Макет мироздания

Глава 18. Души

«Товия» поднималась быстро. Едва она прошла сквозь зияющее отверстие в небе, лепестки нейтрида, мертвые в течение двенадцати тысячелетий, ожили и затянули дыру, навсегда скрыв от них сердце Линзы. Айэт восстанавливал то, что сокрушили его предки.

Внутри центральной башни Линзы был кромешный мрак и пустота, словно в межзвездном пространстве. Реактор «Товии» засиял бездной мертвенного синего огня, окруженного бледным куполом света, и она, быстро набирая скорость, помчалась вверх, к единственной звезде этого неба — пробитому «Увайа» отверстию. Анмай понял, что никогда не узнает, зачем сюда пришли файа. Впрочем, теперь это уже не было важно.

Через несколько часов они миновали мгновенно затянувшуюся дыру в стене башни и, огибая солнце, устремились вверх по исполинской дуге. Вэру был рад, что не пришлось вновь входить в не-пространство — их прощание с Линзой растянулось на сутки. За это время непрерывно разгонявшаяся «Товия» поднялась на два миллиона миль, к колоссальным люкам в её крыше.

Сверху центр Линзы был похож на огромный макет. Исполинский шпиль башни, увенчанный огненным шаром солнца, смутное кольцо города, окружавшая его чернота океана, отделенная ниточкой серебряного света от пустой серой изнанки проекционных зеркал — всё это казалось игрушечным и нереальным с высоты. Замыкавшие мир исполинские трубы Засолнечной Стены лишь усиливали впечатление. А от крыши Линзы её поверхность была уже почти неразличима.

Вэру показалось, что она меняется, но он не решился убедиться в этом. Его мучила тоска. Он тосковал по безвозвратно утраченному Айэту и не только по нему — по всему обществу людей и файа, которое покинул. Никогда раньше с ним такого не случалось.

Его отвлек лишь выход наружу. Люк — десятимильный круг из тонкого, словно бумага, нейтрида — плавно сдвинулся под напором силового поля, открывая бездну звезд. Его окружали массивы не то машин, не то зданий, головокружительно вытянутые вниз. Соседние люки обрамляли такие же опрокинутые города.

Анмай в последний раз взглянул на невообразимый простор внизу. Кто населит его? В какие времена протянется его существование? Но представить это он уже не успел. Люк Линзы закрылся, навсегда отрезав его от мира, к которому он прикоснулся и который так и не познал.

Затем он увидел звезды — миллионы ярких звезд. Среди них совершенно терялась звезда «Укавэйры». «Товия» устремилась к ней сквозь полярное отверстие магнитного поля Линзы. Оно придало ей немалое дополнительное ускорение — прощальный дар Айэта. При этой мысли у Вэру вновь сжало сердце, хотя он знал, что юный Айэт стал совсем другим — тем, кем ему стать не дано.

Полет к далекой «Укавэйре» занял восемь дней — даже при непрерывном ускорении это совсем немало. Всё это время Анмай провел словно в полусне — ему не хотелось ничего делать, да и не было никаких дел. Он сделал всё, что должен был сделать. Осталось лишь то, чего он хотел. А вместо радости он чувствовал только тоску.

Утром девятого дня светоносная пирамида «Укавэйры» затмила звезды и «Товия» плавно вошла в её колоссальный ангар. Он был пуст. Нет, в нем стояло множество разнообразных космических кораблей, но среди них не оказалось ни одного живого файа. Ни одного. Когда они вышли наружу, их охватила пугающая, цепкая тишина.

— Здесь нет экипажа, — печально сказала «Укавэйра». — В нем нет необходимости… не было до сих пор. Но есть матрицы, и, если хотите…

Анмай вздрогнул.

— Нет. Я не хочу такого общества. Лучше полное одиночество.

— Вы правы, — ответил комцентр. — Можете выбрать себе каюту, и мы сразу улетим. Ждать незачем.

Изнутри «Укавэйра» и «Астрофайра» оказались похожими, как две капли воды. Стремительно мчась по силовым трубам, Анмай ощутил, что к нему возвращается хорошее настроение… или надежда.

Хотя они выбрали каюту наугад, она оказалась достаточно уютной и очень походила на облюбованную ими на «Астрофайре». Едва пара устроилась в удобных креслах, «Укавэйра» заговорила вновь.

