Магию - народу!

Глава 4. Где я гуляю по городу и нахожу странные разговоры и чужие проблемы

Утро началось с пропажи варёных яиц. Скажите невелика потеря? В принципе соглашусь, но только не тогда, когда эти самые варёные яйца предназначались как раз на завтрак и не кому-нибудь, а нам самим. Сварив вчера оставшийся десяток яиц, я отложил их до утра, а утром глядь – пусто. И куда они, скажите пожалуйста, могли деться?

-Может быть лиса забралась ночью? -с сомнением в голосе предположила Коробейникова. -Или оставшаяся от бывших хозяев кошка?

-Что это за кошка, которая умудрилась умять десяток варёных яиц вместе со скорлупой да так, что и следов не осталось? -сомневался я.

Тщательное обследование показало, что кроме яиц пропала ещё часть хлеба и половина купленной у крестьян моркови. Если в лису, похищающую варёные яйца, я ещё готов, пусть со скрипом, поверить, то в лису, похищающую ещё и морковку поверить никак нельзя. Или вместе с хвостатой пришла ещё толпа зайцев, культурных таких зайцев, которые, вместо того чтобы надкусать весь продукт, аккуратно сгрызли одну часть морковки, а другую вовсе не тронули? Бред!

Я прошёлся по холлу первого этажа разряжая собственноручно поставленные вчера ловушки. Ничего особенного, почти все сигнальные, только пара со слабым парализующим эффектом. Всё-таки ложиться спать в доме с выбитой дверью, когда твоя голова должна крайне интересовать все местные банды и при этом совсем никак не обезопасить свой сон было бы верхом безрассудства.

Однако неведомому похитителю варёных яиц мои ловушки нисколько не помешали. Конечно, они не панацея и любой опытный человек вполне мог бы пройти через них не потревожив, а какому-то архимагу и вовсе не пришлось бы напрягаться. Но представить себе архимага похищающего варёные яйца, хлеб и морковку было выше моих сил.

Всё утро не находящий себе места Глык наконец собрался и высказал предположение: -Может быть это духи?

-Какие ещё духи? – не поняла Маша.

-Ну этих, Чайниковых, которые тут раньше жили.

-Во-первых не Чайниковых, а Чайкиных. Никогда ещё не встречал древний аристократических род с родовой фамилией «Чайниковые», -поправил я его. -Во-вторых духов, приведений и прочей мистики не бывает. Мир мёртвых и мир живых никак не пересекаются. И, наконец, в-третьих, даже если бы духи действительно существовали, то не думаю, что им были бы нужны морковь и яйца.

-Вдруг всё же нужны? -не унимался орк. -Если ты не знаешь: существуют духи или нет, то откуда можешь знать нужны ли им яйца?

-Я точно знаю: духов не существует и яйца им не нужны! То есть, блин, им не нужны яйца потому, что их не существует!

Глык недоверчиво посмотрел на меня. Возражать не стал, но явно остался при своём мнении. И насчёт духов, и насчёт их гастрономических предпочтений. Ох уж мне эти дикарские верования. С виду вполне цивилизованный орк, а копни поглубже и начинает лезть всякая чушь.

Ладно, безотносительно того верно или неверно моё мнение о существовании или, несуществовании, загробной жизни, а дел на сегодня было запланировано вагон и маленькая тележка. И первым делом надо всё-таки хоть как-то позавтракать.Завтракать пришлось пустым чаем, да я ещё немного оставшегося хлеба обжарил. Вдобавок Глык похрустел капустным качаном. Я и Маша задумчиво посмотрели на орка-вегетарианца, но присоединиться к нему не спешили.

-Значит так, -принялся я раздавать указания своей команде. -Ты, Глык, остаёшься держать форт. Если кто придёт из города и захочет вступить в милицию или в ревсовет, то поишь их чаем и оставляешь ждать моего возвращения. Пока нечего делать – приводишь здесь всё в порядок. Материалы и инструменты поищи на территории, думаю что-нибудь да найдётся. Стёкла для окон и прочее постараемся где-нибудь достать, а пока можно их зановесить какой-нибудь тканью, если найдёшь.

Довольный что ему не придётся никуда мотаться, орк кивнул.

-Товарищ Марго, -обратился я к новой амазонке по её революционному псевдониму показывая, что не просто болтаю, а отдаю боевой приказ: -Пройдись снова по крестьянам, закупи еды и побольше, чтобы каждый второй день не бегать. Найми телегу чтобы всё привезти. Бери то, что может храниться и не испортится в первые же дни. Если, где плотника найдёшь, чтобы кровати нам сделал и окна вставил, то вези его тоже. Ну и в целом, аккуратно расспроси крестьян: донимают ли их бандиты? Что они вообще думают? Готовы ли самоорганизоваться или планируют и дальше сидеть каждый по своей норке, как мыши? Да ты и сама прекрасно знаешь.

-Знаю, -кивнула Маша. -Будет сделано.

Завершаю небольшое совещание тем, что делюсь с товарищами планами относительно себя самого: -Сам отправлюсь в город. Попробую отыскать кого-нибудь из бывшего ревсовета. Может быть уговорю вернуться обратно. А если нет, то хоть больше сведений соберу. Опят же посмотрю: на кого в городе можно будет опереться. Кто готов будет нас поддержать, а кто нет.

Маша спросила: -Не опасно ходить одному?

-Думаю, что как раз сейчас ещё не опасно, -ответил я ей. -Информация о нашем прибытии вряд ли уже дошла до заинтересованных в ней лиц. А если дошла, то пока они раскачаются и решают, что с нами делать – немного времени у нас есть. Думаю, пара дней точно. Сейчас как раз самое безопасное время пока про нас мало кто знает. С каждым днём опасность будет только нарастать и вскоре мы будем ходить не иначе как двойками, страхуя друг друга. А пока можно и разделиться для ускорения процесса.

