Между долгом и честью

Идеально

Джеймс краем глаза заметил, что Рикас сделал шаг в сторону постели Андриэля, но снова остановился. Джеймс не знал, поражаться его выдержке или удивляться хладнокровию. Будь это его брат, он бы уже стоял на коленях возле постели, всматривался в глаза и пытался понять, кто именно вернулся оттуда… Джеймс ведь слышал, что Мэдисон говорила, что неизвестно, как по ту сторону сознания изменится Андриэль. Рикас знал, но сейчас казался тем, кому просто все равно.

— Я хочу пить.

Эти слова Андриэля заставили Джеймса вскочить с места. Он кинулся к кувшину и стал наливать в стакан воду, при этом его руки дрожали так, что он больше проливал, чем наливал в стакан. Джеймс понимал, что нужно сосредоточиться, но это оказалось куда труднее. Когда он вернулся к постели Андриэля, помог ему приподняться, чтобы напиться воды, Рикаса в комнате уже не было. Исчез так же бесшумно и быстро, как и появился. Словно его и вовсе здесь ничего не держало.

— Ты как себя чувствуешь? — Мэдисон присела на край кровати и посмотрела на Андриэля.

— Так, словно увидел призрака, — откинувшись на подушки, сказал Андриэль. — Вроде бы ты мертва?

— Это долгая история. Я расскажу ее, когда ты немного окрепнешь.

Джеймс хотел встать, может, даже выйти, чтобы не мешать разговору Мэдисон и Андриэля, но почувствовал, что тот крепко сжал его пальцы в ладони, и решил, что стоит остаться.

— Я привык, что от меня многое скрывают, — усмехнулся Андриэль, — но, как понимаю, жизнью я обязан именно тебе?

— Думаю, не только. — Мэдисон покачала головой. — Ты удивительно долго продержался. И я не знаю, кого за это благодарить. А сейчас мне нужно заняться Дрейком, иначе твой брат испепелит меня. Дрейк тоже хотел тебе помочь, но ему не удалось.

— И он пострадал… Из-за меня.

Джеймс почувствовал, как Андриэль разжал пальцы.

— Из-за любви к твоему брату. Все страдают именно из-за нее, даже ты, Андри.

Мэдисон поднялась с кровати и посмотрела на Джеймса:

— Я оставлю отвар. Каждый час ему придется его пить. Надеюсь, ты справишься?

Джеймс лишь кивнул. Он не мог понять, какие именно чувства испытывал по отношению к этой ведьме. Маги оказались куда сложнее для понимания, чем он рассчитывал. Холодный и закрытый Рикас, чуть не погибший Андриэль, при жизни старательно скрывающий все, что думал, за масками. Мэдисон, погибшая, но не до конца. Джеймс привык окружать себя людьми понятными и простыми, а сейчас каждое новое знакомство скорее выбивало почву из-под ног.

— Думаю, в этом нет ничего сложного. — Джеймс пожал плечами.

— Боюсь, ты заблуждаешься. — Мэдисон посмотрела на Андриэля, а после вышла из покоев.

Причем до того, как дверь закрылась, Джеймс услышал, что она обратилась к кому-то шепотом. Неужели Рикас был там?

— Зато я знаю.

— Ты о чем? — Джеймс поднялся и пересел в привычное кресло возле кровати Андриэля.

Сидеть рядом с ним было приятно, но вести разговор так куда удобнее. Да и рассмотреть Андриэля так было проще, а Джеймс хотел отметить любые изменения в его внешности, поведении, голосе. Первое, что бросалось в глаза — ужасная бледность, но больше пугало отсутствие какого-либо выражения во взгляде. А еще Джеймс отметил несколько седых прядей, и именно с седыми волосами сейчас хотелось сравнить глаза Андриэля. Казалось, сейчас перед Джеймсом сидел старик в теле юного парня. И представлять, что именно услышал, увидел, почувствовал Андриэль, запертый в собственной голове, Джеймсу хотелось меньше всего, но именно это он и хотел узнать.

— Мягкая, — сказал Андриэль и провел рукой по ткани одеяла, которым был укрыт. — Я там ничего не чувствовал. Темнота и пустота. И много дверей, а за каждой мой самый большой страх, потаенная боль или потеря. Там страшно и очень холодно. Хотя там казалось, что я не чувствую ничего.

