Между долгом и честью

Всего лишь фигуры

Джеймс шел по коридорам замка Рикаса и размышлял, как эльфийки, такие хрупкие на вид, столь легко управляются с подносом, да еще и носить его умудряются в одной руке. Он, рыцарь Анталийского королевства, воевавший не в одном сражении, принимавший участие в десятках турниров, еле тащил злосчастный поднос двумя руками, при этом идти еще приходилось очень медленно, чтобы не расплескать суп и вино. Нет, в слугах один из лучших рыцарей Анталии долго бы не продержался точно. Но он поставил себе цель приготовить и принести Андриэлю обед, а рыцаря, настроенного что-то сделать, не мог остановить какой-то злосчастный серебряный поднос. О четырех ожогах, полученных во время приготовления супа, Джеймс собирался умолчать. Неважно, какими жертвами повержен враг. Главное — победа, а способы ее достижения не касаются никого, кроме рыцаря.

Но каким бы боевым ни оставался настрой Джеймса Олдри, стоило заметить открытую дверь в покои Андриэля, он испытал облегчение. Великой схватки с дверью суп мог бы и не пережить. Впрочем, облегчение было секундным, потому что на смену ему сразу пришло беспокойство. Джеймс закрыл дверь за собой — мысли о покушении, либо о похищении Андриэля, запрыгали в голове Джеймса, заставляя прибавить шагу. Но, судя по всему, сноровка все-таки какая-никакая у него была, и за длинный и тяжелый путь от кухни до третьего этажа суп все-таки не расплескался. А когда Джеймс оказался в дверном проеме и увидел, что Андриэль стоит и смотрит в окно, то не заметил, как облегченно выдохнул. Он поставил поднос на стол, вышел в коридор, чтобы осмотреться по сторонам, а после зашел в покои и плотно закрыл за собой дверь.

— Андри, Мэдисон запретила тебе вставать. Ты еще слишком слаб. — Джеймс подошел к Андриэлю и постарался говорить как можно мягче.

В последние дни тот сам на себя не походил. Почти не разговаривал, много читал книги, принесенные Рикасом, мало напоминал заносчивого и самоуверенного парня, с которым так приятно было флиртовать. Зато о таком Андриэле хотелось заботиться. Вот и сейчас хотелось обнять за плечи, отвести в кровать, укрыть теплым одеялом, ведь Андриэль постоянно мерз, стоило случайно прикоснуться к нему, как тут же хотелось отдернуть руку, — такой ледяной была кожа. А он еще удумал стоять на полу босыми ногами, пусть и на пушистом ковре, но все же. И в одной ночной рубахе.

— Рикас сказал точно так же, — не поворачивая головы, произнес Андриэль. — Огненные цветы. — Он кивнул на распускающиеся за окном ярко-оранжевые цветы. — Их очень много в саду. А еще — белых роз. Мама посадила их… Первые, когда пробудился дар Рикаса, а вторые в день пробуждения моего дара. Сказала, что они будут напоминать ей о нас, пока мы далеко. После этого я видел ее всего четыре раза. Всего четыре. — Андриэль опустил голову и обхватил себя руками за плечи, словно пытался согреться.

— Я знаю, как больно потерять кого-то. — Джеймс все-таки решился и положил руки на плечи Андриэля, накрыв его ледяные ладони. Тот вздрогнул, но попытки вырваться не предпринял.

— Я убил его. Не хотел, но убил. Может, они были правы… Я действительно монстр.

Джеймс не хотел уточнять, кто такие «они» — это казалось совершенно не важным. Нужно было переубедить Андриэля, а еще узнать, что именно он видел, пока оставался без сознания, что заставило его думать так.

— Он бы убил нас. Знаешь, скольких убил я?

— На войне, в бою, а не в переулке мирного города. Разве сам ты не боишься меня? — Андриэль развернулся и посмотрел Джеймсу в глаза. — Разве не думаешь о том, по собственной воле ты здесь или я тебя заставил?

Джеймс несколько секунд всматривался в лицо Андриэля. Тени под глазами, потухшие глаза, черные волосы, спадающие на глаза, подчеркивающие невероятную бледность. И взгляд потерянный, перепуганный, отчаянный. Джеймсу хотелось сказать тысячи слов, переубедить. Как вообще Андриэль мог думать о таком, после всего, через что они…

Он.

