Люди без города

Лена

Красивая рыжая женщина лежит на спине и смотрит вверх. Над ней нет звезд, луны или солнца, нет облаков. То, что над ней, не заслуживает даже названия «небо». Но она лежит и смотрит в эту серую мглу.

Поднимает руку в широком браслете к тонкому, чуть тронутому веснушками лицу, поднимает с глаз выпуклые очки-гоглы. Те остаются торчать вверх на обруче, которым прижаты роскошные, цвета меди волнистые волосы.

Женщина какое-то время смотрит вверх так, потом опускает очки обратно и медленно встает на ноги. На ней странный костюм из металлических составных лент и пластин черного камня. Он выглядит тяжелым, но, кажется, ей ничуть не мешает. На правом плече у нее висит снайперский комплекс «Выхлоп», на левом — пистолет-пулемет «Кедр-Б» с интегрированным глушителем и небольшая спортивная сумка. Женщина оглядывается, но смотреть здесь не на что — она стоит посредине дороги, которая идет как будто в тумане, но не совсем. Скорее это женщина стоит в туманном пузыре, сквозь который смутно видно окружающий мир. Приглядевшись, там можно разглядеть развалины пятиэтажек и офисное восьмиэтажное здание из стекла и бетона, но дорога не принадлежит этому миру и они кажутся смутными черно-белыми силуэтами, тенями ненужных воспоминаний.

Дорога сама по себе. Она просто есть. Женщина поворачивается и уверенно идет по ней. Развалины сменяются целыми домами, потом снова развалинами, потом какой-то степью, лесом, полем, выжженной пустыней… Все они одинаково нереальны, если смотреть с дороги. Какие-то люди, одетые в кожу, жгут на обочине костер, который почти принадлежит плоскости дороги, но недостаточно, чтобы они увидели женщину, а ей и вовсе нет до них дела.

Она шагает равнодушно, красивое лицо ее спокойно. Она очень внимательно смотрит вперед, то откидывая вверх темные стекла очков-гоглов, то опуская их обратно, поэтому, когда на дорогу выскакивают те, кто достаточно потерялся, чтобы ее найти, она реагирует моментально. «Кедр» сухо стрекочет, и бледную кожу первой твари перечеркивает цепочка темных отверстий. Она не успевает прыгнуть и, сломавшись в поясе, валится на булыжник, которым дорога вымощена здесь. В агонии тварь как будто пытается выдрать из себя впившиеся в тело пули, раздирает лохмотья рубашки и видно, что это когда-то было женщиной — пирсинг в пупке, татуировка над лобком и маленькие аккуратные груди.

Вторая резко меняет направление, делая судорожные рывки, нарезая круги и не давая прицелиться. Женщина спокойно ведет за ней стволом, выжидая. И, когда непреодолимое стремление к живому теплу ее тела перевешивает у твари осторожность, женщина готова. Прыжок встречен короткой очередью точно в пустое бледное лицо, и женщина делает шаг в сторону, пропуская мимо летящее, уже мёртвое тело. Из сумки появляется новый магазин, пустой падает на дорогу с глухим звяканьем. Щелчок, клацанье затвора, женщина еще несколько секунд напряженно оглядывается, потом «Кедр» повисает на ремне, и она идет дальше, не оглядываясь на тех, кому не повезло сегодня на дороге.

Здесь нет дня и ночи, и нечем отмерять время. Поэтому женщина просто идет. Она не останавливается и не отдыхает. Когда ее организм начинает мучить жажда — достает из сумки пластиковую бутылку с водой и пьет, когда ему требуется пища — жует на ходу какую-то сухомятку, когда потребности выделительной системы начинают отвлекать — присаживается прямо на обочине, держа в руках оружие. Потом вода и еда кончаются, и она идет так. Иногда за границами туманного пузыря видно движение и кто-то с жадным интересом впивается взглядом в ее лицо, тогда она вскидывает винтовку, неудобно прикладываясь к визиру прицела массивным гоглами, и смотрящие разочарованно отводят взгляд. Нападать никто не пытается, и она доходит туда, куда шла, не потратив больше ни одного патрона.

Рыжая женщина с исхудавшим усталым лицом стоит, пошатываясь, посредине улицы. Вокруг постепенно собираются люди.

— Кто вы? — спрашивают ее тревожно. Здесь почти все друг друга знают, и новый человек удивляет.

— Что с вами? Что-то случилось? Вам нужна помощь? — собравшиеся искренне волнуются. — Опустите оружие, вам никто не угрожает!

Женщина убирает в сумку «Кедр», который держала наготове так долго, что рука затекла, и рукоятку трудно отпустить.

— Мне нужны Ушедшие! — тихо, но отчетливо говорит она, и вокруг замолкают. — Отведите меня к ним!

— Приведите кого-нибудь из Совета, срочно! — говорит кто-то озабоченно. — Палыча позовите, что ли…

— Я сбегаю! — откликается чей-то юный голос, и слышен удаляющийся резвый топоток.

Женщину осторожно, под локоть, отводят на открытую веранду ресторана и усаживают за столик. Она кладет на стол винтовку и опускает сумку на пол, лицо ее усталое, но спокойное.

Кто-то приносит стакан воды, она механически его выпивает.

— Воды, еще воды! — волнуются люди. — Дайте поесть ей что-нибудь, смотрите, как отощала!

Перед ней ставят тарелку куриного супа, она равнодушно, но быстро его ест, выпивает еще стакан воды и застывает в неподвижности.

Расталкивая собравшихся, к столику пробирается широкий в плечах до квадратности мужчина с единственным глазом — второй закрыт черной повязкой. Волосы его просвечивают сединой, черты лица резкие и властные, но возраст определить невозможно.

— Что случилось? Кто эта женщина? Откуда она взялась? — спрашивает он требовательно. — И что тут за субботник организовался? Заняться вам нечем, товарищи? Ты, пацан, — он обращается к приведшему его подростку, — сгоняй еще в больничку, будь другом. Скажи, что Палыч просил Елизавету Львовну сюда подойти. Да пусть аптечку захватит!

— Вот, появилась прямо посередине улицы! — быстро докладывает ему кто-то. — Стоит, глазами лупает, Ушедших каких-то требует! А у самой автоматик какой-то мелкий в руке и лицо такое странное…

Люди, убедившись, что ситуация под контролем, начинают расходиться, а одноглазый присаживается за столик, небрежно убрав с него винтовку. Он прислоняет оружие к стене, женщина никак не реагирует.

— Кто ты? — спрашивает он. — Откуда? Кто тебе сказал про Ушедших?

— Отведите меня к Ушедшим, — говорит женщина. — Вы знаете их. Я вижу, на вас есть их след.

— След, значит? — озадаченно хмыкает одноглазый. — Ну-ну… А все же — кто же вы такая, гражданочка?

— Я никто. Отведите меня к ним, там мое место.

— Тут я решаю, где чье место, — отвечает мужчина. — И хотелось бы определиться с вашим…

Через улицу к ним спешит пухлая невысокая женщина в белом халате. Ее возраст расплывчат — можно дать и двадцать пять и пятьдесят. Черные волосы увязаны в плотный пучок, в руке потертый белый чемоданчик с красным крестом, лицо доброе и немного озадаченное.

— Ну вот, — шутливо сокрушается она. — В кои-то веки мужчина пригласил меня в ресторан, а тут другая… Где романтика, Палыч?

— В другой раз, Лиза, — качает головой одноглазый.

— Что с вами, милочка? — профессиональным тоном спрашивает она у рыжей.

Та не отвечает, но женщину в халате это не смущает — она хватает запястье, и, беззвучно шевеля губами, считает пульс, поглядывая на большие наручные часы. Затем достает из кармана фонарик, светит рыжей в глаз, приподнимая пальцем веко, просит открыть рот. Та механически повинуется и названная Лизой светит фонариком ей на язык.

— На первый взгляд с ней все нормально, — отвечает на незаданный вопрос женщина в халате. — Немного истощена, сильно утомлена, слегка обезвожена. Продолжительный отдых, хорошее питание и горячий душ приведут эту красавицу в норму.

— Она требует подать ей Ушедших, — сообщает ей одноглазый.

— Вот так, прям, требует? — удивляется женщина.

— Отведите меня к Ушедшим, — повторяет рыжая. — Там мое место.

— Действительно, требует, — медик выглядит озадаченной.

— Милочка, — говорит она с досадой, — может вас устроит кто-нибудь попроще? Господа Кришну вам не позвать? Или призрак коммунизма?

— Отведите меня к Ушедшим.

— И что с ней делать? — спрашивает одноглазый.

— Может, отвести?

— Рожу я их тебе? — злится мужчина. — Они уж черте сколько не откликались, сама знаешь.

— Так, может, ей отзовутся? — спрашивает Лиза задумчиво. — Что-то в ней есть, знаешь ли, этакое, сродни…

— Но-но! — грозит ей пальцем одноглазый. — Не надо мне тут этой вашей мистики! Марксизма-солипсизма этого вашего!

— Я не настаиваю, — соглашается с ним женщина. — Но что мы теряем?

— Ладно, — бурчит одноглазый. — Забирай ее к себе пока, подержи под присмотром. Я подумаю…

Он поднимает винтовку, крутит в руках, скептически хмыкает, вешает на плечо, подхватывает с пола сумку, взвешивает на руке, удивленно качает головой. Прощается и уходит.

Женщина-медик заботливо, придерживая под локоть, поднимает рыжую и неторопливо ведет через улицу.

— Пойдемте, пойдемте, милочка, — приговаривает она успокаивающе. — Полежите у нас денек-другой, отдохнете, витаминчики вам прокапаем, глюкозку… А то такая красавица — и так себя запустила, кожа да кости, глазки ввалились, тургор кожи слабый…

Рыжая молча идет рядом с ней, механически переставляя ноги. Лицо ее спокойно и безмятежно. Она пришла, куда хотела, осталось немного подождать…

Артем

До самой цитадели шли молча. Ольга злобно сопела и задала такой темп, что Артем к концу этого марш-броска ног под собой не чуял. Но молчал, чувствуя, что она и так на пределе. И все же, когда они уже стояли у чёрного столба репера, не удержался и спросил о том, что не давало ему покоя всю дорогу.

— Оль…

— Что? — тон не располагал к беседе, но Артем решился.

— А костюм этот — он действительно позволяет провести с собой двух человек?

Ольга молчала и тяжело смотрела на него, но, в конце концов, неохотно ответила:

— Нет. Это индивидуальное средство, как водолазный костюм. Водолаз может нести кого-то под водой, но этому человеку я не завидую.

— То есть…

— Да, — Ольга шагнула вперед и теперь стояла с Артемом лицом к лицу. — Я хотела отнять у него костюм. Мне нужно было только, чтобы он открыл хранилище. И, пока ты не спросил — да, я бы убила его, если потребовалось. И заткнись уже, дорогой, на этом, ради всего хорошего. Репер, вон, запускай.

Артем заткнулся. Ему было что сказать, но все это было не ко времени. Вот вернутся в Коммуну…

— Зеленый, зеленый, зеленый. Или желтый-транзит, зеленый, — озвучил он два самых очевидных маршрута.

— Первый, — быстро сказала Ольга.

— Да, давай по зелененькому, — согласился Борух. — Хватит приключений на сегодня.

— Двигаю, — Артем совместил точки, мельком подумав, что стал это делать легко и привычно.

Мир моргнул, но вокруг почти ничего не изменилось — только каменные стены как будто раздвинулись и вместо черных стали серыми. В свете фонарей открылось круглое пространство без окон — возможно, цокольный этаж какой-то башни. В каменной арке — закрытая деревянная дверь, как будто рассчитанная на лилипутов — высотой метра полтора. Земляной утоптанный пол, и только черный цилиндр торчащего из него ровно посредине репера обложен вокруг покрытием из толстых старых досок.

— Время? — спросила Ольга.

— Несколько минут, — ответил Артем.

— А это еще что такое? — Борух показал лучом фонаря на грубо намалеванную на стене надпись: «Kill commie for mammy!»32 Надпись была сделана чем-то неприятно-красным, с подтеками.

Он подошел к стене и потрогал надпись пальцем.

— Всего лишь краска, но все же…

— Вряд ли они имели в виду нас… — пожала плечами Ольга. — Насколько я помню, это типичный американский слоган времен маккартизма. Может в этом срезе похожая история. Совпадение.

— И это тоже совпадение? — Артем показал на верхний торец репера, где лежал придавленный автоматным патроном листок бумаги.

— Семь-шестьдесят два, НАТО — прокомментировал Борух, прокрутив руках патрон. — К М14 подходит. Ну, или к пулемету какому ихнему. Чего написано-то?

«Коммунары, убирайтесь! Мультиверсум не для вас!» — прочитал Артем. — По-русски написано.

— И чего это нас так не любят? — спросила скептически Ольга. — Мы же такие хорошие!

— Дай-ка, — Борух забрал у Артема листок, покопавшись в разгрузке достал карандаш, что-то быстро нацарапал на листке, положив его на поверхность репера. Затем передернул затвор пулемета, поймал рукой в тактической перчатке вылетевший патрон и торжественно водрузил его сверху.

— Вот так вот, вкратце… — сказал он удовлетворенно, прибирая натовский патрон в кармашек разгрузки.

Артем посветил на листок — там крупными печатными буквами было написано: «Идите на хуй!»

— Чего ждем? — спросила Ольга раздраженно. — Артём?

— Готов, — ответил он. — Поехали…

Мир привычно моргнул.

— Кто это тут у нас? — раздался смутно знакомый голос. — Надо же, как тесен Мультиверсум!

