Лютер: Первый из падших

ИСТОРИЯ О ПРЕДАТЕЛЕ

Ориас навещал Лютера еще несколько раз — в течение непродолжительного времени, как ему показалось. По-видимому, он приходил перед тем, как приступить к руководству своим недавно основанным Орденом. Татразиил более не появлялся, и при последнем визите Ориас передал Лютеру, что Темного Оракула, как его теперь называли, вряд ли посетят снова. Польза от бывшего Великого Магистра в их глазах изрядно уменьшилась.

Пребывая в стазисе, Лютер лишь смутно ощущал ход времени, снова погрузившись в реальность галлюцинаций, в ожившие мечты о кровопролитии и смерти. Он пытался поймать видения, запечатлеть в памяти, чтобы рассказать о них своим тюремщикам, но в конце концов каждая сцена ускользала из его мыслей, то вытесненная свежими видениями, то потонувшая в океане далеких воспоминаний.

Вопреки словам Ориаса, Верховный Великий Магистр пришел снова, хотя со времени последнего допроса Лютера минуло больше тысячелетия.

Большую часть времени Лютер проводил, бормоча про обрывки видений, предупреждая пленителей о воинах в зеленом, омрачающих звезды, и о зверях с металлическими клыками, которые скачут на ветрах далекого мира. Лютер смотрел на командующего Темных Ангелов, но едва ли видел: его разум окутывала тень тайны и смерти.

— Смерть саваном льнет к твоему доспеху, фальшивый рыцарь, — прохрипел бывший Великий Магистр. — Ты стал тенью, которую ищешь, твоя судьба заключена в твоем же мече. Вызывающему бурю не укрыться от ее молний. Тебе уже не оседлать гром, он оглушит тебя мольбами твоих жертв.

Темному Ангелу это явно не понравилось, и больше он не приходил, но после нескольких кошмаров в стазисе его сменил другой космодесантник, похожий на Льва более, чем все, кого Лютер видел в последние разы. На плечи воина ниспадали золотистые волосы, его доспехи были окрашены в темно-зеленый с красно-белой геральдикой, а на наплечнике виднелся символ Крыла Смерти. Броню щедро украшало золото, на нагруднике красовалась морда рычащего льва, а лицо отяжелело от возраста. Космодесантника окружала золотистая аура, и прошло некоторое время, прежде чем Лютер понял, что она и правда существует, а не является плодом его больного воображения.

Человек, назвавшийся Нахариилом, спросил, не бывали ли когда-нибудь Лютер или Орден в области под названием Завеса.

— Я вижу поднятую завесу, завесу огня, оставляющую после себя ослепительную чистоту, — ответил Лютер сразу же, как только видение пришло к нему. — Звездные системы, сотни звезд… сотни звезд умирают на ваших глазах. И снова опустилась тьма. Я вижу черного ангела, окутанного туманом… Это его голос! Его слова — туман, скрывающий его от пристального взгляда…

— Колдун? — спросил Нахариил. — Какие-то силы, контролирующие сознание?

Лютер уставился на космодесантника, вдруг осознав его присутствие.

Он сглотнул и глубоко вздохнул. Комната начала затвердевать, стены сгущались на фоне звезд, пол холодел под босыми ногами.

— Он не нуждается в колдовстве. Его слова — это весенний дождь для семян, столетиями знавших лишь засуху. То, что он говорит, не имеет значения, важно, как он это говорит. Он дает надежду отчаявшимся. Он говорит о победе, а не о жертве. Он обещает награду за службу.

— Ложь, — выплюнул Нахариил. — Выдумки, чтобы склонить на свою сторону слабых и невежественных.

— О да, — произнес Лютер с улыбкой. Он ощущал себя ясно, как будто его сознание встало на якоре в реальности, по крайней мере, на какое-то время. В животе урчало от голода, а горло пересохло. — Я уже много раз видел подобное и пытался предупредить об этом дюжину моих собеседников, но чувствую, что у этого проповедника есть дар.

— Проповедник? Значит, этот подстрекатель — из духовенства?

— В нем нет ничего святого, кроме одежды, которую он носит. Его душа облачена в ложь, но угнетенные и покинутые внемлют его речам. Они знают, что он не выполнит обещанное, но верят, слепо верят в решение проблемы, которая вне их власти. — На мгновение ему показалось, что он узнал лицо, но не мог поверить своим глазам. Вопящая толпа заполнила его уши криком и топотом, а взгляд затуманили тысячи искаженных ненавистью лиц. Он пристально посмотрел на Нахариила. — Мало кто хочет знать правду о Вселенной. Каждый из нас просто выбирает ту ложь, что утешает его больше всего. Ты считаешь меня предателем, но я никогда не предавал тебя. Ты ищешь мести за воспоминание… Нет, за что-то даже менее существенное, чем воспоминание. Ты жаждешь мести за легенды о воспоминании, когда-то принадлежавшем другим.

— Скала — все, что осталось от Калибана. Это достаточное доказательство твоего предательства, Лютер.

— Наш мир разрушили не мои орудия, Нахариил. Лев предпочел самолично разбить свою планету вдребезги, чем увидеть, как она погибнет по иной причине. Смелое решение, хоть я и навязал его. Но ты никогда не ступал на Калибан… — последние мгновения жизни Калибана снова промелькнули в голове Лютера. Мир раскалывался, буря варпа разрывала его на части, в то время как его собственные мысли горели в неестественных энергиях. При воспоминании об этом он в волнении принялся расхаживать по камере, нервно перебирая пальцами. — Это был мой дом! Тебя там не было! Даже Лев был рожден не там, хотя именно Калибан стал грудью, вскормившей его, и не получил взамен ничего, кроме откровенного грабежа. Вы обвиняете меня в этом преступлении, но не можете привести ни одной жертвы в качестве свидетеля! Только я знаю, что произошло.

Он скорчился в угрюмом молчании, опустив голову на руки.

— Оллдрик Ниспровергатель, — наконец произнес Нахариил. — Лжепроповедник. Демагог Ста Миров. Когда-то, давным-давно, ты говорил о сотне умирающих звезд.

— Неужели ты ничему не учишься? — простонал Лютер, не поднимая глаз. — Убейте Оллдрика, возьмите в плен или заставьте покаяться, расчлените его, если хотите, и бросьте останки народу — это ничего не изменит. Вам не превратить в созидательную силу слепое поклонение и ненависть к неизвестному. Необходимость выживать не оставляет места вдохновению, порождая лишь отчаяние. И даже Император не может предложить ничего взамен. Такие, как вы, космодесантники и военачальники, лишили человечество последнего шанса.

— Иные продолжают бороться за это будущее, даже если оно кажется слишком далеким, чтобы на него надеяться, — ответил Нахариил. — Только самопожертвование, непоколебимая верность долгу и решительное сопротивление врагу смогут принести хоть какую-то пользу. И мой долг — найти Падшего, сеющего раздор в Завесе, и привести в Скалу, чтобы он мог покаяться.

