Теодоро опять нагло ворвался в мой сон. В этот раз он действовал осторожнее. Сначала заглянул через окно, тихо перелез через подоконник и сделал несколько шагов, что меня, признаться, сильно встревожило, а уж потом, убедившись, что дальше продвинуться не может, вкрадчиво позвал:
— Эстефания, радость моя.
Я перестала притворяться, что его не вижу, и поинтересовалась:
— Вы уверены, что ваша, Ваше Сиятельное Величество?
— С тобой ни в чём нельзя быть уверенным, — заулыбался он. — Но радоваться-то при встрече с тобой мне никто не запретит.
Выглядел он необычайно довольным, что было подозрительно. Очень может быть, что его довольство не было связано со мной, но я, наученная горьким опытом, сразу начинала подозревать худшее, а именно: что Муриции удалось вычислить моё местоположение. И даже то, что тётя заявила, что меня нет в теофренийском университете, ещё ни о чём не говорило. Она могла так сказать как для усыпления моей бдительности, так и для того, чтобы Диего не попытался меня вытащить. Возможно, моя смерть прекрасно вписывается в планы графини Хаго. Если вспомнить, она ничуть не переживала в монастыре о моей казни и не пыталась оттуда выбраться, чтобы спасти непутёвую племянницу. На редкость спокойная донья для той, у кого из родни осталась только я.
— Я бы предпочла, чтобы вы радовались на расстоянии и чему-то другому.
— Другому я тоже радуюсь, Эстефания. К примеру, донье Хаго удалось сделать то, перед чем спасовал дон Дарок. Это ли не радость?
— А перед чем он спасовал? Мне трудно представить такое дело, которое окажется не по плечу дону Дароку, — протянула я. — Разве что разгребание дерьма? Тогда да, тогда он наверняка посчитает, что это будет урон его Сиятельности.
— А донья Хаго, по-твоему, Эстефания, не боится замарать Сиятельность? Хорошего же вы мнения о собственной тётушке. — Он расхохотался, показывая на редкость ровные красивые зубы. Интересно, они такие только во сне? — Но в чём-то ты права. Дон Дарок иной раз проявляет излишнюю щепетильность там, где без неё следовало бы обойтись. Донья Хаго этим не страдает.
Я бы даже сказала, что она наслаждается.
— Неужели вы действительно отправили её на конюшни, Ваше Сиятельное Величество? Не представляю тётю с совковой лопатой в руках.
— О, вы недооцениваете собственную родственницу. Ручки у доньи Хаго очень умелые, ещё не то удержат. Но, конечно, ни о какой лопате речи не шло. Просто она выполнила одно очень деликатное поручение.
А ещё Теодоро, похоже, надеялся, что я недооцениваю его. Потому что, непринуждённо болтая, он продавливал пространство, медленно, но верно придвигаясь ко мне. И что-то внутри подсказывало, что стоит ему до меня добраться — и мне уже не удрать.
— Рада, что вы сумели найти правильного исполнителя. Но не рада, что вы забываетесь и лезете ко мне в окно, словно нас с вами связывают отношения определённого рода.
Оказалось, что Теодоро умеет очень неприлично улыбаться. Настолько неприлично, что я решила: следующие слова его будут о том, что если такие отношения нас не связывают, то это пока, и скоро будут связывать. Но сказал он совсем другое:
— Эстефания, вы не поверите, но я переживаю о вас. Если мы всё-таки ошиблись и вы находитесь в Теофрении, бегите оттуда немедленно, иначе погибнете. Завтра в обед будет уже поздно.
— Думаю, будь я в Теофрении, я бы уже погибла, — заметила я. — Они же не переносят Сиятельных. Тем не менее вы сказали — я услышала, а сейчас вам пора уходить.
Лицо Теодоро перекосилось от злости, но сделать он ничего не успел — вылетел из окна, как птичка. Эх, доразбрасываюсь я королями до чего-нибудь нехорошего. Ладно бы до кучи кошек и жизни в одиночестве, а то ведь и до плахи добросаться можно. Королям не по нраву, даже когда ими просто пренебрегают, а уж когда им приходится изображать мячик, для подданных наступают тяжёлые дни.
Нет, я бы с удовольствием не встречалась с Теодоро, но увы, пока у него не закончится моя кровь, любезно выданная тётушкой, никакая защита не сработает, и он будет ко мне приходить, когда захочет. Оставалось надеяться, что в силу прижимистости донья выделила ему всего несколько капель, которых скоро не останется.
В этот раз после беседы с Теодоро я не проснулась, а словно оттолкнувшись от короля, полетела так же далеко, как он, но только в другую сторону. Причём, по ощущениям, летела я быстро, но через сияющий непрозрачный туннель. И вылетела я… Я даже не удивилась, когда увидела себя прежнюю. Точнее, не удивилась бы, если бы она не выходила замуж. За того приятного молодого доктора, которого за рукав притащила мама, когда ей показалось, что я прихожу в себя. Выражение его лица мне не понравилось: он выглядел в точности, как Эсперанса, взирающая на Эмилио. Слепое обожание, вызванное неумеренным флёром. Но похоже, это замечала только я: гости с умилением смотрели на красивую пару. Было их немного, и не наблюдалось почти никого из моих близких: ни подруг, ни сестры, одна мама. Зато появились незнакомые личности.
