Мелодия огня и ветра. Том 1

Глава 7. Одно желание на двоих взлетит над морем

После последнего разговора Аксон наблюдал за племянником с тревожным сердцем, но на удивление Сюнлин был сосредоточен на занятиях и спокоен в свободное время, в беседах с Аксоном не подавал виду, что между ними что-либо случилось.

Аксон уже не знал, что настоящее, а что притворство. Сюн слишком хорошо владел собой, и распознать, что у него на сердце, было трудной задачей. А уж прямо он никогда не скажет. Аксон лишь заметил, что Сюн стал часто пропадать где-то в Долине, и ученики не могли его найти. Хранитель бы заподозрил, что Сюнлин снова летает на место старого дома, однако он всегда возвращался оттуда задумчивым, а сейчас в его душе ощущалась лёгкое спокойствие.

«Вот и хорошо, — кивнул самому себе Хранитель. — Может, мой совет всё же пошёл Сюну на пользу».

— «Когда огонь затопит реки и пепел станет выше облаков, мы снова встретимся — уже навеки. В танце над бездной увидимся вновь».

Сюн сидел у дерева и бормотал слова, пока ветер трепал его волосы из-за спины. Кленовый лист сорвался с ветки и закружился в танце с потоками воздуха. Но вместо того, чтобы упасть вниз с края скалы, лист неожиданно воспарил вверх, подхваченный ветром, и бережно опустился Сюну на колени.

Сюн взял лист за стебелёк и обернулся. Лань с озорной улыбкой отняла губы от флейты.

— Ты разговаривал с ветром?

Сюн расслабленно откинулся на ствол клёна.

— Читал стихи.

— Про пропасть и бездну?

— Ага.

— Я спрашивала наставницу по искусствам, но она не знает таких стихов. Кто их написал?

— Её зовут Аликс.

— Местная поэтесса?

Сюн отвёл взгляд.

— Вроде того. Только она не известна как поэтесса. Если тебе интересно, то в библиотеке должен быть переписанный экземпляр её стихов.

Лань на некоторое время задумалась, а потом украдкой глянула на Сюна. Он бы подумал, что она стесняется что-то спросить, но «стесняться спросить» это явно не про Лань.

— Сюн, я слышала, ты не получаешь бумажных птиц. Это правда?

— А ты мне что-то посылала?

— Да, но ты не ответил. Не получил? Или это я что-то с музыкой напутала?

Сюн неловко откашлялся. Правильней было бы сказать не то, что он не получает бумажных птиц, а то, что он их не читает. Как только заметит такую на горизонте тут же отправляет в полёт в свою комнату, а там, пока никто не видит, сжигает, не глядя. Было время, когда за ним летали целые стаи, особенно с «женской половины». Раздражали как мошкара в лесу. Отмахнуться — физически нельзя, а уничтожить при всех — невежливо.

— Скорее всего, ты всё сделала правильно. Просто ко мне лучше не посылать птиц, а сказать всё лично.

— Хм. — Лань кивнула так, будто приняла к сведению. — Тогда хорошо, что я не отправила птицей это.

Не успел Сюн спросить, о чём речь, как Лань протянула ему рисунок: красный склон, покрытый густым лесом, над которым летали птицы, в кратере горы виднелось небесно-голубое озеро, а у горизонта поднималось солнце.

— Это тебе.

— Мне?

Сюн удивился. Не то чтобы ему раньше не пытались ничего подарить девушки. Сюн всегда вежливо благодарил их, но, когда понял, что за их намерениями скрывалось кокетство, и девушки воспринимали его вежливость превратно, Сюн перестал принимать подарки. С тех пор их больше не дарили.

— Мне хотелось что-нибудь сделать для тебя, но я умею только рисовать — пояснила Лань.

«Ты и так делаешь», — подумал Сюн.

— За всю твою помощь с нотами, флейтой и горой Вейж это, конечно, весьма крошечная благодарность, — Лань показала «крошечность» пальцами. — Но всё-таки…

«Всего лишь благодарность, — вздохнул про себя Сюн. — Лань делает это потому, что чувствует себя обязанной мне?» От этой мысли он почему-то ощутил разочарование. Но тут Лань пояснила:

— И ещё я хотела подбодрить тебя. Ты ведь говорил, что любишь путешествовать?

