Сам сажусь на облучок, смотрю последний раз на полыхающий костер и разворачиваю подводу. Отдохнувшая лошадь бодро везет меня и подводу, тем более, мы спускаемся вниз.
Когда приходит время поворачивать с тропинки на более оживленную дорогу, я сгибаюсь, как будто сплю, натягиваю местную шляпу от солнца на самые уши. Теперь встречным трудно будет оценить мою внешность и фигуру, да и местные, мимо домов которых я буду проезжать, не смогут вспомнить ничего про возчика обычной такой подводы.
Проселочная, как говорят у нас, не очень обжитая дорожка — не то место, где на тебя не обратят внимание. Но, идя своими ногами, ты так не спрячешься, как можно устроиться, просто сидя на облучке.
Я могу, конечно, бросить подводу сразу, как только выеду и пробиваться к дороге, ведущей к городу от моста, через лес, только это достаточно большой крюк выходит. Везде я буду бросаться в глаза не меньше, чем катясь на подводе. Все жители и путники с удовольствием рассмотрят нового в этих местах человека и не забудут про него, когда спросят, даже, через неделю или две.
Поэтому я лучше отдохну, притворяясь дремлющим, спрятав лицо за панамой и воротником, одежда у меня обычная, ничем не примечательная.
Тем более, мне есть, что обдумать, после кровавой тризны над морем.
Лошадка бодро бежит, радуясь пустой подводе и концу рабочего дня, то, на что у Рыжих ушло три часа пути, мы с ней проезжаем за полтора. Несколько раз меня окликают встречные путники, приветствуя и спрашиваю все, что им в голову пришло. Только я притворяюсь спящим, машу рукой в ответ и ничего не отвечаю голосом, понимая, что мой, почти уже незаметный, акцент является достаточно приметной чертой, которая может привести именно ко мне.
Хотя, переселенцев в Астор довольно много, с Севера, из Бейств и беглецы из той же Астрии, но, лучше новые следы не оставлять за своей спиной.
Когда я вижу за поворотом тот самый перекресток, где Рыжие получили моральную плюху от лесорубов, даже, переплатили за заказанные дрова, чего с ними бывает не каждый год, я останавливаю лошадку и спрыгиваю в кусты, делая вид, что меня срочно приперло по-маленькому или, даже, по-большому. Мешок я прихватываю с собой, что вполне понятно быстро шагающей мне навстречу паре путников, спешащих добраться к себе домой до темноты.
Чужую лошадь воровать в местных условиях — чревато, они все наперечет, а вот мешок прихватить с подводы у зазевавшегося возчика, вполне в духе времени, места и обстоятельств.
Мешок с волшебным палантиром? Лечащими артефактами? Поясом Старшего, теперь, упокоенного Рыжего?
Я углубляюсь в кусты и выбираюсь из них на соседнюю дорогу, где мне навстречу из города тянется негустой поток задержавшихся в Асторе крестьян, шумно обсуждающих сегодняшнюю торговлю и цены на рынке.
— Дешево я сегодня молоко и творог отдал, всего за шесть данов все, что было с собой. Меня потом раз десять спросили, что из молочного осталось, я только руками разводил в ответ, — слышу я рассказ ближайшего мужика своему соседу и, едва взглянув на мою, появившуюся из кустов, фигуру, они огибают меня и, забыв тут же про про нашу встречу, весело смеются, вспоминая какого знакомого хуторянина.
Я приближаюсь к воротам, куда мне так хочется побыстрее зайти и не нарезать лишние круги, но, из осторожности, сначала я добираюсь до примеченных утром кустов и пройдя по дорожке с пару сотен метров, с огорчением разглядываю в бинокль, в наступающих сумерках, лицо, уже немного знакомого, старшины Брона.
Не знаю, сможет ли он вспомнить через пару дней, кто проходил в этот вечер в Речные ворота, но, лучше не рисковать. Память на лица у Стражи хорошо развита и это, даже случайное, воспоминание может поломать мою жизнь и карьеру, особенно — карьеру в Асторе, жизнь то я как-нибудь уж сберегу, отобьюсь по-любому.
Ворота начинают закрывать, оставляя небольшую щель, в которой каждого входящего внимательно осматривают при свете факелов.
Точно, не мой вариант, понимаю я и спешу обойти ворота, потом нахожу тропу, ведущую вдоль стены и уже бегу, опасаясь не найти в наступающей темноте то самое место, где желательно подняться на стену.
