Лютер: Первый из падших

ИСТОРИЯ О ЛЬВЕ

Из-за проклятия колдовской бури или действий Смотрящих-во-Тьме восприятие Лютера все больше расходилось с линейным течением времени. Его воспоминания смешивались с тем, что только должно было произойти, и с тем, что происходило сейчас. Видения временами были настолько раздроблены, что он сходил с ума, теряя самого себя среди безумного шквала образов и воспоминаний. Он видел Пуриила еще несколько раз. К нему приходили и другие, то с угрозами, то с увещеваниями. Каждый раз — Великий Верховный Магистр, сопровождаемый лишь Смотрящими, без других космодесантников. Похоже, его существование скрывали даже от остальных Темных Ангелов.

Некоторые выуживали информацию о местонахождении его последователей, и вот так, через мимолетные встречи, Лютер собирал воедино предположения о том, что тогда произошло на Калибане на самом деле. Он узнал, что с тех пор, как планета погибла, а варп-шторм поглотил его воинство, прошло уже две тысячи лет. Его людей, казалось, разбросало по всей Галактике — всех, кроме Лютера.

Две тысячи лет — долгий срок. Он не знал, сколько живут космодесантники, но ему было трудно поверить, что калибанец может прожить так долго. И все же магистры приходили и приходили, требуя рассказать о том или ином человеке, и каждый новый зачитывал все более длинный список имен. Кое-кого он знал, многих — нет, и ему пришлось напомнить тюремщикам, что к возвращению Льва в Ордене насчитывались десятки тысяч рыцарей.

Большинство дознавателей просто уходили в гневе, но немало встреч заканчивались избиениями со стороны посетителя либо психическими страданиями из-за переносов во времени. Нередко вопросы, которые ему задавали, вызывали одновременно и видения, и воспоминания. Периоды стазиса только больше отрывали его от естественного хода событий. Лютер помнил, как сражался в битвах, которые еще не состоялись, и видел лица умирающих воинов, которые еще не появились на свет. Он посещал планеты, названия которых не знал, или поднимал меч против ксеносов, подобных которым никогда не видел в реальной жизни. Ужас, пророчества и воспоминания смешались воедино.

Затем наступил момент, когда его посетил повелитель Темных Ангелов по имени Мордеран. Некоторое время он просто выжидал, освободив Лютера от темпорального паралича. Этот поступок был вызван не состраданием, а желанием лучше сосредоточить мысли Лютера на текущих событиях.

— Можно сказать, я твой ученик, — наконец сказал Мордеран во время своего четвертого визита.

Лютера умыли, рану на щеке перевязал сам Мордеран, который принес и свежую одежду. По прошествии многих дней, возможно, двадцати или тридцати, бред в голове Лютера немного утих, и, хотя он все еще страдал от приступов тошнотворных видений, теперь мог часами не терять рассудка.

— Мои предшественники и я очень тщательно вели записи, даже когда ты был в полном беспамятстве, — объяснил Мордеран, пока Лютер доедал миску безвкусной белковой каши. — Я много раз перечитывал их, пытаясь уловить хоть какую-то суть, хоть какую-нибудь нить твоих разрозненных историй.

— Я не смогу тебе помочь, — признался Лютер. — Связь моего разума с одним временем тонка и быстро рвется. Я не выбираю то, что мне приходится видеть, так же, как и не могу выбрать не видеть это вовсе.

— Боюсь, есть что-то еще, что направляет твои видения, и не к благой цели моего Ордена, — ответил Мордеран. — Иногда нам приходится рисковать и пить из чаши, даже если мы подозреваем, что она отравлена. Иначе все погибнем от жажды.

— Так вот кем ты меня считаешь? Отравленной чашей?!

— Конечно, — Мордеран почесал свой лоб, покрытый шрамами и морщинами. — Той, из которой мне, кажется, снова придется отпить. Расскажи мне о Сайфере.

— Ты имеешь в виду лорда Сайфера?

— Именно.

— Надо бы высказаться более конкретно. Я говорю это не только ради тебя, но и ради собственной безопасности. Если я слишком углублюсь в прошлое, боюсь, что снова заблужусь во времени, а это ни к чему хорошему не приведет.

— Сайфер был одним из твоих ближайших советников.

