Машина Апокалипсиса

Глава двенадцатая. Эльф-рок

Трактирщика звали Барнабо. Он встретил меня довольной ухмылкой, как будто старого приятеля.

– Как прошла поездка на саграморскую границу? – осведомился он.

– Нормально, – бросил я сквозь зубы. Мне совсем не хотелось, чтобы этот тип считал меня своим приятелем. – По всем параметрам рулезная получилась поездочка.

– Хочешь что-нибудь мне сказать?

– Вообще-то мне больше всего на свете хочется зарядить тебе в табло. Но Мастер просил меня быть с тобой ласковым. Постараюсь, хотя это будет очень трудно.

– В чем же дело? – Барнабо вытер полотенцем пивной стакан и поставил передо мной на стойку. – Если хочешь, заряди. Только я ведь с процентами верну. За мной не заржавеет.

– Это ты сдал меня и Марику Мастеру.

– Ничего личного, парень. Работа есть работа.

– Что ты знаешь о Марике?

– То же, что и ты. Или Мастер тебе не говорил, что бывает с проминжами, которые летят с катушек и не выполняют задания?

– Марика не сумасшедшая.

– Мастеру виднее. И его аниматорам тоже. Давай не будем обсуждать действия начальства, парень. Неблагодарное это занятие. Лучше выпьем.

– С утра не пью. Что такое Кубикулум Магисториум?

– Исследовательский центр Большого Круга магов. Находится в паре миль от имперской столицы. Думаешь освободить девку? Не выйдет. Сам попадешь на трансформацию.

– Я хочу узнать, что с Марикой.

– У любой информации есть цена. Маги – живые люди, денежки любят не меньше нас, необразованных.

– Сколько?

– Двести дукатов.

– Договорились. У тебя есть бумага и перо?

– У меня все есть. Хочешь накропать любовное послание?

– Да, поэму в терцинах. Так как насчет бумаги?

– Момент, – Барнабо полез в свою конторку и с самым невозмутимым видом поставил на стойку чернильницу с пером, а потом положил передо мной листок бумаги. – Но полсотни дукатов придется доплатить.

– Я доплачу еще сто, если ты разузнаешь о Марике поподробнее.

– Не вопрос. Пиши свою поэму.

Я взял перо и задумался. Что писать? Девчонке сейчас очень нелегко, это я понимал. Как мне ее подбодрить? Длинные серенады совсем ни к чему. И я написал всего одну фразу:

Я тебя люблю

Текст был словно написан кровью – в чернильнице был алый вермильон.[1] Сложив листок, я протянул его Барнабо.

– Ты ведь не только за этим ко мне пришел, верно? – спросил трактирщик, забрав записку.

– Угадал. Я в Балке раздобыл один прелюбопытный документик. Есть желание почитать?

Я почти с физическим удовольствием наблюдал, как вытягивалась физиономия Барнабо, когда он читал письмо Шамхура Риската. Аж гордость за себя взяла.

– Как это попало тебе в руки? – спросил трактирщик, закончив чтение.

Я рассказал. Физиономия Барнабо вытянулась еще больше.

– Слушай, ну ты молодец! – вздохнул он – Мастер будет очень доволен. А медальон?

– Его я не нашел, – солгал я.

– Что планируешь делать?

– Встретиться с агентом Риската.

– Для этого нужен медальон.

– Это не проблема. Дай мне адресок хорошего ювелира, и я все сделаю.

– Ты что, видел этот медальон?

– Я его сам снял с трупа барона Гранстона. Не веришь, спроси у Мастера. Правда, потом его у меня отобрал Шукра, тот самый тип, которому адресовано письмо. Но я отлично помню, как он выглядит. Вряд ли в темноте агент сумеет отличить оригинал от подделки.

– Э, нет, парень, ты агентов Риската на такой туфте не разведешь! Подлинный артефакт на сто саженей эманирует магией, агент сразу определит подделку.

– И это не проблема. Я знаю в городе одного эльфа, который за двадцать дукатов зарядит нашу бижутерию магией по самое не могу. Но сейчас мне нужен ювелир.

– Хорошо. Зайди к мэтру Карди на Улице Семи Добродетелей, у него лучший ювелирный салон в городе.

– Уже понял по фамилии этого мэтра.

– Как только ювелир сделает обманишку, сообщи мне. Я организую прикрытие для тебя.

– Поговорим об этом позже, – сказал я и вышел из паба.