Артем, проморгавшись от резанувшего глаза солнца, с неприятным удивлением обнаружил направленный на него ствол. Ствол был небольшого калибра, упрятанный в массивный кожух, но легче от этого не становилось.

Их небольшая группа растерянно стояла у репера под прицелом десятка военных в геометрическом камуфляже. Впереди, направив оружие персонально на Артема, стоял их недавний знакомец из замерзшего среза.

— Вы что, читать не умеете? — спросил тот недовольным тоном. — По-русски же написано — нечего вам тут делать. Всё, Мультиверсум для Коммуны закрыт. Руки поднимите, пожалуйста.

— Закрывашка не отросла! — буркнул Борух, неохотно поднимая руки.

Артем последовал его примеру, Ольга, после видимого колебания, тоже.

— Открывашку свою сперва придумайте, плагиаторы! — ухмыльнулся военный. — А пока пользуетесь нашей — он ткнул стволом в планшет Артема, — решать это будем мы.

— И что теперь? — спокойно спросила Ольга.

— Даже и не знаю, как с вами поступить… — покачал головой военный, — Вы, откровенно говоря, не располагаете к гуманности. Ну ладно, машину сперли, но минировать-то ее зачем? Мы вас пока не трогали, вроде…

— А зачем вы людей на площади перестреляли? — спросил Артем, отчего-то совершенно уверенный, что это именно вот этот, с сухим жестким лицом военный в гражданских не стрелял.

— Это совершенно не ваше дело, — резко ответил тот, и Артем понял, что угадал — он не в восторге от случившегося.

— Убирайтесь откуда пришли, — сказал военный, помолчав. — Забейтесь в какой-нибудь угол, доживайте свой век, и не лезьте больше в дела, в которых не смыслите. В Коммуну мы вас не пропустим. Ваша Коммуна — самое нелепое недоразумение Мультиверсума, и она вскоре будет ликвидирована. Руки можете опустить.

Он убрал оружие, повернулся и пошел было к своим солдатам, но потом вдруг остановился, посмотрел на коммунаров через плечо и сказал:

— В следующий раз прикажу стрелять.

Они так и простояли под прицелом те семь минут, которые оставались до готовности репера. Вокруг была небольшая зеленая горная долина, спускающая к морю, и в других обстоятельствах Артем бы порадовался такой красоте природы. Однако молча стоящие на солнцепёке солдаты, не опускающие своих странных, как будто многоствольных винтовок — малокалиберные стволы располагались вплотную друг к другу по горизонтали, закрытые одним плоским кожухом, — не располагали к романтике.

— Готово, — сказал Артем и сразу сдвинул точки резонанса.

Мир моргнул, и они оказались среди скал на плоском песчаном берегу. Лениво накатывали морские волны, кричала чайка, шипел и пенился мелкий прибой, пахло йодом, солью и слегка — тухлой рыбой.

— Это что еще за хрень? — устало спросил Борух. — Куда ты завел нас, сусанин-герой?

— Зеленый-транзит, — ответил Артем. — Смысла возвращаться я не видел, а отсюда два репера до Коммуны.

— Не видел он… — буркнул майор недовольно. — Дохуя умные все пошли…

— Ну извини, — твердо ответил Артем. — Советоваться на глазах у этих было как-то не с руки.

— Все правильно сделал, — поддержала его Ольга. — Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Пусть закрывают, весь Мультиверсум не закрыть…

— А весь и не надо, — возразил ей Артем. — На самом деле, есть конечное число узловых точек, заблокировав которые можно полностью изолировать Коммуну от остальной реперной сети. Нам останется с десяток прилегающих срезов, но дальше мы все равно упремся в один из узлов.

— Ты серьезно? — удивилась Ольга.

— Ну да, — в свою очередь удивился Артем, — это же очевидно следует из топологии реперной сети!

— Знаешь, кажется, никто не смотрел на нее с этой точки зрения, — задумчиво сказала Ольга.

— Ну, я учился у Воронцова работать с планшетом и одновременно разрабатывал новую вычислительную сеть в Институте… Мысль о топологии была чуть ли не первой. Не думал, что это для кого-то новость.

— И как много реперов надо заблокировать для изоляции? — спросил неожиданно Борух.

— Не могу сказать так сходу, мне бы посидеть за компьютером, посчитать варианты…

— Но порядок величин какой? Сотни, тысячи?

— Да ну, что ты! — засмеялся Артем. — Какие тысячи! Между пятью и десятью. Коммуна расположена в полуизолированном локусе реперной сети, это же сразу видно!

— Всего-навсего? — Борух был кажется шокирован до глубины души. — И никто до сих пор мне этого не сказал? Да мы не просто в жопе, нам пиздец!

Он вскочил с валуна, на котором сидел и забегал по берегу.

— Да вы охуели там совсем в своем Совете! — майор почти кричал. — Как много людей может перетащить один оператор? Человек шесть? Да это кило взрывчатки и десяток стрелков! И все, никто не пройдет…

— Бля-я-я… — он наконец перестал бегать и уселся на камень обратно. — И чего теперь стоит вся ваша «подготовка»?

— Успокойся, Борь, — мрачно ответила Ольга. — О том, что реперной сетью пользуемся не только мы, до сих пор никто не знал. Да, собственно, никто, кроме нас, не знает этого и сейчас. Разумеется, этот вариант не рассматривался.

— Оль, — спросил Артем осторожно, — а почему их командир сказал, что наши планшеты — это плагиат? Разве Коммуна получила технологии реперного резонанса не от Ушедших? В школах у вас рассказывают именно так…

— Это… скажем так, не вся правда, — неохотно ответила Ольга. — От Ушедших у нас рекурсор, а уже благодаря ему получили доступ к некоторым другим технологиям…

— Получили доступ? — скептически спросил Артем.

— Да, ты правильно подумал, — кивнула Ольга. — Мы взяли…

— Спиздили, — перебил ее Борух.

Ольга покачала недовольно головой.

— Взяли, Борь. Никто ничего не крал. Владельцы не объявились, а у нас был небогатый выбор стратегий выживания.

— Быстро спиздил и ушел — называется «нашел», — прокомментировал Борух.

— Неважно, — отмахнулась Ольга, — давайте двигать домой, времени у нас, похоже, совсем не осталось. Тём, как далеко до выходного?

— Не очень, я его чувствую, хотя и на пределе. Пара километров, туда, — Артем показал направление в сторону от моря.

Они подхватились и снова пошли. Артем подумал, что со всеми этими переходами уже сбился со счета, сколько часов они бодрствуют и какой сейчас день в Коммуне. Ноги гудели, голова была как будто набита стекловатой, которая царапала изнутри глазные яблоки. Он брел, уставясь глазами в заплечный рюкзак Боруха и почти спал на ходу, так что, когда тот резко встал, ткнулся носом и больно ушибся о патронный короб.

— Ложись! — скомандовал майор. Артем еще немного протормозил, и Борух дернул его вниз на лямку разгрузки.

Ольга, укрывшись за большим валуном, смотрела вперед через прицел винтовки, Борух приложил к глазам полевой бинокль.

— Что там, — спросил Артем, с трудом подавляя зевок.

— Какое-то движение засек. И вроде оптика блеснула…

— Группа людей, не могу отсюда разобрать сколько, — добавила Ольга. — Полкилометра.

— Как раз примерно столько до репера… — устало сказал Артем.

— Оптика бликует, на нас смотрят, — сказал Борух.

«Чпок!» — от камня отлетел кусок, больно щелкнув Артема по плечу.

— Пригнись, снайпер! — зашипел Борух.

Артем сполз на землю, стараясь полностью укрыться за валуном. Ольгина винтовка трижды сухо хлопнула, как пастушеский кнут, в ответ в камень градом ударили пули, вышибая пыль и каменную крошку.

— Отходим, отходим! — Борух выпустил недлинную очередь в сторону противника и пополз, прикрываясь камнями, назад.

К счастью местность понижалась к морю, и через десяток метров их закрыл от пуль склон береговой линии.

— Бегом, бегом! — майор шумно сопел, но успевал при этом подпихивать в спину Артема. — Не спать!

Артем и сам уже не спал, а несся как сайгак, перепрыгивая небольшие камни и петляя между крупными. До репера домчались за пару минут.

— Давай, опер, крути шарманку! — торопил майор. — Сейчас они добегут до берега, будем у них как в тире…

По камням звонко щелкнула пуля и Артем, недолго думая, совместил точки.

Мир моргнул.

— И в какую жопу нас опять занесло? — сварливо спросил Борух.

— Без понятия, — честно признался Артем. — Прыгнул на первый попавшийся, некогда было рассчитывать.

Вокруг было темно и сыро, что-то мерно капало. В свете фонарей заиграла бликами мокрых наростов классическая пещера — уходящий в темноту свод, сталактиты со сталагмитами, заросшие известковыми потеками каменные стены, несколько расходящихся ходов.

— Что за репер? — спросила Ольга.

Артем достал тетрадочку и пролистал таблицу:

— Серый, Оль. Нет о нем никакой информации. А в твоей волшебной книжечке?

Ольга полистала свою древнюю книжицу:

— Нет, не фигурировала эта точка ни в каких наших делах.

— Это хоть не транзит? — с надеждой спросил Борух.

— Прости, Борь, не прет нам сегодня, — покачал головой Артем. — Похоже, придется потаскаться по здешним подземельям. Зато, вроде, недалеко…

Он покрутил в руках планшет и указал направление. Палец уперся в стену между двух коридоров.

— Направо или налево?

— Налево, — сказала Ольга.

— Почему? — озадачился Борух.

— Просто так, чтобы вы не топтались тут, как тот ишак между двух морковок.

Идти по высокому проходу было неудобно из того, что его пол порос неимоверным количеством сталагмитов. Большинство из них имели почему-то довольно неприличный вид.

— Чего ж это тут все хуями поросло? — ругался майор, ища, куда поставить ногу. Местами приходилось пригибаться — некоторые сталактиты свисали так, что рассадить об острый конец голову было как нечего делать. Пройдя метров двести устали, промокли, а Артем еще и сильно потянул ногу в щиколотке, поскользнувшись на каменной залупе небольшого, но очень похабного на вид сталагмита. Нога сразу стала опухать и болеть, хотя травма, вроде, ерундовая.

— Куда-то мы не туда, — констатировал Артем вскоре. — Удаляемся от точки выхода, я ее почти не чувствую уже.

— Можно попробовать свернуть, — с сомнением сказала Ольга и посветила фонарем в какой-то отнорок.

— Ну уж нет! — твердо заявил майор. — В пещерах вот так наугад сворачивать — последнее дело. Так и сгинем в темноте, а на наших костях вырастет свежая порция отборных хуев…

— Кто-то уже… — тихо сказала Ольга.

В кругу света от ее фонаря Артем увидел почти неразличимый под известковым наростом ботинок. Полупрозрачный, известняк скрывал смутные очертания тела.

— Интересно, давно лежит? — спросил Борух.

— Я не спелеолог, — пожал плечами Артем, — но вроде где-то читал, что сантиметры сталагмита нарастают десятки и сотни лет…

— Красивая гробница вышла, — неожиданно сказала Ольга.

Арагонитовые кристаллы, растущие на затянувшем тело наплыве, искрились в луче фонаря как морозные узоры на стекле. Как будто кто-то рисовал лежащего человека инеем.

— Спасибо, но я обойдусь чем-нибудь попроще, — нервно сказал Борух. — Давайте вернемся к реперу и попробуем другой коридор.

Они пошли обратно. Артем все больше хромал, все вымотались, влажность в пещере была чудовищная — одежда отсырела, на оружии выступал конденсат. Было не холодно, но как-то очень неуютно и тяжело дышать.

— Что у нас с фонарями? — спросил Артем. — Надолго хватит?

— Не о том беспокоишься, — отмахнулась Ольга. — В крайнем случае вынем акк из моей винтовки, от него наши фонари будут тыщу лет гореть. Под слоем карбоната кальция. Красиво будет…

Вернувшись к реперу — девственная чистота его черной, геометрически правильной поверхности смотрелась в этом царстве плавных линий вызывающе, — они повернули в правый коридор. Идти стало легче — снизу торчало меньше наростов, сталактиты сверху не торчали острыми концами.

— А здесь ходят! — сказал Борух, разглядывая коридор. — Хуи пинают. Вон, посшибали почти все. Мы на верном пути, похоже.

Коридор плавно загибался и уходил вниз, Артем следил за направлением на репер и почти не смотрел по сторонам, так что майору пришлось довольно грубо дернуть его за эвакуационную стропу разгрузки.

— Стоять! Никому не двигаться! — прошипел он.

— Что такое? — тихо спросил Артем.

— Смотри! — он посветил тонким лучом подствольного фонаря невысоко над полом пещеры. В его свете заиграла блестками тонкая стальная нить, натянутая среди известняковых натеков на уровне чуть ниже колена.

— Растяжка?

— Да, — подтвердил Борух. — Если бы не севший на нее конденсат, запросто бы напоролись. А ну, отойдите назад…

— Ебать тут взрывчатки… — сказал удивленно майор через несколько минут. — Кто-то кого-то очень сильно не любит…

— Может быть, нас? — спросила Ольга.

— Может, и нас, — не стал спорить Борух. — Но обрушило бы нахрен всю пещеру.

Когда встали возле выходного репера, — он нашелся буквально в десятке метров от закладки в небольшом пещерном зале, — майор сказал:

— Встаньте плотнее, ближе к камню и после переноса — ни шагу в сторону! Лучше всего вообще не двигайтесь, пока я не скажу!

— Готов, — подтвердил Артем и мир моргнул.

