Лютер: Первый из падших

ИСТОРИЯ ОБ ОХОТЕ

Татразиил больше не появлялся, но один за другим приходили другие. Аматиил, Дуремис, Хазраил, Лирис, Аназиил… Лютер был как можно внимательнее к каждому из Верховных Великих Магистров, изучая их манеры, антипатии и склонности. Он старался вовлекать их в разговор, учиться у них так же, как они учились у него. Это давалось Лютеру не без труда, потому что его разум даже в стазисе не переставал бредить, пусть и несколько заторможенно. Видения возникали от случая к случаю, но Лютер научился распознавать признаки их неминуемого прихода. Высвобождение из стазиса нередко вызывало краткие галлюцинации, из-за этого Лютер часто впадал в прострацию, как ни пытался он оставаться во время допросов в сознании и удержать ясность ума.

И каждый раз тюремщики допытывались насчет его последователей. Тех, кого они называли Падшими. Он старался помочь, как мог, предоставляя разрозненные сведения о них из неконтролируемого потока образов будущего. Некоторых Падших он помнил по именам со времен Калибана, но весьма смутно представлял, где они теперь, а тем более — каковы их нынешние планы.

Десятилетие за десятилетием, век за веком жизнь Лютера продолжалась короткими вспышками; он старался узнавать от своих мучителей о происходящем в Галактике за пределами его камеры. Со временем все слилось в бесконечную историю упадка, краткого возрождения, кризиса и новых войн. Лютер задавался вопросом, не кажется ли ему это из-за того, что к нему обращаются лишь в случае необходимости, но одно он знал точно — какими бы ни были планы Императора относительно будущего Империума, они определенно пошли наперекосяк тысячи лет назад.

То, как космодесантники говорили об Императоре, сбивало с толку еще больше. Они почитали Его как всемогущее существо, но в то же время говорили о какой-то Его жертве, будто Он уже умер. С каждым поколением Темных Ангелов становилось ясно, что хватка слепой традиции крепнет, а разум и просвещение Имперской Истины больше не существуют даже в отдаленных воспоминаниях; в лучшем случае они изредка проявлялись, правда, в очень искаженном виде, в мышлении Верховных Великих Магистров.

Лютеру иногда удавалось предупредить их о надвигающейся угрозе, но в большинстве случаев Темным Ангелам трудно было что-то предпринять, опираясь на мимолетные проблески в сознании полубезумного старика: то демагог, который вот-вот разожжет пламя войны, то надвигающийся откуда-то флот ксеносов. Магистры ни разу не поблагодарили, хотя Лютер изо всех сил старался ответить на их вопросы. Во время допросов они всегда исходили из ложного представления, будто Падшие до сих пор действуют по какому-то великому плану, разработанному Лютером в последние дни существования Ордена. Как ни пытался он разубедить своих мучителей, его всякий раз обвиняли в обмане.

Серая полоса образов, расспросов и боли прервалась с Аназиилом… или, скорее, с Ориасом, потому как это был первый раз, когда Темный Ангел пришел к нему с кем-то, кроме Смотрящих-во-Тьме. Лютер так поразился, что ему показалось, будто его разум окончательно помутился и застрял между настоящим и каким-то вариантом будущего.

— Прошу прощения, магистр Аназиил, но, похоже, сегодня я сам не свой, — опередил Аназиила Лютер, когда тошнота из-за отключения стазиса немного прошла. Он потер глаза и прищурился, вглядываясь в силуэт второго космодесантника. — Кажется, у меня опять временное смещение.

— Это Великий Магистр Ориас, — объяснил Аназиил. — Мой лучший капитан, а в скором будущем — и Магистр Ордена.

— Я… — Лютер не знал, что и думать. — Надо же, меня еще никогда не представляли преемнику. Насколько я помню, с поста Верховного Великого Магистра нельзя уйти просто так. От него, позвольте напомнить, освобождает только смерть.

— Не Верховного Великого Магистра, — спокойно произнес Ориас, подходя ближе. Он выглядел старше Аназиила; седая борода была коротко подстрижена, а волосы — зачесаны назад и убраны лентой. — Просто Великого Магистра. Мне предстоит возглавить новый Орден — Апостолов Калибана. Аназиил считает, что для решения определенных задач мне следует знать о вашем существовании, хоть я и буду первым и последним в своем Ордене, кто о нем узнает.

— Похоже, я должен быть польщен, — рассмеялся Лютер. — Вот уж не подозревал, что я такая важная персона!

— Ты — наша самая мрачная тайна, Лютер, — веско сказал Аназиил. — Только благодаря дневникам Верховных Великих Магистров и указаниям Смотрящих о тебе хоть кто-то знает. И только один мог хранить это знание.

— До этого момента, как я понимаю, — спросил Лютер. — Что же изменилось?

— Ничего, в том-то и дело, — ответил Аназиил. — Мы преследуем Падших. Одних мы ловим, другие ускользают. Некоторые раскаиваются, но многие — нет. Мы раскрываем их планы и извлекаем секреты, однако до сих пор так и не выяснили, что они замышляют.

— Со дня гибели Калибана прошло семь тысяч лет, — печально произнес Ориас. — А Падших все больше и больше.

— В Ордене Калибана состояло более тридцати тысяч космодесантников, — сказал Лютер. — И судя по тому, что я слышал, они рассеялись не только в пространстве, но и во времени, как и мои мысли. Последние из Падших могут вернуться только через семь тысяч лет.

— Вот почему нам жизненно необходима новая, более четкая стратегия, — сказал Аназиил. — Мы не можем просто откликаться на вызовы, нам нужно самим искать врага.

— А, так это твоя задача? — Лютер посмотрел на Ориаса. — Охотничьи псы? И вы собираетесь создать орден ради этого?

— Нет, выслеживанием Падших будут заниматься все Темные Ангелы и все наши наследники, — ответил Аназиил. — Это священная миссия, выходящая за рамки одного ордена. Апостолы Калибана сыграют особую роль в дополнение к своим обязанностям перед Империумом.

— Мы собираемся выследить и захватить Сайфера, — заявил Ориас — на взгляд Лютера, с большей уверенностью, чем следовало бы. — Твои слова больше не останутся без внимания, Лютер. Мы больше не считаем тебя архитектором планов Падших.

— По-вашему, это лорд Сайфер? — с усмешкой спросил Лютер.

— В какой-то степени. Насколько это вообще возможно. Сайфер знает больше, чем любой Падший, — начал Ориас. — Он их разыскивает. Он пересекался с сотнями, тысячами Падших. Иногда он был один, иногда — с союзниками, кого-то вербовал, кому-то помогал советами…

— Допросить Сайфера было бы гораздо полезнее, чем тебя, — сказал Аназиил.

— Так вы собираетесь полностью посвятить себя охоте? — Лютер со вздохом посмотрел на Ориаса. — Я расскажу, чего вам это может стоить.

Небольшие поселения людей были разбросаны по всему Калибану. Они пользовались лишь примитивными средствами связи, но кое-что все же объединяло всех жителей моего родного мира: охота. Она поколениями питала культуру Калибана, влияла на диалекты и изменяла размеры владений лордов. Способность выслеживать и убивать Великих Зверей за пределами Ордена была прерогативой исключительно аристократов, и от нее-то и происходили их власть и права. Одни лорды и леди были добродетельны, другие — нет, но любой правитель, не занимавшийся подготовкой своих рыцарей, мог дорого поплатиться, когда Великий Зверь появлялся в его землях.

Помимо дружин феодала, весть о Великом Звере привлекала и будущих рыцарей, стремящихся завершить Поиск, а также отряды Скитальцев, надеявшихся подзаработать. Следопыты и проводники, охотники и прочие искатели приключений — каждый играл свою роль, однако традиция отказывала этим простолюдинам в праве убить Великого Зверя.

