Сеня заявился ранним утром, пахнущий дешевыми духами и невыспавшийся, недоуменно оглядел заставленную сумками комнату, пожал плечами и потащил из-за шкафа продавленную раскладушку, на которой он тут иногда ночевал. Разложил ее, кинул спальник и сразу вырубился. Неплохо, видать, погулял.
В сумках была еда, медикаменты, кой-какая одежда и вообще куча нужной мелочевки на первое время, пока мы не поймем, как жить и чем заниматься дальше. Все это надо было перекидывать на базу, но пусть Сеня пока отоспится. Я же позавтракал и отправился в банк.
Деньги мне выдали без проблем, разве что персонал банка был какой-то рассеянный и нервный, да и клиенты в зале непривычно громко спорили о политике. Обычно-то в банке все молчат в тряпочку, сжимая номерок электронной очереди в руке — такое уж это место, не располагает к общению, все о своем думают, о финансовом. Денежки тишину любят. А тут прямо как в очереди за колбасой во времена оны — кто Америку ругает, кто Китай, а кто и свое правительство в полный рост хуесосит. Я, будучи, как теперь говорят, не в тренде, молчал и слушал, но понял мало. Кто-то проповедовал, что завтра Третья Мировая, кто-то стращал жуткой эпидемией, а кто-то упирал на землетрясения где-то там, отчего что-то труднопроизносимое взорвется и будет как ядерная зима, только не ядерная, и не зима — «ну, вы поняли». Если бы не Сенины предсказания, я бы только недоумевал, какой статистической причудой столько параноиков в одно время в одном месте собрались, но сейчас скорее удивлялся тому, как у нас народ умеет грядущие неприятности жопой чуять.
Очередь моя была далеко не первая, почти все собравшиеся были как раз за обналичкой, так что политинформацию получил по полной, отчего окончательно запутался в версиях и плюнул. Получил на руки кучку перевязанных банковских пачек, сложил их в пакет, да и пошел себе.
Выходил с опаской, оглядываясь, но желающих меня пограбить больше не нашлось, хотя вот сейчас-то у меня как раз была сумма приличная, плюс Сенины сумки в машине. Квартиру можно купить, и довольно неплохую, даже в центре. «Все, что нажито непосильным трудом», как в старом кино говорилось. Квартиру я, разумеется, покупать не стал, а поехал вместо этого к Ингвару, которого застал невыспавшимся, слегка нетрезвым и каким-то ошарашенным. Даже выпить не предложил, что на него совсем не похоже.
— Я на Северах бывал,
Долго золото копал,
Если б не обрез двустволки
Вообще нахуй бы пропал… — встретил он меня очередным своим шизотворчеством.
— У вас товар, у нас купец, — ответил я ему в тон.
— Да знаю я, — отмахнулся Ингвар. — В свете вновь открывшихся обстоятельств, я бы, конечно, развернул тебя восвояси, но раз обещал, то золото твое.
Он вытащил из сейфа небольшую черную сумку и весомо брякнул ей об стол.
— Здесь все. С учетом вчерашних монет, и плюс ствол с патронами, с тебя… — и он назвал сумму.
Мда, недолго я с мешком денег проходил, практически все и отдам сейчас. Двинул к нему по столу пакет с пачками.
— Чтобы денежки водились,
Надо денежки любить!
А иначе будешь с голой
Жопой по двору ходить… — назидательно продекламировал он, быстро пересчитывая упаковки и проверяя их на целостность.
— А что за обстоятельства вдруг? — поинтересовался я больше из вежливости.
Ингвар задумался — руки его, считавшие пачки, на секунду замерли.
— Да общался я этой ночью с одним человечком… — неохотно ответил он, покрутив этак пальцами в воздухе. Стало понятно, что «человечек» ему не очень-то нравится. — Врал он, конечно, много, но кое-что мне кажется довольно правдоподобным. Вот, например…
Он вдруг подался вперед через стол и настойчиво уставился мне в глаза, почти вплотную приблизив лицо.
— Скажи мне, Македонец — правда, что этому миру может пиздец присниться?
Я ненавижу такого рода вторжения в личное пространство, если их совершают не прелестные блондинки с большим бюстом, но сдержался и не сказал в ответ грубость.
— Да, — ответил максимально корректно, — существует такая вероятность.
— Вот же блядь! — выругался Ингвар. — Не соврал, выходит, паскуда…
— Кто паскуда? — осторожно поинтересовался я. Не то, чтобы меня это как-то касалось, но уж больно интересный расклад выходил.
— Да попался мне тут один… Навроде проводника. Может знаешь? «Коллекционер» погоняло его.
— В первый раз слышу, — соврал я, не моргнув глазом. — А откуда у тебя такие знакомства?
— Свела жизнь на узкой дорожке… — отмахнулся он. — Не важно. Как-то конкретизировать можешь? Ну, что случится, когда, как?
— Нет, — ответил я вполне честно, — подробностей не знаю, мне тоже один проводник намекнул. Сам-то я не по этим делам. Я больше насчет пострелять, как всегда. Как там мой ствол, кстати?
— Ах, ну да, — спохватился Ингвар. — Минуту.
Из того же сейфа достал завернутый в тряпку ПМ и три коробки патронов, выложил на стол.
— Вот, как ты и просил — болгарский, с глушителем. Чистый, гарантирую.
— Благодарю, — я оттянул затвор, глянул внутрь, выщелкнул магазин, заглянул в ствол, проверил резьбу глушителя и сразу накрутил его.
— А что ты всегда «Макаров» берешь? — спросил Ингвар. — Не хочешь чего помоднее? «Глоки» есть, «Чезеты». Ну и по нынешним временам, на случай, если дела пойдут совсем плохо, то и посерьезнее пистолета что-то могу предложить…
— Нет, спасибо, меня устраивает, — вежливо отказался я, — Деньги посчитал, все нормально?
— С огорченьем смотрит Маня
На помятые рубли.
Сговорили, заплатили,
А ебать — не поебли… — невесть к чему сказал Ингвар, и я решил считать это за согласие. На этой радостной ноте и расстались.
По-хорошему, надо было бы возвращаться домой, будить Сеню и начинать эвакуацию. Переезд — дело хлопотное. Но упоминание Коллекционера поломало все планы — если Ингвар знает, где он, то такой шанс упускать нельзя. Мои работодатели в нем очень заинтересованы, но это не главное. Есть у меня к нему большой личный вопрос. Такой личный, что дальше некуда. Так что я никуда не поехал, а, отъехав от его офиса, приткнул «Ниву» неподалеку в пределах видимости и первым делом набил магазин нового пистолета, аккуратно защелкивая в него короткие бочонки девятимиллиметровых патронов.
Я равнодушен к оружию. Меня устраивает любой пистолет, который выстрелит, когда я нажму на спуск. Все остальное — точность, скорострельность, удобство хвата и быстрота перезарядки, — это для тех, кто промахивается. Мне не надо палить в противника до затворной задержки и перезаряжаться в перестрелке, мне достаточно одного выстрела. Если пуля прилетает вам в лоб, то, из какого ствола она была выпущена, уже не имеет значения. Девять на восемнадцать — достаточно убойный патрон, а «макар» — самый распространённый пистолет в наших краях. Он дешевый, его проще достать и не жалко выкинуть, его пуля не привлекает внимания экспертов экзотикой.
Автомат мне тем более ни к чему — я не хожу в атаку в пешем строю и мне не надо палить очередями на подавление. Из двух пистолетов я могу убить шестнадцать человек за шестнадцать секунд, в большинстве жизненных ситуаций этого вполне достаточно. При этом мне не надо таскать на себе десятки кило боезапаса, увешавшись рожками, как елка шишками.
Идет бабушка из бани
Вся обвешана хуями.
Надо бабушку спросить —
Тяжело ли их носить?
Так высказался однажды по этому поводу Ингвар, и я, в кои-то веки, с ним согласен. Поэтому я Македонец.
Как и многие другие взрослые коммунары, Артем проводил в неделю три сборных урока в школе. «Сборных» — значит, на них собирали мужские и женские классы в одну большую аудиторию. Он не ожидал встретить тут раздельное обучение, считая его пережитком царских гимназий, но Ольга просветила, что в СССР его, оказывается, ввели в 1943 году, и, хотя уже в 54-м отменили, в ЗАТО7, который потом стал Коммуной, эту практику сохранили, как способствующую лучшей успеваемости. Идея разделить гендерную социализацию и учебу показалась Артему неожиданной, но он, как ни размышлял, так и не нашел весомых аргументов против. Сугубо рациональный подход Коммуны учитывал физиологические различия, разные темпы взросления девочек и мальчиков, особенности восприятия и мышления и был нацелен на результат. Иногда Артем думал, как бы тут восприняли гендерное безумие его среза, с общими туалетами и наряжанием мальчиков в юбки?
Артем не преподавал какую-то конкретную дисциплину — тут вообще школа была устроена не так, как он помнил по своему детству. Первые сорок пять минут он просто рассказывал о своей работе, стараясь не увлекаться техническими подробностями, а как бы набрасывая общие контуры — что представляет собой электронная техника, какое место занимает в жизни, как ее проектируют, производят, обслуживают и чинят. Что такое компьютеры и сети, как это работает и какие задачи решает…
Это была стандартная преподавательская нагрузка для всех специалистов Коммуны — как бы ни были они заняты по основной работе, а три часа в неделю будь любезен уделить детям. Иначе откуда возьмутся в твой профессии новые кадры?
Однако у Артема, в отличие от них, был и второй академический час — в это дополнительное время он отвечал на вопросы о своем родном срезе — как там живут люди, как все устроено и почему.
Дети удивлялись. По большей части их шокировала несуразная расточительность — имея почти безграничные человеческие и материальные ресурсы, пережигать их на бытовые мелочи? Многие из них уже проходили практику в утилизационных командах, методично зачищающих перенесенный сюда город (разнообразные трудовые практики занимали большую часть детского досуга), и увиденное там порождало лавину вопросов, на которые было довольно сложно ответить, потому что любой ответ только углублял непонимание.
— Скажите, — спрашивал худой черноволосый мальчик с очень серьезным лицом, — а почему в городе столько разных автомобилей?
— Каждый автомобиль для своей цели, — назидательно начинал Артем. — Одни для…
— Нет, нет, простите, — вежливо перебивал его мальчик, — я понимаю — грузовики, автобусы, легковые… Но почему все легковые разные? Грузовики одного типа различаются по конструкции? Это же неудобно — для каждой отдельной машины нужно искать свои расходные материалы и запчасти, из-за разного устройства их сложно обслуживать…
— Помните, мы недавно обсуждали концепцию так называемого «личного транспорта»? — вздыхал, предчувствуя очередной сложный разговор Артем. — Когда одна единица транспорта перевозит одного человека туда, куда нужно только ему?
— Да, да, помним! — зашумели дети.
