Мама, не плачь

Глава 7

Легкий октябрьский дождик стучит по козырьку кепки, пока я бегу утреннюю дистанцию. После того, как полиция провела пару показательных рейдов по округе, от меня шарахается не только шпана, но и мамочки с колясками. Поэтому теперь завершаю победный пятикилометровый круг в гордом одиночестве.

Трям-пам-пам, а я вчера четверку по математике на промежуточном тесте получила. Без читерства не обошлось, само собой, но — результат! Пролистала список вопросов в закрытом кафедральном каталоге, отдельно их разобрала и зазубрила самые дурацкие определения и доказательства для теорем. На “отлично” мне этот тихий ужас не вытащить, для этого надо быть абсолютно по цифрам упоротым. Но если я в том же темпе год отстреляюсь, потом будет легче. Львиную часть расчетов на себя программы берут, а стыковать нужные куски и правильно задание описывать вроде получается. Поэтому хвосты подтянуть, сентябрьские провалы пересдать и буду изображать из себя хорошистку.

На факультативе по робототехнике запустили бочку на гусеничном ходу. Два чужих диплома одобрили, старшаки теперь станут это убожество красиво оформлять и готовить к промежуточной защите зимой. Мне за умение паять-колотить семь баллов в копилку общественной активности капнуло. Преподаватель даже намекнул, что я запросто могу перевод запросить на его кафедру. Но я вежливо отказалась. Вывела зарплаты операторов дронов и прочей машинерии, потом реакторщиков. Вопросы тут же пропали. В конструкторскую элиту я не попаду при всем желании, а простые нажиматели кнопок получают вполовину меньше любителей хватануть лишнюю дозу радиации.

Поздоровалась с комендантом и поскакала к себе. Купаться, завтракать и самоподготовка. Сегодня пара по истории, которую мне автоматом зачли. Остальное — факультативы по социалке и прочему. Специально на пятницу ставят, чтобы мажористые ребята прогуливали без особых проблем. Завтра буду изображать камбалу в бассейне. Межвузовская спартакиада, первый день. Заплывы в нашем бассейне, вечером баскетбол и футбол. В воскресенье волейбол и бег для желающих проявить себя во всей красе.

За эти дни у меня в голове полностью сформировалась идея “великой мсти”. Поэтому я поскребла затылок, поздно вечером забежала в одно из кафешек рядом с пересадочной станцией. Оттуда с планшета через цепочку прокси залезла на сайт вояк, разместила анонимное отложенное по времени объявление. Где оттоптаться, запомнила еще летом. Десантура во время разгона перед прыжком в чатах и на видеофорумах болталась вечерами постоянно. Вот туда и сунула “смотрите лучшие титьки и жопы на женской спартакиаде”. Зуб даю — трибуны будут забиты. А что такое поддержка перекачанных тестостероном бойцов — врагу не пожелаешь. Каждые прием и подачу будут комментировать во все горло. Надо будет потом нарезку матчей Катажины сделать. Уверена, староста курса получит незабываемые впечатления.

Фух. Все. Горячая вода, махровое полотенце и можно будить Петру. Ей тоже к восьми утра сегодня, хватит изображать дохлого суслика.

— Подъем, Ждан-третья! Фамилия обязывает.

— Ты о чем? — сонно спрашивает соседка из-под подушки.

— Ну, свершения ждут. Ты — Ждан. Значит, фамилия требует от тебя шевелиться… Давай быстрее, у меня уже в брюхе от голода бурчит. Опоздаем на завтрак, опять старшаки все вкусное сожрут и даже крошек не оставят.

Купальник мне дали закрытый. Темно-синий, с логотипом Академии на левом плече. Шапочку оставила бирюзовую, она уши отлично прикрывает. Очки свои, хорошо подогнанные и антифогом обработанные. Не люблю, когда запотевают.

Стою рядом с тумбой, заканчиваю вентилироваться. На четыре сотни пять человек заявлено. Трое из чужих университетов и худая каланча с нашего второго курса. Ни имени, ни фамилии не знаю, но явно из пловцов — бедра мосластые, форма трапециевидная, плечи буквой “Т” над остальным телом выступают. Со спины посмотришь — мужик-мужиком. А спереди лучше не разглядывать. С такой лошадиной улыбкой остатки потенциальных кавалеров распугаешь.