Сначала Артему показалось, что они никуда не перенеслись — было так же темно и сыро, тихо журчало и капало.

— Не двигайтесь! — напряженным голосом сказал Борух. — Не дышите, блядь, и не моргайте даже!

Артем скосил глаза и увидел, как майор осторожно обводит лучом фонаря плетение проводов и коробочек на коротких штативах. За ними смутно просматривались влажные бетонные стены какого-то бункера.

— Оль, у тебя есть косметичка? — внезапно спросил он.

— Хочешь сделать маникюр? — удивилась Ольга.

— Нет, попудрить носик. Пудра есть у тебя, женщина? Только осторожно, ради всего святого! Никаких резких движений!

Ольга завозилась за спиной Артема, зашуршала чем-то, вжикнула «молния». Затем она осторожно и медленно протянула руку над его плечом и передала Боруху плоскую коробочку.

— Аккуратней с ней, — попросила она серьезно. — Это французская! Больше я такой не достану, Земля-то закрыта…

— Женщины… — вздохнул майор. — А ну-ка…

Он присел, раскрыл коробочку, поднес к лицу, и внезапно сильно дунул.

— Ах ты!… — возмутилась Ольга и тут же замолкла — пыльное облачко обозначило в воздухе перекрестье красных тонких лучей.

— Тём, скажи мне, пожалуйста, что это не транзит, а? — с надеждой спросила Ольга.

— Это не транзит, — послушно подтвердил Артем. — Можем уйти прямо отсюда.

— Тогда стойте, где стоите, — сказал с облегчением майор. — Тут «клейморы» на электроподрыв и лазерные датчики. Если что — только фарш по стенам.

Они стояли пятнадцать минут, не шевелясь, и это было даже хуже, чем прыгать по каменным залупам в пещере. У Артема зверски разболелась нога, все тело зудело от влажной одежды, сырое белье натерло в паху, автомат неудобно упирался в бок магазином, а планшет оттягивал руки. Чтобы отвлечься, он считал варианты переходов, и выходило, что, как ни петляй и ни прыгай по срезам, в итоге они идут либо через один узел, либо через второй. Был еще третий — но в нем их уже встретил тот военный, и второй раз лучше не пробовать.

— Три или четыре прыжка — и мы либо дома, либо покойники, — сообщил он, дважды проверив свои выводы.

— Велик Мультиверсум, а съебаться некуда… — вздохнул Борух.

— Готовность! — Артем взялся за планшет.

И мир снова моргнул.

Зеленый

Проснувшись от пинка в бок маленькой, но твердой пяткой, некоторое время соображал, где я. Помещение было уютным, но незнакомым и с легким, почти неуловимым намеком казенщины. Как номер в дорогом отеле. Пятка, впрочем была родная, до боли знакомая — Машкина розовая пятка. Она вечно умудряется во сне развернуться в кровати поперек и начать пинаться. Тут я сообразил, что это наш новый дом в Альтерионе. Или на Альтерионе? Надо бы выяснить, а то, знаете ли, бывали в нашем мире прецеденты… Машку я вчера из последних сил уложил спать в ее розово-кружевном безумии, но она, видимо, проснувшись ночью, нашла меня своим безошибочным детским пинательным инстинктом в соседней спальне. И пристроилась досыпать у меня под боком. Она так часто делает, если ей тревожно. В ногах развалился пушистой рыжей тушей котик — а с виду и не скажешь, что такой тяжелый…

Я немного полюбовался умилительной картиной — золотистые Машкины волосы на подушке, рыже-белый кошачий мех на одеяле. Оба два привольно развалились поперек, оставив мне маленький уголок кровати, дружно сопели, каждый в свои две дырочки, и были совершеннейшее ми-ми-ми. Дети и котики — что может быть прекраснее? Разве что кофе и завтрак.

Я прошелся по второму этажу, открывая двери, пока не нашел санузел. К счастью, довольно обычный, без высокотехнологических хитростей — еще не хватало с утра ощущать себя дикарем, моющим ноги в биде. Только унитаз, вместо того чтобы скучно смыть воду, внезапно поднялся и кувыркнулся назад, в стену, после чего вернулся обратно уже стерильным.

Я себя с утра чувствовал… Как бы это полегче выразиться? Как будто меня вчера пинала ногами бразильская футбольная команда. Почему бразильская? Потому что попадала. Утомительный был денек. Отвык я от такой физической активности, расслабился на сидячей работе. Хорошо хоть альтерионская мазь от ожогов оказалась фантастически эффективной — никаких следов на физиономии, только борода слегка выгорела.

Умывшись, спустился вниз в поисках кухни и наткнулся на сонную, зевающую Криспи в голубой пижаме.

— Доброе утро! — она помахала мне ладошкой. — Я тут заняла комнату внизу. Ты не против? Я могу и в другую переселиться, у меня вещей еще нет совсем…

— Живи, где хочешь, Крис, — отмахнулся я. — Все равно я опять уезжаю. Лучше скажи, где тут кухня?

— Ой, — Криспи засуетилась, — кофе и яичница с сосисками тебя устроят? Я приготовлю сейчас!

— Да ладно, Крис, я и сам могу…

— Нет-нет, позволь мне! Я умею обращаться с нашей кухонной техникой…

Я хотел было возмутиться, заявить, что я с любой техникой на раз-два… Но потом подумал, что ладно. Хочет девочка сделать мне приятное — пускай, не буду обламывать. У нее и так сейчас, небось, в башке кавардак — вернуться на родину после такого жизненного провала, потеряв пять лет жизни, в непонятном статусе… Если игра в хозяйку дома ее успокаивает — пусть пока. Привезу Ленку — разберутся, чьи на кухне сковородки. Тем более, что я и правда без понятия, как у них тут кофе варят. Небось, не в джезве, как я привык. В кофеварке какой-нибудь модной, поди. Хорошо хоть сам кофе есть.

Я уселся на диван перед камином. Камин был здоровенный, кирпичный, его массивная труба уходила вверх мимо галереи второго этажа в центр далекой крыши, с ее открытыми темными стропилами. Кажется, камин рабочий, не декоративный — это хорошо. Камин отчасти примиряет с тем, что мы, фактически, стали беженцами и эмигрантами. Интересно, здесь есть пособие для беженцев? Или как тут вообще все устроено? Нихрена ж не знаю, дурак-дураком. Что я делать буду вообще? Моя прошлая служба вряд ли будет востребована…

Как только сел на диван, на полированной, деревянной с виду поверхности журнального столика проступили какие-то кнопки. Просто обрисовались красным контуром. На них были символы, которые мне ни о чем не говорили, так что я просто коснулся крайней. Висевшая над камином большая картина с морским пейзажем налилась цветом и объемом, моргнула и сменилась какой-то симпатичной юной барышней, которая что-то горячо втирала, обращаясь к сидящему рядом несколько слащавому и смазливому юноше. Юноша, надувшись от собственной значимости, что-то пояснял, показывая на какое-то действие на картинке на заднем плане. Что там происходит, я не понял, язык мне был незнаком, так что, посозерцав это никчёмное зрелище, я попытался его выключить. Не преуспел. Нажатие на кнопку включения привело только к смене канала — там какие-то бодрые ребята в белых комбинезонах монтировали посреди площади какую-то арку, под непонятные мне пояснения очередной чертовски молодой и красивой ведущей.

— Строят постоянный портал в Йири, — пояснила мне Криспи, поставив на столик чашку и тарелку. — Совет принял решение о гуманитарной миссии. Реабилитация выживших погруженных, постепенный вывод из компьютерной комы уцелевших оркестраторов… Большая работа, на годы.

— А что же ты? — спросил я прямо.

— Не знаю, — грустно сказала девушка. — Я сильно изменилась, мне надо многое обдумать. Мне предлагают, но я пока не готова… Ой, ладно, — оживилась она. — Вот это посмотри! — она пробежалась тонкими пальцами по контурам кнопок. — Где же это, сейчас… А, вот!

На экране было нечто вроде ралли-рейда: разномастные машины упорно пылили по пересеченке, ныряли в ямы, расплескивали ручейки — и все это под бодрую скороговорку комментатора. Я ни слова не понимал, но интонации не спутаешь: «Пилот Пупкин выходит на первую позицию, его догоняет номер надцатый, пилот Залупкин! На этом этапе лидирует… Ах, какой обгон, какой красивый обгон!». Ну и все такое.

Удивительно, что машины при этом были не только разные, но и совершенно не гоночные. Обычные, довольно старообразного вида седаны, внедорожники, спорткупе — судя по реву моторов и дыму выхлопов, на двигателях внутреннего сгорания. Какое-то любительское ретро-ралли?

— Это гонка на старых машинах, — подтвердила Криспи. — Очень популярное увлечение среди мзее33.

Я сразу повеселел — не пропаду я здесь, точно. Пойду с Йози машинки здешние чинить, вспомню молодость и гаражное дао. Язык только надо выучить. Заведем с ним автосервис, буду там ключами звенеть, вечерами Машке сказки читать у камина, а Ленка будет нам чай заваривать и шарлотку печь… Да, Ленка.

— Пора мне, Крис. Поцелуй от меня Машку, как проснется.

— Удачи тебе, Сер.

Я вышел из дома и завел мокрый от утренней росы УАЗик. Оставил прогреваться и пошел по тропинке к соседнему дому. Мне нужно было задать Йози один вопрос. Хотя я был почти уверен в ответе, но убедиться все же следовало.

Выделенный им дом был довольно похож на наш, хотя чуть побольше и другой планировки. Какая-то отделка типа легкого сайдинга — в данном случае салатового оттенка, высокая крыша, крытая чем-то вроде пластиковой мозаики разных оттенков коричневого, желтые наличники больших окон и деревянная дверь с матовым стеклом в верхней части, в которую я и постучал, не обнаружив звонка.

Мне открыл полупроснувшийся, в трусах, Йози.

— Сколько времени? — спросил он, зевая.

— Ни имею ни малейшего представления, — честно сказал я. — Я даже не знаю, сколько часов тут в сутках.

Да, херовый из меня иммигрант. Вообще ничего не знаю о стране прибытия. Ладно, живы будем — разберемся…

— Йози, прости, что разбудил, но у меня один небольшой вопрос, а потом спи себе дальше.

— Что такое? — Йози так заразительно зевнул, что у меня свело челюсть.

— Лена, жена моя… Перед тем, как она пропала, ты отвозил ее домой через Гаражище на своем «ведровере», так?

— Ну да, отвозил, — согласился Йози. — Ты же меня и попросил тогда.

— Припомни, пожалуйста, что у нее с собой было из вещей?

— Без проблем — пожал плечами Йози. — У нее была здоровущая такая тяжелая сумка, ну, типа как у бабок с вещевого рынка. Белая с красным, из такого пластикового полотна… Я еще хотел ей помочь донести до квартиры, но она как-то резко отказалась, я не стал настаивать. Больше, вроде, ничего не было. А что?

— Нет, ничего. Спасибо тебе, иди досыпай.

— А ты чего думаешь?

Я огляделся по сторонам и тихо сказал ему: «Раскоряка!»

Йози спросоня слегка потупил, но потом до него дошло:

— А, ну да, она же…

Я пихнул его кулаком в плечо и поднес палец к губам. О том, что та машина оборудована для Холода, знали только он и я. Пусть и дальше так остается. Вполне вероятно, что гостеприимные хозяева этого мира тоже могут иметь на такое оборудование какие-то планы. И я не исключаю, что они нас… ну, скажем мягко — контролируют. Ненавязчиво присматривают. Мало ли, вдруг мы пальчик на кухне пораним или сидением от унитаза прищемим себе яйца? Да, я старый параноик. Но хуже всего, когда твои параноидальные фантазии оказываются бытовой обыденностью.

Мы попрощались с Йози, и я пошел к УАЗику, а он — досыпать, наверное. До арки и пешком было сто метров, но пусть машина побудет на той стороне, мало ли что. В портал проезжать еще страннее, чем в проход — капот перед тобой исчезает, как будто стираемый из этого мира ластиком, линия исчезновения доходит до тебя и сразу, без малейшего перехода — ты уже там, а за тобой как будто 3D-принтером быстро-быстро рисуется из пустоты задняя часть машины. Привыкну, наверное, — как к переходу в Гаражищах привык.

«Раскоряку» Йози отогнал в каменный сарайчик, из которого раньше открывался проход в гаражища. Но мне надо было в Холод — или на Изнанку, как выражались коммунары. Поэтому я сел на потрескавшийся дерматин примитивного сиденья, вставил в гнездо акк и повернул чёрный эбонитовый переключатель на панели в положение «Вкл». Компрессор потарахтел и выключился — мы с Йози успели немного привести в порядок ходовую и пневматику. Взяли компрессор подкачки от грузовика, заменили сальники и уплотнения, ступичный подшипник, еще кое-чего по мелочи. Но вторую, скрытую от глаз под днищем систему не трогали, в ней все осталось как было.

Я выкатил «Раскоряку», загнал УАЗик на ее место, заглушил его, перекинул винтовку и рюкзак и поехал к башне. Загнал во двор, сходил на второй этаж, достал из тайника два последних заряженных акка и, вернувшись, вставил их в гнезда в коробке под днищем. Закрутил восемь болтов, закрыл ящик, вылез и уставился на машину. Совершенно очевидно, что она была доработана для движения через Холод — конструктивная аналогия с костюмом была очень наглядной. Но как в этот самый Холод на ней попасть?