Больше никто мне не возражал и через пару минут я уже шагал по направлению к городу по средней раздробленности дороге. За время пути меня обогнали четыре телеги и как раз с четвёртой предложили подвезти. Отказываться я не стал и остаток пути проделал на телеге влекомой молодой лошадкой, под нескончаемый аккомпанемент шуток и местечковых новостей, вываленных на меня возницей. В частности, мне пришлось узнать, что его соседка Тамарка давеча пустила своих гусей в его огород, те поклевали свекольные ростки, а Тамара, погань такая, компенсировать отказывает, говорит «форс мажор», мол. Что это ещё форс такой? Что за мажор? Нахваталась непонятных слов от старшей дочки и теперь те сыплются из неё как семечки из переспевшего подсолнуха.

-А дочка где? -поинтересовался я как только сумел вставить хоть слово.

-Дочка? Знамо где. В этих, прости господи, прогрессивистах состоит, - охотно продолжил рассказывать мужик.

-Может быть «прогрессистах»? -поправил я его.

-Может и в них. Одно слово – хулиганы. Против его Высочества, отца нашего, говорят и хулу на него возводят. Это же как можно?

-Никак нельзя, -соглашаюсь я с ним. -Только, вроде, говорят, что короля больше нет. Сбежал к соседям.

В ответ на мои слова мужик всплеснул руками да так, что вожжи выпали, а лошадь обернулась и посмотрела на нас умными глазами, как бы вопрошая: про политику говорить будем или в город ехать?

-Неужто правда?! -расстроился мужик. -Слышал об этом, но не верил. Как же отец нас, на кого нас оставил? Как мы без него? Сиротинушки…

-Да как ни будь проживём. Своей головой думать будем.

Мужик подозрительно спросил: -Ты сам, мил человек, не из прогессивистов будешь?

Автоматически поправляю его: -Прогрессистах.

-Вот-вот, -покивал мужик и вдруг схватил лежащую у него в ногах палку: -А ну пошёл с моей телеги!

Я не стал обострять и спрыгнул. Тем более, что мы почти уже приехали и открытые городские ворота, свободные по раннему времени, даже зевающих городских стражников не было видно, стояли прямо передо мной.

-Эй мужик! -крикнул я своему недавнему попутчику. -Вся власть советам! Король капут!

Тот погрозил мне палкой, для чего встал на телеге во весь рост и чуть было не долбанулся головой о край не до конца поднятой решётки.

Через минуту, дойдя до ворот на своих двоих, я не увидел ни телеги, ни своего попутчика. Городской стражи, кстати, тоже не было видно и это лучше всего показывало, что центральной власти в городе нет или же она бездействует. Хорошо ещё что ворота открыли. Или их вообще не закрывали на ночь?

Каменск – город хоть и большой, но со столицей никакого сравнения. Поспрашивав прохожих, покрутившись там и сям, я вскоре вышел к бывшему зданию ревсовета. Почему бывшему? Так от него остался только горелый остов. Каменные стены в два этажа уцелели, но закоптились до черноты и не заглядывая внутрь было понятно, что внутри совсем ничего не осталось.

-Что же у вас, в городе, пожарные команды совсем обленились если каменные дома дотла горят? -спросил я какого-то прохожего, седого, но активного старичка в жёлтой шляпе и щегольских жёлтых ботинках выглядевшего совершенно свободным и прогулявшемся исключительно в своё удовольствие.

-Обленились, как есть обленились, -охотно зацепился со мной языками гуляющий старик. -Все, как один, лодыри. Но дело своё знают.

-Дело знают, а дома в городе горят, - я сделал вид будто не поверил.

-Так-то специально сожгли и пожарных тушить не пускали пока совсем не сгорело. Только разрешили следить чтобы на другие дома огонь не перекинулся.

-Как же так?

-А вот так! Пришли солдаты генерала Комеля, дом окружили, и сам генерал говорит – спалить рассадник вол, вол, вол…

-Волюнтаризма, -подсказал я.

-Точно, его самого! Подожгли и тушить не давали.

-Люди как же?

-Так внутри все и остались. Кто выпрыгивать пытался, того солдатики обратно забрасывали. Изнутри давай отстреливаться и магией кидаться. Солдатики тоже. Перестрелка знатная получилась. Но недолгая. Огонь, если его силой подпитывать, горит быстро. Говорят, что пока горело генерал всё это время стоял и смотрел, а как закончилось, то он у трёх лун прощения попросил и того потребовал, чтобы никто не пытался здание восстанавливать. Мол, если восстановят или новое на том месте построят, то он снова придёт и сожжёт. Чтобы этот горелый остов как напоминание нам всем стоял.

-Просто взял и поджог? – не поверил я. -Как же милиция? Солдаты? Как такое допустили?

-Так не осталось никого, -развёл руками мой собеседник. -Милицию ещё ухари Ершова постреляли, после чего она, понимаешь, самораспустилась. А солдаты, почти все, как раз к Комелю и пошли, под его началом теперь ходят.

-Странно у вас тут, - говорю, -то эти жгут, то те стреляют. А никому дела и нет.

-Кому дело было, того или сожгли, или расстреляли или сам из города ушёл, -подтвердил разговорчивый старик. Он достал из кармана портсигар и вопросительно посмотрел на меня.

-Не употребляю.

-Правильно, молодой человек, значит здоровеньким помрёте, -напророчил мне весёлый старик. Забросив одну сигаретку в рот, он прикурил её от пальца и жмурясь от удовольствия выпустил в небо струю жидкого дыма.

Старик не так-то прост – отметил я про себя. Прикурить сигарету от пальца не великий фокус, нов всё же из случайно взятых ста человек, уверен, что больше девяноста, может быть даже девяносто пяти, так не смогут. Это всё-таки определённый показатель развития внутреннего источника силы и её контроля.

-Город, живущий по инерции, -провозгласил старик.

-Как вы сказали?