На меня тетя-лошадь зыркает злобно. Надежда Академии нацелилась на золотую медаль. Мое появление сразу на заплыве больно ударило по самолюбию. Типа — что за мутные личности приперлись без спроса. Подруга, я бы, и сама не отсвечивала, но мне физрук клятвенно обещал все возможные послабления по кафедре и зачеты автоматом, если догребу сегодня до финиша не последней. А если из тридцати секунд выплыву — лично для меня социальные баллы дополнительно выгрызет. Потому что у меня “отличная техника и перспективы”. Ага, именно так.

На первый свисток подходим к тумбам и залезаем наверх. Второй — занять стойку для прыжка. Делаю глубокий вздох — и…

Триста метров я прошла как по ниточке. Вкладывалась в каждый гребок, четко отрабатывала ногами, крутилась без осечек на разворотах. Следующий полтинник почувствовала, что здоровье заканчивается. Все же для таких развлечений надо годами каждый день из бассейна пару часов не вылезать утром и еще три-четыре вечером. Потом мозг от гипоксии оценил ситуацию как паршивую и меня переклинило. Давно уже подсознание не показывало картинки прошлого. В груди заворочался Зверь, а перед глазами сквозь кровавые мушки мелькнуло лицо капо:

— Сука, ты куда грязную воду вылила? Десять плетей!

Свист бича и боль, полосующая спину. Раз…

Я на рефлексах добавила, врубаясь в набегающую воду.

— За нарушение формы одежды, заключенная сто-пять-дробь-семнадцать получает трое суток карцера!..

Два…

Выдох под себя и глоток воздуха под правую руку. Наподдай, бедолага…

— За попытку нападения на охрану…

Мама, я каждый вечер перед сном разговариваю с тобой. Каждый вечер. Пять минут, не больше, чтобы окончательно не свихнуться. Вижу твои глаза, ощущаю твой запах. Не плачь, мама, у меня все хорошо. Я выжила. Я вернулась туда, где не стреляют в ответ на улыбку. Где люди вечером ходят в кафе и угощают детей мороженым. Где над головой пролетают глайдеры без напалмовой загрузки на подвеске. Не плачь. Не надо…

Хлопок по стенке бассейна, и я вцепилась в металлическую трубу, прикрученную вдоль бортика. Все. Четыре сотни, как и обещала. Взмыленно огляделась, надсадно дыша. Похоже, вторая. Тетя-лошадь с трудом стащила очки и беззвучно матерится. Следом финиширует еще парочка, пятая отстала на половину дорожки. Вот же мы рванули…

Сквозь звон в ушах прорывается довольный вопль физрука:

— Четыре двадцать три! Молодец! Отличный результат!

Блин, да я чуть не утонула здесь, а ты секунды считаешь. Но успеваю заметить, как на трибунах встает ректор с приближенными. Аплодируют. Взгляд на табло — первые два места за Академией. Понятно теперь, чего скалятся. Но мне пора на берег. Надо умываться и приходить в себя. Устрою выходной, завтра куча дел запланирована.

После душа сижу голая на полотенце, пытаюсь привести дыхание в порядок. Рядом останавливается победительница заплыва, осторожно касается моего плеча:

— Спасибо, ты на хвосте висела, заставила полностью выложиться. Я на первую категорию сегодня сдала. Год не могла, а сегодня как прорвало.

— Обращайся в любое время. Если хочешь — я к тебе канат привяжу, будешь на буксире таскать. Потому что я почти сдохла на дистанции. Исключительно на волевых остаток шлепала… Меня Пикси зовут.

— Ядвига. Двести третья группа… Кстати, почему ваша староста говорила, что ты с дистанции сойдешь?

— Не обращай внимания. Я от должности в ее пользу отказалась, вот и бесится. Некогда мне по митингам болтаться, учиться не успеваю.

Все, отдышалась. Можно одеваться и дрейфовать куда подальше. Медали вручать вечером будут, на комм уже точное время прислали. Повешу посеребренный кружок на стенку в комнате, буду хвастать. Слева грамота за успехи в робототехнике, справа — страус, бодающий башкой бетонную терку. Честное слово — я иначе изображение на медали расшифровать не могу.

Поправив куртку, забросила на плечо рюкзак и потопала, помахав на прощание Ядвиге. Та другие заплывы еще посмотреть хочет. Но с улыбкой ей надо в самом деле что-то делать. Иначе от нее не только ухажеры разбегутся.

Бартош Ждан любил о делах разговаривать лично. Во времена виртуальных звонков, тотального шпионажа и компьютерных взломов куда лучше встретиться в ресторане, обсудить наболевшее и принять важные решения с гарантией конфиденциальности. Особенно, если все нужные люди в шаговой доступности, никуда лететь не надо. Это внучку проверить — шесть часов на личном шатле. А начальник службы безопасности — вот, под руками.