Я, собственно, и про костюм этого не знал, но у меня была рабочая версия — надеть костюм, залезть в проход Ушедших, а дальше все само как-нибудь образуется. Или не образуется, что тоже вполне вероятно. Но я хотя бы знал первый шаг. На этот раз у меня вообще никаких идей не было. Я очень надеялся, что, как только я вставлю акки, произойдет что-нибудь наглядное. Небеса, к примеру, разверзнутся, и на них появится надпись со стрелкой: «В Холод — сюда!»

Ничего такого не случилось. Каким-то очень глубинным чутьем я уверено чувствовал, что система работает — что-то изменилось в том, как машина соотносится с окружающим ее миром. Это трудно сформулировать и внятно описать, но она стала как бы… чуть-чуть не отсюда. Нет, ей по прежнему можно было постучать по борту (что я немедленно и проделал) и послушать жестяной звук кузовного железа, на ней можно было так же ездить (это я тоже сразу проверил) — но она была как бы здесь, и при этом не так здесь, как стена башни или трава на земле. Как-то иначе здесь она была. По-другому как-то. Нет в языке слов для описания таких феноменов, но ошибиться невозможно — всё работает.

Но дальше-то что? Какой крибле-крабле-бумс ей нужен, чтобы проехать в Холод? При том, что я вообще не представляю, что этот Холод такое… И спросить-то не у кого — Андрея у меня альтерионцы забрали. Да и он, если честно, не производил впечатления большого специалиста по этой теме. Единственное, что мне пришло в голову — я, в принципе, могу демонтировать все узлы дополнительного оборудования с «Раскоряки» и повесить его на себя. Костюма из этого не сделать, рассоединять детали страшно, но можно закрепить как-то, сбрую какую-то из ремней навязать, строительными хомутами к разгрузке пристегнуть… Будет пиздец, как неудобно, но в проход в башне, пожалуй, как-нибудь влезу. А дальше… А хрен его знает, что дальше. Посмотрим.

Я уже начал примериваться к крепежам спрятанных под днищем ящиков, когда сзади раздался знакомый голос:

— И снова здравствуйте…

От неожиданности я треснулся башкой об рычаг подвески, выругался и вылез ногами вперед, судорожно вспоминая, куда я, к ебени матери, дел пистолет. По всему выходило, что кобуру я отстегнул, чтобы не мешала под машиной ползать и бросил на сиденье, накрыв сверху жилеткой. Впрочем, внезапно вернувшиеся коммунары никакой агрессии пока не проявляли, и вообще выглядели так, что краше в гроб кладут.

У бородатого вояки большая часть бороды отсутствовала, вместо нее торчали какие-то обгорелые клочки и красные пятна обожжённой кожи. Камуфляж его был в дырках и рыжих подпалинах, висевшие раньше в разгрузке банки с пулеметной лентой отсутствовали. От него сильно пахло пороховой копотью и паленой курицей.

Ольга неловко держала перевязанную прямо поверх одежды грязным бинтом левую руку, повязка на плече отмокала кровью. Сквозь слой грязи и копоти зло сверкали льдисто-голубые глаза. Винтовка ее, родная сестра моей, была разбита, похоже, попаданием крупнокалиберной пули — исковерканный кожух открывал какие-то медные шинки и темные детальки, находящиеся в заметном беспорядке.

Артем был безоружен, в разгрузке одиноко торчал магазин от «Калашникова», который некуда было вставить. На лице его было несколько запекшихся ссадин, он сильно хромал и опирался на импровизированный костыль из кривой толстой ветки.

— Опять забыли что-то? — спросил я вежливо, стараясь незаметно переместиться поближе к пистолету. — Вроде я ничего вашего тут не находил, — я голосом выделил слово «вашего» и сделал еще один шажок в сторону кобуры. Теперь до пистолета было буквально рукой подать.

— Извини, — сказал Артем голосом смертельно уставшего человека, — мы пытались уйти домой. Не вышло. Это ближайшее место, где мы можем передохнуть и прикинуть, что делать дальше.

— Во всем бесконечном Мультиверсуме негде голову преклонить, кроме как в моей башне? — сочувственно покивал я. — Обычное дело, чего уж там.

— Во всем бесконечном Мультиверсуме нам не очень рады, — сказала Ольга.

— Как я их понимаю! — закивал я в ответ. Моя рука уже лежала на сиденье возле рукоятки пистолета. — А с чего вы решили, что вам рады тут?

Я под жилеткой осторожно освобождал пистолет от кобуры. Оружие на виду было только у бывшего бородатого, но его пулемет висел стволом вниз на плече. У меня сейчас были лучшие шансы за все время нашего знакомства. Вытащить пистолет, сначала в бородатого, потом в рыжую, потом… Эх, Артема жалко. Но оставлять в живых человека, у которого только что застрелил жену — не лучшая идея.

— А что такой странное с этой машиной? — внезапно спросил Артем. — У меня планшет на нее отзывается…

— Хуй вам, а не машина! — сказал я твердо. Пистолет уже был у меня в руке.

Утверждение «Достал оружие — стреляй!» со всех точек зрения правильное. Я ничуть не подвергаю его сомнению, но, направив ствол на Боруха, отчего-то не нажал на спуск. Понимал, что надо, злился на себя — но не нажимал.

— Не надо, пожалуйста! — Артем медленно поднял руки. Ольга движением плеча сбросила на землю винтовку и последовала его примеру. От винтовки что-то со звоном отскочило и укатилось. Борух поколебался, но, подняв левую руку, правой осторожно опустил на траву пулемет, сделал шаг в сторону и поднял вторую руку.

Убивать сдавшихся некрасиво — но очень эффективно и безопасно. Жаль, что я такой инфантильный мудак и не умею этого делать. Сколько потенциальных проблем бы сейчас закопал на холме!

И как мне с ними теперь поступить?

— Дай воды, пожалуйста! — тихим голосом попросила Ольга, опускаясь на траву. — Клянусь, мы не будем пытаться причинить тебе вред!

Ее голубые глаза больше не светились льдистым безумием, а стали умильными, как у котика из мультфильма. Какова актриса, а? Нет, я ни на секунду ей не поверил, но даже при том что-то внутри дрогнуло. Когда тебя вот так просит, глядя снизу, красивая женщина — тут столб бетонный дрогнет, не то, что я.

У смотревшего на эту сцену Артема было такое лицо, что ему хотелось предложить не воды, а стакан водки.

— Клянетесь? — спросил я скептически. — Интересно, чем? А впрочем, не важно. Воды мне не жалко.

— Я обещаю, — сказал Артем. — Я не дам ей тебе навредить.

Взглядом голубых глаз теперь можно было резать титан, но он был обращен не на меня, так что ладно. Милые бранятся — только тешатся. Борух просто улегся на спину и равнодушно смотрел в небо.

— Как ты теперь без бороды-то? — спросил я сочувственно.

— Лучше еврей без бороды, чем борода без еврея, — ответил тот мрачно.

Я подобрал пулемет, кинул его в машину и пошел в башню, за водой. Глупое решение — у каждого из них могло быть по паре пистолетов за пазухой, я же их не обыскивал. Но обыскивать, а потом что — связывать? Запирать? Куда? Раз уж я начал вести себя как наивный придурок, надо быть хотя бы последовательным. Если я их не пристрелил, то становиться надзирателем зиндана тем более не собираюсь.

Когда я принес воды, Ольга лежала на траве рядом с Борухом, и только Артем сидел, оперевшись спиной о зубастое колесо «Раскоряки», и крутил в руках планшет. Я подал им пятилитровую баклажку, и они по очереди к ней присосались.

— Еды вам поискать? — спросил я, глядя как жадно они пьют.

— Спасибо не надо, — вежливо ответил Артем. — Еда у нас осталась, только вода кончилась.

Здорово их, судя по всему, потрепало. Сначала я хотел спросить, что случилось, но потом я решил, что на самом деле мне это похуй, а проявлять вежливость незачем. Я их в гости не звал, и видеть не рад. Впрочем, Артем сам все сказал.

— Нам перекрыли все пути в Коммуну. На каждом узловом репере либо засада, либо ловушка.

— Ну да, если спиздить и заминировать чужую машину, ее владельцы обычно не бывают рады. Даже и не знаю, почему так, — пожал плечами я.

— Не в машине дело… — вскинулся было Артем, но видимо понял, что я не собираюсь спорить и сменил тему. — Что это за машина? Мой планшет реагирует на нее. Не как на репер, но близко к тому.

— Ты можешь ее… Ну, не знаю… Активировать что ли? Включить, или что там с ней делают, — спросил я с надеждой.

— Да, но я не уверен, что произойдет. Я вообще не очень понимаю, что она такое. Мой планшет явно не предназначен для такого взаимодействия, должно быть что-то другое… К ней не прилагалось никакого похожего устройства?

Я покачал головой — на передней панели слева от водителя был крепеж под что-то плоское, но в нем ничего не было, и при сушеном дедушке в подвале тоже ничего подходящего не нашлось. Может, действительно, у меня просто не было какой-то важной части? Пульта управления какого-нибудь?

— Так ты можешь запустить эту штуку?

— Наверное… даже точно могу. Но куда?

— Похуй, — твердо ответил я, — надо хоть что-то делать.

— Погоди, — слабым голосом отозвалась Ольга, — это же пустотный фазер, так?

— Хуязер, — не согласился я. — Понавыдумывают же…

— Как ни назови, — настаивала рыжая, — это аналог костюма.

— Возможно. Я на это надеюсь.

— Тогда нам есть, что предложить друг другу!

— Да, есть, — я не стал спорить, — вы от меня от отъебетесь, а я вас не убью. Отличная сделка.

— Ты не можешь активировать систему без м-оператора, — продолжала настаивать Ольга.

— Ты в прошлый раз говорила, что с костюмом можно провести двух человек. Но я тут на досуге подумал, и сдается мне, что это был развод. И, если бы костюм не пропал, ты бы меня пристрелила и его забрала. Разве не так? — на самом деле эта мысль окончательно оформилась только сейчас, хотя подозрения были и раньше. Просто как-то я это отчетливо понял, глядя в бесстыжие голубые глаза.

Ольга не сказала ни «да» ни «нет», но мне это было и не нужно. И так все предельно ясно.

— Я даю слово, что это не повторится, — сказал Артем.

— Извини, приятель, — покачал я головой. — Ты вроде мужик нормальный, но, сдается мне, если вопрос встанет ребром, эта рыжая тебя не спросит.

— Давай так: я заведу эту штуку, а ты подкинешь нас до Коммуны, — предложил Артем.

— Это вам что, блядь, такси? — удивился я такой наглости.

— Но ты действительно не запустишь ее сам!

Я задумался. С одной стороны, он прав — я могу тут до морковкина заговенья просидеть, пытаясь разобраться, как ее включить. С другой — если в Коммуне рулят такие, как Ольга, то у меня «Раскоряку» просто отожмут. С третьей стороны — там то ли будет, то ли нет, а тут я точно ничего не высижу. И уж, по крайней мере, я там от них избавлюсь.

— Ладно, загружайтесь, — сказал я с острым ощущением того, что еще пожалею о своем решении.

Поскольку водительское место в «Раскоряке» посредине, Артем и Борух сели от меня с двух сторон, а Ольга расположилась сзади. В общем, я опять был в руках коммунаров, и опять — вынужденно. Борух, вон, и пулемёт свой ненавязчиво подобрал. Сука, блядь, ну почему всегда на мне кто-то ездит?! Почему я такой лузер-то по жизни? Риторический вопрос, не надо мне на него отвечать. Не хочу я слышать ваши ответы…

— Ну, делай уже что-нибудь, оператор на букву «му»! — сказал я Артему, который с трудом устраивал повреждённую ногу в узком проеме между сиденьем и панелью.

Тот взял свою черную каменную доску, задвигал по ней руками… Мне показалось, что я вижу какие-то точки и линии в камне, но он почти сразу сказал:

— Включаю…

И мир вокруг заволокло туманом.

Теперь «Раскоряка» стояла одновременно там же, где была — возле башни, — и одновременно на дороге, которой тут раньше не было. На самом деле, ее и сейчас не было, вернее она была, но не возле башни, где стояли и как бы не стояли мы… В общем, подходящих слов для описания этого состояния у меня не было. Я более-менее отчетливо видел кусок дороги метров на двадцать вперед и назад от машины, несколько мутновато и без цвета — башню, зато вдали отчетливым контуром проглядывала Черная Цитадель, которая от башни на самом деле не видна — ее закрывает лес. Перспектива странно исказилась — казалось, что мы в каком-то полупрозрачном шаре, за пределами которого все смутно, в карандаше и блеклой пастели с растушевкой.

— Куда нам? — спросил я и поразился, как странно звучал тут мой голос. Плоско, глухо, неестественно — как будто звук ниоткуда не отражался, и я слышал его только внутри своей головы.

— Туда, по дороге, — таким же странным тусклым голосом ответил Артем. Поморщился от звука и продолжил, — я не могу манипулировать дорогой как реперами, но мой планшет, оказывается, ее отображает в общей схеме. Направление понять можно.

Я нажал на педаль тяги, и мы плавно покатили вперед. Башня почти сразу растаяла, и за обочинами дороги замелькали какие-то силуэты лесов, гор, даже городов. Долгое время на краю поля зрения навязчиво маячила Черная Цитадель — четкий контур среди размытых теней, — но потом исчезла и она. Я подумал, что хрен я теперь обратную дорогу найду, с дороги вообще не поймешь, где она проходит. Я даже не мог разобрать, какое у нее покрытие — она выглядела то асфальтовой, то грунтовой, то бетонной с потрескавшимися косыми плитами, то вдруг оказывалась гравийным грейдером, на котором нас начинало противно мелко трясти. Без всякой уверенности я предположил, что это связано со срезами, которые мы проезжаем, и, если свернуть на обочину то мы, возможно, окажемся в каком-то мире. Но может быть и нет. Экспериментировать не тянуло — периодически в окружающем нас тумане мелькали какие-то движущиеся силуэты. И то ли они так искажались, то ли действительно выглядели не очень — но знакомиться с ними совершенно не хотелось. Несколько раз мне казалось, что на нас сейчас кто-то бросится — но очередная тень бессильно скользила по сфере окружающего нас туманного пузыря и исчезала сзади.

