Мелодия огня и ветра. Том 1

Глава 19. Жизни обращаются пеплом

Через ворота Аматэ проехала вереница гробов. Ветер рвал пламя факелов. Дождь накрапывал по деревянным крышкам, испещривал лежащие на них знамёна — красная гора на фоне солнца. Прохожие с любопытством и настороженностью провожали похоронную процессию и понимали, что та направляется к Обсидиановому дворцу.

На площади перед дворцом горели огни, и был выставлен почётный караул. Все принцы и принцессы, находящиеся в столице, стояли у подножия лестницы. Не было лишь императора.

Не появился он и тогда, когда процессия сделала круг вокруг площади и остановилась. Четыре гроба со знамёнами вынесли вперёд, остальные поставили поодаль. Затем сняли крышки и выставили над телами зонты, чтобы с покойными могли попрощаться.

Аилань стояла среди молчаливых сестёр и держала за руку Эмина. Перед ними в гробах среди алых ликорисов лежали их братья: четвёртый принц Болин, пятый принц Джен, шестой принц Лейвен и ещё… семнадцатый принц Анель.

Лейвена раньше всех убили в княжестве воды, когда он напал на их города. Болин и Джен захватили город, но зашли слишком далеко во вражеские земли и сами оказались в осаде. Никто не пришёл им на помощь, кроме Анеля, который после отказа Аилань решил действовать сам, чтобы впечатлить равнодушного первого брата. Погибли все трое. Анелю было всего четырнадцать.

Аилань посмотрела на притихшего Эмина и крепче сжала его руку. Зрелище мёртвых тел, один из которых почти ребёнок, леденило душу. Их бледные лица омывал столь редкий здесь редаутский дождь.

— Почему они умерли? — тихо спросил Эмин, и Аилань не сразу его услышала.

— Люди рождаются, стареют, болеют и умирают — таков их удел. Так что смирись, — сухо ответил девятый принц Кхиан.

На его военном счету была всего лишь пара деревень на границе с княжеством металла. Он ужасно злился по этому поводу, но при виде мёртвых братьев его гнев превратился в потухшие угли. Кхиан и сам не верил в свой ответ.

Когда подоспела вражеская армия, седьмой принц Тесай остался в Ирианде прикрывать его отход. И Кхиан не хотел видеть среди гробов пятый. А если увидит, сможет ли он тогда повторить: «Таков удел. Смирись»?

— Где в этом уделе сказано, что смерть приходит раньше болезни и старости? Это неправильный порядок вещей, — тихо пробормотала Аилань.

— Это не порядок. Это хаос, — ответила ей Виета и добавила тихим шёпотом: — Черны души тех, кто его множит.

Но её услышали.

— Так, может, «Золотая Свеча» их осветит? — съязвила десятая принцесса Ейлин.

Из всех принцесс, лишь она отправилась на поле боя за любимым братом и, как и он, понесла своё наказание за провал.

Виета покосилась на неё, но ничего не ответила. Золотой Свечой её прозвали в народе за доброту и сострадание. «Вы наш свет во тьме, госпожа», — говорили ей бедняки с благодарными глазами, когда Виета приходила в их дома с едой и лекарствами, оплачивала лекарей. Даже наведывалась в деревни по ту сторону границы. А теперь что? Её руки, что никогда не держали оружия, будут прокляты наравне с теми, что по локоть в крови.

— Что ты молчишь? — не унималась Ейлин. — Думаешь остаться чистенькой в своём белом платье? А их души зовёшь чёрными?

Ейлин указала на гробы.

— Я говорила не про их души, — ответила Виета.

Могла ли она сказать вслух, как ей жаль, что братья заплутали во тьме и погибли? Могла ли прямо указать, чью единственную душу считает чёрной?

— А про чьи же души ты говорила? Или, может… про чью?

— Хватит, — оборвала всех первая принцесса Илана. — Сегодня мы прощаемся с четырьмя братьями. Как бы мы ни относились к ним и друг другу, сегодня оставьте споры.

Ейлин что-то пробормотала и ушла. Вскоре начали расходиться и все остальные. Рейтан так и не вышел к сыновьям. Он не замечал их жизнь, не заметил и смерть. Лишь в окне его кабинета мелькнула занавеска.

Аилань осталась до конца. Она видела, как принцев, которые за всю жизнь так и не стали ей братьями, но всё же не были чужими людьми, окружают музыканты.

Торжественная и печальная мелодия раздалась под дождём, и мёртвые тела вспыхнули равнодушным жёлтым пламенем, обращаясь в пепел. Аилань тоже сыграла, словно прощалась с их душами. Останки принцев собрали в узорные чаши и отнесли в древнюю усыпальницу в сердце спящего вулкана. Говорят, что в конце мира этот вулкан проснётся и заберёт пепел всех императоров и их потомков, чтобы они возродились огнём.

