Марселе я сообщила, что мы с Раулем всё обговорили и что я выеду завтра рано утром. Но, по понятным причинам, это её не устроило: мало ли что может случиться до утра. Это я сейчас говорю, что совершенно с ней согласна, а за ночь передумаю и останусь. В принципе, такой вариант с Раулем мы рассматривали, поэтому сейчас у меня на плече сидел Бернар, невидимый для окружающих. Как оказалось, фамильяра видят отнюдь не все, а только те, кому он мог и хотел показаться. Марсела не видела.
— Катарина, вы должны уехать немедленно, — высокомерно вскинув голову, цедила она. — Немедленно. Отсрочка опасна. Рауль непременно к утру придумает что-нибудь, чтобы вас задержать.
— Но сейчас отсюда ни на чём не уедешь.
— Берите одного из наших скакунов. Я разрешаю. Давайте схожу с вами на конюшню на случай, если вам не поверят, — с готовностью предложила она.
— Тогда мне нужно письменное разрешение от вас. Не хочу, чтобы меня задержали за кражу.
Она на мгновение зло сузила глаза, но тут же приняла обычный безмятежный вид. Не знаю и знать не хочу, в действительности ли она собиралась обвинить меня в воровстве или это был всего лишь плод моей фантазии, но обезопаситься я собиралась в любом случае. Поведение человека под флёром непредсказуемо и может сильно отличаться от того, которое свойственно в нормальном состоянии. Это же касалось и моральных принципов.
— Собирайте вещи, пока я буду писать, — предложила Марсела. — Не берите много. Всё равно они вам не пригодятся. Оставьте подруге.
Ракель всё ещё не вернулась, поэтому я набросала ей записку и принялась собираться, рассчитывая на совсем небольшую поклажу. В результате я взяла с собой всего ничего: смену белья, пару туфель, одно платье и тёплый плащ, не считая того, без чего вообще никогда никуда не выходила — денег и флаконов с зельем. Костюм для занятий физкультурой я надела на себя сразу — не в платье же садиться на лошадь. В списке моих навыков управления таким транспортным средством не было, но я очень надеялась на память тела, которое само сделает всё за меня, иначе я буду выглядеть весьма забавно.
Марсела отконвоировала меня на конюшню, проследила, чтобы мне выдали коня, разрешение на которого даже не пришлось доставать из дорожного мешка, убедилась, что я выехала на улицу, и спокойно вернулась в гостиницу, потому что, когда я обернулась, она уже бралась за ручку входной двери.
Верхом я чувствовала себя неуверенно, но падать не собиралась, что было уже хорошо. Первый приз на скачках мы бы с конем не взяли, конечно, но для меня успехом было уже то, что я держалась в седле, а скакун подо мной слушался поводьев, не пугался шумных звуков и вообще вёл себя на редкость прилично, хотя подсунь мне Марсела что-нибудь проблемное, в надежде на то, что я сломаю шею, я бы не удивилась.
— Нужно пару одеял купить, — заявил Бернар, просидевший до этого времени совершенно тихо. — Даже не пару, а штуки четыре: для вас и принца. И продуктами запастись на обоих. Дальше поедете там, где лучше не показываться, так что нужно закупить всё здесь.
Часть лавок уже закрылась, но некоторые ещё работали, поэтому выполнить поручение Бернара удалось без труда. На коня навьючился солидный тюк с одеялами и чуть менее солидный мешок с провизией и посудой, и вскоре я выезжала из города, рассчитывая провести ночь рядом с тем местом, где обезвреживали бомбу. Если кто-то за мной наблюдает по поручению принцессы (а я была уверена, что это так), то ей доложат, что я действительно уехала.
Дорога была малолюдной, поэтому мой манёвр по сворачиванию к лесу не заметили бы и без отвода глаз. Но я им пренебрегать не стала: если я никого не вижу, это не значит, что и меня не видит никто.
Кучу серой пыли, оставшейся после подрыва, ветер не успел разнести. Но пыль была такой неопределённой, что можно было только понять, что случилось здесь что-то нехорошее, но что именно — уже нет. Место было не особо вдохновляющим для стоянки, поэтому останавливаться рядом я не стала, сдвинулась чуть дальше, где и решила устроить временный лагерь в ожидании Рауля.
