Между долгом и честью

Пролог

Элайджу переполняло раздражение. Вместо того, чтобы провести вечер в компании лучшего друга, он был вынужден предстать пред очи Его Величества. Элайджа привык к тому, что стоило ему появиться в столице после очередной тяжелой битвы, как Его Величество желал, чтобы один из лучших рыцарей королевства Анталии отчитался перед ним лично. Порой Грегор задерживал и так измотанного Элайджу до рассвета. Конечно же, объясняя это тем, что король должен владеть информацией о великолепных победах армии. Элайджа же считал, что королю стоило хотя бы раз самому поучаствовать в каком-нибудь сражении, а не взваливать все на полководцев и доверенных лиц.

Король Грегор Второй Великолепный являлся самодуром и довольно посредственным правителем. Если бы не советники, то Анталия давно бы пала под натиском Остовии. Тяга к юным парнишкам, которую имел король, не добавляла ему чести в глазах Элайджи. Подданные без вопросов приводили к королю восемнадцатилетних братьев, детей, племянников. Элайджа считал это омерзительным, но старался не обращать внимания, втайне надеясь, что вскоре Грегора свергнут, и его место займет более достойный человек. Когда Элайджа сам являлся юным парнишкой, проводившим все время за тренировками, король обратил на него похотливый взор. Но семья Блэкардов имела немалый вес в королевстве, и Грегору пришлось прекратить поползновения к единственному наследнику столь знатного рода. Иногда Элайджа думал, что Королевское Величество до сих пор не забыл, что так и не смог получить желаемое, и именно в этом причина того, что Элайджу отправляли в самое пекло. А может, Грегор догадывался, что верный короне рыцарь не в восторге от его правления, и побаивался, что Элайджа решит устроить в стране переворот. Простолюдины Элайджу любили, аристократия уважала, а подвиги добавляли ему привлекательности в глазах общественности.

Элайджа ожидал, когда его пригласят в тронный зал или покои Грегора, надеясь, что сегодня аудиенция не затянется надолго.

— Сэр Элайджа, вынуждены просить прощения за то, что отвлекли вас от важных дел, но Его Величество Грегор принял решение перенести вашу аудиенцию на завтра. — В комнату, где своего приглашения ждал Элайджа, зашел глашатай и буквально осчастливил его этой новостью. Значит, он успеет увидеть Джея.

Элайджа поспешно поднялся и направился к выходу, ему предстояло пройти мимо дверей в королевские покои.

— Как ты смеешь перечить королю? — услышал он истошный вопль Грегора, а затем звук удара.

Элайджа притормозил, а через несколько минут из покоев выволокли парнишку лет восемнадцати. Из его разбитого носа текла кровь и капала на пол, на руках наливались синяки, а одежда разорвалась.

— Всыпать плетей и бросить в самую сырую камеру, — послышался крик Грегора вслед страже, — посмотрим, как он у нас запоет через недельку.

Парнишка одарил Элайджу взглядом карих глаз. В них читались непокорность и… отчаяние? Где-то в глубине этих глаз Элайджа точно увидел отчаяние.

— Кто это? — спросил он у сэра Лореса, которого увидел недалеко от покоев.

Лорес был старым, закаленным в боях воякой, служившим еще с отцом Элайджи, и всегда тепло относился к нему.

— Пленник. Утром прибыл. Не говорит, кто он, но, судя по одежде, пташка знатная. А ты знаешь Грегора — он не смог остаться равнодушным к этому невинному и хрупкому парню. А тот ему отказал в самых неприглядных выражениях. Король мог бы и насильно, но хочет поиграть. Сломать волю парня. Сделать из него своего раба, — фыркнул Лорес, никогда не одобрявший поведение Грегора.

— И никто не вступился? — удивленно спросил Элайджа. — Пленник может быть очень ценным.

— Ты же знаешь, что королевскую похоть не остановить, — пожал плечами Лорас, — проще отдать ему парнишку, чем потерять голову.

Больше ничего не сказав, Элайджа покинул дворец. Парнишка и король — не его проблема. Тем более парнишка — враг. Но, как назло, карие глаза продолжали преследовать Элайджу всю дорогу до дома Джеймса.

Андриэль лежал на сыром полу. Его била дрожь, остатки одежды не защищали от холода, а Андриэля бросили в камеру, где, кроме каменного пола и стен, больше ничего не было. Спина после плетей болела нещадно, Андриэль чувствовал, как с него стекали капельки крови, но ему было все равно. Он ни за что не сдастся, не позволит мерзкому королю трогать его. На лице появилось подобие улыбки, он вспомнил вкус крови из прокушенной губы короля, когда тот попытался его поцеловать.

Уж лучше он умрет на этом холодном полу, чем позволит… При этой мысли он снова скривился и сел, скрестив ноги. Он думал о том, как глупо попался в плен, пытаясь спасти дочку крестьянина, но хотя бы девчонка сбежала. Страшно подумать, что сделали бы с ней «благородные» рыцари. Они грабили, насиловали, сжигали целые деревни. Чертова война не принесла в их край ничего хорошего.

Затем мысли Андриэля скакнули к брату. Рикас… Он, наверное, сходит с ума. Может, считает, что Андриэль уже мертв? А ведь у них никого не осталось, кроме друг друга. Снова горькая усмешка коснулась губ Андриэля. Он скучал по брату, по их шикарному дому и, конечно же, мягкой постели. Но он — граф Вайт, а Вайты не сдаются. Он не назовет своего имени, не позволит использовать плен против горячо любимого старшего брата, даже если это означает для него смерть. Он выдержит любые пытки, но не ляжет под короля и не назовет имени.

И страха он тоже не покажет. Хотя страшно было… Конечно, было. А кому хочется умирать в восемнадцать лет? Умирать замученным на полу холодной камеры? Вряд ли добровольцы нашлись бы. Андриэль рассмеялся, чувство юмора все-таки не покинуло до конца, а значит, пока можно держаться.

Он вновь оглядел камеру. Интересно, сколько его здесь будут держать? Без воды и еды? Без надежды…

А то, что надежды нет, Андриэль понимал прекрасно. Рикас не знает, где его искать, он сам ничего не расскажет, а здесь… Здесь помощи ждать не от кого. Вокруг одни враги. Беспощадные и кровожадные враги.

Он невольно вспомнил рыцаря, которого увидел, когда его выводили из покоев короля. Рыцаря с тяжелым, но печальным взглядом серых глаз. Он смотрел на Андриэля с сочувствием. Странно увидеть в ком-то сочувствие к пленнику. Но почему-то отчаянно захотелось кричать, звать на помощь и надеяться, что кто-то откликнется. Но Андриэль лишь стиснул зубы и сжал кулаки, ногтями раздирая нежную кожу ладоней. Он один — и с этим надо смириться. Если надеяться на чудо, то это быстро сведет его с ума, а умирать Андриэль предпочитал в здравом рассудке.