— Лорд Сайфер был церемониальной должностью на протяжении большей части истории, начиная с самых ранних дней Ордена. Но в последние дни моего командования лорд Сайфер действительно являлся важным членом моей свиты. Планов, которыми я не делился с Сайфером, практически не существовало, к тому же он был главным среди моих советников по вопросам магии. Но ты и так должен это знать, если читал записи своих предшественников.

— Когда ты видел его в последний раз?

— Во время обороны Калибана. Но знай, что даже до того, как я начал сходить с ума, воспоминания о тех событиях были ненадежны — бушевала буря. Когда варп-шторм поглотил часть моего сознания, он перемешал у меня в голове воспоминания о происшедшем. К сожалению, те дни отдыха, что ты мне предоставил, прошли без особой пользы. Я могу перечислить много чего, но без всякой последовательности, а некоторые события и вовсе происходили только в моем воображении.

— Он остался в живых, верно?

— Понятия не имею. Я не помню, чтобы видел его смерть, но это не значит, что ее не случилось. Я смутно припоминаю, как слышал, будто Корсвейн загнал его в угол. Если это правда, то вряд ли Сайфер ушел живым… если Корсвейн выжил сам.

На лице Мордерана промелькнуло странное выражение, которое Лютер не смог понять до конца. Казалось, оно было связано с упоминанием Корсвейна, а не лорда Сайфера, но Лютеру не дали продолжить: Темный Ангел заговорил снова.

— Ты помнишь моего предшественника, Аллокена? Он недавно погиб, сражаясь с орками.

— Я решил для себя, что лучше не спрашивать о людях, которых больше нет. Это вызывает лишь еще больше проблем, а часто и злость на меня.

— Незнакомец в цветах старого Легиона, казалось, вмешался в сражение на нашей стороне и помог нам в битве с орками. Мы уже не в первый раз сталкиваемся с ним и его болт- и плазменным пистолетом. Мои расследования приводят меня к мысли, что этот человек может быть Сайфером, но я не знаю, ради чего он нам помогает.

— Я полагаю, вы не отнеслись к нему как к другу?

— Бывали случаи, когда он помогал нашим врагам, это факт. Я думаю, он знает о Падших и шторме, который их унес, больше, чем ты.

— Падшие?

— Твои последователи. Предатели, спасенные от возмездия силами варпа. Они отреклись от света Императора.

Лютер подавил смешок, зная, что это может подтолкнуть Темного Ангела к насилию. Его поразило, что космодесантник говорит об Императоре так, будто тот был почти… божественным?

— Если вы действительно ищете лорда Сайфера, то действуйте осторожно. Не каждая охота увенчивается успехом.

Мне было двадцать шесть лет, когда я вернулся в Орден. Встреча с Рогом Разрухи и другие приключения сделали меня в глазах Лорда Хранителя Факелов храбрым воином и способным командиром. Вместе с семью другими воинами я был отправлен в Альдурук, чтобы предстать перед Великим Магистром. Примет ли он меня в ряды рыцарей Ангеликасты или снова отправит в Сторрок? Мои друзья также стремились произвести хорошее впечатление, ибо принятие в Орден принесло бы честь их семьям.

Чтобы понять, чем Орден отличался от остальных, важно помнить, что соседи воевали друг с другом с такой же вероятностью, как и заключали союзы на несколько лет — в зависимости от обстоятельств. Калибан был неумолим, и хотя некоторые проповедовали терпимость и сотрудничество, после ужасов Старой Ночи и возрождения биосферы на планете не осталось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало централизованную или даже региональную власть. Земли в пределах видимости пика Альдурук считались владениями Ордена и находились под его защитой, но мы не были единым народом, а Великий Магистр не был королем. Некоторые правители, такие как Лорд Хранитель Факелов и лорды речных крепостей, были связаны древними клятвами с Альдуруком и обязались предлагать взаимную помощь при угрозе нашествия зверя или вражеского войска. Сам Орден оставался в стороне от политики поселений, а среди жителей отдаленных городов считался всего лишь легендой.

