Малина для мага, или Сорванная любовь

Глава 17. Оно уже здесь

Подкидыш? Эйдан весело хмыкнул, силясь примерить к себе это нелепое слово. Он, Эйдан сол Гир, последний наследник рода, единственный сын, родился не пойми у кого?

— Малин, твоя нелюбовь к моей матери принимает забавные формы, — сказал он.

— Дело вовсе не в моей нелюбви, — заявила она. — Хотя ты прав, я действительно не особо симпатизирую Аделине. Почему она отправила тебя в академию, хотя ты имел право на отсрочку?

Эйдан пожал плечами. В дозоре тоже удивлялись, но сам он не придавал этому факту особого значения.

— Раньше отслужишь, раньше вернешься, — ответил он. — Скверный дозор обязателен для всякого корневого мага. А молодым проще.

Малин с сомнением на него посмотрела.

— Это все домыслы, — добавил Эйдан. — Кто-то что-то услышал, кто-то что-то додумал… Ты хочешь сказать, что моя настоящая мать — одна из тех девок, что ездят в скверну на заработки?

— Ты имеешь что-то против тех девок? — ехидно поинтересовалась она. — Сам ведь говорил, что в скверне очень хочется человеческого тепла. Может, твоему отцу тоже хотелось.

— Да уж наверняка! Но я, его сын, родился в браке!

— Не факт, — возразила Малинка. — Хелия сказала, ты был подозрительно крупным и развитым не по годам.

— Потому что я высокий и умный!

— Или ты на самом деле старше на пару лет, — не сдавалась она. — Сол Гиры уехали после свадьбы, а вернулись уже с ребенком.

— Многие молодожены отправляются в путешествие. Хочешь, тоже поедем, после того, как все утрясем?

— На годы? Твоих родителей не было несколько лет!

— Им хотелось посмотреть мир!

Малинка поджала губы и отвернулась, а Эйдан мысленно выругался. Что за бред?! Мать, оказывается, ему вовсе не мать, а лицемерная лгунья, которая жаждет уничтожить Сол-Гират, чтобы добраться до сундука с сокровищами.

Да, Эйдан никогда не был близок с Аделиной сол Гир. Куда больше им занималась бабуля. Это она желала ему доброго утра, сидела рядом на кухне, пока он завтракал, проверяла уроки и, если было за что, давала нагоняй. А вечером желала спокойной ночи и целовала в лоб.

Но Эйдан полагал, это обычное дело. У матери свои заботы, она делала все, что нужно, нанимала учителей, которые подготовили его к академии даже раньше положенного. А еще она не попросила отсрочку от дозора и разлучила его с Малин, и все говорят, что он куда больше похож на отца.

— В твою версию не вписывается тот факт, что дома кто-то скупает, — напомнил Эйдан. — Если план злодея — гори все огнем, то зачем ему вкладываться в недвижимость?

Карета остановилась у дома мэра, и Эйдан, выйдя первым, подал руку жене. Погладил тонкие прохладные пальцы и, перевернув ее ладонь, коснулся линии жизни — почти пустая. Недаром трава вокруг башни заколосилась. Всплеск сырой силы был таким мощным, что он почувствовал его даже в ванной. Наскоро побрился, вытерся, вышел — а Малинки и след простыл. И главное, даже после всего, что было у них на диванчике, она так и не убрала колючую изгородь, разделяющую кровать. Просто хамство!

— Ты не должна была уезжать без меня, — добавил твердо. — Впредь так не делай. Никогда.

— Никогда-никогда? — живо поинтересовалась Малинка, запрокинув к нему лицо. — А если, допустим, мне захочется пройтись по магазинам?

Ее голубые глаза, опушенные длинными ресницами, оказались так близко, что Эйдан увидел в них свое отражение — хмурый, растрепанный, мрачный тип. К тому же в мокрых носках, хотя этого и не видно.

— Я с удовольствием составлю тебе компанию, — пообещал он.

— А если я захочу поболтать с подругами? — прошептала Малин, едва не касаясь его губ своими. — Обсудить достоинства своего мужа…

— А какие именно достоинства ты собралась обсуждать? — хмыкнул он.

— Крупные, — промурлыкала она. — Как он хорош и горяч, как мне с ним повезло…

Такой Малинку Эйдан толком не знал: теплая, игривая, ласковая… Не удержавшись, быстро поцеловал сладкие губы.

— Я бы тоже послушал, — пробормотал он, обнимая ее, и спросил спокойнее: — Малин, почему ты опять удрала? У меня были такие грандиозные планы на это утро!

