Мария, королева Нисландии

Глава 17

К сожалению, короткий разговор на балу с послом Нисландии так и остался единственным до самой свадьбы. И обмен дарами между государями, и условия брачного договора, и сама подготовка к свадьбе, и даже собственное свадебное платье — все прошло мимо Марии. Более того, только за неделю до самой церемонии Мария узнала, что будущего мужа увидит уже после бракосочетания на острове.

— А что тебя удивляет? Ехать за такой, как ты? — Лютеция презрительно окинула молчаливую сестру взглядом с ног до головы и фыркнула. — Вот у меня будет роскошная свадьба и обязательно бал с танцами! Я надену королевские рубины! И для меня сделают огромный торт, самый большой в королевстве! А тебе даже фрейлины не положены! Даже служанкой у тебя будет нисландская дикарка! Эти, твои… они запретили въезд на свой ужасный остров твоей свите! И правильно сделали! Не место приличным дворянам среди дикарей!

Сестрица до сих пор не могла простить Марии тот эпизод с послом. И хотя вскоре им придется расстаться навсегда, Лютеция искала малейшую возможность, чтобы побольнее куснуть. Не добавляло дурной девице хорошего настроения и то, что королева была плотно занята подготовкой приданого для младшей дочери. За королевским обедом, когда вся семья собиралась вместе, король и его жена обсуждали, не особо-то и скрываясь, как сделать так, чтобы собрать все по утвержденным ранее спискам подешевле.

— Шерстяных тканей должно быть не менее десяти видов, по двадцать пять локтей каждой. Но, разумеется, я не положу этанскую шерсть. Вантийской должно быть вполне достаточно при их-то невзыскательных вкусах, — отпивая из кубка, говорила королева.

— Главное: не выбивайся из той суммы, что выделена из казны, — равнодушно отвечал ей муж.

Разумеется, королева-мать не собирала приданое сама, но ежедневно выслушивала доклад от фрейлины, которой было поручено проследить, и делилась новостями с семьей. Лютеция во время подобных бесед обязательно громко фыркала, привлекая внимание брата. И улыбалась, приглашая его оценить юмор ситуации. Её смешили эти «убогие тряпки», о которых говорила мать.

Впрочем, самой Марии не было до этого никакого дела. Они с Эмми заняты были совсем другими хлопотами. Эмми собралась замуж.

Некоторое время Мария уже замечала, что Эмми стала молчаливой и какой-то нервной, но узнала не слишком приятную новость, только когда потребовала от служанки правды.

— Такое, ваше высочество, раз в жизни только и может случиться. Он вдовец, детей у него нет. Зато свой дом в столице. Хоть и не титулованный, но дворянин. Пусть не богатый, зато и не старый. Только и обращаться мне к вам сейчас страшно было. Ну, как вы откажете?

— Эмми, не повезу же я тебя в Нисландию насильно. Да и Лютеция утверждает, что еду я без свиты. Даже горничная у меня будет местная. Конечно, мне жаль, что ты остаешься здесь. Но ты всегда была не просто предана мне, а еще и добра. Скажи, у тебя хорошее приданое?

— Я, ваше высочество, каждую монетку вкладывала! Жених-то знает, что я не из богатых, но ему льстит, что при самой принцессе служила. Глядишь, он сильно-то в сундук и не станет заглядывать.

— Эмми, он-то, может быть, и не станет, а вот самой тебе на всякий нехороший случай хоть какой-то запас иметь нужно. Мало ли что и как в жизни сложится. Есть у меня одна мысль… Не знаю только, как ты на это посмотришь…

Мысль была изложена и после некоторого колебания Эмми согласилась:

— Оно и правда, ваше высочество, что этакое везти с собой даже и смысла нет. А в гардероб не думаю, что кто-то заглянет. Да если и заглянет, все по порядку и по описи найдет. Сестрица ваша старые платья частенько продавала: сами знаете, вечно ей денег не хватает. Только ведь вам придется вместе со мной все осматривать и уж тогда решать, что оставить, а что на продажу.

Именно сейчас, перед тем как покинуть родительский дворец насовсем, Мария узнала о жизни слуг разные интересные и забавные вещи.

— … а которые после бала свечные огарки остаются, те между собой делят мажордом королевский и та из фрейлин, что за старшей горничной надзирает. А из коридоров огарки идут лакеям.

