Марионетка Черного колдуна

Глава 2. Ученик колдуна

На кухне кто-то сидел. Не просто сидел, этот кто-то с аппетитом уплетал бутерброд с вареньем такого размера, что возникали сомнения о том, как это все поместится в обычный человеческий рот.

Прямо на кухонной тумбе восседал достаточно молодой парень. Светлые непослушные волосы почти закрывали глаза, но все равно было заметно, что передо мной ровесник. Ну максимум на пару лет старше. Хотя этот белоснежный цвет можно было легко принять за седину, брови и ресницы оставались черными, выдавая истинный возраст.

Он был так увлечен бутербродом, периодически слизывая капли варенья с кончиков пальцев, что даже не обратил внимания на мое появление.

— Ты кто?

Этот вопрос вырвался у меня сам собой и вызвал приступ интенсивного кашля у поедателя варенья. То ли он не ожидал здесь никого увидеть, то ли боялся, что его накажут за то, что он уплетает хозяйские сладости.

— Шайс*! — выругался парень. — Я и забыл, что ты здесь.

— Что?

— Я говорю: забыл, что вчера кто-то пришел. У нас давно не было новеньких.

Он моментально отложил свой бутерброд и спрыгнул со столешницы, подходя поближе. Черные штаны и рубаха облегали тело достаточно, чтобы понять, что передо мной не крестьянин. Худощавое, изящное телосложение подсказывало, что этот человек вряд ли занимался тяжелым физическим трудом. По крайней мере, я никогда не видела конюхов с такими запястьями. И на воина он тоже не подходил — выглядел слишком хилым, несмотря на достаточно широкий размах плеч.

Зато роста Боги ему не пожалели. Чтобы посмотреть в его глаза, нужно было запрокинуть голову.

— А ты… Местный слуга? — предположила я.

— Вот еще, — надул губы незнакомец, — я вообще-то ученик колдуна.

Было произнесено с такой гордостью, словно он не собирался своей жизнью подпитывать Шаттенхарда и сгинуть уже через год. Может меньше.

— Аа. Понятно.

— Меня зовут Леон.

— Лисэль. — представилась я. — Можно Лиса.

— Вареньем делиться не буду, и не мечтай, — сразу обозначил он, подмигнув.

Я так и не поняла, шутка это была или нет. И если шутка, то в чем заключался ее смысл?

— Я и не претендовала. Варенье можешь оставить себе. А вода здесь есть? Ей поделишься?

— А, ну этого добра навалом. Вон раковина, пей сколько влезет.

Глянув на другую сторону комнаты, я заметила массивный каменный умывальник с монументальным краном. Удивительно. Водопровод могли позволить себе только самые зажиточные люди столицы. А здесь, посреди леса есть все достижения цивилизации. Конечно, я уже мельком видела ванную в уборной, но наивно подумала, что наполняют ее по старинке — таскают ведра с водой.

Набрав воды, я уже хотела осушить стакан в один присест, но остановила себя в последнюю секунду и, сглотнув вязкую слюну, спросила:

— Не отравлено?

Ученик колдуна, который вернулся к поеданию варенья, подавился и снова начал надрывно кашлять. Ну я ведь не изверг, я помогла. Постучала по спине. Правда, после этого он начал кашлять еще сильнее. Видимо, не ожидал от меня такого сочувствия.

— Ты сдурела? — спросил он, восстановив дыхание.

— Мало ли.

Воду я все же выпила, потому что терпеть дальше было уже невозможно. Стало легче. На пару минут. А потом я вспомнила, что мне нужно не только пить, но и есть.

— Ну слава Мирозданию, пить начала. Значит, минимум месяц протянешь, — заявил Леон, вглядываясь в остатки варенья на дне банки, как будто прикидывая, съесть еще или оставить на потом.

— П-почему месяц?

— Ну если ты помимо воды еще что-то употреблять начнешь, вроде еды, то срок существенно увеличится.

— Я не собиралась объявлять голодовку, — обиженно буркнула я.

— А вдруг тут все отравлено? — поддел парень, все же решившийся на еще один бутерброд с вареньем.