— Вы должны, наконец, узнать о моих намерениях, ибо теперь это и ваши намерения. Я совершила то же, что и вы, Анмай, и это тоже вызвало… отторжение. Поэтому я сделаю то же, что и вы. Я покину эту реальность прежде, чем мое имя в ней станет символом зла. Мы войдем в не-пространство и выйдем очень далеко отсюда — не только в пространстве, но и во времени. Мы прыгнем в будущее на десять тысяч лет. Никто не знает об этом, и поэтому я не могла сказать вам раньше. Если хотите, вы можете перейти на борт любого из семи кораблей моей свиты. Они доставят вас туда, куда вы пожелаете.

— Я хочу увидеть будущее, — ответил Анмай. — Но как мы попадем туда?

— Если можно освободиться от таких физических характеристик, как масса и спин, то почему нельзя освободиться от времени? Но, попав в будущее, мы останемся в нём навсегда. Вернуться в прошлое невозможно, ибо прошлого ушедших лет нет.

Эта технология известна Файау уже тысячу семьсот лет, хотя лишь четыреста семьдесят лет назад мы научились использовать её. Тысячи кораблей оставили своё время — и не один ещё не вернулся. Мы засеиваем наше будущее прошлым, Вэру.

— Что мы ощутим, путешествуя во времени?

— То же, что и при обычном переходе сквозь не-пространство. Для нас все эти годы просто не будут существовать.

— А если мы окажемся единственными файа в изменившемся мире? И сами не сможем в нём существовать? — Хьютай не казалась испуганной, её глаза живо блестели.

— Я смогу защитить вас. Этот корабль — не вполне обычный. В нём почти нет места для живых существ — только машины. Он намного совершеннее и могущественнее остальных. Мы лучше всех овладели тем, что вы называете предвидением возможностей. Наше изгнание, по сути, добровольное. Нас ведет любопытство, возможно, лень. Нам интересно, что вырастет из семени, которое мы посадили. И, главное, — у нас пока нет средств осуществить нашу — и вашу — мечту: выйти за пределы Метавселенной, в Бесконечность, и узнать тайну её рождения.

— Я мечтал об этом, — ответил Анмай, — но я ни разу не думал об этом… всерьез.

— Наяву — нет. Но мы становимся самими собой во сне. Вы можете покинуть нас, Вэру, но сначала подумайте. У нашего проекта есть очень серьезные основания. Дело в том, что в будущем Метавселенная неизбежно погибнет. Участь каждой её части будет общей участью.

— Погибнет? Почему?

— Математически Метавселенная вообще не существует: энергия всего её вещества, света, Листов, полностью компенсируется отрицательной энергией гравитации, так, что суммарная энергия равна нулю. Закон сохранения энергии непреодолим и иначе мир не смог бы возникнуть. Это также значит, что наше пространство замкнуто и мы не сможем его покинуть, потому, что Снаружи для нас ничего нет… точнее, нас нет. Ничто не может выйти за пределы Метавселенной, потому что это равнозначно появлению чего-то из ничего. Это невозможно. Физические законы Вселенных могут меняться, но основополагающие принципы едины во всех мирозданиях. Из ничего не может произойти нечто. Это аксиома.

Анмай задумался, его глаза лихорадочно горели.

— Но… если Метавселенная не существует для… внешнего мира, то как она вообще может существовать?

— Принцип неопределенности, Вэру. Как и у виртуальных частиц. Они появляются и исчезают прежде, чем кто-то успеет их заметить. Наш мир безмерно больше, но принцип его существования — тот же. Это очень сложно объяснить, однако главное ясно: он смертен. Если вас интересует механизм… Наша Вселенная расширяется со всё возрастающей скоростью, так как силы притяжения между её объектами с их отдалением слабеют. Это значит, что радиус видимости, — сейчас он составляет пятнадцать миллиардов световых лет, — в будущем начнет сокращаться и когда-нибудь упадет до нуля. А когда это произойдет…

— Дайте-ка подумать… Рост скорости расширения Вселенной замедляет её время, так? И оно будет идти всё медленнее и медленнее… пока не остановится совсем и всё мироздание не застынет недвижимым навеки. Так?

