Глава 18

— Мой достойный собрат… Скорбно видеть, что ты оказался побеждённым. Такие, как мы, должны царствовать вечно, а не обращаться во прах…

Один говорил величественно, церемонно, растягивая слова; единственный глаз Всеотца скандинавского пантеона с царственной печалью обозревал руины, оставшиеся от дворца Зевса. Без властителя этих мест Олимп быстро, даже стремительно приходил в упадок, и дворец разрушался вместе со всем остальным буквально на глазах. Пара дней — и здесь останется лишь тёмная пустошь, а пока Боги явились, чтобы постоять здесь, отдать дань памяти своим павшим товарищам — и решить, что делать дальше.

— Сколько пафоса… — прошептал Осирис, наклоняясь к уху стоящей рядом Мораны. — «Достойный собрат», «должны царствовать вечно»… Да он же сам его ненавидел!

— Небось, жалеет сейчас, что не прибил его сам, — рассмеялась Морана в ответ — тихим, сухим смешком. — Он бы давно это сделал, да не был уверен, что победит. А теперь увидел, что Зевс умер, и решил, что тот был слабаком…

Стоящие рядом Боги покосились на них, но ничего не сказали; по счастью, сам Один находился достаточно далеко и не расслышал тихих разговоров.

— Люди и раньше показывали свою непокорность, — продолжал Один. — Люди смели поднимать руку на таких, как мы. Но сейчас они перешли последнюю черту, и должны быть наказаны. Все вы знаете; Зевс готовился к войне с людьми, Зевс желал её всем сердцем. Разве не долженствует нам теперь, в память о нём, начать эту войну — и победить⁈

— Да!!! — заорали Боги — если не все, то большинство, по крайней мере. Громче всех орали самые воинственные — Тор, Морриган, Уицилопочтли… — Атакуем людей! Они умоются в крови!!!

— А затем, — постепенно голос Одина набирал силу, становился из скорбно-приглушённого торжествующим и гремящим, — затем мы повергнем весь бренный человеческий мир в прах! В чистую энергию, из которой он однажды был создан! И из этой энергии мир будет воссоздан снова — уже идеальным, в котором у людей не будет и мысли о непокорности…

Дит, стоящий в окружении других Богов Смерти, поморщился.

— Значит, Один и остальные по-прежнему хотят перезапустить Вселенную. Я-то надеялся, что гибель олимпийцев заставит их отказаться об этих планов…

Боги Смерти стояли чуть поодаль — группа негласных отщепенцев среди всех небожителей, владыки разных областей подземного мира.

— Надейся, — поморщился Осирис. — Им плевать на то, что потеряем мы, если мир перезапустится. Они никогда нас ни во что не ставили. Даже моя собственная жена…

Он покосился вперёд, туда, где Исида и Сет стояли плечом к плечу и орали воинственные лозунги, приветствуя план Одина и потрясая в воздухе кулаками.

— Вы разве не расстались? — хмыкнула Морана. — Кажется, я что-то такое слышала… тысячи две или три лет назад…

— Ой, да брось, можно подумать, ты из своего глухого угла следишь за тем, что происходит у нас в Египте, — Осирис закатил глаза. — Две-три тысячи лет? Серьёзно? За это время мы сходились и расходились около десятка раз, наверное…

Дит поглядел на них со сдержанной суровостью.

— Так и будете обсуждать семейные дела? Или, может быть, поговорим о делах?

— Дела? — на него посмотрела Хель. — А у тебя есть что-то посущественней, чем «ой, давайте обсудим, какие остальные нехорошие и как они нас избегают»?

— Они нас не избегают, — покачал головой Дит. — Они нас боятся, просто не хотят в этом признаваться — ни нам, ни друг другу, ни самим себе. Как будто вы сами этого не знаете.

Лица Богов Смерти выражали разное. Кто-то согласно покивал, кто-то с сомнением покачал головой.

Тем не менее, Дит знал, что в глубине души каждый из Богов Смерти знает, что он прав. Более того — каждый из них считает так же.

Их, Богов Смерти, не любили. Уважали. Боялись. Сторонились, но в то же время изображали радость и радушие при встрече с ними. Никогда никуда не звали первыми, если только была такая возможность, но при этом не решались напрямую выгонять их со встреч и гулянок. Смерти боится каждый, а уж бессмертные — особенно. Да что там — даже сами Боги Смерти порой боялись смерти!..