— Люблю, — в замешательстве кивнул Сюн.

— А мне вот редко удавалось. Сейчас я дальше от дома, чем когда-либо. Но даже так на моей родине есть много красивых видов. И если когда-нибудь ты будешь в Редауте, я обязательно покажу тебе самые волшебные места. Как это, — она кивнула на рисунок.

Сюн посмотрел на чернильные линии незнакомых гор и голубизну неведомого озера и пробормотал:

— Выглядит красиво.

— Я однажды ходила туда с братом и сестрой. Эмину так понравилось, что он нарисовал эту гору и подарил мне рисунок на прощание, когда я уходила учиться. Я подумала, что могла бы показать эту гору и тебе, вот и нарисовала тоже. Она действительно очень красивая. Поэтому считай мой рисунок обещанием… большего.

Сюн подумал и честно ответил:

— Я не знаю, буду ли я когда-нибудь по делам в Редауте. Но если это обещание, то никто не станет со мной спорить, что данное слово надо держать, — улыбнулся он.

— Хорошо!

Лань протянула ему мизинец. Сюн рассмеялся такому ребячеству, но взялся за него своим, и они поклялись.

Так проходили дни. После экзаменов возобновились занятия. В средней группе Лань подружилась с несколькими девочками, и в её жизни появилась не только учёба, но и дружба. И… в её жизни появился Сюн.

— Я научила девочек игре. Арика проиграла жеребьёвку, и ей пришлось раскрыть секрет, — Лань рассказывала, увлечённо жестикулируя. — Ты знал, что наставница Одда и наставник Бернт по ночам тайком попивают вместе ликёр?

— Я не знал.

— Почти целовались! Арика клянётся, что сама видела. Она однажды вышла из комнаты в комендантский час и застукала их в беседке. К счастью, вовремя сбежала, и наставница не знала, кто их заметил. Но ещё дюжину дней Одда с прищуром смотрела на всех учениц. Держу пари, она тайком заклинала ветер, чтобы выдал ей имя.

Сюн рассмеялся:

— Впервые слышу, чтобы у ветра спрашивали подобное. Вряд ли он что-то сказал.

— А ветер и не сказал, но…

Лань замялась.

— Что?

— Арика рассказывала так громко и увлечённо, что… В общем, дверь распахнулась и на пороге стояла разъярённая Одда. Прикинуться ветошью не вышло.

— Неловко получилось, — улыбнулся Сюн.

Он расслабленно лежал на траве, смотрел на мерно плывущие облака и слушал весёлую болтовню Лань о жизни, которую сам, казалось, пропустил. Его репутация настолько кристальна, что его не зовут в компанию нарушителей спокойствия. Напротив, стоит Сюну подойти, как все тут же замолкают и неуклюже делают вид, будто чем-то заняты. А когда Сюн проходит мимо, шёпот за его спиной возобновляется.

— Как прошли твои экзамены? — спросил Сюн.

Единственная тема о Долине, которую он мог бы поддержать в беседе. Но с Лань даже такая скучная тема обретала свои краски.

— О, я показала старшей наставнице своё «Порхание», и она назвала это: «Ловкость кошки, грация картошки», — Лань изобразила строгий голос наставницы. — Пожалуй, это была самая большая похвала из всех, что я от неё слышала. Так что всё прошло хорошо! — лучезарно заключила она.

Сюн рассмеялся и растянулся на траве.

— А что у тебя произошло? — внезапно спросила Лань.

— У меня?

Сюн приподнял голову и задумался. Что он может рассказать?

— Я… практиковал медитацию.

Больше он ничего не вспомнил.

— Разве это «произошло»? — махнула рукой Лань. — Её все практиковали на прошлой неделе. Я думала, я волком завою.

— Почему?

— Скучно же! Сиде-е-еть с закрытыми глазами и молча-а-ать. Даже думать ни о чём нельзя.

— В этом и состоит суть медитации — освободить голову от лишних мыслей и эмоций.

— Но ведь они важны! «Эмоции — это музыка нашей жизни, хор, в котором…»

— «…сливаются голоса нашего внутреннего мира и мира внешнего», — закончил цитату из учебника Сюн. — Всё так. И именно поэтому если ты не контролируешь эмоции, то и контролировать магию не сможешь. Например, тебя занимает давняя обида, но прямо сейчас от тебя требуется сыграть «Спокойный сон». Твои мысли в беспорядке, и такой настрой выливается в «рваные» звуки. Так «сон» спокойным не будет, скорее кошмар нашлёшь.

