Место встречи - Левантия

Взлет и падение

— «Прибыла в Одессу банда из Ростова», — задумчиво напевал Яков Захарович, заходя в Особый отдел.

Арина, зашедшая стрельнуть у Лики папиросу, замерла. Яков Захарович пел редко — и только когда был очень невесел. Причем предпочитал мелодии из опер. А уж если он дошел до хулиганских песен…

— В общем, товарищи особисты, я получил пренеприятнейшее известие из Одессы. К нам едет, — Яков Захарович посмотрел на часы, — а скорее всего, уже приехала одесская банда. Страшные люди. Действительно страшные — местные бандиты их боятся. Там все — Особые. Причем не меньше тройки. Они не ради выгоды, они ради куража людей убивают и грабят. Развлекаются так. Где они будут жить в Левантии — черт их знает. Есть только портрет их главарши. Вот, любуйтесь.

Он достал фотографию женщины лет тридцати пяти, яркой брюнетки с большими глазами, тонкими губами и крючковатым носом. Дама смотрела в объектив дерзко и прямо, в душу заглядывала.

Лика сверлила глазами фотокарточку. Она побледнела, ноздри у нее дрогнули.

— Фимка Элиади! — прошипела она.

— Да, — Яков Захарович, кажется, ничего не заметил, — так и написано: Элиади Ефимия Анастасовна, она же Чума. Ну раз дама вам знакома — больше ничем помочь не могу. Только удачи пожелать. Судя по письму, она вам понадобится. Да, и еще. Хорошо бы взять живой.

Когда за Яковом Захаровичем закрылась дверь, Лика обрушилась на стул и закурила, не замечая скривившегося Шорина.

— Ты с ней знакома? — Моня заботливо плеснул в стакан коньяку и подал Лике.

— Учились вместе. Потом на войне… встречались, — Лика залпом влила в себя коньяк и запила остывшим чаем.

— По разные стороны?

— Нет, ну что ты. По одну. Но лучше бы по разные.

Лика начала свой рассказ.

Любой Особый рангом выше тройки — военнообязанный по умолчанию. Чем выше ранг — тем с более юного возраста. Тройки — с шестнадцати, драконы — с двенадцати.

Много есть дел для ведьмы на войне.

Ликина эскадрилья в бумагах именовалась «особыми частями воздушной обороны». Самолет стоит дорого. Это ценный алюминий, сталь, множество рабочих часов. Если самолет разобьется — полбеды, а вот если угонят его немцы себе — то у нас будет на один самолет меньше, а у них — на один больше. Для этого и взлетали в небо девочки Лики, выставляя заслоны. Гибли десятками, сотнями — но это самолет стоит дорого, а простая деревенская ведьмочка — так, мелочевка.

Были задачи и посложнее. Несколько раз даже сами захватывали вражеские самолеты — и вели до наших аэродромов. И в разведку летали. И картографам, бывало, помогали. Но главное — заграждение.

Ликиных девочек называли мотыльками. Потому что рядом с огромными машинами казались они невесомыми. Потому что парили. Потому, что мало кто из них жил после попадания в эскадрилью больше месяца.

Лика старалась сберечь своих девочек как могла. Снова и снова пыталась рассчитать безопасные места, отрабатывала с ними приемы… Это продлевало жизнь на дни, иногда — на недели. Не больше. Лика рычала и плакала в бессилии.

А вот у Фимы в эскадрилье порядки были иные. Ее девочки могли купить себе жизнь. И не жалкие дни, а месяцы и годы. Одни говорили, что Фимка берет золотом, другие — что привечает красивых и покорных, третьи — еще что-то придумывали… Лика не знала правды. Знала только, что вокруг Фимы постепенно образовалась компания из девушек, находящихся в эскадрилье не первый год. И ни разу не летавших в заслоне. Не обласканные Фимкой девочки погибали быстро. Очень быстро. Редко кто из них доживал до своего третьего вылета.

Не сказать, чтоб Фимины фрейлины скучали. Как только появлялась возможность «сделать красиво» — скажем, угнать немецкий самолет с ВПП, предоставив «расходному материалу» разбираться с разъяренными немцами, — за дело брались именно они. И, хотя не брезговали мародерством, получили за свои проделки достаточно наград.

Что с ними стало после войны — Лика была не в курсе.

— Значит, женская банда… Оригинально, — протянул Моня озадаченно. — И где их искать?

— Троицкая, 11, — отчеканила Лика. — У нее тетка там жила.