Джеймс почувствовал, как огонь в камине взметнулся вверх, разгораясь сильнее, словно среагировал на жалобы Андриэля. Словно огонь был живым. От этой мысли Джеймс невольно поежился, ведь слишком часто ловил себя на мысли, что огонь — еще один жилец замка. Привыкнуть к этому оказалось очень трудно — Джеймс так и не справился с этой задачей до конца. Порой ему даже мерещилось, что огонь — шпион Рикаса, докладывающий о каждом шаге любого человека в замке. В такие моменты Джеймс начинал бояться за сохранность своего душевного спокойствия. Ему не хотелось за каждым углом видеть опасность.

— Но теперь ты дома, — улыбнулся Джеймс и неосознанно накрыл рукой руку Андриэля.

Ему хотелось показать, что тому не стоит бояться. Что здесь с ним ничего не случится, что если не Рикас, то Джеймс уж точно сумеет его защитить.

— Я слышал тебя. Я готов был согласиться на вечную тьму, пустоту и холод, потому что больше всего хотел покоя, но я слышал тебя. Ты звал меня. Я начал забывать, кто я и чей голос зовет меня, но я слышал. Мэдисон права: у того, что я здесь, есть причина — и это ты.

Джеймс не вымолвил ни слова, лишь поднял ладонь Андриэля, обхватил ее обеими руками и поднес к губам. Его голос уже вытащил Андриэля оттуда, а теперь он сам не позволит ему снова там оказаться. Ни за что не позволит.

Рикас сидел в кресле и потягивал вино. Ему стоило отправиться к Андриэлю или Дрейку, но сил на это совершенно не осталось. Он не хотел видеть последствия собственных ошибок. Он считал, что поступает так, как будет лучше для всех, но чуть ли не потерял брата и друга. А ведь собирался отправить Андриэля, когда тот встанет на ноги, в стан врага. Да, брат давно хотел показать себя, доказать, что способен принять участие в войне, но рисковать им все равно не самое приятное, что мог бы сделать Рикас.

— Ты должен принимать верные решения, даже если это сложно. Это твоя судьба, Рикас, ты не сможешь от нее сбежать. — Эйдан был слишком серьезен, когда произносил эти слова. Он старательно избегал смотреть Рикасу в глаза, словно понимал, что наследнику Зеврана Вайта такие слова вряд ли придутся по вкусу.

— А если я не хочу такой судьбы? Если я всегда хотел другого? — спросил Рикас.

— Ты думаешь, что твой отец всегда хотел стать Вайтом? Думаешь, он с легкостью нес эту ношу?

— Так почему мы не можем жить так, как хотим? Почему? — Рикас в тот момент казался себе маленьким мальчиком, отчаянно жаждущим новую игрушку, но ничего не мог с этим поделать. Вся жизнь казалась ему несправедливой, ведь у него было столько планов. У них с Дрейком их было полно, а теперь пришлось от всего отказаться.

— Потому что у тебя есть долг! Тебе пора повзрослеть, Рикас. Давно пора.

— Идеальный Рикас Вайт, — усмехнулся Рикас и сделал глоток.

— И с каких пор идеальные люди не сидят у постели умирающего лучшего друга, роняя горькие слезы и держа его за руку? — Дрейк уселся в соседнее кресло и налил себе вина, причем осушил весь бокал буквально в один глоток и налил еще. — Бутылка рискует скоро закончиться.

— Ты бы бокалы не пачкал, а пил сразу из нее.

— Я подумал, что стоит оставить и тебе, хотя мысль очевидно глупа. Я уверен, что у тебя здесь припрятано еще бутылок десять, а то и больше.

— Думаешь, я пью слишком много?

— Думаю, что быть Рикасом Вайтом без вина было бы слишком тоскливо.

— А большинство считает мою жизнь идеальной и жаждет занять мое место. — Рикас встал и подошел к камину, вглядываясь в огонь.

Он был наделен слишком большой силой. Силой, способной уничтожить его самого. Контроль, выдержка, подавление чувств и эмоций — то, чему его учили с детства. Он не имел права на слабости не только потому, что Вайт, но и потому, что огонь.

Способный уничтожить все на своем пути.

Так говорил отец, когда по неосторожности Рикаса страдал очередной предмет мебели или нерасторопный слуга. Сколько боли было на руках Рикаса? Сколько смертей он принес другим, даже не сражаясь за то, что ему дорого.

— Они плохо знают, чего хотят, — голос Дрейка прозвучал совсем рядом. Рикасу не надо было оборачиваться, чтобы почувствовать, насколько близко к нему стоит Дрейк.

