Магия калибра 7.62

Глава 2

«Не трогай!», — тогда, какой-то год назад, умирая на грязном асфальте от ножевого ранения, я впервые услышал этот грубый, словно надтреснутый мужской голос.

Рука словно сама собой отдернулась от торчащей из живота рукояти. «Не думай даже. Успокойся. Раз еще шевелишься, значит, брюшная аорта не задета! У тебя есть от 6 до 12 часов», — успокоил меня неизвестный.

— А потом что?.. — с трудом прохрипел я.

«А потом перитонит, горячка и шансы — пятьдесят на пятьдесят» — немедленно отозвался собеседник. Равнодушно так отозвался. Словно бы и не был для него торчащий из человеческой тушки кусок стали чем-то из ряда вон.

— А… — едва слышно начал я, но тут же был перебит голосом.

Внутренним.

«Молчи. Экономь силы. Не паникуй. Жди помощь. Вслух не говори. Я тебя и так прекрасно слышу», — заверил… Эмм… Он?.. Или все же Я…

В голове взорвалось небольшое солнышко, смывая болью в висках все ощущения от инородного тела в животе. Вместе с болью пришло понимание…

Я-второй родился в тот самый день, когда весь мир оплакивал гибель некоего Сталина. Детство и юношество мало чем отличалось от моего собственного — босоногое, частенько голодное, с легким привкусом крови из-за разбитого в который раз носа. Школа… Она отличалась от того, к чему привык Я-первый, но… Все то же самое: оценки, уроки, шалости с травмами разной степени тяжести для себя и других. А потом… Потом жизнь Голоса понеслась вскачь.

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, уступая в ряды Вооруженных сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить государственную и военную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников[4]…

Как же ярко вспыхнула картинка в моей голове. Это МОИ руки сжимали красную папку военной присяги с красной звездой над текстом клятвы Родине…

Бег, еще бег. Сколько же лет прошло с того момента на плацу? Я давно уже сменил китель на удобную для побегушек по горам «Горку» и старые, но очень удобные разношенные кеды. А в голове лишь одна мысль: «Чертов Афган!». Хоть и крепкие, но все-же почти детские руки за это время загрубели и покрылись загаром в этом адском пекле. Или это засохшая корка крови и ружейного масла? Не знаю. Здесь Я-второй много творил дел много во имя исполнения Присяги. Не даром же стал одним из тех, кого называют летучими мышами. Командиром пятерки таких же отмороженных головорезов.

К горлу подкатил комок. Это Я накрывал по ночному времени каких-то «духов», Я тащил придерживающего руками собственные кишки Гошу, Я перехватывал горло, зажав рот едва только обзаведшемуся бородой, но уже взявшему в руки оружие, юнцу. И Я же вытаскивал из какой-то школы полуголых и едва живых от ужаса детишек, которых «бородачи» попытались использовать в качестве живого щита…

Даже боль от засевшего в теле клинка уже казалась какой, то далекой, на фоне перепахавшего ногу Я-второго осколка. Он щедро поделился воспоминаниями, едва не выбив из меня сознание вместе с духом.

Нет, все-таки умеют немцы машины делать. «Моя» рука кончиками пальцев пробежалась по коже переднего сидения «Кабана» [5]. Чисто автоматически контролирую вторую машину. «Мерс» не отстает, словно прилипший следуя за головной машиной. Еще бы! За рулем обоих авто мои люди. Еще с тех пор как по чужим горам шмонались во имя рухнувшей ныне империи… Не нужны стали матерые волкодавы новому государству… А на гражданке каждого из них разыскал я. И сделал очень интересное предложение. Каждому свое… Согласились все.

— До прибытия тридцать. — сообщил Гоша, готовый в любой момент «вильнуть», если кому из нынешних партнеров придет в голову накрыть нашу мини-колонну, не дожидаясь пока мы покинем авто.

Но мы-то люди тоже те еще… Ученые. С самого утра пара стрелков с непростыми «плеточками» [6] пространство пасет. Не должны они угрозу просмотреть! Серьезными дядями пацаны учены в местах, которых для большинства жителей СССР не существовало в принципе. А сейчас, после развала, иных уж и действительно нет…

Только профессионализм наблюдателей — вовсе не повод самим хлебалом щелкать.

А место-то хорошее, тихое. Глазу лишнему ни разу не открытое! Потому-то и покинули мы «Кабанчики» охотничью стрелковку, да пару автоматов не скрывая. «Собеседники», впрочем, хоть и скучились баранами около своих машин, но оружие картинно держали на весу. Насмотрелись, б@я, новомодных Рэмбо. Лучше бы книжки читали. Там Джон Джеймс показан куда более похожим на спеца. Однако сейчас молодняк книги читает неохотно. Время такое. Все жить торопятся.

Мдааа…

Сразу же захотелось договориться тихо и мирно, а то этот молодняк на ноль помножить, в общем, проблем нет никаких, но даже как-то жалко, что ли… Как дети, право слово…

— Санни, брат, ты где?! — голос Лешки словно продирался сквозь хорошие беруши.

Я еле понимал, что говорит брат.

«Скажи этому дебилу, чтобы трясти не вздумал!», — прикрикнул мой новый внутренний голос.

— Не трогай… — еле слышно прошептал я.