— А что мне было думать! Это же логово Шаттенхарда!

Как-то незаметно я начала разговаривать с ним не как с учеником самого пугающего колдуна в мире, а как с обычным ровесником. Так я могла общаться с приятелями в академии, или с мальчишками, с которыми играла в детстве.

— И поэтому он должен отравить все, до чего дотянется? — фыркнул Леон. — Немного мелочно для колдуна такого масштаба, не находишь?

— Тебе лучше знать, что для него мелочно, а что нет.

И снова, как-то само собой оказалось, что мы уже общаемся неформально. Но этого голубоглазого парня с непослушными вихрами на голове невозможно было воспринимать как врага. Хотя он им почти являлся.

— А ты меня не убьешь, если я все же решу что-нибудь съесть? — спросила я с улыбкой на всякий случай. — Или мне нужно добывать пропитание самостоятельно? Ну там на зайцев охотится, птиц отстреливать.

— А ты умеешь?

Хитрая улыбка подразумевала, что в моих навыках охотника очень сильно сомневаются.

— Бери все что хочешь, — милостиво разрешил ученик колдуна, и поспешил добавить. — Кроме варенья, оно мое.

Отказываться я не собиралась, стесняться тоже. Быстро обыскав кухню, я нашла приличный запас самых разных продуктов, вполне современный магический кухонный шкаф, где постоянно поддерживалась нужная температура. А еще дверь в погреб, в котором и вовсе можно было выдержать осаду. С полотка свисали связки колбас, на крюк был подвешен копченый окорок, по стенам были развешены связки лука и чеснока. В общем, голодная смерть мне здесь не грозила.

— В замке проживает много людей?

Логичный вопрос, учитывая количество запасов.

— Ты и я, — ответил Леон.

— Что?!

Я едва не подавилась молоком. Было бы очень обидно умереть в логове черного колдуна от такой банальной причины как удушье.

— Но здесь продуктов минимум на сотню человек.

— Они под статистом, — снисходительно пояснил Леон.

Какое расточительство! Подумать только, тратить магию на такую ерунду!

Я ничего не могла с собой поделать, возмущение накрывало с головой. Я вспоминала Курта, который берег силы для чего-то действительно стоящего. Если бы он мог использовать магию так же безгранично, как Шаттенхард, может быть, он смог бы вылечить свою мать. Или помог бы мне доказать, что отец не виновен в измене.

Увы, магов рождалось очень мало. С каждым поколением все меньше. И их силы тоже были ограничены. Все, у кого находили хоть малейшие способности к магии, воспитывались в школах при ордере Нуаду*, со временем становясь его членами. Это было очень почетно. Эти люди были элитой, наравне с аристократами. Они разрабатывали передовые технологии, вроде тех же холодильных шкафов, они создавали системы защиты, не позволяющие монстрам Заубвальта хозяйничать в городах. В общем, были максимально полезными членами общества. И очень почитаемыми. Конечно, у них была своя градация, но тогда я даже не подозревала об этом.

Каково же было мое удивление, когда в конце первого курса за мной начал ухаживать маг! Нельзя сказать, что они были редкими гостями в наших стенах. Дом ордена Нуаду располагался относительно близко, и они посещали некоторые общеобразовательные лекции. Но маги обычно никогда не заводили отношения с обычными людьми. Только между собой. Исключения бывали, но настолько редко, что это обсуждалось почти так же, как мезальянс маркграфа фон Вебера с танцовщицей.

Мне завидовали все девушки нашего курса. А может быть, и всей академии. Как же! Красивый, широкоплечий Курт с темными кудрями, аккуратной бородкой, одетый в неизменную белую форму. Он был воплощенной девичьей мечтой. На его фоне меркли даже курсанты военной академии.

Иногда маги сочетались браком с обычными людьми, но в основном с высшей аристократией. И зачастую такие браки были бесплодны. Дети либо не рождались вообще, либо умирали до десяти лет. Так что заключались подобные союзы исключительно как сделки для объединения земель или достижения политических целей.

