Ева
Утром чувствую себя совершенно разбитой и с трудом отрываю голову от подушки. Сейчас мне кажется, что ночью мне всё привиделось.
Может, я начинаю потихоньку сходить с ума?
Поворачиваю голову и нахожу на прикроватном столике коробочку, обтянутую чёрным бархатом.
Нетерпеливо тянусь и открываю.
Внутри довольно увесистая золотая брошь, инкрустированная всё теми же чёрными звёздчатыми сапфирами.
И как это расценивать? Как извинение? Или как инвестицию лорда в свои карьерные планы?
На мой вопрос о коробочке Сэлли лишь удивлённо пожимает плечами. Она об этом ничего не знает.
Значит, ночью мне не показалось?
От мысли, что Орнуа был здесь пока я спала, сначала бросает в холодные мурашки, потом в жар.
Кажется, я стала слишком эмоциональной… и начала принимать ситуацию слишком близко к сердцу. Плохой знак.
Опускаю голову в медный чан, наполненный холодной водой, и считаю до десяти.
“Ты станешь моей женой…”
Почему бы и… да?
То, что сделал тёмноглазый лорд вчера вечером, выходит за рамки допустимого, и я должна бы негодовать… Но негодовать не получается. Наоборот. От одной мысли о том, чтобы проснуться с ним в одной постели, сладко сжимает внутренности и быстрее бежит кровь.
Но не это главное… Рэйнхарту понадобятся наследники, а я мечтаю о детях.
Орнуа сможет обеспечить мне и нашим детям безопасность, образование и крышу над головой. Очень даже повод согласиться.
Или нет?
Вытаскиваю голову из воды и рассматриваю в зеркале орды рыжих веснушек, танцующих между стекающих по лицу прохладных капель.
Смогла бы я не воспринимать этот брак слишком близко к сердцу? Смогла бы продолжать наслаждаться жизнью и заботами о детях, не обращая внимания на белокурых красавиц, вьющихся вокруг темноглазого лорда? И как понять истинные мотивы Орнуа?
Нашим отношениям мешает денежно-земельный вопрос.
Да.
Значит, пора поставить этот вопрос ребром. Я сделаю Рэйнхарту выгодное предложение на земли с условием, что он принимает решение здесь и сейчас. Пусть выкупит их, а уже потом посмотрим, буду ли я интересна милорду без своего особо ценного багажа.
Пожалуй, это единственный разумный вариант.
Странно, что сам Орнуа не поступил именно так. Сначала покупка земель, чтобы гарантированно получить то, что он ищет, а потом уже всё остальное… если, конечно, “остальное” ему всё ещё было бы нужно…
А если Орнуа скрывает свои проблемы с деньгами?
Что ж… в этом случае я тем более не хочу быть разменной монетой и, возможно, просто поищу, кому ещё предложить часть своих сонитов. Уверена, среди лордов найдётся масса желающих купить земли. Лишь бы в своих поисках не нарваться на очередного Ходрикуса.
Теперь, когда у меня появляется какая-то определённость, моё настроение немного улучшается.
— Сэлли, узнай, пожалуйста, когда милорд сможет принять меня для разговора.
— Конечно, госпожа!
— И заодно, прихвати для нас завтрак!
— С радостью! — задорно улыбается и убегает.
Мы с Сэлли иногда завтракаем вместе, потому что еда для слуг отличается от еды для господ, и мне это кажется несправедливым. Мне вообще сложно воспринимать Сэлли как служанку. Скорее, как личную помощницу.
Она попала в имение Милс в тот момент, когда я уже оправилась от лихорадки и активно изучала местный язык. Как-то я прогуливалась по саду и обнаружила худенькую грязную девчушку, ворующую ещё зелёные яблоки. Я предложила накормить её нормальной горячей едой, и Сэлли расплакалась. Она рассказала, что сбежала из имения лорда Ходрикуса и не знала, куда деться дальше. Без денег. Без еды. Без крыши над головой.
Сэлли планировала пробираться через лес до ближайшего городка и там искать работу, но в таком виде ей пришлось бы тяжко.
Ну какие шансы у одинокой симпатичной девушки безопасно добраться до города и найти там тех, кто даст работу, не попытавшись воспользоваться её беспомощностью?
Вот и Сэлли это понимала. Поэтому была счастлива остаться в имении Милс, даже если бы работать пришлось за еду.
Правда, даже так, дядюшка не сразу согласился на это. Он не хотел проблем с Ходрикусом, но я уговорила его, и мы решили временно спрятать Сэлли у себя.