— Да как же, — в глазах Леши плескалась откровенная паника. — А ты же… Как?!

«Доктора, срочно!», — ледяной безэмоциональный голос.

— Врача, — с трудом разлепил сухие губы я. — Быстро.

— Понял, Саш, понял… — заголосил он (сколько лишних движений и слов!). — Сейчас будет все. Ты держись только!

«Вот где мобилки-то не хватает. Терпеть, боец! Терпеть, б**дь, сказал!», — усмехнулся Я-второй.

Чтобы хоть чуток отвлечься, мысленно передал эмоцию-вопрос. Уже через миг я с удивлением обнаружил перед внутренним взором зеркальце с изображением каких-то островов. А, вот оно что! Телефон без провода… Забавно. «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи…», — всплыли в памяти строки из старой сказки, что читала мне мама.

Что ж, Голос, теперь я примерно знаю кто ты, но ЧТО ты забыл в моей голове?

Еще одна вспышка воспоминаний меня едва не доконала окончательно.

Я-второй довольно встал с шикарного кресла, и обвел хозяйским взглядом огромный шикарный кабинет. Ну да, хозяйским. А что? Мое отныне. Вот эти трое господ, что расположились прямо передо мной, только что своими подписями сей факт и заверили. Ну а то, что выглядят они так, словно их через соковыжималку пропустили, так думать надо было в какие игры и с кем вы играть за стол садитесь. Их, кстати, еще сегодня утром четверо было. Один не доехал. Самый несговорчивый и на язык резкий. Обещал он Мне-второму веселую жизнь устроить с цыганами и медведями… В смысле с прокурорами и адвокатами, а так же молодчиками, что за мзду малую ноги готовы переломать кому угодно.

А ведь говорят в народе (и не зря!), что не стоит рыть яму другому. Глядишь и не случилась бы неисправность в электрике авто сегодня утром. А так немецкий авто вспыхнул моментально, не оставив ни единого шанса на спасение пассажиру и двум охранникам.

Дождавшись, пока юрист еще раз перепроверит бумаги, Я-второй небрежно махнул рукой:

— Свободны!

Бывшие хозяева жизни в целом и сего кабинета в частности, сорвались с мест, словно ракеты с направляющих, а уже через три минуты пришел сигнал от НОВОЙ охраны здания. «Собеседники» покинули здание и, если им дороги собственные шкуры, то уже через час все трое должны будут покинуть Питер.

С чувством выполненного долга, я отправляюсь к лифту, краем глаза отмечая двух «теней», что привычно взяли под контроль окружающее пространство. Эти ребятки уже из «новой», после нас воспитанной формации. Однако неплохо. Можно сказать, что даже хороши!

Спустившись вниз, Я-второй уже было повернулся к отбрасывающему лаковыми бортами солнечные блики авто.

«Он… Он просто прекрасен!», — только и смог мысленно присвистнуть я, завороженный хищно-грациозными формами творения сумрачного тевтонского гения… По имени Бенц.

Затаив дыхание, я на миг даже забыл о боли… Которая резким «рывком» нутра тут же о себе напомнила.

Ответная эмоция была сродни пожатию плечами: «обычная „эска“».

Я-второй неожиданно сбился с шага не дойдя пары шагов до услужливо распахнутой одним из телохранителей дверей.

Кофе. Внимание мое привлек кофейный ларек на другой стороне ОЧЕНЬ оживленной улицы.

Мне только и осталось, что вздохнуть: столько авто за раз я не видел никогда!

Все-таки врачи страшные люди. Черное волшебное зелье, что дарило приятную горечь, поддерживая в горе и радости, нынче было под запретом. Возраст все-таки… Но сегодня можно. Такое дело провернул! Надобно бы и отпраздновать.

Решившись, Я-второй отправился к своей новой цели… Прямо через дорогу, на которой как раз наблюдалось «окно» в которое вполне мог «протиснуться» спешащий за любимым напитком старик.

К сожалению, ни деньги, ни положение, ни даже профессионалы-телохранители не могут помочь, когда на тебя летит с десяток тон мусоровоза, а пьяный водила даже и не думает воспользоваться тормозом!

Последнее, что запомнил истекающий кровью на асфальте, согласно сводкам «Семенов Игорь Николаевич, 1953 г.р.», это ощущение пристального взгляда двух пар глаз и еле слышные шепотки-эмоции, которые можно было грубо перевести примерно так:

— Забавный…

— А то… Эй, ты, а ну-ка, повтори!

Впрочем, чего только не почудится затухающему разуму!

— Сашка, Сашка! — вырвал меня из чужих-моих воспоминаний голос брата. — Я привел… Вот!

«Вот теперь можешь вырубаться с чистой совестью!», — усмешка в голосе была настолько очевидна, что я ее пропустить не смог бы и при всем желании. Следующую часть фразы я понял смутно, но тоже от всей души понадеялся, что «Пилюлькин» справится!

Словно получив разрешение, мое сознание «погасило свет».

Это был первый и последний вечер, когда я воспринимал Я-второго отдельно от себя. Не стало Семенова Игоря Николаевича, сбитого мусоровозом на глазах своих телохранителей, как не стало и Александра Сергеевича Короткова, зарезанного за небольшой, но плотный конверт в темной подворотне, остался лишь Я.

И каким быть новому Мне — предстояло еще крепко подумать!