А моя семья хоть и носила ранее приставку «фон» перед фамилией, своей землей не обладала и даже особых связей не имела. Собственно, все, что отделяло нас от обычных зажиточных горожан — титул риттера*, присвоенный моему предку за военные заслуги.

Ну что ж, теперь не осталось и этого.

— Не думал, что ты такая ханжа, — хмыкнул Леон, оценив мою задумчивость. — Шаттенхард может себе позволить тратить свою силу так, как он пожелает. Или ты хотела, чтобы весь свой запас он пускал исключительно на убийство младенцев?

— Я ничего такого не имела… Почему ты его защищаешь?

— А почему нет? Кто-то же должен.

Это не укладывалось у меня в голове. Ученик колдуна, который буквально должен отдать свою жизнь за то, чтобы его учитель продолжал бесчинствовать, становится на защиту своего мучителя.

— Как ты сюда вообще попал?

Леон был слишком… светлым для этого места. Даже шапочное знакомство давало понять, что этот парень, готовый увидеть что-то хорошее в абсолютивном зле, не вписывается в окружающий ландшафт.

— А ты как сюда попала?

Я нахмурилась. Его хитрая улыбка, с которой он задавал этот вопрос, совсем не способствовала к откровенности. Скорее, это была провокация. Вывернешь ли ты свою душу наизнанку перед незнакомцем?

— Были… обстоятельства, — сказала я уклончиво.

— Вот и у меня, — вздохнул он, — обстоятельства.

Спрашивать расхотелось. Не по доброй воле этот парень пришел в Черный замок. Наверняка, точно так же как и я стоял у кромки леса, не решаясь сделать последний, судьбоносный шаг в Заубвальт.

— И как здесь?

Не знаю, что именно я хотела узнать. Вопрос был настолько абстрактным, насколько мог им стать. Но Леон, кажется, понял.

— Бывало лучше, но в целом жить можно, — вынес он вердикт, а затем, наконец, отложил варенье и поднялся, снова напомнив о значительно разнице в росте. — Пойдем, проведу тебе экскурсию.

Замок впечатлял. Он был огромным, мрачным, и на удивление ухоженным. Скорее всего, неиспользуемые помещения поддерживались в таком же стазисе, что и окорок в погребе. По крайней мере, прислуги я здесь не увидела. Да и слова Леона о том, что из людей здесь только мы двое, намекали на отсутствие горничных. Ну только если Шаттенхард не использовал в качестве персонала нечисть. А ведь мог бы.

В итоге экскурсия скорее была уроком о том, куда можно ходить, а куда не стоит. На удивление, разрешенных комнат оказалось очень много. Нельзя было спускаться в подвал. Нельзя было заходить в башню западного крыла. Нельзя было посещать библиотеку. Зато Леон согласился принести мне книги для легкого чтения… Если таковые найдутся у колдуна.

Остальной замок был в моем распоряжении. Ну почти. По крайней мере, я могла свободно перемещаться, не опасаясь, что меня испепелят на месте. Это не могло не радовать. Но и настораживало тоже.

Слишком уж миролюбивым пока представал Шаттенхард. Что он потребует от меня в итоге? Ответа не было и это пугало.

— На этом все, ваш покорный слуга удаляется, — шутливо раскланялся Леон, — Мне еще из ужей глаза выковыривать сегодня.

— Ты серьезно?

— Нет. Но посмотреть на то, как тебя передергивает от отвращения было забавно. Кстати, советую тебе ждать колдуна в малой гостиной. Там и книги есть, если что. Не знаю, насколько они тебе понравятся, но время точно будет чем занять.

Сопротивляться я не видела смысла, да и не хотела. На данный момент встреча с колдуном нужна в первую очередь мне. Поэтому я выполнила рекомендации парня в точности. Про себя я уже начала называть его Лео. Слишком уж непосредственным и смешливым он был.

Поймав себя на этой мысли, я сразу же одернула себя. Это не игры с ребятами во дворе! Это замок колдуна, где каждый день может стать последним. Как для меня, так и для Леона. И привязываться к кому-то в таких условиях было не очень хорошей идеей. Наверняка у этого парня были свои причины заключить контракт с Шаттенхардом. И он заплатит свою цену. Как и я.