— Думаешь, приехала в гости к любимой родственнице?

— Почти. Она все училище мечтала, как тетка наконец-то помрет — и оставит ей свое золотишко. У нее муж ювелир был — делал какую-то неимоверную красоту по индивидуальному заказу.

— Ну и славненько, — улыбнулся Моня, — командуйте.

Арина глазом моргнуть не успела, как Лика превратилась в себя прежнюю. Растрепанная, с горящими глазами, она бегала по всему УГРО, раздавала короткие распоряжения, инструктировала рябчиков, в общем, вела бурную деятельность, заражая окружающих каким-то ликующим энтузиазмом.

Моне и Давыду же сказала коротко: «Сейчас идете выспаться. Завтра сидите тут, может, понадобитесь». Арина не успела этому удивиться, как тут же Лика заявила, что сама Арина ей понадобится на операции, пусть будет готова.

— Вот все не могу понять — если Лика будущее видит, что она всегда так туманно говорит? — Арина поймала Моню уже на выходе. Он с серьезным лицом шел выполнять команду «спать до завтра».

— Сейчас попытаюсь сформулировать, — Моня достал папиросу, — сложно это. Ничего мы на деле предсказать не можем. Ну то есть, чтоб сбылось. Но вот… Наверное, ближе всего будет — «сердцем чуем». Вот я тебе могу сказать, мол, сделай то, что скажет Лика, но что она скажет — не представляю.

— Ну я и так, в общем-то, не собираюсь с нею спорить.

— А стоило бы, — Моня бросил недокуренную папиросу. — Шорин! Пошли! Начальство сказало «баиньки» — так что будь любезен исполнять.

Арина ушла к себе, чтобы лишний раз не встречаться с Давыдом.

В катафалке Лика сидела молча. Все попытки выяснить у нее хоть что-нибудь успеха не имели. Рябчики, веселые и возбужденные, принялись трещать между собой. Кто о девушках, кто о шмотках, кто о кино. Арина сидела у окна и полусонно разглядывала улицы Левантии. Вспоминала какие-то мелочи. Как первый раз ехала на труп — и хотела на каждом перекрестке выскочить из машины — то потому, что боялась не суметь, то — чтоб похвастаться, мол, она теперь не просто так — а настоящий эксперт. Или как вон в том магазине на углу папа покупал ей ботинки. Года в три, наверное. Тоже было лето, все окна настежь — и маленькая Ирэна не долго думая выкинула туфельку за окно. «Ирэночке срочно нужны новые ботиночки, эти ей не нравятся!» — закричал папа — и повез ее в магазин. Долго выбирали новые — и купили целых три пары, потому что Арина прижала их к себе — и не давал забрать. Лучше всего

запомнился вкус новых кожаных ботиночек — чуть кисловатый и сытный. А потом папа отвез ее в фотографию — и на стене долго висела карточка, где Арина с наспех повязанным бантом сидела в окружении двух плюшевых медведей.

Сейчас вместо обувного был продовольственный, а вместо фотографии — ремонт обуви. Арина сама не заметила, как уснула. А катафалк все ехал и ехал.

— А мы не слишком долго едем? — спросила Арина, проснувшись и обнаружив за окном девятый дом по Троицкой улице.

— Ребзя, точно, час уже тут торчим! — один из рябчиков удивленно поглядел на часы. Арина пробралась к Вазику.

— Чертовщина какая-то, — вздохнул тот, — бензина нажег на год вперед, вроде еду, а пейзаж за окном не меняется.

Они услышали, как Лика громко чертыхнулась.

— Вазик, останови! — скомандовала она. — А ты сбегай к ближайшему автомату. Телефон розыска знаешь? Позови Мануэля Соломоновича, скажи — на щит наткнулись. Арин, встретишь их?

Арина пожала плечами и вышла из катафалка.

Серебристый мотоцикл Шорина показался быстро, как будто ждал неподалеку. Моня с Давыдом спешились, переглянулись.

— Барахло, а не щит. На три угла. В смысле, три бабы, простите, дамы держат, одна — за ними приглядывает. Та, которая приглядывает, — самая сильная, — Шорин говорил небрежно, но было заметно, что он сосредоточен. — Смотри, какой красивый домик напротив. Как раз подойдет.

— Вполне, — улыбнулся Моня, — Арин, ты спрашивала, как драконы работают. Сейчас есть шанс посмотреть на работу дракона своими глазами.

— Спасибо, насмотрелась, — поджала губы Арина.