— Их сила — он молитв живых, — продолжил Дит, — а наша — от стенаний покойников. Им нужны молитвы, а мы всё равно заполучим свою жатву, что бы там ни было…

— Кхе-кхе… не совсем, — покачал головой Танатос. — Дальние области царства мёртвых снова бунтуют; мы теряем всё больше контроля…

Глаза Дита вспыхнули таким гневом, что даже остальные Боги Смерти отшатнулись от него, а митингующие по соседству божества с удивлением покосились в их сторону.

— Вот именно!! И меня это не устраивает… Но… у нас всё равно больше власти, чем у них.

Он медленно выдохнул, успокаиваясь; остальные Боги Смерти с опаской глядели на главного и самого могучего из них.

— Молитв от живых больше не становится, — усмехнулся он, вновь глядя на остальных. — Живые плодятся, как кролики, но не хотят возносить молитвы. А наша паства лишь прибывает. И даже непокорная её часть, даже те, кто находится не под нашим контролем — всё равно находится в царстве мёртвых, никуда оттуда не денется…

— Кроме твоего любимчика, конечно, — ехидно усмехнулась Морана.

— Ага. Сизифа, — добавил Гипнос, а стоящий рядом с Осирисом Анубис по-шакальи захихикал.

— О, вы думали уколоть меня упоминанием Сизифа? — тихо рассмеялся Дит. — Напрасно! Сегодня я совсем не злюсь при упоминании о нём… Ну, может быть, лишь немного. Знаете, буквально вчера ко мне в руки попалась душа Данте. Того старого порученца Зевса, которого я для него в своё время выдрессировал. Он… долго орал, рыдал, молил вернуть его на Землю, но, как по мне, этот пижон основательно зажился.

По тесному кружку Богов Смерти прошёл смешок.

— Ну, ну, и?

— И он рассказал мне кое-что, — закончил Дит. — О том, как он умер. А умер он от руки Сизифа. Не то, чтобы это само по себе было для меня неожиданностью, но… он сказал, что Сизиф прикончил его буквально с одного, может быть, двух ударов.

— Данте? — удивилась Морана. — Этого типа? Помнится, Зевс даровал ему такую силу, что простые смертные не представляли для него угрозы.

— Зевс в этот момент уже был мёртв, — заметила Хель.

— Мёртв, но такие силы не выветриваются за час…

Дит кивнул.

— Вот именно. О том же подумал и я. Конечно, Сизиф — тоже не простой смертный. Я думал, они будут наравне. Но, судя по тому, что я узнал, силы Сизифа сейчас… существенно превосходят силы Данте. Как вы думаете, где он заполучил такое могущество?

Боги Смерти неуверенно запожимали плечами.

— Кто его знает… — покачала головой Морана. — В мои края он почти не заглядывал, я знаю о нём только по рассказам других.

— Как-то пару раз пересекались, — тявкнул Анубис. — Очень грубый, самоуверенный тип…

— Пересекались, и вовсе не пару раз, — вздохнул Танатос. — Самоуверенный — это точно про него. Но умный, хитрый, а главное, изворотливый…

Дит улыбался.

— Знаете, что ещё? — он понизил голос. — Сизиф был здесь. На Олимпе. Прямо перед тем, как умерли Зевс и остальные.

— Что⁈ — изумились остальные Боги. — Как…

— Никто не знает, что произошло, — Дит следил, чтобы никто, кроме стоящих вокруг него не услышал его слова. — Все думают, что какие-то богоборцы из мира людей проникли сюда в союзе с беглым Титаном и выпустили остальных, но… если так, то где Титаны?

— Ну… Зевс успел их победить… — несмело предположил Анубис.

— А кто тогда добил его самого? — едко возразил Дит. — Не-а. Здесь и правда были Титаны, и именно они разгромили сокровищницу моего брата, именно они прикончили Богов… большую их часть, во всяком случае. Но здесь в это же самое время была и третья сторона.

— Сизиф?

— Сизиф, — кивнул Дит. — Пришлось немного покопаться в погибших душах, отыскать пару стражников дворца… даже к Мойрам в гости заглянуть. Но я выяснил, что он здесь был.

Все молчали; где-то на заднем плане продолжал свою речь Один, рядом с ним потрясал молотом Тор — кажется, теперь, когда Зевса не стало, именно скандинавы взяли на себя роль лидеров военного похода.

— Он всегда делал так, — поморщился Дит. — Всегда. Знаю, мы, Боги, не любим брать пример со смертных — а лично я ещё и очень не люблю самого Сизифа — но он умный парень, и порой стоит брать с него пример и делать как он.

— Как именно?.. — уточнил Гипнос.

