Мелодия огня и ветра. Том 1

Глава 23. О помощи просят втайне

Сквозь прикрытые веки в мыслях проносились мелодии, лица, голоса, смех и слёзы. Буран сменялся туманом, и тихое эхо музыки долетало сквозь пространство и время… пока ладони не почувствовали тепло.

Сюн открыл глаза и уставился на вложенную в его руки чашку чая.

— Замёрз? — заботливо спросил Вэй. Казалось, у него уже было наготове одеяло, чтобы закутать брата.

— Странно спрашивать меня об этом в такую жару.

— Ну мне-то не рассказывай. Как ты вообще такое сотворил? Я и раньше в тебя верил, но это! Ты сам сочинил?

— Угу.

— Как называется?

— «Испытание ветра в алмазном инее».

Вэй задумался. У музыкантов ветра была мелодия «Серебряный иней». Ею можно охладить воздух настолько, что пойдёт снег, а ближайшие предметы покроются ледяным стеклом. Вэй не видел пользы в такой мелодии, а потому никогда её не разучивал. Кто бы мог подумать, что это направление магии ветра настолько грозное. Но даже так… создать в жару бурю такого масштаба, это поистине…

— «Испытание ветра», говоришь… — задумался Вэй. — Теперь понимаю, как ты прошёл испытание горы Вейж. Значит, этой мелодией ты обуздал ледяной ветер?

— Нет.

— Нет? — удивился Вэй, собственное предположение показалось ему разумным.

— Эту мелодию пел мне сам ветер. Я играл ему другую, — пояснил Сюн, грея руки о чашку.

— Если ветер на горе творил с тобой то же, что и ты сегодня, то не представляю, как ты выжил.

— Я был искренен с ним.

— Мне не понять, — качнул головой Вэй.

Когда он закончил учёбу, то тоже напросился пройти испытание. Вот только ветер не покорился, и понадобилась помощь наставника, чтобы вытащить Вэя с горы невредимым. Сюн же прошёл испытание ещё будучи учеником. Говорят, это лишь отчасти зависит от таланта и навыков. Чтобы успокоить дикий леденящий ветер, требовалось что-то ещё. Была ли это внутренняя сила или предрасположенность к глубокому пониманию стихии, никто даже из прошедших испытание не мог сказать наверняка.

Вэй кивнул самому себе, оставляя эту тему, и достал из-за пазухи письмо, которое ему вручили час назад.

— Отец просит нас с войсками вернуться, — сказал он уже серьёзно.

Сюн, только пригубивший чай, поднял голову.

— Сейчас?

— Боюсь, что да.

Значить это могло только одно — отец не справляется, и ему нужна помощь.

Вэй быстро оценил ситуацию и сказал командованию Шуйфена, что Айварс планирует напасть на них с тыла с захваченной территории Ванлинда. А потому следует выступить навстречу принцу и перехватить атаку. Молодой князь Реншен не возражал, даже из вежливости пожелал удачи в бою, хотя наверняка не поверил, что Вэй старается ради общего дела, а не только своего. Но, по крайней мере, это не выглядело так, будто Ванлинд сбегает.

— Действительно важно, как это выглядит? — спросил Сюн.

— Для истории это капля в море, а вот нам пригодится. Ты не представляешь, как все любят припоминать друг другу малейшие промахи и слабости. И тот, у кого их слишком много, теряет преимущество в переговорах, — ответил Вэй. — Но если мы одолеем Айварса, будет уже неважно, почему мы оставили Шуйфен одних. Это усилит наши позиции.

— Шуйфену и без того здесь нелегко. Если бы Редаут не сражался на два фронта…

— Да, нас спасает то, что он разделил силы. Мощь Редаута в его музыкантах. Соберись они все в одном месте, мы бы и близко не подошли к их границе.

— Неужели Элдинг так и не придёт сюда помочь?

— Элдинг с Шуйфеном на ножах. Княжество молний ведь откусило кусок территории и объявило своим, а Шуйфен в ответ… ну ты знаешь историю. Такое не забывается и через сто двадцать лет. Так что Элдинг предпочёл объединиться с Ириандом, чем с Шуйфеном, и напасть на Редаут с юга. Хотя зря, я считаю. Для Элдинга это была бы отличная возможность показать себя как самостоятельное княжество перед Шуйфеном и как незлопамятный сосед перед всеми остальными. Но дело их. Если Шуйфен действительно сможет прожевать столько, сколько хочет откусить в этой войне, то его влияние возрастёт. А с ним уже сейчас трудно иметь дело.