И только Орден не считался ни с родословной, ни с репутацией своих подчиненных. Человека незнатного происхождения также могли принять в Орден в ранге оруженосца после того, как он доказал, что достоин завоевать право посвящения в рыцари Ордена, или пережил опасное путешествие в сам Альдурук — подвиг, отбиравший самых смелых и умных простолюдинов.

Формально я был дворянином, сыном рыцарей, но и мать, и отец пришли сюда как простолюдины. Отец не распространялся о своем происхождении, и мать уважала его желания, а о себе рассказывала, что она дочь бондаря. Они выросли вместе где-то к юго-востоку от Альдурука, так далеко, что самый высокий пик тех мест скрывался за горизонтом.

Великий Зверь, почти такой же опасный, как Рог Разрухи, напал на их крепость. Их правительница, пренебрегая своими обязанностями, бросила тех, кого должна была защищать, и бежала со своими рыцарями. Большинство крестьян укрылись в казармах, хотя из оружия у них были только плужные лемеха и простые охотничьи ружья. Моя бабушка и еще несколько семей решили вместе с детьми отправиться искать защиты у другого лорда.

То, что им пришлось пережить, едва можно представить, но кое-кто все же прошел испытание лесом и выстроил новые дома в предгорьях. Мои мать и отец, тогда еще подростки, решили, что никогда больше не доверят свои жизни вероломным дворянам, а когда отряд сара Коралиса прошел через их поселение, они узнали о существовании Ордена. Они бежали из дома, преодолели горы и в конце концов пришли к вратам Альдурука.

Я рассказываю вам об этом потому, что важно знать начало пути их рыцарства, чтобы понять его конец. Они со всей ответственностью относились к клятвам защищать простых людей и отправлялись в каждую экспедицию из Альдурука, независимо от того, как далеко была их цель или как долго им приходилось блуждать по лесу. Больше нескольких месяцев родители провели в Ангеликасте, только когда мать была беременна, и столько же — после моего рождения. Но, отлучив от груди матери, меня отдали в распоряжение Ордена для дальнейшего воспитания, и мои родители отправлялись на охоту с тем же рвением, с каким спешили домой, чтобы растить меня. Как говорит старая пословица, «узы пролитой крови прочнее, чем той, что течет по венам».

Вполне вероятно, мои чувства к приемным родителям были даже глубже, чем к родной семье, поскольку в том возрасте, когда устанавливаются семейные узы, я проводил больше времени с ними.

Тем не менее, когда я вернулся в Альдурук и был принят в рыцари Ордена, я первым делом отыскал родителей, чтобы рассказать о своих достижениях. Они так гордились мной… С такой же гордостью я отправлялся вместе с ними в походы, когда Великий Магистр собирал отряды для экспедиций.

Не стоит путать эти отряды с обычными патрулями Ордена. Патрули были рутиной, они охватывали земли вокруг Альдурука, и их хватало, чтобы обеспечить безопасность Ордена и соседних поселений. В экспедиции же уходили на долгие дни: Орден оберегал весь Калибан, до самых дальних берегов, и, если требовалось, его рыцари пересекали моря. Некоторые экспедиции длились годами, хотя та, к которой меня как-то приписали, оказалась не столь грандиозной — километров на шестьсот к юго-западу, в районе, известном просто как Ущелья.

Великий Магистр Дедрик ушел из жизни, когда я был еще совсем мальчишкой. У меня остались лишь смутные воспоминания о великолепных церемониях его погребения в подземельях Тандора. Сарл Эннериэль была убита Шипастым Железнобоком в те времена, когда я еще жил в Сторроке. И потому теперь я служил магистру Оцедону. В ночь перед нашей отправкой он позвал меня в свои покои.

Оцедон не отличался высоким ростом. Возможно, он был одним из самых низкорослых рыцарей, которых я знал, зато у Оцедона, будто возмещая этот недостаток, были чрезвычайно широкие плечи и бочкообразная грудь. Оцедон, как и его предшественники, был скорее человеком войны и стратегии, чем управленцем. Поговаривали, что в юности он шокировал свою знатную семью тем, что любил заниматься трудом простолюдинов — работал в поле, таскал бочки, раздувал кузнечные меха, — чтобы стать сильнее и крепче, чем люди ростом выше него. Он носил бакенбарды, доходившие до уголков рта, однако волос на его голове осталось мало. Зато брови были настолько густы и заметны, что мы, молодые рыцари, шутили, что их можно увидеть сквозь закрытое забрало шлема. Оцедон был чрезвычайно яростен в бою и наводил ужас на тренировочной площадке, но наедине беседовал очень мягко.

— Вы воины и послы, — произнес Великий Магистр Оцедон накануне нашего отъезда. — Цепным мечом и болт-пистолетом вы настигнете лесных зверей, однако словом распространите волю Ордена.

— Какова воля Ордена, мой господин? — спросил я Оцедона. Живя в Альдуруке и проведя почти всю жизнь в его тени, я очень удивился, что Орден еще не известен во всем мире.

— Равенство и союз, — спокойно ответил Великий Магистр.

Мы сидели у электрического камина, одного из немногих в Альдуруке, и жужжание его синих прутьев сопровождалось звоном тарелок, пока спутница Оцедона сарл Фел с полудюжиной слуг готовила к нашему отъезду большой стол в соседнем зале.

Я не нашел слов для ответа, поэтому просто кивнул. Великий Магистр в ответ нахмурился.

— Ты понимаешь, что я имею в виду? — спросил он.

— Я понял ваши слова так, как понял, сар Оцедон, но не знаю, какой смысл вложили в них вы, — признался я.

Его хмурый взгляд сменился озадаченной улыбкой.

— Я до сих пор не пойму, умен ли ты, сар Лютер, или слишком умен, — усмехнулся Оцедон. На маленьком столике между нами стояли кубки с вином, он взял один и протянул мне. Он словно обращался к публике, хотя в зале не было никого, кроме нас. — Ты самый способный рыцарь, которого приняли в Орден за целую вечность. Твое природное умение обращаться с мечом не уступает дару вести переговоры, а также уму и тактическому гению. Ха, я даже не боюсь говорить тебе об этом, потому что знаю: высокомерия в тебе тоже нет.

Затем он наклонился вперед, заговорщически понизив голос.

— Не Великому Магистру назначать преемника, Лютер, но если я протяну еще несколько лет, пока ты не достигнешь полной зрелости… Признаюсь, я не вижу никого, кроме тебя, кому бы я мог доверить это место.

Это были лучшие слова одобрения и поддержки, которые мне когда-либо довелось слышать. И я много лет спустя доказал-таки его правоту, хотя мое пребывание на посту Великого Магистра было недолгим…до того, как на новую должность Верховного Великого Магистра мы возвели Льва. Но в то время Лев еще жил диким зверем в лесу, и наши пути пересеклись лишь через два года, и у меня не было другого образца для подражания, кроме Великого Магистра Ордена, человека, сделавшего мне такой комплимент.

— Для меня большая честь, что вы так высоко меня цените, сар Оцедон, — сказал я, поднимая бокал с вином. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить доверие и уважение и других мастеров, и, будь на то их воля, ваше желание обратится в реальность. Но вы не объяснили, что подразумевается под равенством и союзом в послании Ордена.

— По всему Калибану аристократы удерживают власть с помощью военной силы. Без их защиты простой народ уязвим. Рыцари ограничивают и доступ к лучшему оружию и доспехам, и обучение воинскому делу, чтобы укреплять свое господство. Такое положение дел не устраивает Орден: мы считаем, что каждый калибанец имеет право и должен быть готов сразиться с Великими Зверями. Мы принимаем всех мужчин, женщин и детей, которые смогут доказать, что способны и готовы следовать нашим идеалам.

— Это, должно быть, заставит некоторых дворян хорошенько понервничать, — заметил я, и Великий Магистр согласно кивнул.

— Действительно, — с усмешкой продолжил он. — Но Орден не настолько велик, а рекрутов из простого народа не настолько много, чтобы мы действительно представляли угрозу для их власти.