— И что тогда? — Лютер посмотрел на своего тюремщика сквозь растопыренные пальцы. — Устранение лжи не откроет истины. Когда не станет Оллдрика, к кому обратятся люди?

Нахариил ничего не ответил. Лютер упал на колени и провел рукой по слипшимся от пота волосам. Сидя на корточках, он затравленно смотрел на Нахариила.

Во все времена были те, кто прислушивался к нашим просьбам и признаниям. Задолго до рождения Империума создания, намного более древние, чем сам Император, предлагали смертным средства для исполнения их желаний. Я читал об этих потусторонних силах в книгах из библиотеки Люпуса. А из книг, подаренных Эребом, я почерпнул больше об их природе и о природе варпа.

Самым очевидным уроком стало осознание, что очевидных уроков не существует. Любая сила, любое знание, достойное приобретения, достигается равноценными усилиями и достаточной волей. Те, кто расшифровал тексты запретных книг, что я читал, могли делать это лишь благодаря жертве людей, трудившихся над этим раньше, в то время как я стоял у них на плечах, чтобы вглядеться в новые горизонты. И среди всех историй о богах и нефилла, душах и колдовстве была скрыта гораздо более неуловимая, а вместе с тем и более ценная истина.

Как это ни парадоксально, я узнал, что истины попросту не существует.

Звездам нет дела до истины. Правдивы эти слова или нет, они ни на йоту не сдвинут орбиты планет. Великие лидеры твердят о поиске «подлинного потенциала людей», священники болтают об истине свыше, а философы зачастую ищут ее внутри себя. Но никто из них не найдет того, что ищет, потому что его не существует: ни здесь, ни там, ни даже за пределами варпа.

Ключ к установлению баланса в этой дихотомии покоится в наших мыслях. Варп. Отражение нас самих, которое мы предпочитаем не видеть. Море Душ, Огонь Творения, Конечная Бездна… Он является нами, а мы — им. Наши переживания становятся энергией, обретающей форму и направление. И потому, слыша шепот варпа, мы не принимаем его за голос хищного божества, жаждущего наших душ. Ведь это мы говорим себе то, что хотим услышать: тайны, которые скрываем от собственного сознания, желания, в которых не смеем признаться самим себе…

Истина об искушении силами варпа заключается в том, что никакого искушения нет. Они не влияют извне, не создают в нас желания, так же как огонь не может создать топливо сам для себя. Мы сражаемся, только если сражение касается нас самих. Мы боимся только за свою жизнь и за жизни тех, кто нам близок. Мы надеемся на то, что улучшит нашу жизнь. Когда мы жаждем чего-то, то лишь потому, что сильно в этом нуждаемся.

Эти чувства рождаются в нас, а не вкладываются в нас злыми существами.

Позволь рассказать тебе о порче, ибо я могу поклясться, что ни одна душа во Вселенной не видела ее так, как видели эти глаза. Изнутри. И все же теперь я свободен.

Хм, в самом ли деле?

Может, и нет. Может быть, даже эта история — часть лжи, сотканной моими деяниями. Я не утверждаю, ибо сам нахожусь в этой лжи, и никто мне не возразит, потому что никто не прожил ту жизнь, что я. Всему происходившему был только один свидетель, и это самый ненадежный рассказчик.

Универсальная истина Хаоса. Да, Хаос. Сила варпа, у которой много имен, и все они запретны для человеческих уст. Хаос не развращает, заставляя себе служить. Мы сами себя развращаем, служа ему. Вот почему нельзя говорить об этом.

Знание суть искушение.

Если я вложу вам в руку ружье и скажу, чтобы вы им не пользовались, что единственный выстрел станет для вас вечным проклятием, а затем выпущу в комнату антерионского тигра, кто будет виноват в вашем грехопадении? Я или вы? Возможно, тигр, хотя он тоже не может быть чем-то большим, чем есть.

Другая большая ложь, которой мы утешаемся на этом пути, ведущем вниз, заключается в том, что с нами будто бы все будет по-другому. Мы же не стали сокращать путь, как это делали другие. Мы не прибегали к Хаосу посредством жертвоприношений, потому что усердно учились и многое отдали, чтобы узнать то, что узнали.

Но мы ошибались. До последнего не признавая собственную испорченность, мы дали лжи глубоко укорениться в наших мыслях, потому что всегда хотели избежать смерти, избежать поражения, избежать лишений или отчаяния. Что бы ни заставляло нас поддаться искушению, мы находили в себе силы держаться. Мы терпели неудачи и позволяли жестоким волнам судьбы смывать наши жизни, не оставив и следа от прежнего существования.

И все же мы сдались. Посчитали, что заслуживаем лучшего. Да, был способ приручить судьбу и оседлать ее приливы и отливы…

Величайшая ложь — думать, что кто-то отличается от остальных.

Глупцы сковывали себя цепью во время грозы в надежде, что молния по ним не ударит, но они не контролировали ее разряд. Самообман лишь усиливался. Люди творили добро бескорыстно, даже с неким благочестием. И все же даже самый великий из милосердных получает удовлетворение от своих благородных поступков. Даже мученик прославляется в момент смерти, доказав свою праведность. Истина, которую мы отрицаем, заключается в том, что каждый поступок — эгоистичен, так почему бы не принять это? Зачем брести по грязной дороге несчастной судьбы, которая пятнает других смертных? Зачем вообще быть смертным, обреченным умереть и наблюдать, как наше наследие в конце концов рассыпается в прах?

Я много лет шел по этой дороге. Иногда медленно, иногда необдуманно быстро. Оглядываясь назад, я начинаю это понимать и осознавать связь с теми событиями, которые привели меня к этому дню и этой речи. Как и все успехи и неудачи, через призму эгоизма все кажется неизбежным. И я также оказался в ловушке из-за неудач других.

Нет… это моя слабость привела меня сюда, и сейчас я признаю, что свободен от порчи.

Могут ли настать такие времена, когда мы сойдем с пути? Да. Да, могут. Кто-то посмотрит сквозь иллюзию внешней истины и даст о себе знать. Мы — истина, мы решаем, что реально, а что нет. Немногие ухитряются ухватить этот момент, и, вероятно, они так никогда и не осознают, как близко подошли к проклятию. Лишь ясность мысли — работа нейронов — может спасти почти заблудшую душу, породив смирение. Молчаливое решение сделать шаг влево, а не вправо, убережет вас от смертоносного болта или пули.

Думаю, я единственный, кто прошел этот путь практически до конца. Я насладился силой и все же успел отвергнуть ее. И еще, кажется, мне удалось это сделать только потому, что я, сам того не понимая, постоянно практиковался. Когда мне пришлось принять окончательное решение, мысли мои были ясны, ибо события прошлого предоставили мне шанс на что-то вроде репетиции.

