Мародеры

Глава 23 Анька

— А ну лежи! Зачем встал? — Анька уже выскочила из комнаты.

— Аня! Постой! Да погоди ты! — я пытался встать на ноги, но они тут же разъехались, и я оказался на полу.

Проклятая рана! Блин, ощущаю себя беспомощным инвалидом. Даже пару метров не пройти самостоятельно — ноги совершенно не слушаются.

До кучи еще и тут же закололо в боку, а перед глазами поплыли темные круги.

Пока я пытался очухаться, ко мне подскочила Анька.

Она быстро поднырнула мне под руку, помогла подняться, а затем завалила меня назад, на мою «койку», достала портативный прибор для измерения уровня кислорода и давления. Нацепив его мне на палец и глядя мимо меня, вроде как на показания, абсолютно нейтральным голосом проговорила:

— Тебе нельзя напрягаться. Я ведь велела — постельный режим еще два дня, и это минимум. Ты зачем с кровати вообще встал?

— Да дел ведь невпроворот. И вообще…

— И? Что теперь? Ты сам все будешь делать? Как? Сказала же — лежи! Будешь дергаться — тогда еще дольше придется проваляться. Ночью чуть не помер, а утром уже прыгает! Ты совсем маленький, что ли? Не понимаешь?

— Понимаю, — буркнул я, — и потому нельзя лежать. Ты сама-то что учудила? А если бы тебя тот конченый подстрелил? Что тогда?

— Ладно, герой, — улыбнулась Анька, — понимаю я все. Но и ты пойми — нельзя тебе еще скакать. Швы разойдутся или кровоточить начнет, и что дальше будет?

— Да нормально все! Чего ты начинаешь? — я попробовал подняться в койке, но голова закружилась, тело прострелило болью и я завалился назад.

— Угу. Нормально. Вижу я, как у тебя все нормально… Давай уже, лежи и не выпендривайся. Жень, ну почему ты такой…такой…

— Какой это «такой»?

— Упертый и старающийся всем, включая меня доказать, какой ты мужиковый мужик, а? У тебя что, психологическая травма?

— А ты у нас еще и психолог? Нет у меня никаких травм. Просто, как бы это пафосно ни звучало, но кто, если не я? Меня так учили с детства: принял на себя ответственность — и только смерть может с тебя ее снять или другой человек, принявший ее вместо тебя.

— Господи ты боже мой! Почти кодекс бусидо, — всплеснула руками Анька, — Тебе осталось только сказать что-то вроде: «Смерть — не повод нарушать слово», чтобы походить на древних самураев. Откуда столько пафоса? Будь проще.

— Так значит, да? — нахмурился я. — Ладно, давай поговорим о «детских травмах», но только сегодня — моя очередь. Ты, помнится мне, была поборником морали, гуманизма и бесценности человеческой жизни…а тут такой разворот. Этого урода ты пристрелила, как бешеную собаку, глядя в глаза и нисколько не колебаясь. Даже не дрогнула! Я ведь видел.

— Потому что он и есть бешеная собака, — пожала плечами Анька. — Болен сам, смертельно болен, и убивает других. Для таких нет пути назад, Джей. Я бы, будь моя воля, всем бы им «золотой укол» сделала.

Аня на момент замолчала, прикрыв глаза, а потом совершенно иным голосом, в котором не слышались больше интонации «доминирующего врача», а звучала застаревшая боль, она затараторила:

— Знаешь, что было в тех пакетиках, которые Вова достал из его кармана? Бентанол. Это такой препарат, мощный наркотический анальгетик. Входит в стандартный комплект препаратов для скорой помощи. Нужен, например, при инфаркте, да и вообще, незаменим в парамедицине, полевой медицине и медицине катастроф. Так вот, его не достать в свободной продаже, более того, у тех же наркодилеров крупных его тоже нет. Дорого, сложно, есть иные куда более эффективные наркотики. И тем не менее… — Аня вздохнула и куда более медленно, плавно продолжила: — И тем не менее, ежегодно сотни фельдшеров и врачей скорой помощи оказываются под уголовным преследованием за хищение этого самого наркотика. Для продажи. Его поставляют в укладку в виде таких кристаллических порошков, как эти. Потом он растворяется в спирте и используется при лечении. Пакетик и ампулу положено сдать.

