Марица. Исток

Глава 17 Адорд

Следующие несколько часов слились в мучительный, но необходимый труд. Координация лекарей и сонарок, распределение «спящих» по безопасным местам, бесконечные вопросы и донесения. Я чувствовала себя дирижером в оркестре, играющем похоронный марш, где каждый музыкант был на грани отчаяния.

Живых было гораздо больше, чем погибших, и эта мысль одновременно согревала и разрывала душу. Каждая новая искра жизни, найденная под толщей магического ступора, была победой. И каждое пустое, холодное тело — новым ударом.

Именно в одном из таких подвалов, в густом запахе дезинфекции и сушеных трав, я наткнулась на них. Сначала я услышала знакомый голос, хриплый от усталости, но полный ярости:

— Я сказала, перевязку менять каждые два часа! И если я увижу, что рана снова загноилась, я лично буду кормить тебя этими бинтами через самое неприятное для тебя место! Понятно⁈

Я замерла на пороге, заслоненная тенями. Сервина, опираясь на костыль, с перевязанной головой и рукой, умудрялась командовать целым отрядом сонарок-добровольцев и молодых лекарей. Её лицо было бледным, под глазами залегли темные круги, но глаза горели всё тем же знакомым, стальным огнём.

Рядом, у грубо сколоченного стола, сидела Гондера. Она, не отрываясь, накладывала швы на рваную рану на плече молодого солдата, её пальцы, забинтованные до самых костяшек, двигались с привычной, хирургической точностью. Лицо её было маской концентрации.

— Держись, солдат, почти всё, — её голос прозвучал глухо, но спокойно. — Кричи, если больно. Всё равно никто не услышит.

В углу, на ящике из-под снарядов, пристроился Хестал. Одна рука его была на перевязи, но другой он лихорадочно чертил на клочке пергамента какую-то схему, что-то бормоча себе под нос о стабилизации магических потоков для полевых госпиталей.

Они были живы. Все вместе. Как всегда.

У меня перехватило дыхание. Комок подкатил к горлу, такой огромный и болезненный, что я едва не задохнулась. Я сделала шаг вперёд, и скрип половицы под ботинком заставил их всех троих поднять головы.

Сначала на меня смотрели как на очередную помеху. Потом в глазах Гондеры мелькнуло узнавание, следом — у Хестала. Сервина, прищурившись, отбросила костыль и, схватившись за спинку ближайшего стула, выпрямилась во весь свой невеликий рост.

— Марица! Кости Шера, мы думали, тебя уже в клочья разорвало!

Больше я не сдерживалась. Я пересекла комнату за несколько шагов и просто схватила её в охапку, стараясь не задеть перевязки, чувствуя, как её худое, изможденное тело на мгновение обмякло в моих объятиях. Потом к нам присоединилась Гондера, правда ее уже довольно большой живот не позволял обнять нас в полную силу. Хестал ограничился тем, что тяжело положил свою здоровую ладонь мне на плечо, и его пальцы сжались с такой силой, что было больно.

Краем глаза я заметила, как сонарки и лекари, воспользовавшись ситуацией, сбежали подальше от моей грозной подруги.

— Ты цела, — выдохнула я, отстраняясь и окидывая их взглядом, смахивая предательские слезы. — Как вы…?

— Чудом, — отрезала Сервина, снова хватаясь за костыль. — Нас накрыло в госпитале. Часть здания рухнула. Меня придавило балкой, вот эта нога теперь похожа на разваренную кашу. Магия пока не слушается, каналы повреждены. — Она махнула рукой, как будто речь шла о легкой простуде. — Но, как выяснилось, чтобы отчитывать сонарок и лекарей и ставить клизмы зарвавшимся лейтенантам, магия не нужна. Профессионализм, он либо есть, либо нет.

Гондера тихо усмехнулась.

— Она заставляет их бояться больше, чем любая магия. А Турал ушёл с военными инженерами — расчищать завалы у рынка. Сказал, что если там есть хоть один выживший под тоннами камня, он его найдет. Нарос и Паргус с майором Сераном — в городе, координируют работу патрулей и раздачу еды. Шалос с ними.

— А малыш? — спросила я, вспомнив о сыне Сервины.

— У родителей Шалоса, — ответила та, и в её глазах на мгновение мелькнула тень беспокойства, тут же прогнанная привычной суровостью. — В деревне. Должно быть, безопаснее. Насколько это слово сейчас вообще имеет смысл.

Хестал поднял свою схему.