Это случилось на Зарамунде. Да, так оно и было.

Как только я получил в свое распоряжение транспортный флот, мое заключение на Калибане закончилось. Решение само по себе было нелегким: хотя я и боролся за независимость Калибана, захват кораблей и прекращение изгнания прямо нарушало волю Льва. Никакие речи не смогли бы убедить его в ином. Все мои сообщники понимали, что отныне мы — мятежники, выступающие против Льва.

У нас был только один военный корабль, и нужно было принимать немедленное решение: транспортные суда полезны только тогда, когда они могут достичь порта назначения. Тридцать тысяч рыцарей Ордена, все до единого космодесантники, были могучей армией, достойной любого командира, но какой прок от космодесантников, если их уничтожат в пустоте?

Ужасные бури терзали Галактику, возвещая о том, что Магистр Войны пошел по пути проклятия одновременно со мной. Однако навигаторы видели маяки на Зарамунде достаточно четко, и захват верфей казался идеальным первым испытанием для моих «неоперившихся» сил. Поскольку это был важный узел на пути к Терре и с Терры, контроль над Зарамундом сам по себе стал бы предметом торга, и это позволило бы Ордену распространить свое влияние еще дальше.

Но, как оказалось, Зарамунд стал испытанием не военного характера. Он был окружен множеством враждующих группировок, впрочем, как и многие другие системы в Галактике: одни присягнули Хорусу, другие — Императору. Однако прибытие значительных сил Темных Ангелов (поскольку мы прибыли еще в цветах Первого Легиона) быстро подавило все разногласия.

Без руководства в любом обществе образуется пустота, так же, как при недостатке силы воли у человека ему всегда будет грозить искушение. И в обоих случаях едва слышимый шепот Хаоса обретает чудовищное влияние.

Вскоре после того, как мы взяли под контроль систему и забрали несколько фрегатов, два крейсера и боевую баржу для своих нужд, мои Мистаи предупредили меня о возмущениях в варпе.

— Великий Магистр, это не просто корабль или флот, — сообщил мне лорд Сайфер на мостике моего нового флагмана. — Эта флотилия словно разбивает шторм, как молот по камню. Грубой силой.

Мы подготовили флот ко встрече нежданных гостей, и через несколько дней за считанные часы из варпа появился целый флот. Одновременное прибытие и согласованный строй кораблей навели меня на некоторые подозрения, ибо даже при самом благоприятном варпе одному кораблю практически невозможно оставаться на связи с другим. Среди суматохи, охватившей Зарамунд, я подумал, что это просто очередное чудо Вселенной.

Я снова посоветовался с псайкерами Мистаи. Примите во внимание, что я не говорил с ними о силах варпа, хотя, думаю, дар, которым они обладали, должен был раскрыть им мою растущую связь с царством Хаоса.

— Весьма необычно, — согласился лорд Сайфер. — Чтобы получить контроль над штормами варпа, флот должен содержать одного или даже несколько могущественных псайкеров. И они, вероятно, не являются союзниками Императора.

Я думал примерно так же, и мы ожидали сообщений с кораблей на системном мониторе. Всего на Зарамунд прибыли шесть кораблей, и все — со следами боевых повреждений.

— Они пришли сюда ради верфи, — решил я, собрав совет — Гриффейн и Астелян следили за тем, как наши корабли готовятся к так и не состоявшейся битве. — Нельзя позволить им ее захватить.

— Корабли легиона, крейсерского класса и выше, — сообщил мне Гриффейн. — По силе почти равны нашему флоту.

— Они самонадеянны, но не столь велика их мощь, сколь эффектно появление, — возразил Астелян. — Молниеносная контратака, вероятно, сломит их в течение нескольких часов.

— Но не без потерь, — подметил я. — Я знаю, что мы пришли на Зарамунд, будучи готовыми к войне, но не будем начинать ее без необходимости. Неизвестно, следуют ли за ними остальные.

— Все говорит о том, что они на подходе, — подтвердил лорд Сайфер. — Варп полнится большей активностью, чем могут создать всего шесть кораблей. За ними следует столько же, и еще больше, возможно, в пути.

— Это утешает. Приготовьтесь к бою, если понадобится, но не провоцируйте их. Сначала выясним, кто посетил наши новые владения.

Данные позже показали, что корабли принадлежали XIV легиону, Гвардии Смерти Мортариона. Гриффейн и другие говорили, что Гвардия Смерти — в рядах союзников Хоруса, причем из числа самых стойких. Мне хотелось служить Мортариону или Хорусу еще меньше, чем Льву и Императору.

И вот передо мной — моя армия в свежевыкрашенных доспехах Первого Легиона. Битва казалось неизбежной до тех пор, пока мы не сверили опознавательные знаки ведущего корабля с нашей базой данных.

Это был «Терминус Эст», флагман капитана Каласа Тифона, вернувшийся ко мне на Зарамунд, словно по воле самих богов Варпа.

Что, возможно, было правдой.

Убедившись, что флотом все еще командует Калас, я предложил ему привести свои корабли на верфи и подняться на борт «Верного Слуги» — ха, мне не преувеличить иронию нового названия бывшей боевой баржи Имперских Кулаков.

Я поприветствовал капитана и его советника, Виосса, в посадочном отсеке. Они были облачены в тактический доспех дредноута — доспех, превосходящий в прочности броню обычных легионеров. Прошедшие за время нашей разлуки годы были жестоки: оба казались измотанными войной, их снаряжение носило следы спешного обслуживания, а кожа была желтой и безжизненной, почти как у мертвецов.

— Подготовь флот, Лютер, враг прямо у нас за спиной, — быстро начал Калас, даже не поздоровавшись. — Он безжалостно преследовал нас десятки звездных систем.

— Кто вас преследует? — спросил я.

— Корсвейн, — ответил Виосс. Его голос походил на невнятное шипение из-за гноящейся раны на правой стороне челюсти. — Мы думали, что загнали его в Аргее, но он сумел из добычи превратиться в охотника.

Гриффейн и другие рассказывали, что Корсвейна назначили сенешалем Льва после сражений Легиона с Повелителями Ночи в Трамасе, и он несколько раз сталкивался с моим нынешним гостем и его кораблями.

— Так это он вас преследует? — уточнил я, вспомнив о других кораблях в варпе. — И весь ваш флот — здесь?

— У нас есть в лучшем случае несколько дней, — ответил Калас. — Несколько дней, чтобы провести срочный ремонт и подготовиться к противостоянию.

— Я не уверен, — добавил Виосс. — Не уверен, что даже с кораблями Зарамунда у нас хватит сил, чтобы победить.

— Не приписывайте себе чужое имущество, капитан, — тихо произнес я.