И все же Орден был оплотом силы, на которую опиралась человеческая жизнь на Калибане, знали люди об этом или нет. В свои ряды он принимал лишь добровольцев; как показала моя юность, никто не мог попасть в Орден по праву наследования. Умение владеть оружием было обязательным, но те, кого приняли, начинали обучение заново, как если бы они вновь служили оруженосцами или сервами, пока не превосходили требования своих наставников. Не менее тщательно проверяли и характер претендента. Служба в Ордене основывалась на заслугах. Он был последним бастионом поглощенных Старой Ночью идеалов. От его рыцарей ожидали верности слову, готовности защищать честь Альдурука, отказа от всех титулов и наследства внешнего мира и посвящение жизни самосовершенствованию, доблести в битвах и защите нуждающихся.

Конечно, нельзя полностью отринуть суть человеческой природы: бывали в Ордене рыцари дерзкие и честолюбивые, надменные и тщеславные. И все же, несмотря на личные слабости, они ставили братство превыше всего и стремились преодолеть свои недостатки. В Ордене не существовало понятия совершенства. Была Спираль, которая может виться бесконечно, независимо от того, как далеко человек уже прошел по ней. Работать над собой, демонстрировать готовность учиться и служить было так же важно, как владеть мечом или стрелять из болт-пистолета.

Я рад сказать, что все восемь из нас прошли испытания. Мы привезли с собой свидетельства пэров и лордов, отметивших наши подвиги, а в учебных боях показали мастерское владение оружием. Лорд Сайфер тщательно, как и всегда, проверил наш дух и заключил, что лучшие рыцари Сторрока подходят для Ордена.

Покидая Сторрок, мы отказались от всех клятв и освободились от служения прежним лордам в знак подготовки к вступлению. Если бы мы потерпели неудачу, то были бы слишком пристыжены, чтобы вернуться, и стали бы вольными скитальцами. Но сейчас мы присягнули на верность Альдуруку и его народу и на обнаженном клинке пролили кровь за братьев и сестер этого места; преклонив колени перед Верховным Магистром, мы подчинились его власти.

Я воссоединился с родными матерью и отцом, теперь уже на равных, а не как ребенок с родителями, ибо вполне вероятно, что однажды я стану их командиром. Орден был семьей иного рода, и любовь в ней превосходила прочностью узы крови.

Вскоре я вновь получил звание сержанта, ибо не забыл уроков своей юности. По существу, я служил заместителем командира патруля, к которому был приписан. Все леса вокруг горы были разделены на районы, к каждому из которых был приставлен эскадрон из десяти рыцарей. Не особенно большая сила, чтобы передвигаться по своему желанию или представлять угрозу для местных лордов, но достаточная, чтобы справиться со всем, кроме самых свирепых Великих Зверей. И даже если угроза подобного возникнет, Орден не замедлит отправить подкрепление или прийти на помощь подданным тех земель, которым обещал защиту. Нас посылали в земли, далекие от тех, где мы возмужали. В моем случае нас назначили в эскадрон, который патрулировал владения севернее Альдурука, вдали от Дордредской Пустоши.

Следующая зима была суровой, со свирепыми снежными бурями, более продолжительными, чем многие из тех, что видел покрытый шрамами старший сержант, и, конечно, худшей в моей молодости. В течение нескольких дней патрули не могли покинуть Альдурук или вынуждены были искать убежища в домах местных правителей. После нескольких недель непрекращающегося снегопада некоторые перевалы и долины оказались полностью закрытыми для нас, и Великий Магистр, в то время почтенный командующий Томсас Каррад, опасался за поселения, лежащие за ними. Он собрал экспедиции для уборки снега, чтобы открыть проход к наиболее пострадавшим районам, посылал сотни рабочих групп с топорами и лопатами, дабы расчистить путь там, где это можно было сделать.

Ко всеобщему сожалению, снега не мешали Великим Зверям так, как нашим рыцарям, и этот короткий ледниковый период согнал с высоких вершин и северных глетчеров множество неизвестных и опасных существ. Великие Звери были не единственной угрозой, поскольку и обычным хищникам, вроде горных волков и лесных львов, не хватало добычи, и они, гонимые голодом, заходили все дальше и дальше в глубь владений лордов.

Расчистка была опасным делом, и в первые дни, пока мы не приспособились и не набрались опыта, стихии и сама земля забрали несколько десятков наших людей. Некоторых поглотили ледяные расщелины, другие попали под лавины, по меньшей мере десять отбилось от товарищей и было съедено изголодавшимися животными. Расчистка шла медленно, пусть и верно, а снежные бури все еще не утихали. На четырнадцатый день после начала расчистки команда достигла дальнего конца каньона, известного как Расколотый Уступ.