Пропел боевой рог. Две армии столкнулись как встречные волны, замерли, а затем всколыхнулись и вгрызлись в ряды друг друга. Среди чёрных пятен одежды метались красные. Звон мечей и крики сотрясли небо, и то было лишь начало.

В обороне красно-чёрных воинов появилась брешь, и воины в чёрном устремились туда, словно вода сквозь прорванную плотину. Но не успели они обрадоваться, как вдруг перед ними выросла огненная стена. Воины обернулись, и стена отрезала им путь к отступлению. Ловушка!

Далеко впереди зазвучали зычные трубы, и воины в чёрном различили грозную, как поступь великана, мелодию. Небо над их головами окрасилось в оранжевый — то огненные стрелы летели прямо на них.

Вдруг в центр воинов мягко приземлилась белоснежная фигура, точно лебедь сел на поверхность пруда. В его руках взметнулась флейта, и округу огласила мелодия. Воины почувствовали дуновение ветра и посмотрели вверх. Казалось, ничего не изменилось, но стрелы огня над ними начали затухать тем сильнее, чем ближе подлетали, пока на ладони не оказывалась крошка сажи. И чем больше в небе горело огня, тем громче и увереннее звучала флейта музыканта.

Он не смотрел вверх, глаза его были прикрыты. Он будто растворился в музыке, но чувствовал каждую стрелу, что врезалась в его невидимый щит, пока все стрелы не обратились пеплом. Музыкант отнял флейту от губ и сделал глубокий вдох, восстанавливая естественное дыхание. Он обернулся и спросил куда-то в толпу:

— Вперёд или назад, генерал?

— Вперёд, конечно, — прозвучал ответ, и к нему вышел человек могучего телосложения с большой саблей.

— Слишком мощная стена, но я могу создать брешь.

— Бреши хватит. Действуйте, господин Сюнлин.

Сюн кивнул и заиграл «Призыв ветра». Воины перед ним расступились, но всё равно почувствовали, как мимо них пролетел невидимый вихрь и ударил в огненную преграду. Пламя, горящее сначала ровной стеной, начало уменьшаться и накреняться вперёд, пока совсем не поклонилось в землю.

Воины издали радостный крик и устремились туда. Ближний бой возобновился. Ирианд перехватил инициативу, и Редаут начали теснить.

В Ирианде не практиковали боевые мелодии. Его музыканты заклинали металл, как кузнец закаляет в печи заготовку. И их клинки были самыми прочными, гибкими и острыми на всём континенте. Они не ломались и разили так, будто читали мысли своего владельца, который музыкой закалил их характер.

А потому в Ирианде самыми грозными противниками считались те, кто сам создал себе оружие. Они являлись и музыкантами, и солдатами, и кузнецами и ценились невероятно высоко. Однако хороши были только в ближнем бою. На расстоянии же, когда в них летели огненные шары, ириандцам приходилось туго. Их меч мог разрубить летящий шар, щит — укрыть от магического жара и лобовых атак стихией. Но как быть, когда огонь пробирается к ним по земле, окружает в кольцо и сжимается огненной смертельной ловушкой?

Из-за этого Ирианд редко участвовал в войнах, а когда всё же вступал в них, то заручался поддержкой другого княжества и его музыкантов.

Сюн смотрел на битву из арьергарда с высоты помоста, и под звон мечей и криков его мелодия летала над полем звонким соловьём. Ветер вокруг него танцевал и кружился, но с врагами был безжалостен как холодное лезвие. Правда, Сюну вовсе не требовалось атаковать, Ирианд справлялся с этим сам, а задачей Сюна было противостоять огненной магии. Он ставил воздушные щиты, гасил пламя, сбивал стаи стрел. Но даже так его сил не хватало, чтобы уберечь всех, кто ему вверен.

Когда бой близился к концу, алая заря прочертила у горизонта полоску и расплылась в высоте тёмной синью. Сюн слушал стихающий звон оружия и смотрел на поле боя, которое превратилось в месиво чёрно-красных тел. Вороны уже поджидали на деревьях, предвкушая пир.

— С боевым посвящением, господин Сюнлин! — Сюн вздрогнул от неожиданности, к нему подошёл ириандский генерал. — Или у вас уже было?

На его висках блестели капельки пота, и белки радостных глаз заметно выделялись на почерневшем от грязи и сажи лице.

— Небольшое было. В Данале, — скромно отозвался Сюн.

— Ах да. Слыхал, слыхал! О вашей отваге и побеге из жестокого плена ходят легенды среди бойцов.

«Какие уж там легенды. Меня спасла Лань».

— Вы мне льстите.

— Ничуть. Честно говоря, я был зол, что Ванлинд в обмен на наши мечи прислал всего одного музыканта и горстку солдат. Не будь вы князем, я бы вас погнал взашей за такую наглость!

Сюн неловко кашлянул. Стоит ли говорить, что эта «горстка солдат» здесь не для помощи Ирианду, а для защиты Сюна, так как отец и Вэй не хотели повторения Данала.