Сюн безмятежно улыбнулся собственной шутке. Когда он в последний раз шутил?

— Да ладно. Нет у меня никаких обид. Держать в себе такой балласт — это у самой крыша поедет. Так что и медитация мне не нужна, — надулась под конец Лань.

— Говорят, успешно овладев медитацией, можно услышать биение сердца рядом сидящего. И если вы играете, и ваши сердца бьются в унисон, из этого рождается самая сильная музыка.

Лань наклонила голову в задумчивости, словно ребёнок, которому дали новое знание о мире.

— А ты можешь услышать моё сердце?

Вопрос застал Сюна врасплох. На самом деле он лишь слышал о подобном и никогда не пытался воплотить. Он редко играл с кем-то дуэтом, но даже тогда ему хватало музыкального слуха. Сюн посмотрел на Лань — она пристально смотрела на него. В груди застучало чаще.

— Мне кажется, я сейчас слышу твоё, — улыбнулась Лань. — Давай сыграем.

Сюн продолжал молча смотреть на неё, и взгляд Лань стал вопросительным. Затем Сюн улыбнулся и достал флейту.

— Какую мелодию ты хочешь?

— «Порхание бабочки».

Лань подошла почти вплотную, словно давая услышать своё сердце, и прикрыла веки. Сюн смотрел на веер её опущенных ресниц и лёгкую улыбку и почувствовал, как его собственное сердце стучит всё отчётливей.

Когда же их сердца и впрямь зазвучали в унисон, оба это почувствовали и начали играть. Из двух флейт полилась нежная и гармоничная мелодия. Стопы оторвались от земли и воспарили так легко и невесомо как пушистый одуванчик на ветру.

Лань открыла глаза и вдруг прыгнула на ближайший скалистый выступ. Сюн последовал за ней. Она взмыла выше, и он потянулся следом. Так они и скакали по горам друг за другом. Порхали в воздухе бабочками, словно в танце. И в звуки музыки вливался беззаботный смех.

Дайяна направлялась к Хранителю с горой свитков. Наконец-то результаты экзаменов оформлены и написан новый план обучения для всех групп. Дайяна не спала ночь, чтобы всё сделать, и искренне надеялась, что Аксон отметит её скорость и мастерство.

За глаза говорили, что у Долины ветров есть не только Хранитель, но и Хранительница, которая бдит обо всём, чем живёт и дышит школа. Дайяне это нравилось. Формально титул Хозяйки Долины пустовал, потому что Хранитель не женат, но её обязанности никуда не девались. Поэтому Дайяна с готовностью взяла всё на себя как старшая наставница… и как самый приближённый к Аксону человек.

Все его заботы Дайяна считала своими, разделяла всего его беспокойства. Даже к Сюну относилась так, будто это и её племянник. С ней Аксон мог обсудить что угодно. К ней шёл, когда у него бывало тяжело на сердце. И на этот случай Дайяна всегда держала запас его любого чая с кардамоном.

От размышлений Дайяну отвлёк смех. Она остановилась и увидела, как вдалеке на тропу пикируют два ученика.

«Встречи и свидания запрещены уставом! Что это за парочка?!» — возмутилась старшая наставница и сделала несколько грозных шагов в направлении нарушителей… но удивлённо замерла на месте, когда узнала в старшем ученике Сюна.

Было не слышно, о чём они разговаривали, но Сюн улыбался и что-то объяснял с флейтой.

«Всё понятно. Очередная поклонница поймала его и вынудила делать с ней уроки, — вздохнула Дайяна. — Сюна наказывать не за что. Он благовоспитанный мальчик и всегда приходит на помощь ближнему. Но по уставу «женской» и «мужской» половине запрещено пересекаться друг с другом. Девчонка намеренно нарушила устав, когда обратилась к нему. Её и стоит наказать!»