Дверь распахнулась, хотя они даже не успели в нее постучать, и из дома вышла Синтия Гросс, в пестром домашнем платье, с большой серебряной клеткой в руках.

— Эйдан! — радостно воскликнула она. — Ты мне не поможешь?

Взяв у нее клетку с истошно вопящими канарейками, Эйдан подвесил ее на специальный крюк в козырьке крыши.

— А то совсем расчирикались, — утомленно пожаловалась жена мэра, потерев друг от друга ладони. — Как с ума посходили.

Птички и правда метались по клетке, словно пытаясь найти выход.

— А ты разминулся со своей мамой, — добавила Синтия, подхватывая на руки белую лохматую собачонку, выкатившуюся на крыльцо.

— С моей мамой? — повторил Эйдан с нажимом специально для Малин — и пусть выкинет из головы бред про подкидыша.

— Да, она буквально пару минут как ушла. Может, хотите чаю? — предложила Синтия, гладя собачку, которая яростно дрыгала лапками. — Я бы с удовольствием поболтала с тобой, дорогой. Ты так изменился за время службы. Тяжело пришлось?

— Терпимо, — коротко ответил Эйдан. — А куда направилась мать?

— Я не знаю, — огорченно ответила Синтия. — Вообще-то она говорила, что сама планирует тебя навестить. Малин, чудесно выглядишь. Замужество тебе к лицу. Каково это — быть хозяйкой башни?

— Еще не распробовала, — ответила Малинка, взяв Эйдана за руку. — Но в целом мне нравится.

Собачонка извернулась, тяпнула Синтию за палец, и та, ахнув, разжала руки. Лохматый комок шерсти спрыгнул на крыльцо и удрал в дом, звонко лая.

— Позвольте, — Эйдан взял руку женщины, провел подушечкой пальца по следам укуса, и ранки затянулись.

— Не знаю, что на нее нашло, — проворчала Синтия, убирая ладонь. — Лючия сегодня сама не своя. С утра то рычит, то воет. Может, съела что-то не то… Так что, зайдете?

— Нет, благодарю, мы пойдем, — отказался Эйдан. — Хорошего дня.

— И вам. Лючия, ко мне! — позвала Синтия. — Иди сюда, нехорошая девочка!

А как только дверь за ней закрылась, Малин шагнула к клетке и отперла дверцу, выпуская канареек наружу. Они взметнулись желтым облачком, рассыпались яркими искрами как фейерверк.

— Знаешь, многие пытались привозить в скверну домашних питомцев, — задумчиво сказал Эйдан. — Пять лет — долгий срок. На постах во втором круге есть все условия для того, чтобы содержать животных, верный пес или любимая кошка могли бы скрасить службу. Один парень привез с собой попугая — большую роскошную птицу, с алой грудью, зелеными крыльями, синим хвостом. Она была такая яркая, что, кажется, ее оперенье могло бы разогнать скверну.

— Попугай улетел? — предположила Малинка. — Животные плохо переносят скверну.

— Крылья были обрезаны, так что нет, не улетел. Но кричал и бился о прутья клетки. Прямо как эти канарейки. Его потом увезли домой. Надеюсь, с Коннором все хорошо.

Малинка поежилась и глянула в чистое небо. Вроде легкие облачка и день такой ясный, а в воздухе словно повисла гроза.

— Он еще и ругался как сапожник, — добавил Эйдан, беря ее за руку и сводя по ступенькам. — Наш капитан даже почерпнул пару новых выражений.

— От попугая? — усмехнулась Малин, садясь в карету.

— Никогда не знаешь, кто твой истинный учитель. Философия магического пути. Кстати, ты хорошо училась?

— Закончила академию одной из лучших.

— Я бы хотел кое-чему тебя научить.

— По философии?

— Нет, по другой дисциплине. Сейчас намекну: родники, пчелы…

— Эйдан!..

Карета отъехала, и человек, который наблюдал за ними из окна, отошел в глубину комнаты.

Сол Гир вернулся из скверны. Живучий, точно сорняк. Но сегодня его вырвут с корнем.

Человек остановился перед мольбертом и взял в руки кисть. Картина почти завершена, осталась пара штрихов.

***

Голубое платье Малинки Эйдану очень понравилось. Во-первых, пуговки там, где и положено — спереди, на груди, прямо под рукой, расстегивать легко и удобно. Во-вторых, широкая юбка, которую очень просто задрать. В-третьих…

— Оно подчеркивает твой изумительный цвет глаз, — вдохновенно произнес Эйдан, когда понял, что первые две причины озвучивать не стоило.