— Тут война идёт, а мы о чём думаем? — вздохнул Сюн.

— Правители думают об этом постоянно, — снисходительно и горько улыбнулся Вэй. — Когда война закончится, наступит мир, а мир — та же война, только воюем словами.

— И как ты всё это выдерживаешь?

— Ну я-то с детства знал, куда мне предстоит нырнуть, и учился. Ты тоже, Сюн, не забывай: хоть Долина и не участвует в политике и формально независима, но в глазах других княжеств она — часть Ванлинда. Это тоже имеет значение. Не удивляйся этому, когда станешь Хранителем. Что же касается Шуйфена, то надолго один он не останется. Князь Койдена скоро пришлёт кое-какие силы во главе со своим сыном. А пойдёт он — моими стараниями — через Ванлинд, поэтому подсобит и нам.

— Я думал, Койден не станет вмешиваться. Редаут далеко от его границ.

— Отец тоже так думал, поэтому не слишком рассчитывал получить ответ. Но я написал молодому князю. Помнишь, я говорил, что мы знакомы? Кайдан, конечно, ещё не князь, но тоже кое-что может.

— Что же ты пообещал молодому князю за это?

— Ничего. Просто напомнил, что он мне денег должен.

Сюн округлил глаза.

— Сколько ж он тебе задолжал? И за что?

Вэй загадочно улыбнулся.

— А это, дорогой брат, важнейший секрет двух княжеств. Надеюсь, ты его сохранишь.

Сюн не знал, что думать. С таким выражением лица Вэй мог и вершить государственные дела, и нести полную пургу. Поэтому на всякий случай кивнул и перевёл тему:

— А Лердэ? Оно не будет участвовать в войне?

Улыбка на лице Вэя погасла, и он тяжело вздохнул.

— Княгиня Лердэ осторожна. Она вступит, когда почует, что ветер подул в нужную сторону… или наоборот дождётся, когда мы будем на последнем издыхании, и со свежими силами «благородно» придёт нас спасти.

— Вон как…

— На войне нет бескорыстных мотивов, Сюн. Они закончились, когда мы переступили границу Редаута. И нападаем на Редаут мы уже ради других целей.

— Например?

— Увеличить влияние, заработать репутацию, набрать богатств. Куда без этого.

— И тебе это нравится?

— Дело не в том, нравится мне или нет. Так обстоят дела в мире. Моё место в нём определено, и я стараюсь подготовиться к нему как можно лучше.

— Кажется… я начинаю понимать, о чём говорил Айварс.

— Что? — оторопел Вэй.

— Что власть беспринципна, — ответил Сюн и прямо посмотрел на Вэя.

— Не всё так плохо, — пожал плечами он. — Правители бывают разные. Одни, получив власть, сохраняют свои принципы, другие — теряют, третьи проявляют гибкость. На любом месте важно остаться хорошим человеком. Хороший человек, возможно, и не станет хорошим правителем, но плохой человек не станет им точно. Я себя считаю хорошим человеком, Сюн. И отец наш тоже — хороший человек. Разве нет? — Вэй ласково посмотрел на брата.

— Да… конечно.

— Я понял, о чём ты подумал. Вот что: если тебе покажется, что власть меня портит, разрешаю тебе хорошенько мне врезать и напомнить о нашем сегодняшнем разговоре. Так, пожалуй, и мне будет спокойнее…

— Да я… не то чтобы об этом подумал, — только мог протянуть Сюн. И как их разговор дошёл до этого?

— Всё, не забивай сейчас голову. Сосредоточься на защите наших земель и людей. Это дело подходит тебе куда больше, чем все эти подковерные интриги.

Сюн задумчиво всматривался в чашку и грел об неё руки, пока та не остыла. Поверхность чая насыщенного медового цвета напомнила ему о паре глаз, и Сюн передёрнул плечами. Вэй расценил эту реакцию по-своему и всё же накинул брату на плечи тонкий плащ.

— Вэй… я хочу задержаться на несколько дней.

— Зачем?

— Хочу проститься с погибшим генералом Кангом и, возможно, помочь Шуйфену в следующей битве. Если Редаут увидит на другой стороне ветер, то не сразу поймёт, что войска Ванлинда ушли.