-По инерции. Словно заводная игрушка. Её завели, а она и двигается пока не кончился завод. Так же и мы тут. Живём, что-то делаем, но только по инерции, пока не кончится завод.

-А что будет когда закончится?

-Тогда игрушка остановится, застынет, -поведал мне собеседник. -Не понимаете? Позвольте объяснить вам на собственном примере. Каждое второе утро (сегодня как раз такое) я иду в кондитерскую ниже по улице за булочками. Их там печёт мадам Анастасия с дочками. Ах какие у неё булочки! Пышные! Сладкие! Воздушные! Словно она сама. Но сейчас не об этом. Так вот, на протяжении уже, без малого, пяти лет, я каждое второе утро хожу к ней за свежими булочками. В моём возрасте, знаете, полезно время от времени баловать себя, а то можно и не успеть, знаете ли. Не успеть набаловаться. Но это тоже не важно. Главное то, что последние пять лет, каждое второе утро – впрочем вы это уже слышали. Перехожу к сути. Взять, например, сегодняшний день. Я иду за булочками, но совершенно не уверен, что эти булочки получу! И не потому, что у меня нет денег. Деньги есть. Не так много, как того бы хотелось, но на простые радости жизни ещё доступные старику пока хватает. Дело в том, что, последнее время, приходя за булочками к мадам Анастасии я каждый раз не уверен, что не найду на месте её кондитерской, например, заколоченный досками вход. Или такой же обугленный остов как вот этот. Или других хозяев у той же самой плиты и за тем же самым прилавком. Вы понимаете меня?

Хорошие люди постепенно бегут из города. Кто не бежит, того выживают. В лучшем случае просто оставляют предоставленных самим себе, не давая при этом ни еды, ни работы. Кондитерские закрываются. Думаете булочная мадам Анастасии первая за кого я волнуюсь? Если бы так! Рюмочную Бориса отобрали бандиты. Хорошо сам Борис сумел уйти и семью увезти. Ах какая рюмочная там была! А сейчас – бандитский притон, рядом с которым опасно остановиться даже чтобы прикурить. Мясная лавка Афанасия, где она, где я вас спрашиваю?

Мне пришлось признаться: -Не знаю.

-Вот и я не знаю где сам Афанасий. Лавка его стоит заколоченная, хотя всё одно – стёкла побили, внутрь влезли, половину украли, половину просто испоганили. Сам Афанасий пропал – нет его. Давеча он мне жаловался, что к нему приходили, требовали то ли лавку отдать, то ли деньгами делиться. Он – мужик здоровый, опять же топор всегда под рукой держит и отказался. И вот уже где теперь Афанасий? Ты не знаешь. Я не знаю. Может, конечно, как-то продал и быстро-быстро уехал. Только я сомневаюсь. Завод механической игрушки постепенно заканчивается. Город останавливается.

-Так может быть надо завести заново? -предлагаю я ему.

Старик отмахивается: -Кто только заводить будет.

-Может быть я.

-А справишься?

-Так я не один, -отвечаю ему. -Добрые люди помогут. Добрых людей вообще гораздо больше, чем злых. Надо только найти их, объединить.

-Сжать пальцы в кулак, -заканчивает за меня старик и я замолкаю потому, что он сейчас мне выдал почти цитату из книги вершителя Драласа где тот сравнивает каждого отдельного человека с пальцем, а объединённую народную волю с кулаком.

-Кулаком, -говорю осторожно, -орудовать сподручнее чем растопыренными пальцами тыкать.

-Скажите это тем, кто уже пытался… кулаками против пистолей и сабель. Сам можешь видеть, чем всё закончилось.

Старик глазами показал на стоящий перед нами обугленный остов. Тот, словно памятник самому себе, торчал будто гнилое дерево на болоте или как порченный, но не выдернутый, зуб во рту.

-Почему ты думаешь, что вторая попытка не закончится тем же самым, может быть даже хуже? -негромко спросил старик.

-Не сопротивляясь злу – только множишь его, -ответил я тоже цитатой из книги вершителя Драласа.

-Как разобрать кто добро, а кто зло? -засомневался старик.

-Очень просто, -сказал ему я. -Добро это мы, а зло - те, кто против нас.

-Почему? -не понял старик.

-Потому, что против нас, -терпеливо объяснил я.

В блеклых старческих глазах разгорелся непонятный мне огонёк: -Вы – положительно интересный молодой человек. Даже крайне интересный.

-Вы тоже не простой прохожий…

Не заданный вслух вопрос «а кто?» остался висеть в воздухе. Собеседник не спешил отвечать на него. Вместо этого, вежливо приподняв свою жёлтую шляпу, старик кивнул мне словно своему давнему знакомому, с которым он только что обсудил погоду на сегодня или какой-то ещё подобной же важности вопрос и пошёл дальше.

Завершившийся разговор оставил двойственное впечатление. Странный старик, цитирующий Вершителя и явно знающий больше, чем говорил не выходил у меня из головы. Может быт зря я так разоткровенничался с ним? Но постоянно играя роли, скрывая истинные мотивы в попытке обмануть своих врагов я также обману и оттолкну от себя возможных союзников и друзей. Да и не смогу я качественно выдать себя за другого человека. Не приучен к такому и не желаю приучаться. Как писал Вершитель: веками власть имущие опутывали народ путами из страха и лжи. Только правда сможет порвать эти цепи.

Не задерживаясь больше возле горелого остова, который я теперь воспринимал не иначе как памятник погибшим соратникам, иду в ремесленный квартал. Каменск издревле славился двумя вещами: своими каменоломнями, определившими облик города и его название и своими ткачами. Ещё в нём располагалось крупное ремонтное железнодорожное депо, где чинили не слишком сильно захворавшие паровозы, по мере необходимости собирали грузовые вагоны и всё такое. Но всё-таки это именно крупная мастерская по ремонту и восстановлению, а не полноценный завод.