— Адам, я просил тебя навести справки о соседке Петры. Что за чертик из табакерки?

— Да, дедушка, — молодой мужчина аккуратно промокнул салфеткой губы и начал доклад, не трогая коммуникатор. Важные вещи он помнил и без подсказок. — Пикси Блютих, четырнадцать лет. Уроженка Трау. Отец — наладчик горнопромышленного оборудования. Мать — фельдшер. Родители погибли во время Плоковского конфликта. Девочка с остатками гражданского населения скрывалась сначала в джунглях, затем находилась в концентрационных лагерях. Вытащили ее во время бунта и побега десанта из Штаха. На орбите подобрали троих, остальные погибли. Сейчас учится на факультете коммунального хозяйства в Индустриальной Академии Лиры.

— И это все? — старик недовольно поджал губы. Обычно он на свои вопросы получал куда более подробные ответы.

— Старый, что ты от меня хочешь? На соплюшке подписок больше, чем блох на уличном барбосе. Следящие программы от контрразведки, Конвоя, полиции и ректора Академии. Стоит проявлять интерес, нам в холку вцепится свора злых вояк и службистов всех мастей. Я и эту информацию смог получить за счет должности и по блату.

— Но я все же хотел бы лучше представлять, что из себя представляет соседка моей внучки.

— Бедная девочка с уничтоженной колонии. С проблемами в образовании и с огромным желанием выгрызть себе место под солнцем. Сутками сидит за учебниками и получает тройки по математике.

— Но Петра о ней хорошо отзывается.

— Само собой, мы старались подобрать человека с нормальным психологическим профилем, без дурных проблем с наркотиками и прочей дрянью.

— ПТСР[7] у нее есть?

— Только если в легкой форме. Но всех, кого вытащили с Трау, прогнали через реабилитацию. Медики их крутили со всех сторон. В личном деле ничего не отмечено. Некоторая замкнутость и цинизм в общении со сверстниками, которые пытается маскировать под маской взрослой женщины… Бартош, она официально под опекой моей конторы сейчас. У нее куратор на прямой линии. Хулиганы пытались за попку в парке ущипнуть — тут же примчался наряд и всю троицу отпинали от души… Вспомни, как Варгава в это дерьмо влезла. Как только на Трау объявили о начале разработке трансуранидов и планах на триллионные доходы, тут же корпораты устроили провокацию на орбите и бросили наемников на захват территорий. Ты сам голосовал на экстренно собранном совете о введении внешнего управления. Чем закончилось? Завышенная оценка ресурсов, гора трупов и убытки. Теперь все политики, кто успел отметиться, стараются изобразить красивую рожу над кучей дерьма. Девочке сунули оплаченное место в Академии и посоветовали не отсвечивать. Что она и делает. Учится, надеется получить хорошую должность в будущем. Держится за департамент Конвоя, который ее прикрывает от возможных проблем. Если оценки выправит за четыре года, можно к нам пригласить как перспективного специалиста.

Старик отодвинул недоеденный салат и поморщился. Когда приходится соблюдать диету ради сохранения остатков здоровья, обеды и ужины доставляют куда как меньше удовольствия.

— Хорошо. Присматривай за ней. Если через два года в самом деле перестанет получать тройки, можно будет подбросить целевой грант и подумать о собеседовании на будущую позицию.

Адам Ждан был прав. Не было у меня посттравматического синдрома. Я этот синдром переплавила в холодную ненависть за годы войны.

Но про спокойную жизнь начальник службы безопасности добывающего концерна ошибался. Потому что в среду вечером меня выдернула фрау Лаубе и привезла в небоскреб. На удивление мрачная дама кратко ввела в курс дела, стараясь не материться через слово.

— Двое козлов из отдела перспективных разработок хотят с тобой побеседовать. Уроды… Вечно жар чужими руками загребают.

— Мне их бояться?

— Тебе надо бояться любого, кто погоны носит. Потому что у тебя в личном деле огромными буквами вписано “потенциально неблагонадежная”… Значит, помешать им я ничем не могу, поэтому пройдешь собеседование. Потом полиграф, медосмотр и затем уже позовут меня. Если попросят что-нибудь продемонстрировать, покажешь. Допуск к твоим военным сертификатам у них все равно есть.

— Послать нельзя?

— К сожалению, тогда статус “потенциально” поменяют на “склона к террористической активности”. И я ничем помочь не смогу. Не выеживайся, морду держи кирпичом и настаивай на желании закончить Академию.

— Я и так хочу ее закончить. На фиг мне ваши заморочки не сдались.