На этой мысли Джеймс осекся. Андриэль прошел через все один — там, в глубине сознания, в полной темноте. И Джеймс прошел через все один — здесь, сидя у постели Андриэля. И для него, Джеймса, все это было по-настоящему, для Андри же — нет. И об это «нет» разбились все слова, все доводы, которые он мог бы привести. И поэтому Джеймс решился на отчаянный и, по его мнению, безумный шаг — он поцеловал Андриэля. В этот момент он рассчитывал на что угодно: удар по лицу был бы самым благоприятным исходом, быть расплющенным об стену всплеском магии Андриэля — самым жутким, но и самым ожидаемым. Однако Андриэль замер лишь на секунду, а затем крепко обнял Джеймса и ответил на поцелуй.

— Я думал, что ты разобьешь мне нос, — прервав поцелуй, улыбнулся Джеймс. — Это доказало бы, что твоя магия в моем порыве неповинна.

— Но скорее всего… — Андриэль попытался вывернуться из объятий Джеймса, но он ему не позволил, крепче прижал к себе.

— Я не верю ни в одного бога, я никогда не ходил в храмы, только в детстве, когда заставляла мама. Но я сидел возле твоей постели, держал твою руку и молился, чтобы они вернули мне тебя. И твоя магия ничего для этого не сделала.

Джеймс почувствовал, как Андриэль несколько раз дернулся, а потом затих и крепко прижался к нему. Они простояли так несколько минут, а после Джеймс слегка отстранил Андриэля от себя.

— И я приготовил тебе суп, поэтому ты ляжешь в постель, а я притащу этот дурацкий поднос и наконец-то сделаю то, что должен — накормлю тебя.

— Ты хотел сказать — отравлю тебя? — направляясь к кровати, усмехнулся Андриэль.

Джеймс лишь фыркнул и пошел за подносом. Все-таки язвительность Андри никуда не делась, но сейчас Джеймса это только радовало. Ему нравилось заботиться о таком Андриэле, но влюбился он все-таки в прежнего.

— Это же шелк из Анталии, — усмехнулся Дрейк и провел ладонью по покрывалу, которым укрылся, когда Рикас бесцеремонно сдернул с него одеяло и объявил, что уже утро и пора бы вставать.

— Ты же не предлагаешь мне отказаться от всего прекрасного, что есть в Анталии, лишь потому, что мы с ней воюем?

Дрейк внимательно наблюдал за тем, как Рикас одевался, расправляя каждую складку на одежде, как тщательно подбирал перстни, запонки. Как создавал идеальный образ, словно не он несколько часов назад с таким неистовством и страстью занимался сексом на этой самой постели. Дрейк смотрел, как Рикас снова запирает все чувства, эмоции, желания под замок. И не мог припомнить, было ли время, когда он таким не был?

— Но, как я понимаю, ты планируешь перестать с ними воевать, а еще прогнуть под желания и нужды Остовии?

— Магов. Я хочу сделать свой народ свободным, разрушить оковы, сдерживающие нас долгие годы. Я хочу, чтобы с нами считались.

Рикас говорил спокойно, ровно, без каких-либо чувств в голосе, но Дрейк ощущал скрытую ярость, ненависть, а еще — боль.

— С тобой и так считаются. Зачем тебе что-то менять? — спросил он. — Ты можешь погибнуть.

— В замке предатель. — Рикас словно пропустил вопрос мимо ушей, но Дрейк привык не обижаться на такие вещи. Он знал, что Рикас расскажет тогда, когда сам будет готов поднять эту тему.

— Испепели его взглядом, а потом скажи, что это тут и валялось. — Дрейк пожал плечами.

Рикас повернулся и окинул его красноречивым взглядом, показывая, что его шутки сейчас не совсем уместны, а еще — пора бы и встать с постели. На этот взгляд Дрейк отреагировал в излюбленной манере: раскинулся на подушках и сильнее натянул покрывало на себя.

— В этом и дело, я не уверен в том, кто это. Но слухи о приезде Джеймса и Элайджи очень быстро просочились за пределы дворца. А болезнь Андриэля посеяла настоящую смуту. Ирвинг засыпал меня требованиями отдать брата ему, чтобы он убедился, что он не представляет угрозы. Ты знал, что несмотря на все наши усилия, он прознал о том, что именно сделал Андри?

— Я не понимаю, как ты еще не превратил Ирвинга в старую жабу? Зеленый цвет его мантии все время напоминает мне о жабах.

— Ты можешь хоть на секунду стать серьезным? — поинтересовался Рикас, бросил очередной взгляд в зеркало и поправил и без того идеальную прическу.