Теперь я точно знал, к кому из лоэленнских ювелиров нельзя идти. Если Барнабо посоветовал мне мэтра Карди, значит, этот ювелир имеет дела с имперской разведкой. Пошатавшись по магазинам в центре города и убедившись, что за мной не следят, я зашел в небольшую ювелирную лавку, хозяином которой оказался пожилой гном.

– Что-то хотите купить, сударь? – осведомился гном. – Украшение для своей дамы?

– Вы умеете держать язык за зубами, милсдарь гном? – шепнул я, перегнувшись через прилавок.

– Всю жизнь только это и делаю.

– Отлично. Значит, именно вас я попрошу об одолжении, – я расстегнул ворот кольчуги и извлек медальон Венсана Уйе. – Мне нужна точная копия этого ордена. И чем быстрее, тем лучше.

– Я могу сделать копию за один день, – ответил гном, осмотрев медальон. – Но это будет стоить денег.

– Сколько?

– Триста дукатов.

– Я согласен.

– Половина денег вперед.

Я развязал мой кошелек и отсчитал мастеру деньги. Он ссыпал их в ящик стола, забрал у меня медальон и велел прийти за ним на следующий день после обеда. Я ушел из ювелирной лавки в отличном настроении – мой план пока исполнялся без всяких шероховатостей. Конечно, я бы мог сыграть по-честному и отдать Барнабо настоящий медальон, но уж очень мне хотелось поблефовать. Посмотрим, готов ли Мастер к мухлежу с моей стороны.

Ночь я провел в той самой гостинице, где мы с Марикой останавливались в первый вечер нашего пребывания в Лоэле. Наверное, именно поэтому спал я плохо – моя кровать напоминала мне об очень многих приятных моментах, пережитых с Марикой на этой постели. Так что я едва дождался наступления утра. Перекусив в маленьком трактире средней руки, я навестил в конюшне Арию, погулял по городу и в назначенное время явился к гному-ювелиру. Копия амулета была сделана так искусно, что я едва отличил настоящий медальон Гранстона от подделки – настоящий был немного тяжелее.

– Рулезная работа, – сказал я гному, отдал вторую половину платы и ушел из лавки. Мой кошелек стал совсем тощим, и все, что мне оставалось делать – так это отправляться в Ло-де-Мало и попытаться заработать на деле негоцианта. Я невольно пожалел о том, что не воспользовался случаем и не растряс сундучок Кацбалгера еще на пару тысяч дукатов. Впрочем, что сделано, то сделано. Главное – у меня есть дубликат медальона, и я могу встретиться с шамхуровским агентом в Лоэле. Но сперва я должен был зайти к Доппельмоберу и зачаровать поддельный медальон.

Старый эльф был дома. Он выслушал историю о похищении Марики и был реально расстроен моим рассказом. Так расстроен, что его внезапно обуял приступ великодушия.

– Я не возьму с вас денег за работу, – сообщил он мне торжественно. – Пусть это будет мой скромный вклад в освобождение Марики. Давайте вашу вещицу.

Через десять минут он вручил мне зачарованную безделушку, а вместе с ней – серебряное кольцо с красным камнем.

– Кольцо Тихого Шага, – пояснил он, увидев в моих глазах вопрос. – Реликвия, доставшаяся мне от дедушки. Он был великим мастером розыгрышей, обожал пугать в лесах одиноких путников и появляться неожиданно тогда, когда его не ждали. Он и сработал это кольцо. Хорошая вещица, хэй-дидл-дидл. Снижает шум от шагов вполовину, помогает подкрадываться и тихонечко делать ноги. Дарю его вам, юноша. Оно вам нужнее.

Я был без дураков растроган такой щедростью и крепко пожал эльфу руку. Вообще, в этом мире именно эльфы помогают мне больше всех. Нехаир подарил мне один отличный меч, Финнваир другой, теперь вот старина Доппельмобер сделал еще один ценный подарок. Хорошие ребята эти эльфы. На будущее стоило бы с ними покрепче сдружиться.

– Я могу, если что, обратиться к вам за помощью, профессор? – спросил я, надевая кольцо на палец.

– Без проблем. Но только не сегодня. Я иду на концерт нашей лучшей певицы Шагирры. Кстати, и вам советую на него сходить, хэй-дидл-дидл. Если, конечно, вы любите хорошую музыку.

– Очень люблю, – искренне сказал я. – И обязательно схожу.