Виосс одарил меня хмурым взглядом; выражение лица у него было на редкость неприятным, и с него осыпались хлопья шелушащейся кожи, как чешуя. Он был явно нездоров, и мне стало не по себе. Я не хотел, чтобы зараза, в принципе способная поразить космодесантника, затронула мой флот.

— Ты отказываешь нам в помощи, Лютер? — сурово спросил Гвардеец Смерти. Изо рта у него смердело, и я отступил, стараясь не показать страха.

— Я не отказываю, но и не соглашаюсь, — решительно заявил я. — Если вы не хотите иметь дело с Корсвейном и моими кораблями, будьте повежливее, капитан.

Я повернулся к Каласу и улыбнулся.

— У нас еще есть немного времени, чтобы выработать стратегию, — сказал я ему, махнув рукой в сторону двери посадочного отсека. — Мои покои — самое подходящее место для обсуждения, и у меня есть командиры, которые также должны принять в нем участие. Может, при нынешнем положении я преподнесу тебе ответный дар утешения в бокале?

Виосс беспокойно заерзал, но Калас кивнул в знак согласия, разглядев в моих словах робкое предложение.

Я вызвал Астеляна, Гриффейна и лорда Сайфера к себе в покои и встретил их там вместе с двумя Гвардейцами Смерти. Гриффейн и новый лорд Сайфер были незнакомыми для них лицами, и их следовало представить, а затем Калас по возможности вкратце объяснил ситуацию.

— Мне нужен порт, — отрезал он. — Силы Хоруса собираются для последнего удара по Терре, и долгожданная встреча с моим генетическим отцом неизбежна. И все же я никак не могу освободить свое плечо от хватки этого настырного Темного Ангела.

— Почему бы вам не воссоединиться с остальным флотом легиона? — спросил Гриффейн. — Тогда у вас будет более чем достаточно кораблей.

— Они заняты делами… которых я предпочел бы избежать, — уклончиво ответил Калас. Астеляна его загадочный ответ не устроил.

— Что за дела? Если вам нужна наша помощь, будьте откровенны до конца, — сказал мой Первый Магистр.

Калас выжидающе посмотрел на меня.

— Не могли бы вы оставить меня на минутку поговорить с капитаном Тифоном тет-а-тет, — намекнул я, глядя на присутствующих. — Виосс, пожалуйста, сообщите Астеляну о нуждах вашего флота, и мы посмотрим, что можно сделать.

Гвардеец Смерти посмотрел на командира, дождавшись кивка в знак согласия. Астелян, казалось, хотел возразить, но все же удалился вместе с остальными, оставив меня наедине с Каласом.

— Ты не посмеешь разорвать узы между нами, Лютер, — резко начал Тифон. — Мы поклялись друг другу в братстве.

— И все же, где вы с Эребом пропадали последние десятилетия? — так же резко ответил я, не желая, чтобы меня упрекали в собственных покоях. — Что ты дал Калибану, помимо молчания?

— Ты хоть раз обратился к нам? Может, воспользовался посланным нами герольдом? — спросил он.

Я вспомнил о той первой встрече с нефилла и о том, что он ждал моего призыва.

— Вижу, ты осознаешь свою ошибку, — продолжил Калас. — Мы всегда были готовы прийти по твоему слову. Но все-таки, похоже, ты прекрасно обходился и без нас.

— Корабль! — воскликнул я несколько драматичнее, чем хотелось бы. Сообразив, насколько недальновидно поступал, я едва сдержал разочарование. — Мне так нужен был корабль! Если бы я только попросил…

— Ты не обращался к нам, но теперь я обращаюсь к тебе, Лютер, — ровным голосом произнес Калас. — Мой враг — твой враг, и в знак взаимной верности я прошу тебя сразиться рядом со мной.

О том, что будет, если я нарушу клятву, он умолчал.

— Давай я поговорю с советом, и мы решим, что можно сделать, — ответил я, примирительно протягивая руку.

Он не пожал ее. Лишь стоял, возвышаясь надо мной в своем огромном боевом доспехе.

— Я жду твоего ответа, — сказал он, прежде чем направиться к двери.

Я послал Гриффейна проводить их обратно на корабль, а сам держал совет с лордом Сайфером и Астеляном. Эти двое, что неудивительно, не нашли общего языка.

— Ты должен заключить союз с Гвардией Смерти, — настаивал лорд Сайфер. — Если Корсвейн обнаружит нас здесь, его возмездие последует непременно. То, что мы не на Калибане, — прямое нарушение указа Льва.

— Я думаю, у Корсвейна есть дела поважнее, сар Лютер, — возразил Астелян, наливая себе вина, которое я принес для Каласа и Виосса. — Мы сдерживаем Гвардию Смерти у Зарамунда, который захватили, чтобы он оставался перевалочным пунктом войск Императора.

Ни один из них не знал о моих более глубоких связях с Каласом и о договоре, что мы заключили под присмотром иных сил. И оба говорили то, что думали. Возвращение ко двору Корсвейна означало риск быть втянутым обратно в Легион, и все надежды на независимость Калибана разбились бы вдребезги. Но если мы откроем огонь по кораблям Темных Ангелов, то объявим о наших намерениях на всю Галактику. Лев, несомненно, нас услышит и ответит.

— Похоже, мы оказались в эпицентре войны раньше, чем я предполагал, — сказал я. — Как всегда… союз с одной стороной означает вражду с другой.

— Мы отреклись от Льва, Темные Ангелы — уже наши враги, — сказал лорд Сайфер.

— Наш враг — Лев, — возразил Астелян, — а не весь легион. Лев путешествует без Корсвейна уже много лет. Возможно, он погибнет или окажется в ловушке на востоке в дурной компании Жиллимана. Если подружиться с Корсвейном, наша сила возрастет. С другой стороны, капитан Тифон не просто так упомянул флот своего легиона: он дал нам знать о грядущей мощи. Я не думаю, что Калас очутился у Зарамунда случайно, у них есть определенный маршрут. Рано или поздно Мортарион и его флот тоже окажутся здесь. А твое прошлое как-то связано не с Мортарионом, а с Тифоном. И мне кажется, что примарх Четырнадцатого вряд ли будет заинтересован в переговорах с Темными Ангелами.

— И в том, и в другом случае ты прав, — заключил я, раздосадованный обоими предположениями, но еще больше — самим собой. — Голова Корсвейна станет ценным козырем в переговорах с Мортарионом. Нам нужен голос Каласа, чтобы он поддержал нас перед примархом Гвардии Смерти.

Я поднял руку, призывая их умолкнуть и подумать еще немного. Время прошло с пользой: через несколько минут ко мне пришел, казалось, очевидный ответ.

— Меня не устраивает этот выбор, — сказал я. — Калибан должен уметь защитить себя сам, иначе какой смысл во всем? Это их гражданская война, не наша — мы не позволим себе занять одну из сторон, но и отталкивать их не будем.