Книги у колдуна были специфическими. Разумеется, ни о каких романах речи не шло. Но мне удалось найти литературу по душе. Трактат по алхимии, который я раньше не видела на полках книжных магазинов, впечатлял объемом полезной информации. Я углубилась в него настолько, что потеряла счет времени. Только когда повеяло холодом, а кожа покрылась мурашками, я поняла, что, скорее всего, уже не одна в комнате.

Поняв взгляд, я натолкнулась на ту же пугающую фигуру в плаще и капюшоне, что видела вчера. Колдун по-прежнему не показывал лица. Под капюшоном клубилась тьма и единственное, что можно было разобрать, что глаза, горевшие фиолетовым огнем.

— Подойди.

Приказ, которого нельзя ослушаться и невозможно подчиниться. При одном взгляде на Шаттенхарда колени начинали дрожать так, что каждый шаг казался подвигом. Но я все же смогла встать и подойти к нему. На чистом упрямстве. Или это страх активизировал скрытые резервы организма, как знать.

Я остановилась в двух шагах от колдуна. Ближе подойти не могла. Но меня не спрашивали.

Шаттенхард схватил меня за запястье, рывком притянув к себе. Воздух застрял в легких, а глаза расширились от ужаса. Казалось, что это и есть моя смерть. Быстрая и бесславная. Но секунды шли, а я оставалась живее всех живых. Наконец, получилось сделать вдох.

Колдун пах костром. Не тем, который разжигают на пикнике с друзьями. Он пах костром, на котором горят грешники.

А еще он завораживал. Если вчера я не смела поднять взгляд, то сегодня не могла отвести его в сторону. Фиолетовые глаза гипнотизировали. Подавляли, выворачивали душу наизнанку. Хотя о чем это я. Моя душа и так уже принадлежит ему по контракту.

— Сейчас ты отправишься к своим родным.

Голос колдуна звучал как будто из другой комнаты. Или это я снова решила потерять сознание? Очень не вовремя, Лиса!

— Что?

— Тебе нужно будет поддерживать физический контакт с каждым из тех, на кого наложено проклятие минимум десять секунд. На все даю тебе четверть часа.

Я не успела ничего сообразить, вникнуть в смысл его слов или осознать, что ужасный Шаттенхард кажется, действительно собирался снять проклятие с меня и моей семьи. Я просто оказалась посреди пыльной и бедно обставленной комнаты, и увидела тех, с кем уже однажды попрощалась навсегда — маму и брата.

Первым меня заметил Вилли. Он сидел на одной из двух кроватей и сжимал деревянную фигурку коня. Дешевая поделка, которая продается на местном рынке за копейки. Это я оставила ему игрушку перед уходом. Все наше имущество конфисковали перед тем, как бросить в тюрьму, а когда выпустили, оказалось, что возвращать ничего не будут. И детские игрушки тоже были имуществом. Я знала, что не стоит тратить на это и без того быстро тающие деньги, которые появились у меня только благодаря Курту. Но в то же время я понимала — когда я уйду, с братом уже никто не будет играть.

— Лиса!!!

Радостный визг преобразил заплаканное личико, а через секунду Вилли стрелой мчался ко мне, чтобы крепко сжать в объятиях, уткнувшись носом мне в живот.

— Я знал, что ты вернешься! Ты ведь навсегда, правда? Ты больше не бросишь меня? Лиса, оставайся. Я тебе свою кровать уступлю, а сам на сундуке спать буду. Мне удобно, честно-честно, я уже пробовал!

Слова застряли в горле и все силы уходили на то, чтобы не расплакаться. Да, комнату изначально сняли только на двоих. Зачем платить больше, если моя судьба к тому моменту уже была предрешена? Мама решила, что это рационально.

— Ах ты негодная девчонка!

Визгливый голос принадлежал моей матери, которая проснулась от причитания Вилли.

— Как ты посмела вернуться! Ты должна была снять с нас проклятие! Сейчас же иди назад! Как ты смеешь так поступать со мной? Со своим братом?