— Но саму мысль, что простолюдины могут стать рыцарями, они ни за что не поддержат, — настаивал я.

— Вот тут-то и вступает в дело двойной принцип союза, — объяснил Оцедон, подняв руку и подчеркнуто сведя два пальца. — Орден и знать поселений сражаются бок о бок по всему Калибану. Мы заходим в их земли лишь с их позволения. Мы платим за еду и уход за конями. И только если кто-то из их крестьян выражает недовольство своим положением, мы даем им шанс. Вместо того, чтобы разжечь мятеж в родном поселении, они могут присоединиться к нам или сами отправиться в Альдурук навстречу новой жизни. По правде говоря, своей жизнью недовольны лишь немногие. Крестьяне относятся к Ордену с не меньшим подозрением, чем их хозяева. Кое-кто даже распускает слухи, будто мы похищаем крестьянских сыновей и дочерей и насильно заставляем их воевать! Лесорубы, углежоги, фермеры, бондари — все простолюдины хотят, чтобы их дети стали наследниками семейного дела или, по крайней мере, были живы и здоровы и не уходили на Поиск или умирали на стенах замка.

Я даже не задумывался о таком. Сам я собирался стать рыцарем с тех самых пор, как вырос достаточно, чтобы понимать, что происходит вокруг. Мысль, что люди могут искать славы в чем-то, кроме военного дела, стала для меня откровением.

— Мы должны стремиться к равенству не только людей, но и культур, — продолжал Оцедон, опустив руку на колено. — Орден не пытается заменить собой рыцарство Калибана, он лишь развивает его. Вот почему мы должны быть смиренными в этом деле. Не нам судить мир и указывать остальным, как они должны жить. Если кто-то захочет перенять систему Ордена, то только по личному вдохновению, но никак не из-за нашего давления. В тот момент, когда дворяне заподозрят, что Орден желает власти, наше дело проиграно.

Я размышлял над этими словами до тех пор, пока не объявили начало пира, а затем меня охватило веселье. Я пировал вместе с девятью другими рыцарями, которые должны были отправиться в путь вместе со мной. Помимо родителей, в экспедицию входили еще трое самых близких мне людей. Фиона… я был влюблен в нее еще с юности. Теперь мы повзрослели, и хотя провели целые годы порознь, наша встреча была радостной, а отношения только начинались. Чуть дальше сидела Мейгон, приехавшая вместе со мной из Сторрока. И последним из этого внутреннего круга моих товарищей был сар Самаил. Он был немного старше, его принимали в Орден без меня, но мы быстро подружились во время первого совместного патрулирования.

На следующий день мы отправились в Ущелья, и некоторые из нас больше никогда не увидят Альдурук…

Я бы мог поведать множество интересных историй о нашем походе, но его завершение — вот о чем я должен успеть рассказать, пока еще могу отличить настоящие воспоминания от ложных видений.

Мы не первые, кто проходил этим путем, и предыдущие патрули возвращались с известиями, что хозяин тех земель правит из Неортуха в Пикгейте. С последней встречи с ним прошли годы, и мы не знали, чего ожидать, когда добрались до этих мест. Ущелья представляли собой изломанный ландшафт: в результате сочетания геологических явлений поверхность вздыбилась рядом высоких гор. В прошлом тектонический сдвиг разрушил их настолько, что горные долины опустились ниже уровня моря планеты. Нестабильность недр никуда не девалась: раз в несколько лет случались землетрясения, на соседние земли сходили оползни, даже сторожевые башни, бывало, обрушивались.

Несмотря на сложный ландшафт, или, точнее, благодаря ему, Ущелья процветали, так как целые пласты руд драгоценных металлов оказались открыты для разведки и разработки. Землетрясения уже не пугали ни растения, ни животных Калибана, а крутые склоны были не опаснее, чем любой другой участок леса. Рыцарей Пикгейта можно было узнать издалека из-за их манеры сражаться пешим строем, а не передвигаться верхом — вполне разумная тактика, учитывая местность, на которой они держали власть. Это означало, что они также хорошо умели добывать пищу и владели другими навыками, нужными в дикой природе; их патрули могли полностью покрывать длинные, коварные пути вверх и вниз.

Мы добрались до маленького замка неподалеку от холма, на котором стоял Пикгейт. Его смотритель сообщил, что нынешнего лорда зовут Альмантис, и он примет нас без колебаний. Он также показал одно из чудес Старой Ночи, доступное только их рыцарям — устройство связи, которое умело передавать сообщения по воздуху!

Вокс-передатчик! Помимо него, конечно, у них был приемник и ретранслятор. Это оборудование находилось в каждом из разбросанных по Ущельям замке Пикгейта, так что его рыцарям не приходилось полагаться на курьеров, отправленных через труднодоступные долины. Изучение таинственной воздушной связи стало бы великим благом для Ордена, и пока смотритель посылал весточку о нас лорду Алмантису, мы договорились между собой, что будем искать союза с Пикгейтом, если это вообще возможно.

Смотритель не солгал: в течение часа он получил разрешение от своего господина пропустить нас вперед. Это казалось просто чудом — запрашивать приказы и получать их так быстро.

Мы поприветствовали лорда радушно, но сдержанно. Встреча прошла спокойно, и мы нашли общий язык — подобно Альдуруку, Пикгейт был высечен из самой горы, и вместе с лордом Алмантисом мы провели некоторое время, сравнивая две крепости. Пещеры Ангеликасты были созданы самой природой, а палаты Пикгейта представляли собой результат колоссального труда смертных. Залы и камеры в нем когда-то были рудничными выработками с низкими потолками и постепенно сужались, ведя к рудным жилам. Электрическое освещение — причуда в Альдуруке — здесь было повсюду, и так я получил ответ на вопрос, откуда пикгейтские рыцари черпали энергию для своих вокс-передатчиков, или, как они их называли, «длинных голосов». Тайна этой энергетической сети была второй вещью, о которой мне хотелось разузнать побольше.

Нас чествовали и угощали в самом большом из залов, высеченном примерно в трех метрах от поверхности, с обычными окнами, через которые солнечный свет проникал в шахты. На грубо вырубленных стенах висели разноцветные знамена, а балки у потолка кое-где поддерживали колонны из укрепленного железом дерева. Это место выглядело скорее практичным, чем благородным и изысканным. Казалось, все подтверждало впечатление, вынесенное из опыта прошлых патрулей, что правители и рыцари Пикгейта были не очень знатного происхождения — простолюдины, несколько поколений назад принявшие мантию лордов.

Хоть я и не был старшим в отряде, из наших предыдущих встреч с чужаками стало ясно, что я налаживаю общение лучше, чем кто бы то ни было. Поэтому я и в этот раз взял на себя инициативу. Немного расспросив об истории Пикгейта и получив от лорда не слишком вразумительные ответы, я заговорил об Ордене и о нашей миссии — выискивать и убивать Зверей, а также защищать любого, кому потребуется помощь в диких лесах Калибана.

— А что насчет врагов… другого рода? — настороженно взглянув на нас, спросила седовласая придворная. — Двуногих?

Алмантис, казалось, был раздосадован этим вопросом, но когда я спросил, что имела в виду его советница, лорд ответил откровенно.

— Нападения преступников, как ни прискорбно, — сказал он, недобро взглянув на женщину. — Леса на западе кишат разбойниками, которые нападают на рудничные караваны. Их невозможно поймать — слишком хорошо знают местность, а их логова надежно защищены. Если мы начнем посылать с повозками больше стражи, то придется сократить патрули в других точках.

— Но вы ведь можете просто оставить их в лесу Великим Зверям? — предположил сар Самаил. — В дебрях, без всякой защиты — это всего лишь вопрос времени.

— Если бы все было так просто, эти мерзавцы давно бы передохли, — проворчала придворная.

— Это правда, — продолжил Алмантис. — Похоже, у них есть какое-то укрепленное логово или свои способы выжить в лесу.