— А как же два флота? — спросил Астелян. — На первом месте практичность, а не принципы. Гвардия Смерти уже здесь, Корсвейн вот-вот прибудет. Тот из них, кто одолеет другого, примется за нас, и, судя по рассказам Виосса и Тифона, это будет Корсвейн.

— Боя не будет, — отрезал я, забирая у своего сенешаля бокал и опустошая его одним глотком. — Есть и другой способ решить эту проблему. Лорд Сайфер, как скоро прибудет флот Корсвейна?

Тот ответил не сразу. Едва заметное понижение температуры в комнате свидетельствовало, что он странным образом общался с другими Мистаи.

— Я не могу ответить точно, но даже при попутных течениях имматериума пройдет по меньшей мере двенадцать часов, прежде чем первые корабли выйдут из варпа, — сказал он мне. — Если Тифон и его корабли сейчас же повернут назад, они будут идти до точки Мандевилля еще часов тринадцать.

— Корсвейну нечего и надеяться, что его флот прибудет сразу в боевом построении, — добавил Астелян. Его опыт ведения войны в пустоте был намного больше, чем у меня, поэтому я охотно выслушал его мнение. — Самый большой страх командующего флотом — наткнуться на готового к бою врага, обороняющего точку перехода. Каждый раз, когда Корсвейн совершает прыжок в варп за Тифоном, он рискует попасть в засаду, поэтому ему нужно быть уверенным в своем военном превосходстве. А значит, он должен учитывать неизбежные потери, пока основной флот не выйдет из варпа и не приготовится к бою.

— Но если мы… — начал лорд Сайфер, но я уже сделал выбор и перебил его.

— Боя не будет, — повторил я еще настойчивее. — Я свяжусь с вами позже, а вы пока займетесь приготовлениями, сейчас расскажу, какими. У нас есть двенадцать часов, чтобы спрятать флот Гвардии Смерти.

Капитан XIV легиона поверил в мой план далеко не сразу. Это стоило мне огромных усилий, но я не могу упрекать его за настойчивые расспросы. В конце концов, мне удалось убедить Тифона, что мой план действий — единственный, сулящий хоть какую-то вероятность успеха. Любая попытка вступить в бой с Темными Ангелами стала бы катастрофой для нас обоих, в то время как вывести Гвардию Смерти из системы Зарамунд из-за неминуемого прибытия Корсвейна было невозможно. Я ясно дал понять, что, коль скоро мы не напали на флот Каласа сразу же, значит, я уже погряз в предательстве, а это убедило его, что наши судьбы сплетены, и я действую в наших общих интересах, что бы ни случилось.

Теоретически мой план был довольно прост. Гвардия Смерти сведет активность своего флота к минимуму и будет незаметно дрейфовать в пустоте. Я расскажу Корсвейну, что сюда прибыл Калас, и мы обменялись залпами, после чего он сбежал обратно в варп. Чтобы сделать обман убедительнее, мы уничтожим какой-нибудь из его мелких кораблей, и обломки и заметные остатки энергии станут доказательством перестрелки.

Вряд ли мы бы уложились в двенадцать часов: расстояния в космосе огромны, а корабли размером с «Терминус Эст» не могут снизить свою активность за считанные минуты. Но в итоге прошло девятнадцать часов, прежде чем первый корабль флота Темных Ангелов вошел в систему, и еще семь — пока не появился флагман Корсвейна. Мы поприветствовали первых прибывших и заверили их, что система находится под контролем Темных Ангелов. Они по понятным причинам не доверяли вокс-сигналам, хотя мы воспользовались кодами легиона. Мне нужно было поговорить с Корсвейном наедине, и я смог это сделать вскоре после того, как его корабль прибыл в систему.

Можете представить, как он был поражен при виде моего лица на видеосвязи; он удивился даже больше, чем Калас.

— Лютер! — потрясенно воскликнул он, широко раскрыв глаза.

И тут я не устоял перед искушением: я был готов к этой встрече, а это давало мне преимущество.

— Сенешаль Корсвейн. Может, меня и заставили вернуться на Калибан, но я не припоминаю, чтобы меня лишили титула, — огрызнулся я, и это сразу же изменило тональность разговора.

— Прошу прощения, сар Лютер, — ответил Корсвейн, еще больше сбитый с толку из-за того, что нарушил приличия. — Я был застигнут врасплох, оттого и позабыл про манеры.

Я попытался вспомнить все, что мог, о Корсвейне: кое-что об этом легионере, ставшем фактическим командиром легиона в отсутствие Льва, мне рассказывали Белат, Гриффейн и другие. Дисциплинированный, исполнительный и неукоснительно следующий последнему приказу Льва: атаковать врага везде, где только можно. Важно было сохранить инициативу за собой, чтобы неудобных вопросов больше не возникало.

— Я очень рад видеть вас так скоро после инцидента с Гвардией Смерти, — начал я. Лучше всего было мне первым заговорить о происшедшем, чтобы он не заподозрил лицемерия: если я так стремлюсь поднять эту тему, значит, мне нечего скрывать.

— Вы подтверждаете, что здесь была Гвардия Смерти? — спросил Корсвейн.

Его слова вызвали у меня легкий трепет восторга. «Была» в прошедшем времени; он уже предположил, что Каласа и его кораблей здесь больше нет! Из-за этого моя уверенность переросла в самоуверенность, а язык перестал подчиняться мозгу.

— Я был бы счастлив послать вам наши результаты сканирования их флота — он был в весьма плохом состоянии, сар Корсвейн, — с энтузиазмом предложил я, прокляв себя, как только последние слова слетели с моих губ. Я попытался как можно быстрее сменить тему. — Хотя я не хотел бы задерживать вас здесь дольше, чем это необходимо.

— Задерживать? — ахнул Корсвейн. — Нет, сар Лютер, напротив, мы готовы провести здесь немного времени, если ваши лихтеры готовы доставить нам припасы во внешнюю систему!

На этих словах мои опасения переросли в серьезную тревогу: с каждой минутой флот Корсвейна прибывал в систему, а вероятность того, что Гвардию Смерти обнаружат, росла. Тем не менее, я не мог ничего возразить, не вызывая подозрений.

— Конечно, — ответил я сенешалю. — Корабли уже в пути.

— Отлично, — подтвердил Корсвейн. Я думал, что он собирается прервать связь, но он этого не сделал. Через несколько секунд он продолжил: — Немало воды утекло, сар Лютер. Наверняка вы не откажетесь навестить меня на борту «Нисходящего гнева». Нам нужно многое обсудить!

Я обдумывал, как бы повежливее отказаться от приглашения, но выражение лица Корсвейна стало жестче, и он наклонился ближе к объективу своего видеотранслятора.

— Например, сар Лютер, я очень хочу услышать, почему вы находитесь в Зарамунде, а не на Калибане, как было приказано, — строго сказал он.