— Ань, стой. А как можно его так списать? Ну, если учет идет по ампулам и упаковкам?

— Да способов много… Просто пересыпают из тары в тару, пациенту вводят только содержимое ампулы, например, а записывают, что сделано и то, и то.

— Но это же капля в море, сколько там таких вызовов?

— Ну, поэтому иногда некоторые уроды идут дальше. Они воруют из укладки весь запас и подставляют врача, который ее получит. Это не так просто, но возможно, — судя по горечи в голосе, эта часть истории как-то очень близко к сердцу воспринималась Аней. — Особенно хорошо срабатывает с новичками. Еще, и это самое подлое свинство, вместо наркотика подсыпают что-то другое. И тогда в момент самых сложных ситуаций врач вводит пациенту вроде бы предписанную правилами дозу обезболивающего, а там вместо него что-то иное. Например, антикоагулянт. И тогда у нее на столе умирает близкий ей человек, потому что его разрезали еще в состоянии шока, а теперь из него бьет фонтаном кровь. А он при этом орет от боли, так как никакого обезболивающего он и не получил…

Под конец голос Ани звенел от злости, так что тут не надо было даже быть психологом, чтобы понять, что это именно ее история. Не чья-то, не услышанная на стороне, не увиденная со стороны. Это было о ней и про нее. Все, что она сейчас рассказала, случилось с ней и с кем-то из ее близких…

Мне бы в этот момент, наверное, надо было остановиться, подождать…обнять и послушать, но я боялся, что вот-вот миг откровения закончится, и подначил разошедшуюся Аню.

— И что ты сделала? Ну ведь понятно было, что это подстава!

— А что я могла сделать? Меня вообще не должно было быть на той скорой. Но я узнала, что в перестрелке на шоссе ранен мой муж, Дима, тут же бросила все, обманом заменила врача в вылетающей на место машине, и так опростоволосилась…

Она сделала передышку, а я тихо охреневал от услышанного только что. Дима? Муж?

— Я заявила под протокол, — продолжила Аня, — что вместо наркотиков в укладке были антикоагулянты. При проверке все пакетики были уже на месте и укомплектованы штатным препаратом, а меня обвинили в некомпетентности, нарушении кодекса врача и врачебной ошибке, приведшей к гибели человека.

Аня уткнулась лицом в ладони и продолжила, ее голос был приглушен, но даже так я услышал, что она плачет.

— «Анна, вы совершили непростительную ошибку для врача. Вам нет больше места в медицине. Но так как у вас за годы интернатуры и работы нет ни одного нарекания — я дам вам шанс. Вы можете работать и дальше, но в роли медсестры. Все ваши действия будут контролироваться врачом. Не думаю, что вы на это пойдете, но из профессиональной солидарности все же предложу», — вот что мне сказал этот урод, главврач. А мне было все равно, я должна была узнать правду.

Я обнял ее за плечи и Аня не отстранилась, но и никакой иной реакции тоже не проявила. Впрочем, нет. Она, кажется, сочла, что слишком много и так наболтала, начала замыкаться в себе.

— А дальше?

— А дальше, Женечка, я выяснила, что наркотики воровал племянник главврача, дядя его покрывал, имея нехилую долю с продажи. И много еще чего там было. Племянничек еще и плотно сидел на этой дряни, на чем, собственно, и спалился. При этом, пойманный за руку при свидетеле, он клялся и божился, что напишет чистосердечное признание, все это под запись на телефон и камеру внутри машины. Вот только когда я пришла с заявлением в милицию-полицию, то он на первом же вопросе сделал большие глаза и сказал, что я все выдумала. Водила скорой, который вместе со мной его и поймал, внезапно заявил, что ничего не видел. На моем телефоне, который я сдала полицейскому, запись оказалась повреждена, а в скорой не работала камера, причем за неделю до этого случая. Хотя я поклясться могу, что она снимала, когда мы этого козла поймали. В итоге его отпустили за отсутствием состава преступления. А я…а я не стала дожидаться, что меня уволят или «случайно» произойдет какая-нибудь беда, и ушла сама. Сменила фамилию, сдала экстернат на фельдшерскую профессию и уехала подальше, к морю. Сюда. Вот так-то.