Дайяна внимательнее присмотрелась к ученице, которая не переставала шуметь и размахивать руками: «Лань! Опять эта Лань! Сколько бед от неё!» Старшая наставница кипятилась, как чайник: мало того, что Лань выпросила у Сюна его старую флейту, так ещё и постоянно в его компании оказывается! Бедному мальчику и так прохода не дают, так ещё и она своё присутствие навязывает.

Старшая наставница преисполнилась решительности это пресечь, но ученики в этот момент махнули друг другу руками и разошлись. Что же делать? Если всё же наказать Лань, то в это будет втянут и Сюн. Он больше не младший наставник, и запрет на встречи с другой «половиной» на него снова действует. Если эта Лань начнёт заявлять, что виновата не одна она, и назовёт имя Сюна…

Дайяна покачала головой. Нет. Не стоит впутывать в это мальчика и добавлять забот Хранителю. Пусть только эта Лань снова провинится, старшая наставница лично возьмёт в руки прут и надаёт ей по пяткам так, что та неделю не встанет. И никакие жалобы, что скоро Фестиваль фонарей, не проймут!

«Фестиваль фонарей…» — Дайяна с тоской посмотрела на темнеющие облака. Когда-то и она пускала в небо огонёк, вложив в него самое сокровенное желание. Не сбылось. Всё это глупости и праздное развлечение для молодёжи…

Фестиваль фонарей проводили каждый раз, когда западный ветер разворачивался и начинал дуть в сторону Великого моря. Лань пришла в Долину чуть позже и не застала то время, и следующего Фестиваля пришлось ждать больше года. А меж тем это было самое долгожданное событие среди учеников.

В этот день «женская» и «мужская» половина собирались одновременно на большом холме в сумерках и разрисовывали фонари, мысленно вкладывая в них желания. Затем пускали их в воздух и играли музыку, управляя своими фонарями до тех пор, пока естественный ветер не подхватит их и вконец не унесёт к горизонту.

Поэтому ученики преисполнялись воодушевлением ещё задолго до Фестиваля. Некоторые переживали, что на них не хватит фонарей, а потому в назначенный день бежали за ними первыми. И теперь, едва небо потемнело в близких сумерках, вереница людей в белых одеждах и с инструментами устремилась ручейком по узкой тропе на запад.

Пологий, заросший травой холм располагался на самом краю Долины вдали от огней её обитаемой части. Здесь поблизости не было ни скал, ни деревьев, в прозрачном воздухе пахло пылью и свежей травой. Здесь западный ветер особенно силён и волен. Он летел к сверкающему в закатном солнце морю и уносил огни фонарей высоко и далеко — за все мыслимые человеком пределы. Именно поэтому считалось, что вложенные в фонари желания достигают небес и будут услышаны.

Мальчики и девочки, девушки и юноши расселись на траве и со всем тщанием рисовали кистями свои послания. В основном друзья объединялись с друзьями, но встречались и парочки, что выдавало в них нарушителей устава. Вот только не пойман — не вор, а сегодня никакие запреты не действовали.

— Сколько же свиданий сегодня будет назначено… — усмехнулась Лань, глядя на них.

Она лавировала между сидящими, искала знакомые лица и местечко, где можно опуститься. Затем она услышала своё имя и обернулась. Арика и девочки подзывали её руками. Рядом махала Нави. Неподалёку с младшей группой сидела Ксияна, но на Лань не взглянула.

Лань протиснулась к подругам и заключила Нави в тискающие объятия, словно младшую сестричку.

— Повезло, что удалось увидеться здесь!

— Не «повезло», — хмыкнула Нави. — Я специально отыскала Арику и ждала тебя тут. Знала, что ты будешь поблизости.

— Ты всегда была умненькой, — умилилась Лань, словно и впрямь гордилась младшей сестрой. А то, что эта «сестра» из младшей группы вдвое смышлёней «старшей», Лань не волновало.

Они вместе опустились на траву, разложили чернила и взялись за кисти. Арика нарисовала распустившийся пион. Падма и другие девочки рисовали птиц, животных, луну и звёзды. Нави просто начертала три волнистые линии — символ воды. Кажется, она скучала по дому. Лань же сидела и хмурила лоб.

Стоило подумать о рисунке заранее, а не спешно придумывать сейчас. У неё и желаний-то не было. Год назад Лань мечтала попасть в школу ветра и научиться магии. Она это сделала, даже перешла в среднюю группу. Обрела подруг и… друга. Чего ей ещё желать?