Я почувствовал себя так, словно получил пощечину. Он обращался ко мне, не обвиняя, но, безусловно, как к подчиненному. Первой моей мыслью было, что Корсвейн слишком зазнался в ранге паладина, но я ошибался. Тогда я понял, что Корсвейна повысили в звании. Я больше не был вторым в Легионе.

Гвардия Смерти сейчас ничем не могла помочь, дремлющая и беззащитная, поэтому я должен был затягивать представление как можно дольше.

— С удовольствием, сар Корсвейн, — ответил я.

Чтобы встретиться с Корсвейном, я отправился на борту «Верного Слуги» к его флоту вместе с кораблями, перевозящими провиант. Астелян и лорд Сайфер постоянно пытались обсудить со мной этот ход, но я не дал им аудиенции. Мне было не до их политических игрищ. Однако от еще одного человека я отмахнуться не смог.

Тифон настоял на том, чтобы присутствовать на борту во время нашего спектакля, отправив Виосса обратно на «Терминус Эст». О его присутствии знал только я: он прятался в моих покоях. Я не сомневался — пойди что-то не так, Калас Тифон сделает все, чтобы я поплатился первым, и он ясно дал понять, что у него есть особые соглашения с высшими силами, которые исполнят волю первого капитана даже после его смерти.

Это было так позорно — снова стать второстепенным игроком, с которым обращались, как с ничтожеством. Воины, которые должны считать меня равным себе, не считали так только потому, что я не был так же хирургически изменен, как они. Их физическое превосходство автоматически порождало у них совершенно незаслуженную уверенность в моральном и интеллектуальном превосходстве. Именно это неравенство отчасти заставило меня восстановить баланс сил с помощью варпа.

— Прислушайся к моему предупреждению, Лютер, — прорычал мне Калас, когда я передал ему, что мне необходимо встретиться с Корсвейном лично. — В этом мире или в другом, я отомщу за себя любому, кто нарушит клятву братства. Я становлюсь чем-то гораздо большим, чем то, что ты видишь, и ты, возможно, тоже сможешь воспользоваться этим могуществом.

Я догадывался, что он имел в виду — на основе собственных исследований и практики, хотя они и были довольно поверхностными. Варп — неисчерпаемый источник силы, если использовать его правильно. Я остановился на колдовстве начального уровня и мелких трюках с разумом, например, чтобы отвлечь кого-то или убедить, и немного практиковался в призыве потусторонних существ. И все же я видел, хотя и лишь мельком, величие силы, которой мог воспользоваться человек, готовый рискнуть всем.

— Твои угрозы излишни, — я старался сохранять спокойствие. — Если Корсвейн что-нибудь заподозрит, меня в тот же момент можно считать мертвецом. Признание в нашем сговоре закончится тем же. Я уже опасаюсь его подозрений по поводу нарушения приказа Льва, надеюсь только, что его прагматизм пересилит желание меня наказать.

— Есть судьбы и похуже смерти, — мрачно произнес Калас. — Особенно после нее…

Я молча переваривал услышанное. Калас больше ничего не сказал; он глубоко задумался или, казалось, прислушивался к чьему-то голосу, который я не мог услышать. Через несколько секунд настроение первого капитана приподнялось.

— Ты думаешь, силы, о которых я говорю, далеки, но это не так, поверь мне, Лютер, — заверил меня Калас. — Они ждут тебя, жаждут, чтобы ты защитил их в этом мире. Один акт посвящения, истинное подтверждение преданности им — и твой зарождающийся потенциал высвободится.

Он протянул мне кинжал, по размеру подходящий для легионера, но не слишком большой и для моей руки. Рукоять была из ржавого металла, лезвие мерцало нефтяным пятном, словно не из нашего времени. Я не брал его, но Гвардеец Смерти шагнул вперед и вложил его мне в ладонь. Мои пальцы в перчатках сомкнулись на рукояти, и мне резко стало холодно.

— Этот кинжал — Губитель жизни — убьет кого угодно, — торжественно произнес Калас. — Даже воина Легионес Астартес. Возможно, даже примарха. Когда ты останешься наедине с Корсвейном, один удар — и ты докажешь силам варпа свою безграничную преданность. Не волнуйся, тебя защитят и вознаградят по заслугам. Есть вещи более важные, чем звездолеты, бороздящие пустоту. Все взгляды уже устремлены на Терру, но пусть они на мгновение остановятся на тебе, и тогда будущее Калибана обеспечено.

Я взял протянутые ножны, которые показались мне довольно-таки простецкими, и пристегнул их к поясу. Посмотрев на клинок с едва сдерживаемым отвращением, я обдумал слова Каласа. Наконец, я вложил клинок в ножны и кивнул в знак согласия.

— Мы стоим на пороге величия, — объявил Калас, прижимая кулак к груди. — Помни, Хорус — лишь ключ, отпирающий врата бессмертия, он тебе не хозяин. Силы, которым мы служим, хотят, чтобы каждый из нас делал то, что желает сам, освобожденный от рабства, а не приковывал себя цепями к новым ложным господам.

Это звучало обнадеживающе, и все время, что оставалось до встречи с Корсвейном, мы говорили о природе этих сил и моих собственных наблюдениях. Иногда Калас был откровенен, иногда странно сдержан, но за те часы, что мы провели на пути к «Нисходящему Гневу», я восстановил атмосферу дружбы и преданности общему делу.

Я оставил Астеляна командовать кораблем, доверяя ему чуть больше, чем лорду Сайферу. Ни один из них не мог предать меня по тем же причинам, по которым я не мог предать Каласа. Все мы были замешаны в заговоре против Льва, Императора или легиона, и все были бы одинаково виновны в глазах сенешаля.

Меня проводили в покои Корсвейна — не столько из-за подозрений, сколько как своенравного двоюродного брата, который может вздумать прогуляться по кораблю. Меч и пистолет находились при мне, Губитель жизни — тоже, но никто не считал меня физической угрозой. Однако прием сенешаля оказался столь жестким, точно это было так.

— Я не знаю подробностей, почему вас сослали на Калибан с Сароша, — начал он, даже не поздоровавшись. — Но я знаю, что когда вы вернулись в наш родной мир после кампании в этой системе, Лев дал понять, что осуждает вас лично.

Он не предложил ни сесть, ни выпить, хотя в его покоях было и то, и другое. Сенешаль Льва в полном боевом облачении представлял впечатляющее зрелище: шкура калибанского зверя покоилась на одном плече, состояние доспеха говорило о недавних боях, а покрытая шрамами кожа больше походила на расколотый камень. В нем бурлила энергия, мощная и очень напоминающая мне Льва, когда он пытался сдерживать разочарование.

На экране позади него я сразу узнал систему Зарамунда — прямая трансляция из стратегиума. Субпанель показывала расположение моей боевой баржи и лихтеров. Я предположил, что все увеличивающиеся детали на главном экране говорят о том, что информация о моем флоте продолжает считываться.