— Марица, посмотри. Я пытаюсь адаптировать присланные Советом рунные цепи для полевых условий. Если мы сможем создать хоть какую-то стабильную зону…

Я взяла у него из рук пергамент, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Они не сломлены. Они ранены, измотаны, но они здесь. И они работают. Как всегда. Мир, который ещё минуту назад казался рухнувшим, снова обрёл несколько прочных опор.

— Давай посмотрим.

Потребовалось ещё несколько часов на адаптацию рун. Несколько часов бесконечных вопросов, приказов, организации. Я уже почти ничего не видела от усталости, когда ко мне подошёл Хестал. Его лицо было строгим.

— Тэба, с тебя хватит. Иди отдыхать. Это приказ бывшего начальника. — Он указал пальцем в сторону дворца. — Иначе ты рухнешь здесь же, и кому ты тогда будешь нужна?

— Вообще-то тут начальник сейчас я. — попыталась вяло огрызнуться я, но меня буквально вытолкали в карету, попутно ругая довольно нехорошими словами и сетуя, что приходится тратить силы и на это. В конце концов я подчинилась.

Карета тряслась по разбитой дороге, и я почти провалилась в забытье, уставясь в потолок мутными, слипающимися глазами. Хестал прав. Мне нужно было во дворец. Проверить Силу. Убедиться, что её не тронули. Что она всё ещё ждёт. Узнать, как родители и брат. И действительно немного отдохнуть.

У главных ворот, вернее, у того, что от них осталось, стоял молодой гонец в потрёпанной, но опрятной форме. Он метнулся к карете, едва та остановилась, и я с трудом узнала в его запылённом лице того самого паренька, которого отправила к Виру с запиской.

— Тэба Лантерис! — его голос сорвался от волнения. — Я вас ждал! Мне велели передать ответ.

Он сунул мне в руки смятый, засаленный клочок бумаги. Я развернула его дрожащими пальцами. Почерк был твёрдым, знакомым, выведенным второпях, но без ошибок.

«Спасибо. Мы живы. Береги себя! — В.»

Воздух вырвался из моих лёгких со свистом, сметая часть той тяжести, что сковывала грудь. Они живы. Вир, Хелла, их лавка… Они выстояли. Еще одна маленькая, ничтожная победа в этом море горя, но она была. Она грела.

Поблагодарив гонца кивком, я почти побежала по знакомым, но неузнаваемым коридорам. Дворец был пуст и тих, как склеп. Лишь эхо моих шагов нарушало гнетущую тишину. Я не слышала привычного шепота служанок, звона посуды, смеха пажей. Только скрип половиц да отдалённый стук где-то в глубине — возможно, рабочие разбирали завалы.

Дверь в мои покои была приоткрыта. Я толкнула её, сердце заколотилось где-то в горле.

В комнате царил полумрак. На моей кровати, под тёплым одеялом, лежала Сила. Неподвижная, бледная, как мрамор. Её грудь едва заметно вздымалась — ровный, механический ритм, заданный магическим ступором.

А у кровати, в кресле, сидела Лина, младшая двоюродная сестра Силы, горничная королевы. Увидев меня, она поднялась, её юное, обычно оживлённое лицо было серьёзным и усталым.

— Тэба, — тихо сказала она, делая реверанс. — Я… Я решила посидеть с ней… Пока вы… занимались делами. Простите, что зашла в ваши покои без разрешения.

— Ничего. Спасибо, Лина, — голос мой прозвучал хрипло. — Как… как она?

— Без изменений, тэба. Целители заходили, снова проверяли. Говорят, ничего сделать нельзя. Только ждать.

Я кивнула, подошла к кровати, провела рукой по холодному лбу Силы. Ничего не изменилось. Та же ледяная неподвижность, то же ожидание без гарантий.

— А… Их Величества? Кронпринц? — спросила я, уже зная ответ.

Лина потупила взгляд.

— Без изменений, тэба.

Тишина в комнате стала густой, давящей. Я осталась одна. Совершенно одна в этих огромных, пустых покоях. Одиночество накатило внезапной, тошнотворной волной. Здесь не было никого. Ни Силы с её вечными упрёками и заботой, ни родителей, ни Истера с его глупыми шутками. Только я, тикающие часы на камине и безмолвная, замороженная подруга.

Я не могла здесь оставаться. Не сейчас. Не в этой гробничной тишине.

— Лина, оставайся с ней. Если что… если что-то изменится, с ней или королевской семьей, пришли за мной в гарнизон. К генералу Янгу.

Не дожидаясь ответа, я выскользнула в коридор и почти бегом направилась к конюшням. Мне нужен был не дворец. Мне нужен был он. Его сила. Его упрямая, несгибаемая воля. Его тепло, которое одно могло разогреть ледяную пустоту внутри.