Лань подняла голову, всматриваясь в рисунки других людей. Вдруг что-то наведёт на мысль? И вдалеке увидела одинокую фигуру.

— Послушай, а это не Сюн там?

Нави оторвалась от молитвы и подняла голову в указанном направлении.

— Да, это он. Говорят, он всегда пускает фонарь один.

— А сегодня Ветерок не прячется, — заметила Арика, выводя последние штрихи.

— «Ветерок»?

— Это его прозвище — Весенний Ветерок. Прозвали так в Долине, да и в Ванлинде в целом.

— А Сюн об этом знает?

— Понятия не имею. Никто ж в глаза его так не называет.

— А почему он должен прятаться?

— Ну так многие девчонки его весь Фестиваль разыскивают, чтоб хоть одним глазком взглянуть. Вот его обычно и не видно.

— Пойду поздороваюсь. И спрошу заодно.

Лань поднялась с места, но её тут же потянули за рукава обратно.

— Э, ты чего? Жить надоело? Это же Сюн! — зашикали на неё девочки. — Он-то тебя, может, и не съест — слишком хорошо воспитан. Зато остальные живьём сожрут за то, что претендуешь на «их» сокровище.

— Да-а-а, мне это знакомо, — нервно посмеялась Лань.

Ей показалось, что в этот момент Ксияна повернула голову в её сторону, но тут же молча отвернулась.

— Я всё же поздороваюсь.

Лань освободила рукава и с фонарём в руках направилась к Сюну. Подруги уставились на неё как на сумасшедшую, и Лань расслышала позади что-то про поминальные свечи.

Она подошла со спины и через плечо Сюна разглядела на его фонаре аккуратно выведенные слова: «В танце над бездной увидимся вновь».

— Аликс? — спросила она.

Сюн вздрогнул, но, когда увидел Лань, расслабился. Она кивала на строки.

— Да. А что у тебя?

Сюн взглянул на её фонарь и с удивлением обнаружил пустоту.

— Э-э, я так и не придумала, что нарисовать. И что загадывать тоже не придумала, — Лань виновато почесала затылок. — Может, ты подскажешь что-нибудь?

— Но ведь тогда это будет моё желание, а не твоё.

— А я не против. Точно! — воскликнула Лань. — Я загадаю, чтобы сбылось твоё желание. Так ведь больше вероятность?

Сюн посмотрел на неё широко раскрытыми глазами. Он пошевелил губами, словно хотел что-то сказать, но так и не нашёл слов. Лань, не замечая этого, снова наморщила лоб в размышлениях. Она постучала по носу деревянной флейтой, и её взгляд упал на янтарную бусину с застывшим в смоле парашютиком.

Лань тут же улыбнулась и вдохновенно взялась за дело. Сюн молча наблюдал за движениями её кисти и пытался угадать, что она задумала. Когда Лань закончила, то с гордостью показала: на фонаре красовался качающийся на ветру пушистый одуванчик, а от него открывались маленькие парашютики.

— Красиво получилось, — похвалил Сюн.

В этот момент в небо взлетели первые фонари и раздались первые звуки «Призыва ветра». Огоньки, светившие сквозь белые силуэты бумаги, один за другим заполнили поляну, будто сотня маленьких призраков устремилась вверх.

Воздух наполнила волшебная музыка. Звуки духовых и струнных соединялись в спокойной, но яркой гармонии. Они то звучали в унисон, то подчёркивали отдельные фрагменты мелодии. Как разные нити, сплетались в единый узор.

И ветер им вторил. Он подхватывал фонари и качал их как колыбель, унося всё дальше и выше. И вскоре к морю устремилась воздушная дорога золотого света.

Лань и Сюн посмотрели друг на друга и одновременно запустили фонари. А затем достали флейты и заиграли свою мелодию, вкладывая в неё желание — одно на двоих.

Те, кто был рядом, удивлённо обернулись. Ведь они двое играли не обычный «Призыв ветра», а изменённую Сюном версию. Но она так плавно легла на фон основной мелодии и так отвечала их бьющимся в унисон сердцам, что ветер охотно откликнулся. Он поймал их фонари над обрывом и закружил в танце как двух светлячков.

Стих об ожидании встречи и летящие к новой жизни семена.