Сколько времени пройдет, прежде чем один из кораблей Темных Ангелов обнаружит что-нибудь неладное: либо корабль Гвардии Смерти, дрейфующий в пустоте, либо один из моих транспортников, скрытый среди множества гражданских судов на главной верфи и вокруг нее?

Я уже собирался дать ответ, который готовил и несколько раз репетировал наедине с собой, но он продолжил уже с ноткой гнева в голосе:

— Что еще важнее, я хотел бы знать, почему вы отказали мне в кораблях и воинах, в которых я нуждался, — прорычал он. Он повернулся и указал на схему системы на стене. — Я вижу среди вашего флота «Копье Истины», но не получал никаких вестей от Белата. Где мое чертово подкрепление, Лютер?

Я чувствовал холод Губителя жизни на бедре, но знал, что пока не могу нанести удар: даже стоя спиной ко мне, Корсвейн заметит атаку прежде, чем я успею ударить, и через несколько мгновений я лишусь жизни. Корсвейн был одним из величайших воинов Легиона, а я давно не тренировался.

Я не ожидал, что Корсвейн будет угрожать мне, но не позволил сомнению проникнуть в мои мысли. Я ответил спокойно, словно этот допрос был вполне естественным и заслуженным, но не вызывал особого беспокойства. Я знал, что это переломный момент: в лучшем случае я могу лишиться командования и моих кораблей, а в худшем — жизни. Чтобы сохранить и жизнь, и ресурсы, мне нужно было придумать такую историю, чтобы комар носа не подточил.

— Варп — жуткое место, и путешествия по нему ненадежны, — начал я, но Корсвейн знал это и без меня; я видел его хмурый взгляд, отражавшийся в экране. — Белат пришел ко мне с кораблями, да, это было после путешествия, чреватого ужасными встречами и неудачами, которые смог бы выдержать только ветеран Калибана. Он словно заново прошел Поиск.

Я оживился, пока говорил, но старался не слишком вдаваться в подробности, чтобы меня не уличили в обмане. Всегда держитесь как можно ближе к истине, добавляя как можно меньше лжи, чтобы ваш рассказ соответствовал настоящим событиям.

— Мы получили известия о продолжающейся войне и приступили к подготовке высадки ваших подкреплений. Наше положение было очень затруднительным. — Я порылся в памяти в поисках подходящих деталей, чтобы сделать эту выдумку более похожей на правду. — Белат покинул Аргей, но не дал нам достоверной информации о ваших передвижениях. Казалось неразумным посылать транспорты, полностью нагруженные воинами, не имея определенного курса. Они с такой же вероятностью наткнутся на врага. Нам нужно было найти какой-то способ выяснить ваше местонахождение. От астропатов толку было мало, и потому мы подумали, что, возможно, целесообразнее проверить все лично. Ведь если вы проходили через систему, то наверняка оставили след.

Я не закончил объяснение, побуждая Корсвейна высказаться. Если он продолжит задавать вопросы, мне придется несладко, но если примет мои слова за чистую монету, дальнейший разговор пойдет как по маслу.

— Вы прибыли в Зарамунд, чтобы найти меня? — спросил он, поверив в мою ложь. Затем он развернулся. Я все еще блуждал в глубине леса, но уже видел несколько тропинок.

— Зарамунд показался мне логичным местом для начала поиска, учитывая его близость как к Аргею, так и к Калибану, — произнес я, встретившись с ним взглядом на несколько секунд. — Когда Гвардия Смерти вошла в систему, я уже пожалел, что мы нарвались на опасность. И все же вести о вашем скором прибытии, без сомнения, избавили нас от их… смертельного внимания.

Корсвейн что-то проворчал и вернулся к изучению систем сканирования. Я задумался, не было ли там чего-то, что компрометировало меня, и он просто ждал моей исповеди.

Я сделал пару шагов ближе, стараясь не выдавать беспокойства, но не настолько близко, чтобы суметь ударить наверняка. Конечно, я надеялся, что доспех астартес не станет преградой для хрупкого на вид Губителя жизни, но мне нужно было точно знать, что Корсвейн не увернется от удара. В тот момент, когда я почти убедился, что сенешаль мне не поверил, я должен был сделать свой ход. Если бы он почувствовал угрозу, другого шанса у меня не было.

— Я не вижу транспортов, — негромко произнес Корсвейн. — Мне что, лететь на Калибан за своими легионерами?

— Здесь их нет, — ответил я, использовав простейшую словесную уловку. Я сделал еще пару шагов вперед, моя рука потянулась к рукояти Губителя жизни. Его присутствие давило на разум, заставляя меня остро ощущать его. Теперь я был уверен, что смогу нанести смертельный удар. За громадой Корсвейна экран продолжал полниться рунами и обозначениями по мере того, как данные заполняли системы «Нисходящего Гнева». Я приблизительно знал, где прячутся Гвардейцы Смерти, рассредоточенные, чтобы их не обнаружили. Линия просканированного пространства подкрадывалась к скрытому флоту все ближе.

Их обнаружат через несколько часов, если не минут. План провалится.

— Вижу, что нет, — раздраженно проговорил сенешаль.

Он начал поворачиваться.

Настал мой момент. Кинжал уже находился у меня в руке, готовый вонзиться в живот у сочленения доспехов. Скрепить договор и принять силы варпа.

Но вместо этого я вложил оружие обратно в ножны и скрестил руки на груди. Я не стал бы ввязываться в подобную сделку, тем более на таких условиях, загнанный в угол и запуганный. Если бы я хотел начать войну с Темными Ангелами, я бы встал на сторону Каласа и атаковал флот Корсвейна, не прибегая к помощи Хаоса.

Мой ум и дар речи, как и всегда, сослужили хорошую службу; на свои таланты я полагался больше, чем на превратности варпа.

— Как видите, наши объекты готовы провести полный ремонт и переоснащение вашего флота, прежде чем вы продолжите путь на Терру, — дружелюбно начал я, проходя мимо гигантского воина. Я сделал несколько корректировок, обратив его внимание на доки вокруг самого Зарамунда, и указал пальцем на свободные погрузочные платформы. — Если бы я знал, что вы прибудете, мы бы освободили больше места.

— Какой еще ремонт? — Корсвейн посмотрел на экран, а затем снова на меня, ожидая ответа.

— Я думал, что вы продолжите преследование, — ответил я, изображая замешательство. — Хорус собрал все силы для последней атаки. Не волнуйтесь, с Калибана прибудут транспорты. Теперь мы уверены, что Зарамунд в безопасности. Это может занять некоторое время, учитывая штормы и снующие повсюду вражеские флотилии.