— Быть третьей стороной. Той, которая находится сбоку, не лезет в самое пекло и наблюдает. Чуть-чуть вмешивается, подыгрывая то одной, то другой стороне. Несёт меньше всех потерь… а затем снимает все сливки.

— Думаешь, так нам и стоит поступить? — Осирис потёр подбородок.

— Да. Я не стану мешать Одину и компашке нападать на Землю — не поймут и не послушаются, а силы, чтобы просто остановить их, у нас нет. Но вот не предупреждать их о том, что на Земле их ждут сюрпризы… дать им сразиться, убиться об людей, а людям убиться об них… Боги Смерти мы, в конце концов, или нет?

Компания психопомпов и владык потусторонних земель заулыбалась теми улыбками, которые были в ходу только в кругу своих.

— Пусть две стороны сразятся, — заключил Дит. — Нам нужно лишь убедиться, что в ходе битвы обе они понесут достаточно урона. И когда это произойдёт… тогда-то выступим и мы.

Он улыбался, глядя на Богов Смерти; будучи главным, Дит не делился с ними всеми козырями.

Например, он не сказал им, что вчера душа Данте рассказала ему не только про Сизифа. Она рассказала и ещё про кой-кого…

Будущее обещало быть интересным и перспективным. Пусть Боги думают, что они сильнее, пусть Сизиф думает, что он умнее… Дит, верховный владыка царства мёртвых, Бог Смерти, повелитель теней, умел ждать.

* * *

— … и всё-таки этого можно было избежать, — поморщился герцог Адриан Аквила, стоя у окна своей столичной резиденции и сцепив руки за спиной. — Сделать всё как-то более плавно… с меньшими репутационными потерями…

Его дочь усмехнулась и откинулась в кресле.

— Чтобы ты опять что-нибудь выдумал и пошёл на попятную? Нет уж, если жечь мосты, то наверняка. Да ты и сам понимаешь — после всего, что было, союз с Кислевскими был невозможен. Они сами себя похоронили.

— Они-то себя похоронили, — согласился герцог. — Но они были слишком повязаны с нами. Я был среди тех, кто называл Антона героем, я жал ему руку и всё такое… а теперь мне приходится выстаивать под потоком всех этих возмущений и криков…

Да, всё правильно: Анжела всё-таки выложила в сеть тот ролик. Тот самый, где Антон признаётся, что всё сделали я и мечники, а не он, клянётся служить Богам, ползает перед Данте на коленях и хочет, чтобы тот прикончил всех свидетелей, включая саму герцогскую дочь. Выложила, как только увидела колебание в глазах отца — и, чёрт побери, страшная штука эти социальные сети!.. Видео разлетелось по Сети с поистине космической скоростью.

Разумеется, сказать, что поднялась шумиха — всё равно что обозвать всемирный потоп «лёгкой непогодой». Столица стояла на ушах; возмущённые люди срывали со стен плакаты, орали под стенами герцогской резиденции и требовали крови. О самих Антоне и его отце ничего не было слышно — судя по всему, им пришлось бежать или укрыться где-то, потому что их бы буквально порвали в клочья, не посмотрев на все титулы и регалии.

Люди могут простить сильным мира сего многое, очень многое. Могут утереться, когда их угнетают, когда о них вытирают ноги. Но публичное согласие служить Богам… такого люди в герцогстве простить не могли.

— В чём же проблема? — откликнулся я из другого кресла. — Ведь ролик выложила в сеть ваша дочь, герцог, со своего публичного аккаунта. Разве это нельзя… взять в оборот, раскрутить?

Герцог оглянулся на меня и слегка кивнул.

— Разумеется. Мы всё это уже делаем, господин Сизиф — давим на то, что Анжела и я вместе почуяли неладное, заподозрили, что Кислевские лгут о событиях в Академии, первыми разоблачили эту ложь…

Заподозрили… ха. Я тихо хмыкнул под нос. Как будто твои спецслужбы не узнали обо всём первыми! Не-а, герцог Адриан, ты просто решил согласиться на эту ложь ради политической уступки, а теперь раздражён, что ставка не сыграла.

Что сказать. Поставил не на ту лошадку.

Впрочем, герцог оказался далеко не самым глупым, а главное — договороспособным человеком, и меня это устраивало.

— Но всё равно, — продолжал он, — хотелось бы, чтобы всё произошло… без меньших волнений. На носу война с Богами, и беспорядки и хаос в этот момент совсем не нужны.

Я пожал плечами.