— Да уж, ситуация. И что, что дальше то? Ты так и оставила это дело? — спросил я.

— Э не-е-ет, — помотала головой Аня. — Хватит разговоров! Дальше ты будешь лежать и не дергаться. Хватит с тебя приключений на сегодня. У тебя пульс уже за сто сорок и оксигенация упала до девяноста процентов.

Она укрыла меня. Я посмотрел в ее глаза и очень нежно, настолько, насколько это только возможно, сказал:

— Ань, я благодарен за доверие, за то, что ты мне рассказала…

— Ты первый, кто всю историю услышал, — вздохнула она, — и знаешь…спасибо, что выслушал. Мне даже легче стало немного…

— Такое в себе носить нельзя.

— Нельзя, — согласилась она, — но и лишь бы кому тоже не расскажешь…

— Ну я не «лишь бы кто», — хмыкнул я, — к тому же, как понимаю, еще и должен тебе.

— За что? — не поняла Аня.

— Ну как же? Ты ведь мне жизнь спасла! А касательно того, что ты рассказала — ты ни в чем не виновата. И пострадала ни за что…

— Знаю…только доказать это не смогла.

— Жизнь докажет. Вон, видишь, как повернулось все? Не случись тогда это с тобой, тебя бы тут не было. А если так, то и меня бы уже не было. Подох бы еще вчера…

— Ну, может, нашел бы другую медсестричку, — улыбнулась Аня.

— Но точно не такую, как ты… И вообще, не только я теперь тебе должен, — и увидев непонимание у нее на лице, я пояснил: — Ты же Волохаю жизнь спасла тоже. Так что ты в нужное время и в нужном месте.

— Есть такое, — кивнула Аня, — хотя, конечно, могла бы того урода и не убивать.

— Да, могла, но с моей точки зрения ты поступила абсолютно верно. Я вообще не понимаю, какого черта вы его сразу не пришибли? Вернее какого черта его не пришиб Вова еще там, в деревне?

— Не знаю. Может, просто не смог. А может, ему не до того было. В конце концов, он ведь тебя спасал…

— Прибить этого урода — дело секунд.

— Для тебя. Ты можешь, хочешь, и у тебя вообще, как мне кажется, слетел внутренний предохранитель. Или его просто от природы никогда и не было, не знаю, — вздохнула Аня. — А Вова спокойный. Ему явно не нравится убивать. Он может и будет стрелять в людей, но только для самозащиты или чтобы спасти своих. В целом его поведение куда более нормально. А вот ты… Признаюсь честно, Жень, ты в последнее время меня очень беспокоишь.

— Чем? — удивился я.

— Да многим…жесткостью, безрассудством… Ты рискуешь там, где этого можно избежать. Да вот хотя бы твой последний финт взять…зачем ты вообще подошел к этому уроду?

— Вот не начинай, а? Откуда я знал, что это наркоман? — поморщился я. — Лежит человек весь в крови и стонет… Что еще я должен был подумать?

— Ну, например, глянуть на сидение машины. Если там крови нет…

— Ты-то откуда знаешь про сидение?

— Так Вова все рассказал и машину перегнал. Она чистая.

— Может, его снаружи ранили, — буркнул я. — Ань, не перебарщивай! Не мог я знать, что так выйдет. Да и времени на «подумать» в той ситуации у меня не было.

— А вот это зря. Не будешь думать — тогда опять влипнешь. Ты стал совершенно невнимательным, превратился в сорвиголову, которому лишь бы…

— Ань!

— Ладно…все! Давай, тему замнем…

Аня

Сижу и реву. Женька вырубился, а я все никак не могу успокоиться.

Я. Только что. Хладнокровно. Убила. Человека!

Из оружия. Так, как видела не раз и не два, убила хладнокровно, ни секунды не раздумывая и совершенно не раскаиваясь.

Самое отвратительное, что если бы все отмотать, вернуть ситуацию, я бы сделала точно так же.

Я знаю, насколько легче стало людям вокруг, когда этот урод подох. Он мог бы нанести нам вред, мог бы создать множество проблем. Его присутствие — уже проблема, а я ее устранила.