Отец завяз в дипломатических переговорах с князьями и попросил у Ирианда зачарованное оружие и щиты, чтобы вернуть захваченные Айварсом земли. Но ириандского князя не интересовало золото. На его территории тоже наступал Редаут, и ценой были назначены заклинатели ветра. Вот только все свободные музыканты сейчас сражались с Айварсом или стерегли границу Редаута. Даже Хранитель Долины уже прислал всех, кого мог.

Переговоры зашли в тупик, как вдруг Сюн предложил отправить в Ирианд себя. Один музыкант — почти насмешка, но он — сын князя и наследник Хранителя Долины, а значит никто не мог обвинить Ванлинд в том, что тот заплатил мало. К тому же Сюн намеревался показать, на что способен на поле боя даже один умелый музыкант. И в итоге:

— Однако я доволен, господин Сюнлин! Вы один стóите целой армии. Маленькой. Но всё же армии. Вот что значит одарённый заклинатель.

— Благодарю вас за столь высокую оценку моих скромных навыков, — отозвался Сюн, но генерал от его скромности поморщился так, будто у него разболелся зуб.

— Вот что. Помогите выставить Редаут с наших земель, и мечи с щитами, как и обещано, ваши. Я расскажу князю, что доволен подарком Ванлинда. Слава о вас разлетится на все княжества.

— Слава хрупка как лёд, — ответил Сюн.

— А может быть надёжной как щит! — возразил генерал, ударив кулаком по ладони. — Поверьте, слава вам пригодится, когда на территории Редаута их солдаты опрометью кинутся бежать, стоит им заслышать вашу флейту.

Сюн отвёл взгляд. Он вдруг вспомнил слова Айварса. Тот говорил ему ценить положение князя и власть, потому что они помогают выжить. И в самом деле, не будь Сюн молодым князем, разве его оставили бы в живых в Данале? Не будь он известен как одарённый музыкант, разве Ирианд проглотил бы обиду? Будь на месте Сюна обычный человек…

— Ожидается наступление на Редаут? — спросил он, чтобы развеять тишину.

— Конечно! Неужто эти сукины дети думают, что весь континент спустит им такую наглость. Уже очень скоро они на своей откормленной свиной шкуре почувствуют, какое лихо разбудили.

— Когда?

— Между нами и Редаутом стоит сейчас седьмой принц Тесай. Когда переступим через его труп, вот тогда дорога на Редаут открыта. Присоединитесь, господин Сюнлин?

— Не могу обещать. Это решит князь Ванлинда.

Наступление на Редаут… Это должно было произойти, и первыми пострадают селения у границ. Сюн в этот момент предпочёл бы быть не здесь, а на границе Редаута и Шуйфена — недалеко от того места, где они расстались с Лань.

«Лань… прошу тебя, будь живой».

Аилань играла на флейте для императора, когда ему доложили:

— Ирианд отбил атаку. Принц Тесай смертельно ранен.

Музыка резко оборвалась на неблагозвучной ноте. Аилань вздрогнула и украдкой взглянула на императора… но ничто не изменилось в его лице.

— Почему остановилась? Разве я велел прекратить играть? — сказал он, по-прежнему глядя вперёд.

Аилань поспешила возобновить игру, но никакие весёлые мелодии не шли на ум, а потому она просто играла музыку своего сердца, как слышала в тот момент. Гонец же застыл у трона в ожидании, что на его сообщение последует реакция, но Рейтан на него даже не смотрел. Он обращался к одной лишь Аилань.

— Хватит. Ты будто на похоронах играешь.

— Но ведь седьмой брат…

— Сам виноват в своей судьбе, раз оказался настолько слаб.

— Отец-император, вы уже потеряли четверых сыновей и почти потеряли пятого…

— И их у меня ещё тринадцать… и двенадцать дочерей.

Аилань снова вздрогнула и больше не смогла сыграть ни одной ноты. Дрожь рук и неровное дыхание выдавали страх. Император отослал её прочь, и, когда Аилань уже была у дверей, ненароком спросил у гонца:

— К слову, и кто ж так смертельно ранил седьмого принца?

Новость о гибели Тесая пришла через несколько дней. Тело ещё не привезли, но дворец уже огласили стенания девятого принца Кхиана. Он крушил всю мебель, что попадалась под руку, наставлял меч на каждого встречного и велел всякому убираться с дороги. И слуги, и придворные в ужасе разбегались от него.

— Тесай… Тесай… — только повторял Кхиан и перед его глазами проносились картины.

Пущенная в заплаканное лицо подушка, которая переросла в весёлую драку. Бросание персиковых косточек с балкона прямо по шляпам придворных. Следы босых ног на земле и сравнение, чьи больше. И последние слова: «Уходи. Я тут разберусь. И больше не станем».

— Ну нет, брат, — шептал Кхиан. — Теперь уже поздно отступать. Теперь я заставлю заплатить твоего убийцу. Все видели. Все слышали кто. Сюнлин, ты умрёшь.