— Народ во все века был одинаков. Чтобы он успокоился, нужно дать ему новую тему. Если старые герои пали, нужно дать новых или указать на общего врага. Возможно, риторика в духе «Героем у нас может быть каждым», бла-бла-бла, вместо одного распиаренного аристократа Антона — сотни простых ребят…

— Да нет, — поморщился Адриан. — Про простых ребят мы, конечно, рассказывать будем, но всё равно нужен какой-то единый символ. Кто-то, что объединит их и поведёт за собой…

Я встал и подошёл к окну, туда, где ревела толпа, требуя выдать им голову Антона на пике.

— Найти в этой толпе того, кто орёт громче всех, — предложил я. — Дать ему денег, чтобы говорил то, что нам нужно. Поднять его на знамя.

— Думаете?.. — Адриан Аквила покосился на меня.

— В моё время работало, — рассудил я. — Если толпа недовольна старыми кумирами, она сама изберёт себе новых. А если вывести к ним ещё одного аристократа и сказать «Окей, с Антоном мы ошиблись, но вот вам другой герой, этот точно настоящий»… Кто в такого «героя» поверит?

Аквила вздохнул.

— Никто. Толпа должна сама кричать его имя, первой, и тогда уже мы поддержим его… Да. Вот только где взять того, чьё имя она будет кричать?

На меня посмотрели и герцог, и его дочь…

Я равнодушно покачал головой.

— Нет-нет-нет. Я знаю, конечно, что они там орут «Сизиф, Сизиф», особенно после того, как на ролик попали слова Антона. Но я не собираюсь становиться символом, увольте. Просто… не моё.

— У тебя всё равно не получится остаться в тени, — возразила Анжела.

— Не получится, — согласился я. — Но быть не в тени — это одно, а становиться знаменем…

Видел я таких ребят, которые становились знамёнами и символами. Много видел! Даже были среди них по-настоящему храбрые и честные — не такие, как Кислевский, а действительно герои. Были те, которые шли на эту роль с мыслью о лучшем мире. Некоторые даже находили в этом себя, что уж говорить…

Вот только сам я всегда твёрдо держался в стороне от подобного. Не моё. Быть главным, быть символом и примером для подражания, вести за собой толпы… вы знаете, сколько это лишних нервов и хлопот? Нужно быть непогрешимым идеалом — на себя ведь все смотрят! Нужно обо всём думать, всё учесть. Вся ответственность — на тебе, любой провал тут же становится твоей личной виной, даже если ты не имеешь к нему никакого отношения! А если этих провалов станет слишком много — раз, и толпа, что вчера боготворила тебя, уже орёт, требуя твоей крови… как та, что здесь, сейчас, под окнами.

А кроме того, если ты — символ и знамя, у тебя не получится действовать… моими методами. Оставаться сбоку, не быть всё время на виду, выходя из тени только в нужные моменты. Где-то действовать жёстко и некрасиво, зато эффективно. Нет, лидер и паладин должен быть непогрешим…

А я точно не непогрешимый.

— Что ж, — казалось, герцог Аквила не особо расстроился. Или просто не удивился? — Это было ожидаемо, после всех наших прошлых разговоров, так что… Есть другой вариант.

Я вопросительно поглядел на него.

— Народ на вашей стороне, Сизиф, — проговорил он. — Народ мог бы пойти за вами, он поверит вам сейчас. И если вы не хотите быть героем сами… то вы могли бы указать им на героя.

Я покивал.

— Мог бы. Но зачем мне это делать?

— Потому что кто-то же должен быть символом, — рассудил герцог.

— Может быть, — уклончиво ответил я. — Но если я укажу на вашего ставленника и скажу «Это герой», а потом окажется, что он вовсе не идеал… я окажусь там же, где сейчас Антон Кислевский. Нет, такое меня не устраивает.

Я ждал, что Аквила станет убеждать меня, но он лишь задумчиво глядел в окно, будто там не бушевала народная стихия, а цвели в поле ромашки.

— Я и сам думаю, жизнеспособный ли это вариант… Может ли он повести за собой народ, или…

Я поглядел на герцога.

— Сказали «А» — так говорите и «Б». Что у вас за вариант?

Герцог согласно кивнул.

— Да, разумеется, я не просто так начал разговор. Кстати, вам, наверное, интересно, как это Кислевские целые сутки искали своего блудного сына вместе с похищенным мечом, но так и не нашли…

До меня доходило секунду — а потом я расширил глаза.

— … серьёзно?

Анжела тоже вытаращилась на отца.

— Погоди… Влад⁈ Я не знала… что… как…

— Они, конечно, отправили за ним своих людей, — тихо рассмеялся герцог. — Но мои люди были первыми. Они перевернули весь город, но не догадались бы рыть во дворце — а если и догадались бы, кто бы им это позволил? Влад Кислевский вместе с мечом вторые сутки сидит у меня, тише воды и ниже травы.