— Тут кто-то водится, Оль? — нервно спросил бывший бородатый, обняв пулемет.

— Я тоже в первый раз здесь, Борь, — ответила сзади рыжая, — но лучше бы нам не задерживаться…

Я прибавил скорости, но очередной силуэт спереди внезапно не соскользнул в сторону по поверхности сферы, а оказался внутри. Я рефлекторно нажал изо всех сил на тормоз, но «Раскоряка» далеко не образец управляемости, и существо оказалось у нас на трубчатом переднем отбойнике. С учетом полного отсутствия капота, я мог дотянуться до него рукой. Но желания такого не возникло — человекообразное по форме, это нечто имело подобие лица, но абсурдно искаженные его черты не выражали ничего, кроме лютого голода. Серая гладкая маска голодного духа скалила на меня редкие кривые зубы тонкогубого черного рта. Это было страшно и омерзительно. Я нажал на педаль тяги, машина начала медленно разгоняться и, когда эта тварь потянула ко мне тонкие длинные руки, она не удержалась и соскользнула вниз. Заднее колесо на чем-то подпрыгнуло.

— Там еще, еще! — закричала сзади Ольга.

Зеркалами заднего вида «Раскоряку» никто оборудовать не позаботился, но тон у рыжей был такой, что я сразу поверил.

Борух завозился справа, разворачиваясь с пулеметом назад.

— Винтовку, дай мне винтовку, Зеленый! — Ольга дергала меня за жилетку так, что я еле удерживал руль.

Я выдернул из самопального зажима на панели свою винтовку и, не глядя, сунул стволом назад. Рыжая выдернула ее у меня из рук, и вскоре сзади раздались резкие хлопки — даже они здесь звучали как-то отстраненно, как будто из соседней комнаты через тонкую стенку. Ну вот, теперь меня и разоружили, забрав уникальную и наверняка адски дорогую винтовку… Лох — это судьба.

Впрочем, у меня остался пистолет — и я его выдернул из кобуры, когда впереди появились сразу три серых твари. Эти были человекообразны настолько, что на них оказалась грязная драная одежда, а двое держали в руках здоровенные палки. Я сразу почувствовал себя очень неуютно в полностью открытой машине. Держа руль левой, я успел выстрелить всего два раза до того, как отбойник ударил переднего в грудь. В одного я попал, и он, споткнувшись, отлетел куда-то в сторону, второй взмахнул палкой и Артем внезапно заорал от боли, а тот, который повис на отбойнике только яростно скалился, но не мог отпустить руки — его ноги волочились по дороге под днищем высокой машины не давая залезть в кузов. Я вытянул руку, приставил пистолет к его башке и спустил курок. И вообще ничего во мне не дрогнуло, как таракана раздавил. А ведь еще недавно я не держал в руках ничего опаснее бутылки пива…

Сбоку грохнул короткой очередью пулемет, потом еще и еще, но я не видел, куда он стреляет, мне было не до того. Я пытался одновременно удержать руль, не уронить пистолет, и не дать вывалиться из машины Артему, который, получив палкой по лбу, заливался кровью и норовил потерять сознание. Пулемет молотил уже непрерывно, ему вторили частые хлопки винтовки, а я продолжал давить на педаль, все увеличивая и увеличивая скорость. И, в конце концов, они видимо просто отстали. Во всяком случае пулемет умолк, винтовка хлопнула еще пару раз и стало тихо — только шины рокотали по дороге.

— Что с ним? — Ольга схватила Артема за плечи, наконец-то дав мне возможность убрать пистолет и взяться двумя руками за руль, что на такой скорости было явно не лишним.

— Дрыном каким-то по кумполу прилетело… — я начал постепенно притормаживать, потому что хрен его знает, куда мы так умчимся без штурмана.

Впереди замаячило какое-то темное сооружение и дорога, похоже, уходила в него. С этим надо было что-то делать, а единственный, кто хоть как-то понимал, куда мы едем, был в отрубе и весь в кровище, как зарезанный. Мы уже медленно подкатились к чему-то вроде высокой беседки — ее четыре опоры сходились вверху в небольшой купол, образуя как бы четыре арки, между которыми расположился перекресток. Это архитектурное излишество было как будто отлито без единого шва из отполированного черного камня и на общем туманом фоне выглядело избыточно реальным. Реальнее реальности, я б сказал. И вот куда нам теперь? Прямо? Направо? Налево?

— Там аптечка альтерионская сзади лежит, — сказал я неохотно. Аптечка мне и самому может пригодиться, кстати.

— Хм, в первый раз вижу альтерионскую аптечку с русской инструкцией! — удивилась Ольга.

Я помог перетащить Артема назад, где рыжая, уложив его на сиденье, начала какие-то медицинские манипуляции. Что-то зашипело, резко запахло, потом защелкало… Я вылез на дорогу и осмотрел машину — на первый взгляд она никак не пострадала, только кровищей уляпана вся, внутри и снаружи, да в заднем борту пара пулевых дырок — видимо, Борух из пулемета низко взял. Хорошая машина, хорошая, ты уж продержись, пожалуйста, мне на тебе еще за женой ехать…

— Оу… — застонал сзади Артем, — моя голова…

— Сейчас пройдет, дорогой, я тебе обезболивающего впрыснула.

— Где мы?

— Ровно посередине ничего, — ответил я недовольно. — И нам бы не помешало указать направление.

Артем с трудом сел и осторожно коснулся лба. Ольга ловко подклеила сорванный лоскут кожи каким-то медицинским клеем и залепила прозрачной полосой чего-то похожего на канцелярский скотч. Но кровь не текла, рана выглядела чистой, и, кажется, даже начала уже рубцеваться. Мощная у альтери фармакология.

— Дайте планшет… — сказал он слабым голосом.

Я вынул его черную каменную доску в металлической рамке из держателя, к которому, она, кстати, подходила как родная. Это нам о чем-то да говорит, верно? Артем положил руки на черную поверхность, и на этот раз я увидел точки и линии вполне четко. Не померещилось мне, значит.

— Так вот что это такое… — неожиданно сказал он, оторвавшись от планшета и оглядев арку, под которой мы стояли. — Вот оно как выглядит…

Голос его был восхищенный и слегка обалделый. Под аркой, кстати, акустика была нормальной, без этого плоского глухого звучания.

— И что же это? — спросила Ольга.

— А, неважно… — отмахнулся Артем. — Нам направо.

Я сел за руль, Ольга осталась раненым сзади, обнимая и поддерживая его. Борух перезарядил пулемёт и вздохнул:

— Последняя лента…

Мы потихоньку тронулись, и я аккуратно вписал большую квадратную машину в поворот. Катились, не торопясь, но и не медленно, внимательно оглядываясь по сторонам, — но смутные наброски пейзажей за туманной стеной были лишены движения.

— Смотрите! — сказал внезапно Артем.

Я притормозил, и мы покатились совсем медленно, с удивлением разглядывая окружающий нас город. Хотя виден он был как через запотевшее стекло, но советскую архитектуру пятидесятых годов с ее имперской монументальностью не спутать ни с чем. Широкие улицы, балконы и колоннады, аккуратные скверы, острые башенки на квадратных домах.

— Это же Загорск двенадцатый! — в радостном изумлении воскликнула Ольга. — Это улица Ленина, сейчас будет перекресток с Курчатова, начнется наш Институт…

— А что с ним стало, ты не знаешь? — спросил ее Борух.

— Знаю, — рыжая сразу потухла. — Когда Институт с прилегающими улицами закапсулировался, город был разрушен подчистую, все, кто не был на работе в главном комплексе зданий, погибли…

— Ты кого-то потеряла тогда? — спросил ее Артем.

— Да, — резко ответила Ольга, — не будем об этом. Вот как раз Институт…

Конгломерат из множества соединенных надземными застекленными переходами зданий был обнесен кованой оградой с эмблемами войск связи. Он выглядел заметно четче окружающего призрачного города. Дорога шла мимо, совпадая с здешним проспектом и Артем сказал неуверенно:

— Кажется, мы на месте. Наверное, нам надо свернуть?

Я до минимума сбросил скорость и повернул к воротам институтской ограды. Как только машина покинула дорогу, мир вокруг вспыхнул красками и разразился звуками.

— Эй, что за!.. — заорал какой-то прохожий, с полного шага влетевший грудью нам в борт. — Смотри куда е… Да откуда ты взялся?

Ограды впереди не было, ворот тоже, комплекс зданий Института носил следы перестройки, но все же легко угадывался. «Раскоряка» стояла посреди улицы, по которой шло много людей, но, к счастью, не было ни одного автомобиля. Представляю, если бы я так поперек проспекта у нас в городе возник…

— Это что, проходной двор вам, разведчики, а? — сказал недовольный голос с легким кавказским акцентом. — Мало вам ваш репер-шмепер? Здесь ресторан, слюшай, тут люди кюшать пришли! Ольга, не ожидал от вас, такая приличная женщин! Артем, как же так?

Перед отбойником «Раскоряки», уперев руки в бока, укоризненно покачивал лысеющей головой плотный армянин в поварском фартуке.

— То женщин с автомат тут выпадает, то женщин на машина! Какой-такой аппетит будет после этого? Вах!

— Извините, Вазген, — сокрушенно ответила Ольга. — Совершенно случайно получилось. Мы больше не будем. А что за женщина с автоматом?

— Вах, слушай, утром было! — оживился армянин. — На тебя похожа, да! Рыжая, глаз голубой! Только волос длинный, вьется. И как ты совсем: не было — и вдруг раз! Только без машины, да. Стоит, автоматом крутит, совсем посетитель напугала! Одета в железки чудные, очки круглые… А так очень на тебя похожа, очень! Красивая, вах!

Я не выдержал и закричал:

— Где, где она?

— Вах, я знаю, да? Я к Палыч посылал, Палыч Лиза Львовна звал, Лиза ее к себе увела, лечить, наверное, да? Потому что тот женщин совсем как больная! Кто так делает — автомат на улица крутить? Бардак у вас, разведчиков всегда, слушай… Сейчас к Палыч послать? Или вы сами?

— Сами, Вазген, спасибо, — Ольга помахала ему рукой прощаясь и сказала мне: — Давай по улице потихоньку, до конца квартала и там налево, я покажу.

— Это же Ленка, это только она может быть! — сказал я, подпрыгивая от волнения. — Костюм у нее, только она знала, где от него акки лежат!

— Мы правда так похожи? — с любопытством спросила Ольга.

Я осекся и задумался.

— Не то, чтобы очень, — сказал честно. — Волосы, глаза, веснушки… Но вы совсем разные. Она… Она другая.

Не объяснять же, что рядом с Ленкой я чувствовал себя живым, счастливым и на правильном месте в Мироздании, а рядом с ней — как будто гремучая змея в дом заползла. Такое не объяснишь.

— Другая так другая, — пожала плечами рыжая. — Если она здесь — это интересный поворот…

— Я должен ее увидеть, немедленно! — я больше ни о чем не мог думать. Ленка здесь! Она здесь! Это может быть только она! Я заберу ее и вернусь — к башне, в Альтерион, к черту лысому, куда угодно! Пусть забирают свой сраный костюм и даже «Раскоряку» пусть забирают — только нас сперва домой отвезут, где бы он теперь ни был, наш дом. Где Ленка, я и Машка — там и дом будет.

— Сюда заворачивай! — Ольга показала проезд во двор. — Вот, тут останови.

— Мне нужно к жене! — настаивал я.

— Увидишь ты жену… Наверное.

— Какое, нахуй, «наверное»! — моментально озверел я. — А ну, блядь, винтовку верни бегом!

Я грубо сдернул у нее с плеча винтовку и, включив ее, направил на пол «Раскоряки».

— Вот там под полом — главная пластина и два акка. Проверим, что будет, если пальнуть? — я крутнул колесико регулятора дульной энергии на максимум. — Расколет, как думаешь?

— Не знаю, — задумчиво ответила Ольга. — Я бы не стала пробовать…

— Я. Должен. Увидеть. Жену! — сказал я твердо.

— Что это тут у вас за спектакль? — от двери в здание к нам спешил кряжистый широкий мужик с одним глазом. — Оленька, почему с тобой вечно проблемы? Кто этот человек и что ему нужно?

— Мне нужна моя жена!

— А где его жена? — удивленно спросил одноглазый у Ольги. — И почему у него твоя винтовка?

— Это моя винтовка! — рявкнул я. — И жена моя у вас!

— Да, это его винтовка, — признала Ольга. — Моя повреждена, вон в кузове валяется. И насчет жены — возможно, что он прав.

— Не помню никаких посторонних жен… — начал он. — Хотя…

— Рыжая такая, Вазген говорит — на меня похожа.

Мужик с интересом осмотрел Ольгу единственным глазом.

— А знаешь, и правда… Есть что-то общее! Надо же, всего полдня она здесь, а уже и муж нашелся! Все бы проблемы так легко решались…

— Кстати, о проблемах… — нейтральным голосом сказал Борух. — Они у нас таки есть…

— Может, я расскажу? — перебила Ольга.

— Мужчины могли бы сделать больше, если бы женщины меньше говорили… — сделал постное лицо Борух.