Эта идея была настолько чужеродна здешнему укладу, что вызвала тогда бурную дискуссию, где Артем вынужденно выступал «адвокатом дьявола».
— Тогда мы пришли к выводу, что личный транспорт не всегда является нерациональным методом организации бытовой логистики, так?
— Да, — подхватила дискуссию девочка с белыми короткими косичками. — Организация общественного транспорта на малопопулярных маршрутах может оказаться даже более ресурсоемкой, чем предоставление индивидуального…
«Предоставление, ишь ты… — усмехнулся про себя Артем. — Знала бы ты, белобрысая, чего стоил тот «индивидуальный транспорт!» Но даже будучи многократно объясненной, концепция денег плохо укладывалась в голове юных коммунаров. Такой способ распределения общественных благ в социуме казался им чудовищно нерациональным. Прожив тут три года, Артем начал понемногу их понимать.
— Так вот, — продолжал он свои объяснения, — разнообразие однотипных автомобилей вызвано в первую очередь тем, что они были личные. Как штаны. Вот у тебя, — он кивнул черноволосому, — штаны синие. У тебя — указал на пацана в первом ряду, — желтые, а у тебя — помахал рукой белым косичкам, — вообще сарафанчик с ромашками. В моем мире личный автомобиль был таким же обычным предметом, как личные штаны и выбирался по принципу «нравится — не нравится». Поэтому производители делали много разных машин, чтобы каждый мог выбрать что-то себе по вкусу.
— Но ведь разноцветные штаны все равно устроены одинаково — две штанины, карманы, ширинка… — в аудитории кто-то хихикнул, на него недовольно зашикали. — Автомобили можно было бы делать так же — разные снаружи, одинаковые по устройству. Тогда и выбрать можно, и обслуживать удобно!
— Ну, до определенной степени так и было — это называлось «общая платформа»… Но здесь вступал в действие другой фактор — автомобили производили разные заводы, и каждый хотел, чтобы тот, кто купил его автомобиль, обслуживал его только у него, поэтому не только делал их не такими, как другие, но и запрещал другим людям их чинить и обслуживать.
— Но это же глупо! — возмутились сразу несколько детских голосов.
— Запомните! — строго сказал Артем. — Никогда не спешите говорить «это глупо», вместо «я не понимаю», этим вы закрываете себе возможность разобраться. Если что-то кажется вам глупым, то, скорее всего, вы просто не видите причины или не понимаете мотива. Поэтому давайте снова вернемся к понятиям денег и оплаты товара…
«Но иногда глупость — это просто глупость», — думал он при этом.
Несмотря на непростые вопросы, Артему нравились эти уроки — здешние дети оказались неожиданно благодарной аудиторией. Им было по-настоящему интересно. Пожалуй, удержать внимание детей его мира, до отрыжки перекормленных легкоусвояемой информацией, так легко не вышло бы. Ему нравились эти дети, они оправдывали даже те странности здешнего социума, которые его настораживали и тревожили. Ради таких детей стоило работать.
На его уроки часто приходили и взрослые коммунары — тихо садились на задних рядах, с интересом слушали про чужую странную жизнь, смотрели, удивляясь, картинки на большом экране… В одну из командировок Артем притащил из города цифровой проектор и теперь на каждой лекции показывал десятки обычных бытовых фотографий и видеороликов, найденных на разных компьютерах. На экране автомобильные пробки сменялись витринами магазинов, пестрые одежды модных премьер шли вслед за толпами противоправительственных демонстраций, давки на распродажах соседствовали с бомжами, роющимися в помойках… Артем не считал нужным ничего скрывать, и старался честно отвечать на все вопросы.
Первое время он удивлялся полному отсутствию внешнего контроля за его лекциями — ведь он, на самом деле, мог бы при желании подвести такую идеологическую бомбу под уклад Коммуны! Не это ли мишурное сверкание якобы сладкой жизни на Западе подмыло постепенно советское общество? Не захотят ли здешние дети ста сортов колбасы и тысячи фасонов штанов, как бы он не старался объяснить цену и последствия этого мнимого разнообразия? Тем не менее, никто ему не препятствовал вести лекции на свое усмотрение и никаких ограничений не ставил. То ли коммунары настолько верили в преимущества своего образа жизни, то ли просто недооценивали силу потребительских миражей.
— Всё, коммунары, — сказал Артем, выключая проектор, — на этом сегодня заканчиваем.
— У-у-у… Уже? — послышались разочарованные голоса, так приятные каждому лектору.
— Артем Павлович, у нас из расписания убрали вашу пятничную лекцию, — спросили Белые Косички. — Когда мы теперь вас увидим?
— У меня командировка, — ответил ей Артем, сворачивая экран проектора. — Наверное, поэтому и лекцию сняли. К сожалению, я не знаю точно, сколько она займет времени…
— Привезите нам что-нибудь интересное! — крикнул кто-то из зала. — Да, да, привезите! — подхватило сразу несколько звонких голосов.
— Не обещаю, но постараюсь, — кивнул Артем. — До встречи, коммунары!
На выходе его уже ждала Ольга.
— Интересно рассказываешь, я заслушалась прямо, — похвалила она. — На твои лекции уже очередь, ты знаешь? На свободные места запись…
— Ну, я все-таки бывший писатель, — смущенно ответил Артем. — Слова складывать насобачился…
— Тебе бы тут учителем остаться, — сказала женщина с непонятной грустью. — Но, увы, нам пора…
Внизу, на ступеньках школы, их встретил Борух. Он уже был в походном камуфляже, с рюкзаком и в разгрузке, на которой вызывающе висели банки к ручному пулемету и несколько гранат. Самого пулемета, впрочем, при нем не было.
— На стартовой точке всё, — пояснил он. — И твое тоже. Пока ты детишек развлекал, старый еврей таки за тебя немного работал!
— Боря, не включай Одессу! — усмехнулась Ольга. — Сочтемся!
До здания, где располагался стартовый репер, было с полчаса неспешной ходьбы, и Артем не понял, почему Борух навьючился снаряжением заранее. Впрочем, может у них, крутых вояк, так принято? Чтобы утряслось или, там, улежалось… На ходу он размышлял о том, каково будет снова увидеть родной срез, и зачем они вообще туда собрались. Вчера с Ольгой так толком и не поговорили. Сначала гуляли вокруг Главного Комплекса, и она рассказывала, как шло формирование Коммуны. Первоначальный фрагмент, который закапсулировался при катастрофе, был совсем невелик, и вскоре они дошли до его нынешней границы — она легко определялась по оборванному асфальту никуда не ведущей улицы. За ней вплотную, без перехода, начинался могучий хвойный лес. Ольга повела его вдоль этого шва, соединяющего лоскуты здешнего мироздания, расписывая в лицах историю борьбы за выживание общины8. Это было очень увлекательно, она рассказывала весело и эмоционально, он слушал и любовался ей. В какой-то момент она остановилась, повернулась, пристально посмотрела и ему в глаза и очень серьезно сказала:
— Мне очень дорого всё это, понимаешь? Я никому не дам разрушить то, что построено такой ценой!
Артем поспешно кивнул, но она не ждала от него ответа. Через секунду она уже смеялась и требовала вести ее в ресторан.
Здешний Ресторан — он не имел названия, поскольку был один, — был не слишком-то похож на привычные Артему заведения. В нем не было роскошного интерьера — обычные деревянные столы и стулья, практически такие же, как в столовых жилого комплекса, разве что стены украшены немудреными по технике исполнения пейзажами самодеятельных художников. Но здесь заказывали заранее не столики, а поваров. Работающие тут кулинары были хорошо известны в общине. Все знали, что Ангелина Давыдовна Ципперман роскошно делает рыбу-фиш, хумус и хамин, Елена Петровна Галчок — мастер пельменей и вареников, Леонид Андреевич Петин — фантастически готовит блюда из говядины… И, если вы хотели не просто поесть, а провести кулинарный вечер — один, с девушкой или друзьями — то вы записывались к повару, кухня которого была вам особенно дорога. В зависимости от его расписания и количества людей, которых он готов накормить. В Ресторане приводились открытые кулинарные семинары с угощениями, тут пробовались начинающие кулинары, проводились конкурсы поваров из столовых… В общем, все, что касалось еды в Коммуне, так или иначе крутилось вокруг Ресторана.
Артем в начале своей здешней жизни никак не мог понять — почему Ресторан не бывает постоянно перегружен? Записываться заранее было хорошим тоном, но чаще всего, даже придя без записи, можно было найти свободный стол — разве что, повара выбрать не получится. В его мире баланс загрузки между столовыми и ресторанами определялся дороговизной последних, но как это регулировалось в местном странном коммунизме? Если и столовая и ресторан бесплатны, почему люди не ходили в него постоянно, а ели в столовых?
— Не принято, — кратко объяснила ему тогда Ольга. — В Ресторан приходят отметить какое-то событие — получение диплома, юбилей (ежегодные дни рождения отмечают в столовых, в свободные их часы), свадьбу, трудовые достижения. Считается нормальным привести сюда девушку — как знак серьезности намерений. Но просто прийти поесть — нет, не принято.
Это «не принято» — было абсолютно дико для него в начале здешней жизни, но постепенно он начал понимать. В Коммуне вся жизнь была пронизана неписаными общественными договорами, которые, тем не менее, неизменно всеми соблюдались. Никто не спросит у пришедшего в ресторан, есть ли у него достойный повод, или он просто проголодался. А если и спросит — то только с целью предложить что-то особенное — игристого вина к помолвке, например. И все же — всего три десятка столиков единственного ресторана никогда не были заняты все. Почему? Потому что, заняв последний столик, коммунар опасался неделикатно лишить кого-то приятно проведенного вечера. Постоянное внутреннее состояние коммунаров — соотнесение своих потребностей с чужими и общественными. Артем этому до сих пор не научился. Скорее, привык обдумывать каждое свое действие, чтобы не поддаться естественному порыву «сделать, как проще и удобнее мне». В местных же эта внутренняя деликатность друг к другу и, что самое удивительное, к общине была каким-то образом прошита на базовом уровне. Как этого удалось добиться — Артем понятия не имел. Сначала ему все время мерещилось какая-то тайная служба надзора всех за всеми, и потребовалось прожить тут пару лет, чтобы понять, что она не нужна. Просто приоритет общественного над личным тут был как бы само собой разумеющимся. Сделать удобно себе в ущерб другому не приходило никому в голову, а если такое случалось по недосмотру, все, включая ущемленных, очень смущались и испытывали сильнейший душевный дискомфорт.