Сюн напридумывал ещё пару причин, и Вэй их все внимательно выслушал, но комментировать не стал. Сказал только:

— Надолго не задерживайся.

На этом они расстались. Вэйлин взял с собой все войска, за исключением отряда, который защищал Сюна, и уехал в Ванлинд.

На следующий день Сюн пришёл на похороны генерала Канга и с грустью смотрел, как почётный караул отдаёт прославленному генералу последние почести. Его солдаты стояли с понурыми лицами, но не смели прилюдно выражать чувств. Лишь крепче сжимали рукояти оружия.

— Вам его жалко, молодой князь Сюнлин?

Реншен снова бесшумно подошёл сзади.

— Конечно. Он был хорошим человеком.

— Значит Канга вы жалеете потому, что он хороший человек, а не потому, что он мёртв?

— Вас слишком задело то, что я закрыл глаза редаутскому солдату, молодой князь Реншен, — не отрывая взгляда от процессии, ответил Сюн. — Это был простой жест без умысла. Не думайте об этом слишком много.

— Но вот перед вами мёртвый человек, к которому вы хорошо относились. Неужели вашей жалости хватает даже на его убийц?

— Что же в ней плохого? Жалость безвредна.

— Нет, если из жалости вы отпускаете злодея, а он продолжает творить зло. Тогда все его последующие жертвы на вас.

— Не на мне — на нём. Впрочем, это пустой спор, поскольку я ещё никого не отпустил.

— Но можете, — с нажимом сказал Реншен. — Это делает вас очень ненадёжным союзником. На войне такое не допустимо, потому что может стоить слишком многого.

— Порыв атаковать, когда силы слабы, тоже мог стоить слишком многого. Горячие помыслы иногда лучше остужать метелью.

Рен понял прозрачный намёк и хотел ответить, но тут на его плечо легла тонкая рука в синем рукаве. Сюн заметил девушку с лирой, которую видел перед боем. Она будто смотрела на весь мир со снисходительностью, и каждый обитатель этого мира мог рассмотреть в её глазах высокий звёздный свет вкупе с земной практичностью.

— Младший братик, не приставай к господину Сюнлину, он ещё так молод. И дела тебе предстоит вести не с ним, а с его братом. Вот только до этого ещё далеко. Не думаю, что отец спешит уступить тебе место. Умерь свой пыл.

Рен хотел закатить глаза, но сдержался. Сюн проводил его молчаливым взглядом. Девушка сложила руки в приветственном жесте.

— Амэя, княжна Шуйфена.

— Сюнлин, второй молодой князь Ванлинда.

— Не берите в голову, господин Сюнлин. Мой брат слишком торопится и стремится ухватить и зажать в кулаке все связи, какие видит вокруг. Однако Долина, насколько я знаю, держит нейтралитет?

— Лишь территорий. Замыслами она с Ванлиндом, — ответил Сюн, вспоминая недавние слова Вэя.

— Разве такое положение дел не расшатывает ситуацию внутри княжества? Я слышала, что однажды это послужило причиной конфликта, — намекнула княжна на историю предков Сюна. — А раз был один прецедент, то может случиться и второй.

Все всё знают. Сюну пора бы уже с этим смириться, но он не хотел это обсуждать, а потому быстро перевёл тему.

— Госпожа Амэя. Зачем нам копаться в столь давних историях, когда прямо перед нами творится другая? Я слышал, вы обязаны жизнью генералу Кангу. Так давайте оставим политику и мирно простимся с ним как союзники. А воевать словами будем потом.

Амэя только хмыкнула и перевела взгляд на тело генерала. На миг она почувствовала лёгкий укол вины, но лишь на один миг. Что же… если даже у его собственных правителей не нашлось для него жалости, то сочувствия Сюна хватит на все три армии.

«Хватит ли? — услышал Сюн неприятный шепоток внутри. — А если одна из этих армий убьёт твоего близкого, их мёртвым телам ты тоже посочувствуешь? Или будешь проклинать и колоть, пока не разорвёшь их на части? А если…»

Сюн содрогнулся. Амэя с любопытством покосилась на него. Сюн снова взглянул на восток.

— Княжна Амэя… вы не знаете, когда ваш брат планирует новое наступление?