— Проблемы у вас будут прямо здесь и прямо сейчас, — прервал я их затянувшуюся беседу. — Если я немедленно не увижу жену!

— Действительно, что это мы? — спохватился одноглазый. — Невежливо выходит как-то. Вас как зовут? Меня — Палыч, я председатель Совета Коммуны.

— Меня зовут Сергей, — не стал прятаться за позывным я, — а мою жену — Лена. И я должен с ней увидеться.

— Да увидитесь, не надо так нервничать! Она в госпитале, под наблюдением врачей.

— Она ранена? — меня уже трясло.

— Она не ранена, но она… В общем, сами увидите. Пойдемте, тут недалеко. И да уберите вы уже, ради бога, оружие! Никто тут на вас не нападет!

Я выключил привод винтовки, она, тихо пискнув, закрыла ствол шторкой и погасила прицел. Повесил на плечо, похлопал по поясу, проверив пистолет.

— Я готов, пошли.

— Пойдемте с нами, — пригласил остальных Палыч, — Я смотрю, вам тоже медицинская помощь не помешает…

Идти оказалось действительно недалеко. Буквально в соседний корпус того же комплекса зданий, соединённых вверху застекленными переходами, а внизу — асфальтовыми дорожками в окружении газонов. Тяжелая деревянная дверь открылась в царство медицины — кафель, хлорка и карболка. Ну, или что там так резко пахнет в недрах медучреждений, навевая невеселые мысли?

Мне интерьер напомнил детство — кажется вот такой же кафель на стенах и плитку на полу я видел в детской больнице, когда мне было, как Машке сейчас. Эти воспоминания не способствовали оптимизму, но, надо признать, что, несмотря на старообразные интерьеры, здесь было чисто и ухожено, а персонал, снующий по коридорам, выглядел опрятно и деловито.

Проходя мимо дверей, я не удержался и бросил взгляд в одну из палат — она оказалась почти пустой, только на одной кровати лежал, задравши в зенит загипсованную ногу, какой-то мужик. Кровать была железная, стены крашены зеленой масляной краской, мужик читал книжку, на тумбочке у него стояла ваза с яблоками и графин. В общем, ничего необычного — в региональных больницах у нас и по сей день интерьеры того же плана.

— Лизавету Львовну пригласите, пожалуйста, — сказал одноглазый медицинской сестре, сидящей за столиком возле ячеистого шкафа бумажной картотеки.

Та подняла массивную эбонитовую трубку солидного черного телефона, набрала диском три цифры, послушала, потом сказала туда:

— Елизавета Львовна, к вам пришли. Да. Да. Палыч.

— Сейчас поднимется, — сказала сестра нам и, положив трубку, вернулась к заполнению каких-то бумажек. — Присядьте, если хотите.

Она указала на стоящие у стены деревянные стулья, с откидными, как в кинотеатрах сиденьями. Воспользовался ее предложением один Артем, который хромал все сильнее.

Вскоре к нам подошла невысокая, приятной округлости женщина с черными волосами и мягким, добрым лицом. Я затруднился определить ее возраст — выглядела максимум на тридцать, но было в ней что-то очень возрастное — то ли глаза, то ли осторожная моторика тела, то ли тяжеловатый взгляд многое повидавшего человека… Из-за этого впечатление от нее было какое-то смазанное.

— Что опять случилось, Палыч? Разведгруппу потрепало? А это что за молодой человек?

— Да, Лиза, распорядись, пусть осмотрят разведчиков, им, сама видишь, досталось. А этот юноша, по его утверждению, никак не менее, чем муж утренней нашей гостьи.

Юноша? Меня и молодым человеком-то давно уже называют разве что самые древние из пенсионерок на лавочке…

— Анечка, примите наших разведчиков, будьте так любезны, — обратилась она к медсестре, тоже, кстати, по возрасту была скорее «Анна Батьковна», чем «Анечка». — А мы с вами давайте пройдем вниз…

Медсестра закивала и направилась к Артему — видимо, сочтя его наиболее пострадавшим. Докторица развернулась и пошла к лестнице, Палыч за ней, я, соответственно, тоже.

Мы спустились по лестнице — к моему удивлению, на целых три этажа. Зачем такому небольшому зданию такие мощные подвалы? Здесь было, в принципе, все то же самое, что наверху — крашеные стены, плиточные полы, равномерно расположенные стеклянные плафоны светильников. И — двери, двери, двери… Однако здесь была какая-то иная атмосфера — более мрачная, что ли. Может быть потому, что двери эти были не обычные, а укреплённые, с армированным проволочной сеткой мутноватым стеклом и выдвижным лотком для кормления. Веяло от всего этого карательной медициной и принудительным содержанием. Я сразу напрягся — не понравилось мне, что тут поместили мою жену.

Она обнаружилась за первой же дверью и я припал к окошку. Ленка в белой больничной пижаме сидела на краю застеленной казенным тонким одеялком железной кровати, сложив руки на коленях, как примерная школьница. Сидела, смотрела в пустую зеленую стену и не шевелилась. Это моя-то деятельная жена, которая и минуты спокойно не просидит? С ней явно было что-то не так.

— Что с ней? — спросил я доктора.

— Она в своеобразном ступоре, если угодно.

— Шок?

— Нет, это не шоковое состояние, хотя проявления схожи. Такое впечатление, что она просто чего-то ждет. Вы можете войти — может быть на вас она как-то отреагирует?

Женщина отодвинула засов, и я вошел.

Жена подняла на меня глаза и в них, вроде бы, даже мелькнуло какое-то узнавание — но тут же погасло. Она снова уставилась в стену и, когда я присел перед ней, пытаясь поймать взгляд — ничего не вышла. Она просто смотрела сквозь меня.

— Любимая, это я, — сказал я тихо. — Ты же узнала меня, верно?

— Отведите меня к Ушедшим, — сказала она пустым мертвым голосом.

— Только это она и говорит, — вмешалась доктор. — Твердит в ответ на все вопросы.

— У нас же было что-то такое, если я правильно припоминаю? — спросил ее Палыч.

— Да, два похожих случая, — покивала Лизавета Львовна. — Оба — у разведчиков, работавших с наследием Ушедших. Мы так и назвали: «Синдром одержимости Ушедших».

— И каков прогноз? — спросил я.

— Двух случаев мало для медицинской статистики, — начала отпираться доктор, но я настаивал. — Без статистики — чем закончились те случаи?

— Ну, первый пропал без вести — мы не приняли мер к его изоляции, он сбежал, выкрал оборудование перехода и ушел куда-то через репер. Он был мультиверс-оператором и его так и не нашли. Второй просидел вот так около полугода, потом внезапно напал на санитара, покалечил его, попытался прорваться наружу через переход между зданиями — и свернул шею, неудачно выпрыгнув из окна третьего этажа.

— Значит, медицина мне не поможет, — констатировал я. — Дайте тогда хотя бы стул.

Палыч молча вышел в коридор и вернулся с массивным деревянным табуретом. Я поставил его напротив кровати, сел, взял ее руки в свои — жена не противилась этому, сидела так же равнодушно, и сказал:

— Ну что же, дорогая, у нас и раньше были моменты, когда ты меня не слушала…

В коридоре послышались быстрые шаги — кто-то позвал Палыча. Прозвучало «срочно» и «неожиданно» — наверное, что-то случилось. Но мне было все равно — я сидел и разговаривал с женой.

Я рассказывал ей про Машку, про нашего рыжего котика, про новый дом в Альтерионе — который еще немного не обжит, но обязательно ей понравится, ведь у него огромный палисадник, который хоть весь засади цветами. Рассказывал про то, что Криспи взяла официальное шефство над Мелкой, про то, что в Альтерионе все странно, но зато спокойно, что я могу опять там стать просто механиком и забыть про все эти мрачные расклады Мультиверсума.

Лена никак не реагировала, но слушала, кажется, внимательно, а при упоминании Машки руки ее пару раз дрогнули, воодушевив меня на дальнейшие рассказы. Не знаю, сколько бы я так просидел, но меня потрясла за плечо Лизавета Львовна.

— Вас там зовут.

— Я еще не закончил.

— Сходите, это важно.

— Для меня нет здесь ничего важного, кроме жены.

— Это касается ее будущего. Сходите — вы можете вернуться сюда в любой момент, — настаивала доктор.

Я неохотно встал.

— Посиди тут, дорогая, я вернусь…

— Отведи меня к нему! — неожиданно он подняла лицо и пристально посмотрела мне в глаза. — Он здесь.

— Кто? — не понял я.

Но она опустила голову и больше не отвечала.

Поднявшись по лестнице, я увидел троицу разведчиков в компании Палыча. Вид у них был мрачный и, как мне показалось, слегка растерянный.

— Я к нему не пойду! — горячо говорил Артем. — Я их на дух не переношу. Кроме того, я одного из них подстрелил как-то, вдруг они злопамятные?

— Да тебе и не надо к нему заходить, — уговаривала его Ольга, — посидишь в соседнем помещении.

— Я тоже пас, — отпирался Борух. — Не мое это дело вообще.

Ольга явно злилась, Палыч выглядел неуверенно, и даже, наверное, слегка испуганным, что совершенно не вязалось с его имиджем. Меня он встретил с облегчением:

— А, вот и вы! Пойдемте, пойдемте, Он почему-то хочет видеть именно вас!

— Кто — «он»? — удивился я.

Палыч сказал это «Он» с таким придыханием, как будто к нему Господь Бог с небес спустился и теперь, вот досада, вместо раздачи ништяков требует какого-то приблудного чужака.

Палыч склонился к моему уху и тихо, но внушительно прошептал:

— Ушедший!

— Что, обратно пришел что ли? Ушел, погулял и вернулся?

Палыч, кажется, был слегка шокирован:

— Да вы понимаете, какое это событие? Они уже года три не появлялись лично…

— А я тут при чем?

— Ваша жена, между прочим, требует доставить себя именно к Ушедшим!

— Черт с ним, пойдем быстрее, — я хотел вернуться к жене, мне казалось, что она начинает реагировать на мои слова и, если еще немного постараться…

— И вы тоже с нами! — скомандовал моей знакомой троице Палыч. — Я бы дал вам передохнуть, но все разведчики в разлете, почему-то задерживаются…

— Я же говорила, что… — начала Ольга, но одноглазый довольно грубо ее перебил:

— Да-да, я помню — блокирование реперов, какие-то непонятные люди, кто-то пользуется нашей системой…

Он произнес это таким тоном, что я сразу понял, отчего бесится Ольга. Кажется, руководство Коммуны не приняло ее угрозы всерьез. Ну да это их внутренние проблемы — мне бы забрать жену и свалить отсюда. Очень может быть, что, вернувшись домой, она придет в себя. Может это у нее просто шок такой, а увидит Машку — и все вспомнит.

Так я себя уговаривал, пока мы шли какими-то переходами и коридорами, напоминавшими мне интерьеры Главного здания МГУ — паркет, лепнина, высокие потолки… Потом снова спускались в подвалы — любят их здесь отчего-то. Пришли в бункер — бетонные стены, железные двери и могучие, толщиной в мою ногу кабели по стенам.

— Теперь важное, — уставился на меня Палыч. — Некоторые… Ладно, почти все люди реагируют на Ушедших… Плохо реагируют. Поэтому вы сейчас посмотрите на него через стекло, он вас не увидит. Постарайтесь понять, нет ли у вас… хм… неадекватной реакции.

— Обосрусь, что ли? — спросил я прямо.

— Нет, не так буквально… Ну, вы поймете.

Он с усилием поднял вверх железную створку вмурованного в стену окна. За ним оказалось ниша с тусклым, вероятно, односторонне-прозрачным стеклом, открывающим вид на большой круглый зал. В центре его стояла металлическая арка, обвитая кабелями и увешанная коробками, по полу змеились провода, а вдоль стен расположились серые пульты с лампочками и переключателями. Все это выглядело внушительно, но несколько пыльно и слегка заброшенно.

Рядом с аркой стояли несколько обычных деревянных стульев. На одном из них сидел человек в чем-то черном с капюшоном — не то в плаще, ни то в рясе. Хотя… Присмотревшись, я понял, что и сидит он странно, и пропорции тела какие-то не те… Инвалид, что ли?

— Ну как? — спросил меня Палыч.

— Что «как»? — не понял я, но заметил, что сам он старается в окно не смотреть.

— Никаких панических атак, приступов немотивированной агрессии?

— С чего бы? — пожал я плечами. — Давайте быстрее закончим это, мне нужно к жене.

— Убил бы с-суку! — прошипел вдруг Артем, глядя у меня через плечо. Его лицо было перекошено такой лютой ненавистью, что я еще раз заглянул в окно — может там, я не знаю, котят душат?

— Так, а ну — усадите его куда-нибудь! — распорядился одноглазый, и, стараясь держаться повязкой к окну, опустил металлический ставень.

Борух держал Артема за плечи, уводя к стоящим у стены стульям, того сильно трясло.

— Блядь, я же говорил — не переношу этих тварей… — он ругался и хромал.

В госпитале ему наложили на ногу гипсовую лангету, и теперь он довольно неловко переставлял негнущуюся в нижнем суставе конечность. Я совершенно не понимал, какая-такая необходимость заставила тащить сюда этих уставших раненых людей. Очевидно же, что толку с них никакого. Вот разве что Ольга был по-прежнему противоестественно бодра, и даже повязки на раненой руке у нее не было.

Ольга и вошла со мной в помещение, где ждал этот Ушедший. Наверное, у нее-то никаких непроизвольных реакций не бывает даже в постели.

— Здравствуйте, — сказала она нейтральным тоном, обращаясь к странной темной фигуре. Я молча кивнул.