— В нашей Вселенной — да. В масштабах Метавселенной процесс намного сложнее, ибо уровень гравитации в разных Вселенных различен. Есть такие, где постоянная тяготения в миллиарды и триллионы раз превышает нашу, однако Вселенных без гравитации нет. Но гравитация тоже замедляет время. Остановилось оно потому, что скорость расширения достигла скорости света, или потому, что всё мироздание постиг гравитационный коллапс — уже неважно. Во Вселенных с низкой гравитацией больше скорость расширения и они исчезнут быстрее нашей. Во Вселенных с высокой гравитацией время уже остановилось: они поглощены небытием. Там вступили в действие законы не-физики. В общем, ход времени в Метавселенной замедляется неравномерно, но процесс необратим.

— Сколько же времени осталось до того, как… оно иссякнет?

— Узнать скорость его замедления в каждой части Вселенной мы можем лишь напрямую, используя полеты в не-пространстве, но это очень опасно и сложно — ведь для этого нашим кораблям приходится вторгаться в пространство других участников Кунха, враждебных Тэйариин, в зоне влияния которых мы обитаем. Возвращается лишь один корабль из десяти, и точность их измерений недостаточна, чтобы сделать точные выводы — приходится учитывать слишком много факторов, включая взаимодействие различных физик, которые распространяются и взаимопроникают со сверхсветовой скоростью… и в это взаимодействие вмешиваются непредставимые нам разумные существа. Мы не можем выйти за пределы времени и узнать это точно, Вэру. Это асимптотический процесс — чем дальше он идет, тем медленнее. Для внешнего наблюдателя он растянется на срок, близкий к бесконечности. И его ход невозможно зафиксировать. Мы не заметим даже конца.

— Я думал, что мироздание слишком велико, чтобы его можно было как-то разрушить… и, в то же время, знал, что оно не может быть вечным… знал, хотя мне никто не говорил об этом. И потому стремился вырваться — туда, наружу. Я родился с этим стремлением… хотя вначале я этого не сознавал. Что это такое? Инстинкт?

— Это нельзя ощутить. Мы не знаем.

— А что произойдет, когда скорость расширения в каждой точке Вселенной достигнет скорости света?

— В сущности — то же, что происходит под сферой Шварцшильда, внутри чёрных дыр — а этого никто не в состоянии представить. Наши физические законы там перестают действовать. Сквозь чёрную дыру нельзя пройти даже в не-пространстве. Но время нельзя остановить полностью, так, чтобы замерло любое движение — это следствие квантовых вакуумных эффектов, лежащих глубже физики материи. Они проявляются на границе сферы Шварцшильда — это эффект квантового испарения чёрных дыр.

— Значит, это будет среда без времени, обладающая, однако, движением?

— Да. Масса, попавшая внутрь чёрной дыры, достигает её центра за конечное, и притом очень небольшое время — это подтверждено гравиметрическим распределением. Но само состояние вещества и его физические свойства там принципиально не поддаются проверке. Из теории относительности следует, что антигравитация, равнозначная отрицательной энергии, невоспроизводима. Даже с помощью Йалис раскрыть сферу Шварцшильда вряд ли можно — это потребует колоссальной энергии и Вселенная может просто перестать существовать… в доступной нашему пониманию форме.

— И нет никакого способа узнать, что происходит внутри? Почему исчезают корабли? В миг перехода в не-пространстве на них не действуют никакие силы, включая и гравитационные. Но если там нет времени… Кстати, что будет, если сквозь черную дыру пройдет звездолет, способный выпадать из хода времени, как ваш? Это… делалось?

— Да.

— Это… были вы?

— Нет. Никто не вернулся, Вэру. Там вечность… безвременье… мы не знаем подходящих образов, чтобы понять… там мироздание… выворачивается.

— Но… если пространство в черных дырах «вывернуто наизнанку» относительно нашего, а наше — тоже по сравнению с… наружной средой, то на самом деле это наш мир «вывернут наизнанку». И Снаружи царят те же условия… что и внутри обычной черной дыры? Там… нет времени?