— То есть, тебе нравятся платья, которые удобно снимать? — уточнила Малин, румяная и лохматая, с зацелованными губами, такими яркими, точно по ним размазали ягодный сок.

Она глянула на него исподлобья, застегивая пуговки, и Эйдан, расплывшись в улыбке, кивнул.

— Я бы предпочел видеть тебя вовсе без одежды, — откровенно заявил он, закинув руки за голову. — Но, так и быть, потерплю до дома.

— Спасибо, — чинно поблагодарила Малинка. — Особенно веско это звучит после того, как мы сделали это прямо в карете.

Иногда ее неискушенность очень бросалась в глаза. К примеру, когда она рассказала про свой легендарный сон, или сейчас. «Сделали это». В карете. Эка невидаль!

Справившись с пуговками, Малин обтянула юбку и пригладила волосы. И руки на коленях сложила, скромница. Как будто это не она пять минут назад стонала в его объятиях.

— Тебе не понравилось? — спросил Эйдан, отлично зная ответ.

— Понравилось, — честно призналась жена. — Но… это было неприлично.

— Ох, Малинка, сколько же чудных открытий готовит тебе жизнь, — протянул он, выходя из кареты и подавая руку.

А вот его жизнь била наотмашь.

Эйдан сол Гир, бастард.

Первой реакцией на новость Малин было искреннее изумление и смех. Но мысль засела в груди занозой, и воспоминания всплывали одно за одним, как ил от камня, брошенного в воду. Холодность матери, обрывки подслушанных разговоров, ее желание выставить сына из дома как можно скорее.

Аделина поссорила его с Малинкой. Отправила в дозор, даже не попытавшись попросить об отсрочке. А ведь он легко мог ее получить, как минимум до появления на свет следующего наследника рода сол Гир.

Надо выяснить, правда ли это. Спросить у матери напрямую. Только сперва сделать кое-что еще.

Малин вышла наружу, и Эйдан, притянув ее к себе, поцеловал, жадно покусывая сладкие губы, проникая языком в нежный рот, путаясь пальцами в шелковых прядях. А когда прервался, хрипло сказал:

— Предвосхищая твои возможные упреки — тут никого нет.

Берег и правда был пуст. Дорога упиралась в реку и обрывалась.

— Эйдан, все равно! — упрямо возмутилась Малинка, переведя дух. — Для этого есть дом и спальня! За закрытыми дверями. А мы — то в карете, то на диване-залетайке, то вообще, на улице…

— Вернемся домой и сделаем все как положено, — миролюбиво согласился Эйдан, спускаясь к воде.

— Я не это имела в виду! — донеслось ему в спину.

— Ты против? — спросил он, обернувшись.

Свет окружал ее силуэт золотистой каемкой, добавлял рыжину в темные волосы и искрился на брачном браслете. Эйдану прищурил глаза и улыбнулся. Он почти смирился с прошлой разлукой — как-никак, все позади. Теперь Малинка его, навсегда.

Она выдохнула и улыбнулась ему в ответ.

— Эйдан сол Гир, — сказала строго, — ты невозможен. И что ты опять забыл в этой реке, скажи на милость? Ты ведь сегодня уже плавал!

Скинув ботинки, Эйдан снял рубашку, стянул брюки, носки.

— Я заметил кое-что странное, — пояснил он. — Когда переплывал реку, чтобы поскорей догнать слишком своевольную жену.

— Тебе вовсе не обязательно было так за мной спешить.

— Хватит спорить с мужем, Малинка, — сказал Эйдан.

— Не хватит, пока ты не объяснишь, что…

Он нырнул, и ее голос оборвался, не договорив фразу.

Эйдан проплыл над останками моста, загреб руками, спускаясь ниже. Кажется, здесь. Когда он переплывал реку, то внизу как будто что-то мелькнуло. Он подумал — крупная рыба, но мужики из деревни жаловались, что никакой рыбы нет. Кончилась вся.

Вынырнув, он набрал побольше воздуха и нырнул снова, как можно глубже. Дно занесло илом, и обломки горгулий выглядывали из него как из-под пушистого зеленого одеяла. Эйдан схватил каменную морду и поплыл наверх, изо всех сил оттолкнувшись ногами. Выбравшись к берегу, положил горгулью на жухлую траву.

— Страшная какая, — оценила Малинка.

Каменная морда и правда выглядела на редкость уродливой: мелкие злобные глазки, оттопыренная и отвисшая губа. Почти как угрюмец, унылое порождение скверны.

— Думаю, ее специально сделали такой противной, — предположил Эйдан. — Чтобы не рассматривали слишком пристально.

— А это что? — пробормотала она.