Вблизи этот Ушелец был меньше похож на человека. Даже в том, как он сидит, было заметно другое устройство тела. Ну и ощущение от него исходило все же довольно странное — хотя и не вызывающее у меня ни паники, ни агрессии. Просто чувство чего-то чужого, абсолютно лишнего в нашей плоскости бытия и плохо в него вписывающегося. Наверное, это и вызывало такую реакцию у людей — они всегда реагируют на чужое страхом или агрессией, а тут такая концентрация чуждости, что крышу должно махом сносить. Странно, что у меня не сносит.

Ушелец помолчал, а потом сказал — совершенно пустым, без интонирования, но все же человеческим голосом и по-русски:

— В вашем мире воплотился Хранитель.

Мы с Ольгой переглянулись. Я ни хрена не понял, но и она, кажется, тоже. Впрочем, Ушельцу было все равно.

— Нам нужен Хранитель. Заберите его, доставьте мне. Он должен быть не поврежден.

— Что это такое — Хранитель? — спросила Ольга.

— В данном цикле он имеет форму человека, — сказал Ушелец и заткнулся.

— Где его искать? Как он выглядит?

На вопросы Ольги ответов не последовало. Отдал, значит, распоряжения и все. А вы теперь как хотите. Ну, это, к счастью, не моя проблема.

— Это все? — спросил я у Ольги. — Тогда я пошел. Удачи в поисках.

— Твоя женщина, — внезапно сказал Ушелец. И опять заткнулся.

Я начинал понимать Артема — мне уже тоже хотелось ему врезать. Не от немотивированной агрессии, а за манеру разговаривать.

— Что моя женщина? Что с ней? Ты знаешь?

— Приведи ее сюда.

Я повернулся к двери, но динамик над ней хрипло сказал голосом Палыча: «Сейчас приведут, подожди там».

Ушелец сидел молча и не шевелясь, из-за глухого капюшона над лицом было непонятно, куда он смотрит и смотрит ли вообще куда-нибудь. Ольга пыталась позадавать еще наводящие вопросы про Хранителя, но была проигнорирована. На редкость неприятный тип, этот их Ушелец. Хамло какое-то.

Так мы и просидели минут пятнадцать, пока дверь не открылась и в нее не вошла Лена — как была, в казенной пижаме. Не обращая на меня ни малейшего внимания, она подошла к Ушельцу и села перед ним на пол, почти вплотную. Сказать, что мне было неприятно — это сильно преуменьшить. Но я молчал, в надежде на чудо. Все-таки она так к ним рвалась, может, он сейчас ее вылечит?

Ушелец протянул верхнюю конечность — рука это, или что-то еще не было видно в рукаве просторной одежды, — и положил ее моей жене на рыжую голову. Она потянулась к нему, как котенок, ждущий, что его погладят. Мне стало еще неприятнее, но я все еще сдерживался.

— Это наше… — Ушелец сделал паузу, как будто подбирая слово, — существо, серв. Многие из них были оставлены и забыты, когда мы покидали Мультиверсум, и все еще ждут нашего возвращения. Они развоплотились, но не исчезли. Иногда они, устав от ожидания, занимают чужой разум.

— Так заберите, нахрен, его себе! — не выдержал я. — А мне верните мою жену!

— Это не первое его воплощение, — продолжил Ушелец, помолчав. — Он собрал память тех, в ком побывал. Эта память будет вам полезна. Это тело послужит вам проводником к Хранителю.

— Что? — заорал я. — Какое, блядь, тело? Жену мне верни, лишенец!

— Приведите Хранителя в любую точку Дороги Миров. Я освобожу эту женщину и ее память. Я помогу твоему маленькому миру, называющая себя Ольгой.

— Что за нахуй? А ну… — начал я, но Ушелец просто исчез, как будто его выключили. Ну не сука ли? Прав насчет него Артем.

Лена встала с пола, развернулась и пошла к двери. Я пошел за ней. Дверь перед нами открылась. В следующем помещении она уверенно направилась к Артему, дремлющему на стуле, оперевшись головой о стену и вытянув вперед больную ногу.

— М-пульт! — сказал она коротко.

— Что? — проснулся Артем, — Какой пульт? Этот… уже ушел?

— М-пульт! — повторила Лена. Голос у нее был… Никогда не слышал у своей жены такого голоса.

— Ты про планшет, что ли? — Артем смотрел на нее с сонным недоумением. — Это зачем еще?

— Дай ей, Тём, — велела Ольга.

— Но…

— Просто дай.

Артем неохотно залез в рюкзак и вытащил свою черную доску. Лена взяла ее из его рук, приложилась к графитовой поверхности и там сразу зажглись какие-то линии и огонечки, которые двигались за ее пальцами.

— Но это же мой планшет! Он на меня завязан! — поразился Артем. — Как она смогла?

— Я, кажется, знаю, — сказала Ольга. — Я поняла.

— Одежда. Оружие, — сказала Ленка голосом Терминатора из кино.

— Эй, а планшет мне вернут?

— Не будь таким мелочным, дорогой, выдадут тебе новый. Когда ногу вылечишь.

— Это что, вы без меня пойдете? — Артем, кажется, сам не мог определиться, нравится ему это или нет.

— Похоже, у нас есть временный м-оператор, — ответила ему Ольга. — Дай ей, что она просит, Палыч.

— Оружие ее вернем, — сказал одноглазый. — Нам чужого не надо. А где ее шмотки, Лизавета?

— Выкинули мы эти тряпки, Палыч, — ответила доктор. — Из санитарных соображений.

— Ничего, — Ольга подошла и встала рядом с Леной. — Я ей что-нибудь из своего подберу.

Я впервые вот так увидел их рядом. Сейчас, когда глаза моей милейшей супруги, доброта и мягкость которой доходили иной раз до степеней чрезмерных, залил тот же холодный голубой лед, они стали похожи, как сестры. Рыжие, голубоглазые, одного роста и комплекции, с идеальными сухими фигурами (жена здорово похудела за эти дни и потеряла свою уютную домашнюю мягкость) и жесткими спокойными лицами. Это выглядело немного пугающе.

— Пойдемте наверх, — сказал Палыч. — Подумаем, что нам делать с делами нашими скорбными…

Мы поднялись на скрипучем деревянном лифте на несколько этажей и оказались в царстве Великого Славы Кпсс. Правда, отчего-то без гербов с колосьями и портретов Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, но места, где они висели, были видны. А вот бархатное бордовое знамя с золотыми кистями так и стояло в углу кабинета Председателя Совета Коммуны. Правда, оно было свернуто и золоченые надписи не читались.

— Ну что же, — расположившись за монументальным номенклатурным столом, Палыч немедля обрел непробиваемую солидность. В голосе прорезались начальственные нотки, чело омрачилось государственными думами, руки сами собой заворошили бумажки. — Давайте прикинем, что дают нам новые вводные.

В кабинет пригласили только меня и Ольгу, но жену я прихватил с собой, просто потянув за рукав пижамы. Она не сопротивлялась, а мне было спокойнее держать ее на глазах.

— Желания Ушедших для нас важны, они многое сделали для Коммуны… — вещал Председатель. — Но надо определиться, какие ресурсы мы можем выделить для этой второстепенной задачи…

— Не поняла, — сказал Ольга крайне неприятным голосом.

— Ну, Оленька, ты же сама знаешь — в условиях текущего кризиса, когда неизвестный враг…

— Враг уже известен, — прервала она его. — Но вы не желаете о нем слышать, потому что готовились к совершенно другому. И теперь будете выглядеть перед Советом надутым кретином, каковым и являетесь.

Председатель побагровел, как знамя в углу, но сдержался и ответил корректно:

— На данный момент нет ни одного доказательства ваших завиральных идей.

— Завиральных? — я бы на месте председателя от такого голоса уже спрятался под стол, но он был крепок.

— Да, Оленька, мы оба знаем, что твои амбиции иногда… хм… перевешивают твою лояльность. И, скажем мягко, искажения истины в пользу выгодной тебе версии мы тоже наблюдали не раз.

Они некоторое время играли в гляделки. Я все ждал, когда от их взглядов над столом вспыхнет плазменная дуга, но, видимо, напряжение пробоя так и не было достигнуто — Ольга внезапно тихо и устало сказала:

— Палыч, старый ты мудак. Ты готов принять на себя всю кровь, которая прольется, если я права?

— Если, Оленька, если! Ни одна группа, кроме твоей, ничего такого не видела. Никаких таинственных злодеев, которые — внезапно! — пользуются нашей реперной системой, как своей…

— Палыч, ты не на митинге, — ответила ему Ольга. — Ты-то знаешь, откуда у нас реперы и м-пульты.

— Это дело давнее… — отмахнулся он. — Но, чтобы тебе было спокойнее, я поставил охрану возле входных реперов.

— Девочку с берданочкой? — съехидничала рыжая.

— Милицию. И блокировал помещения. Доступ к реперам только с моего письменного разрешения. А теперь вернемся к вашей задаче…

— И какие же ресурсы ты выделишь на нашу задачу?

— Никаких! — отрезал Председатель. — У тебя есть вот этот молодой человек и его… хм… жена. У них теперь есть м-пульт — что, конечно, безобразие, но уж ладно. У них есть машина Матвеева — и снова я скажу: так и быть, пусть забирают. Хотя Коммуне она никак не лишняя. Молодой человек хорошо замотивирован, пусть он и решает эту задачу. Твоя группа нужна мне здесь — тем более, что ее члены ранены и им требуется время на восстановление. И говоря «группа» я имею в виду и тебя тоже!

Мое присутствие Председатель начисто игнорировал, обращаясь к Ольге так, как будто они в кабинете были одни. И еще меня здорово достало, что меня тут все называют «молодым человеком». Мое присутствие было излишне — все равно, что бы они не решили, я буду действовать так, как считаю нужным.

Поэтому я сказал жене:

— Пойдем, дорогая, ну их в жопу, — взял за рукав и потянул к выходу из кабинета.

На пороге она остановилась и внезапно сказала:

— Вотан, Вещество таки сожрало твои мозги. А ведь я предупреждал! — это был ее голос, высокий и звонки, но на секунду мне показалось, что говорит усталый мудрый старик.

Вышли под воцарившееся неловкое молчание. Ленка дальше шла за мной послушно, мы спустились вниз по первой попавшейся лестнице и оказались во дворике. Там сидели на лавочке Артем и Борух — безбородое его лицо, обклеенное пластырями, смотрелось непривычно.

— Ругаются? — спросил он с пониманием.

— Не без того, — подтвердил я. — Но это уже не наше дело. Коммуна нам не поможет, дальше гребем сами.

— Подожди, — попросил Борух, — пусть Ольга выйдет. Палыч — это еще не весь Совет.

Я пожал плечами и присел на соседнюю лавочку. Потянув за рукав, усадил рядом Лену. Устал я что-то — который день на нервах, да и переходы сбивают биологические часы. Вот уже дело к вечеру идет, а кажется — только недавно утро было. Куда день делся?

Ольга спустилась минуть через пять, злая и встрепанная.

— Милицию он, блядь, поставил! — сказала она презрительно. — Гандон штопаный…

— Мили-ицию? — присвистнул Борух. — Из двух зол шлимазл выбирает оба… Их же как цыплят передушат.

— Борь, — сказала Ольга мрачно, — я, конечно, тебе этого не прикажу, но ты же можешь поговорить с Карасовым?

— Хм… — он потянулся почесать бороду, наткнулся на пластырь и поморщился. — Да, это вариант. И правда, пойду-ка я.

Он встал с лавочки и удалился.

— Ты, Тём, иди домой, отдыхай, — продолжала распоряжаться Ольга, — Все равно ты пока не ходок. Я мне надо решить еще кое-какие вопросы.

Он тоже встал и послушно захромал куда-то, опираясь на костыль.

— Собираешься уходить? — спросила она уже меня.

— Мне тут делать нечего, — я пожал плечами. — Мне от вас никакой помощи, вам от меня никакого толку.

— Я не настаиваю, — сказала Ольга в ответ. — Но лучше бы вам отдохнуть и отправиться с утра. Не обещаю, но, возможно, к утру я кое-что все же смогу для вас сделать.

— Зачем это тебе? — спросил я прямо.

— Я заинтересована в успехе вашей миссии. Ушедшие должны получить то, что им нужно — тогда, возможно, они помогут нам.

— То есть, я буду решать ваши проблемы?

— Так сложилось, — сказала она равнодушно. — Иди за Артемом, он договорится насчет жилья для вас.

Место для отдыха нам выделили по соседству с жилищем Артема и Ольги. Юная девушка, — лет четырнадцати-пятнадцати, совсем ребенок, — показала нам нечто вроде номера в недорогом мотеле. Комнатка с двуспальной кроватью и письменным столом, прихожая с встроенным шкафом, крошечный санузел с душем.

— Располагайтесь, я сейчас белье принесу! — сказал она, изо всех сил стараясь не показывать любопытства к тому, что Ленка до сих пор в пижаме и больничных тапочках. И умчалась вприпрыжку.

— Не мала она для хостесс? — спросил я Артема.

— Это трудовая практика, — пояснил он. — Я сам сперва удивлялся, но теперь это кажется мне вполне разумным. Дети до окончания школы успевают попробовать десятки профессий, и не просто «постоять рядом», а всерьез поработать. Им это, представь себе, нравится — быть востребованными в обществе, делать настоящие дела, а не жить отложенной жизнью, как наши дети.

— Так ты не здешний? — дошло до меня.

— Нет, мы с тобой земляки, — кивнул Артем. — Но я тут давно, привык. И знаешь что? — Мне тут очень нравится.