Как можно догадаться по названию, какое-то древнее смещение скал или, возможно, технологии наших предков раскололи гору почти надвое, так что по обе стороны долины вздымались каменные гребни. Сотни лет весенних дождей и стока талых вод размягчили дно долины. В тех местах солнце светило лишь до полудня — естественно, когда оно выглядывало, чего не случалось почти всю зиму. Так сложилось, что Расколотый Уступ располагался в районе, выделенном под охрану моему эскадрону. И мы выехали из Альдурука, чтобы защитить рабочих.

Леса было не узнать: ветви отяжелели от белизны, многие деревья сломались под тяжестью снежной ноши. Под кронами деревьев идти было легче: рыцарю снег был по колено, а у наших скакунов и вовсе не возникало затруднений.

Позволь мне теперь рассказать немного подробнее о наших лошадях, потому что обычно никто не понимает, какими великолепными существами они были, и я сожалею, что тайна их разведения была забыта после прихода Империума. Мой биологический отец рассказывал мне, что, как он узнал из рассказов предыдущих поколений, в Темные Века, еще до того, как подобные «ресурсы» были утрачены в Старую Ночь, калибанские скакуны были выведены из пород лошадей с наилучшими генами. Крупные и быстроногие, эти животные также были очень умны, и, если верить легендам, прародителям скакунов, на которых мы ехали сейчас, когда-то имплантировались синтезаторы речи. К сожалению, технология эта давно утеряна, но и тогда наши боевые кони умели сопереживать своим всадникам, и я счастлив поклясться, что они понимали все, что мы им говорили, пускай даже и были не в состоянии ответить.

Не только интеллект, но и другие качества у этих лошадей выходили далеко за пределы естественной эволюции. Например, выносливость и сила, достаточные, чтобы нести на себе рыцаря в полном боевом облачении в течение многих дней при нескольких часах сна каждую ночь. Под боевым облачением я подразумеваю силовой доспех на батареях, а не простые металлические пластины. Самые крупные из них могли согнуть сталь ударом копыта или с легкостью сломать кость. Они были верны, связывая себя с всадником на всю жизнь, и народные истории изобиловали рассказами о лошадях, которые сражались до смерти, защищая тело павшего рыцаря, и о скакунах, не возвращавшихся в свои дома. А если всадник пропадал в пути, конь уходил за ним.

За всю свою жизнь у меня было три лошади, каждая из которых была мне дорога, как член семьи. Даже дороже, ибо, как я уже говорил, семейные узы считались менее крепкими, чем узы совместной службы. Первую, Аккадис, что означает «Черный Огонь», отдали мне перед отъездом в Сторрок, и она же вернулась со мной в Альдурук. Именно она несла меня в ту первую зиму. Храбрая и любознательная душа, она хорошо знала, что ее всадник высокого ранга и особого предназначения, и потому иногда высокомерно относилась к сородичам.

Еще одной замечательной чертой наших коней была способность выслеживать добычу. Нам не нужны были стаи охотничьих собак, чтобы почуять запах Зверя. Наши скакуны могли идти по многодневному следу не хуже любой ищейки.

Поэтому, когда мы были в четырех днях пути от Альдурука, защищая последний сектор расчищаемой дороги, Аккадис навострила уши и многозначительно заржала. Было решено разделить эскадрон, и старший сержант Габрио повел пятерых рыцарей на запад от заданного маршрута, в то время как мы прикрывали подходы к востоку. Мы не видели неба целый день, спустившись в низины и леса, как только наступил рассвет. Снег был густым, он все еще падал с ветвей, так что было темно, как ночью, если не считать мерцания наших огней и их отражений от льда и снега.

— Патруль, стой! — крикнул я всадникам; рука подсознательно потянулась к болт-пистолету в кобуре на седле.

Рыцари среагировали без лишних слов, натянув поводья коней. Тишина принесла отдаленные крики рабочих почти в двух километрах позади нас, но затем мы услышали скрип качающихся на ветру стволов и странный стук, будто ветви трещали под слишком тяжелым для них весом.

Остальные скакуны тоже учуяли запах, резко выдохнули и предупреждающе застучали передними копытами. Ветер дул с юго-востока, сзади и справа от нас.