Через пару месяцев стало понятно, что продолжать платить слугам зарплату для нас непозволительная роскошь. Так и получилось, что из восьми человек, работающих в особняке, остались только старый конюх Мирко и Сэлли.
Я несколько раз пыталась узнать у девушки, что с ней произошло в особняке Ходрикуса, но она до сих пор так и не рассказала. Только каждый раз, когда слышит его голос, её начинает бить крупная дрожь.
Сэлли возвращается с подносом полным еды и новостями:
— Госпожа, я узнала, что милорд ранним утром отбыл по государственным делам, и никто даже примерно не знает, когда он вернётся.
— Оу… что ж, придётся подождать.
— Но у меня есть и хорошая новость: в полдень должны привезти то, что уже успели отшить для вашего нового гардероба.
Одежду доставляют как раз к тому моменту, когда мы заканчиваем наш поздний завтрак. Я примеряю одно повседневное платье, одно домашнее, белоснежную сорочку, тёплую тёмно-серую накидку из дорогой шерсти и даже новенькие мягкие ботиночки.
— А платье для вечера? — уточняю у женщины, которая привезла заказ.
— Так сказали же с платьем не торопиться… сначала всё остальное пошить, — разводит руками.
— Кто сказал?
— Так миледи и сказала, — глазами показывает на дверь, имея в виду, что та самая “миледи” находится где-то в доме.
Ага. Ехидна, значит, постаралась. Ну ладно…
После примерок решаю, наконец, выбраться из особняка и покататься по городу. Для этого Мирко запрягает нашу повозку.
Чтобы было удобнее обозревать окрестности, мы с Сэлли не прячемся внутри, а жмёмся рядом с Мирко на облучке.
— Но! — подбадривает Мирко нашего Лютика, и мы рассекаем мощёные столичные улочки.
Свинцовые тучи поливают моросящим дождём, порывы ветра срывают капюшоны, но всё это не способно испортить удовольствия от поездки.
Мы проезжаем вдоль набережной, с которой виден причудливый королевский дворец с острыми шпилями башен, пересекаем мост, который охраняют статуи огромных каменных гаргулий, проезжаем по площади, обрамлённой магазинчиками, гостевыми домами и ресторациями, а затем ненадолго останавливаемся возле величественного храма Варрлаты, белые стены которого так контрастируют с окружающими тёмными зданиями.
В желудке начинает подсасывать от голода.
Жаль, ресторацию мы себе позволить не можем, но я спускаюсь к уличной торговке, чтобы купить у неё ещё тёплые рогалики.
Три рогалика для нас. И ещё три рогалика на гостинцы для троюродной кузины Сэлли.
Следующий час мы петляем по узким улочкам рабочего района в поисках нужного адреса.
— Сэлли, ты уверена, что твой отец называл именно эту улицу?
— Да, госпожа. Он часто просил меня повторить, чтобы убедиться, что я помню адрес.
— Но за последние два года многое могло измениться. Твоя кузина могла переехать.
— Возможно, госпожа. Поэтому я и хотела поехать её искать самостоятельно.
— О, нет-нет, я не хочу отпускать тебя одну непонятно куда. Гораздо лучше прокатиться всем вместе.
Сэлли смущённо улыбается, а Мирко останавливает нашу повозку напротив покосившегося домишки, зажатого между другими такими же ветхими и ненадёжными строениями.
На пороге дома стоят двое мужчин в форме и о чём-то спорят с худощавой женщиной. Переглядываемся и подходим ближе.
— Я же говорю, что мне нужно ещё время. Уверяю, уже через пять дней я погашу всю задолженность, — устало объясняет хозяйка.
— За пять дней у вас набегут ещё проценты!
— Тогда через шесть дней. Шесть дней отсрочки! Прошу вас.
— Ания? — Сэлли подходит ближе и всматривается в черты лица женщины. Та отрывается от спора и прищуривается. На её лице отражается узнавание:
— Сэлли?! О, маленькая, как же давно я не слышала о тебе! — её внимание возвращается к мужчинам в форме, которые наблюдают за этой картиной. — Я сказала, что всё принесу! — твёрдо обращается к усатому шатену с длинным носом, намекая на то, что разговор окончен.
— Это последний раз, когда мы идём навстречу, — понижает голос усач в форме, косясь на меня. — Ещё одна такая задержка, уважаемая фира Лата, и вместо нас придут солдаты. Всего хорошего.
Разворачиваются и, чеканя шаг, удаляются вниз по улочке.
Ания явно чувствует себя не в своей тарелке, но приглашает нас пройти в дом, чтобы не мёрзнуть. Внутри не особо теплее, чем на улице, и слышится детский плач.