— Ну неужели не любопытно? За билет денег не беру, твою безопасность гарантирую.

— Ну давай.

Дом восемь, стоявший напротив одиннадцатого, судя по всему, перенес пожар и был признан неподходящим для жилья. Так что обитателей в нем не было, стекол в окнах — тоже. На третьем этаже над улицей нависал весьма изящный балкончик, поддерживаемый двумя малообаятельными кариатидами. Моня показал на него, Давыд кивнул — и парочка, а за ними Арина, Лика и один из рябчиков в роли связного, последовали в парадную.

Про этих кариатид по Левантии ходила малопристойная легенда. Ровно напротив, на одиннадцатом доме, тоже на третьем этаже, был точно такой же балкончик — но уже поддерживаемый атлантами. Говорили, что весьма знатные влюбленные (тут сплетники называли множество фамилий) перелезали с балкона на балкон по перекинутой доске, скрываясь, соответственно, от мужа одной и жены другого.

— Единственное, дамы, прошу тут не курить, — сказал Давыд на ходу, прыгая через три ступеньки, — мне сосредоточиться надо, а запах очень отвлекает.

Арина с Ликой кивнули.

— Арин, — шепнул ей на ухо Моня, — ты, когда все это будет, приглядывай за ним как врач. Но если что — не к нему, а ко мне. Его нельзя отвлекать.

Проходя через анфиладу комнат третьего этажа, Моня подобрал почти не обгоревший матрац — и расстелил его на балконе.

— Прошу! — указал он Шорину несколько театральным жестом. Шорин лег, потянулся и закрыл глаза.

— Он тут что, спать будет? — шепнула Арина Цыбину.

— Ну, почти.

— А я думала — драконы красиво воюют. Дым, огонь — и посередине змей в блестящей чешуе.

— Знал бы — фейерверков бы припас. Ради зрелища. Не, никакой чешуи — обычный человек.

— А почему тогда дракон?

— Ну… Сильный, огненный… Плюс раньше они к драгунским полкам приписаны были. Чтоб передвигаться быстрее. Драконы-драгуны. Похоже. Ты смотри, сейчас интересное начнется.

Глаза Давыда под веками вдруг начали бешено метаться. Он заскрипел зубами, сжал кулаки и выгнулся, как в припадке. Закричал, завертелся. Арина хотела броситься к нему — но Моня удержал, кивком головы показав, что все в норме.

Шорин взревел, весь напрягся — и резко открыл глаза.

— Готово, — сказал он устало, — а разговоров-то было…

— Ты ляг, поспи часок, — заботливо захлопотал вокруг него Моня, подавая фляжку.

— Не поверишь, я в порядке. А для тебя дельце есть. Там девочки, три штуки, которые щит держали. Их бы успокоить малость. А то сейчас в себя придут — бузить будут.

— Это мы запросто, — улыбнулся Моня.

Он закрыл глаза, сосредоточился… Из парадной дома напротив выскочила девушка. С такого расстояния Арине показалось, что на ней та самая шляпка, которую ей когда-то притащил Ангел. Наверное, ошиблась — видно через зелень растущего в палисаднике каштана было так себе, и сама Арина особой зоркостью не отличалась. Да и мало ли в Левантии похожих шляпок?

Моня сложил большой и указательный пальцы в колечко — и показал товарищам.

— Одна сбежала. И на ту, которая щит не держала, силенок не хватает.

Арина удивилась: она знала этот жест — так американцы показывали, мол, все в порядке. При этом скалились в улыбке и говорили «хоккей». Какой же тут хоккей, если силенок не хватает? Но, кажется, Давыд с Ликой поняли, что хотел сказать и показать им Моня.

— Я вот, кстати, нет, — улыбнулся Лике Давыд, — хочешь, с вами пойду?

Лика медленно покачала головой.

— Я пойду одна.

— Сдурела? — поинтересовался Моня светским тоном.

— Я должна. Мы все-таки подруги… дружили. Если сейчас попытаемся вломиться всей ордой — она перестреляет нам половину рябчиков. А я попытаюсь ее уговорить. Пообещаю, что не допущу высшей меры, что… Ну, там посмотрим.

— Ты, конечно, начальство, тебе решать, но, по-моему, это дурь, — разозлился Шорин.

— Ты прав. Но я не могу не пойти.

Шорин хотел что-то возразить, но Моня мягко отодвинул его в сторону. Арина видела, как блестят глаза у Лики. Да, отговаривать ее было бесполезно.