Первым делом я решил посетить ткачей. Именно здесь шилась и обшивалась добрая половина бывшего королевского, а ныне нашего, революционного морского флота. С первого взгляда казалось бы странным шить паруса, плести канаты, верёвки и прочие такелажные принадлежности в городе на таком большом расстоянии от моря, но здесь сошлись вместе несколько исторических факторов. Во-первых, в Каменске исторически была сильная гильдия ткачей. Знаменитая каменевская ткань выходила отсюда и расходилась по всему королевству и за его пределами. Во-вторых, в окрестностях города обильно рос лён, из которого эту ткань и производили. Целые поля льна тянулись от города к востоку, изредка перемежаясь крестьянскими деревеньками. Наконец, в-третьих, проложенная юго-западная ветка железной дороги соединила столицу с Каменском, а сам город с главным морским портом государства. И таким образом паруса и канаты, не говоря уже о форме самих моряков, плелись и шились здесь, в Каменске, на двух местных заводах или в десятках более мелких мастерских.

В часть города, традиционно занимаемую ткачами, я и направил свой путь. Найти её было легко. Квартал ткачей. Улица ткачей – названия говорили сами за себя, а указатели помогали не заблудиться.

Однако, прибыв на место, я не застал ожидаемого столпотворения и рабочей суматохи. Значительная часть мастерских оказалась закрыта. Набитые крест на крест, не струганные доски перекрывали вход.

Обложенная розовым камнем цветочная клумба, отмечающая начало улицы, завяла. Земля застыла сухой коркой, а выжившие цветы стояли поникшие, изнывающие от жажды или уже высохшие, с облетевшими лепестками - сухие прутики, воткнутые в пересохшую землю. Уверен, что будь на улице ткачей всё в порядке, то местные хозяйки ни в коем случае бы не допустили подобной безалаберности. Клумба была бы вовремя полита, а цветы бы радовали глаз разноцветьем лепестков.

Часть совмещённых с мастерскими лавок всё же оказалась открыта, и я зашёл в первую. Полутёмное помещение, выглядевшее ещё темнее после входа с улицы. Казалось, внутри никого не было. Глаза немного привыкли, и я разглядел рулоны ткани, отрезанные полосы разных цветов и всё то, чему полагается быть в лавке торгующей тканью собственного изготовления. Однако на всём лежал налёт пыли, словно всё это давно не менялось. Никто не покупал старую ткань, никто не приносил взамен неё новую. И вообще, как будто я здесь первый покупатель за многие дни, может быть даже недели.

Продавец всё же обнаружился. Им оказался мальчишка с большими глазами в которых плескался испуг. Он выскочил на меня из-за стеллажа с тканью с вопросом «чтобы хотел купить добрый господин?». Когда я сказал, что ничего не покупаю и пришёл поговорить с владельцем, попросив его позвать мать или отца или кого-нибудь из взрослых, мальчишка испуганно кивнул, потом убежал куда-то внутрь и не вернулся. Я продолжал минут пятнадцать расхаживая между пыльной тканью и вышел прочь, чувствуя на себе сразу несколько взглядов столь же внимательно наблюдающих, сколько испуганных, желающих чтобы незваный гость скорее ушёл бы прочь.

В другой лавке без деревянного креста, перегораживающего вход меня, встретили сразу несколько мужчин чья внешность и поведение выдавало в них скорее наёмников или бандитов, чем ткачей.

Стоило двери открыться, а колокольчику звякнуть, как на меня уставились сразу три пары глаз. Причём смотрели они словно поверх заряженного пистоля, хотя руки всех трёх находились на виду и оставались свободны.

-Добрый день, уважаемые, -поздоровался я.

Никто из них не ответил и мой добрый день повис в воздухе, затем упал и разбился на тысячу осколков.

Быстро обменявшись взглядами с товарищами, старший из них троих довольно грубо спросил меня: -Зачем пришёл?

-Присмотреться, выбрать ткань, может быть купить, -растолковал я ему. -Зачем ещё люди ходят в лавки на улице ткачей?

Бандит хмуро усмехнулся: -Присматривайся… покупатель.

При этом вся троица продолжала следить за мной так, что я чувствовал себя словно в полицейском участке, будучи задержанным за что-нибудь вроде проявления прилюдного неуважения к его королевскому величеству.

Стоило некоторого труда отвести взгляд и повернуться к ним боком. Так и казалось, что в спину мне целятся из пистолей и вот-вот прогремит выстрел. Даже мурашки по спине забегали и ногу, выше бедра, начало колоть.

Однако я огляделся и увидел, что в этой странной лавке удивительно мало выставочных образцов тканей. Вместо них на грубо сколоченных старых полках лежал всякий мусор вроде разбитой глиняной кружки или даже чей-то деревянной ноги, уж не знаю как там оказавшейся и куда делся, а главное как сумел уйти без своего имущества, её бывший владелец.

Пару секунд спустя на меня обрушился вопрос: -Осмотрелся милсударь? Что покупать будешь?

-Выбор у вас, однако, не богатый, -заметил я.

В ответ услышал: -Так и мы люди бедные. Подкинь копеечку, раз уж пришёл.

В голосе говорившего звучала явная угроза.

-Тихо! -оборвал один бандит другого. -Мы здесь не для этого! Пусть цивил идёт откуда пришёл.

Не желая развивать конфликт, я предпочёл как можно скорее покинуть не слишком гостеприимную лавку: -Всего хорошего, уважаемые!

-Иди-иди, - пожелал мне в спину один.

-Покупатель, -добавил другой, и она оба заржали как кони. Смех оборвала закрывшаяся за моей спиной дверь.