Даже когда они были врагами, Дрейк не боялся огня Рикаса. Мэдисон боялась, залечивала раны после ожогов, но не решалась подойти к Рикасу, когда огонь трепетал в его ладонях. Прямо как сейчас. Рикас внимательно смотрел на горящий в его ладони огонь. На собственное могущество, на власть, которой жаждали слишком многие, не знающие, что именно с собой приносит этот дар.

— Слишком плохо знают, — прошептал Дрейк и накрыл огонь Рикаса ладонью, крепко сжав его пальцы.

Пламя послушно окутало обе руки. Рикас прекрасно знал, что оно никогда не причинит Дрейку ни малейшего вреда. Огонь — часть его самого, его души, тела, всего существа. Огонь знал тех, кого стоит оберегать. Огонь знал тех, кого не стоит бояться.

Огонь знал…

Порой даже лучше самого Рикаса.

Рикас дернулся вперед и накрыл губы Дрейка своими. Они целовались, а огонь трепетал, зажатый между их телами, соединяющий их руки. Огонь не обжигающий, лишь дарящий тепло и надежду.

— Ты пришел попрощаться? — оторвавшись от губ Дрейка, спросил Рикас.

— Поздравить с годовщиной пробуждения дара.

Рикас улыбнулся, а затем опустил взгляд на по-прежнему сцепленные руки. Огонь погас, позволяя Рикасу чувствовать несколько грубую кожу Дрейка. Чувствовать что-то настоящее, не подвластное магии. Каждый маг считал день пробуждения дара самым лучшим днем в жизни. Дремавшая до этого магия опутывала, накрывала с головой, вырывалась из-под контроля. День, который значился, как последний день дома. День обретения самого себя, истинной силы, настоящего предназначения.

День гибели.

Как мысленно называл его про себя Рикас.

День гибели беспомощности, наивности, детства.

День взросления.

Как говорил отец.

День ухода.

Как называла его мама.

— День обретения, — улыбнулся Дрейк.

— И в первую годовщину этого великого дня я встретил тебя. Что я тогда обрел? Головную боль на все оставшиеся годы обучения?

— Это тебе решать.

Дрейк смотрел на Рикаса и словно ждал его ответа. Рикасу хотелось спросить: «А как же твое нежелание быть моей тенью?» или еще тысячу самых глупых вопросов, на которые способен только он. Хотелось объяснить, что он никогда не считал Дрейка довеском, всегда восхищался им, потому что тот оставался верен себе и свободен. Хотелось сказать, что не решался просить, потому что не хотел ограничить. Ведь хотя бы кто-то из них заслужил свободу. Рикас хотел так много сказать Дрейку, но не смог, ибо сейчас хотел только одного. А еще послать в этот самый момент долг как можно дальше, точно так же, как голос разума.

— Останься, — лишь выдохнул Рикас, а в следующую секунду уже ничего не смог бы сказать, — Дрейк поцеловал его и толкнул в сторону кресла, намекая, что поцелуями он ограничиваться не собирается.

Рикас хотел было возразить что-то насчет спальни и более удобного места, но порой спорить с Дрейком совершенно бесполезно.

— Пока все идет по плану, но ты сам понимаешь, что Николасу знать об этом совершенно не обязательно?

Алеф всматривался в чашу с прозрачной жидкостью, пытаясь разглядеть знакомые черты лица, но рябь оказалась слишком сильной, поэтому все черты смазывались, оставляя Алефу самому додумывать такой приятный и близкий его сердцу образ.

— Сказать, что младший Вайт уже практически поправился или наоборот, что его выздоровление под большим вопросом?

— Конечно, второе, Алеф. Николас должен сомневаться в том, что я справлюсь. Он должен начать действовать более активно.

— Чтобы мы могли его устранить?

— Чтобы иметь возможность использовать его так, как нужно нам, мой милый Алеф, — собеседница рассмеялась, — я могу рассчитывать на тебя?

— Конечно! Я сделаю для вас все.

Жидкость перестала рябить, а все, что оставалось Алефу, лишь перебирать в памяти самые прекрасные и счастливые часы в его жизни. Он любил Госпожу и был готов пойти ради нее на все, абсолютно на все.

— Алеф. — Голос Николаса вырвал из мечтаний.

— Я уже иду! — крикнул он и направился к двери.

Пусть это претит, но пока он собирается играть роль идеального ученика.