— … не выйдет, — с лёгкой досадой проговорила Анжела после короткой паузы. — Для народа сейчас одна его фамилия — как красная тряпка для быка. Фамилия «Кислевский» ещё долго будет ругательством…

— Может быть, и так, — возразил герцог. — А может, и нет. Сейчас, пока всё только началось, ещё можно развернуть это в нужную сторону. Рассказать народу историю о том, как плохой старший брат оболгал хорошего младшего…

Я усмехнулся.

— Строго говоря, эта история не так уж далека от правды.

— Вот именно! — с жаром подхватил герцог Аквила. — Поэтому я и спрашиваю вас, господин Сизиф — смогли бы вы поддержать фигуру Влада Кислевского, если я захочу сделать из него новый символ войны с Богами?

Я задумчиво почесал в затылке.

— По правде говоря… прежде всего, меня волнует один-единственный вопрос. Он волнует меня с того самого момента, как Влад позвонил мне и сообщил, что забрал себе меч, и ещё больше стал волновать, как только Анжела сообщила мне, что похищенный меч — это Эскалибур.

Анжела и герцог вопросительно уставились на меня.

Я тяжело вздохнул. Ведь наверняка ответ будет «да». Так ведь?

— … Влад брал Эскалибур в руки?

* * *

Как⁈

Как всё могло вот так рухнуть… в никуда? В одночасье?

Антон Кислевский не мог ответить на этот вопрос.

Ещё сутки назад у него было всё. Слава, репутация героя, влияние… даже перспектива свадьбы с Анжелой Аквилой, которая раньше отзывалась в нём лишь раздражением, теперь не пугала его. Напротив! Может быть, всё это время так и надо было? Он — и дочь герцога…

А потом пришёл Сизиф.

Вот кто во всём этом виноват. Вот кто всё и всегда портит. С того самого момента, как он появился в Академии. Сизиф. Отнял у него перспективы, славу. Отнял мечту стать героем, доказать на войне с Богами, кто он такой!..

И ведь что такого он там сказал-то, на этом видео? Ясно же, что это лишь военная хитрость… он просто отвлекал внимание, а потом грохнул бы этого беловолосого по голове, когда тот отвлёкся бы…

Не так уж он был и силён. Иначе как бы Сизиф убил его? Значит, и он, Антон, мог, ему просто не повезло… немного везения, и он был бы по-прежнему на коне…

Чёртов Сизиф. А теперь приходится бежать из города тайно, потому что эта тупая чернь хочет разорвать его на клочки. Да как они вообще смеют⁈ Тут же нашлись говорливые, которые вылезли со своей «правдой» об Академии, нашлись те, кто начал кричать «А мы говорили с самого начала»… И все кричат, что Сизиф — герой!

Этот-то мудак? Герой? Да он…

— Кхм-кхм, — раздалось в углу тёмной комнатушки без окон.

— А⁈ — Антон резко обернулся. — Кто вы? Как сюда попали?

Им с отцом пришлось бежать через тайный ход в поместье; сейчас они отсиживались в старом склепе Кислевских, а вернее — под ним, пока верные люди готовили для них безопасный отход…

Человек, стоящий в углу (дверь комнаты была закрыта и, кажется, даже заперта), озирался по сторонам. Высокий, худой, длинноволосый и очень-очень бледный. Худой, с аккуратной бородкой…

— А я всегда здесь был… — заметил он. — В какой-то мере. Склепы… люблю места, где пахнет смертью.

Он глубоко, с наслаждением вдохнул и шагнул вперёд.

— Привет, мальчик. Меня зовут Дит.

— Б-бог⁈ — Антон дёрнулся в строну. — Стой! Н-не подходи…

Дит лишь рассмеялся.

— Знаю, знаю. Ты у нас мечник, богоборец, всё такое. Богов ненавидишь всей душой! Но… готов поспорить, есть кое-кто, кого ты ненавидишь больше. И его имя начинается на «С», да?

Антон завороженно моргнул. По уму, ему надо было либо атаковать (он ведь и правда мечник и богоборец!), либо готовиться к смерти (нет ни шанса, что он одолеет самого Дита, владыку мира мёртвых!), но все его мысли сейчас были вовсе не об этом.

— Ты про… Про…

— Про Сизифа, мальчик, — кивнул Дит. — Кстати, я тоже его не люблю. Си-и-ильно не люблю… Так как? Обсудим эту тему чуть подробнее?

Загрузка...