Вчера Ольга заказала столик Вазгена, плотного пожилого армянина, который подал им блюдо толмы, тарелку тонких лавашей, мягкий козий сыр, зелень и кувшин вина. Произнеся цветистый тост в честь такой прекрасной женщины — вах! — порадовавшей его своим визитом, и ее мужчины, — несомненно, достойного такой красоты! — Вазген пригубил с ними вина и удалился. Артем с Ольгой пили простенькое домашнее вино, ели поразительно вкусную толму и болтали о ерунде. Ольга рассказала, что Вазген — из первого поколения, бывший администратор ИПИ, формально входит в Совет Первых, но давно утратил интерес ко всему, кроме национальной армянской кухни. Занимается селекцией винограда, вместе с детьми и братом выращивает овец, растит овощи и зелень, ставит сыр, делает вино и экспериментирует с коньяками — правда, пока не очень успешно. Артем поразился — вот так, три года прожил, а в первый раз столкнулся с тем, что в Коммуне, оказывается, есть частные хозяйства. Он-то был уверен, что все вокруг только общинно-государственное, а тут такой вот фермер-семейственник…
Потом снова гуляли, уже в сумерках, потом вернулись домой и провели прекрасную ночь, упиваясь друг другом. как новобрачные. Это был отличный день, но о предстоящей экспедиции они так и не поговорили — Ольга умело уходила от вопросов или закрывала ему рот поцелуем. Поэтому теперь Артем шел к стартовой точке в полной уверенности, что все будет очень, очень непросто. Уж настолько-то он эту женщину изучил…
Стартовый репер находился в полуподвальном помещении небольшого кирпичного домика. Обстановка в стиле минимализма — в середине помещения бетон с пола снят большим неровным кругом, оттуда торчит погруженный в песчаную почву цилиндр матового черного камня. Ряд металлических шкафчиков из цеховой раздевалки, пара деревянных стульев с инвентарными номерами и древний массивный конторский стол с настольной лампой, за которым сидела студенческого возраста девушка, сосредоточенно переписывающая из книги в тетрадь какие-то формулы. Справа от тетради лежал двуствольный дробовик калибра этак десятого — Артем подумал, что при выстреле девушку унесет отдачей вместе со стулом.
— Здравствуйте, — улыбнулась она пришедшим, — я должна вас отметить. Маршрут, цель, примерное время возвращения.
— Артем, сообщи девушке маршрут, — распорядилась Ольга.
Он достал планшет, провел рукой по неприятно-скользкой поверхности каменного «экрана» и перечислил условные коды последовательности реперов:
— Дэ два, е восемь, эф шесть, бэ один…
— Потоплен! — съехидничал Борух, и девушка прыснула, но сразу сделала серьезное лицо.
— Записала! Цель выхода?
— Задание Совета, — веско сказала Ольга. — Тревожный срок… Ну, скажем, неделя.
— Семь дней… — сказала девушка, ставя пометку в прошитой разлинованной книге из желтоватой бумаги. — Счастливого пути, удачи в Мультиверсуме!
— Спасибо! — ответила Ольга и велела Артему. — Переодевайся, ты один не готов еще. Твой шкафчик первый слева.
Она подошла к следующему шкафчику и достала оттуда небольшой тактический рюкзак современного вида и свою футуристическую винтовку. Борух вытащил из своего шкафчика «Барсука» — ручной пулемет АЕК с массивной банкой глушителя.
В своем шкафчике Артем обнаружил аккуратно сложенный комплект «цифрового» камуфляжа, высокие тактические ботинки незнакомой марки, такой же, как у всех рюкзак, разгрузку, уже набитую боекомплектом, индпакетами, рацией и прочими необходимыми вещами, и обычный АК-74М в черном пластике. Коммуна, получившая, в результате реализованной Ольгой сложной интриги, отлично укомплектованный военный склад, не скупилась на оснащение разведывательных групп любым доступным оружием, но Артем, с его базовой военной подготовкой, полученной еще на срочной службе, сложных современных систем опасался. Борух не раз предлагал загнать его на программу военной переподготовки, но ей руководил Карасов, которого Артем на дух не переносил. Так что в результате бывший писатель остался таким же глубоко штатским, каким был всегда.
Переодеваться пришлось на виду у всех — студентка за столом так и постреливала в его сторону серым глазом. Разгрузка и рюкзак оказались тяжелыми — но терпимо. Артем не стал проверять комплектность — Боруху в этом отношении он доверял больше, чем себе. Взяв автомат, убедился, что тот стоит на предохранителе, в патроннике нет патрона, магазин полон — и этим ограничился, подтвердив готовность.
— Идем на дэ два? — лишний раз уточнил Артем, активируя планшет.
— Двигай, — подтвердила Ольга. — Крути Мультиверсум!
Хотя Артем много раз тренировался, но вот так, не в лаборатории, без присмотра профессора, он активировал резонансную реперную связку впервые. Хотя, если вдуматься — а чем бы ему помог профессор, если бы он налажал? Так что разницы никакой, но немного боязно все же было. Он приложил кончики пальцев к экрану и начал аккуратно, точными короткими движениями проворачивать видимую в глубине камня структуру так, чтобы два репера — здешний и следующий, — как бы наложились друг на друга… Объяснить этот процесс словами было невозможно. Более того, никто из присутствующих, кроме Артема, этой структуры в глубине экрана просто не увидел бы. Борух, увы, оказался в операторы негоден, хотя природные способности тоже имел, а Ольга, как и все коммунары первого поколения, была к тонким структурам Мультиверсума иммунна.
В какой-то момент планшет в руках дрогнул, в глазах моргнуло, и камень репера сменился другим. Они стояли посреди леса, пахло мокрой листвой — по тонкому жердевому навесу шуршал мелкий дождик. Под навесом, в оплывшей земляной яме, стоял небольшой круг из покосившихся каменных столбов, окружавших реперный камень.
— Дэ два! — облегченно выдохнул Артем. Не то, чтобы он в себе сомневался, но все же — первый успешный перенос группы в полевых условиях. Теперь он настоящий м-опер.
Точка считалась безопасной, но Борух все равно держал свой пулемет наизготовку и оглядывал края поляны. Люди тут жили далеко от этого места и не располагали транспортными средствами, за исключением собственных ног. Тем не менее, случайности бывают самые странные, а получить стрелу из охотничьего лука не намного приятнее, чем пулю. Артем ждал, пока можно будет перемещаться дальше — Мультиверсуму требовалось некоторое локальное время, чтобы осознать, что вот эти ребята теперь в другом срезе и подстроить себя под эту малозначительную, но все же разницу, — и вспоминал, что ему говорили об этом мире. Судьба его была с одной стороны типична — падение численности и цивилизационная деградация, — с другой — не без оригинальности. В отличие от многих пустых или почти пустых срезов, этот опустел не в эпидемиях, войнах или природных катаклизмах, а по собственному сознательному выбору жителей. Как один из наиболее «близких» (с точки зрения м-оператора) к Коммуне срезов, этот все же был немного изучен. Разведчики когда-то выходили на контакт с местными, как-то с ними коммуницировали, но недолго — никакой практической пользы в этом не просматривалось. Аборигены активно не любили пришельцев, ничего от них не хотели, знать не желали, а при случае норовили поднять на рогатины. Тем не менее, какие-то археологические поиски проводились, благо покинутые города нынешним населением начисто игнорировались, и все, что в них было оставлено, пострадало только от времени. Из найденных там записей, расшифрованных учеными Коммуны, следовало, что находящееся на достаточно высоком уровне развития — винтовые самолеты уже летали, — человечество внезапно воспылало религиозной активностью самого деструктивного толка. Основной исторической версией была следующая: одно из трех доминирующих государств создало синтетическое учение с глубоким учетом открытий весьма развитой тут психологии. Зачем? — А с целью внедрить его в конкурирующих социумах и тем их ослабить. Основной посыл был несложным — «возврат к корням» и прочее опрощение. «Дауншифтинг» — припомнил Артем термин из своей реальности.
От цивилизации, мол, одно расстройство — стресс, конкуренция, нехватка ресурсов и через то взаимная ненависть и падение нравов. А правильно жить надо лишь тем, что природа сама тебе даст — тогда сплошное благолепие и растворение воздухов. И выкладки даже были приложены научные — что золотое время человечества было в эпоху охоты и собирательства, а как только первый огурец в грядку посадили — все, пиздец — аграрное рабство, привязка к постылому труду на земле, товарные отношения, жадность и грабеж. От стояния кверху жопой в борозде пошли болезни суставов, от оседлого житья — грязь, от домашнего скота — эпидемии. У охотников-собирателей даже мозг был больше, потому что богатство впечатлений от кочевой жизни. А чем дальше, мол, человек влезал в производственную деятельность, тем сильнее деградировал. И главное — у собирателей-то жизнь была счастливая и беззаботная, потому что никаким трудом они не занимались, ни в чем не конкурировали, стресса не знали, одна сплошная любовь человека к человеку на мягкой травке под кустом.
Вот, вроде бы, чушь полнейшая — а зацепило. И кто бы эту дурь ни придумал для ослабления соседа, а вернулась она ему бумерангом очень быстро. Новое учение стремительно захватило мир, и первое следствие из него было вполне логичным — чтобы прожить собирательством, надо радикально сокращать население… К чести аборигенов, сокращали они его ненасильственно, просто прекратив плодиться. Приверженцы новой религии брали обеты полнейшего чайлд-фри. И все поначалу шло очень даже замечательно — в ожидании прихода золотого века человечество прекратило экспансию и развитие, во благости проедая наследие цивилизации, и даже, как будто, почувствовало себя счастливее. Стремиться и достигать было больше не надо, работать особо незачем, имущество копить ни к чему — ведь оставить его, за неимением детей, некому. Чем дело кончилось, точно неизвестно — в последние годы падения цивилизации записи уже никто не вел, а города были покинуты. Но можно констатировать, что эти люди последовательно воплотили свою мечту о Золотом Веке в реальность — по миру кочевали племена охотников-собирателей, вооруженных луками и копьями, жрали, что поймают или сорвут с дерева, и отнюдь не оскверняли себя выращиванием даже зелени на гарнир. Правда, стали ли они от этого счастливее — никому не известно, потому что прибора, измеряющего счастье, у коммунарских ученых не было.
— Ну что, идем дальше, на «е восемь»? — спросил Артем, когда видимый внутренним взглядом репер перестал мерцать и совместился в его голове с материальным камнем.
— Нет, — неожиданно ответила Ольга, — надо строить новый маршрут.
— Почему?
— Потому что мы идем не туда.
— Но Совет… — заикнулся Артем.
— К чертям Совет! — резко ответила Ольга. — Они не понимают, что творят!
— Опа, у нас тут дворцовый переворот? — хмыкнул Борух. — Кто-то решил, что он самый умный и лучше всех знает, как Родину любить?