— Вот-вот, так и говори.

Парочка обормотов мне не понравилась. Во-первых, времени девять вечера, я за день умоталась, а мне придется ручной обезьянкой перед ними прыгать. Во-вторых, мальчики выглядели карьеристами, для кого окружающие — расходный материал. Таких уродов в различных службах полным-полно. И лезут по чужим головам к заветной цели, не считаясь с загубленными жизнями. В-третьих, медосмотр я проходила не так давно. И если новые результаты не сойдутся с данными из Академии, могут начать задавать вопросы. Что точно лишнее.

— Сиди ровно, смотри на меня…

Дяденька в белом халате равнодушно пощелкал кнопками, вывел кучу графиков на полупрозрачные экраны и начал задавать вопросы.

— Полиграф раньше проходила?

— Да, во время реабилитации.

— Тогда процедуру знаешь. Отвечаешь на вопросы кратко, не задумываясь.

Легко. Голова пустая, взгляд расфокусированный, пинг-понг на минималках.

Родилась, училась, ничем особым не интересовалась. К властям равнодушна, мальчика нет, девочки не интересуют. Про детей не думала, ректорша бесит, на учебе устаю. И так в разных комбинациях.

— Лично убивала?

— Да.

— Сколько.

— Не считала. Три года в джунглях.

— Родителей помнишь?

— Плохо.

— Конкретнее.

— Психолог сказал, лакуны в памяти. Защитный механизм. Что-то еще про гипноз говорил.

Через пять минут датчики с меня сняли.

— Подожди в соседней комнате.

Мне не трудно. Устроилась, голову на сцепленные ладони пристроила, жду. Пара клоунов доктору мозги компостируют, а он отбивается. Видимо, надоело одно и то же повторять, в монитор стал пальчиком тыкать.

— Вот черт. А этого в личном деле нет.

— Это в открытом доступе нет, но вся информация представлена.

— Тогда какой смысл в медосмотре?

— Я вам сразу сказал, что вы пустышку тянете. Вот же, все написано, — обижается дядька в халате. Похоже, не мне одной карьеристы настроение ночным вызовом испортили.

— Мы в этих аббревиатурах не разбираемся.

— Конечно. А мое заключение, которое вы еще утром запросили, проигнорировали… Значит, по опросу. Во время лечения ей мозги неплохо промыли, большую часть из прошлого она забыла. Плюс терапия на стресс наложилась. Поэтому к гражданской жизни ее адаптировали, показаний к изоляции не вижу. Диагноз основной можно еще раз подтвердить, но он вряд ли изменится за полгода с последнего развернутого осмотра… Я еще нужен?

— Нет, свободен.

Дебилы. Специалистов не слушают, о том, что по губам читать через прозрачное стекло можно — не догадываются.

— Перспективный кандидат, перспективный материал, — передразнивает один клоун другого. — Вот нахрена я тебя послушал?

— Ты же сам дело смотрел. У нее трупов больше, чем у любого нашего штатного ликвидатора.

— И что? Через пять лет она только-только закончит базовое обучение, плюс наши дисциплины. Ее даже на разовую “торпеду” не перепрофилировать. Да и не собираюсь я другому отделу кандидатуры подбрасывать. Ставь отметку о профнепригодности и поехали в кабак. Заодно сверхурочные оформим.

Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы. Ехал поезд запоздалый… Я думала, меня раньше дернут. Потому что карьеристы работают строго по протоколам. И моя бедная тушка вроде как в стандартные разработки их департамента вписывается. Кадры исполнителей ведь вербовать где-то нужно. Но — без того дерьма, что по медицинской линии понапихали. Там у меня зоопарк болячек. Поэтому выпнули меня обратно к фрау Лаубе и умотали клоуны горе спиртным заливать.

— И что это было? — удивилась “гренадерша”.

— Сказали, что документы у меня не совсем подходят. Поэтому наорали и домой отправили.

— Это да. Отметки записали “исключить из резерва”. Теперь ты у нас только по общественной линии можешь идти. Если в политику ударишься.

— А можно я лучше технарем останусь? Даже без допуска?

— Можно. Пойдем чай пить. Мобиль через полчаса придет.

Вообще-то он уже в гараже внизу стоит. Но я так понимаю, что если мы сядем в него через тридцать минут, это будет уже четверть первого ночи. И тогда фрау Лаубе честно себе двойную ставку за ночное дежурство в отчет влепит. Какой смысл от лишней денежки отказываться. То, что у меня завтра учеба — не ее головная боль. Спасибо еще, что в самом деле в “торпеды” не записали. А то изображала бы какую-нибудь террористку в мутной схеме. Клоунам звезда на погоны, мне безымянное место на кладбище. Милые игры конторы, в которой куратор служит. Все как обычно.