— Я сделаю все, что нужно. — Дрейк пожал плечами.

Порой ему хотелось хорошенько вмазать по равнодушной физиономии Рикаса, чтобы рядом с ним он не натягивал на лицо идеальную маску, не уничтожал в голосе все чувства. Но ночь закончилась, а вместе с одеждой вернулся и прежний Рикас Вайт, холодный, недосягаемый и чужой. Дрейк невольно поежился от этих мыслей, убеждая себя, что рядом с ним по-прежнему его Рикас, а в нем сейчас говорила разыгравшаяся фантазия.

— Ты должен меня предать, — спокойно сказал Рикас.

— Ты что, уже с утра перебрал с вином? Когда успел, ведь я все время был здесь. Это грех, Рикас, пить вино в тайне от… — Дрейк осекся, потому что уже не знал, кто он Рикасу после этой ночи и таких слов.

— Ты прекрасный актер. — Рикас подошел к постели и сел на край. — Пусть в замке поверят, что ты ведешь игру против меня, тогда Николас придет к тебе.

— И я стану шпионить для тебя? Неужели ты думаешь, что после того, что случилось около дома Мэдисон, он поверит, что я решил предать тебя? — Дрейк сел в кровати как можно ближе к Рикасу.

— Он тщеславен, поэтому есть шанс, что он решит, что заставил тебя передумать. Ты однажды ушел, потому что не хотел быть моей тенью, так почему бы тебе не решить занять мое место?

— Значит, так ты обо мне думаешь? — Дрейк отвернулся от Рикаса и уставился в стену. — Ты сам знаешь, что я все сделаю. Я же чувствую, что все идет к завершению, поэтому не брошу тебя.

— Я хочу, чтобы больше ни одному ребенку не причинили боли за его дар, — тихо сказал Рикас, а следом склонил голову и коснулся губами шрама на плече Дрейка. — Чтобы нас слушали и слышали, а не запирали, как скот. — Он дотронулся до подбородка Дрейка и развернул его к себе. — Я знаю, кто ты, Дрейк, и всегда знал, но ты забываешь, что почти все люди любят судить по себе. А кто из них отказался бы вонзить кинжал мне в спину, если бы я этой спиной к ним повернулся?

— А мне ты не боишься и кинжал в руку вложить?

— А что я только что сделал? Но настаивать и заставлять я не стану. Это не твоя война, Дрейк.

— Совершенно верно, Рикас, она наша, — ответил Дрейк и притянул Рикаса для поцелуя, а заодно, чтобы испортить его до тошноты идеальный вид.

— Что ж, Алеф, — улыбнулся Николас. — Мой сыночек все-таки добрался до сердца Рикаса Вайта. — Николас швырнул письмо в камин, а Алефу стоило больших трудов не закатить глаза.

То, что его учитель узнал сейчас — он сам знал еще неделю назад. Осведомители Николаса работали очень плохо. Но Госпожа считала, что этот старый пень, мечтающий лишь о мести Рикасу Вайту, да о куске хлеба пожирнее возле королевского стола, еще может пригодиться. А теперь ценность Николаса возрастала в ее глазах. Хоть госпожа пока еще и не верила в то, что Дрейк способен на предательство, сам Алеф считал, что собственная шкура всегда ценнее, да и кто не грезит богатствами и славой Вайтов? Избавься от Рикаса, а младшенький и вовсе не доставит проблем. Но воздействовать на Дрейка на самом деле мог, пожалуй, только Николас. Все-таки папочке удалось посеять в сердце этого верного щенка раздор, да еще так быстро разросшийся. Неужели мозги встали на место и дошло, что подыхать во имя Вайта — сомнительное удовольствие? В любом случае, не Алефа это дело — его задача смотреть подобострастно в рот Николаса, ловить каждое слово, да убеждать Грегора, что ему давно нужен маг помоложе. И в свое время просто устранить Николаса как ненужную помеху.

— Отнесешь письмо к дому Мэдисон, там тебя будет ждать эльфийка, она служит у Вайтов. Она передаст письмо моему сыну. И нам останется только ждать его ответа. Знаешь, Алеф, а я и не думал, что все может оказаться так просто.

— Вы так уверены в этих слухах?

— Нет, конечно, но попробовать всегда можно. К тому же ты сам знаешь, что для нашего основного плана все еще не хватает нескольких фигур.

Алеф взял письмо, послушно кивнул и поспешил удалиться из комнаты. Николас любил, когда его приказы исполняются быстро.