Я спустила тюки на землю и в задумчивости уставилась на коня. Теоретически я знала, что их распрягают, чтобы они тоже отдохнули, но практически делать я этого не умела. К тому же существовала опасность, что, если вдруг мне удастся распрячь, то я не смогу всё это утром разместить в правильном порядке.
— Бернар, не знаете ли вы, как нужно обихаживать лошадей? — повернулась я к фамильяру. — Понимаю, что вопрос звучит странно, но я никогда таким не занималась.
— Донья, это же не лошадь. Это фурус.
Я посмотрела на замершего коня. Он, что характерно, на меня не смотрел и вообще выглядел на редкость индифферентно. Но при этом выглядел всё же конём, а не чем-то другим.
— А чем фурус отличается от лошади?
— Это чисто магическая конструкция, копирующая вид лошади либо с седлом, либо с упряжью, в зависимости от того, как она будет использоваться. Устройство её таково, что она тянет магию из окружающей среды, тем самым постоянно подзаряжаясь.
— То есть конструкция фактически вечная?
Я провела рукой по спине своего скакуна и обнаружила, что седло действительно составляет с ней единое целое. Но поверхность под кожей была тёплой и бархатистой, я бы даже сказала словно живой. Но именно что «словно». Стала понятна и выносливость этих созданий, и высокая скорость.
— Не совсем. Механический износ есть. Вам, кстати, выдали не самую новую, уже близко к списыванию. Но на вашу дорогу должно хватить.
— То есть с ним ничего делать не надо? — уточнила я.
— С ним — ничего, но вам нужно как-нибудь расположиться на ночь. Уже темнеет.
Единственное, что я могла сделать, — устроить себе постель из одеял. Костёр, который придал бы уверенности, я разводить опасалась, но травяной сбор заварила, нагрев воду магией, и предложила Бернару и его, и кусок пирога, купленного уже при выезде из города. От чая фамильяр оказался, но за пирог принялся с явным удовольствием, отгрызая от громадного ломтя понемножку со всех сторон, словно стремясь доказать, что нет ничего невозможного, если есть упорство в достижении целей.
Наблюдать за ним долго не пришлось, потому что меня отвлекли самым вульгарным образом.
— Это ты где? — вопросила внезапно проявившаяся Катя.
Выглядела она сущим привидением — белая полупрозрачная субстанция, возникшая в ночи и зависшая передо мной. На Бернара она внимания не обратила, скорее всего, даже его не видела. Впрочем, он её тоже не заметил, но не потому, что уделил всё внимание пирогу. Нет, фамильяр как раз замер, что-то чувствуя и настороженно оглядываясь. Заметил, что я смотрю в определённую точку, поводил носом в ту сторону, сделал какие-то свои выводы и замер.
— Пикник на природе, — мысленно ответила я. — Нужно пользоваться моментом, пока тепло.
— Какой ещё пикник? — заистерила она. — Я доверила тебе самое дорогое: своё тело. А ты его бездарно портишь.
— Пардон, дорогая, но это уже моё тело. Я же не спрашиваю, что ты делаешь с моим.
— Твоё тело получает всё самое лучшее, уж поверь. — Она протянула ко мне руки, чтобы я полюбовалась на маникюр. Наверное, он был хорош, только руки просвечивали так же, как и всё остальное, не давая насладиться в полной мере красотой зрелища. — Массаж, косметолог, маникюр, педикюр. Ещё хожу на занятия по йоге, очень познавательно, я для себя много полезного нашла.
— Рада за тебя, — заметила я.
— А я хотела бы радоваться за тебя, — заметила она. — Но не получается. Вместо того чтобы жить в приличном месте и получать все привилегии, положенные Сиятельным, ты торчишь где-то в лесу. Ты нормальная?
— Это моя жизнь. Имею право проводить её так, как хочу.
— Не имеешь! — зло бросила она. — У нас с тобой был договор.
— Помню. На мою смерть, — ответила я. — Ну так считай, что я умерла, и не переживай больше.
Она зло поджала губы и огляделась. Но определить, где я сейчас, не представлялось возможным: город отсюда не виден, а лес, рядом с которым я устроилась, был тёмен и не имел никаких отличительных особенностей.
— И всё же, где ты сейчас? — требовательно спросила она. — Можешь сказать точно?
— Зачем? — насторожилась я. — Собираешься в гости? Так тебе для этого даже адрес не нужен.
Закралось подозрение, не она ли сообщила графине Хаго, где я. Теперь я не исключала вероятности того, что они как-то общаются и обмениваются информацией. Слишком много вранья вокруг меня наблюдалось, чтобы я безоговорочно верила даже своей бывшей физиономии.