— Возможно, мы могли бы облегчить бремя ваших патрулей, пока вы проведете кампанию против разбойников, — предложил я, но это было встречено хором неодобрения из-за стола.

— Мы не можем доверить нашу защиту чужеземцам! — высказался один возмущенный дворянин, выразив общее мнение.

Алмантис призвал всех к порядку, но это заняло некоторое время, так как в зале вспыхнуло несколько споров. Когда тишина воцарилась вновь, лорд Пикгейта потер подбородок и задумчиво посмотрел на нас.

— Как видите, ничего личного, — заверил он нас. — Вряд ли и Орден доверит чужеземцам свои границы.

— Мы прибегаем к чужой помощи при необходимости, — ответила моя мать. — Наша безопасность зависит от сотрудничества с соседями в такой же мере, как и от собственных сил.

— Но мы вас понимаем, — спешно добавил я, стараясь сохранить добрый тон беседы. Я посмотрел на своих спутников. — Быть может, мы рассредоточимся по отрядам в Ущельях? Один рыцарь в отряде не станет угрозой.

На это не согласились мои товарищи. Отец покачал головой, а остальные недовольно заворчали.

— Я не хочу, чтобы нас разбросали, как солому по полю, — настаивал отец. Его воля, как старшего из нас, имела большой вес, и как магистр он обладал авторитетом в Ангеликасте. — Мы пришли охотиться на Великих Зверей, и, если нам позволят, заключить союз.

Я не хотел, чтобы моя инициатива оборвалась на этом моменте, и снова обратился к Алмантису.

— Возможно, лорд Неортуха, вы могли бы поставить перед нами более четкую задачу, которая позволила бы вам уделить больше внимания разбойникам?

— Когда в следующий раз вы заметите Великого Зверя, мы могли бы избавиться от него, — предложила Мейгон. — Вы ведь доверите нам эту миссию?

— Лишив наших оруженосцев возможности заслужить рыцарское звание? — возразил тот самый дворянин, который выступил против того, чтобы мы патрулировали их территории.

— Даже если бы это не имело значения, вы плохо ориентируетесь в Ущельях, — взяла слово темноволосая женщина средних лет. Раньше я ее почти не замечал, но теперь, когда она привлекла к себе внимание, понял, что она заговорила впервые. От нее исходила уверенность, и дворяне молча слушали ее, не прерывая. — Ваши скакуны не приспособлены к здешней местности, в наших краях у вас меньше шансов выжить. Это прискорбно, но справедливо.

— Это моя дочь Эгривера, маркиза Пиков, — сказал нам лорд. — Она права. И вы также должны понимать: несмотря на трудности, мы в состоянии решить эту проблему своими силами. Наши рыцари, готовые ответить на «длинный голос», занимают крепости по всем моим владениям.

— Нет смысла нестись вперед сломя голову, как видно из примера других королевств, и практически невозможно охотиться на каждого зверя из Пикгейта, — пояснила далее Эгривера, хотя в ее глазах отразилось сожаление. — Наши пешие рыцари откликнулись бы гораздо быстрее, не окажись вы поблизости.

Упоминание о системе связи вновь вызвало желание заключить договор с Ущельями, и я решил высказаться:

— В таком случае, может, мы чем-то поможем против разбойников? — предложил я, хотя знал, что столкнусь с возражениями со стороны своих.

Мое предложение незамедлительно вызвало осуждение со стороны отца, если не высказанное, то читавшееся в его взгляде. Он обратился к лорду Пикгейта:

— Предназначение Ордена — преследовать Великих Зверей, и, похоже, мы мало что можем предложить людям Ущелья. Мы благодарим вас за гостеприимство и будем благодарны, если вы предложите остаться еще на одну ночь. После этого мы больше не будем занимать ваше внимание.

— Конечно, — объявил лорд Алмантис. — Добро пожаловать в стены Пикгейта на сколько пожелаете. В крепости много мест, где будут рады вашей компании. Может, вас будут донимать расспросами насчет новостей из большого мира, но лишь потому, что очень немногие люди пытаются добраться до Ущелий.

Мы распрощались с советом и направились из зала лорда в сопровождении местных рыцарей на постоялый двор, который те сочли для нас подходящим. Хозяин действительно был приветлив и любознателен, но мой отец посоветовал не беседовать в общей комнате, и вместо этого мы пили и ели в комнатах, где нас разместили. После трапезы я больше не мог держать язык за зубами.

— Эти устройства связи — чудо Старой Ночи, — заявил я, отодвигая пустую тарелку. — Если бы мы смогли раскрыть тайну их создания, только подумайте, насколько бы возросло наше влияние. Здесь есть и еще чудеса — для создания электричества, а может, и другие, которых мы и не видели.

— Мы здесь не для того, чтобы увеличивать свое влияние или собирать археотех, а для того, чтобы охотиться на Великих Зверей, — возразил сар Гавриил, угрюмый рыцарь, которого я невзлюбил с нашей первой встречи.

— На разбойников мы не охотимся, — сказал отец.

Признаюсь, не будь он моим отцом, я бы замолчал, однако фамильярность пересилила должное почтение к начальству. Как бы то ни было, в отчаянии я стукнул рукой по столу, опрокинув стакан.

— Нельзя же быть таким недальновидным! — рявкнул я; в тот миг гнев охватил меня, и я уже не мог остановиться. — Ты же слышал, что сказал их господин. Они могут быстро узнавать об угрозе любого Великого Зверя, где бы он ни появлялся. Представь, что власть в руках Ордена. Что, если наши союзники в соседних крепостях смогут подать сигнал о помощи в считанные мгновения, а не дни? Что, если наши мастера могли бы изучить эту технологию и сделать ее переносной? Наши патрули могли бы возить такое устройство с собой на повозке и на ходу докладывать о том, что обнаружат!

— Мы рыцари, а не ополчение, — сказал сар Гавриил. — Это кое-что значит для Ордена. Мы охотимся. Мы не стоим на страже.

— Не совсем так, — возразила мать. — Орден был основан для защиты других.

— Они не дадут нам эту технологию по доброй воле, — веско сказал отец. — Вы же видите — они недоверчивы. Зачем им уступать свое преимущество тем, кого они считают врагами?

— Мы вступим в союз, — настаивал я. — Если докажем наши добрые намерения, у нас есть шанс. Если мы уйдем, ничего и не случится. Что мы теряем?

Действительно, что? Это решение казалось мне легким, и я подумал, что старших рыцарей от него удерживает только гордость, хотя и не упрекнул никого вслух.

— Не вижу, чем мы можем помочь, — сказала Фиона. — Эгривера права. Мы не можем гоняться за нашей добычей туда-сюда по этим долинам. Даже если мы не заблудимся или, что еще хуже, не попадем в засаду, можно ли нам надеяться преуспеть там, где местные рыцари потерпели неудачу?

Верно подмечено. Что такого я мог предложить, чего бы не было у рыцарей Ущелий?

— Мне нечего сказать, — признался я и взглянул на отца, предлагая примирение. — Если я что-нибудь придумаю, ты позволишь мне предложить это лорду Пикгейта? Если мы поможем Алмантису, представь, какое благо это может принести.

Отец не обладал богатым воображением, но был человеком справедливым.

— Мы уедем завтра утром, если только у вас нет ничего особенного, что вы могли бы дать взамен Алмантису.

Я кивнул в знак благодарности и согласия, попрощался с остальными и удалился, но в свою комнату не пошел. Вместо этого я решил немного прогуляться в надежде, что мне в голову придет какая-нибудь полезная мысль. В дверях я чуть не столкнулся с женщиной, которую порядком ошеломило мое появление. Это была Эгривера.

— Сар Лютер! — воскликнула она более взволнованно, чем я ожидал.

— Сарл Эгривера, — сказал я в ответ, отступая назад, чтобы дать ей войти. Она не тронулась с места.

— Маркиза Эгривера, — напомнила она, и я поклонился в знак извинения. — Собственно говоря, я искала вас.

— В самом деле? Что ж, вы легко меня нашли.