Медики по итогам изучения личной врачебной карточки запросто бы влепили диссоциативное расстройство или синдром множественной личности. Добавь галлюцинаций — вот тебе и ярлык шизофреника.

Но если эти же результаты показать понимающему человеку из “глубоких бурильщиков”[8], он бы только уточнил, сколько вариативных слоев я могу поддерживать в рабочем состоянии одновременно. Два — да, отработано и без накладок. Третью фантомную личность мне до конца отшлифовать не успели. Поэтому из нее я иногда кусочки выдергиваю, но стараюсь лишний раз не демонстрировать. Слишком легко проколоться.

Когда корпораты высыпали на Трау первую волну десанта, взрослые взялись за оружие и стали защищать родную колонию. Но через полгода после орбитальных бомбардировок и бесконечных штурмов, в неосвоенные джунгли ушли жалкие крошки спецназа и людей старше двадцати лет. А еще — дети. Те, кто уцелел из двух миллионов. На бесконечные три с половиной года, которые мы воевали и убивали захватчиков. Нас спасло то, что Трау была молодой колонией и от дикой природы успели отвоевать несколько кусков на поверхности. Нам было где спрятаться.

У специалистов не было другого материала, кроме мальчишек и девчонок от пяти до тринадцати лет. Четырнадцатилетние считались взрослыми, их призвали удерживать рухнувший фронт. Из мясорубки никто не выбрался, насколько я знаю.

Зато у нас был жуткий стимул постигать науку войны. Ты или возвращался с очередной боевой операции, или погибал. Других вариантов не было. И мы учились. Тому, как минировать тропы и взрывать чужие караваны. Как просачиваться через защитные периметры и штурмовать катакомбы спешно возведенных военных баз. Как проходить допросы на полиграфе, перерождаясь в другого человека. Пусть у нас было мало учителей, но выжили лучшие. И они вкладывали в нас все, что знали сами. Остальное добирали импровизацией в бесконечной резне.

Я знаю, как расщеплять сознание, убирая истинное “я” на задворки личности. Никакой лжи, никаких выдумок. Надо любить свое “второе” или “третье” дно, поднимая его наружу. Маленькая испуганная девочка, которая до ужаса боится остаться на улице, потеряв место в Академии. Никаких попыток поквитаться или еще какая глупость. Зазубренные вслед за врачами мантры и шаблонные ответы, столь характерные для травмированной психики, скорректированной медикаментами. Клоуны бестолковые — я три месяца отрабатывала легенду во время реабилитации, и зубры там были куда круче вашего похмельного доктора в мятом халате. Даже под препаратами вы не сможете добыть настоящую суть, которая рассыплется бессмысленными обломками под градом вопросов. Да, собрать себя обратно я смогу только через полгода или даже год. Но здесь и сейчас вы увидите Пикси Блютих, первокурсницу Академии. И ничего больше…

Мои сертификаты по воинским специализациям покрывают исключительно инженерные дисциплины. Ремонт, работа с грузами, логистика и первая медицинская помощь при разнообразных ранениях. Зачатки рукопашного боя, который давали в обязательном порядке всем в джунглях. Еще — умение выживать в дикой природе. Как обустроить лагерь, отфильтровать воду, добыть еду охотой или рыбалкой. Я — образцовый скаут, дисциплинированный и четко выполняющий приказы старшего в отряде.

О том, что на личном кладбище больше двух тысяч трупов — не знает никто. Из них полторы сотни — погибли при личном контакте. Остальных успешно ликвидировала в первые полгода. Тогда дебилы еще не контролировали столовые и допускали случаи массового отравления. А токсины Трау — страшная штука. Никакие антидоты не помогут. Вот мы и уничтожали ублюдков при каждом удобном случае.

Я знаю, как выживать в концентрационном лагере, когда за косой взгляд убивают. Как планировать возможный побег, как идти к нему крохотными шажками. И я помню, как у меня на глазах убили маму. Я все это сохранила внутри себя. Очень глубоко, куда никогда не смогут забраться ваши грязные лапы.

Я помню. Я ничего не забыла. И четко иду к поставленной цели, опираясь на чужую тупость, жадность и предсказуемость. Вы убили два миллиона сто семь тысяч. Вы убили меня, последнюю из семьи Блютих. Но даже мертвая я представляю для вас угрозу.

Потому что я здесь. И я никуда не уйду.