— Затем, что я хочу быть уверенной, что с тобой ничего не случится, — почти вежливо ответила она. — Потому что есть вероятность, что при твоей неправильной смерти, наша обоюдная клятва ударит по мне.
— А мы ведь можем так же обоюдно эту клятву разорвать, — с милой улыбкой предложила я. — Тогда освободимся и друг от друга, и от ограничений. И при моей смерти по тебе ничего не ударит.
— Нет, — резко ответила она. — Этого не будет. Клятва дана — и будет исполнена.
При попытке вспомнить точный текст клятвы я поняла, что в голове от неё не осталось ровным счётом ничего. И это было странным, поскольку в моей памяти должно было сохраниться не только то, что она была дана, но и хотя бы обрывки самой клятвы. На полный текст, разумеется, я не рассчитывала, но и на полную пустоту — тоже.
— Клятва уже исполнена, — заметил я, с интересом наблюдая, как искажается такое знакомое и такое чужое лицо. — От неё больше ничего не зависит.
— Двуединый, за что мне это? — выдохнула Катя. — Как же тяжело общаться с идиотами, которые не разбираются вообще ни в чём, но уверены, что знают всё куда лучше тех, чья жизнь с раннего детства была посвящена магии.
— Так объясни.
— Ничего более того, что требуется, чтобы не нарушить клятву, ты от меня не получишь. Тебе и без того сказочно повезло, но ты никак не хочешь принять свою судьбу и позоришь меня и всех Эрилейских. Вернись в Мурицию. Это моё требование, и ты не имеешь права мне отказать.
Изгоняющее движение получилось на редкость хорошо: Катю понесло от меня, как бабочку ветром, и вскоре ничего больше не напоминало о её визите. А то бы с неё сталось до сих пор со мной спорить, имею или не имею права ей отказывать. И топать бестелесными ножками. Моими ножками, между прочим, не привыкшими к истерикам со стороны владелицы.
— Донья, оно ушло? — спросил всё ещё насторожённый Бернар.
— Ушло, — согласилась я.
— Что это было?
— Не могу ответить.
— Это что-то очень нехорошее, — уверенно сказал он. — Вам бы держаться от него подальше, целее будете. И в разговоры вступать не надо. Вы же с ним говорили?
— Говорила, — подтвердила я. — С ней.
— Какая разница? — фыркнул он совсем по-звериному. — С ним, с ней… Главное, не сообщать ничего важного. Видеть я ничего не видел, но чувствовал что-то тёмное.
— Это не зависит от меня. Иногда меня притягивает к ней иногда — её ко мне, — пояснила я. — Скорее всего, дело в том, что между нами есть связь, и довольно сильная.
— И всё же держитесь от неё подальше, — сказал Бернал и опять принялся за пирог.
Я же налила себе ещё чая и задумалась. Предположим, Катя действительно докладывает донье Хаго о моих передвижениях, но это значит, что между ними тоже должна быть связь. Казалось маловероятным, что тётя и племянница обменялись для этого клятвами или прошли через общий ритуал, но отбрасывать эту гипотезу не стоило. Неудобство моего положения было в том, что я ни с кем не могла посоветоваться: клятва запечатывала рот не хуже кляпа, не давая сказать ничего, что могло бы навести собеседника на истинное положение дел. Я даже у Рауля не могла спросить ничего уточняющего, хотя он уже был фактически в курсе моей замены.
Так и не придя ни к каким выводам, я закуталась в одеяло и легла спать. Не сказать, чтобы спокойно — обстановка тому не способствовала, хотя Бернар уверял, что он будет охранять всю ночь и поднимет при малейших признаках опасности.
Но опасность пришла совсем не с той стороны, с которой мы ожидали. Пришла она из сна, куда опять ввалился Теодоро. На обстановку моя нынешняя ночёвка не повлияла никак: мне снилась та же комната, с тем же окном, и с тем же видом на оранжереи. И даже кавалер перелезал через подоконник тот же. Хотя я предпочла бы другого и не во сне. Но кто бы меня спросил?
— Ваше Сиятельное Величество, — окликнула я его, — вы же король. Негоже вам лазить через окно, как какому-то паршивому дворовому коту.
— Эстефания, душа моя, ради тебя я готов пренебречь условностями, — широко улыбнулся он. — Да и не только на это я готов ради тебя.