— Я поговорила с отцом, и он разрешил мне подойти к вам, — тихо сообщила она. — Знаю, другие члены совета с подозрением относятся к Ордену, но я думаю, что в нашем союзе есть большая взаимная выгода.

Приятно было слышать, что кто-то из советников Алмантиса думает так же, как и я. Интересно, что подтолкнуло ее к мыслям об альянсе?

— Я только что закончил подобные переговоры с собственным отцом, — признался я с улыбкой. — Может, лучше продолжим беседу в более удобном месте, а не на пороге?

Мы удалились в отдельную комнату, послали за водой и вином и принялись обсуждать, чем я и моя компания можем быть полезны жителям Ущелий. Благодаря моей тактической проницательности и ее знанию местности мы наконец разработали план, который, возможно, имел смысл, хотя мы и закончили далеко за полночь. Я ушел к себе в покои, но заснуть так и не смог, взволнованный тем, что сулили нам переговоры.

На следующий день Эгривера вернулась, на этот раз со своим лордом и несколькими слугами. У меня не было времени рассказать моим спутникам о плане до прибытия лорда, и поэтому за завтраком они услышали его впервые.

— Наш замысел прост, — начала Эгривера. — Самое большое преимущество, которое вы можете дать, — это ваша скорость на открытой местности. Боевые кони могут опередить любого из воинов.

— Открытая земля — редкий товар в Ущельях, — сказал Алмантис. — И у нее есть недостаток: враги могут видеть нас на расстоянии, что даст им время ускользнуть в укромное место.

— Вот почему нужно скрываться от их глаз, — возразил я.

Я посмотрел на Эгриверу, и она кивнула, чтобы я продолжал.

— Внезапность необходима. Она приумножает эффект скорости.

— И мы должны действовать быстро, прежде чем о присутствии Ордена станет известно многим, — добавила маркиза.

— У меня есть еще одна мысль на этот счет, — сказал я. — Верно и другое. Надо полагать, что у разбойников в Пикгейте есть глаза и уши. Платные соглядатаи либо сочувствующие. Пока мы сидим здесь, новости о нашем прибытии разлетаются по всему Ущелью.

— Тогда врагам будут легко следить за вашими передвижениями, и наш план не сработает, — мрачно заключила Эгривера.

— Наоборот! — возразил я ей и остальным. — Наша маленькая компания устроит грандиозное представление, покинув Пикгейт и Ущелья. Разнесется слух, будто нам здесь не рады. Я уверен, что у вас есть способы, с помощью которых мы можем тайно вернуться.

— Это можно устроить, — сказал Алмантис.

— Ты ничего не сказал о нашей роли во всем этом, — недовольно сказал отец. — Что за план ты придумал?

Мы с Эгриверой посмотрели друг на друга, чтобы понять, кто из нас ответит. Я кивнул, чтобы она объяснила.

— Фургоны с рудой из рудников достаточно велики, и в каждом наверняка могут спрятаться ваши рыцари по двое, — сказала она, глядя на моих спутников. — Они приезжают в Пикгейт, чтобы разгрузиться, двигаясь по единственной дороге, которую мы контролируем, — высокой дамбе. Плата за руду отправляется на рудники, но мы не говорим, когда. Мы распространим слухи, что в следующем караване будет сундук с деньгами.

— Надеешься, что разбойники клюнут на это? — спросила Фиона.

— От такого приза они не смогут отказаться, — ответил я. — Особо щедрая награда за обнаружение нового пласта руды! Разумеется, для сохранения секретности дополнительных охранников не будет.

— Дорога длинная, лес и овраги местами пересекаются, — сказал Алмантис. — Откуда ты знаешь, когда и где нападут разбойники?

— Одна из повозок сломает колесо возле брода через Крутые Ключи. Если привлечь к этому внимание разбойников, они воспользуются случаем. По обе стороны брода — почти километр ровной местности, но, думаю, приманка получится слишком соблазнительной.

Нас еще расспрашивали, но мы с Эгриверой проявили усердие и смогли ответить или возразить всем. Можно было сказать, что мой отец и старшие рыцари не проявляли заинтересованность, но хранили молчание перед местными рыцарями.

Обсуждение заняло некоторое время, но обе стороны согласились с планом, и было решено ввести его в действие немедленно. Я был доволен, что мне удалось убедить и своих соратников, и наших новых союзников работать вместе; должен признаться, я считал себя достаточно умным, чтобы все это провернуть. Но, оглядываясь назад, я понимал, что упустил из виду вклад Эгриверы.

Лорд и его слуги сделали вид, что покидают гостиницу в дурном расположении духа, и мы вскоре последовали за ними, громко обсуждая между собой плохой прием, оказанный нам в Пикгейте. Мы выехали из городских ворот и целый день ехали по лесам к югу от крепости.

В ту ночь к нам подъехал всадник и проводил к пещерам, которые соединялись со сторожевой башней недалеко от дороги — таким образом, два дня спустя мы смогли расположиться на повозках.

Для нас и наших коней это путешествие было не очень-то приятным. Мы тряслись и толкались по извилистой дороге, отдыхая по мере возможности среди мешков с кормом и наших пожитков. Я ехал рядом с Фионой, и мы проводили время как могли, но близость двух конных смотрителей и необходимость оставаться в доспехах подавляли всякие наши любовные намерения.

На третий день пути небольшой отряд охранников криками предупредил нас, что повозка-приманка сбросила колесо. Мы услышали плеск воды и поняли, что наш кучер проехал еще немного до самого брода.

Мы с нетерпением выжидали, держа оружие наготове и похлопывая наших коней, чтобы они не шумели. Спустя несколько минут мы услышали резкий, отчетливый выстрел. Вокруг нас послышались предупреждающие возгласы и раздались новые выстрелы. Четверым местным рыцарям было приказано найти укрытие, пока они изображали недолгое сопротивление. Мы нажали на рычаги, удерживающие заднюю часть тяжелой крышки, и освободили болты задней двери, чтобы она легко откинулась.

Мы все еще не выдавали своего присутствия. Я пытался представить себе происходящее, сопоставив то, что я знал об окружающей обстановке из разговора с Эгриверой, со звуками вокруг нас. Долина простиралась всего на два километра, а брод находился почти в самом центре, словно на дне неглубокой чаши, почти целиком окруженной опушкой леса. Дно лощины представляло собой заливной луг, топкий, но проходимый, и слишком влажный, чтобы деревья могли пустить корни, что оставляло его открытым только для нескольких разрозненных зарослей. Передвижение было бы непростым и для скакунов, но на расстоянии, подумал я, они будут быстрее, чем пешие люди.

Разбойники должны были выйти из укрытий и подойти к каравану до того, как мы начнем действовать, иначе они снова успеют спрятаться среди деревьев, и мы их не догоним. Чем ближе они подходили, тем больше было шансов на успех нашей контратаки, но мы не смели даже шевельнуть крышкой фургона, опасаясь выдать себя. Мы полностью полагались на тех, кто был снаружи, чтобы выбрать лучший момент.

Извозчики объявили о сдаче после нескольких минут беспорядочной стрельбы. Мы услышали топот ног по доскам, за которым последовал всплеск — это наши покинули свои места позади вереницы крепких пони.

Положив одну руку на луку седла, а в другой держа поводья, я стоял рядом с Аккадис, пока Фиона готовилась сесть на коня позади меня. Прошла минута, потом другая. Заставив себя дышать ровно, я подавил желание проверить, не болтается ли пистолет в кобуре. Я представил, как разбойники приближаются к добыче…

Вдруг прозвучал рог — чистый, протяжный.

Я вскочил в седло, и Аккадис в то же мгновение прыгнула вперед. Мы выскочили из фургона первыми, Фиона чуть позади, и сразу нырнули в реку. Аккадис, вспенивая воду, понеслась к берегу.