— Я тебя не приглашала, — Катя губы не разжимала, но слова её были адресованы мне, только меня и достигли.
— Не могу же я пропустить такое знаменательное событие, как почти моя свадьба. Интересно, почему жених прибит флёром? Иначе жениться не хотел?
Что-то в выражении её лица указало на то, что жених не хотел не только жениться, но даже влюбляться. Но обстоятельства оказались куда сильнее его нежелания.
— Как тебе удалось сохранить Сиятельные возможности? — заинтересовалась я.
— Не твоё дело, — отрезала она и вцепилась в рукав жениха, словно боялась, что его сейчас отнимут. — Да и узнаешь — применить не сможешь. Я Сиятельная по праву. Тебе никогда не стать такой, как я, сколько бы ты ни использовала моё многострадальное тело. Ничего, недолго осталось.
— Не самая крупная добыча, — заметила я, проигнорировав намёк на мою скорую смерть. Когда одно и то же повторяется многократно, оно пугает намного меньше. — Ни денег, ни возможностей.
К ней с женихом подходили с поздравлениями, Катя кивала, улыбалась и вообще выглядела счастливой, но это ничуть не мешало ей вести со мной беседу.
— Это потому, что у него не было меня, — снисходительно пояснила она. — Теперь у него есть я, а значит, появились возможности и деньги. Я — не ты, в нищете прозябать не собираюсь.
Она поднялась на носочки и поцеловала жениха в щёку, тот стал выглядеть ещё счастливее, но во мне он почему-то вызывал жалость.
— Фактически ты его заставляешь жениться.
— Он счастлив, что я согласилась, — раздражённо бросила Катя и попыталась меня изгнать, но в этот раз у неё почему-то не получилось, что разозлило её ещё сильнее, и она выпалила: — А ты мне просто завидуешь. У тебя нет будущего, и настоящее тоже не впечатляющее.
И я не удержалась.
— Было бы чему завидовать. Если бы я захотела, была бы уже замужем за Теодоро.
— За каким Теодоро? — она нахмурилась в попытках вспомнить подходящего в своём окружении.
— Который номер два, — пояснила я. — Был бы он номер один, я бы, может, и подумала. А так там ничего интересного, кроме приставки «Блистательный».
— Ой, этот Теодоро, — рассмеялась она. — Всё ты врёшь. А я почти поверила. У него невеста из Теофрении.
— Двуединый их не благословил, и пришлось мурицийскому королю искать другую невесту. С тётей он договорился, и она даже выделила ему мою кровь для поиска. Кстати, не знаешь, этой крови много?
— Крошечный флакончик, — растерянно ответила Катя. — Неужели не врёшь? Но если не врёшь, то соглашайся — это резко увеличит отпущенное тебе время. На пару лет точно, иначе бы Теодоро на брак не согласился. Надо же, я могла бы стать королевой… И почему тётя не рассматривала этот вариант, когда я была там?
Она мечтательно заулыбалась и оценивающе посмотрела на своего жениха. Да, он был довольно симпатичен для несиятельного, но не король, совсем не король. И никогда им не будет. И всё же, когда Катя на него смотрела, взгляд её смягчался, туманился и наполнялся нежностью. Возможно, доктор и попал под её флёр, но что касается чувств самой девушки, то они были самыми настоящими.
— Теодоро был помолвлен, а тебя донья Хаго прочила за принца Варенции, — напомнила я. — Значит, со временем стала бы тоже королевой.
— Ну ты и дура, — довольно грубо ответила она. — Для начала узнала бы, за кого меня собирались отдавать, а потом рот раскрывала бы.
— И за кого?
— За младшего принца. Фактически, тётя покупала их лояльность.
— Бывает, что и младшие принцы наследуют, — заметила я, несколько удивлённая такой горячностью.
— Не в этом случае, — отрезала она. — Этот — просто разменная монета, как и ты.
— Тогда как и ты.
— Я? — она рассмеялась. — Я истинная Сиятельная. Такими не разбрасываются. И вообще, ты мне надоела. Сегодня мой день, я не хочу на нём видеть кого попало.
Я хотела спросить, не отнесла ли она моих подруг в категорию «кто попало», но не успела: та же сила, что приволокла в старый мир, подхватила и утащила меня назад.
Это было не странно, странно, что нам вообще удавалось встречаться. Помнится, при нашем знакомстве тогда ещё Эстефания утверждала, что мы больше никогда не пересечёмся, и тем не менее пересекаемся мы с завидным постоянством. Можно сказать, я с ней встречаюсь даже чаще, чем с Теодоро, и не сказать, что с большей пользой. То ли что-то пошло наперекосяк с нашим обменом, то ли Эстефания меня обманывала с самого начала. Последнее меня не удивило бы: все Сиятельные признавали только личные интересы. Даже странно, что Катя нацелилась на обычного врача, а не на какого-нибудь олигарха, которого вполне могла бы к себе привязать. Человеку без магии против флёра не устоять. А с магией у нас никого нет. Или я просто таких не знаю?