Корсвейн прищурился, и мне стало интересно, почувствовал ли он мою ложь. Так или иначе, решалась моя судьба, и я сейчас использовал все, что знал о сенешале. Преданный и послушный, больше всего на свете он хотел воссоединиться со своим примархом.

— Я уверен, что Лев сделает все возможное для защиты Тронного Мира, если он уже не там, — продолжил я. — Знаю, долгое время я пребывал в немилости, но я его сводный брат, и никто не знает его лучше, чем я. Он не упустит возможности встретиться с Хорусом лицом к лицу.

Взгляд Корсвейна скользнул обратно к экрану; едва заметные движения его лицевых мышц выражали задумчивость, а губы слегка шевелились, пока он что-то оценивал. Я подавил искушение продолжить разговор. Иногда нужно позволить оппоненту занять желаемую вами позицию, а не усугублять конфликт. Я словно следил за ходом его внутреннего спора с каждым движением его глаз и челюстей — то в одну сторону, то в другую.

— У нас нет времени на ремонт: враг может быть уже на Терре, — заявил он наконец.

Если противник уже находится на желаемой вами позиции, не дайте ему возможности ускользнуть и убедитесь, что он не изменит своего решения.

— Не знаю точно, когда прибудет подкрепление, — я развел руки, извиняясь. — Как только транспорты прибудут, я лично поведу их на Терру.

Я старался не накалять обстановку. Неужели я зашел слишком далеко? Возможно, напоминание о подкреплении убедит его остаться…

Нет. Он скорее потеряет конечность, чем задержится дольше, чем это необходимо. Особенно теперь, когда я поманил его двойной перспективой воссоединения со Львом и противостояния Хорусу. Тем не менее, мне нужна была гарантия, что он не удивит меня еще чем-нибудь. Пока я смотрел на мерцающие руны на дисплее, в голову пришла одна мысль.

— У одного из моих библиариев есть что-то вроде… таланта читать варп, — начал я. — Его зовут Вассаго. Это он предвидел ваше прибытие и предсказал полет Тифона к Терре.

— Тифон? — резко спросил Корсвейн, глядя мне в глаза. Я понял свою оплошность и постарался успокоиться. Как я уже говорил, чтобы солгать космодесантнику, требуется хладнокровное мужество. Биология человека выдает обман. Я снова ощутил ледяное прикосновение Губителя жизни. Мое положение стало более рискованным, чем раньше, но клинок по-прежнему покоился в ножнах. Я старался не выдавать себя, остро сознавая, что не стоит совершать движений, которые могут показаться Корсвейну враждебными.

Корсвейн среагировал бы раньше, чем подумал об этом, как и любой космодесантник.

— Мы засекли судно, в котором я узнал «Терминус Эст», — вяло объяснил я, выдавив улыбку. — Я ведь сражался в этой же звездной системе плечом к плечу с Тифоном в более счастливые времена.

— Да, конечно, — подтвердил Корсвейн. Несколько секунд он пристально смотрел на меня. Холодное прикосновение Губителя жизни, моего спасательного круга, пульсировало на коже. — Вы с Тифоном ведь сражались вместе.

— Вассаго, — повторил я. — Он поможет отследить путь врага к Терре. Я надеюсь, еще один варп-провидец не станет для вас обузой. Ах да, и берите с моих кораблей столько воинов, сколько у меня есть, чтобы укрепить свои силы.

— Отправьте всех, кого можете, — ответил Корсвейн, но его мысли уже были заняты делами поважнее. Я чувствовал, как он жаждет, чтобы я оставил его в покое. Соблазн славы в битве за Терру манил его, а нервы гудели от необходимости действовать.

— Конечно, я пошлю все возможные силы, — заверил я его. Он хмыкнул в знак согласия и повернулся к экрану, в последний раз подставив свою широкую спину под удар.

— Я прикажу сопроводить вас обратно на ваш корабль, — закончил он.

Через несколько секунд двери откроются, и возможность воспользоваться Губителем жизни исчезнет. Я кое-как разрешил конфликт, но обещание Каласа не давало мне покоя. Знак моей преданности. Высвобождение потенциала. Милость Темных Богов. За простым действием меня ждала жизнь, о которой стоило поразмыслить.

Все, чего я желал, могло стать моим с одного удара клинка.

Попрощавшись с Корсвейном, я развернулся и пошел к двери.

— Что стало с Губителем жизни? — спросил Нахариил. — И какое это имеет отношение к Оллдрику?

Во время своего рассказа Лютер немного расслабился и опустился на колени, словно проситель. Он погрузился в свои воспоминания настолько, что поднял глаза, будто впервые увидев Верховного Великого Магистра.

— Губитель жизни? Я сохранил его, держал при себе, потому что знал — он мне понадобится. Знал, что когда я столкнусь с врагом, не смогу победить никаким другим способом.

— Ты говоришь о Льве? — сжав челюсти, выдавил Нахариил. — Ты убил примарха колдовским клинком!

— Я не убивал его, — настаивал Лютер, медленно раскачиваясь взад и вперед. Видение сформировалось, когда он протянул руку, очень темное на фоне ладони. Он услышал треск пушек и хриплые крики. Ярость Льва сверлила разум Лютера, а меч примарха, сражавший королей, пронзил его бок. — Когда Лев ударил меня, кинжал висел у меня на поясе. Но я не мог его вынуть. Я заглянул в лицо брата, полное гнева, и понял, что ошибся.

Лютер разрыдался, вновь переживая свое роковое заблуждение. Он почувствовал дыхание брата, смешанное с запахом крови. Бывший Великий Магистр чуть не задохнулся от собственных слов.

— Боги все еще желали, чтобы я принес последнюю жертву. Но я всегда боролся за Калибан, а не за них! Я не мог убить брата по той же причине, по которой не смог лишить жизни и верного Корсвейна.

— А Оллдрик? Скажи мне, как найти его, как остановить.

— Почему? — Лютер заплакал и упал вперед, прижавшись лбом к холодному полу. — Почему ты меня не слышишь?

— Изъясняйся понятнее, и я выслушаю твою исповедь, — заявил Нахариил.

— Земля меняется, но твоя дорога идет лишь в одном направлении, что бы я ни говорил! — прорычал Лютер, садясь с раскрасневшимся от гнева лицом. — Я предостерегаю тебя снова и снова, но ты меня не слушаешь!

Он поднялся на ноги, умоляюще подняв руки.

— Это пытка!.. Ох… быть символом лжи, узревшим истину — слишком жестокая пытка. Отпусти меня, Лесной Лев! Освободи! Я не могу спасти твоих сыновей! Я не в силах сделать то, чего ты хочешь…

— Это не Темным Ангелам нужно спасение, — прохрипел Нахариил, прежде чем выбежать из комнаты.

— Вернитесь к ним, — прошептал Лютер растущим теням, в которых поблескивали красные глаза. — Или верните его! Освободите его… Он сможет спасти всех нас!