Аилань понуро сидела в карете на пути в столицу. Её руки тряслись, стоило им коснуться медно-золотой флейты. Летящий с неба огонь до сих пор стоял перед глазами. Её ветер помог ему окрепнуть и придал скорости. Скольких людей он убил? После битвы Аилань отвернулась, не стала смотреть ни на живых, ни на мёртвых. Это казалось ей избеганием ответственности, но Аилань чувствовала, что если снова увидит усеянное мертвецами поле, то больше не сможет сыграть ни одной ноты. А ещё… она боялась увидеть среди тел знакомые черты.

Сейчас Аилань снова воспользовалась обозом с ранеными, чтобы хоть ненадолго вернуться домой. И чем дальше оказывалась от места сражения, тем слабее ощущала дрожь и легче становилось дышать. Но что будет, когда война доберётся до столицы? До дворца?

Очень скоро отец-император снова отправит её на передовую. Может, уже завтра. И что тогда?

Впервые Аилань хотела, чтобы ветер не отвечал ей, но тот почему-то каждый раз откликался. Неужели эти мелодии в её исполнении стали так сильны, что больше не нуждались в искренности? А затем вспомнила, что наставница Дайяна говорила в Долине Ветров, когда учила медитации:

«Мелодия — это разговор. Ноты — это слова. Если сыграть по нотам, то слова будут произнесены. Они могут быть притворством, но всё же произнесены. И от мастерства музыканта зависит, поверит ли ветер. Так тоже можно. Ведь человек не всегда испытывает то, о чём играет. Поэтому мы занимаемся медитацией, чтобы суметь вызвать жизнерадостный ветер даже тогда, когда на душе скребут кошки. И всё же самая сильная музыка всегда рождается из искренности».

Восточный ветер был так силён, даже когда Аилань того не желала. На что же он способен, если она позовёт его от всего сердца?

За окном кареты послышались множественные голоса. Беженцы из приграничных земель пешком шли в столицу, чтобы оказаться подальше от войны.

— Я слыхал, Золотая Свеча помогает беднякам. Может, и нам поможет?

— Я тоже слыхал. Но что-то давно про неё ничего не слышно и не видно. Может, забросила это дело. Прихоть пришла, прихоть ушла. Такие богатеи всегда лицемеры — сначала дадут вкусить сладость и заронят надежду, а потом обрубят её на корню. Лучше б изначально не встревали. Так хоть честнее было бы!

— Да, если помогать, то до конца. От крох пользы нет.

— В общем, не мечтай о помощи. Мы сами по себе.

Аилань сжала губы в тонкую линию. Виета бы точно приехала к ним и оплатила кров и еду, распорядилась бы раздать одеяла, одежду и лекарства, сама бы перевязывала их раны. Но знали бы люди, что их «Золотая Свеча» сейчас в заточении во дворце. А если бы и узнали, то что? Махнули бы рукой.

После пытки огнём Аилань была ни жива, ни мертва. Виету наконец пустили к ней, но сколько бы та ни спрашивала и ни умоляла поговорить с ней, Аилань молчала. Но как только Виета сдёрнула одеяло, то застыла в ужасе. Аилань вялыми руками поспешила снова его натянуть.

— Виета, ты сможешь… — наконец прошептала Аилань, Виете пришлось наклониться к её губам, чтобы расслышать, — взять Эмина и уйти из дворца? Из столицы? Из Редаута?

Виета подняла голову, на ум пришла страшная догадка.

— Аилань… что сказал император? Что он сделал с тобой?

— Ты сможешь?

Виета сделала глубокий выдох.

— Не смогу, — призналась она. — Когда войска других княжеств пересекли границу, принцев и принцесс пускают только на передовую. Больше никак из дворца не выбраться. Даже в столицу нельзя. Я могла бы напроситься помогать раненым, но…

«Император вмиг всё поймёт и не пустит. А Эмина он отправит только в битву, где тот, скорее всего, погибнет».

— Ч-что император приказал тебе?

— Воевать, — без эмоций произнесла Аилань.

— Аилань. Если будет совсем тяжело, не делай этого. Я что-нибудь придумаю. Я уберегу Эмина.

— Как? Ты ведь не смогла уберечь даже меня.

«Я скорее обрушу Обсидиановый дворец всем на головы, чем позволю кому-то навредить тебе».

Виета отвела взгляд. В стороне что-то грохнуло — это Сона поставила на тумбу медный таз с прохладной водой и полотенцами. Она явно слышала последние слова.

