Люцифер и семеро козлов

Глава 11

За окном ярко светило осеннее солнце, дарившее холодным улицам Энска остатки летнего тепла. Хорошая погода совершенно не радовала Сеню, который стоял у плиты и помешивал жареную картошку. Стикс сидел рядом на стуле и кормил Бублика сосиской.

— Что-то ты приуныл, — сказал бес, глядя на хмурое лицо повара, варганившего одно из самых вкуснейших блюд. — В чём дело, просветишь?

— А ты типа не в курсе, да?! — недовольно буркнул Сеня. — Как мне заполучить душу священника? Неужто такой найдётся?! Задал задачку Люцифер, будь он неладен…

— Ха-ха-ха-ха! — Стикс засмеялся. — А я-то думал! Ха-ха-ха!

— Чего ты скалишься?! Смешно ему, блин!

— Конечно, смешно — ответил Стикс, подавляя смех. — Сразу видно, что ты стал верующим «позавчера». Поверь, священники — это в первую очередь люди. А люди бывают разные. Есть хорошие. Есть так себе. А есть и козлы, каких поискать. Тебе надо отыскать такого «козлика» — всего-то делов!

— Ну… — протянул Сеня, выключая плиту, — …допустим. Допустим, что ты прав, — он поставил шипящую сковородку на стол. — Только ведь ты сам говорил, что верующие ни за какие коврижки душу не продадут?

— Найди неверующего. Облачение, духовный сан и огромный крест на шее иногда носят те люди, которые приходят в церковь зарабатывать деньги. Вера их совершенно не волнует. С деньгами у тебя проблем нет, — Стикс засмеялся. — Предложи подходящую цену и всё!

— Тебя послушать, так и проблемы нет…

— В том-то и дело! — воскликнул бес. — Слушай, я понимаю, если б Люциферу потребовался какой-нибудь святой схимник, чудотворец там или хоть обычный праведник — это действительно была бы очень сложная задача. На первый взгляд, даже невыполнимая. А найти продажного попа — тьфу, ерунда! Давай-ка, наложи мне картошечки, а потом сообразим, как быть дальше!

Стикс оценил жареную картошку на пятьдесят баллов из десяти возможных, удивляясь, как столь простое в приготовлении блюдо может оказаться таким вкусным. Сеня пропускал восторженные возгласы и похвалу беса мимо ушей, кивая для вида, а сам думал совсем о другом: «Так, так, так, Семен Алексеевич, давай соображай! Для начала надо найти священника, а потом опытным путём определить, насколько сей божий слуга продажен и атеистичен. Вот только у меня нет волшебного сканера, чтобы проверить религиозные взгляды батюшки, заподозренного в атеизме, какая, блин, досада… Но есть идея! Рыбу ловят на червя, чиновника на взятку, а продажного попа — на наличку, я так полагаю, чёрную наличку, которая благополучно идёт мимо бухгалтерии. С этим проблем нет, бес прав, — он легонько пнул кипы пятитысячных купюр, стоявшие под кухонным столом, — нужно сделать приманку, благо чемодан остался после знакомства с господином Кальсоновым…. Так! Кажется, и кандидат уже нашелся!»

Сеня вспомнил одну из последних служб в Никольской церкви, посещенную им по просьбе ныне покойных родителей. Ему запомнилась не столько сама литургия, сколько местный настоятель: усатый, высокий и очень тучный дядька с упоением рассуждал о необходимости поста, который сам, если судить по размерам огромного пуза, бескомпромиссно презирал. Впрочем, это не мешало слуге божьему поучать других, разглагольствуя о вреде чревоугодия. Сей факт показался Сене до чёртиков забавным.

Конечно, огромного живота слишком мало для объявления священника христопродавцем и «барыгой», однако, многие прихожане Никольской церкви считали настоятеля храма, пусть не первым, но вторым, как минимум. Настоятель — Панас Михайлович Копеечкин, прослыл редкостным жадиной даже среди окормляемой им паствы. Упрекнуть этого замечательного человека в отсутствии коммерческой жилки, значило бы не упомянуть один из его самых больших талантов. Бизнесмен от Бога восстановил полуразрушенный храм, отстроил себе очаровательный двухэтажный коттеджик в пригороде, нанял штат работников и превратил храм в высокорентабельный бизнес-центр.