— По направлению к землекопам, — воскликнул Парикан. Развернувшись в седле, он оглядел тропу, которую мы проложили в снегу.

— Что-то обходит нас? — предположила Ларель, вытаскивая пистолет.

— Или спускается по восточному склону, — ответил я.

Аккадис заартачилась, почувствовав нашу тревогу и беспокойство. Я чувствовал, как она натягивает поводья, пытаясь направить нас на запах.

— Боевая готовность, — приказал я остальным, доставая пистолет. — Корборик, веди нас. Мы пойдем обратно, к востоку от группы рабочих, и встанем между ними и тем, что к ним движется.

Мы построились за рыцарем, которому я дал команду возглавить строй, двигаясь колонной по одному по выбранному маршруту. Это был старый участок леса, где деревья в обхвате могли сравниться с башнями замка. Когда я был верхом на Аккадис, плюмаж моего шлема не касался нижних ветвей, и даже если бы я встал на ее спине, то и тогда не достал бы до нижних сучьев.

Наш отряд ехал прямо, насколько мог между широкими стволами деревьев. Склон вздымался слева от нас, становясь все круче с каждым километром. Сугробы становились все гуще и выше. Корни же, напротив, извивались, как мифические змеи. Даже коням становилось труднее пробираться на некоторых участках.

С наступлением утра их волнение лишь усилилось. У нас не было хронометра — единственные в эскадроне часы имелись у сержанта Габрио, — но по смутному представлению о положении солнца я решил, что время близится к полудню. И тут впереди раздался ужасный птичий гам и чудовищный рев.

Трудно определить расстояние в густом лесу, но хлопанье крыльев по листьям не могло быть дальше, чем в трех или четырех болтфоллах впереди — болтфоллом называлась мера длины, расстояние, которое болт мог лететь по прямой линии, прежде чем начать падать. Так что в общей сложности метров пятьсот-восемьсот. Когда шум улегся, еще не видимая за пологом леса стая птиц полетела почти прямо на север, а наша добыча оказалась южнее нас. Мы осторожно двинулись дальше. То тут, то там старые деревья на склоне терпели неудачу в борьбе с ослепляющим снегом и падали, оставляя прорехи для сумерек. Мы спешно погасили фонари: они скорее выдавали наше местоположение, чем помогали отыскать существо, за которым мы охотились. Обзор у нас был не более чем на половину болтфолла, так что мы полагались больше на слух, чем на зрение, хотя деревья стали тоньше и реже.

Именно в этот момент фырканье наших лошадей предупредило нас о темных пятнах на снегу, и через несколько метров мы наткнулись на большие борозды, где что-то прошло, оставив за собой блестящие капли. Кровь. В темноте было трудно определить направление его пути, но кони продолжали двигаться на юг, и мы позволили им вести нас вперед по следу.

Вскоре мы заметили что-то вдалеке — неподвижный сгусток тьмы под тенью.

Я дал знак рассредоточиться, оставив Эгалада чуть позади наблюдать за тылом. Затем мы вытащили цепные мечи, запитанные от небольших генераторных ранцев в седельных сумках.

Подобравшись поближе, мы отчетливее разглядели существо, что сгорбилось под упавшим стволом. В месте, где рухнуло дерево, в лесном пологе образовалась брешь, и вниз падал неясный бледный свет.

Это был огромный зверь, покрытый белым и темно-серым мехом длиной с конскую гриву. Хотя он не двигался, мы приблизились с предельной осторожностью на случай, если зверь просто прикинулся мертвым. Голову зверя не было видно. Из его плеч и холки торчали шипы, похожие на лезвия мечей. Он был в три-четыре раза больше любого из наших коней, а его откинутая в сторону лапа была размером с мое тело и заканчивалась семью когтями, способными одним ударом пробить доспех и вырвать внутренности рыцаря. Вздох Ларель, приблизившейся к зверю чуть впереди и справа от меня, заставил нас всех вздрогнуть. Причина подобной реакции стала ясна, когда мы обогнули зверя и оказались не далее, чем в двадцати шагах от него.

Бледный мех вокруг шеи и груди был покрыт блестящими красными пятнами. Плоть разорвана в клочья, кожа болталась лоскутами, а одна сторона морды чудовища ввалилась, будто по ней ударили чем-то, по силе удара сопоставимым с кузнечным молотом.