— Мы не знаем этого, Вэру. Представить, что происходит Снаружи, невозможно. Поэтому перед нами стоит очень трудная, можно сказать, максимально трудная во всех мирозданиях задача. Чтобы выйти за все их пределы и понять природу Бесконечности, мы должны создать принципиально неосуществимую технологию. Неосуществимую сейчас — но, возможно, — не в будущем.

— Возможно. Но вот — в чьем будущем? И когда? Это потребует времени, — не тысяч, не миллионов, а миллиардов лет. Даже если это будет будущее Файау, мы не знаем, каким оно окажется. Мы можем выйти в области с чужой для нас физикой — и погибнуть.

— Мы одни пересекли всю эту Вселенную. И сможем пересечь её ещё раз. Разве непредсказуемость будущего не делает его более привлекательным?

— Разумеется. Я хочу этого. Но мне всё же не хотелось бы оказаться в одиночестве… особенно в чужой Вселенной.

— Ты не в одиночестве, — Хьютай коснулась его руки.

— Не в одиночестве, — подтвердила «Укавэйра». — Здесь находится крупнейшее в Файау собрание матриц. Их более восьми триллионов. Здесь файа — почти все. И лучшие представители многих других разумных рас, включая и вымершие ныне.

— Но это же только копии! Сколько ваших матриц не имеют копий в других местах?

— Меньше процента. Но там, где мы окажемся, это уже не будет иметь значения. У нас есть матрицы, которые вообще не воплощались. Некоторые из них — очень древние. Среди них есть даже ваши ровесники, Анмай!

— И кто же?

— Многие из обитателей плато Хаос, — правда, вы никого из них не знали близко. Ваших тогдашних противников здесь нет. Среди нас есть и более старые сознания, — старше скопированных вами с матриц «Увайа». Они родились ещё до появления на Эрайа вашего народа — матрицы предшествующих сверхрас, сознания столь чуждые, что понять их до конца мы не смогли. Позднее они присоединились к нам, но воплощать их мы не решились. Среди них есть одна, подобная вам — величайшая из расы Мэйат, Укавэйра. Ей миллиард лет. Вы не поймете её биографии. Но она сейчас говорит с вами — в числе остальных.

Анмай невольно вздрогнул. Он знал, что это глупо, но… его охватил страх. Ненадолго.

— У вас есть и другие матрицы, оставшиеся от Мэйат?

— Да. Мы многому от них научились. Некоторые из них — здесь, с нами, — в голосе корабля проскользнула насмешка, — а величайшая из Мэйат правит всеми. И мы не столько ваши наследники, но их. Объединение разных цивилизаций и рас начали не вы, наш младший брат. И это столкновение тоже вызвано не вами. Оно произошло бы неизбежно… позже. Но борьба со злом иногда неотличима от зла. Именно поэтому мы решили отправиться в неизвестность.

— Когда это произойдет?

— Через шесть, максимум, восемь часов. Мы производим последние настройки Эвергета. Возможно, потребуется и больше времени. И мы должны оставить Файау послание, инструкции о том, что делать дальше. Надеюсь, наши собратья поймут нас и не осудят, как вас. Впрочем, это не будет иметь уже никакого значения.

Анмай задумался.

— Можем ли мы выйти в более далекое будущее, чем ожидаем? Например, через миллиарды лет?

— Можем. Как и в не-пространстве, в не-времени нет преград. Мы можем оказаться в невообразимо далеком будущем, — даже в таком, в котором наша Вселенная уже прекратила свое существование. Что будет тогда — мы не знаем. И мы не скажем, что уверены в успехе. Квантовые явления непредсказуемы. У нас равные шансы и на тот, и на другой исход. Нас может зашвырнуть в бесконечность пространства, или в бесконечность времени, или и то, и другое вместе.

— Интересно было бы, — Анмай вдруг улыбнулся.

— Итак, вы согласны?

— Да.

— А вы, Хьютай?

— Я тоже согласна. Ведь по сути мы ничем не рискуем: если мы не погибнем в пути, то всё равно однажды умрем, пусть даже и со всем мирозданием. А если есть хотя бы крохотный шанс обрести вечную жизнь, его надо использовать. Вечная жизнь с ним, — она искоса взглянула на Вэру, — стоит того, чтобы за неё побороться… — вновь взглянув на смущенное лицо любимого, она засмеялась.