— А если я, допустим, захочу тебе платье подарить?

— А вы мне уже и дарили, госпожа. Только мне бархат, даже и поношенный, вроде как дороговато. Я платьишко то это снесла в лавку, а на те деньги купила хорошей шерстяной ткани, да еще и на туфли осталось.

Оказывается, почти все слуги, кроме мизерных зарплат, имели еще и некие отхожие промыслы в виде продажи ношеной одежды господ, остатков с королевской кухни, огарков восковых свечей и прочего.

Вместе с горничной был тщательно пересмотрен весь гардероб. Большую часть Эмми снесла в лавку.

— Лавочник, госпожа, только руки потирает от удовольствия. Думаю, изрядно этот поганец на нас нажился, — не слишком довольно докладывала Эмми.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ничего страшного, — равнодушно махнула рукой Мария. — Не думаю, что мне понадобятся в Нисландии маскарадный костюм или парадное платье из золотой парчи. Да и некоторые из них уже изрядно поношены. Такое и везти не стоит.

Тем не менее состояние принцессы Марии, выраженное в монетах, увеличилось почти в три раза. Один из сундуков с личными вещами заполнили хорошие шерстяные ткани и целый мешок всевозможных клубков пуховых, шерстяных и шелковых ниток.

“Ну и что же, что вязать я не умею? Научиться вполне смогу. Сама не сумею — подарю кому-нибудь. Всяко это будет полезнее парчовых лохмотьев…”

Сундуки в гардеробной, надо сказать, выглядели вполне по-королевски: длиной около двух метров и глубиной чуть не метр, с бронзовыми накладками на углах и четырьмя витыми бронзовыми ручками: такую тяжесть вряд ли смогут поднять два человека, потому и ручек было больше.

А еще в одном из сундуков были припрятаны небольшие холщовые мешочки, в которых хранились семена и корешки. Не зря Мария расспрашивала посла о том, что в Нисландии любопытного. Королевские теплицы вызвали у нее самый большой интерес.

К приданому служанки Мария добавила пять золотых гиней и новое шерстяное платье с бархатной отделкой.

— Благослови вас Господь, ваше высочество, за такую щедрость, — на глаза Эмми навернулись слезы, которые она торопливо утерла.

Прощание с библиотекарем вышло сухим и скомканным. Он недовольно хмурился и делад вид, что сильно занят. Понимая, что больше ничем помочь одинокому старику не сможет, Мария оставила на его столе десять гиней и поспешила уйти.

Больше прощаться было не с кем. Все остальные люди во дворце остались ей совершенно чужими, а часто еще и казались весьма неприятными. Спать принцесса ложилась со странным чувством освобождения и ожиданием чего-то необычного. Даже привычные уже ехидные замечания Лютеции прошли мимо ее сознания.

День свадьбы прошел достаточно суматошно. С утра за туалетом дочери наблюдала лично королева-мать. Первая стадия оказалась почти обычной: новая чистая сорочка, новые чистые чулки, новое нижнее платье. Зато валик на бедра ей повязали в два раза толще, чем старый. Красное атласное платье затянули так, что дышать невеста могла с трудом. Прическу делала личная горничная королевы, недовольно перебирая скромные накладки Марии, и под визг Лютеции взяла две из ее сундучка. Старшая не расплакалась только потому, что вмешалась королева-мать:

— Лютеция, дитя мое, ты испортишь цвет лица! Я обещаю тебе все компенсировать.

— Маман! Они же совершенно не идут к ее темным волосам!

— Дикари все равно не поймут, Лютеция, и решат, что это модная новинка, — утешила принцессу королева. Что думала в это время младшая дочь, маман, похоже, совершенно не беспокоило.

Само венчание проходило не в храме, а в домашней королевской часовне. Народу присутствовало не так много, потому как ни свадебного пира, ни танцев, ни торжественной поездки по городу эта свадьба не предусматривала. Брак по договоренности никто не собирался обставлять с излишней роскошью. Даже кольцо на палец принцессе одел посол Нордвик.

Сразу после венчания был подан завтрак, на котором все присутствующие чувствовали себя не слишком уютно. И когда король встал из-за стола, посол протянул Марии руку в перчатке и, дождавшись, пока принцесса положит на его ладонь тоненькие пальчики, просто сказал:

— Нам пора, ваше высочество. Корабль ждет.