Каменная грудь раскололась, и из головы горгульи тянулась широкая металлическая лента. Переплывая реку, Эйдан видел не рыбу, а собственное отражение. Сейчас в отполированной поверхности, изрисованной рунами, плыли облака, да виднелся кусочек голубого платья Малин. Зря он вывалил все это про удобные пуговки. Как бы она не стала назло ему затягиваться в корсет.

— Накопительная пластина? — ахнула Малинка. — Но…

Она не договорила, поджав губы, явно сообразив, что к чему. Но Эйдан все же решил произнести это вслух.

— Мост, по которому каждый день шатается куча народа. Два накопителя, выставленные напротив друг друга. Создается поле, собирающее излишки энергии.

— Или не излишки, — сказала Малин. — Эйдан, они ведь не маги! Обычные люди, которые после такого вмешательства могли заболеть! Усталость, депрессия, упадок сил…

— Какой я молодец, что взорвал этот мост, да? — похвалился он.

— Нет, — возразила Малинка. — Мы могли бы проследить за мостом и увидеть, кто приходит за накопителями.

Присев на корточки, она перевернула уродливую голову, ощупала тонкими пальцами затылок. Поискала выемки, нажала на острые уши. Что-то тихо щелкнуло, и одно ухо опустилось, открывая тайник.

Сырую силу лучше всего держат маги — и драгоценные камни, и внутри горгульи сверкал бриллиант. Выпрямившись, Малин отряхнула руки и сухо сказала:

— Вторая горгулья была неподалеку от берега. Я видела страшную рожу на дне, помнишь?

Эйдан снова шагнул в воду, нашел обломки, вытащил на берег. Но второй горгулье досталось больше. Взрыв разметал ее на ошметки, и в каменной голове было пусто. Вернувшись в реку, Эйдан поискал на дне, но ничего не нашел.

— Может, камень унесло течением, — неуверенно предположила Малин.

— Или кто-то его забрал, — сказал Эйдан.

***

Мост мы построили вместе.

Корневая магия Эйдана изменила рельеф земли, вытянула ее языком над речкой, обожгла до каменной твердости. А я укрепила мост с помощью башни, которая откликнулась на мой зов, как будто того и ждала. Из-под земли выползли толстые жгуты корней, и я заплела их косами, протянув под мостом. Перила сделала из вьюнка, который расцвел нежными белыми колокольчиками, а у въезда на мост наскоро вырастила пару рябин — после бурного секса в карете магии хватило с избытком.

— Хорошее дерево, — одобрил сол Гир. — В скверне встречается редко.

Мы первыми опробовали мост, и он даже не дрогнул. Поехали прямиком к башне — вдруг Аделина сол Гир отправилась навестить сына. Приемного сына — мысленно исправилась я, хотя Эйдан пока что отказывался примерять эту роль. Я бы на его месте, наверное, вела себя так же, хотя и мама, и сестра относились ко мне как к чужой.

Это началось сразу после рождения Лиски. Мать сгрузила на меня кучу домашней работы, заставляла присматривать за сестрой. Но что бы я ни делала, получала кучу упреков. И то не так, и это не эдак, а сестра и ласковей, и симпатичней, и куда больше похожа на мать. Я же была виновата уже в том, что напоминала отца, который ушел, когда мне исполнился годик. Я его, конечно, не помнила. Знала лишь, что он оставил и дом, и пекарню, а сам взял котомку с вещами и подался в скверну, чем нанес матери глубокую душевную рану. Ведь кумушки-соседки не упускали случая поддеть Клотильду Руа, дескать, мужик готов от нее и в скверну сбежать, лишь бы подальше.

Возможно, с отцом Лисаны мама сошлась для того, чтобы заткнуть болтливые рты. Он был покладистым мужиком, рукастым и незлобивым, и продержался куда дольше моего отца. Но через десять лет его хватил удар, и он умер так же тихо, как жил.

Больше смельчаков, готовых жениться на Клотильде Руа, не нашлось, и матримониальные планы она сосредоточила на нас с Лиской, причем на сестру возлагались большие надежды. Как же, помладше меня, а грудь уже больше. Волосы светлые, глазки ласковые, чудо, а не девочка! — так говорила мать о любимице, а меня отправляла подбивать выручку. Эту работу она Лиске не доверяла.

А потом мать отвела меня в башню. Конечно, никто не думал, что я стану хозяйкой Сол-Гирата. Но мать привыкла хвататься даже за призрачный шанс улучшить свою жизнь.

Она не прогадала. Эйдан пообещал ей очень большую сумму. И я просто обязана сказать ему…

— Моя мать будет тянуть из тебя еще и еще, — выпалила я. — Ей и Лисане никогда не будет достаточно.

