолел. И во сне она взяла Сердара за руку и повела по хоботу "слона". Остановились возле песчаной раковины уха… За далекими барханами поднималось молодое утреннее солнце. Прижавшись друг к другу, они встречали свой первый рассвет! Вдруг сзади зашуршало… Гульджемал оглянулась и побледнела: из-под песка выползала огромная волосатая рука дэва… От страха она задохнулась и не могла произнести ни слова. Раскрытая пятерня, словно щупальцы спрута, колыхнулась над песком и сжала колено Сердара. От боли он вскрикнул… и стал медленно погружаться в песок… "Мечом ее, мечом!" — подсказала она. Сердар выхватил меч и отсек ненавистную руку… К ним подошел белый верблюд… Сердар взобрался на него и направился в долину, где блестело озеро. "Не волнуйся, милая, я скоро вернусь! Отвезу руку ее хозяину и приду к тебе…"

Гульджемал вздрогнула и проснулась. Посмотрела в зеркало и ахнула: подбородок заострился, лицо посерело. "Пугало да и только! Уж лучше не встречаться…"

…Убедившись, что буровая работает нормально, Сердар быстрее ветра помчался в поселок к Гульджемал. Он поднялся на крыльцо и постучал. Ему никто не ответил. Раздумывать не стал и рванул на себя заскрипевшую дверь. Две железные койки, обрывки газет на полу и конверт на столе — вот все, что увидел мастер. В глазах потемнело. Дрожащей рукой вытащил сигарету и взглянул на конверт. "Ниязову. Лично", — прочел он. В руках затрепетали листики, вырванные из школьной тетради.

"Любимый!

Попытайся понять меня правильно. Наши мимолетные и кратковременные встречи были чем-то похожи на миражи, рождаемые этой богом и людьми проклятой пустыней. За каждым барханом я видела тебя и бежала навстречу… Но каждый раз ты оказывался недосягаемым…

…Мы ни разу так и не поговорили о главном, о наших родителях. Твое равнодушие к моему прошлому не могло не огорчать, но я терпеливо ждала и молчала. Ты как бы забывал, что наша судьба зависит не только от наших чувств и отношений, но и тех, кто дал нам жизнь.

Так вот, знай, что я — круглая сирота. До семи лет воспитывалась в ашхабадском детдоме… Потом обо мне вспомнила дальняя родственница по отцу и забрала к себе в Чартакскую долину. До пятнадцати лет жила в ауле… Они были добросердечными и заботливыми людьми. Но подошло время, и соблазнительный калым, который пообещал богатый человек, решил мою участь…

Ночью я бежала от родственницы и вернулась в детдом. Работала на кухне: мыла посуду и подметала полы… Потом стала няней и "мамой" для некоторых девочек. И в одну из ночей я поклялась: подрасту, получусь и возьму на воспитание похожую на меня крошку.

Не буду описывать, что было дальше… Но мечта моя сбылась! Окончила профтехучилище, устроилась на работу и удочерила Джемал-джан.

Работая среди изыскателей, я никому и никогда не рассказывала о своей жизни. Не рассказывала потому, что очень рано убедилась: среди большинства добрых и отзывчивых есть и злые люди! Некоторые и сейчас смотрят на меня, как на гулящую девку, когда увидят с Джемал-джан… И вздохи, и ахи мне надоели!..

Но больше всего меня оскорбило не то, что ко мне не зашла твоя мать, а твое равнодушное отношение к моему ребенку. Ослепленный любовью, ты видел только меня и ни разу не спросил о Джемал-джан…

Да, я люблю тебя! Но для меня главное — не моя судьба, а будущее моей дочери.

Прощай, любимый, и не обижайся, но по-другому я поступить не могла. Пусть твоя жизнь будет красивой и яркой, как та последняя звездочка, что горела над "слоном". Гульджемал".

Сердар оцепенел. Он долго не мог сообразить, что произошло. Ему показалось, что даже волосы на голове зашевелились. Он вернулся в свой вагончик и упал на койку…

В половине восьмого вечера вышка задрожала… И все поняли, что долгожданная минута пришла.

— Газ! Газ! Есть газ! — далеко были слышны возгласы буровиков.

Моментально была поставлена заглушка. Бригада ликовала…

В вагончик ворвался Эзиз.

— Ну, Сердар! — воскликнул он, — теперь дело за тобой. — Глаза Эзиза светились радостью и гордостью за мастера, который верил сам и убедил парней, что газ будет. — Теперь-то ты объявишь день свадьбы?!

— Объявлю, Эзиз, обязательно объявлю…

Сердар хлопнул дверью и направился в сторону "слона".

Перевод С.Суши