— Послушайте меня, — сказала Ольга. — В том, что касается внутренних дел Коммуны, Совет проводит хорошую, грамотную политику. Мы сумели восстановить общину, достигнуть баланса интересов и быстрого развития. Но во внешних делах наши доблестные мудрецы просто некомпетентны. Они никогда не покидали Коммуну, они понятия не имеют, во что превратился материнский мир, они не осознают, насколько мы уязвимы для новых технологий воздействия. В их время даже телевиденья еще не было! Люди, с которыми они хотят вступить в контакт, ждут этого не первый десяток лет, у них совершенно точно есть источники информации о нас, они готовы. Их цель — уничтожение Коммуны с захватом ее уникальных ресурсов. Это не потенциальные союзники против вторжения, это еще один враг! Возможно, даже более опасный…
— Почему бы тебе не сказать это им? — спросил Артем.
— Неужели ты думаешь, что я не говорила? Но Первые слишком давно живут в стерильной атмосфере Коммуны, они уверены, что договориться можно с кем угодно. Они высмеяли Олега, который, пусть и в своей терминологии, твердил о недопустимости сделок с дьяволом…
— Да, батюшка наш тот еще инквизитор! — рассмеялся Борух. — Но тут я с ним согласен. Те люди, на которых работал Карасов — очень плохие люди. И очень, очень опасные.
— А я и Карасову не верю, — не сдержался Артем. — Я не уверен, что он лоялен Коммуне, а не ждет шанса ударить в спину…
— За ним приглядывают, будь спокоен, — отмахнулся Борух.
Артему не стало спокойнее, но он предпочел не развивать тему — они с Ольгой обсуждали это не раз, но она не хотела отказываться от такого полезного военспеца.
— Так вы со мной? — спросила Ольга.
— Да, — твердо ответил Артем. Он давно ждал чего-то такого и много раз все обдумал. Ольга стремилась спасти Коммуну, и он готов был поставить на нее против Совета.
— Я тоже, — после нескольких секунд размышления сказал Борух. — Совет подставляется. Если приоткрыть дверь, кто-нибудь обязательно всунет в щель ботинок.
Дождь усиливался, и жердяной, покрытый сверху листьями навес начал ощутимо протекать.
— Так куда идем? — спросил Артем, морщась от упавшей за шиворот холодной капли. Ему было немного грустно: предположение, что Ольге он нужен, прежде всего, в качестве лояльного личного м-опера, перерастало в железную уверенность. Конечно, он предполагал это и раньше, но одно дело — догадываться, другое — убедиться.
— Нам нужен репер на срезе альфа-ноль-один.
— Даже не слышал про такой… — удивился Артем. — Странное обозначение.
— Ах, ну да… — Ольга покопалась в карманах и вытащила маленькую записную книжку в дерматиновой обложке с вытисненной облезлым блеском надписью «Телефоны». Пробежавшись пальцем по буквенным вырезам края, она раскрыла ее, и просмотрела пару страниц.
— У тебя это будет репер «эм девять».
Артем достал свою шпаргалку — ученическую тетрадку с вручную разлинованной табличкой. В ней были буквы, цифры и раскрашенные цветным карандашом поля. Против «М9» поле оказалось заштриховано черным.
— Это же черный репер! — удивленно констатировал он. Чёрными были промаркированы точки в непригодных для жизни срезах — с ядовитой атмосферой, высоким уровнем радиации или экстремальной температурой. — Так у Воронцова было написано…
— На заборе тоже написано… — отмахнулась Ольга. — Прокладывай.
Артем встряхнул планшет, сбрасывая накапавшую с навеса воду — круглые капли скатились, не смочив экрана, — и снова вызвал внутреннюю структуру в глубине камня. Через несколько минут он сказал неуверенно:
— Два красных, два зеленых и один желтый.
— Твою дивизию! — выругался Борух. — Надо было больше патронов брать… И броники.
— Есть еще вариант, — Артем покрутил картинку так и этак, убеждаясь, — зеленый, желтый и…
— Что? — нетерпеливо спросила Ольга
— Один серый.
— Какой именно?
— Минутку… Да, вот: «Цэ пять».
Ольга пролистала свою книжку, и со вздохом призналась:
— Нет, у меня он тоже серый.
— Русская рулетка, — с досадой сказал Борух.
Серым маркировались реперы, про которые не было ничего известно, кроме факта их существования. Ни где они стоят, ни что их окружает, ни какая обстановка в срезе. Их вычисляли косвенно, сканированием с условно соседних точек, но проверять, что там, было просто некому — мультиверс-операторов в Коммуне можно сосчитать по пальцам, и даже разуваться бы не пришлось. Если не было каких-то действительно важных резонов, то рисковать м-опером ради очередного среза никто не позволял. А ну, как он не вернется? И не узнаешь ничего, и дефицитнейший специалист потерян… Воронцов как-то рассказал Артему поучительную историю, как списанный уже в безвозвратные потери оператор вернулся из «серого» спустя год — все это время он пробивался к реперу, оказавшемуся на глубине более ста метров под ледяной водой горного озера. В общем, «серые» реперы считались почти такими же запретными, как «черные».
— Может, лучше через красный? — неуверенно предложил Борух. — Авось, отобьемся…
Красная маркировка означала крайне враждебных аборигенов, проживающих прямо на месте расположения репера.
— Что там за обстановка? — спросил он Артема.
— Без понятия, — пожал плечами тот. — Я ж не таскаю с собой всю базу данных. Может людоеды с копьями, а может военная база с танками.
— А зря не таскаешь…
— Меня, между прочим, никто не предупредил, что возможны изменения в маршруте! — возмутился Артем. — Я заранее его проложил и согласовал, по нему у меня все известно!
— Не ссорьтесь, мальчики! — примирительно сказала Ольга. — Идем через серый, так короче. Времени у нас в обрез…
Артем активировал планшет и навел его на репер.
— Сдвигаю!
Некоторые воспринимают меня как снайпера. Это не так. Снайпер из меня — как из говна пуля. В снайпинге умение попадать, куда целишься — важный, но не главный навык. Снайпинг — это тактика, расчет, маскировка, умение просчитывать противника, выбор точки и путей прихода-отхода, а главное — море терпения. Это не моя сильная сторона. Я просто попадаю во все, что вижу. В армии пытались засунуть в снайперы — ну, понятно, парень метко стреляет, куда ж еще? Но потом более опытные люди, посмотрев на меня, признали — безнадежен. Не тот склад характера. Так что, когда Ингвар наконец вышел из офиса, мое терпение было уже на исходе. Еще немного — плюнул бы и уехал. Ему подали какой-то лакированный большой джип, и мой старинный приятель гордо влез на заднее сиденье. Начальник, мать его. Пацан пришел к успеху.
По городу я легко держал дистанцию, на трассе чуть не потерял — старая «Нива» не могла тягаться в скорости. К счастью, загруженная узкая трасса не давала разогнаться и им, так что я успел увидеть, куда этот внедорожник свернул. Дальше уже не спешил — на пустых сельских дорогах преследование становилось слишком заметным. Не совсем просохшая после дождя грунтовка хранила четкий след тяжелой машины, и я ехал, не торопясь. Тем не менее, чуть не попался — когда искомый джип выскочил на пригорок, двигаясь мне навстречу, я успел только свернуть в кусты и встать, надеясь, что грязная «Нива» не бросится в глаза. Автомобиль проехал мимо, но Ингвара в нем не было, только водитель. Ну что же, тем интереснее…
Следы привели меня к дому на окраине полузаброшенной деревеньки, но наблюдение показало, что там никого нет. Место посещаемое, следов много, видно, что дом жилой, но сейчас ни хозяев, ни гостей. Я оставил машину и прогулялся ногами — ничего особенно подозрительного, кроме того, что все свежие следы ведут сюда, и только один — отсюда. Знакомая картина, наводящая на размышления — я не чувствую проходы, как проводники, но готов поспорить, что он тут есть. Сеню надо бы сюда свозить, вот что. А где проход — там и проводник, а проводник у нас кто? А Коллекционер у нас проводник, кто же еще. Вот, значит, как Ингвар другие миры увидел… А я вот хотел бы увидеть самого Коллекционера.
Ждать его тут, пожалуй, было без толку — кто знает, куда и насколько их понесло, — так что я запомнил место и поехал в город. Вернёмся сюда с Сеней, пусть пощупает насчет прохода — может, поймет чего. В городе ощущалась какая-то нездоровая суета — ничего конкретного, но как бы напряженность некая в воздухе. Водители на дороге дергались, без нужды подрезали и проскакивали на красный, куча мелких ДТП создала пробки, и в одной из них уже кого-то били. С обочины кинулся под колеса какой-то безумный пешеход, да так, что я затормозил в последний момент, он в капот уже руками уперся. Посмотрел на меня пустыми глазами, буркнул что-то ругательное и дальше побежал. Чувствуют что-то люди, определенно. Хотя, может быть, я, под влиянием Сениного предсказания, воспринимаю предвзято? Надо будет дома радио послушать, что ли…
Дома Сеня увлеченно копался в вещах, доставая и перекладывая что-то по своему вкусу. Любопытный, как енот. Я подтолкнул к нему сумку с золотом.
— На, вот тебе весь капитал нашего акционерного предприятия.
Сеня бросил аптечку, которую тщательно инспектировал до этого, и начал, как тот Кощей, над златом чахнуть.
— Надо же… — сказал он задумчиво перебирая завернутые в бумагу стопки монет и мелкие слитки. — А и не скажешь, что такая ценная штука…
— Это, Сень, просто мягкий желтый металл. Социальная фикция. Люди договорились считать его ценностью, и, пока эта договоренность соблюдается всеми, за него работают, воюют и убивают. Что не отменяет того факта, что само по себе золото — довольно бесполезная штука.
— Ну… — Сеня упрямо почесал коротко стриженый затылок, — все-таки, небось, не зря оно во всех срезах ценится…
— Во-первых, не во всех, — начал я.
— Ой, вот не надо про всяких там! — отмахнулся Сеня. — Я про нормальные.
— Во-вторых, люди везде примерно одинаковы, а значит, живут в придуманном ими мире.
— Что значит, придуманном? — вскинулся Сеня. — Я, вот, например реалист! Я ни в какие придумки не верю!
— Не веришь? — усмехнулся я. — А в деньги?
— А чего в них верить? Вот они! — Сеня достал из одного кармана несколько мятых тысячных бумажек, поковырялся в другом — но извлек только пустую упаковку от гондона. Неплохо он, похоже, оттянулся этой ночью…
— И что ты про них знаешь?
— Все, что мне нужно! — решительно сказал мой юный падаван. — На них можно все купить! Ну, не на эти гроши, понятно, а вообще — на деньги…
— На их можно что-то купить, пока люди тебе готовы что-то продать. Пока люди в них верят. Если мы с тобой задержимся тут дольше, чем следует — ты сам увидишь, как сначала цена денег падает, как люди спешат от них избавиться, пока они еще чего-то стоят, это еще больше снижает их цену, и через короткое время за пачку этих бумажек не будут давать и буханки хлеба. Золото — более старый миф, оно продержится дольше, но, в конце концов, даже до самых тупых дойдет, что его нельзя есть, им нельзя вылечить рану или зарядить пистолет.