— Мама, я…

Меня прервала звонкая пощечина. Мама влепила ее сразу же, как только смогла приблизиться на достаточное расстояние для удара. Мои оправдания она точно слушать не собиралась.

— Я не буду кормить еще один рот, так и знай! Если бы не была так эгоистична, то сделала бы все, чтобы спасти свою семью!

Ее не волновало, что для этого мне фактически пришлось продать себя в рабство. Обречь на скорую смерть в замке колдуна. Похоже, ей даже один раз увидеть свою внезапно воскресшую дочь было противно.

— Я пришла снять проклятие.

Мне все же удалось вставить это короткое предложение. И даже голос не дрогнул и не сорвался. Я могла гордиться собой за это.

— Так чего же ты ждешь?

Больше не говоря ни слова, я взяла маму за руку, как сказал колдун. Должно было хватить десяти секунд. Я решила выждать подольше. Вилли так и вовсе продолжал меня обнимать, как будто боялся, что если отпустит, то я исчезну. Впрочем, он был прав.

— Мама, можно Лиса останется?

Ее лицо смягчилось, как происходило каждый раз, когда она смотрела на сына. За любовь к нему я готова была простить маме многое. Даже нелюбовь ко мне.

В детстве было обидно, а сейчас скорее привычно. Я даже какое-то время думала, что не ее родная дочь, а отец нагулял меня на стороне, поэтому она так относится ко мне. Это позволило бы оправдать маму и продолжить любить ее. Увы, такая теория продержалась недолго. До того момента, как я не начала превращаться из нескладного ребенка в девушку. Тогда мое сходство с матерью стало настолько очевидным, что отрицать его стало невозможным. Каштановые вьющиеся волосы, серые глаза, вздернутый нос, невысокий рост, даже родимое пятно на запястье — все это я унаследовала от нее. От отца мне досталась, пожалуй, только угловатость — острый подбородок и отсутствие выдающихся женских форм.

Я была практически копией ее портрета в юности. И от этого было вдвойне обиднее.

— А говорили, из Заубвальта не возвращаются.

Мама была рада, что у меня получилось выполнить свою миссию, но не могла не смолчать. Она была недовольна в любых вопросах, которые касались меня. Если я отказывалась музицировать или делала успехи в музыке. Если я надевала голубое платье, или розовое, желтое, зеленое… Она всегда находила повод для критики. Даже сейчас, когда я избавила ее от неминуемой смерти.

А в том, что проклятие действительно удалось снять, я уже не сомневалась. Если бы Шаттенхард дал мне больше времени на осмысление, я бы поняла, что свинцовая усталость последних недель ушла, дышать стало легче, а тошнота, мучившая меня с того самого дня, как принесли вести о кончине отца, отступила. И сейчас я видела, как светлеют синие круги под глазами мамы, разглаживаются морщинки на некогда идеально холеном лице. Чего магия Шаттенхарда не могла убрать, так это легкий запах алкоголя, исходивший от моей матери.

— Я ненадолго. Через несколько минут мне нужно будет вернуться.

— Так ты действительно добралась до логова колдуна? И как он? Ужасный? Он ведь тебя не обижает, правда?

— Не обижает, — вздохнула я, поморщившись от такого непосредственного любопытства.

— Он правда живет посреди леса?

— Да. У него там замок.

— Целый замок?!

Глаза мамы загорелись неподдельным интересом.

— А ты часто сможешь выбираться к нам? Лиса, ты обязана принести что-то ценное. Уверена, у колдуна гора богатств и он даже не заметит, если ты что-то возьмешь себе на память. Ты ведь знаешь как нам сейчас тяжело.

Я еще раз вздохнула. В этом была вся Амелинда Керн. Не могла не попробовать извлечь выгоду из любой ситуации.

— Я больше не вернусь.

— Нет!

Вилли, который и так не отлипал от меня, сжал еще сильнее. По чумазому детскому личику покатились крупные слезы. А я чувствовала, как утекают последние минуты наедине с семьей. Меня начинало что-то тянуть обратно. Пока не сильно, но ощутимо.

Я аккуратно отстранила брата от себя и присела, оказавшись с ним на одном уровне.