Впереди я заметил остальных. Они уже вовсю скакали по дороге. Преследуемые разрывающимися болтами, около двух дюжин мужчин и женщин метрах в шестидесяти или семидесяти от них бежали вверх по травянистому склону к линии деревьев. Некоторые разворачивались, пытаясь открыть ответный огонь из своих примитивных аркебуз, но спешка не давала им хорошо прицелиться. Я вытащил цепной меч, но не стал включать мотор — я собирался бить им плашмя, как дубиной, чтобы взять хотя бы одного из убегающих разбойников живьем. Если бы мы смогли узнать, где их логово, это принесло бы лорду Алмантису больше пользы.

Я вывел Аккадис из реки и поскакал вверх по склону вслед за мужчиной и женщиной в толстых жилетах поверх рваной одежды. Мужчина оглянулся назад и заметил меня. Подтолкнув свою спутницу вперед, он остановился и вытащил из-за пояса длинный пистолет.

Я увидел вспышку пороха и клубы дыма за долю секунды до того, как прозвучал треск выстрела и лязг пули, ударившей в грудь Аккадис. Она не прекращала бег, в то время как мужчина открыл патронник пистолета и вставил в казенник новый снаряд.

Слишком поздно он снова поднял оружие. Аккадис налетела на него, задев плечом, но этого хватило, чтобы он с криком боли рухнул на землю. Подняв меч, я подгонял ее вперед, вслед за женщиной. Еще через три мощных шага конь поравнялся с женщиной; размахнувшись, я ударил ее сзади по плечу, сбив с ног, и она растянулась в высокой траве.

Аккадис кружила, пока я сменял цепной меч на пистолет.

— Стоять! — крикнул я им обоим, переводя прицел с женщины на мужчину. — Оружие на землю!

Мужчина открыл огонь, пуля просвистела мимо моего правого плеча. Я убрал палец со спускового крючка и снова приказал ему опустить оружие, на этот раз целясь в женщину, которая поднялась на ноги в нескольких метрах от меня. Обнаружив, что его спутница в опасности, он подчинился и отбросил пустой пистолет в сторону.

Я рискнул бросить взгляд вдоль склона и увидел, что Фиона преследует еще троих вдоль берега реки; ее пистолет громко лязгал. В противоположном направлении рыцари Ордена гнали к каравану еще пару сдавшихся разбойников, в то время как остальные догоняли тех, кто уже почти скрылся за деревьями. Вместе с жужжанием цепных мечей слышались крики паники и боли.

Метрах в сорока от моего пленника стоял конь без всадника. Я видел блеск доспехов в траве, но не мог сказать, кто упал и жив ли он еще. Я взглянул на других рыцарей; с такого расстояния сложно было разглядеть, кто есть кто.

— Назад, к фургонам, — крикнул я пленникам, и по моей команде они двинулись вниз по склону.

Спустя несколько минут затихло эхо последнего выстрела. Шестеро разбойников сдались, и мы присматривали за ними возле фургонов. Очевидно было, что разбой не принес им успеха — их одежда превратилась в лохмотья, а конфискованное нами оружие никуда не годилось. Сами они, казалось, были на грани голодной смерти.

Гарриг, старший из рыцарей Пикгейта, приблизился со своим небольшим отрядом, держа ружья наготове.

— Зачем вы их пощадили? — спросил он, махнув оружием в сторону пленников. — Лорд приказал казнить любого мужчину или женщину, которые поднимут против него оружие.

— Пусть твой хозяин поцелует мою паршивую задницу! — выкрикнула одна из пленниц. — Он здесь не лорд!

— Стой! — приказал отец, поворачивая коня, чтобы преградить путь Гарригу, когда тот прицелился в пленников. — Успокойся, и, возможно, мы еще узнаем, где они прячутся.

— Они нам ничего не скажут, — настаивал командир стражи, но все равно отступил, опустив оружие.

— Где ваш лагерь? — спросил я человека, стрелявшего в меня.

— Лагерь? — засмеялся он в ответ, и горечь отразилась на его лице. — А что, похоже, что у нас есть лагерь? Или хотя бы палатка?

— Солдаты Алмантиса гоняют нас из долины в долину, — добавил другой. — Но это Призрак Скалы первый изгнал нас.

— Призрак Скалы? — переспросила Мейгон. — Что это?

— Миф, — фыркнул Гарриг. — Отговорки, выдумки бездельников-простолюдинов. Вороватое пещерное племя!

Он снова попытался двинуться вперед, но отец направил своего коня, чтобы преградить ему путь.

— Объяснись, — потребовал он.

— Я не отчитываюсь перед тобой, чужеземец, — с кислой миной ответил Гарриг. — Просто помни, на кого ты работаешь.

— Я ни на кого не работаю, — ответил отец. — Я рыцарь Ордена, и надо мной — только власть Великого Магистра.

— Ну, теперь ты в Ущельях, рыцарь Ордена, а это земли Алмантиса.

Другие стражники не разделяли воинственности своего командира и не горели желанием устраивать стычку.

— Только на словах, — вставил один из пленников, тощий человек не старше меня, с рассеченной при падении бровью. — Мы послали за помощью против Призрака Скалы, а что получили? Требует еще больше руды. Он рабовладелец, а не дворянин!

— Выскочка-рудокоп — ничем не лучше нас, — добавил другой пленник.

— Ты заплатишь за свои слова, — воскликнул Гарриг и поднял свою фузею. Не покидая седло, отец отбросил меч в сторону и вытащил болт-пистолет. Остальные стражники нерешительно подняли оружие, переводя взгляды с моего отца на Гаррига и не зная, что делать.

— Вас четверо против десяти, — спокойно сказала мать, положив руку на рукоять пистолета, висевшего у седла. — Следи за языком и не делай резких движений.

Гарриг кипел от злости, но промолчал и в конце концов опустил оружие.

— Призрак Скалы — Великий Зверь? — спросил я женщину, которую поймал.

— Вранье! — рявкнул Гарриг. — Создание из камня не может существовать и перемещаться между тенями.

— Он бродит в рудниках на севере, — сказала женщина, хмуро глядя на стражника. — Он приходит ночью из глубин и охотится на спящих. Мы пытались сражаться с ним, но нам пришлось бежать. Мы не решаемся вернуться в рудники, а он уходит все дальше и дальше от своего логова.

Я читал мысли отца как открытую книгу. Соглашение с лордом Алмантисом не имело значения — охота была важнее. Я знал, что в этом вопросе у отца точно не будет никаких возражений.

— Покажи, — велел он женщине. — Отведи нас к чудовищу, и мы сразим его.

Гарриг запротестовал, а разбойники смотрели с подозрением, но мы уже собирали свои пожитки.

— Или ведите нас к этому существу, или мы сами его отыщем, а вас оставим с ними, — тихо сказал я, указывая взглядом на рыцарей Пикгейта.

Недолго думая, пленники изъявили желание показать нам, где засел зверь, причинивший им столько несчастий.

— Лорд изгонит вас из Ущелий, если не отрубит вам головы за то, что вы якшаетесь с разбойниками! — Гарриг угрожал, но мы-то знали, что это пустые слова. Не все приветствовали Орден, зато все понимали: поднять оружие против одного из наших рыцарей означает навлечь ужасное возмездие со стороны Альдурука.

И все же мой отец держался на узкой грани между рыцарскими клятвами охоты на Великих Зверей и нуждами дипломатии. Я предпринял последнюю попытку спасти что-то ценное для Ордена.

— Я думал, вы рыцари? — воскликнул я, обращаясь к Гарригу и его воинам. — Защитники Ущелий, храбрые сыновья и дочери Пикгейта! Замечен Великий Зверь. Прозвучал призыв к оружию. Кто из вас откажется от задания?

— Рисковать жизнью ради этих разбойников? — спросил Гарриг.

— Нет, вы рискуете ради славной охоты, — возразил я. — Великие Звери не задумываются о наших законах, когда пируют плотью тех, кого мы поклялись защищать. Разбойник, простолюдин, дворянин — для них нет никакой разницы. Возьмите в руки оружие и покажите своим семьям, почему они должны гордиться вами. Или вы хотите, чтобы в Пикгейте стали поговаривать о том, что шайка чужаков храбрее рыцарей Ущелий?