— Ну, тогда давай не будем задерживаться! — не стал спорить Сеня. Черт его поймешь, что из этих наших разговоров на тему «как устроен мир», застревает в его голове, а что сразу вылетает в другое ухо. Я ж ему не «какотец», пусть сам решает, что ему важно. — Погнали?
— Экий ты резкий, — засмеялся я, — тебе точно ничего собрать не надо?
— Рюкзак со шмотками я еще вчера собрал, а всякий хабар — тут я тебе полностью доверяю! — и пошел обуваться, засранец.
Санузел у меня, к счастью, совмещенный, так что запихались вместе с сумками. Закрыли дверь, Сеня засопел, напрягся и сказал:
— Открывай, приехали!
Я повернул ручку, и мы ненадолго оказались обладателями двойного сортира, объединенного общей дверью — мой, с обшарпанным кафелем над ванной с пожелтевшей эмалью и чугунным бачком с цепочкой, и дощатый павильон на две дырки. Когда-то он был разделен на индивидуальные кабинки фанерной перегородкой, но мы ее снесли, освобождая место.
— Быстрее, — с натугой просипел Саня. — Что-то туго идет, держать тяжело…
Я быстро покидал сумки на скрипучие доски пола того сортира, и мы с Сеней дружно шагнули через порог. Он, обернувшись, захлопнул дверь и облегченно выдохнул. С этой стороны она была сколочена из плотно пригнанных некрашеных серых досок. В сортире попахивало — чтобы Сенино колдунство работало, им приходилось периодически пользоваться по назначению. Иначе где-то там, в реестрах Мультиверсума, он перестал бы числиться сортиром и стал бы просто сарайчиком с дырками в полу. Было бы обидно — это, возможно, вообще последний сортир в этом срезе, не будет его — пропала база…
На улице вечерело — я несколько раз пытался понять, как соотносится время наших срезов, но так и не пришел к определённому выводу. Похоже, что тут сутки не 24 часа, но заниматься прикладной астрономией мне как-то было недосуг. Этот срез — Сенин первый, найденный случайно и не от хорошей жизни. Видимо, он так хотел оказаться где-то подальше от людей, что попал именно сюда — ни одного живого представителя вида хомосапиенс здесь нет. На сегодняшний день и радиация почти рассеялась, хотя есть здешние грибы я бы не стал, а животный мир скуден, но причудлив. Тем не менее, здесь безопасно — если, конечно, не соваться туда, где когда-то был город.
Здешний домик, наверное, был чьим-то персональным убежищем — под небольшим деревянным срубом-пятистенком с кровлей из солнечных батарей, изящно стилизованных под черепицу, обнаружился глубокий подвал-бункер, забитый испорченной едой, разряженными батареями, неработающей оргтехникой, книгами на непонятном языке и относительно бесполезным оружием. Относительно — потому что боеприпасы к нему оказались очень своеобразные, безгильзовые с электродетонацией. Я ради любопытства привел в рабочее состояние один пистолет, зарядив его запальную батарею. Пострелял — пистолет как пистолет, разве что емкость магазина побольше и нет гильзовыброса — непривычно. Оставил тут, Сене развлекаться, пока патроны не кончатся. Возможно, скоро оружие нашего среза станет таким же бесполезным железом, как это. И чем я тогда буду зарабатывать себе на жизнь?
Шутка. Человек всегда найдет, из чего выстрелить в ближнего.
Тому, кто строил себе этот уединенный лесной схрон, он так и не пригодился — скорее всего, где-то в ближайшем эпицентре его кости вплавлены в бетон вместе с останками остальных, не столь предусмотрительных сограждан. Но Сеня тут неплохо обустроился, благо солнечные батареи до сих пор давали какой-никакой ток на домашние аккумуляторы, обеспечивая подачу воды, свет и холодильник. Когда Сеня в первый раз привел сюда меня, я было ужаснулся тому, что он пьет здешнюю воду и купается в местной речке, но потом приволок прибор ДП-5, и тот показал, что вода безопасна. Покойный владелец расположил свое убежище грамотно, спасибо ему большое.
— Купаться сгоняем? — предложил беззаботно Сеня, когда мы перетаскали сумки в дом.
— Темнеет… — засомневался я.
— Да мы быстро, туда и обратно!
— Ну ладно, выгоняй моты, я пока вещи раскидаю…
Чего нам стоило перетащить сюда два легких кроссача — это отдельная смешная история. Разбирали, просовывали по частям, собирали… Но уж больно Сене хотелось кататься на речку, да и мне было любопытно разведать окрестности. На мотах мы как-то раз и доехали до того, что было ближайшим городом. Зрелище весьма неприглядное, да и фонит там до сих пор прилично, так что играть в сталкеров мы не стали. Трудно сказать, как именно произошел здешний апокалипсис, и почему совсем не осталось выживших, несмотря на высокую точность поражения здешним ОМП — уже в десяти километрах от города следов его применения не видно. Однако мои работодатели заверили, что знают этот срез, и он необитаем. А я давно убедился, что им виднее.
На улице чихнул, пернул и затарахтел сначала один движок, потом второй — Сеня прогревал мотоциклы. Я распихал свежие продукты в холодильник, остальные сумки пока просто убрал с прохода. Ну, по крайней мере, что бы ни случилось с нашим срезом, кой-какой стартовый задел у нас есть, первое время не пропадем.
Купались уже в резком свете фар, но вода оказалась теплой и приятной, как-то даже попустило слегка от дурных мыслей. В реке плескалась рыба — наверное, рыбалка тут была бы отличная, но я все еще опасался употреблять в пищу эндемичную фауну. На свет и плеск из леса вышел единорог — забавное местное копытное, ростом с пони, с огромными влажными глазами и крошечным витым рожком на лбу. Ну просто как из мультика для девочек, только не розовый, а палевый, с оттенком в рыжину. Совершенно неагрессивное и бесстрашное существо, очень любопытное. Само его существование показывает, что крупных хищников тут нет: у нас бы его не то что волки — дворовые коты бы загрызли. То ли вывели местные как домашнее животное, и он одичал, то ли так удачно мутировал, то ли просто причуда эволюции. Плюшевое создание, можно подойти погладить, что Сеня радостно и проделал. Обнимашки закончились возней и попытками затащить животное в воду, чему единорог решительно воспротивился, жалобно попискивая смешным дискантом. Сеня ржал и искренне веселился — кажется, только здесь становилось заметно, насколько он еще ребёнок в каких-то моментах. Тут было его место, его царство и его владения. С единорогами, речкой, лесом и миллионами запеченных в бетон трупов неподалеку. Его сортирная Нарния.
Вечером раскидывали вещи по встроенным шкафам, записывали забытое, чтобы докупить завтра — раз уж все равно придется возвращаться.
— Может хрен с ним, с Коллекционером этим? Ну, сколько там за него заплатят? — соображений морального порядка для Сени не существует.
— Нет, Сень — строго сказал я. — Это не дело. Наша работа — его найти, значит, будем искать. Раз уж наткнулись на след.
— Так никто же не знает, что наткнулись?
— Я знаю, этого достаточно. Да и есть у меня личный интерес кой-какой.
— А, это то самое «так надо», да? — покивал головой Сеня. — Тогда конечно, тогда не вопрос. Завтра вернемся.
— Слушай, — спросил я осторожно, — ты никого не хочешь оттуда забрать?
— Зачем? — удивился Сеня.
— Ну, не знаю… Может девушка у тебя какая завелась, я ж в твою личную жизнь не лезу.
— Не, — мотнул бритой головой Сеня, — я больше по блядям. Ну куда мне девушку? Я ж ебанутый на всю башку, в дурдоме живу. Вот у тебя, Македонец, почему до сих пор нормальной бабы нет?
— Да примерно по той же причине, — признался я. — Уж больно у меня образ жизни своеобразный. Нормальная женщина такого не поймет, а ненормальная мне зачем? Я сам ненормальный.
— И что, неужели за всю жизнь никого не нашел? — удивился Сеня. — Ты же старый уже, так и сдохнешь один.
Добрый он, тактичный, чего уж там.
— Помирают все в одиночку, Сень. А так-то да, была одна…
— И что с ней стало?
— А вот, найдем Коллекционера — спросим…
— А, вона что! Что ж ты сразу не сказал! Тогда базару нет, месть — дело святое! — Сеня решил, что все понял, а я не стал разубеждать. Для него сорок лет — уже глубокая старость, столько не живут. А я все еще где-то в глубине души надеюсь.
— Этот обозначен зеленым, — тихо сказал Артем, оглядываясь. Они стояли в большой круглой пещере, слабо освещенной чем-то вроде лампадки — простой глиняной плошки с фитилем. Лампадка потрескивала и неприятно пахла горелым салом. Борух включил подствольный фонарь и обежал его лучом помещение.
— Это не пещера, — констатировал он, — это бункер какой-то…
Заросшие влажным мхом стены образовывали идеальную полусферу и были не каменными, а из серого ноздреватого бетона со следами опалубки. В одном месте из стены торчал ржавый кран, из которого тонкой струйкой сочилась вода. Судя по тому, что помещение не затопило, куда-то она сливалась, но пол был покрыт тем же зеленым сырым ковром из мха и сливного отверстия видно не было. Напротив крана в стене была вмурована мощная стальная дверь, крашенная шаровой краской. Там, где краска отслоилась, махрилась пышная рыхлая ржавчина. Рычаги на квадратных осях приводов кремальер отсутствовали.
— Замуровали, демоны! — удивленно сказал Артем. Он подошел и попинал дверь — она не шелохнулась, и звук был глухой, не дающий надежды, что его услышат снаружи. Он попробовал повернуть ось, обхватив ее ладонью, но только руки испачкал в ржавчине. — Надо же!
— Забей, — сказал Борух, — и тут подождем, ничего страшного. Ноги только не промочите.
— Нет, ты не понимаешь, — ответил Артем с досадой, — тут мы ничего не высидим…
— Индекс «Т»? — догадалась Ольга.
— Он самый…
— Эй, алло! Я ваших индексов не знаю! — напомнил Борух.
— «Т» значит — «транзитный». Тут два репера, входной и выходной. Мы у входного, нам нужен второй.
— Что за нахер? — возмутился майор. — А если до него три дня на оленях и два на собаках? Куда ты завел нас, эм-сусанин?
— Нет, тогда он не был бы зеленым. Рядом репер, я его чувствую даже. Может, прямо за этой дверью… Будем ждать, или сломаем?
— Чего ждать? Чем сломаем? — недовольно спросила Ольга.
— Ну, кто-то же добавляет в плошку, ту вонючую дрянь, которая там горит?
Ольга заглянула в плошку.