Уже на улице я подумал, что Доппельмобер и в самом деле подал мне отличную мысль. До полуночи у меня масса времени, и его надо с пользой убить. К тому же, я примерно представлял себе, какого типа музыку играют эльфы. Наверняка что-то барочно-готическое – подобный декаданс меня очень даже вставляет. Но перед тем, как отправиться на поиски Королевского театра, где должна была выступать Шагирра, я заглянул к цирюльнику, постригся и превратил свою окладистую бороду в моднячую рэперскую бородку. Я заметил, что в Лоэле многие рыцари, включая Мальдена и самого Руди фон Данцига носят подобные бородки. Местная мода не противоречит земной, и это хорошо. Пообедав и поспав пару часов в номере, я пошел на концерт.

Королевский театр оказался довольно внушительным зданием с помпезной колоннадой и шеренгой гипсовых скульптур по фасаду. Входной жетон я купил без особых проблем и тут же прошел в театр. В фойе было полно зрителей, в большинстве своем эльфы, но было немало и молодых людей в костюмах самых ярких расцветок. Справа от входа располагался бар, в котором торговали элем, жареными орешками и крабами, а также эльфийским лакомством ruese, напоминавшим нашу картошку-фри. Судя по очереди, которая собралась у стойки, народ жаждал не только зрелищ, но и жидкого хлеба молодежи всех времен и народов. Я не стал присоединяться к очереди и прошел в открытый амфитеатр с полукруглой сценой, на которой уже выступали жонглеры и глотатели огня. Свободных мест на скамьях почти не было: я уселся по центру, наблюдая, как молодые эльфы и эльфийки рассаживаются впереди и по сторонам и смотрят на сцену через местные эквиваленты театральных биноклей – шлифованные прозрачные камни в оправах. Жонглеры закончили свои кривляния и убежали за кулисы: секунду спустя крепкие парни втащили на сцену два странных устройства – огромные друзы из прозрачных, похожих на горный хрусталь кристаллов, – и расставили их по краям. Я начал было гадать, на кой леший нужны эти непонятные декорации, но тут зал наполнил плотный и низкий вибрирующий звук, будто кто-то нажал басовую клавишу хорошего синтезатора. А потом зазвучали такие мощные гитарные риффы, да так громко и чисто, что я сразу понял – сегодня я услышу что-то особенное.

Я не ошибся. Миг спустя над залом пронесся рев восторга – так эльфы встретили свою героиню. Шагирра, облаченная во что-то зелено-сверкающе-обтягивающее вышла к авансцене кошачьей пружинящей походкой, протянула к залу руки и крикнула:

– Ayle harc, me ferien a surne, Shieen a`piel ! Amier tuen allarda!

Ее звонкий чуть хрипловатый голос прозвучал громом над амфитеатром и отразился вибрирующим эхом от стен. Я понял, что она сказала – это было объяснение в любви ее братьям и сестрам, народу эльфов. И еще понял, для чего нужны прозрачные кристаллы. Эти магические устройства невероятным образом усиливали звук.

Шагирра развела руки, звеня браслетами, и запела. Одна, а капелло. Ее хрипловатое контральто наполнило все пространство, вибрируя, проникая в душу, заставляя сердце сжиматься. Это была не песня – это был крик души, полный накопившейся невыносимой боли и веры;

Постепенно в пение Шагирры вплетался звук гитары – чистый, звенящий, обволакивающий и при этом жестко-ритмичный. Что-то совершенно кельтское, построенное на квартовых интервалах, будто рожденное из дыхания дремучих лесов, ажурного полога клубящихся туманов и звона водяных струй. И я понимал каждое слово таинственной песни, которую пела эта маленькая хрупкая девушка с огромными карими глазами и гривой пшенично-золотых волос:

Поразительно, но вокруг меня больше не было амфитеатра. Я видел образы, созданные могущественной эльфийской магией. Мрачные картины эпохи Меча и Пламени, Изгнания и Безысходности. Марширующие по дорогам войска – тысячи безжалостных воинов, которых послали покончить с эльфийскими королевствами. Погибающие в пламени лесных пожаров вековые деревья. Превращенные в тлеющие гари священные рощи, засыпанные песком и камнями лесные источники. Хохочущих солдат в латах, волокущих за волосы избитых полураздетых эльфиек. Брошенные на дорогах трупики младенцев, расклеванные воронами и обглоданные волками и лисицами. Умирающих эльфов, прибитых железными гвоздями к столбам на потеху черни. Разрушенные, сожженные, чадящие смрадными пожарищами города и селения. И со всех сторон на меня смотрели глаза – огромные, миндалевидные эльфийские глаза. Зеленые, синие, черные, карие. Смотрели с болью, с упреком, с невыразимой тоской – и надеждой. Я не мог выдержать их взгляды, отводил глаза, но тщетно. Эльфийское колдовство было сильнее меня.