Вот и оно, слава богу!
Я ловко цепляюсь за выемки и доползаю до края стены, где, подняв голову, бросаю поиск вперед и тут меня ждет сюрприз, за соседним домом есть какая-то жизнь, чего-то в сумерках ожидает пара мужиков. Впрочем, висеть на руках нет смысла, тем более, меня очень прижимает по времени необходимость окончательно закрыть вопрос с местной ячейкой Рыжих в городе. Пока новость о массовом убийстве или самоубийстве не дошла до городских властей, которые с удовольствием избавятся от надоевших всем жильцов, насколько я знаю о таких настроения, задав пару вопросов приятелям, дежурящим перед Ратушей.
Сейчас, примерно около семи вечера, через час Грита начнет выступать и мне хорошо бы, в это время, уже оказаться во дворе самого трактира, готовясь перелезать через забор между ним и усадьбой.
Поэтому, я сажусь на стену и подпитываюсь от палантира, восполняя потраченную ману, одновременно наблюдая за засадой, которая, похоже, расслышала мое продвижение по стене и мужики разделились. Один остался стоять на месте, второй двинулся в обход разрушенного дома, похоже, собираясь зайти ко мне в тыл. Я, честно говоря, надеялся, что они просто уйдут, поняв, что не одни здесь.
Мне кажется, что это местные жулики ждут поставку серого товара или просто решили кого-то ограбить, зная, что это рабочая тропа для контрабанды. Только, как они собираются слаженно сработать в наступающей темноте, мне не понятно еще.
Пока второй деятель обходит дом, я спускаюсь, стараясь не шуметь, но, получается это так себе. Потом прижимаюсь в самому дому и замираю, понимая, что надо немного пошуметь и спровоцировать чего-то ждущих хитрованов. Нахожу подходящий камень и бросаю его на десяток метров вперед, камень катится с немалым шумом и из-за угла, навстречу производимому шуму выскакивает первый засадник, замахиваясь дубинкой и замирает, понимая, что никого нет рядом и его провели. Второй, в это время, выбегает из-за угла и тяжело бежит в мою сторону, шумно сопя носом и вскоре появится рядом со мной.
На улице серые сумерки, но, меня он не пропустит, мне не спрятаться среди небольших каменных обломков от его взгляда. Я уже жалею, что не оставил себе копье, когда получается рассмотреть приближающуюся фигуру.
Да это же Рябой! Вот так встреча!
Не запланированная, но, похоже, предначертанная судьбой.
Вот кто шарится по вечерам около контрабандной тропы и мечтает ограбить переносчика левого товара, понимая, что тот жаловаться в Стражу точно не пойдет.
Что же, это — судьба!
Пришло время и начинающему главарю кодлы помереть, пусть, еще не заказали ему Рыжие мою жизнь. Да, теперь уже и не закажут, ведь, про меня и мое участие в смерти первых Рыжих они так и не узнали, пока не пришло время самим прощаться с белым светом.
Только судьба не собирается отступать от правил и посылает будущего мертвеца под удар, никуда мне от этого не деться.
Я выпрямляюсь, накидываю на себя защитный купол, делаю его маленьким, по своей фигуре и вижу, что Рябой заметил мою неясную тень, догадался, что я и есть тот контрабандист, которого они услышали и собираются ограбить. Он меняет свое направление, бежит ко мне, взмахивает дубинкой и делает, достаточно умело, несколько обманных движений, чтобы сбить меня с толку, откуда будет нанесен удар, лупит со всей дури по моей, видной еще в сумерках, голове. Дубинка отскакивает от полога, свирепая радость на его лице переходит в недоумение, потом гримаса понимания, что именно сейчас произошло, озаряет его лицо и тут, после моего шага вперед, я перехватываю руку с дубинкой, а кинжал входит ему в живот, заставляя его согнуться и застонать от боли.
Я выдергиваю окровавленное острие и снова бью в другую сторону живота, потом еще и еще несколько раз, повторяя движения Кроса, которыми он отправил на тот свет главаря. Получается у меня это движение не так идеально отточено, конечно. Потом отталкиваю его от себя, и он валится со стоном на землю, а я поворачиваюсь к подельнику и едва успеваю прикрыть глаза от мелькнувшей дубинки перед лицом, это тот же Ежик храбро бросился на помощь своему вожаку.