— Сержант! — возглас Парикана был скорее шипением, чем шепотом, когда он с широко раскрытыми глазами указал на землю рядом со своим конем.

Еще одна борозда в снегу уходила от дымящегося трупа на запад. Эту линию сопровождали темно-красные брызги. Кровь зверя. Трудно было сказать, что оставило следы, но оно было меньше мертвого существа. Через дюжину метров следы внезапно оборвались.

— Куда они ведут? — спросила Ларель, но осмотр окрестностей не ничего и никого выявил. Я вернулся к тому месту, где следы обрывались, и посмотрел вверх. На ветвях над моей головой снега не было.

— Оно залезло наверх, — сказал я рыцарям, указывая мечом. — Видимо, его встревожило наше приближение.

— Должно быть, и впрямь злющая обезьяна, — вставила Ларель, и ее шутка разрядила нарастающее напряжение, рассмешив меня и Парикана.

— Все обезьяны откочевали на юг, — разрушил наш оптимизм Корборик, без тени улыбки оглядываясь на изуродованное тело зверя. — Кошка? Может быть, лев?

Прежде чем мы успели продолжить рассуждения, тишину нарушил лай болт-пистолета. Шесть выстрелов. Они донеслись со стороны Эгалада, в трех десятках метров позади. Когда мы повернулись к Эгаладу, его конь заржал и свирепо забил копытом; всадник, чьи руки были заняты мечом и пистолетом, с трудом его сдерживал.

— Я что-то видел! — крикнул нам рыцарь, но из-за того, что конь встал на дыбы, не смог показать, где именно.

Аккадис среагировала раньше меня и повела за собой сородичей. Она пустилась в галоп, сначала побежав к взбесившемуся собрату, но затем снова свернула на юг, раздувая ноздри. Я натянул поводья, немного затормозив ее, но позволив указать путь. Мы снова погрузились в темноту леса, и я зажег седельные фонари. Всмотревшись вперед, я увидел, как что-то быстро движется за пределами лучей света, пробегая между деревьями в болтфолле от нас или дальше.

— Лови его, пока оно снова не скрылось за деревьями! — крикнул Корборик, и его лошадь пронеслась слева от нас. Остальные двинулись чуть правее на двадцать метров. Я оглянулся и увидел, что Эгалад присоединился к погоне. Эскадрон с грохотом пронесся между деревьями, наткнувшись на затертые следы в сугробах. Проходя мимо дерева, я заметил ярко-красное пятно на его стволе. На мой взгляд, оно странно напоминало отпечаток ладони, и я снова подумал о плотоядной горилле, вынужденной охотиться на крупную добычу в суровую зиму. Воспоминание о громадном звере с разорванным горлом заставило меня содрогнуться.

— Оно ранено, — крикнул я и одновременно подал знак Корборику и Ларель отойти в сторону, чтобы мы окружили существо, как сделали это на поляне.

Погоня продолжалась примерно с километр, и я удивился скорости нашей добычи. Но, нагнувшись в седле, увидел, что оно слабеет: его шаги все меньше, значит, ему тяжело идти.

— Оно у нас! — объявила Ларель, находившаяся метрах в десяти впереди.

Дерево, широкое, будто круглый дом, выделялось среди леса, его огромная крона затмевала все вокруг. Так что на ближайшие сто метров ничто не нарушало белизну снега, и он сыпался с деревьев, когда ветви качались над нашими головами. Два ведущих рыцаря сошлись слева и справа к основанию ствола, где я заметил что-то бледное на фоне коры. Первым, что я увидел, была грива длинных желтых волос, и я снова подумал о льве, хотя существо казалось более прямоходящим, чем любая кошка. Я увидел когти, длинные и окровавленные.

Остальные приближались с пистолетами наготове, их цепные мечи рычали. И существо зарычало в ответ.

При этом волосы упали с лица, и оно оказались человеческим. Глаза цвета лесов Калибана смотрели на меня с покрытого грязью лица, настороженные и полные разума.

— Стой! — отдал я команду резче и быстрее, чем любой приказ до того.

Я едва мог поверить своим глазам, и спешился, чтобы лучше его разглядеть. Насколько я мог судить, человек был немного выше меня, но, кроме выдающейся светлой гривы, на его теле больше не было волос. Как у подростка. Я мог это утверждать, ибо видел его тело полностью обнаженным. Оно было таким же грязным, как и его лицо, брызги свежей крови покрывали его грудь и руки от ладоней и до локтей.