— Глубокая, — сказала она, — такая неделю гореть может…
— Можно и не дожидаться, — пожал плечами Артем, — я бы просто срезал дверь.
— У тебя, что УИн есть? — поразилась Ольга. — Их теперь и м-операм дают?
— Ну, вообще-то мне его выдали не как оператору, а как монтажнику, — скромно ответил Артем. — Но да, он у меня есть.
— Ты вытащил продукцию списка «А» из Коммуны? — Ольга присвистнула. — Ну ты даешь, дорогой…
— А что, нельзя было? Мне никто не сказал… Да вон, у тебя и винтовка…
— Винтовка по списку «Б», мы их продаем даже… — покачала головой Ольга. — А у тебя УИн в межведомственный зазор проскочил — монтажное управление не знало, что ты оператор, а безопасники — что монтажники выдали тебе прибор. Ты по возвращению, главное, не ляпни, что ты его с собой таскал…
— Позасекретят все, а потом сами мучаются, — проворчал Борух. — Режь давай, к чертовой матери, пока у нас тут ласты на ногах не выросли. Примерно… тут, тут и тут. И с другой стороны симметрично. На ладонь глубины.
Борух нацарапал на двери кончиком ножа предполагаемое расположение запорных штырей. Артем достал из поясного чехла серый металлический цилиндр, в торце которого выступал двуцветный клинышек из двух сходящихся в одну грань треугольных призм чёрного и белого камня и двинул ползунок выключателя. Отрегулировал двумя кольцами язычок рабочего луча в длинное узкое лезвие синего света и провел им в отмеченных местах по периметру, затем уперся в край ладонью и с усилием толкнул от себя. Дверь с неприятным скрипом стронулась и пошла.
— Стоп, погоди! — остановил его Борух. — Дальше я сам, отойди.
Он посветил в щель подствольным фонарем, потом открыл пошире, аккуратно выглядывая в темноту.
— Что-то тут… — сказал он неуверенно. — А, понятно… Долго бы мы его ждали!
— Кого? — спросила Ольга
— Фонарщика здешнего. Вот он, болезный, лежит…
В темном бетонном коридоре с пустыми кабельными крюками по стенам лежало, вытянувшись, тело. Артему не очень-то хотелось его разглядывать, но он успел заметить в свете фонаря лысину и разбитый кувшин с каким-то жиром. Похоже, человек действительно шел заправить плошку — но не дошел.
— Что с ним? — спросила Ольга. Винтовка ее была в рабочем положении и взята наизготовку.
— Он умер, — констатировал Борух. — Пулевое в грудь. Лежит тут не долго, это жир так воняет, не он. Но уже остыл. Несколько часов, должно быть.
Аккуратно обойдя труп, они прошли по коридору вперед. Метров через десять коридор разветвлялся. Длинная его часть слегка подсвечивалась дневным светом и, очевидно, вела на улицу, а короткий отнорок заканчивался невдалеке такой же железной дверью.
— Скорее всего, там выходной репер, — сказал, прислушавшись к своим ощущениям Артем. У него как будто потянуло под сердцем легоньким сквознячком, хотя воздух в тоннеле был неподвижен. — Да, определенно он там.
— Проверяем, — коротко сказал Борух.
Дверь оказалась открыта, внутри было симметричное входному помещение — даже торчащий из стены кран тоже тек, наполняя купол противной влажностью. В середине торчал из пола черный цилиндр реперного камня.
— Здесь кто-то совсем недавно прошел… — сказал майор, разглядывая грязный сырой пол. — Несколько человек, у всех ботинки с одинаковой треккинговой подошвой. Прошли к реперу — и ушли через него, обратных следов нет…
— Получается, наши? — неуверенно сказала Ольга. — Ничего не понимаю…
— Не видел у наших такой обуви, — покачал головой Борух. — Они либо в сапогах по привычке, либо в армейских с городского склада. А тут рисунок вообще незнакомый.
— Так репер же… — Артем впервые видел Ольгу в такой растерянности. — Ты не понимаешь! Никто, кроме…
— Этого я не знаю, — сказал, вернувшись в коридор майор. — Это просто следы. Мало ли кто во что обулся…
Он вернулся на развилку, прошел до входного помещения, еще раз внимательно проверил труп и дверь.
— Будем снаружи осматриваться, или свалим от греха? — спросил он наконец.
— Будем! — твердо ответила Ольга. — Тут творится что-то очень странное.
Проход наружу заканчивался большими железными воротами, створки которых были открыты так давно, что уже вросли нижним краем в землю. Густо заплетенный вьющимися растениями входной тамбур выглядел даже симпатично. За ним открывалась тенистая аллея, дорожка которой была отсыпана мелкими камушками кремового оттенка, ограждена каменными бордюрами и тщательно выметена от листвы. Такая вполне могла быть где-то в европейском городском парке. Несколько портили благопристойный вид только валяющиеся тут и там трупы людей. Если убитый в тоннеле «фонарщик» был одет во что-то вроде монашеского балахона, то эти выглядели при жизни вполне светски — обычная городская одежда, брюки, рубашки, платья… Сейчас они лежали, нелепо раскинувшись в лужах свернувшейся крови. Женщины, мужчины, несколько детей…
— Кто мог?.. Зачем?.. — тихо сказала Ольга.
Борух с пулеметом наизготовку быстро и тихо пошел, аккуратно переступая с пятки на носок, к концу аллеи. Ольга в той же манере двинулась за ним, держа прицел винтовки на линии взгляда. Артем просто шагал за ними, сжимая в руках автомат и стараясь не глядеть в лица убитым.
Аллея заканчивалась на небольшой площади маленького городка. Здесь, видимо, была ярмарка — торговые ряды, наряженные люди, какая-то временная сцена из досок… И много, много убитых. Мертвая торговка ягодами лицом в клубнике. Заляпавший ткань своими мозгами безголовый галантерейщик. Заваленный пирожками разносчик с подносом. Залитый содержимым бутылок и кровью бармена кафетерий, где осели на своих стульях посетители. Повисший на краю сцены артист в ярком костюме. И просто лежащие внавал люди, гулявшие тут на городском празднике. Несколько легких прилавков были перевернуты в тщетных попытках скрыться, и на уходящей вдаль мощеной булыжником улочке лежали лицами вниз те, кто сумел убежать с самой площади. Было тихо, только что-то капало и навязчиво жужжали мухи.
Артем отвернулся, борясь с тошнотой. Ольга стояла бледная и только повторяла тихо: «Как?.. За что?..» Борух зачем-то осматривал прилавки, стену дома и основание памятника какому-то несовременно одетому мужику в середине площади.
Вдали послышались какие-то крики, шум, и нечто похожее на отрывистые команды. Майор вскинулся:
— Бегом отсюда, в бункер! Давайте, давайте, не тормози, Артем, а то сам будешь объяснять местным, что не верблюд…
И они побежали.
Запыхавшийся Артем прислонился к выходному реперу, изо всех сил стараясь успокоиться и сосредоточиться на работе со структурой в планшете.
— Я готов! — наконец сказал он. — Следующий — желтый!
— Ну-у, если этот был зеленый, — неопределенно протянул Борух, — то я даже не знаю…
— Сдвигай! — решительно скомандовала бледная Ольга, и Артем совместил метки.
В глаза полыхнуло яростным солнцем.
Вокруг торчащего внаклонку из земли реперного камня лежали полускрытые травой каменные колонны, за которые немедля повалились, выставив оружие, Ольга и Борух.
— Да ложись ты! — зашипел майор Артему. — Не торчи на виду!
Артем торопливо присел, убирая планшет и путаясь в ремне автомата.
— Сколько ждать? — нетерпеливо спросила Ольга.
— Не знаю, — пожал он плечами. Полчаса, час…
— Может, обойдется… — с надеждой сказала она.
— Сплюнь и постучи по дереву! — отреагировал Борух. Ольга послушно сказала «тьфу» и заозиралась.
— Вот как назло, ни кусочка… Трава одна.
Они лежали в траве на вершине пологого холма и от него до самого горизонта колыхалось выжженное солнцем желто-зеленое степное разнотравье.
Несколько минут они молчали, приходя в себя, потом Артем не выдержал:
— Кто их всех убил?
— Я не знаю, кто это был… — начал осторожно Борух. — Но я знаю, как. Они вошли как и мы, через входной репер. Их было пять или шесть человек, не больше. Дверь была открыта, навстречу им шел по коридору человек с кувшином жира для лампы. Он стал первой жертвой. Выйдя, они закрыли дверь за собой — до этого она не закрывалась много лет, им пришлось постараться, остались следы на рычагах — вероятно, их пришлось стронуть ударом приклада. Затем они вышли на аллею и начали стрелять. Оружие у них было бесшумное или почти бесшумное, потому что на площади расстрела в аллее не услышали. Оружие с безгильзовым боеприпасом или с гильзосборником — гильз нигде нет. Очень высокая пробивная способность при малом калибре — все тела навылет, деревья насквозь, кирпичные стены очень глубоко или тоже насквозь. Я бы подумал на аналог твоей винтовки, — Борух кивнул на оружие Ольги, — но, насколько я знаю, из него нельзя стрелять очередями.
— Нельзя, — подтвердила Ольга, — принцип выброса заряда исключает скорострельность.
— Либо они решили эту проблему, либо используют что-то совсем другое. На площади поливали очередями. Навскидку, я бы сказал, что выпущено более тысячи пуль, так что я ставлю на безгильзовый боеприпас — вряд ли они таскали при этом мешки с гильзами. Пули прошивали по несколько человек, прилавки с товаром, останавливались только в стенах на другой стороне и толстом бетонном постаменте памятника, так что они выкосили всех за пару минут, стоя плотной группой в одной точке. Затем они разошлись по площади и тщательно отработали контроль, ни оставив в живых никого — добивали одиночными в голову даже детей и женщин. Я видел застреленного в коляске младенца, и это была не случайная пуля, а выстрел сверху, то есть почти в упор, прицельно…
Борух рассказывал нарочито сухо, без эмоций, но Артема снова замутило.
— Кто мог это сделать? — бесцветным тихим голосом спросила Ольга. — Кто?
— Это определенно была группа профессионалов, — ответил ей майор. — Они примерно одного роста, с близким размером ноги, в одинаковой обуви — потому я не могу точно определить, пятеро их было или шестеро. По площади ходили пять человек, но командир мог остаться стоять на месте и контролировать обстановку вокруг. Судя по размеру ботинок и ширине шага — крупные мужчины, не ниже метр девяносто. Судя по тому, как ставили ноги — с большим заплечным грузом, вероятно с рейдовыми рюкзаками. Действовали очень быстро, четко и слаженно — никто не успел ни оказать сопротивление, ни убежать. Пришли — отработали — отошли.
— На кого это похоже? — спросил Артем.