С тоской оглядев ряд других лавок ничем не отливающихся от тех двух, в которых я уже побывал, устало вздыхаю и качаю головой. Похоже, что здесь нужной поддержки мне не найти. Следовало сразу идти на канатный завод. Но сначала…

Беру валяющееся на земле ведро, выглядевшее так, будто им играли в футбол, а, наигравшись, бросили. В ведре дыра размером с мой кулак – понятно почему оно здесь валяется. Вместе с дырявым ведром иду к колодцу, кручу ворот, достаю бадью с водой и переливаю в ведро. Вода не протекает в дыру потому, что я временно наложил поверх неё печать своей силы. Создать силой мысли невидимый сосуд, в котором можно было бы носить воду с нуля довольно сложно, а вот закрыть дыру и чуть выправить уже имеющейся – легко. По крайней мере для меня.

Возвращаюсь от колодца к клумбе, выливаю воду и так делаю несколько рейсов под удивлёнными, заинтересованными, а может быть и напуганными взглядами из пыльных окон. Сухая земля с благодарностью пьёт влагу. Выжившие цветы как будто на глазах оживают, наливаются цветом и распрямляются. Чтобы ускорить этот процесс вливаю в клумбу немного жизненной силы предварительно преобразовав ту в легко усвояемую для растений форму. Ненужное больше ведро ставлю рядом. Омытые водой розовые камни, из которых сложена клумба блестят и выглядят весьма красочно и нарядно. Я бы даже сказал «вызывающе» красочно и нарядно для этой пропылённой улицы с царящей на ней атмосферой запустения и какой-то унылой обречённости.

Вспоминаю старика в жёлтых ботинках. Город, в котором кончился завод, и все живут словно по инерции?

Это мы ещё посмотрим!

Не оглядываясь и не заходя в другие лавки, иду дальше по улице, к стоящим на холме цехам канатного завода.

Там тоже всё не очень хорошо. Видны следы запустения и мусор в углах, как будто первым кого уволили были дворники. Осуждающе качаю головой. Так дело не пойдёт. Мусор вокруг – мусор в голове. Неужели рабочим самим приятно трудится в подобном бардаке?

Через открытые ворота прохожу на внутреннюю территорию. Меня никто не останавливает. Коморка, где должна сидеть охрана пуста и, кажется, там тоже полно мусора. Даже несколько больше, чем вокруг по территории. Словно его туда набросали специально. Но как бы то ни было – завод живёт, работает, по крайней мере какая-то его часть. Я слышу неразборчивый гул голосов и прочие звуки обычно сопровождающие процесс производства. Иду на звук и попадаю в помещение, где наконец-то кипит какая-то жизнь.

Выходящий из стены привод от паровой машины стоящей, видимо, в другой части завода, приводит в движение станки, сплетающие несколько более тонких канатов в гораздо более толстый и крепкий. Вижу различные стадии этого процесса. Целая плеяда подключенных к приводу от паровой машины станков похожих на барабаны с торчащими тут и там штырями отличаются только размером. Маленькие плетут из тоненьких верёвочек чуть ли не из отдельных ниточек. Затем результат их труда подаётся на более крупные станки и с них выходят уже крепкие канаты. В свою очередь, огромный станок-барабан, сплетает отдельные канаты в поистине мощный трос толщиной больше моей руки и способный удержать на якоре самый крупный корабль в самые мощные бури.

Процесс частично автоматизирован. Станки-барабаны плетут канаты. Снующие между ними рабочие следят чтобы нигде ничего не запуталась и перетаскивают бухты готовых тросов между станками. Параллельно они мажут верёвки каким-то резко пахнущим составом, видимо, чтобы лучше склеивалось, а может быть наоборот, чтобы тросы не набирали в себя воду и вместе с ней лишний вес.

На какое-то мгновение я восхищённо замираю. Вот оно – высокотехнологичное маготехническое производство. Энергия пара используется чтобы приводить в действие все эти станки, освобождая человека для более важных дел нежели тупо и равномерно крутить барабан час за часом, день за днём. Паровая машина всё равно сделает это лучше. Сложись моя судьба по-другому. Если бы я не включился так плотно в революционную деятельность и успешно закончил инженерное училище, то вполне мог бы оказаться на каком-нибудь крупном производстве. Сначала в роли помощника, а чуть позже и сам стал бы инженером - властелином паровых машин, передаточных приводов и ременных передач. У опытного инженера-недомага любой маготехнический артефакт работает как самые точные часы. Поршни не изнашиваются, прокладки всегда герметичны, давление в топке поддерживается на нужном уровне, а какой-нибудь жалкий ременной привод, укреплённый силой напрямую или с помощью хитрой алхимии, может служить десятилетиями, не рваться и не перетираться.

Сложные технологические процессы всегда увлекали меня больше, чем подвиги на поле боя или необходимость возиться с людьми: подлечивая больных, убирая морщины у дам или возвращая мужскую силу престарелым ловеласам. Будущее за маготехническим прогрессом. Если бы я не был бойцом революции, то обязательно стал бы инженером. Может быть когда-нибудь ещё стану.

Тряхнув головой, сбрасываю очарование, охватившее меня от вида слаженной работы множества станков. Вглядываясь, более внимательно замечаю, что часть барабанов стоит отключенная от привода, а некоторые из них явно поломаны. Готовая продукция, то есть различной толщины канаты, сваливается в углу цеха, хотя им явно здесь не место. Вон и тележка стоит, чтобы возить на ней готовые бухты смотанных канатов на склад.

Странное дело, я тут стою уже какое-то время, а ко мне никто не подошёл, не поинтересовался кто я такой и что здесь делаю. Отдельные рабочие бросают не столько заинтересованные, сколько настороженные взгляды и продолжают заниматься своими делами. Тем более, что наметившееся в противоположенной стороне цеха оживление занимает их гораздо больше моей скромной персоны. Заинтересовавшись, подхожу ближе. Толкаюсь плечами с остановившими станки-барабаны и тоже подтянувшимися к общей толпе рабочими.