Медленная торжественная вещь прервалась дробным соло барабанов, а потом пошел такой реальный риверданс с двумя солирующими скрипками и флейтой, что я чуть не умер от кайфа. Если бы гениальный Иан Андерссон из «Jethro Tull» услышал то, что в тот вечер услышал я, он бы с горя пропил свою флейту в ближайшем пабе и на всю жизнь зарекся выходить на сцену. А эльфийское колдовство продолжало действовать, и теперь я в каком-то трансе наблюдал, как самозабвенно танцует на сцене Шагирра, окруженная пляшущими тенями и языками пламени, а над амфитеатром в темное ночное небо поднимается сияющая ослепительно-белая звезда, окруженная сияющим ореолом.

Наступившая тишина показалась мне громом. Я посмотрел вокруг и поразился, как же тихо стало в зале. Я стоял, совершенно ошеломленный, а вокруг меня стояли зрители – не только эльфы, но и люди. Многие вытирали слезы. А потом раздался неописуемый рев. Сто пудов, что мало кто из наших рокеров мог бы похвастать тем, что хоть однажды в жизни слышал такую бурю восторга в зале.

– Sagirra! – гремело над амфитеатром – Sagirra!

Я смотрел на сцену и видел, как выходили на нее музыканты в зеленых бархатных куртках с капюшонами. Барабанщик с тамбуринами на поясе. Скрипач с фиделью и скрипач с виолой да гамба. Флейтист с тростниковой флейтой.

Когда появился гитарист, я заорал так, что мои соседи от меня испуганно отшатнулись. Потому что у гитариста Шагирры в руках был двенадцатиструнный «Эко Рейнджер». И еще потому, что он единственный из всей группы не был эльфом.

– ХАААААТЧ! – завопил я и ломанулся к сцене, перепрыгивая через скамьи, расталкивая зрителей, понемногу выходивших из транса.

Я даже не слышал, как пищит у меня на шее магофон. Я вообще ничего не видел и не слышал. Сам не помню, как оказался на сцене. Вопил, как безумный, тряс совершенно счастливого Хатча, который только таращил на меня изумленные глаза и вскрикивал:

– Леха! Леха!

Зал в восторге свистел, топал ногами. Шагирра с растерянной улыбкой смотрела на нас, а ее музыканты окружили нас кольцом, тоже улыбались и что-то говорили на сидуэне. Я не слышал и не слушал, что они говорили. А Хатч, выйдя из ступора, говорил быстро, и язык у него от волнения заплетался, будто у пьяного:

– Леха, ты! Блин, да как же я… Да как я рад! Ребят, это же Леха! Леха, ты живой! Сволочь ты такая везучая! Ты…ты ушел! Да ты… да я… да мы теперь…

– Ты как к эльфам-то попал, бродяга?

– А я нырнул в этот самый… в портал. Когда ты велел нам с Толяном бежать, я и побежал к порталу. И оказался в Уэссе. Помотался по их столице, а потом случайно прочитал объявление, что певица Шагирра ищет музыканта. И пошел на кастинг. Не, Леха, реально, я прям заплачу сейчас! Я уж думал… думал все, один я! Думал, грохнули тебя эти суки. Леха, да я не знаю, что говорить!

– Твоя песня? – шепнул я менестрелю на ухо, сжимая его в объятьях.

– Шагирры. Но аранжировка реально моя.

– Молоток, братан. Талантище. Я просто в трансе. Такой фильдеперсовой готики я никогда не слышал. Все наши свежевылупившиеся рокеры, вместе взятые, недостойны за тобой гитару носить.

– Эй, maenn, – сказала мне Шагирра, нахмурившись. – Ты срываешь мне концерт.

– Пардон, мадмуазель, – я выпустил Хатча. – Валерчик, я тут. Буду ждать, когда вы закончите. Ты только не свали никуда, понял?

– Да куда ж я теперь свалю! – Хатч подпрыгнул, завизжал от радости. – Эх, напьемся в умат!

– Обязательно. Все, ухожу, – заявил я распорядителю концерта, который шел ко мне с каменной физиономией в сопровождении стражников. – Что, идти с вами? Отказаться я не могу? Понял. Счастливо отлабать, ребята, – сказал я эльфам, когда распорядитель потянул меня за рукав. – Эльф-рок форева!