Дверь хлопнула. Арина выскочила на балкон и смотрела, как Лика, такая хрупкая в своем сером платье с белым воротничком, пересекает залитую солнцем мостовую Троицкой улицы. Как скрывается в темной парадной.

На балкон вышли Давыд и Моня. Цыбин достал из кармана складной театральный бинокль с перламутровой ручкой — и пытался что-то разглядеть через грязные окна дома напротив.

Не спрашивая разрешения у Шорина, он закурил. Тот отодвинулся чуть в сторону, но ничего не сказал.

На балконе с атлантами показалась Лика. Она подняла руку и показала такой же хоккей, как показывал Моня.

Вздрогнув всем телом, она сделала шаг вперед — и тогда даже Арина заметила, что за спиной у Лики Фима держала финский нож у Ликиного горла.

— А вот руками махать не надо, — сказала она, вроде бы, довольно тихо — но Арина услышала, как будто говорили у нее над ухом.

Фима ткнула Лику кулаком чуть ниже плеча. Раздался тихий хруст — и рука Лики повисла плетью.

— Ключица, — прошептала Арина. Моня дернулся бежать вниз.

— Стой! — крикнула Лика. Моня замер.

— Тебе слова не давали, — услышала Арина голос Фимы.

И финский нож запорхал по лицу Лики, оставляя порезы на щеках, лбу, носу и подбородке.

— Но она дело говорит, белобрысый! Дернетесь — прирежу ее.

Моня стал белее своей рубахи. Шорин вцепился в ограждение балкона.

Фима снова приставила нож к горлу Лики. Другой рукой она залезла к ней в сумочку, достала наручники и приковала Лику к балкону.

— Ну все, пока, не хворайте, — Фима махнула платочком.

Арина не могла понять, куда собирается Фима. Но тут снизу, с улицы на уровень третьего этажа взлетел мотоцикл Шорина. Фима прыгнула в седло.

В ту же секунду Давыд одним движением забрался на ограждение — и прыгнул с него.

Он мертвой хваткой вцепился в плечи Фимы. Та закладывала крутые виражи, ныряла вниз и свечкой взлетала, пытаясь сбросить с себя Шорина. Но он все-таки сумел оседлать мотоцикл за спиной у Фимы. И достал пистолет.

— Идиот! Застрелишь меня — сам вниз полетишь, — прошипела Фима.

— А что, Давыд летать не умеет? — шепотом спросила Арина.

Моня покачал головой:

— Не его специальность.

Арина заставила себя оторвать глаза от страшного зрелища. Она сбежала по лестнице, свистнула ближайшего рябчика — и побежала освобождать Лику.

Они успели донести Лику до катафалка, остановить кровь и зафиксировать руку, когда раздался жуткий грохот.

Арина вскинула голову.

— Он ее оглушил. Рукояткой по голове. Прямо над крышей. Успел спрыгнуть вместе с ней, а мотоцикл упал, — кричал Арине кто-то из рябчиков.

— Так что стоишь? Беги, помоги, — крикнула Арина.

Но Шорин уже сам вышел из дверей черного хода с перекинутой через плечо связанной Фимой.

Подскочил Моня, перехватил Фиму — и Шорин сполз по стенке.

Арина собрала всю волю в кулак, чтоб не броситься к нему, бледному до синевы. Впрочем, рябчики дотащили всех до катафалка — быстро и бодро.

— Простите, товарищи, вам придется пешком, — сообщила рябчикам Арина, — у нас тут раненый и опасный преступник.

— Да мы понимаем, прогуляемся, тут недалеко, — нестройно ответили те. В катафалке Арина все-таки не удержалась.

— С ним все в порядке? — спросила она у Мони, — или как там у вас, хоккей?

— Устал. Сутки проспит, потом кукситься будет… какое-то время, — вздохнул Моня. — А хоккей-то тут причем?

— Ну вы пальцами так делали, — Арина показала, как именно.

— А, это другое. Показываем, мол, «я на нуле, мутить не способен».

— Давыд! — невнятно пробормотала Лика, стараясь не шевелить изрезанными губами. — Я теперь твоя должница. Говори, что хочешь.

— Убеди вон ту дуру выйти за меня замуж, — так же тихо шепнул ей Давыд.

— Не обещаю, но попробую.

— Лика, пожалуйста, не болтай, тебе вредно, — Арина сама испугалась своего голоса, насколько громче он звучал, чем голоса Давыда и Лики, а потом добавила тихо: — Я согласна.