С трудом сглотнув, я вспомнил, что этот человек — если он действительно был человеком — убил Великого Зверя, тушу которого мы нашли. Это казалось невозможным.

— Это нефилла! — предупреждающе закричал Корборик.

— Нефилла не истекают кровью, — ответил я, увидев, что плечо юноши превратилось в кровавое месиво, а плоть обнажилась до ярко-белой кости. — Твой панический выстрел попал в цель, сар Эгалад.

— Я не паниковал! Человеку бы оторвало руку болтом, — пристыженно ответил рыцарь, не сводя глаз со светловолосого призрака, прислонившегося спиной к стволу дерева. — Это не человек!

Зеленые глаза скользнули с меня на остальных и сузились, переходя от одного рыцаря к другому. Я видел расчет в этом взгляде, который очень хорошо узнал в последующие годы. Он взвешивал и просчитывал, что должно произойти.

— Ты же видел, что он сделал со зверем, — сказала Ларель. — Отойди подальше и нашпигуй его болтами!

— Ты ведь не собираешься нападать, Лев? — громко сказал я. Не знаю, почему я дал ему это имя; скорее в шутку, чтобы успокоить нервы. Обнаружить человека, когда ищешь зверя, очень тревожно, и, как вы можете себе представить, я понятия не имел, что это за человек и чего от него ждать.

Я положил пистолет и цепной меч на землю и сделал шаг вперед. Юноша напрягся, но я не знал, станет ли он нападать или бежать. Когда он шевельнул рукой, на его лице вспыхнула боль. Я пристально посмотрел ему в глаза и медленно двинулся навстречу, вытянув руки ладонями вниз. Я чувствовал, что мои товарищи целятся в мальчика, но верил, что они не выстрелят без моей команды. Я надеялся, что юноша не шевельнется. В нынешнем состоянии рыцари наверняка восприняли бы это как нападение на меня и открыли огонь. В тот момент у Калибана и Империума появился новый вариант возможного будущего.

Как бы то ни было, я подошел на расстояние вытянутой руки, наклонился вперед и откинул его волосы в сторону, чтобы другие увидели то же, что видел я.

— Смотрите, — сказал я им. — Это человек, а не зверь.

Вот так я и нашел одного из примархов Императора.

Как и множество раз до этого, Мордеран пристально посмотрел на него, будто пытаясь узнать ответ на свои вопросы, просто разглядывая пленника. Лютер хорошо знал, как использовать многозначительную паузу и в обычном разговоре, и при допросе, оставляя собеседнику тягостный разрыв. Он не был уверен, рассчитывал ли Мордеран, что он добровольно предоставит больше информации, или Темному Ангелу просто нужно было время подумать. Так или иначе, Лютер помалкивал, пока Мордеран не заговорил снова.

— Ты сравниваешь Сайфера со Львом, — спокойно сказал он.

— Я сравниваю эти встречи друг с другом, — поправил его Лютер. — Во время нашей встречи я ничего не знал ни о Льве, ни о том, кем он станет.

— И ты считаешь, что мы должны поступить так же с лордом Сайфером? Обращаться с ним, как с союзником?

— Как с человеком. Я ничего не знаю ни о его намерениях, ни о его преданности. И ты тоже не узнаешь, если убьешь его на месте.

Глаза Мордерана расширились сначала от изумления, а затем от снизошедшего откровения. Он вновь посмотрел на Лютера и встал с нетерпением.

— Сайфер был одним из самых влиятельных членов вашей клики. Конечно, твои воины были ему верны. Если и есть кто-то, кто может ими командовать, то это он!

— Или Астелян, или Гриффейн, или Мейгон…

Но Мордеран, казалось, уже не слушал Лютера. Он расхаживал взад-вперед, разговаривая сам с собой.

— Он может оказаться ключом к разгадке всего заговора. Если мы поймаем его, то он приведет нас ко многим другим, возможно, сотням или тысячам!

Верховный Великий Магистр направился к двери, совершенно позабыв об узнике, оставшемся в камере. Лютер встал, чувствуя, что смысл его рассказа был упущен.

— Я мог ошибиться! — крикнул он. — Многие считают, что я должен б…