Анмай задумался. Они уйдут, — а Айэт и Ювана увидят всё, что он не захотел увидеть. Он знал, что возможности «Укавэйры» больше — хотя бы подвижность. Она уцелеет и там, где Линза, лишенная возможности перемещаться, погибнет. Он также знал, что будущее неверно и непредсказуемо и что пропасть времени, которую он перемахнет в один миг, может поглотить всех, включая и Айэта. А они останутся одни — единственная пара в чужом мироздании, на корабле, полном душ. Это страшило и привлекало его одновременно, но разве он мог повернуть назад?

— Мы решили, «Укавэйра», — сказал Вэру. — Теперь ты можешь оставить нас.

Она не ответила, лишь мерцание индикаторов подтвердило, что они одни. Анмай потянулся. Сзади к нему подошла Хьютай. Она обняла его и потерлась щекой о его плечо.

— Ты знаешь, чем занимались Айэт и Ювана в ту, последнюю ночь?..

Они лежали, усталые от любви, в полумраке каюты, покоясь на невидимой подушке силового поля. Погашенные окна-экраны едва заметно отблескивали чёрным стеклом. В маленькой уютной комнате царила тишина. Лишь гудение невидимых механизмов — далекое и слабое — проникало в неё. Её стены слабо тлели чистым серым светом, не дающим теней. Они одновременно казались близкими, реальными, и растворявшимися в бесконечности. Вэру очень нравилось такое освещение. Голова Хьютай покоилась на его груди. Прикрыв глаза, она слушала мерные удары его сердца — более громкие, чем пение далеких машин. Её спокойствие было столь же надежным, как руки Анмая, лежащие на её плечах, под тёплой пушистой массой её рассыпавшихся волос, укрывших их обоих.

— Тебе удобно?

Хьютай пошевелилась — слабо, едва ощутимо.

— Мне тепло. Ты такой… уютный, — она положила голову на руку любимого, тронув губами его ухо. — Ты славный мальчик, — прошептала она. — Сильный. Нежный. И красивый… везде. Ты мой, а я твоя, да?

— Да.

Она вновь устроилась на его руке и закрыла глаза. Правая рука Вэру уютно лежала на её пояснице.

— Ты помнишь? — не открывая глаз, сонно спросила Хьютай.

— Что?

— В тот, первый раз мы лежали так же. Я так же слушала, как бьется твое сердце и думала, что ждет нас в будущем. А теперь я знаю.

Она зевнула.

— Помнишь, как мы встретились? На той улице, словно мы были единственными там? Я считала, что тебя убили — все те девять лет. Мы смотрели и не могли поверить, что видим друг друга… взрослыми. И мы вели себя, как дети. Ты почти силой увёл меня в ту страшную крепость — такую же, как «Товия», верно? И мы не слушали никого… Там была комната, почти такая же, как эта. И мы стояли там, растерянные, не зная, что делать потом — после объятий. Помнишь, как ты стеснялся, мой бесстрашный Анмай? И сколько глупостей говорил?

Анмай улыбнулся. Его ступня погладила её босую ногу. Хьютай пошевелилась.

— А как ты тосковал после войны, как злился на себя и на весь свет, так, что решил сбежать сюда? Помнишь, ты говорил, что согласен принять любую участь? А какая нас ожидает сейчас?

— Не знаю. История Файау смешается с историей других рас. Значит ли это, что она окончена? Что будет дальше? Мы ушли слишком далеко, узнали то, чего никто не знает, и не должен знать. И я даже не знаю, закончен ли наш путь, или только начинается?

Хьютай провела пальцем по его губам.

— Ты всегда говоришь такие вещи, Анми. Раньше мы не знали даже, где наш дом. А сейчас… Моя судьба будет твоей судьбой, а твоя — судьбой «Укавэйры». Мы только ещё начинаем свой путь, Анми.

— Я надеюсь. Но мне кажется, что он не будет долгим. Несколько месяцев, возможно, лет, — и мы достигнем нашей неведомой цели. А может, просто исчезнем, — так бесследно, как ни исчезал ещё никто. Быть может, мы прожили уже почти всю нашу жизнь — а это меньше половины того, что можно прожить без всей этой техники. Это немного, но мне кажется, что я живу уже целую вечность. А что думаешь ты?