В центре толпы, её точкой кристаллизации, вокруг которой собираются люди с злыми и усталыми глазами выступает человек в некогда белой, а сейчас серой от пыли рубашке. Белым остаётся только воротничок. Из него торчит решительно настроенная, это видно по нахмурившимся глазам и плотно сжатым губам) голова. Голова молча слушает как рабочие забрасывают её вопросами про деньги и выплату заработной платы. Видимо у завода перед ними уже давно накопился долг по оплате труда и сегодня, в этот самый момент, рабочие твёрдо намерены получить если не часть задержанный оплаты, то хотя бы твёрдый ответ о сроках выплаты, не позволяя отделаться от них туманным «завтра» или неопределённым обещанием «в ближайшее время».

Представитель администрации, мне сложно определить кем конкретно является этот человек, с поджатыми губами и грустью в глазах выслушивает рабочих. Когда, наверное, каждый из них задал в различных вариациях одни и тот же вопрос «когда наконец будут деньги», он отвечает: -Денег нет.

Возмущённый гул вздымается и опадает. Я слышу в нём яростные нотки, но их немного. Пока ещё немного.

На многочисленные «вы ведь обещали!», «дайте хотя бы часть!», «семье есть нечего. Если сегодня не дадите, то завтра прямо здесь ноги протяну» и так далее, голова в белом воротничке и серой от пыли рубашке отвечает: -Денег нет. Их просто нет. Совсем нет. Возьмите часть заработной платы канатами, сходите на рынок, попробуйте продать там. Мне нечего вам больше предложить. Хотите – идём в администрацию. Вынесите оттуда мебель… которая осталась. Хотя, если честно, ничего там не осталось – на прошлой неделе продали последний приличный стол и тот за гроши. Мне нечего вам дать.

-Никому не нужны на рынке наши канаты, -возмутился стоящий прямо передо мной рабочий. -Их там столько, что хоть сам покупай. Последний крестьянин уже забор себе подвязывает «морской удалью». Это элитным канатом тройной алхимической обработки!

Толпа подтвердила его слова одобрительным гулом.

-Нет денег, не будет и работы, -выкрикнул кто-то.

-Нельзя останавливать завод, -голос головы в белом воротничке дрогнул. -Если сейчас остановимся, то потом никогда не начнём. И станки продавать не позволю – они наш единственный шанс.

-Не много ли на себя берёшь? Не позволит он!

-Поймите! -попробовал перекричать толпу белый воротничок. -Единственный шанс – попробовать продать всё то, что мы уже сделали. В Каменске канаты никому не нужны, но в других местах они по-прежнему требуются. У меня на столе полно заявок пришедших по телеграфу когда тот ещё работал. Наши канаты по-прежнему нужны! Но если остановить производство, то распродав всё мы снова останемся ни с чем и выхода уже не будет!

-Так давай, продавай свои канаты! Развози по заявкам!

-Если бы я только мог, -покачал головой белый воротничок.

Перепалка явно была готова пойти по второму кругу, а то и вылиться в рукоприкладство или чего похуже, поэтому я громко спросил: -А что, собственно говоря, мешает загрузить готовые канаты в поезд, отвезти их туда, где они требуются и там их продать?

Мой громкий, уверенный голос заставил толпу замолчать. Рабочие принялись оглядываться, гадая кто я такой.

-Если бы я только мог! -повторил белый воротничок.

Продолжаю настаивать: -Так что мешает?

-Понимаете, дело в том, -он задержал взгляд на моём лице явно пытаясь понять кто я такой, что здесь делаю и чего добиваюсь. Не сумев вспомнить меня, он уточнил: -Позвольте, кто вы такой?

-Боец революции. Безухов Клавдий! -я показал звезду у себя на рукаве решив раньше времени не трясти полученной от Вождя бумагой и не раскрывать свою настоящую роль и порученную мне миссию.

-Ваших всех постреляли Ершовцы, а кто остался, тех Комель сжёг, -удивился кто-то из рабочих.

-Стреляли, а не перестояли. Жгли, а не сожгли, -зло улыбнулся я. -Народное дело никому не задушить и не убить. Кто готов встать вместе со мной, товарищи? Кто готов бороться за общее народное счастье?

Сам не знаю, чего я ожидал, но опустившаяся на мгновение тишина меня неприятно удивила. Рабочие как-то даже отшатнулись в стороны так, что вокруг меня образовалось пустое место. Похоже сильно их здесь запугали разбойники и показательная казнь, устроенная местным недоделанным генералом. Требовалось как можно скорее переключить внимание толпы на что-то другое, и я пошёл в наступление на беднягу воротничка.

-Не для того свершалась революция чтобы рабочий человек от голода пухнул, а жирующие кровопийцы продолжали бы на нём наживаться. Где владелец завода?

-Его нет.

-Вижу, что нет. Спрашиваю: где же он?

-Сбежал, -предположила толпа рабочих

-Убили, -опровергла она сама себя.

-Как мне найти кого-нибудь из администрации? -потребовал я.

-Если бы сами знали, -усмехнулись рабочие. -Ладно, бежали гады, так и все деньги с собой прихватили. Чтоб их Комель бы пострелял. Чтоб их ершовцы повесили.

Конкретные пожелания разнились, но направленность у них всех оставалась одна и таже.

-Ладно, а вы тогда кто такой? -ткнул я пальцем в растерянно слушающего мою перепалку с рабочими воротничка. -И почему говорите от имени администрации завода?

Тот попытался выпрямиться и гордо заявить: -Инженер каменского канатного завода Ефим Петрович Бобиков!

Но рабочие тут же сдали его: -Какой там из тебя женер, Ефимка! Был помощник помощника, а теперь, гляди, целый инженер!

-Так если никого другого не осталось, то и Ефим сойдёт. Паровую машину он запустить смог? Смог!

-Теперь пусть сможет мои заработанные кровью и потом денежки выдать, тогда и будет инженером!