По прибытии Аилань не пошла к императору, а он её не звал. Рейтану было достаточно отчёта с поля боя. Проходя мимо тронного зала, Аилань слышала, как генералы докладывают императору ситуацию:

— Мы пока удерживаем их у границы, но вражеская армия медленно продвигается вперёд. Не исключаю, что сражение может дойти и до Тхедаи. Перед ними нет других барьеров, кроме наших войск.

— Да пусть приходят. Посмотрел бы я, что они сделают, — усмехнулся император.

Казалось, Рейтан был в хорошем расположении духа, и никто не мог понять, о чём он думает. Тхедаи называли городом-ключом к столице. Его с Аматэ разделяло только ровное поле. Если сражение доберётся туда…

Аилань тихо прошла мимо. Она бродила по коридорам, пока в голове зрела мысль. Она завернула за угол и вздрогнула. Посреди пустого коридора у окна стояла её старшая сестра — одиннадцатая принцесса Юна.

Она родилась глухой и не умела говорить. Никто во всём дворце не слышал её голоса. Кормилица учила Юну языку жестов, но никто из братьев и сестёр, кроме Виеты, не выучил его, чтобы разговаривать с ней. Так Юна и бродила по дворцу подобно тени. Её так и звали — Тень. В детстве Аилань не понимала, что значит «глухонемая», и пыталась с ней разговаривать, приглашать в игры. Они почти ровесницы, и Аилань казалось это хорошей идеей, но Юна не реагировала. Аилань обижалась и в конце концов перестала к ней подходить. Много позже она всё поняла, но исправлять что-то уже было неловко и поздно.

Юна почувствовала, что на неё смотрят и обернулась. В глазах сквозила пустота равнодушия. Аилань с грустью подумала: «Неужели быть тенью подобно Юне — единственный способ остаться в стороне?»

Аилань дошла до другого крыла дворца и нерешительно остановилась перед дверью. Но прежде, чем успела постучать, дверь распахнулась.

— Илана. Можно с тобой поговорить? — выпалила Аилань.

Первая принцесса приподняла бровь. Никогда двенадцатая сестра к ней не обращалась. Но Илану уже ничто не удивляло в этом дворце, а потому она равнодушно махнула рукой и пригласила в комнату. Что может сказать ей «мелкая» сестра?

— Что тебе нужно? — спросила Илана.

— Виета говорила однажды, что ты очень хорошо знаешь отца. Знаешь… на что он способен.

— Не более того, что видела своими глазами.

— Илана… можешь спасти Виету и Эмина? Пожалуйста!

Аилань бухнулась на колени. Она хотела продолжить, но все слова, что собиралась сказать, испарились. В голову закрались сомнения. А если это ошибка? А если Илана обо всём расскажет отцу? Виета когда-то доверяла ей, но это было много лет назад. С тех пор они в ссоре, и кто знает, вдруг Илана захочет отомстить за давнюю обиду?

Аилань же не знала ничего об их отношениях, она не знала свою старшую сестру — Зимний Полдень… холодную и отстранённую. Илана стояла перед ней подобно ледяной статуе в струящихся шелках, и Аилань чувствовала её подавляющую ауру.

«Да они что, сговорились все?» — нахмурилась Илана. Её всегда устраивало, что младшие братья и сёстры держатся от неё подальше. После Виеты она не желала возиться с детьми. Но дети выросли, и детский страх перешёл в подозрение, презрение и опаску. Должно быть, Аилань пришлось пересилить себя, чтобы прийти.

— Ну? За разговор я тебя не съем. Говори, что собиралась. Отчего их вдруг понадобилось спасать? Это же не Виета с Эмином вляпались в гущу войны.

«В том-то и дело…» Аилань с усилием сделала глубокий выдох и села на полу.

— Илана… ты знаешь про вулкан Хайтана?

— Там проходят испытание музыканты огня. Я там никогда не была.

— Я была.

— Какой смысл? Ты ведь не заклинаешь огонь.

— Отец отправил меня туда, чтобы преподать урок. Сказал, что, если я не соглашусь участвовать в войне, он отправит к столбу Хайтаны Виету и Эмина. Они не выживут там, Илана! Спаси их! Я знаю, что вы с Виетой в ссоре уже много лет. Я не знаю всей истории, но ответь, сестра, ты ведь не желаешь ей смерти? Ты же вырастила её!