— Я в затруднении, — признался Борух. — По единообразию, технике действий и общей сработанности группы похоже на армейский спецназ, но я не могу представить себе военных, настолько спокойно и буднично работающих по гражданским. У них психология другая.
— Я не понимаю — зачем? — сказала Ольга устало.
— Ну, как минимум, теперь этот репер не зеленый… — задумчиво ответил Артем. — Вряд ли там будут рады пришельцам из бункера… Оль, а кто вообще может ходить по реперам?
— Еще полчаса назад я была уверена, что никто, кроме нас. Но это означало бы, что эту бойню учинил кто-то из наших…
— Я не видел в Коммуне людей, способных на такую операцию, — покачал головой Борух. — А ведь именно я занимаюсь военной подготовкой наиболее боеспособных подразделений…
— А группа Карасова? — вскинулся Артем. — Те, кто оказался в Коммуне вместе с ним? Они же профессионалы, так?
— Это обычные военные, Тём, — ответил майор. — Они не станут вот так убивать гражданских. Просто не смогут. Поверь мне, если тебя научили правильно стрелять, это не значит, что ты готов убивать кого угодно. На то, что мы увидели, людей специально подбирают и специально дрессируют.
— Если кто-то, кроме нас, ходит по реперам, то Коммуна для него открыта, — задумчиво сказала Ольга. — Все наши меры безопасности тогда говна не стоят…
Артем вспомнил студентку с дробовиком у реперного камня и мысленно с ней согласился. Если представить, что там, в самом центре жилого анклава, выйдет вот такая группа живорезов… Черт, да они пол Коммуны перебьют, прежде чем ополчение подтянется! И в первую очередь — детей… Ему стало нехорошо.
— Оль, а может такое быть, что у них просто есть проводник?
— Воронцов тебе что, совсем не давал теории? — удивилась Ольга. — Проводники ходят исключительно через кросс-локусы, совсем другой принцип.
— А если они пришли в срез через какой-то кросс-локус, потом пробрались к реперу и имитировали свой приход там? Чтобы местные думали на нас?
— Интересная мысль, — признался Борух. — У нас не было времени тщательно все осмотреть, так что, теоретически, вариант возможный. Имитировать уход через репер не так уж сложно — протопали трое туда передом, оттуда задом — вот вам и следы шестерых в одну сторону…
— А потом по свежим следам приходят местные, — подхватил Артем. — А там мы такие за запертой дверью входной точки… Это если бы у меня, к примеру, УИн-а с собой не было…
— Мда… — поежился Борух, — неловко бы получилось…
— Нет, — твердо сказала Ольга, — не сходится. Для этого им нужно было бы знать, что мы туда придем. А мы этого два часа назад сами не знали. Если это засада, то не на нас.
Артем достал планшет и активизировал его, изучая структуру сети реперов. Было на удивление тихо и спокойно, светило солнце, стрекотали кузнечики, пахло нагретой травой.
— Интересно, — сказал он через пару минут. — Это вообще тупиковое направление. Через тот репер можно пройти только сюда…
— Ну да, с транзитными реперами так бывает, — подтвердила заинтересованная Ольга. — А дальше?
— Отсюда мы можем идти в трех направлениях, — продолжил Артем. — Вернуться назад…
— Вот уж нахрен! — отреагировал Борух, разглядывающий горизонт в бинокль.
— Можем идти куда собирались — на серую точку, — и остался еще один вариант…
— Какой? — не выдержала Ольга.
— Красный тупик!
— Прэлэстно! — отреагировал Борух, не отвлекаясь от бинокля. — Не просто жопа, а безвыходная жопа… Слушай, может ты в следующий раз возьмешь с собой всю базу по реперам?
— Это стопка книг с меня ростом! — возмутился Артем. — Заполненных от руки, прошитых, опечатанных и категорически запрещенных к выносу из спецхранилища!
— Получается, — задумчиво сказала Ольга, — что, если убийцы все же шли по реперам, то они могли пройти только сюда?
— А и верно… — ответил ей майор. — А ну, Оль, смотри на шесть часов, что-то мне там мерещится, а я тут огляжусь…
Ольга взяла бинокль, а Борух, не поднимаясь в полный рост, двигаясь в полуприседе, начал внимательно осматривать вершину холма. Он раздвигал руками траву, разглядывал почву под разными углами, заглядывал в тень под камни… В конце концов майор, вздохнув, сказал:
— Не хочется вас расстраивать, но…
— Они были здесь? — спросила Ольга.
— Да. Трава густая, следов не хранит, но один из них сидел на том камне, там проплешина, остался характерный след подошвы. На верхнем торце стоящего камня следы копоти с мелкими фракциями металла — что-то недолго, но интенсивно горело. Возможно, сигнальный фальшфейер.
— Значит, — констатировал Артем, — они ушли либо в серый, либо в красный репер.
— Либо, — тихо сказала Ольга, — они движутся к нам вон оттуда…
Она, не убирая от глаз бинокля, показала в том же направлении пальцем.
— Артем, время? — спросил майор.
— Минут пятнадцать еще, минимум…
— Дай-ка… — Борух забрал у Ольги бинокль. — Что-то едет. Довольно быстро и прямо сюда. Вряд ли это они, откуда у них машина-то?
— Срез желтый, — напомнил Артем. — Вряд ли нам везут пряники.
— Будем валить с дистанции, или подпустим поближе? — деловито поинтересовалась Ольга, раскладывая сошки винтовки и пристраиваясь за камнем.
— Одна машина, не очень большая, — сказал майор. — Вряд ли их там больше четырех-пяти. Давайте на них посмотрим.
Он присел за каменной колонной, торчавшей из земли в наклон, и приготовил пулемет. Артем, всегда чувствующий себя в таких ситуациях слегка лишним, снял с предохранителя автомат, дослал патрон, и проверил, легко ли достается из разгрузки граната. На этом его военные навыки закончились.
Приближающийся по степи автомобиль оказался поставленной на здоровенные колеса рамой, поверх которой было сварено из труб и обрезков разнородного металла подобие кузова, слегка подернутое местами ржавчиной. Стекол в кузове не было — спереди проем затянули крупной сеткой, а остальные и так обошлись. Приблизившись к холму, странная машина сбросила скорость и покатилась медленней, но направление движения осталось прежним.
«Ду-ду-дум!» — пулемет Боруха вспахал степь перед колесами короткой очередью, и колымага, противно заскрипев тормозами и накренившись, резко встала.
— Не стреляйте, это мы! — закричали оттуда на чистом русском языке. — Мы сигнал увидели!
— Вылезайте, — скомандовал майор.
— Да-да! Без проблем, братан! Вы принесли, что обещали?
Из машины, цепляясь за приваренные скобы, слезли три невзрачных мужичка, одетых как сельские механизаторы — потасканные брючки, помятые грязные пиджаки поверх несвежих маек и гопницкие кепочки. Правда, брючки были заправлены в высокие стоптанные берцы, на ремнях висели здоровенные тесаки, а на плечах, стволом вниз, — дробовики впечатляющего калибра.
— Принесли же, ну? — нетерпеливо приплясывая, направился к ним первый. У него дробовика на плече на было, но зато на поясе висел в кожаной петле натуральный двуствольный «хаудах»9.
— А вы? — спросил в ответ Борух.
Тот остановился и спросил удивлено:
— А чо сразу мы-то? Не понял… Вы чо, братаны, в натуре гоните? Мы ведь уже…
— Але, Митяй, это не они! — вдруг заорал голос сверху. — Это подстава! Вали их!
Оказалось, что слезли из машины не все. Притаившиеся наверху четвертый сумел их разглядеть с высоты кузова и теперь наводил на Ольгу какой-то чудовищный карамультук на вертлюге, в ствол которого, казалось, можно всунуть кулак. Артем вскинул автомат, но Ольга успела первой — ее винтовка совсем не впечатляюще хлопнула, как пастушеский кнут, и стрелок повис на своей гаубице.
Двое «механизаторов» синхронно скинули с плеч дробовики, отработанным движением направляя стволы вперед, но неготовность к стрельбе их подвела — Борух срезал обоих одной длинной очередью. Артем выстрелил в вышедшего вперед Митяя, но тот неожиданно резво кувыркнулся вбок, покатился по траве и очередь ушла в землю. Артем повел за ним стволом, пытаясь взять упреждение, но он так же резко остановился, поднялся на колено и вскинул хаудах — пули снова ушли мимо.
— Бабах! — крупнокалиберный обрез грохнул, как пушка. Рядом щелкнули несколько картечин, но основной заряд ушел выше — оружие сильно подбросило отдачей, все заволокло белым дымом. Обрез шарахнул вторым стволом — на этот раз точнее, но Артем уже успел метнуться за камень и заряд ударил в каменный столб, вышибая пыль и крошку. Выскочив с другой стороны камня, Артем высадил в облако дыма остаток рожка, и, отскочив назад, начал торопливо и неловко перезаряжаться, вытаскивая магазин из тесного кармана разгрузки.
— Живым берем! — рявкнул Борух, но, когда Артем выглянул из-за камня с перезаряженным автоматом, было уже поздно — кепочку Митяя унесло на два шага вместе с половиной головы.
— Это я, что ли, попал? — неуверенно спросил Артем. Ему было странно и не по себе, хотя это был не первый случай, когда пришлось стрелять в человека.
— Вот жешь, блядь! — выругался в сердцах майор. — Нахуя? Он же оба ствола разрядил, надо было его брать!
— Ну… так вышло, — ответил Артем без особого сожаления. — Он в меня, я в него…
— «Вышло» — из жопы дышло! — зло сплюнул Борух. — И спросить теперь некого, что тут творилось…
Борух с Ольгой быстро и спокойно осмотрели трупы. Артем, стараясь не приглядываться к тому, что сделали с головой «Митяя» удачно попавшие автоматные пули, залез по скобам на высокий кузов машины. Каркасные сиденья, с натянутым на них брезентом, примитивные органы управления, — и ничего ценного или интересного. Никакой возможности понять, что связывало этих наездников и тех убийц.
— И что же они должны были им принести? — задал риторический вопрос Артем, слезая.
— У покойничка своего спроси! — буркнул майор.
— Перестань, Борь, — укоризненно сказала Ольга. — В бою всякое бывает… Я другого не понимаю — те, кто прошел реперной связкой, подали сигнал, так?
— Так, — согласился Борух.
— А почему они не дождались тех, кого вызывали?
— Да хрен их знает… Те долго ехали, эти сильно спешили, а может, они и не им вовсе сигналили… Не у кого спросить-то! — зло добавил майор.
— Не обращай на него внимания, дорогой, — посоветовала Ольга, — это у него адреналин так выходит. Пристрелил — и ладно, лучше ты его, чем он тебя. Что там репер?
Артем прислушался к себе и к камню, достал из сумки планшет…
— Да, готов, можно двигать.
— Тогда давайте уходить, пока еще кто-нибудь не приехал.