— Рад за тебя, — сказал я равнодушно. — Мне не особо.

— Не спеши судить. Ольга и Палыч — это не Коммуна. В любом социуме верхушка руководства и представители спецслужб — не самые приятные люди. И решения, которые они принимают, мало кому нравятся. Это не значит, что все общество таково. Здесь живут прекрасные люди, непривычной, но действительно неплохой жизнью.

— Очень трогательно, — кивнул я. — Спасибо за политинформацию. Где тут поесть можно?

Артем печально вздохнул, и попросил вернувшуюся с бельем девочку отвести нас в столовую.

Там все было устроено, как в студенческой столовке моей молодости — стойка, вдоль которой двигаешься с подносом, небольшой выбор блюд — по вечернему времени без первого, — и самообслуживание. Всей разницы — на раздаче стояла очередная девочка-школьница, и еда на вид была несколько качественнее. Не желая нарушать традиций, взял пюре с котлетой, салат из помидоров и компот из сухофруктов, жене на поднос поставил то же самое. Доехав с подносом до конца стойки, увидел еще одно отличие — тут не было кассы. Я испытал некоторый дискомфорт от того, что платить некому, но сразу сообразил, что и деньги мои тут вряд ли примут. Так что я просто пошел с подносом к ближайшему столику. Лена отправилась за мной. К счастью, ела она без возражений — спокойно и бесстрастно отправляя в рот ложку за ложкой. Картошка оказалась вкусной, котлеты для столовских — так просто объедение, салат — свежий. Только компот был, как в молодости, — жидковатый, не очень сладкий и со сморщенной черной грушей на дне граненого стакана. Вокруг питались всякие люди — их было немного, они поглядывали на нас, но не спрашивали, кто мы такие и какого черта жрем тут на халяву. Большое им за это спасибо. Люди были, как люди — мужчины, женщины, довольно много детей — эти пялились на пижамную Ленку откровеннее, но тоже помалкивали. Одеты были, пожалуй, несколько однообразно — мужчины в штанах и рубашках, женщины — в платьях и сарафанах, или тоже в штанах и рубашках. Дети одеты, как взрослые, только размер поменьше и окрас поярче.

Засунув грязную посуду — свою и Ленкину, — в монструозную посудомойку, вернулся с женой в комнату. Там нас уже ждала Ольга, притащившая ей одежду — такие же штаны с рубашкой, как у всех тут, плюс белье. В прихожей я обнаружил пистолет-пулемет незнакомой мне системы, короткий, с толстым длинным стволом. Кажется, видел такие у омоновцев, что-то древесное в названии. Рядом с ним стояла спортивная сумка, на которой лежала черная винтовка компоновки булл-пап с интегрированным глушителем. Не встречал таких, но я и не знаток.

— Это ее, — пояснила Ольга, — она с этим пришла.

Я обернулся, чтобы по привычке спросить жену, и увидел ее голой. Ленка без малейшего стеснения сбросила на пол пижаму и теперь натягивала белье. При других обстоятельствах это было бы очень эротично — всегда любил смотреть, как она переодевается, — но сейчас она двигалась слишком… Не как она, в общем. Трусы оказались в размер, лифчик заметно великоват. Я непроизвольно покосился на Ольгу, она, поймав мой взгляд, ухмыльнулась и приосанилась, подчеркнув свою победу в этом женском соревновании. Подумаешь, я ж не корову себе выбирал, чтобы по размеру вымени.

— Ты говорила, что что-то про нее поняла, — кивнул я на жену. — Можешь пояснить?

— Могу, — не стала отпираться рыжая. — Это существо, видимо, обитало в одном из строений ушедших. Может быть, даже в твоей башне. Как забытый уехавшими хозяевами домовой — ну, или одичавшее домашнее животное, чтобы без мистики. Первой его жертвой стал Матвеев — не знаю, что он там искал, в том срезе, но прожил он там явно достаточно долго. Овладевшее им существо одержимо мыслью вернуться к своим хозяевам, а в его памяти они связаны с Коммуной — ведь он был одним из тех, кто контактировал с ними тут. У Матвеева есть возможности и средства добраться до Коммуны, но он старик и внезапно умирает. Существо снова остается ни с чем. Потом оно вселяется в того, кого убила Марина — как там его звали?

— Карлос, — напомнил я.

— Да, именно, — продолжила Ольга. — Он не был проводником или оператором, но попытался покинуть срез, как умел. Ему не повезло, и существо в момент его смерти переселилось в первого попавшего носителя — твою жену. Какое-то время спустя, когда оно в достаточной степени овладело ее сознанием, оно использовало память Матвеева, чтобы забрать костюм и память Карлоса, чтобы покинуть срез. Не знаю, где его носило потом, но своей цели оно, надо отметить, добилось. Увы, хозяева не поспешили принять блудного слугу в объятия, а отправили решать свои задачи… Вот так это мне представляется. Я могу ошибаться в деталях, но общая последовательность событий, скорее всего, такая.

Мне было неприятно, что Ольга говорит про мою жену «оно» и в третьем лице, но я не мог не признать, что версия правдоподобная.

— До завтра! — попрощалась она и вышла.

Ленка сидела на краю кровати, уставившись в стену. Это было не самое позитивное зрелище, так что, когда в дверь постучал Артем, я даже обрадовался. Он пришел пригласить меня на какой-то «открытый урок». Спать, несмотря на усталость, я пока не мог, перенервничал. Смотреть на то, как моя жена, ставшая кем-то чужим и незнакомым, сидит и пялится в пустоту, тоже не очень хотелось. Так что я не стал отказываться и пошел с ним.

Аудитория оказалась в соседнем корпусе, но с его ногой хромали туда долго. Большой зал амфитеатром был заполнен детьми — на вид лет от тринадцати до шестнадцати. Было очень странно видеть такую аудиторию внимательно слушающей оратора — никто не отвлекался, не пялился в телефон, не раздавал подзатыльники соседям, не шушукался и не дёргал девочек за косички.

Артем рассказывал о нашем мире — показывал фотографии, приводил скриншоты сетевых СМИ. На мой взгляд его изложение было несколько сумбурным — он то затрагивал широчайшие концепции, не раскрывая их до конца, то углублялся до мельчайших подробностей в какую-то ерундовую мелочь, но детям, вроде, нравилось. Да и я слушал с интересом, хотя, на мой взгляд, некоторые взгляды оратора устарели лет на десять, а некоторые были откровенно наивны. Такое ощущение, что и до попадания сюда он не слишком-то внимательно следил за социальными трендами.

Артем, закончив, перешел к ответам на вопросы, и я, кажется, начал понимать, почему ему нравится Коммуна. Здешние дети… Это было что-то с чем-то. Никаких тупых шуточек, никакого гыгыканья, ни единой попытки развлечься за счет лектора и покрасоваться перед одноклассниками. Им было действительно интересно — они задавали продуманные, хорошо сформулированные вопросы, внимательно слушали ответы, уточняли и переспрашивали… И одновременно эти вопросы и недоумения по самым базовым понятиям нашего мира, наглядно выдавали тот факт, что жизнь тут устроена как-то совершенно иначе. Не берусь судить, лучше или хуже — но по-другому. И на детях это «другое» сказывается самым наилучшим образом.

— Коммунары! — призвал зал к вниманию Артем. — Сегодня у нас в гостях еще один человек из материнского мира. Его зовут Сергей…

— Здравствуйте, Сергей! — разнобой детских голосов.

Вот падла, как подловил, а?

— Давайте попросим его ответить на ваши вопросы?

— Пожалуйста! — заголосила аудитория. — Мы просим!

Мысленно проклиная хитрого Артема, я спустился с заднего ряда, где скромно сидел, к кафедре лектора.

— Здравствуйте, э… коммунары, — сказал я неловко. — Я не ожидал, что мне придется сегодня выступать, так что не очень готов. Тем не менее, постараюсь ответить в меру своего понимания.

Несколько секунд всеобщего молчания поселили было во мне надежду, что желающих задавать вопросы не найдется — но нет, они, оказывается, просто собирались с мыслями.

Первым, совершенно по-школьному, с опорой локтя на ладонь, поднял руку серьезный мальчик из первого ряда. Ох уж мне эти школьники с первых парт…

— Скажите пожалуйста, а в чем заключалась ваша работа в вашем мире?

Я задумался. Как объяснить этим детям, что я анализировал то, о чем они не имею ни малейшего понятия, размещенное в среде, которую они не могут себе представить, чтобы предсказывать явления, которых у них нет?

— Я читал то, что пишут о себе и мире другие люди, чтобы прогнозировать их возможное поведение, — ответил я обтекаемо, надеясь, что на этом от меня и отстанут. Но не тут-то было!

— А зачем вашему обществу потребовались эти прогнозы? — вцепилась в мой ответ кудрявая прелесть в сарафанчике.

Девочка, тебе бы в куклы играть, а ты про аналитику социальных сетей интересуешься…

— В первую очередь для того, чтобы мое общество было готово к действиям конкурентных обществ и могло давать адекватный ответ на попытки манипулирования общественным мнением.

— А зачем манипулировать общественным мнением? — спросил какой-то очкарик из средины зала. Твою мать, вот что я не представился автомехаником?

— С самыми разными целями, — начал я, вздохнув. — В тактическом пределе манипулирование всегда направлено на получение малыми группами контроля над многократно бо́льшими. В стратегическом — получение контроля над ресурсами социума — будь то материальные ресурсы, вроде ископаемых, трудовые ресурсы — в виде дешевой рабочей силы, или такой сложный вид вторичного ресурса, как контроль за рынками сбыта. Но начинается все, повторюсь, с перехвата контроля меньшинства над большинством… — боже мой, что я несу? Это же дети!

Но ни фига, детей это только раззадорило.

— А как же меньшинство может контролировать большинство?

— За счет формирования информационной картины мира. Если людям долгое время говорить, что мир устроен не так, как на самом деле, они через некоторое время начинают в это верить.

— Но ведь они же могут посмотреть вокруг и убедиться! — выкрикнул кто-то в азарте, не подняв руку.

— Это не так, — покачал головой я. — Люди настолько привыкли доверять авторитетным источникам, что склонны игнорировать реальность, если она им противоречит. Есть такой термин — Аристотелева муха. Вы знаете, кто такой Аристотель?

— Да, да! — послышалось из зала. Интересно, им тут дают историю нашего мира? Или только философию с логикой?

— Аристотель в одном из своих трудов написал, что у мухи восемь ног. И, хотя это утверждение элементарно опровергалось простейшими наблюдениями, авторитет его был столь велик, что никому и в голову не пришло сомневаться.

В зале засмеялись.

— Но это первый уровень авторитетного манипулирования, — продолжил я. — Второй же состоит в том, что ничего такого Аристотель не писал, эта история полностью выдумана, что не мешает ей быть приводимой в качестве назидательного примера по поводу и без. И эта авторитетность уровня «но все же знают, что…» куда более опасна. Аристотель такой один, а вот массовых заблуждений «все знают, что…» можно создать сколько угодно в любой момент. И вот для всех Аристотель уже не величайший мыслитель своего времени, а придурок, не умевший сосчитать мухе лапки. В общем, парадокс информационной среды в том, что для авторитетного манипулирования не нужен авторитет, надо лишь иметь достаточно широкий канал вещания…

Вопросы сыпались один за другим, я изнемогал в попытках на ходу сформулировать законы информационного общества для людей общества совершенно другого.

— Но почему люди так восприимчивы к манипулированию? — спросил кто-то.

— Потому что в массе своей они идиоты… — ляпнул я откровенно, но не подумавши. Устал сильно.

Ненасытные детишки, наверное, расклевали бы мой бедный мозг до нижнего ганглия, но, к счастью, вмешался Артем:

— Коммунары, коммунары! — сказал он, громко хлопнув в ладоши. — Всё, закончили. Сергею надо отдохнуть.

— Спасибо, спасибо! — загалдел зал.

— Вы еще к нам придете? — спросило что-то мелкое в косичках.

— Вряд ли, — честно признался я. — Завтра утром я надеюсь покинуть Коммуну навсегда.

— У-у-у… — пронеслось по залу разочарованно, но тихо.

Когда мы хромали обратно в жилой корпус (то есть, Артем хромал, а я задумчиво шел рядом), он спросил у меня:

— Ну, как тебе?

— Ты это проделываешь регулярно? — в свою очередь спросил я. — Ты герой. Титан духа. Я с армии так не уставал. Чувствую себя так, как будто пробежал в противогазе десять километров и на финише выбил головой ворота части. Забыв надеть каску.

— Да ладно, — засмеялся Артем. — Ты отлично держался для первого раза. И все же?

— Да, я понял, о чем ты, — не стал увиливать я. — Ты не зря показал мне этих детей. Они странные, но хорошие. У дурных людей таких детей не бывает. Но моя лояльность Коммуне по-прежнему невысока, извини.

— Я понимаю, — вздохнул Артем. — Просто помни о том, что на кону их жизни.

Я ничего ему не ответил, но про себя подумал, что в рот ебал попытки повесить на меня такую ответственность. Нашли, блядь, крайнего. Вот именно такими словами и подумал. Устал я что-то.

Когда вернулся в комнату, Лена уже спала, дыша во сне ровно и спокойно. В свете ночника лицо ее было таким родным, милым и домашним, что я чуть не расплакался, честное слово. Очень все же страшно это — смотреть на жену и понимать, что на самом деле это какая-то неведомая ебаная хуйня из тьмы веков. Хотя ведь где-то там есть и она, прежняя моя Ленка? Пристроился рядом, не раздеваясь, и почти сразу заснул.