— Мелкая… — взгляд Иланы стал ледяным, и она медленно проговорила каждое слово: — Я не люблю, когда мной так нагло манипулируют. Я уже давала тебе совет и вижу, что он прошёл зря. Теперь ты решила, что можешь мной воспользоваться.

— Прости. Я не…

— Нынешнее положение Виеты и Эмина — это только твоя ошибка. Сиди ты тихо со своим ветром, ничего бы этого не было. Может, даже войны бы не было.

У Аилань болезненно сжалось сердце. К горлу подступили слёзы, но она их проглотила.

— Значит, ты не поможешь? Даже ради Виеты?

— И что ты хочешь, чтобы я сделала? Императору никто не может возразить. Ты попыталась и вот что вышло. Неужели ты думаешь, что у меня больше шансов?

— Я знаю. Я прошу… не говорить императору о моей просьбе. Я прошу тебя… вывезти Эмина и Виету из дворца.

Илана на миг замолчала.

— И как же я это сделаю?

— Я не знаю. Я… я могу усыпить стражу. Я знаю мелодию. Но мне нужна помощь.

— Если мелодия длиннее трёх нот, то стража поднимет тревогу раньше, чем ты закончишь. У каждого из солдат во дворце есть сигнальный огонь. Чтобы зажечь его, хватит мгновения. Усыпишь одного, всполошишь всех.

— Я… не знала.

— Разумеется, не знала, глупая малявка.

Илана отвернулась к окну. Качнулись золотые локоны. Аилань неуверенно смотрела в прямую, как струна, спину.

— Но ведь ты знаешь, Илана. Подскажи, как их спасти. Помоги. Только ты сможешь!

— И с чего ты так решила? — вздохнула Илана и потёрла точку у виска. — Я такая же невольница здесь, как и все остальные. Даже если ты сможешь вытащить Виету с Эмином из дворца, даже если они скроются от погони, даже если обогнут линию фронта, куда они пойдут? Думаешь, Виета так легко сможет найти работу и позаботиться об Эмине? Ты сама-то была во внешнем мире? Знаешь, как он опасен? Особенно во время войны. Особенно, когда эта война из-за Редаута. Стоит кому-то заслышать редаутский диалект, их разорвут на части. Здесь, пока ты выполняешь приказы императора, им хотя бы ничего не грозит.

Об этом Аилань не подумала. Каждое княжество имело слабо выраженный говор. Большинство его просто не замечали, а если и замечали, то обычно не обращали внимания. Так было в мирное время… Но теперь, когда Редаут развязал войну против всех …

На лице Аилань отразилось множество противоречивых эмоций, Илана прикрыла веки и начала теребить кольцо на пальце. «Правильно, может, хоть теперь эта мелкая научится думать. Выросла уже, а ума не прибавилось».

— Ну что? Всё ещё хочешь вызволить их из дворца?

— Хочу… — пробормотала Аилань.

— А ты не боишься, что я сейчас пойду к императору и всё ему расскажу?

Аилань покрылась холодным потом. Илана смотрела на неё свысока и жестоким способом учила не доверять никому.

— Боюсь, — призналась она. — Но император приказал мне убивать и ненавидеть. Я не смогу. А значит, Виета и Эмин…

— Сможешь. Любовь к близким всегда перевешивает сострадание к незнакомцам, — жестоко обрубила Илана и, чуть помолчав, добавила еле слышно: — И императору об этом прекрасно известно.

— Но они не все незнакомцы! — воскликнула Аилань, но тут же сомкнула губы и опустила покрасневшие глаза.

«Она знает кого-то на той стороне, — догадалась Илана. — Возможно, даже любит». Илана взглянула на сестру, что в отчаянии стояла перед ней на коленях. Даже если война не переломит её сострадание, в конце концов Аилань всё равно погибнет — от чужой руки или от своей собственной. Можно корить её за глупость и слабость, но войну начала не она, и не она её закончит. Заслуживает ли Аилань того, чтобы отдать этой войне своё сердце, своё милосердие, свой разум и свою жизнь?

Плечи Иланы опустились. Лёд светлых глаз сошёл и обнажил в них печальное море.

— Я что-нибудь придумаю. До тех пор молчи и делай, что говорит император.

От Акили:

Мы приближаемся к концу 1 тома. Какие впечатления?

Ждёте встречу Сюна и Аилань? А вот я не скажу, когда она будет и при каких обстотельствах. Но точно будет!

Пока хотелось бы увидеть ваши мысли.