— В серый? — уточнил Артем.
— Ну, не в красный же… — пробурчал Борух, успокаиваясь.
Артем вздохнул, активировал планшет, повернул структуру, совмещая реперы…
— Двигаю!
Золотой свет заполуденного солнца мигнул, и сменился розовыми сумерками заката.
— Внимание! — тихо скомандовал Борух. — Они могут быть где-то здесь!
Реперный камень оказался аккуратно инсталлирован в вертикальном положении в середину замощенной булыжником площади. Непосредственно вокруг него был сделан отсыпанный мелкой каменной крошкой круг, окруженный невысоким бордюрчиком из полированных гранитных плит. Рядом располагались красиво вырезанные мраморные лавочки. Вокруг площади плотно стояли городские дома, выходя на нее стеклянными фасадами магазинов и навесами уличных кафе. Дома были симпатичные, все разные, но образующие единый архитектурный ансамбль. Высотой этажей по пять, с лепниной по оконным проемам и изящными крошечными балкончиками. Такие площади часто можно встретить в старых европейских столицах — Артему немедленно вспомнилась Прага, где ему довелось пару раз побывать.
Борух и Ольга синхронно припали на одно колено, обводя стволами окрестности, но площадь была совершенно пуста. Витрины магазинчиков заросли пылью до непрозрачности, легкие стулья уличных кафе перевернул ветер, полотняные маркизы навесов выцвели от солнца и дождей, цветы на балкончиках высохли и осыпались на занесенную листьями брусчатку. Последние лучи солнца, косо падающие на тусклые окна домов, заливали их багровой пыльной позолотой, но движения за стеклами не было. Город был давно и, видимо, быстро брошен. Сквозь потеки грязи на витринных стеклах были смутно видны какие-то товары, двери кафе были раскрыты, Артем разглядел даже несколько грязных чашек, стоящих на столиках внутри. При этом никаких следов паники, военных действий, насилия, мародерства и всего такого прочего. Никаких зловещих скелетов, ни одно окно не разбито, на мостовой не валяется ничего, кроме листьев с растущих тут же деревьев.
— Мария Селеста прямо, — тихо сказал осмотревшийся вокруг Борух. — Аж жуть берет…
— Дорогой, время? — нервно спросила Ольга, которой тоже было не по себе от этой тишины и заброшенности.
Артем сосредоточился на ощущении репера, потом достал планшет, актировал, проверил…
— Твою ж мать! — сказал он вскоре. — Не наш день, определенно…
— Что такое? — спросил Борух, который тем временем внимательно осматривал площадь.
— Опять транзитный репер! — сокрушенно ответил Артем. — Они довольно редко встречаются, а у нас второй чуть ли не подряд…
— И как далеко отсюда выходной камень? — Ольга внимательно рассматривала улицу в электронный прицел винтовки. Артем знал, что там есть режим обнаружения живых существ, хотя даже представить себе не мог, на каком принципе он работал. Еще одна загадочная технология, никак не соотносящаяся с общим уровнем Коммуны.
— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Без триангуляции только направление могу показать. Вот как раз улица в ту сторону идет…
Единственная, прямая как струна улица, уходила ровно в сторону заката, и бьющие в глаза лучи почти скрывшегося за горизонтом солнца не дали ее толком разглядеть.
— Да, эти ребята как раз по ней и уехали… — сказал Борух.
— Уехали? — удивилась Ольга.
— Их ждала тут машина. Вышли, сели и укатили. Следы хорошо видны, и следы накатанные — не один раз тут проезжали.
— Надеюсь, это не означает, что до выходной точки пешком не добраться… — задумчиво сказал Артем. — Но она точно не рядом, я ее не чувствую. Я засек направление по компасу — если отойти на пару километров перпендикулярно ему и снова взять планшетом пеленг — вычислим расстояние…
— А смысл? — здраво сказал Борух. — Какое бы оно ни было — всё наше. Так чего зря ноги бить?
— И то верно, — согласилась с ним Ольга. — Но я тоже предлагаю отойти в сторону, хотя и с другой целью. Нам надо найти место ночлега, а это лучше делать не на наезженном незнамо кем маршруте. Не хотелось бы, чтобы на нас кто-то наткнулся. Давайте, пошли быстрей, пока еще что-то видно…
— След в след за мной! — сказал быстро Борух. — Идем по колее машины, чтобы не топтать — совсем не нужно, чтобы нас тут искали.
Они пошли — четко и легко шагающий майор, за ним, без напряжения ставя ногу точно в след Ольга, и последним — чувствующий себя мучительно штатским и неуклюжим Артем. От напряжения ему было так же сложно идти ровно, как ходить по канату — казалось, ноги так и норовят наступить мимо следа, особенно учитывая, что солнце окончательно село, и в брошенном городе стало темно. Включать фонари Борух запретил, только светящиеся закатным светом облака еще давали возможность не натыкаться на стены. Пройдя по улице с полкилометра, они свернули в первый же переулочек вправо — до этого дома шли сплошной, без просветов, чередой темных витрин. Похоже, это был какой-то центральный городской променад, где модные бутики соседствовали с дорогими ресторанами. «Хотя, черт его знает, как у них тут все было устроено… — подумал Артем, — Может, просто похоже…»
Свернув, они некоторое время шли узкими улочками, но потом стало окончательно темно.
— Давайте сюда, что ли… Не на мостовой же спать! — Борух указал на широкие стеклянные двери над каменным резным крыльцом.
Двери раскрылись с тяжелым скрипом, оставляя след на пыльном полу. Внутри включили фонари.
— Похоже на гостиницу! — сказал Артем.
Помещение перегораживала стойка, за которой висела самая банальная доска с ключами. На стойке лежала заложенная карандашом книга для записей, за ней на полке стоял кнопочный телефон — Артем почему-то ожидал увидеть дисковый, с тяжелой трубкой-раструбом из меди и эбонита, но нет — оказался совершенно банальный офисный аппарат с факсом. Цифры как на аппарате, так и на бирках ключей были обычные, арабские, но лежащий на стойке пыльный буклет оказался, несмотря на сходство букв с латиницей, совершено нечитаемым. Текст изобиловал тильдами, умляутами и прочими диакритическими знаками, и не был похож ни на один известный Артему язык. Он подумал, что такое количество дополнительных значков обычно означает заимствованную из другого языка письменность, придуманную для другой фонетики — но потом решил, что вряд ли кого-то теперь заинтересует местная история.
— Будем считать, — сказал Борух, снимая ключ с биркой «201» с крючка, — что у них та же логика нумерации, и первая цифра означает этаж. Вряд ли тут сотни номеров, в конце концов. Ищем лестницу, нам второй этаж удобней. Если что, будет время смыться, пока прочешут первый…
Лестница оказалась за углом коридора, и Артем чуть не загремел с нее, когда под ногами поехала сорвавшаяся с креплений ветхая ковровая дорожка.
— Все-таки наследили… — укоризненно сказал Борух. — Ладно, будем надеяться, что никто нас искать не станет. С чего бы?
Номер действительно оказался на втором этаже, небольшой, однокомнатный, с застеленной широкой кроватью, диванчиком, столом-стульями и окном-балконом во всю стену. Артем хлопнул по покрывалу и в затхлый воздух поднялась туча пыли.
— Что ты делаешь, не пыли! — возмутилась Ольга. — Нам тут дышать этим потом!
Она аккуратно, стараясь не встряхивать, сложила покрывало и вынесла его в соседнее помещение — там обнаружился вполне приличный санузел из унитаза и душевой кабины. Воды, разумеется, не было.
— Дверь эту балконную приоткройте, что ли, — сказал Борух, — а то дышать нечем. Но чуть-чуть, чтобы с улицы незаметно было… И в сортир этот, чур, не гадить — самим же нюхать всю ночь придется. Я от соседнего номера сейчас ключ принесу, там хоть все засрите.
— Грубый ты, майор… — покачала головой Ольга, проверяя содержимое шкафов и прикроватных тумбочек.
— Жизнь такая, — ответил Борух, выходя из номера.
— Бара в номере нет, — разочарованно констатировала Ольга, закончив обыск, — и халатов нет, и тапочек, одни полотенца в душе. Три звезды максимум.
— Ну, так мы и не переплатили, — возразил Артем, пытаясь открыть створку высокой застекленной двери. Бронзовые шпингалеты присохли, пришлось помогать себе ножом, но, в конце концов, удалось сделать небольшую щелку для притока воздуха. Сразу почувствовалось, как свежо в ночном городе и как душно тут.
— Вниз по лестнице не ходите, я там растяжку пристроил, — сказал вернувшийся Борух и бросил на кровать ключи с бирками. — Вот, девочки налево, мальчики направо.
— Я скоро! — Ольга подхватила из рюкзака пластиковую двухлитровку с водой, взяла один из ключей и вышла. (Полное отсутствие пластиковых бутылок стало для Артема чуть ли не самым сильным бытовым шоком в Коммуне. Там вообще не было ничего одноразового, но разведчики быстро освоили наследство перемещенного города).
— Как думаешь, что тут случилось? — спросил Артем у майора.
— Я стараюсь об этом не думать, — признался тот. — Так же, как стараюсь не думать, почему почти все известные нам срезы либо безлюдны, либо идут к тому. Но доводилось мне слышать краем уха, что это не просто так…
— А как?
— Никак! — сказала вернувшаяся Ольга. — Не забивайте себе головы, мальчики. У нас уже ученые на эту тему друг у друга последние волосья на диспутах повырывали, а все никак не договорятся. Куда уж нам-то в проблемы Мироздания лезть… Давайте лучше спать укладываться.
Артем взял второй ключ и вышел в коридор. «Мальчики направо» — соседний номер открылся пыльной душной темнотой, и ему стало как-то не по себе. Включил маленький светодиодный фонарик, обежал его лучом комнату — почти такая же, ничего интересного. И сантехника совсем как в его мире — в Коммуне она старообразная, с чугунными бачками и латунными кранами, а тут фаянс и никель. Жаль, что воды нет…
— …Не скажешь? — отчетливо услышал он вдруг голос Боруха.
— Не нужно ему это знать, — решительно ответила Ольга. — Если мы все сделаем правильно — будет уже не важно. А если нет… То тем более не важно.
«Ну-ну, — подумал Артем, — интересная тут акустика…»
Он послушал еще, но в соседнем номере была тишина. Сделал свои дела, стараясь не сильно журчать, и вернулся.
— Первую фишку, как самую простую, отдаем женщине, — распорядился Борух. — Я стою вторую, а тебя, Артем, разбужу под утро, постарайся до этого времени выспаться.
Он завалился на диван и почти сразу засопел. Артем последовал его примеру — улегся на кровать, не раздеваясь, только скинув берцы. От белого чистого белья сильно пахло пылью и слабо — чем-то цветочным, и вскоре он благополучно заснул.