— Простите, я была не готова к гостям, — женщина виновато оглядывается на окружающий беспорядок.
— Чего хотели эти люди? — интересуется Сэлли.
— Хотели получить плату за ссуду, которую мы брали на ремонт дома, — немного нервно улыбается и вытирает ладони о старый передник.
— И большая сумма? — вступаю в разговор.
— Двадцать восемь эке… ой, не берите в голову! — всплёскивает руками и выжимает на усталом лице улыбку. — Давайте лучше, я напою вас чаем… если, конечно, не побрезгуете…
— Ну что ты такое говоришь, Ания, я так рада, что нашла тебя! — Сэлли с искренней улыбкой берёт кузину за руки и сжимает их в поддерживающем жесте.
В соседней комнате раздаётся надрывный плач, Ания подхватывается, бросает на нас виноватый взгляд и убегает.
— Сэлли, мне кажется, мы немного не вовремя. Можем заехать в другой раз, когда твоя кузина… ммм… когда она будет более готова.
— Да, наверное… вы правы, госпожа, — задумчиво смотрит в сторону узкого дверного проёма, в котором исчезла женщина.
— Давай я дам тебе двадцать восемь эке, а ты передашь их Ании, чтобы она выплатила долг. Это подарок. И рогалики передай. И скажи, что мы обязательно заедем в другой раз!
Сэлли смотрит с благодарностью, но не отказывается. Мы обе понимаем, что так будет правильно. У меня осталось мало монет, но есть еда и крыша над головой, к тому же скоро я стану весьма обеспеченной леди. Двадцать восемь эке это капля от моего будущего состояния.
— Госпожа, мне бы съездить семью проведать… — мнётся Мирко, когда мы возвращаемся в особняк Орнуа. — Уж вторая неделя пошла, а я ж и не сказал никому, что уеду.
Мне становится стыдно перед Мирко. Вот же головушка моя, надо было подумать, что у него семья осталась в соседней деревушке. Наверняка волнуются.
— Конечно, Мирко. Прости, что сама не предложила. Поезжай и побудь с ними. Думаю, несколько дней мы без тебя вполне обойдёмся. Вот, возьми, — вручаю ему горсть монет, чтобы не ехал домой с пустыми руками.
Взвешиваю на ладони мешочек с мелкими монетами — совсем истощился. Не страшно. Очень скоро я вновь почувствую его тяжесть.
Орнуа не возвращается ни на следующий день, ни через день. Мы с Сэлли проводим время в моих комнатах. Я практикуюсь в чтении, а заодно учу читать и мою Сэлли. Иногда мы выходим прогуляться вверх по Туманной аллее, один раз даже доходим пешком до ближайшего парка, но гулять там в одиночестве не рискуем.
В эти дни ехидна дважды устраивает посиделки с “уютной компанией благородных леди”. Я присутствую на них, потому что так положено по этикету. Даже ехидна с этим не спорит. Она из тех людей, которым очень важно, чтобы обёртка всегда была чистенькой и блестящей, даже если внутри всё сгнило.
Я бы могла отказаться от куриных посиделок, придумав себе женские недомогания, но решила, что это было бы проявлением слабости.
А я никогда не считала себя слабой.
На первом вечере Анриетта делает вид, что не понимает, как моя лента оказалась в руках лорда Эмильтона, и с наивно распахнутыми глазами убеждает меня, что просто плохо закрепила её, когда поправляла:
“Ой, видно, я недостаточно затянула и она “упала”… “
Делаю вид, что поверила и улыбаюсь.
Ясно. Спиной к фее не поворачиваться. Я и раньше-то не особо ей доверяла, но была надежда, что она просто довольный жизнью экстраверт с прибабахом.
На втором вечере, помимо прочих гостей, присутствует лорд Эмильтон. Он даже пытается шутить и флиртовать со мной, но я просто извиняюсь, объясняю, что у меня разболелась голова, и ухожу в свои комнаты.
К концу недели от лорда приходит письмо о том, что он вернётся следующим вечером и встретит нас с ехидной на приёме в королевском дворце.
Мысль о том, что увижу темноглазого лорда уже следующим вечером, заставляет сжаться мышцы живота и разгоняет кровь до ощущения пульсирующего жара в щеках.
Все эти дни я убеждала себя, что в отсутствии Орнуа нет ничего особенного, и мне без него ни горячо, ни холодно… но каждый вечер, ложась в постель, я украдкой надеялась, что он вернётся ночью и тайком заглянет в мою комнату.
Я сама себе не могу объяснить зачем… просто хочется, чтобы прикоснулся.