— Я не собираюсь дарить ей все просто так, — ответил Эйдан, указав на листок с суммой. — Составим договор, обозначим условия. В случае нарушения — возвращение средств в полном объеме. — Наверное, у меня лицо вытянулось от удивления, потому что он пояснил: — Мне не жалко. Но я хочу гарантий, что однажды они не явятся на наш порог со своими булками. Я зол на твою сестру, Малинка. Она меня обманула. Мне не верится в искренность ее мотивов.

Я тоже сомневалась, что Лисана пыталась защитить мою честь. Она отчаянно завидовала моему роману с хозяином башни. Постоянно ездила по ушам, мол, он тебя скоро бросит. А когда я вернулась в слезах, только что не потирала руки. «Я же тебе говорила!» звучало рефреном, пока я не уехала в академию.

— О чем думаешь? — спросил Эйдан, сгребая меня в объятия и усаживая к себе на колени.

— А ты о чем? — увильнула я.

— О том, что мы почти приехали, — промурлыкал он мне куда-то в шею, и губы ласково прошлись по коже. — Дорога через новый мост получилась гораздо короче. С одной стороны, это плохо, потому что в карете мы повторить не сумеем. С другой — хорошо, ведь спальня все ближе.

Я обвила его шею руками и поцеловала в губы. Неторопливо ласкала его рот, будто знакомясь заново, гладила волосы, немного пахнущие тиной. Эйдан сол Гир меня любит, и мы женаты. Пожалуй, я до сих пор не осознала этого до конца. Мой муж. И эти широкие плечи, и руки, что легли мне на бедра, и густые как у девчонки ресницы, такие черные, что глаза кажутся подведенными угольком, — все мое. Я могу касаться его, когда захочу, могу целовать. А он с удовольствием мне ответит.

— А может и успеем, — хрипло пробормотал Эйдан.

— Куда спешить? — улыбнулась я, слегка отстранившись.

— Хочу восполнить пять лет разлуки, — ответил он. — Малин, у нас супружеский долг накопился…

Едва дождавшись, пока карета остановится, мы выбрались наружу, но стало ясно, что долг откладывается опять. Аделины сол Гир не было, зато на крыльце рядком сидели три бабульки: Хелия, Лилиан и Присцилла.

— Я что подумала, — начала Хелия, поднимаясь и опираясь на трость. — Вот ты сказала, что Джиневра тебе говорит, а ты не слышишь. И сову мою показывает.

Я кивнула, пытаясь незаметно поправить смявшуюся юбку.

— Это очевидно! — воскликнула Лилиан, вскочив со ступенек.

— Ежу понятно, — скупо кивнула Присцилла, увлеченно довязывая рядок петель.

— Джини намекала, чтобы я дала тебе свою трость, — закончила Хелия.

— Трость? — повторила я.

— На время, конечно, — хихикнула Лилиан. — Потому что без совы наша Хелия...

— Глуховата, — закончила Присцилла и фразу, и вязание.

Она тоже встала и сложила вязание в объемную сумку. А Хелия протянула мне трость, и я обхватила серебряную сову пальцами.

Звуки ворвались в мою голову, обрушиваясь волной: шум листьев, шепот реки, быстрое биение сердца пичужки, свившей в ветвях гнездо…

— С артефактом нашей дорогой Джини ты все услышишь, — сказала Хелия.

— Она тебе все расскажет, — подхватила Лилиан.

— И ты поймешь, — подытожила Присцилла.

Эйдан, помешкав, открыл перед гостьями двери башни, а я, схватив брошку-бабочку, забытую на халате, и приколов ее себе на рукав, поспешила в круглую комнату, испещренную именами. Опустилась на пол, скрестив ноги, положила руку на серебряную сову, успокоила и сердце, и дыхание.

Поначалу мне мешали голоса наверху, резкий смех Лилиан, быстрый стук спиц Присциллы, но после я сумела отгородиться от лишнего.

— Джиневра, — мысленно позвала я. — Подскажи. Кто твой убийца? Где его искать?

Мое сердце стучало оглушительно громко, будто чьи-то шаги. И мне показалось, что кто-то в самом деле приблизился, всколыхнул воздух совсем рядом, обдал меня запахом сладковатых духов.

— Где прячется зло? — спросила я шепотом, сжав серебряную сову. — Где то, что убивает нашу башню, Джиневра?

Голос прозвучал ясно и отчетливо, будто тот, кто говорил, склонился к самому моему уху.

— Оно уже здесь, — произнесла Джиневра сол Гир, а потом я услышала крик.