В общем разговаривать с толпой разгорячённых рабочих дело ой как не простое. Ты толпе слово, она тебе в ответ десять. На один вопрос ответишь, так ещё десяток зададут. А чуть упустишь момент, как толпа либо интерес потеряет, либо в драку полезет и тогда её вообще будет не остановить. Толпа – она такая. Стихия. Но нет такого революционера, который бы хотя бы немного не умел бы управлять данной стихией. Тому, кто не умеет говорить с людьми, не способен донести до них свои слова, выслушать и понять народные чаянья, тому выше простого бойца никогда не подняться. Вот и меня, мой бывший командир, доброй памяти ревком Каботкин научил паре трюков помогающих совладать со стихией толпы.

-А ну тихо! -гаркнул я сверкая очами и отвлекая уже почти готовых начать потасовку рабочих.

Сверкая в самом прямом смысле. Со стороны должно было выглядеть словно у меня на месте глаз загорелись и погасли два маленьких солнца заставляя тех, кто смотрел прямо мне в лицо, моргать и тереть уже свои глаза.

-Если уж ты, Ефим, не убежал как все остальные. Если пытаешься сохранить завод, болеешь за него душой, то я, Клавдий Безухов, называю тебя своим товарищем!

Вот так громко и во всеуслышание. Захочет бедняга отвертеться, а уже не выйдет. Каждый будет знать, что вот его, Бобикова Ефима, назвали товарищем. И не важно, что клятву служить народу и продолжать дело вершителя Драласа он добровольно не произносил, никаких бумаг не подписывал и в партийных списках не значится. Вряд ли бандиты Ерошва или солдаты Комеля захотят вникать в такие тонкости.

Хочет Бобиков или нет, а теперь он будет вынужден играть на моей стороне. Может быть не совсем честно так подставлять человека, но честно и правильно поступают одни только рыцари в сверкающих доспех и то, лишь на страницах дамских романов. А я – боец революции.

-Товарищ Ефим, -говорю я лишний раз подчёркивая его новый статус. -Прошу чётко и, по существу, объяснить обществу почему при наличии на складе излишков готовой продукции, нет возможности погасить перед рабочими долги по заработной плате?

Рабочие молчат. Я полностью захватил их внимание и говорю сейчас то, что они хотели бы услышать. В этом весь секрет работы с толпой. Сначала ты захватываешь их внимание, а потом становишься их голосом и потихоньку, понемногу, разворачиваешь общее мнение в нужную тебе сторону. Тут главное не торопиться и не ошибиться брякнув что-нибудь невпопад или вразрез с ожиданиями толпы. Тогда есть риск потерять в глазах толпы право говорить от её имени, а вернуть его обратно будет гораздо сложнее чем получить в первый раз.

Бобиков ошарашен моим напором не менее остальных. Он облизывает пересохшие губы, но, под моим требовательным взглядом, выпрямляется и начинает говорить.

-В кассе завода нет свободных средств. Вообще никаких средств нет. Никаких.

Не давая ему сбиться с мысли, задаю следующий вопрос: -Что мешает продать готовые мотки канатов?

-В Каменске они никому не нужны. Ну или продавать совсем за гроши.

Я, словно добрый учитель, подталкивающий ученика самостоятельно решать задачу наводящими вопросами, продолжаю спрашивать: -Куда канаты продавались раньше?

-В Мрей, Топольск, Гномью Слободу -начинает перечислять Ефим, но уже самостоятельно останавливается и, предвосхищая следующий вопрос, сразу на него и отвечает: -Только это на поезде надо. А заплатить за перевозку нечем. Заводская касса пуста!

-Деньги – эти крохотные блестящие кругляши из серебра или золота. Игрушка. Но без них останавливаются поезда и простаивают без дела умелые рабочие руки. Так? -спрашиваю я и сам себе же отвечаю: -Так, да не так! Вершитель Дралас обещает, что в правильно и разумно устроенном обществе денег вовсе не станет. Они исчезнут за ненадобностью.

-То, когда ещё будет! - выкрикивает кто-то из толпы.

Его поддерживает другой голос: -Деньги исчезли, а надобность в них осталась!

Рабочие смеются.

-Верно, -подтверждаю я. -Поэтому мы с Ефимом сейчас отправимся на вокзал и попробуем договориться о перевозке. Только нам потребуется помощь. Вот, например, ты и ты.

Тыкаю наугад в самых горластых рабочих. Пусть остальные видят, что мы не собираемся удрать под шумок, а, наоборот, привлекаем к делу их брата-рабочего.

-Вы двое, -указываю уже на других. -Смотайтесь в бывшее имение Чайковых. Знаете, где оно? Отлично! Там двое моих товарищей, скажете им чтобы перемещались сюда. Всех остальных прошу пока подготовить готовые канаты к транспортировке на вокзал и погрузке в вагоны. Обязательно составьте опись – сколько канатов, какого они типа, какой длинны. Контроль и учёт в первую очередь! Если останется свободное время, то продолжайте работу. Помните товарищи – ваше благополучие в ваших собственных руках. Чем больше сделаете, тем больше мы увезём и продадим и тем больше денег привезём обратно. Чтобы избежать разных инсинуаций, сразу предупреждаю: когда найдём поезд и погрузим канаты, мне потребуется человек двадцать сопровождающих. Чтобы разгрузить на месте, да и вообще – на всякий случай. Поэтому сами решите кто поедет, а кто останется и будет дальше делать канаты для следующей партии. Вопросы?

Конечно, без вопросов не обошлось. Сначала рабочие, между собой, самостоятельно поспорили выбирая ответственных, кто будет составлять опись, кто займётся погрузкой, а кто будет следить за паровой машиной так как инженера я собираю с собой.

Можно конечно и дальше считать Бобикова всего лишь помощником помощника инженера. Но когда все остальные сбежали: кто из корысти, прихватив то, что плохо лежало, а кто всего лишь из страха, Ефим остался и, судя по тому, что я тут видел, сумел худо-бедно запустить и поддерживать рабочий процесс. Поэтому, по крайней мере в моих глазах, он полноценный инженер канатного завода. Может быть ему пока ещё не хватает некоторых технических знаний, но зато он доказал, что болеет душой за общее дело и на него можно положиться, а это стоит куда дороже.