Мне нужно было к Демитру.

Кони уже разобраны, конюшня погружена в тревожную полудремоту, нарушаемую лишь фырканьем и перестуком копыт о каменные плиты. Фергус, почуяв меня, встревоженно забил копытом. Мне не потребовалось седло. Я лишь накинула на него уздечку, вскочила на спину и прижалась лицом к его шелковистой гриве.

— Домой, буянец, — прошептала я. — К нему.

Мы вынеслись за ворота дворца, оставляя позади давящую тишину склепа и застывшие во мгле силуэты руин. Ночь была холодной и звёздной, воздух — колючим, пропитанным гарью. Фергус, чувствуя мою тревогу, мчался, не разбирая дороги, огибая груды камней и тёмные провалы трещин. Ветер свистел в ушах, сбивая слёзы и смывая на мгновение усталость. Я вжалась в его шею, позволяя ритму бега и его тёплому, живому запаху вытеснить из головы угнетающие образы — восковое лицо Силы, пустые коридоры, безмолвные «спящие» на телегах.

Гарнизон встретил нас привычным гулом — приглушёнными командами, лязгом железа, тяжёлыми шагами патрулей. Здесь, в отличие от дворца, жизнь била ключом — яростным, неуёмным, борющимся. Солдаты у ворот, узнав меня, лишь кивнули, их лица были усталыми, но напряжёнными и собранными. Я спешилась, бросила поводья подошедшему конюху и, не замедляя шага, прошла внутрь.

Его кабинет находился в дальнем конце главного здания. Дверь была приоткрыта, из щели лился тусклый свет огарка свечи. Я толкнула её, не стучась.

Демитр сидел за своим массивным столом, заваленным картами и донесениями. Он не поднял головы при моём появлении, уставясь в какую-то бумагу мутным, невидящим взглядом. Его обычно безупречный мундир был расстёгнут, волосы растрёпаны, а на лице застыла маска такой глубокой, животной усталости, что у меня сжалось сердце. Он опирался головой на руку, и пальцы его впились в висок, будто пытаясь удержаться от падения в бездну.

— Демитр, — тихо выдохнула я, замирая на пороге.

Он вздрогнул, словно разбуженный от тяжёлого сна, и медленно поднял на меня глаза. Секунду в них не было ничего, лишь пустое отупение от переутомления. Потом сознание вернулось, и взгляд прояснился, наполнившись безмерным облегчением и тихой, усталой нежностью.

— Марица, — его голос прозвучал хрипло, почти беззвучно. Он откинулся на спинку стула, проведя рукой по лицу. — Я уже думал… Гонец от Эшера говорил, ты занимаешься «спящими»…

Я не стала ничего отвечать. Просто пересекла комнату и, обойдя стол, опустилась на широкую кожаную кушетку, стоявшую у стены. Он без слов пересел ко мне, и его рука тут же обвила мои плечи, притягивая к себе. Я прижалась к его груди, уткнувшись лицом в грубую ткань мундира, вдыхая знакомый запах кожи. Его вторая рука легла мне на голову, пальцы запутались в моих растрёпанных волосах.

Мы сидели так несколько минут, молча, просто дыша в унисон, слушая, как бьются друг о друга наши сердца — усталые, израненные, но живые. Его тепло медленно растапливало ледяную пустоту внутри, сменяя её тяжёлым, но прочным спокойствием.

— Как родители? Дети дома?

— Да. С матерью и Ладенией. Она приехала сразу же. Просила передать тебе спасибо за то, что вытащила их в деревню. Возможно, этим ты их и спасла, что увезла подальше от разломов. Я слышал, что твоя горничная Сила… — наконец проговорил он, и его голос глухо прозвучал у меня над головой.

— Жива, — прошептала я в его мундир. — Все они… почти все живы. Их тела заморожены. Магией. Исток… пытался их спасти. Двоих… двоих уже не вернуть. Сожгли.

Его рука сжала мое плечо.

— Шер, — тихо выругался он. — Я слышал приказ остановить кремацию по всему городу. Здесь, в гарнизоне, успели только троих… — Он замолчал, и в тишине я почувствовала, как содрогнулись его мышцы. — Я видел майора, он в порядке. Шалос и братья Мандоры с ними. Об остальных что-нибудь слышала?

— Девочки и Хестал живы. Ранены, но на ногах. Командуют в госпитале. Как всегда. Вир с семьей тоже в порядке. С Патринией я не связалась, но Эшер сказал, что ей сейчас не до меня.