— Вильгельм Керн, ты помнишь, что я сказала тебе, когда уходила в прошлый раз?

— Что я должен быть сильным.

— Да, мой маленький Вилли. Ты должен вырасти очень сильным, здоровым, смелым. А главное — счастливым. Не печалься, что мы не сможем видеться так часто, как хотели бы. Я буду думать о тебе каждый день.

— Обещаешь?

— Конечно, — я потрепала его по каштановой макушке.

— Я тоже буду думать о тебе каждый день.

— Я люблю тебя, Вилли. Вырасти хорошим человеком.

Последнее что я увидела перед тем, как меня окончательно затянуло во тьму — заплаканные глаза брата.

Вернулась я так же внезапно, как и исчезла. Я находилась в том же зале, в котором провела большую часть дня. Меня трясло. Не потому что я плохо себя чувствовала из-за проклятия. Его как раз уже не было. Но второе расставание далось мне даже труднее, чем первое. Невыплаканные слезы рвались наружу, и пока что меня останавливало только то, что Шаттенхард все еще был рядом и смотрел на меня. Было странно так говорить о человеке без лица, но я знала, что он изучает меня.

— Какие интересные у тебя отношения с семьей. И ради них ты загубила свою жизнь?

— На мне тоже было проклятие, — напомнила я.

— А на твоей матери? Почему же она не пришла сюда вместо своей дочери?

Каким чудом мне удавалось все еще держать голову высоко поднятой, только Огма* знает. Поджилки тряслись. Не из-за его жестоких слов о моей матери. Они и раньше приходили мне в голову и уже не ранили так сильно. Но было страшно… вдруг он догадался?

— А ты интересная, Лисэль Керн, — выдал колдун, когда понял, что отвечать на его провокацию я не собираюсь. — Неужели не хочется отомстить матери?

— Нет.

— И не хочется узнать, почему она так тебя ненавидит?

Голос завлекал, искушал, призывал забыть о привязанностях. А еще Шаттенхард явно наслаждался моим страхом.

— Не хочется. Это уже не имеет значения, Владыка.

Он резко, неуловимым глазу рывком оказался возле меня. Рука, затянутая в черную кожаную перчатку обхватила мой подбородок, приподнимая его выше к источнику света.

Я перестала дышать, но не смела закрыть глаза. Сверху на меня смотрели два фиолетовых огня, и я знала, что если отведу взгляд, будет хуже.

— Ты врешь. Ради брата и матери, которая тебя не любит, ты продала себя. Не думала о том, какова окажется цена за мою помощь?

Он был слишком близко. Меня начало трясти сильнее, а в горле встал болезненный ком.

— И даже после этого ты все равно не поинтересуешься, что за мать отправляет свою дочь в лапы чудовища?

— Нет, — выдавила я тихий ответ.

Несколько секунд фиолетовые глаза еще продолжали изучать меня, а пальцы все так же цепко сжимали подбородок. Но затем он отпустил меня и уже через секунду, фигуру колдуна заволокло тьмой. Он исчез. Отправился по каким-то своим делам, потеряв интерес к упрямой девчонке.

А я рухнула на пол, больно ударившись коленями, и не могла унять дрожь еще по меньшей мере четверть часа. Только поднявшись обратно на свой чердак, я смогла немного успокоиться.

Главное, что Шаттенхард не раскрыл меня сразу же. Остальное уже не так страшно. И его слова о моей семье не особо расстраивали. Сейчас мне было почти плевать на нападки и несправедливые упреки своей матери. Зацикливаться на таком нужно не тогда, когда им с Вилли угрожает смертельная опасность.

Они там, на свободе, и уже без проклятия… Но в заложниках у ордена Нуаду. Могущественной и разветвленной структуры, которая сосредоточила в своих руках больше власти, чем король. И чтобы выкупить их жизни, мне придется сделать то, чего не делал до меня ни один человек. Уничтожить самого Шаттенхарда.

*Шайс — местное ругательство, наиболее близкий аналог выражению «дерьмо»

*Риттер — рыцарь, формально обладающий дворянским титулом

*Нуаду — верховный Бог

* Огма — верховная Богиня, жена Нуаду