Мелькнувшей и отскочившей от защитного купола тоже.
Да, этот молодой паренек оказался не промах и не трус, обязательно сделал бы карьеру в шайке Рябого, только, уже не сделает. Я бросаю ману свободной рукой и паренька подбрасывает в воздухе, как куклу, он тяжело падает на живот, врезаясь головой в какой-то булыжник, теряет сознание, в которое ему уже не вернуться. Мой кинжал, как арбалетный болт в тот раз, пробивает ему спину и достает до сердца, молодой грабитель умирает сразу же, на месте.
— Это дежавю какое-то, черт меня возьми, — бормочу я про себя, пытаясь успокоить дыхание.
Видно, что судьба особенно пристрастна в случаях жизни и смерти и не идет ни на какие компромиссы. Суждено этим людям умереть, будь любезен исполнить начертанное, не так важно, раньше это случится, или позже.
Это уже мелочи несущественные.
Ежик сразу перестал дышать, зато Рябой продолжает еще всхлипывать, можно и так его оставить, но я не хочу переживать, что он, каким-то чудом, дотянет до утра и успеет рассказать той же Страже о таинственном маге, умеющем ставить защиту вокруг себя и пробравшемся вчера вечером в Астор через городскую стену.
Прямо представляю, какие мероприятия начнутся в городе, чтобы изловить этого умельца. Наверняка, здесь я наследил, искать сейчас или утром свои отпечатки ног не собираюсь, да и силы человеческие не безграничны, даже, в моем случае. Следов разных тут множество и еще завтра натопчут, когда обнаружат остывшие тела незадачливых грабителей, поэтому, мне просто придется избавиться от этой пары обуви, которая сейчас на мне.
Или, использовать ее еще в усадьбе Рыжих, где по темноте, они, то есть, отпечатки обуви, могут так же остаться возле забора, да и в самом доме, разливая плотное и крепкое вино в погребе, трудно уследить за своими ногами, куда они там наступят и где наследят.
У меня сейчас есть одна запасная пара в мешке, а потребуется, похоже, еще одна. Впрочем, с этим можно не спешить до утра, когда я просто избавлюсь и от этой и от второй пары и выйду на работу в новой, дорогой обуви, купленной недавно.
Или я все слишком усложняю?
Пока я раздумывал, Рябой затих, пришлось проверить его пульс на руке, бессильно откинувшейся от живота, но, пульса я не нашел. Поэтому плюнул на предосторожности и вышел на дорогу, хотел было зайти к Водеру, продолжающему трудиться в кузнице, но, вспомнил, что у него осмотреть себя и одежду не получится, да и лучше не удивлять его внезапным появлением.
Чтобы никто не мог связать произошедшее совсем рядом двойное убийство со мной.
Мой шанс — грамотно распорядиться своей незаметностью и темным временем и все, больше от меня ничего лишнего не требуется.
Через десять минут быстрым шагом я добрался до двора дома, помахал народу, собравшемуся за столом, и активно общающемуся между собой при свете одинокой свечи. Пора нарисовать доску под шашки, все время я забываю.
Поднялся в комнату, предупредив мимоходом Клою, что иду за Гритой, как будто, сегодня далеко и не отходил, зажег в комнате пару свечей, чтобы осмотреть себя перед зеркалом. Потом вспомнил, что одет явно, не для посещения модного трактира, придется переодеться в приличную одежду, поэтому свои вещи могу осмотреть и завтра, при свете дня.
Переоделся, выложил остатки еды, но бутылку оставил, вспомнил почему-то, как хотелось пить в прошлый раз, выложил магические перчатки и лечащие артефакты, которые не понадобились, ведь, ничего у тех же Рыжих я не стал узнавать.
Хотелось только побыстрее закончить с этим делом, грязным и кровавым.
Сложил оба кожаных мешка, добавил в них нагрудный мешок с палантиром, камни-светильники, которые оба мне понадобятся в доме и подвале Рыжих, трофейную связку ключей, естественно, и спустился вниз.
Заставил себя остановиться около стола во дворе, послушал местные новости, поддакнул и, помахав соседям рукой, вышел, как обычно, в трактир, чтобы потом забрать подругу с работы. Мужики местные, соседи, прямо завидуют моему образу жизни, каждый вечер в трактире пропадаю, посреди яркой жизни, по-настоящему яркой, конечно, в средневековых потемках.