— Думаю, что тебе просто скучно.

Хьютай прикусила его ухо, ощутив, как ладонь Вэру подбирается к её груди. Он убрал руку.

— Прости.

Он помолчал.

— В детстве я часто представлял, что живу в древней, дикой Фамайа, и это неплохо у меня получалось. А в Файау есть целые планеты, на которых мы, файа, воскресили нашу древнюю историю. Мне хотелось бы пожить на такой планете, но вернуться в прошлое нельзя. Зато можно попасть в будущее — странно, правда? Знаешь, тогда, в слиянии со Сверх-Эвергетом Линзы… я видел космос. Я видел… есть такое, что никто не сможет себе представить. Это были… миры. Они все покрыты… плотью… или почти сплошь состоят из неё. Их полюса покрывает вечный лед, небеса — вечные тучи… но там всё — жизнь… чудовищная с нашей точки зрения. Ты можешь представить себе мир… покрытый единственным живым существом?

Хьютай пожала плечами.

— Могу.

— Я тоже. Но не всегда можно понять то, что можно представить. Я видел… миры, подобные Линзе… больше любого обычного мира. Они… как звёзды. Огромные, бесконечно сложные, вечные. Планеты — обычные планеты — вращаются внутри них, сотни, тысячи… огромные скопления, в которых от мира до мира — всего десятки тысяч миль. Небеса там покрыты планетами, как облаками. Под ними — равнины шириной в миллионы миль, а над ними — рои планет и солнц… Это так красиво… не могу описать. Планеты… населённые… вращаются там вечно — во имя вечной славы Создателей… — он замолчал.

Хьютай несколько секунд молча ожидала продолжения.

— И это всё?

Он улыбнулся.

— Нет. Просто… это самое светлое… и самое понятное из того, что я видел. Я стоял на поросшей травой равнине, бескрайней, пустой, только вдали высились горы… белые от снега… а в небе плыли миры… я плакал. Или мне сейчас кажется, что я должен был плакать? Не знаю. Но я хочу увидеть всё это сам… своими глазами… и одновременно я хочу увидеть и то, что я не могу даже назвать. Эта мечта жжет меня изнутри и я… наверно сделаю всё, чтобы она исполнилась. Иначе… это будет самое худшее для меня… — Анмай вновь смолк.

Хьютай легко провела рукой по его волосам.

— Ты сильный. И красивый. И умный… мечтательный. Ты мой единственный, знаешь?

Анмай ничего не смог ответить. Он только прижал Хьютай к себе. Они затихли, чувствуя, как бьются их сердца. Для него не было счастья выше, чем слышать сердце любимой. Лишь на самой границе сознания таился страх. Анмай знал, что без неё он просто не сможет жить. Хьютай Тайра была не просто любимой, не просто единственной, сумевшей его полюбить. Она была единственной, сумевшей понять его мечты. Единственная, ставшая ему парой. Единственная во всем мироздании. Без неё он был бы ничем…

Хьютай пошевелилась. Она потянулась, её губы прижались к шраму на его груди. Старая рана вдруг заныла. На миг Вэру показалось, что её губы касаются обнаженного мяса. Он вздрогнул. Хьютай отпрянула.

— Я сделала тебе больно? — спросила она, вновь укладывая голову на его грудь.

— Нет.

— Не ври. Я это ощутила. Ты вспомнил… верно?

Она зевнула.

— Ты не сможешь забыть, как тебя пытали, никогда?

Он помолчал.

— Нет… Но мне так хорошо… спокойно… ты была моей самой главной мечтой — а я об этом и не знал. Я глупый, правда?

— Ты красивый, — она провела пальцами по его лицу, медленно, словно впервые. — Я люблю тебя.

Она приподнялась, глядя на него.

— Странно, что мы не надоедаем друг другу. Иногда ты говоришь глупости и сразу за ними — такие вещи, что делается страшно. Скажи, что ты действительно думаешь об этом прыжке?

Анмай расслабился и закрыл глаза. Когда он заговорил, его голос звучал глухо и монотонно, — он словно читал нараспев из невидимой книги, и Хьютай хорошо знала, из какой.

— «И, поскольку никакая кара не в силах отразить всю безмерность его преступления, он будет падать в бездну — вечно».