Наконец всё определилось. Посыльные в имение Чайковых к Коробейниковой и Глыку были отправлены, а ответственные лица из числа рабочих успешно выбраны и поддержаны всем обществом.

Я, вместе с Ефимом и ещё двумя рабочими, двинулись в сторону вокзала.

Лошадей на заводе не было. Точнее они были, но их, вместе с другим, сколько-то ценным имуществом, забрал кто-то из числа давших дёру бывших работников администрации. Наклонившись к инженеру, ставлю перед ним задачу подумать над тем, как будем доставлять канаты до вокзала. Лошадей нет. Сможем ли где их раздобыть – большой вопрос. Возможно, придётся тащить загруженные канатами телеги вручную. Пусть поразмышляет. Может быть и придумает что-нибудь дельное. Предварительно расспросив инженера, узнаю, что учился он в Мрийском училище для недомагов. Аналог королевского инженерного училища в столице, только труба пониже, дым пожиже и вроде в Мрии нет боевого факультета. Там только инженеров, алхимиков и лекарей готовят, а боевых недомагов только в столице обучают. Точнее обучали. Теперь-то, после того как народ взял власть в свои руки, а трусливый король сбежал прочь, всё изменится. Ещё как изменится. Жаль только, что не сразу.

Проверив квалификацию Ефима и поручив ему задачку о способе доставки канатов до вокзала, чтобы лишние мысли у него в голове не крутились, я знакомлюсь с рабочими.

Два боевых парня в латанной, но чистой одежде. Жму мозолистые руки. Сильные, зараза, натренировались на своих канатах. Но приходится терпеть и не морщиться.

Спрашиваю: как зовут. Говорят: Борька и Дюха. Значит – Борис и Андрей.

Андрей чуть пониже, но комплекцией настоящий богатырь. Интересуюсь: нет ли в нём толики тролльей крови. Оказывается есть! Только не троллья, а гномья и ещё от прабабушки, наполовину орчанки, парню что-то досталось. Удивительное смещение крови трёх рас, включая человеческую, подарило парню практически обычную внешность, но при этом оставило могучую силу степных орков, а также любовь к металлу и умение с ним работать от гномов. Андрей немного тушуется, и я пересказываю ему слова вершителя Драласа, что нет разницы между человеком и нельюдью.

Магия – настоящее чудо природы, подаренное небесами нам всем. Жадные аристократы, надменные архимаги и трусливые короли основывают на ней свою власть, намеренно скрывая от простого люда эту удивительную силу и запрещая учиться её использовать. Но больше нет. Отныне всё будет совсем по-другому.

Вижу, что к моим словам больше прислушивается Ефим, а Бориса и Андрея гораздо сильнее волнует возможность накормить свои семьи, принести домой хотя бы часть честно заработанного. Пока они молоды и у них у обоих сильные, жилистые руки, то никакие тайны магии им не нужны, им нет до них почти никакого дела. Тогда я переключаюсь и начинаю рассказывать о том справедливом обществе, о котором мечтал, в которое верил и описал в своих трудах мятежный Вершитель. В этом, пока ещё не существующем обществе, рабочий человек никогда не останется голодным потому, что именно он и есть основа этого общества, его главная ценность.

-Что и инженеров не будет? -спрашивает меня Борис, косясь на погруженного в собственные размышления Ефима.

-Наоборот – все рабочие станут инженерами, -обещаю ему я.

Борис недоумевает: -Это зачем их столько?

-Так маготехнический прогресс не будет стоят на месте. Вместо людей на производстве станут трудиться машины. И чтобы управлять этими машинами, создавать их, чинить и налаживать – рабочие должны будут знать и уметь столько всего, что мало какой инженер сегодня знает и умеет.

-Это что же! Это как же! А если я, значит, не смогу всей нужной премудрости научиться? Что мне тогда делать? -не понимает Борис.

-Работа всегда найдётся, -успокаиваю я его. -Важная работа. Ни одна машина не сможет справиться с ней и только человеку по силам.

-Какая же?

-По мере своих сил делать наш огромный, огромный мир чуточку справедливее и добрее.

-Это как? -Борис никак не уймётся.

-Работая над собой. Стань сегодня капельку лучше, чем был вчера. Чему-то научись. Что-то узнай. Что-то сверши или хотя бы просто сделай. Ты – часть мира. И делая лучше себя, вместе с тем ты делаешь лучше мир, пусть и на самую малую капельку.

Борис озадаченно замолкает. Тот факт, что оказывается он, Борька – часть мира, требует усиленного обдумывания. Никто и никогда раньше не говорил ему этого.

Рядом, такой же задумчивый, идёт Андрей.

Я тоже думаю, но не о словах вершителя Драласа, а о том, что буду говорить начальнику станции и что делать если, почувствовав оживление, бандиты решат вмешаться или появятся солдаты самозванного генерала? Пожалуй, зря я не взял магопистоль в свою первую прогулку по городу. Остаётся только надеяться, что мои товарищи вовремя прибудут на завод и хотя бы там у меня будет крепкий тыл, а может быть и крепость, куда придётся отступить и где можно будет держать оборону. Это уже по обстоятельствам.

События помчались вскачь куда быстрее чем я того ожидал. Пусть так. Отступать или прятаться в тени я не собирался. Наоборот – в самой гуще событий, на острие удара – там было моё место. И вольно или невольно подставляя других людей под возможный бандитский удар я собирался первым встретить его. Именно в этом заключается высшая революционная справедливость и мой долг, как её верного бойца. Зажигая других – будь готов сгореть сам. И никогда, никогда не беги от огня, тем более от того, который сам же и разжёг.