На литургии Панас читал псалмы очень быстро, тараторя так, что даже старенький дьяк и певчие с трудом разбирали его слова. Это, конечно, было не очень удобно, а некоторым прихожанам и вовсе казалось совершенно возмутительным, но зато оставалось время на дополнительный платный молебен, который батюшка сделал обязательной частью службы. Во время молебна по залу шастали четыре старушки с подносами, которые смотрели на прихожан как на исчадия ада и бормотали себе под нос проклятия, ежели те подавали хоть немного меньше пятидесяти рублей. А во время проповеди батюшка отчитывал скаредных христиан, как он любил говорить, «о гузне своём радеющих и о душе не помнящих». Впрочем, новенький лексус и очаровательный двухэтажный коттеджик, тонко намекали, что батюшка и сам из помнящих не только о душе, и радеющих о разных частях тела.

Конечно, состояние господин Копеечкин сколотил не на бабульках с подносами, хотя, безусловно, лишние пять-пятнадцать тысяч после каждой литургии были приятным бонусом. Хорошая машина, недурственный домик и радующий большим количеством нулей счёт в банке появились у настоятеля Никольской церкви благодаря впечатлительным бизнесменам-меценатам, государственным грантам и бессовестно грабительским тарифам в церковном прейскуранте.

«Интересно, служит ли ещё Панас Михайлович? Есть у меня такое чувство, что это именно тот священник, который согласится продать душу!» — подумал Сеня, доедая жареную картошку.

Тем временем Стикс уже справился со своей порцией.

— Эх, хорошо, но мало, — вздохнул бес.

— Нормально, — возразил Сеня. — А то будешь как Панас Михайлович Копеечкин!

— Позволь узнать, кто сей достойный господин? Или, может не очень достойный?

— Искренне надеюсь, ты прав — вот именно, не очень достойный. Есть у меня на примете один батюшка, раздери его в канитель. Даже мои покойные родители к нему в храм отказывались ходить после того отпевания маминой подруги.

— Жаден? — поинтересовался Стикс, наливавший в чашку свежий ароматный кофе.

— А то! Сказать жаден — ничего не сказать! Хрен его знает, готов ли Копеечкин продать душу, однако проверить определенно стоит. Вполне возможно, это наш клиент.

— Ну вот! — воскликнул бес, сделав маленький глоток из чашки. — Я же говорил, сыскать попа христопродавца очень просто. Это ж не иголка в стоге сена, в самом деле!

После завтрака Сеня полез в шкаф и отыскал чемоданчик, на боку которого «краснел» крестик.

«Красный крест на чемоданчике, в котором лежит плата за душу священника. Символично, что тут скажешь!» — подумал он, набивая медицинский чемодан купюрами, извлеченными из кошелька, в котором всегда есть новенькая пятитысячная, отпечатанная на адском принтере каким-нибудь Стиксовым собратом.

Сеня вызвал такси и уже через пять минут ехал в Никольскую церковь вместе с бесом, обречённым следовать за ним по пятам. Стикс тихонько сидела сзади, стараясь не шуметь, чтобы у водителя не появилось лишних вопросов. Поездка заняла с четверть часа, не больше.

Рассчитавшись с водителем Сеня, вышел из машины, держа в руках чемоданчик, набитый деньгами, и подождал, пока бес вылезет, прежде чем захлопнуть дверь. Таксист удивился, обратив внимание на странный маневр, но решил воздержаться от лишних вопросов к пассажиру, расплатившемуся «пятериком», хотя язык чесался ещё как, что в общем нисколечки не удивительно — он не был исключением и тоже страдал излишней болтливостью, характерной для представителей этой профессии. Стикс посмотрел на трехкупольную церковь, скривив морду так, будто проглотил столовую ложку горчицы, закусил свежим хреном, а затем запил и без того малоприятную трапезу рыбьим жиром.

— Что-то не так? Вижу, тебя слегка плющит и колбасит, а? — поинтересовался Сеня, закуривая сигарету. — Давай отойдём подальше, не хочу у входа «паровозить».

— А, может, лучше вообще отсюда уйдём, ну его! Мне эта церковь, знаешь ли, совсем не внушает оптимизма, — бес поежился. — По крайней мере, внутрь я точно ни ногой!

— Зайти не можешь?

— Могу, — Стикс гордо вскинул голову, вроде как глупенький индивидуум, которого почти взяли на слабо, — могу. Но не буду. Уж больно от неё «фонит»! А внутри поди ещё хуже…

— Чем? Чем от неё фонит? — спросил Сеня, не понимая, о чём речь. — Это ж не АЭС Чернобыльская!

— Да что мне твоя АЭС? Плевал я на вашу радиацию, рентгены, атомные реакторы и прочую рукотворную лабуду, которой вы сами себя убиваете! — возмущенно проговорил Стикс, потихоньку переходя на крик. — Извини. От неё, от церкви этой, фонит благодатью, Сенечка. И для меня это очень губительно, скажу я тебе!