Проснулась я сразу и некоторое время лежала, просто закрыв глаза и обдумывая всё, что сегодня услышала. По всей видимости, взрыв назначен на обед, о чём надо сказать Раулю. И почему мы с ним не озаботились срочной связью на такие вот непредвиденные случаи? Но до обеда ещё есть время.
Я приоткрыла глаза. В комнате была предрассветная серость, а значит, ложиться досыпать уже нет смысла. Да и не хотелось мне спать: два свидания, одно за одним, дали слишком много пищи для размышлений. Почему брак с Теодоро давал отсрочку, а брак с принцем из Варенции, имя которого я даже не удосужилась узнать, — нет? Как мне показалось, причина была вовсе не в том, что Теодоро — главный в стране, к которой относится герцогство. По всему выходило, что Теодоро должен был знать об опасности, подстерегающей герцогиню Эрилейскую, ещё на стадии договора с доньей Хаго. Попросить, что ли, у Рауля досье на Эрилейских? Любая приличная разведка собирает досье на все значимые семьи сопредельных государств. Эрилейские точно были значимыми.
Валяться просто так смысла не было, и я решила дойти до Сиятельного корпуса и немного там почитать. Раз уж горгульи дали доступ, нужно пользоваться.
Я оставила Ракель записку, чтобы она не волновалась, набросила на себя заклинание отвода глаз и тихо-тихо направилась к Сиятельному корпусу, будучи в полной уверенности, что никого не встречу. В такое время все приличные студенты ещё спят, а неприличные — уже спят, таким образом, я должна была попасть между активностями этих двух групп.
Так и получилось. До корпуса я дошла без помех, а вот в нём самом, кроме Альбы и Бернара, обнаружила ещё и Рауля, который тоже решил, что утро — прекрасное время для чтения. Сидел он за одним из столов, на котором были разложены тома по магии, но при моём появлении поднялся.
— Доброе утро, Катарина. Не спится?
— Доброе утро, Рауль. Сны замучили, — охотно пояснила я причину ранней побудки. — Сначала Теодоро вломился и сказал, чтобы я бежала из Теофрении до обеда.
— Значит взрыв намечался на обед. А донья Хаго говорила о двух днях.
— О двух днях она говорила Диего, а у Теодоро могут быть более точные сведения.
— Но вы говорили о снах. Значит ли это, что после Теодоро вы встречались с кем-то ещё?
— Значит, — подтвердила я. — Потом…
Рот словно запечатало. Язык стал деревянным, а губы склеило. Увы, так напомнила о себе клятва.
— А кто был потом? — не дождавшись продолжения, спросил Рауль. Я только руками в ответ развела, и он сразу догадался: — О, так вы умудрились под клятву попасть?
— Да, — подтвердила я и тут же вспомнила, о чём хотела попросить принца: — Рауль, а могу я просмотреть ваше досье на Эрилейских?
— Зачем вам? — удивился он. — Что там может быть такого, чего вы не знаете?
— Да я почти ничего не знаю, у меня провалы в памяти. Вот и пытаюсь закрыть эти провалы хоть какими-то заплатками.
— Хорошо, сделаю выписку.
— Почему выписку? — удивилась я.
— Потому что отнюдь не всё, что пишут в наших досье, можно показывать посторонним. Извините, Катарина, но есть такое понятие, как государственная тайна.
Его довод я приняла, но всё равно обиделась, потому что после всего, что я сделала для Теофрении, они не хотят приоткрывать завесу государственной тайны над моим досье. Я ещё поняла бы, если бы над чужим, но ведь то, что написано в моём, при других условиях я и так знала бы.
— Спасибо, Рауль, я буду рада любой информации, — тем не менее сказала я и, посчитав, что разговор окончен, прошла к столу, на котором лежали подобранные Альбой книги.
Рауль своими заняться не поспешил, а прошёл за мной и даже за руку взял.
— Не дуйтесь, Катарина, есть большая разница между «не могу» и «не хочу», — примирительно сказал он. — Я сделаю всё, что от меня зависит. Вы мне верите?
— Я не знаю, кому мне верить. И могу ли верить вообще кому-то, — вздохнула я.
— Эрилейским верить точно не стоило, — неожиданно ответил он.
— Что вы имеете в виду?
— Вашу клятву, Катарина, вашу клятву. С вашей стороны было глупо соглашаться, потому что, когда надобность в вас пропадёт, вас просто уберут.
— Я — герцогиня Эрилейская по крови, — напомнила я. — Именно поэтому Теодоро удаётся проходить ко мне во сне.
— У вас тело от одного человека, а душа от другого, — усмехнулся он. — Среди имён нынешней герцогини Эрилейской нет имени Катарина, и тем не менее оно — ваше. Я, знаете ли, чувствую, когда мне врут, а когда говорят правду.