Он тяжело вздохнул, и в этом вздохе было столько облегчения, что мне снова захотелось плакать.

— А здесь? — спросила я, отрываясь от его груди и смотря ему в лицо.

— Держимся, — он провёл рукой по глазам. — Порядок более-менее навели. Раздаём еду, воду. Расчищаем основные пути. Патрулируем. Магии почти нет — то всплеск, то ничего. Полная нестабильность. Рушится ещё пара домов в час, не больше.

Он посмотрел на меня, и в его усталых глазах заплясали отблески свечи.

— Ты… ты стабилизировала потоки. Эшер говорил. На две недели.

Я кивнула.

— Пластырь на смертельную рану. Он пока держится. Но я не знаю, что делать дальше. Нужно разделять магию, очистить Исток, вот только я совсем не представляю как! Даже не знаю, с чего начать.

Мы снова замолчали. Тишина в кабинете была густой, но уже не давящей, а общей, разделённой на двоих.

Потом он медленно поднялся и протянул мне руку.

— Пойдём, — сказал он просто.

— Куда? — устало спросила я, позволяя ему поднять себя.

— В казарму. Там сейчас пусто — весь личный состав или на постах, или на расчистке. Соединим две кровати. Просто поспим. Вместе. Мне… мне тоже нужно знать, что ты рядом. Что ты спишь, а не… не пропадаешь где-то.

В его голосе прозвучала та самая, знакомая неуверенность, почти страх — страх потерять меня снова. Я посмотрела на его измождённое лицо, на тёмные круги под глазами. И просто кивнула.

— Да.

Взяв меня за руку, он потушил свечу и вывел меня из кабинета в тёмный, пустой коридор. Наша совместная тень, единая и неразрывная, побежала впереди нас по стенам, указывая путь к краткому забвению — к простым солдатским кроватям, к сну, который мы так отчаянно заслужили. Вместе.

Сон был тяжёлым, бездонным, как смола. Я утонула в нём с головой, прижавшись спиной к твёрдому, тёплому телу Демитра. Его рука, тяжёлая и уверенная, лежала на моем боку, пальцы вцепились в складки моего исподнего платья, словно даже во сне он не мог отпустить, боясь потерять. Его дыхание было ровным и глубоким, отмеривающим секунды этого хрупкого, украденного у хаоса покоя.

И сначала это было лишь смутное ощущение на грани сознания — лёгкий холодок, проползший по коже, сменивший уютное тепло его ладони. Потом — тишина. Слишком глубокая, неестественная для гарнизона, даже ночью. Исчезли привычные ночные шумы: отдалённые шаги патруля, скрип половиц, даже завывание ветра снаружи — всё смолкло, будто мир застыл, затаив дыхание.

Я не проснулась сразу. Сознание медленно всплывало из глубин, цепляясь за это чувство — чувство присутствия. Кто-то был в комнате. Кто-то стоял и смотрел.

Сердце ёкнуло, прежде чем я успела понять почему. Веки тяжело поднялись, и я уставилась в густую, почти осязаемую темноту казармы. Лунный свет, бледный и жидкий, пробивался сквозь пыльное окно, выхватывая из мрака знакомые очертания скамеек, сложенной амуниции.

И силуэт у окна.

Высокий, прямой, не отбрасывающий тени. Очертания были смутными, будто подёрнутыми дымкой, но до боли знакомыми. Широкие плечи, привычная стойка, даже то, как голова была чуть наклонена вбок — всё кричало о том, кого не могло здесь быть. Чьего присутствия здесь не могло быть уже много лет.

Силуэт обернулся. Лунный свет скользнул по бледному, почти прозрачному лицу, высветив суровые, иссечённые морщинами черты, седые виски и пронзительные, яркие глаза, которые смотрели на меня с бездонной, вневременной печалью.

Отец. Адорд Лантерис. Бывший начальник королевской стражи. Человек, который растил меня, учил держать меч и быть сильной.

Я медленно, чтобы не спугнуть мираж, приподнялась на локте. Демитр позади меня глухо пробормотал что-то во сне, его рука на моём боку сжалась сильнее, но он не проснулся.

Призрак не исчез. Он лишь слегка колыхался, как дым на ветру, и его губы дрогнули, складываясь в горькую, до слёз знакомую улыбку.

«Папа…» — это слово сорвалось с моих губ беззвучным шёпотом, обжигая горло.

— Тигренок, — его голос прозвучал в моей голове, тихо, глухо, будто доносясь из-под толщи воды. Он был настоящим. Таким, каким я помнила — низким, спокойным, с той самой металлической ноткой, которая заставляла трепетать даже самых заносчивых гвардейцев.