— Помню, помню, вы у графини Хаго выторговали мне аж два года жизни.
Ему явно не понравился глагол «торговать», употреблённый по отношению к нему. Теодоро поморщился, состроил вид оскорблённой добродетели, который ему не особо шёл, и сказал:
— Мне с таким трудом удалось убедить донью Хаго пойти мне навстречу, а ты говоришь об этом, словно я нанёс тебе жестокое оскорбление.
— Договором с моим врагом? — удивлённо приподняла я брови. — Разумеется, Ваше Величество, нанесли, даже сомнения нет.
— Не зря Уго считает тебя неблагодарной, — проворчал Теодоро.
Отвлекая меня болтовнёй, сам он не отвлекался и придвигался всё ближе. Движения давались ему всё легче, а сила, позволяющая мне его выставить, накапливалась всё медленней. Вставал вопрос: доберётся ли он до меня сегодня, или в следующий раз. В том, что доберётся, я больше не сомневалась. На всякий случай я попыталась отклониться назад и сразу почувствовала под спиной жёсткость стены.
— А за что мне благодарить Бласкеса? — удивилась я делая вид, что полностью поглощена беседой с Сиятельнейшим из Сиятельных кавалером. — На мой взгляд, он как раз сделал всё, чтобы меня подвести под монастырь.
— Не говори ерунды, Эстефания, под монастырь он подвёл донью Хаго, и то только для того, чтобы облегчить тебе жизнь. Правда, он надеялся, что ты окажешься умнее и воспользуешься моментом, но ты сделала неправильный выбор.
— Каким моментом и какой выбор? — заинтересовалась я, с трудом припоминая намёки королевского мага, которыми он щедро разбрасывался в тюрьме. Столь же щедро, как и оскорблениями. Последние запомнились куда лучше первых.
Похоже, Бласкес хотел чего-то от прежней Эстефании, но она либо оказалась недогадливой, либо предпочла удрать, обменявшись со мной телами и оставив свои проблемы мне.
— Эстефания, душа моя, я понимаю твою обиду, — проникновенно сказал Теодоро, явно не собираясь мне отвечать, — но над некоторыми вещам невластен даже я. Поэтому моё беспокойство о твоей судьбе растёт с каждым днём. Единственная возможность вывести тебя из-под удара графини Хаго — это моя защита, от которой ты упорно отказываешься. Дай мне руку — и все твои несчастья закончатся.
— И начнётся счастливая дорога к смерти, насколько я понимаю…
Боюсь, моя улыбка вышла несколько кривоватой, но всё равно необычайно вдохновила Теодоро.
— Главное же, счастливая, — уверенно сказал он. — А сколько кому отмерено, знает только Двуединый. Возможно, он меня призовёт куда раньше тебя, душа моя.
— Какие у вас пессимистичные мысли, Ваше Сиятельное Величество. Я, например, надеюсь, что Двуединый будет на моей стороне и отведёт мне куда больше времени, чем вы с доньей Хаго, поэтому — уходите!
Теодоро, который уже протягивал руку, чтобы меня цапнуть и потянуть к себе, потерял равновесие, опрокинулся на спину, и его потащило по полу, пару раз сильно приложив головой. Перед окном его перевернуло, и вылетел он сапогами вперёд, успев бросить на меня возмущённый взгляд, но не успев сказать ни слова.
Вылетел из моего сна не только он, но и я. Я подскочила на одеяле, чувствуя, как колотится сердце, и не веря, что удалось избежать ловушки в этот раз.
— Донья, что-то случилось? — обеспокоенно пропищал Бернар.
— Ничего. Пока ничего, — выдохнула я.
— Тогда вам стоит ещё поспать. Ночь ещё не скоро закончится. Сидеть и таращиться в темноту — последнее дело.
Я посмотрела на него, на одеяло, которое было свидетелем столь страшного для меня сна, потом опять на него.
— Бернар, а можно я вас обниму? — жалобно попросила я. — Иначе мне не уснуть.
Он смутился, но нырнул ко мне в одеяло, проворчав:
— Мне всё равно, где дежурить, донья.
Я прижала его к себе и почувствовала, как начинаю успокаиваться. Почему-то появилась уверенность, что сегодня до меня Теодоро больше не достанет. А завтра… Мало ли что случится завтра? Возможно, мурицийскому королю будет совсем не до меня. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.