Хорошо еще, что Церковь Последнего Спасителя только набирает силу и не обложила народ обязательными к исполнению постановлениями и буллами.
Что петь разрешается только церковные псалмы, после девяти вечера строго сидеть по домам, жить в грехе с женщиной без освященного брака — путь на костер и тому подобному.
По дороге к трактиру понял, что мне лучше не появляться пока в зале. Ведь, там так просто не отделаешься одним приветствием и от Гриты и от приятелей-гвардейцев. Все спросят о своем, Грита — о том, где пропадал сегодня, приятели — почему не пришел на тренировку. Врать не хочу, поэтому обойду трактир.
Время уже поджимает, лезть через забор лучше всего, когда подруга открывает вечер культурной программой и все, кто живет в номерах, спускают вниз, в зал трактира, чтобы послушать ее незаурядный голос.
Охраны на входе еще нет, в обычные дни, хозяин вызывает крепких мужиков только в выходные дни или по праздникам, как раз, после праздника середины лета и появится постоянная охрана, чтобы заворачивать слишком простую публику подальше от повышающего уровень и становящегося модным места.
Когда слишком простые лесорубы разнесут трактир и достанется приличным посетителям, надо будет завтра или сегодня вечером подсказать хозяину такую мысль, он в таких вопросах быстро разбирается и нужное чутье имеет.
Поэтому я прошел мимо входа в трактир, освещенного парой фонарей со вставленными в них свечами и добрался до ворот с калиткой, закрывающих въезд во двор. Здесь уже достаточно темно и я натренированным движением откидываю вверх засов на воротах, легко проскальзываю в темноту двора и замираю, остановившись и прислушиваясь.
Все тихо, только из трактира через раскрытые окна доносится гул голосов и тяжелые деревянные кружки стучат по таким же массивным столам. Опускаю засов и даю глазам привыкнуть к темноте. Жду начало концерта и, точно, сначала Скоп настраивает свою трейлу, несколько минут терзая по-разному струны, потом подключается Грита, вытягивая свою первую песню и я прохожу двор, стараясь не натолкнуться на груду ящиков или еще что-то подобное.
Глаза немного привыкли, жалко, что в умениях нет ничего похожего на ночное зрение, странно, что маги не додумались до такой необходимой вещи, пока не изобретено электричество.
Иду старым и проверенным путем, так же проверяя наличие зрителей в окнах трактира. Со стороны трактира все тихо, никто сегодняшним вечером не смотрит на дом Рыжих и только сейчас я понимаю, что сегодня вечером я не полезу туда.
Черт, я же забыл про лестницу, не подготовил ее, она осталась в мастерской и как теперь попасть в дом, где настороженно ждут новостей двое последних членов клана, не понимая, почему так задержалась траурная процессия и как это понимать.
Ну, искать пропавшую экспедицию они, точно, не пойдут, им приказано охранять дом в любом случае.
Дверь от входа, от которой у меня есть ключи, наверняка, закрыта на внутренний засов и там мне не пройти. Ставни на первом этаже тоже закрыты и сделаны такими массивными, что попробовать их взломать — это то же самое, что разбудить всех соседей.
Что я могу себе представить, как реальный вариант — только возможность пробраться внутрь дома через откидную форточку на кухне. Откинув форточку на шкаф, можно боком пролезть в дом, только со шкафа придется спрыгивать из положения лежа и это будет хорошо слышно. Хотя, возня с форточкой и пропихивание через ее неширокую щель тоже не окажется бесшумным делом, придется все быстро устроить, так, чтобы, когда на кухню ворвутся последние защитники этой Брестской крепости, я смог встретить их на ногах.
Я понемногу остываю от намерения завершить сегодня все дела с кланом Разноцветных камней и только теперь, чувствую, насколько я вымотался за это тяжеленный, беспросветный день, наполненный кровью и смертями почти всего местного отделения Рыжих уродов.
Еще и эти два слабоумных дебила, Рябой и Ежик, попались под руку, пришлось прислушаться к велению сердца и указаниям судьбы и оставить остывать тела незадачливых грабителей на контрабандной тропе.
Все, я хочу помыться и лечь спать, руки и ноги налиты свинцом, мешки оттягивают плечи, и я собираюсь миновать трактир, чтобы завалиться спать в своей комнате, на такой манящей кровати.
Грита и сама доберется домой, поворчит немного и перестанет.