Я не могла пошевелиться, не могла издать ни звука. Просто смотрела, чувствуя, как дрожь пробегает по спине.

— Ты стала такой красавицей! — в его голосе прозвучала та неуловимая нота нежности, которую я хорошо помнила, которая не исчезала даже когда я шалила. — И умудрилась вляпаться в историю покруче всех моих.

— Это… ты? — наконец выдавила я, и мой шёпот показался ужасно громким в звенящей тишине.

— Часть меня. Отпечаток. То, что Исток позволил тебе увидеть, — его фигура медленно приблизилась, не делая шагов, просто стелясь над самым полом. От него веяло ледяным холодом. — У нас мало времени. Слушай.

Я кивнула, сглотнув ком в горле. Мои пальцы сами собой сжали руку Демитра, ища в нём опору, но он спал слишком глубоко, убаюканный нашим кратким забвением.

— Все очень и очень плохо. Но ты крепкий орешек. Как и твой генерал. Иллюзион натворил дел, их заклинания разорвали Истоку душу, лишь ты можешь всё исправить. Ты единственная, кто сможет увидеть как. Быстро, точно и без ошибок. Потому что одна ошибка может уничтожить все, что еще держится.

— Как? — голос мой дрогнул. — Я уже пыталась… Руны… Это лишь отсрочка!

— Тебе нужно ехать туда. В самое логово змеи. В Иллюзион.

У меня перехватило дыхание. Даже призрак отца показался мне большей реальностью, чем эти слова.

— Это безумие! Они убьют меня на пороге!

— Нет, — его голос прозвучал твёрже. — Ты им сейчас нужна ничуть не меньше, чем всему миру. Их потрепало, очень сильно. Поэтому они пойдут на все, чтобы выжить. Там, в Иных землях, на их территории находится Первый Источник. Самое древнее место силы, трещина, через которую магия впервые проникла в наш мир. Только там, у самого Истока, можно перерезать паутину их заклятий. Разрушить чары, что душат Исток.

Я смотрела на него, на его полупрозрачное лицо, и чувствовала, как по щекам моим катятся тихие слёзы. Это было слишком. Слишком огромно, слишком страшно.

— Я не смогу… Одна…

— Ты не одна, — он посмотрел на спящего Демитра, и в его призрачных глазах мелькнуло что-то вроде одобрения. — Он пойдёт с тобой. И не только он. Нужен еще один дракон, любой. Еще один маг, Дао Тебарис. Два демона — посол из Мекеша и твой друг Паргус. И два человека — Серан и мой друг из Феорильи, Асталь. Напиши ему. Представителей других рас вам не успеть собрать. Ты можешь это сделать.

Он помолчал, и его фигура стала ещё прозрачнее, начала расплываться.

— Мёртвые… мы — часть Истока. Мы чувствуем его агонию острее живых. Его боль — это наша боль. Его гибель — наш конец. — Его голос стал тише, превращаясь в шелест опавших листьев. — Не бойся, дочка. Ты сильнее, чем думаешь. Сильнее их всех.

— Не уходи! — сорвалось у меня, и я потянулась к нему рукой, но мои пальцы прошли сквозь холодную дымку, не встретив ничего, кроме ледяного воздуха.

— Я всегда с тобой, — прозвучал его последний шёпот. — Всегда рядом, тигренок.

Призрак дрогнул, рассыпался на мириады мерцающих искр и исчез. Звон в ушах стих. Воздух снова стал спёртым и тёплым, пахнущим пылью, кожей и Демитром.

Я сидела, не в силах пошевелиться, вцепившись в руку любимого, и смотрела на пустой угол, где только что стоял отец. Сердце бешено колотилось, выбивая сумасшедший ритм. Холод, идущий из самого нутра, сковывал всё тело.

Тихий стон вырвался у Демитра. Он повернулся, его рука потянулась ко мне, нащупывая моё присутствие.

— Марица? — его голос был хриплым от сна. — Что такое? Тебе дурно?

Я не ответила. Просто развернулась и прижалась к нему, вжавшись лицом в его шею, чувствуя живое, настоящее биение его сердца под губами. Он обнял меня, его пальцы впутались в мои волосы.

— Кошмар? — спросил он тише, уже полностью проснувшись.

Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Это был не кошмар. Это было послание. Приговор. И единственный путь к спасению.

— Нет, — наконец прошептала я, поднимая на него глаза. В полумраке его черты были размыты, но я видела в них всё ту же силу, ту же готовность идти за мной в самый ад. — Это был мой отец. И нам нужно в Иллюзион.