Не лучшая моя речь, но она все равно сработала. Трое других рыцарей подозвали Гаррига и наскоро посовещались. Гарриг вернулся и, к его чести, казался искренне пристыженным моими словами.

— Это наши земли, — объявил он. — Никто не говорит, что рыцари Пикгейта трусы.

На этом было решено, что мы все отправимся на поиски Призрака Скалы, чтобы убить его или доказать, что он — лишь выдумка. Это был не самый многообещающий этап наших отношений с Ущельями, но, по крайней мере, я помог избежать откровенной вражды. Я надеялся, что, сражаясь вместе, мы сможем доказать Алмантису преимущества будущего сотрудничества.

Однако надежды не всегда сбываются. К тому времени, когда опустилась полночь, союз с Пикгейтом был наименьшей из наших проблем.

Мой брат по оружию сар Омениил умер первым.

Перед входом в шахту беспорядочно громоздились кучи пустой породы, накопленные поколениями, так что даже лес не подходил к выработкам ближе, чем на сотню метров. Дневной свет не достигал дна каньона, поэтому мы продвигались по разбитым кучам с включенными фонарями и оружием наготове.

Мы ждали атаки из темноты шахты. Но Призрак Скалы с визгом, похожим на истошный крик совы, налетел сзади и сорвал Омениила с коня. Кровь хлынула на Мейгон рядом со мной, так забрызгав ее лампу, что круг ее света теперь был замаран кляксой темноты.

Глухой стук тела Омениила увлек нас влево, дула болт-пистолетов и фузей устремились вверх.

— Вы не сказали, что эта сволочь летает! — выкрикнул Гарриг, обращаясь к толпе пленников, обступивших нашу короткую колонну.

— Над нами, — предупредила Фиона, наводя пистолет вперед, когда услышала что-то в темноте. — Он без труда поднял Омениила.

— Такая большая тварь не должна быть настолько быстрой, — сказала моя мать.

— Оно сделано из тьмы — порождение теней, — завопил один из разбойников. Я видел, что он собирается бежать.

— Оставайся с нами, если хочешь жить, — прикрикнул я.

Он не послушал и помчался прочь, мне за спину. Я повернулся в седле и увидел, как он пробежал по лучу фонаря Мейгон, прежде чем исчезнуть. Через несколько секунд мы услышали хлопанье гигантских крыльев и крик в ночи.

У пеших рыцарей был свой собственный источник освещения — ярко-голубой фонарь на шесте, и под ним, точно грозди, выступали фузеи. Воины Ущелий медленно отступали от рудника, шаг в шаг, отточенными движениями.

— Держать позиции! — рявкнул отец, заметив, что этот маневр отдаляет их от нас. — Мы сражаемся вместе.

— Мы не собираемся умирать из-за каких-то грязных разбойников, — отозвался Гарриг. — Мы вернемся днем со всеми силами и спалим дотла эту штуку.

Мы образовали живой щит вокруг бывших рудокопов, используя наших скакунов как баррикаду. Фонари освещали разрушенную после горной выработки породу — в ярком свете сверкали куски руды и брошенные инструменты. Кобыла Омениила стояла на вершине ближайшего холма, закатив глаза и мотая мордой из стороны в сторону в поисках существа, которое забрало ее всадника.

— Расширьте кордон, — скомандовал отец. Его голос звучал спокойно на фоне глухих ударов моего сердца. Его непринужденность успокоила мои нервы, и я подтолкнул коня на несколько шагов вперед, пытаясь разглядеть что-нибудь во тьме за пределами конуса света и держа палец на спусковом крючке пистолета.

Внезапный порыв ветра возвестил о появлении Призрака Скалы. Мне показалось, что я заметил, как темнота ненадолго затмила полоску звезд высоко над долиной. Секундой позже позади меня раздался жуткий треск плоти и хруст костей. Пленники закричали от ужаса, один из них издал протяжный вопль боли. Повернувшись в седле, я увидел только движение на фоне тусклой породы, бушующую тьму, из которой вырвались три бегущих человека. Фиона развернула своего скакуна и лучом фонаря поймала глаз размером с тарелку — я увидел его блеск.

Призрак Скалы взмыл вверх, взмахнув крыльями, оставив лишь тень от огромной черной фигуры. Следом посыпались куски тел. Они покатились по кучам щебня и шлака.

— Он избегает света! — крикнул сар Гавриил, направляя коня влево и направляя фонарь на бегущих пленников. — Оставайтесь на свету!

Двое из них в ужасе замерли, вцепившись друг в друга. Третий исчез в том направлении, откуда мы пришли. На протяжении нескольких десятков метров его освещал фонарь пеших рыцарей. Воины Пикгейта выпустили залп выстрелов в сторону убегающего простолюдина, вынудив его скрыться в ночном мраке. Вскоре последовали вопли беглеца, сопровождаемые громким щелканьем и царапаньем чудовищных когтей по камню.

Пешие рыцари двинулись дальше, создавая пятно света, которое медленно двигалось вдоль долины. Они шли не быстро, но уверенно, и вскоре нас разделяло метров пятьдесят, а то и больше — два отчетливых спасительных круга.

— Что вы делаете?! — требовательно спросила моя мать, обернувшись к образовавшейся между нами пропасти. — Это ваши люди! Вы поклялись защищать их!

— Разбойники! — крикнул в ответ Гарриг. Фузея дрожала в его руке, отблеск силовой ячейки освещал его лицо, преувеличивая испуганное выражение. — Они отказались от защиты, когда отреклись от своего лорда! Они сами виноваты! Зарылись слишком глубоко от жадности!

— Вам отсюда не выбраться, — крикнул я им. — Долго бояться вашего света этот Зверь не будет!

— Нашего тоже, — добавила Мейгон. — Нужно придумать, как убить его.

— Нам нужно больше освещения, — сказал сар Самаил. Он подъехал к двум оставшимся пленникам. Это были те самые мужчина и женщина, которых я взял в плен. — У вас должны быть шахтерские лампы.

— Оно разбило их все, когда напало в первый раз, — сказала женщина. — Тех, у кого были лампы, оно убило раньше остальных.

— Гарриг прав, мы разбудили этот кошмар, — простонал мужчина. — Ворвались в его логово в подземных глубинах…

— Есть сигнальные ракеты и подрывные заряды, — торопливо сказала женщина, тыча пальцем в сторону входа в рудник. — Хранилище вон за той стеной слева.

На самой границе света наших фонарей я увидел стену высотой на уровне груди, а за ней — сооружение из тяжелых балок.

— Подрывные заряды, говоришь? — спросил отец.

И тут нечто призрачное ударило, как гром, в сара Самаила. Конь пронзительно заржал, когда саблевидные когти вонзились ему в бок, рыцарь опрокинулся, а окровавленные челюсти сомкнулись вокруг руки Самаила.

Я открыл огонь; вспышки болтов погнали Призрак Скалы прочь в темноту. Грохота вторичного взрыва не последовало. Либо я промахнулся, либо боеголовка не пробила его шкуру.

— Прикройте друг друга светом фонарей, — крикнула мать, подъезжая к нам. — Не дайте ему взять добычу в темноте.

Нам удалось выстроиться в кольцо, освещая друг друга фонарями, а двое разбойников держались поближе к отцу, избегая тени, отбрасываемой его конем.

Я всегда считал, что некоторые из сложных фигур выездки, которые мы выполняли, скорее эстетичны, чем полезны. Мое мнение изменилось, когда мы всей группой двинулись к стене хранилища: некоторые из нас ехали траверсом или задом, только чтобы остаться в кольце света. Оглянувшись на долину, я увидел тусклый свет пеших рыцарей почти в полукилометре.

От Призрака Скалы не осталось и следа. Ни шума от пожирания добычи, ни взмаха крыльев, ни силуэта на фоне ночного неба.