Но чего же на душе так гадко и отвратительно? Я ведь все сделала правильно, я уверена, что все сделала правильно. Так почему же мне так плохо?

Потому что я убила человека…

И что я чувствовала в этот момент? Радость. Чистую и незамутненную радость, что хоть одну мразь могу прикончить собственными руками. Ведь он и такие, как он, — корень многих бед. Например, той, которая случилась со мной. Он — причина того, почему умер Дима. Он и ему подобные люди.

Но все же, имела ли я право его убивать? Должна ли была?

В кого я превращаюсь, а? И как теперь можно осуждать Женю и Вову?

А ведь я долго читала им морали, называла монстрами, презирала. А ведь они тоже были уверены, что делали правильно. Они убили бандитов. Они убили нелюдей, которые могли навредить мне или Леше. Они поступили правильно…

Или нет?

Теперь я уверена, что они бы не убили беззащитного или невиновного человека. Вон, Вова даже этого наркомана не смог хладнокровно пристрелить. Хотя должен был. Но почему-то не смог.

А все из-за чего? В тот момент нарик ничем ему не угрожал, вот Вова и не смог его отправить на тот свет.

Единственное, в чем Вова ошибся, что забрал этого урода сюда, в поселок. Это точно была ошибка, надо было оставить его там, пусть бы подох или его те мертвые твари порвали, тогда бы и я не замазалась в крови…

А вдруг наркоман выжил бы? Скольким людям он бы еще навредил? Или не навредил бы?

Черт, голова кругом идет от этого всего…

Нет, определенно, Вова и Женя действовали правильно. Я ведь сама видела, на что способны те звери в поселке. В новом мире стало меньше на несколько мразей благодаря моим друзьям, и они это знают.

Но когда я-то успела так измениться? Как я стала такой же?

Вероятно, уже давно, просто не хотела отдавать себе в этом отчет, цепляясь за старое. Поэтому давила на остальных, читала им морали, хотя знала, в глубине души прекрасно знала, что все они делают правильно. И будь я сама, не будь рядом их — поступила бы так же, как и они.

Мир изменился, жизнь стала другой. Нужно привыкать жить по новым правилам и по новым законам. Женя уже говорил мне это, и не раз, но я не хотела это принимать. Я сопротивлялась до последнего. И вот, жизнь сама подкинула мне экзамен, заставив отвечать, и я экзамен сдала.

Но до чего же паршиво на душе…

А что еще хуже, всплыла та давняя история, о которой я хотела забыть.

Давно пора, как говорят психологи, отпустить прошлое и просто жить дальше.

Теперь уже все иначе. Есть мой мужчина, который не даст меня в обиду. Есть мой брат, которого мужчина помог спасти, хотя должен был просто послать меня к черту. Теперь есть мои товарищи, для которых важно то, что я делаю сейчас, а не то, что произошло когда-то, где-то и не со мной даже.

Все. Та история в прошлом.

Ничего не вернуть, но в этом новом мире у меня есть уже и другие задачи, другие цели.

А еще есть мои навыки, которые могут помочь моим товарищам прожить лишний день.

Да, я убила человека. Плохо это? Безусловно. Смогу ли я это сделать еще раз? Наверняка, если мне или моим близким будет грозить опасность.

Таковы теперь правила — убей или умри сам…

Но все же, как с этим всем борются Женя и Вова? Стоит мне только закрыть глаза, и я вижу паренька с бешеными глазами, перекошенным, белым лицом.

Я вижу, как пуля попадает ему в грудь, вижу его кровь…

Я открыла глаза и тряхнула головой. Видимо, такова цена. Теперь он постоянно будет мне сниться, и не он один. Я не строю надежд и понимаю, что этот был лишь первым, будут другие, кого предстоит убить. И все они будут приходить ко мне ночью, во сне.

Будут сводить меня с ума, будут довлеть надо мной…

Но зато я буду жива. И Леха. И Женя.

Аня глубоко вздохнула, отогнала все лишние мысли, а затем села на стул, и, вспомнив все уроки Жени, принялась прилежно разбирать пистолет, чтобы почистить его после стрельбы.

В голове было пусто, а на душе спокойно…

конец второй части

прода тут https://author.today/reader/448985/4167946