Она вздрогнула, зябко поджала ноги и усмехнулась.

— Мне стало страшно. «Укавэйра», её сознание, состоит из подобных тебе. Они всегда идут до конца, для них нет последнего предела. Сейчас они решили заглянуть за край Бесконечности… И, хотя эта затея безумна и безнадежна, она всё же достаточно возвышена. И я согласна в ней участвовать — не только ради тебя. Это будет величайшее из свершений Файау… если даже она никогда не узнает об этом. И кстати, осталось меньше часа. Надеюсь, ты не настолько одичал, чтобы отправиться в будущее нагишом? — она потёрлась щекой о его грудь.

Анмай слабо улыбнулся.

— Нет. Но ещё несколько минут ничего не решат. Возможно, это последний раз.

Хьютай усмехнулась, вытягиваясь рядом с ним. Им было слишком хорошо, чтобы повторять всё сначала, поэтому Анмай просто прижал её к себе и затих. Хьютай положила голову ему на грудь, закрыла глаза, её тело расслабилось в кольце его рук. Застыв на несколько минут в спокойствии, они ни о чем не говорили, не думали, и не ощущали ничего…

При не-переходе было неважно, в какой части корабля они находятся. И Анмай не пошел в наблюдательную рубку, зная, что увидит из неё не больше, чем из окна своей каюты. Россыпи звезд его мечты сияли мириадами игл чистейшего света. Это было даже больше, чем мечта — мироздание, в котором он жил, и которое собирался покинуть. Среди сияния звезд зияла овальная дыра — Линза. Отсюда великий мир казался одной из множества темных туманностей, лишенных и разума, и жизни.

— Осталось пятнадцать минут, — сообщила «Укавэйра». — Зарядка накопителей уже начата. Корабли-танкеры полностью заправят наши хранилища массы. Таким образом, теперь мы сможем совершить те же два прыжка.

Анмай кивнул. Он уже видел сияющие нити плазмы, извивавшиеся среди звёзд. Зеленая полоса индикатора медленно ползла к рамке. Он поудобней устроился в кресле. Страха не было, только волнение. И ещё… Он старался представить, на что будет похож мир через десять тысяч лет. Или через десять миллиардов. Или… Он встряхнул головой.

Зеленая полоса дошла до края. Нити плазмы погасли. Танкеры удалялись, двигаясь со стократным ускорением — судя по нему, на них тоже не было экипажа. Они превратились в сияющие звезды, затерялись среди других звезд и исчезли.

— Всё готово. Закончены последние проверки. Все системы в порядке. Пусковой механизм Эвергета готов к работе. До начала реакции осталась минута. Проводить ли обратный отсчет?

— Нет. Просто скажите, когда останется пять секунд.

— Хорошо, младший брат.

Комцентр отключился. Вэру посмотрел на Хьютай.

— Я надеюсь, что всё будет хорошо, но на всякий случай — прощай.

В ответ она лишь пожала плечами.

— Если произойдет катастрофа, мы ничего не почувствуем, верно? И я не люблю прощаться навсегда. Я просто скажу, что мы всегда будем вместе. Так лучше?

Анмай улыбнулся.

— Да. Мы прошли множество испытаний, но по сути остались детьми — бесстрашными и любопытными.

Он смотрел на россыпи звезд — миллионы только видимых глазу. В этой галактике больше триллиона звезд, а во Вселенной — триллион галактик. А за этими мирами, бессчетными настолько, что и представить невозможно — другие Вселенные, и их много больше, чем элементарных частиц в этой. А что ещё дальше? Ему хотелось это узнать, — и, хотя шансы на успех были очень невелики, он был уверен, что узнает. Ведь он не одинок — с ним Хьютай и «Укавэйра» — высшее из достижений Файау.

— Осталось пять секунд, — донесся до них ровный голос комцентра. — Удачи.

Вновь стало тихо, так тихо, что звезды на экранах казалось, зазвенели. Вэру взглянул на Хьютай. Их глаза встретились, и в них не было страха…

Они успели лишь улыбнуться друг другу, когда звезды на экранах померкли, погас свет, они лишились всех обычных ощущений и помчались сквозь тьму, сквозь бездну пустоты и лет.

К О Н Е Ц