— Каковы ваши намерения? — спросил отца сар Гавриил.

— Мы выманим его и прикончим с помощью взрывчатки, — ответил он.

— Похоже, это единственный способ.

Прошло, должно быть, с полчаса, прежде чем мы оказались в нескольких метрах от стены склада. Ворота находились в дальнем конце, ближе ко входу в рудник, и видно было тяжелые цепи, намотанные на замок.

— Полагаю, вы не догадались взять с собой ключ? — обратился отец к пленникам. Он не часто проявлял чувство юмора, и я понял, что он боится, как и я, но так хорошо скрывает это, что кажется безразличным.

В этот момент со стороны долины послышались далекие крики. Пятно света, которое было пешими рыцарями, запрыгало по земле, и я представил, как сильно раскачивается фонарный шест. Потом свет погас.

— Трусы мертвы, — выплюнула Мейгон.

— И зверь преодолевает отвращение к свету, — добавил я с некоторым опасением.

Мой отец сообразил, что это значит, быстрее меня.

— Мы должны действовать сейчас, пока он еще там, — отрезал он, пришпоривая коня и разрывая кольцо света. Он подъехал к воротам хранилища и дважды выстрелил из пистолета в замок. Отец поднял коня на дыбы, тот ударом копыт распахнул тяжелые деревянные ворота, и оба исчезли внутри.

— Он возвращается! — крикнул сар Самаил, чья лампа была направлена вниз на долину. — Я видел, как он взлетел.

— Родиил! — окликнула мать отца, подъезжая к воротам. — Родиил, вернись!

Самаил открыл огонь; второй из его выстрелов расцвел где-то в сотне метров. Мейгон, Фиона, Гавриил и я присоединились к перестрелке — стрельба осветила воздух фейерверком. Последовал еще один взрыв на расстоянии семидесяти метров.

Я бросил взгляд через стену и увидел, что отец уже спешился у дверей склада. Я слышал рев цепного меча, когда он приготовился рубить дерево.

— Быстрей! — крикнул я ему. — Поторопись!

Но я видел, что быстрее не будет. Призрак Скалы стремительно приближался, скользя прямо над светом наших ламп, кончики огромных крыльев то появлялись, то исчезали из виду.

— Сюда! — крикнула мать, стреляя из пистолета. — Сюда, мерзкое отродье!

Она пришпорила коня, рванула вперед, словно нырнув в темноту, и все стреляла. По вспышкам зарядов мы проследили ее путь ко входу в шахту. Широкая тень Великого Зверя изменила направление движения прямо надо мной. Тварь развернулась и переключилась на добычу в темноте.

— Стреляйте! — крикнул я, хотя никакой команды не требовалось. Мы разрядили обоймы наших пистолетов в сторону Призрака Скалы, но безрезультатно.

В последний раз я видел мать, стоящую на стременах. Вспышка выстрела осветила ее и раскрытую, похожую на драконью, пасть Призрака. Этот образ врезался в мою память, точно клеймо.

Я услышал лязг брони и скрежет рвущегося металла и беззвучно закричал, нажимая на спусковой крючок пустого пистолета снова и снова.

Голос сара Гавриила вывел меня из шока.

— Он возвращается за твоим отцом, Лютер. Перезаряди пистолет!

Я действовал инстинктивно, вытаскивая свежие боеприпасы из седельной сумки, даже когда крылатая фигура нашего врага устремилась к нам.

— Ему больно! — выкрикнула Мейгон, и я понял, что она права. Взмахи крыльев стали тяжелее, и сам он заваливался на левый бок. К несчастью, зверь также, казалось, полностью преодолел светобоязнь, то ли от отчаяния, то ли от ярости, и пошел прямо на нас, точно на лучи фонарей.

Аккадис спасла мне жизнь, метнувшись в сторону за мгновение до того, когда широкий коготь рассек пространство там, где мы стояли. Сару Самаилу повезло меньше — зверь обхватил его шлем лапой и оторвал голову; обезглавленный труп завалился набок в седле, когда перепуганный конь рванулся вперед.

Чудовище пролетело над стеной хранилища в сторону открытой двери амбара, где стоял отец. Вместо того, чтобы бежать внутрь, он бросился на Великого Зверя, цепной меч метнулся к его морде. Тот уклонился от визжащих зубьев моторизованного лезвия и скользнул к земле, придавив отца своей тушей.

Я все еще сидел в седле и смотрел, как отец рубит горло врагу. Зверь попытался подняться, распутать крылья, но отец отбросил меч, обхватил рукой его нижнюю челюсть и потянул вниз. Я не мог понять его намерений, кроме как использовать вес тела, чтобы не дать монстру снова взлететь. Искусственные мускулы сервоприводов напряглись, Призрак Скалы зарычал, механизмы брони отца заныли.

Другой рукой отец выстрелил внутрь амбара.

Огонь взрывов расцветал в течение, казалось, нескольких минут, хотя, скорее, всего нескольких секунд. Пламя, красное, синее, охватило зверя и моего отца, разорвало крылья, сожгло плоть до костей, расплавило броню. Отброшенные обугленные бревна пролетели над стеной и сбили с ног коней и всадников.

Аназиил и Ориас молча уставились на Лютера в восхищении, подобно двум гигантским статуям.

— В ушах звенело, мы осмотрели место происшествия, — продолжил он. — Призрак Скалы был мертв, а вместе с ним — мои отец и мать. Цена охоты всегда такова — смерть. Часто она — добыча, но иногда — охотник.

— А что случилось с разбойниками? — спросил Ориас. — Они заключили мир с лордом Алмантисом?

— Никакие это были не разбойники на самом деле, — ответил Лютер. — Простые рудокопы, которые восстали против него. Мы спасли только тех двоих, но все равно все закончилось плохо. Алмантис был обесчещен и за то, как обошелся со своим народом, и за то, что отказался выступить против Призрака Скалы. Орден изгнали из Ущелий, и мы вернулись в те места только после возвышения Льва. Услышав о нашей кампании против зверей, Эгривера свергла своего отца и поклялась, что отныне Пикгейт будет служить нашим целям.

— Не худшие результаты, — сказал Ориас. — Для того, кто приговорил миллионы к смерти, вы, кажется, щепетильно относитесь к жертвам.

— Смерть меня не тревожит, — проворчал Лютер. — Все, кроме, может быть, Льва и Императора, рано или поздно умирают. Но охота… охота есть служение Смерти. Когда Лев предложил нам навсегда уничтожить Великих Зверей, он увидел в этом способ покорить Калибан. Я думал об этом как о способе объединения рыцарских домов. Равенство и союз — душа Ордена. Какой цели на самом деле служит ваша охота?

Ориас, не дрогнув, посмотрел Лютеру в глаза.

— Спасение, — ответил он.

— Спасение? — Лютер рассмеялся, выплеснув эмоции. — Спасение? Да вас не спасти! Как можно спасти вас от самих себя? Нет никого, кто мог бы простить вас. Простить меня. Нет ничего — ни спасения, ни надежды, ни покоя.

Отвращение исказило лица космодесантников, пока Лютер продолжал говорить. Он снова увидел в них ненависть Льва, как видел ее в лице своего новообретенного брата, когда стены Альдурука рушились под ними, обрекая на погибель. Воскрешая в памяти падение крепости, он пытался вспомнить, что делал, когда Лев нашел его. Но не мог думать ни о чем, кроме свирепого взгляда брата.

Он сглупил, думая, что найдет там прощение.

— Все мы прокляты! — крикнул он Темным Ангелам. — Никогда ни одному сыну Калибана не избежать тени старых предательств. Галактика горит, и мы должны погибнуть вместе с ней. Смерть не простит нас, грех наш вечен!

Космодесантники отступили, и за мгновение до того, как оракул провалился в объятия стазиса, в его разум охватило видение горящей Ангеликасты. Из прошлого или из будущего — Лютер не мог сказать.