— Понятно, — Сеня затянулся и выдохнул струю табачного дыма, — как-то я сразу не подумал, что ты немного бес, — он улыбнулся. — Но мне-то придется зайти внутрь.

— Ну и пожалуйста! Я тут у входа постою, надеюсь, связи хватит.

— Без проблем, — кивнул Сеня, — тогда я пойду, а ты жди здесь.

— Погоди! — Стикс остановил его. — Погоди! Я тут немного поразмышлял, пока мы ехали, и пришёл к определенным выводам.

— Это к каким?

— Смотри, друг мой Сенечка, раз священник готов продать душу, значит, он по факту атеист. Так?

— Ну, да, думаю, да. Пожалуй, ты прав.

— А это значит, что нам с тобой категорически нельзя рушить его антирелигиозные взгляды. Понимаешь, о чём я? А то ведь он может и уверовать — тогда пиши пропало, душу он точно не продаст…

— Кажется, да, — задумчиво проговорил Сеня. — Ты снова прав. Получается, я и желания его исполнять не могу, ведь тогда…

— Тогда его атеистические взгляды могут пошатнуться! — договорил за него Стикс. — Тебе придется забыть о своём даре восточного джина, о моей способности превращаться в животных и вообще обо всех радостях жизни, которые в вашем мире принято называть сверхъестественными!

Бес дал весьма интересную пищу для размышлений, которую Сеня потихоньку переваривал. Перекрестившись у входа, он вошёл в церковь и вдохнул запах ладана, помнившийся ему с тех времён, когда родители ещё пытались наставить атеистически блудного сына на путь истинный. Вот бы они удивились, как бы узнали, каким образом их чадо обрело веру…

Сеня оглядел висевшие на стенах иконы, ворота перед алтарём, свечи, крест, стоявший в углу и накрытый черной вуалью.

«Кажется, сюда ставят свечи, поминая усопших — подумал он, рассматривая крест и горящие свечи, коптившие черным дымом, и смердевшие чёрт знает чем. — Блядь, Панас, и на свечах сэкономил! — и тут же спохватился. — Прости Господи… но согласись, правда, твой слуга мог бы и получше свечи закупить!»

Купив свечу в церковной лавке, Сеня помянул родителей. Неловкость, появившаяся внутри, едва он переступил порог храма, потихоньку исчезала. Женщина лет пятидесяти, торчавшая за прилавком, подняла голову от тетради с черной бухгалтерией и спросила у озиравшегося по сторонам прихожанина, который, скорее всего, был «захожанином»:

— А вы что хотели? — свечница закрыла тетрадь. — Просто служба давно закончилась, до вечерней долго ещё… Может, вам помочь чем?

Только сейчас до Сени дошло — кроме него, древней старушки, кланявшейся перед иконой неизвестного ему святого, и свечницы, в храме совершенно никого нет.

— Вы спросите, если надо что, — снова сказала свечница.

— Надо, надо, — Сеня подошел к прилавку. — Скажите, а Панас все ещё служит?

— Милостью божьей, Панас Михайлович у нас настоятелем уже много лет, почитай, — произнесла женщина, укоризненно глядя на захожанина, допустившего неслыханную фамильярность по отношению к батюшке. — Только его сейчас нет.

— А когда будет?

— Так к вечерней службе и будет.

— Хм… Я бы хотел увидеться с ним пораньше. Может, у вас телефон его есть? Это срочно.

— Даже не знаю, — свечница с сомнением посмотрела на «захожанина», — а вы к нему по какому вопросу?

— Хочу сделать пожертвование.

Сеня положил на прилавок чемодан и слегка приоткрыл. Содержимое докторского чемоданчика одним своим видом прибавило седых волос на голове у свечницы, увидевшей аккуратные стопки пятитысячных бумажек. Женщина сразу поняла всю серьёзность намерений жертвователя и безотлагательно набрала телефонный номер батюшки на смартфоне. Видимо, запах денег нос Панаса Копеечкина улавливал даже по телефону — священник потребовал дать щедрому прихожанину трубку и строго-настрого запретил тому покидать храм до его приезда, заклиная всеми святыми угодниками.

Впрочем, настоятель зря беспокоился о преждевременном уходе жертвователя из храма. Сеня и не собирался покидать церковь, по-крайней мере до тех пор, пока не выяснит, кто же на самом деле Панас Михайлович — хитрый агнец, чрезмерно радеющий о мирском, или козлище ярмарочный, которому в аду самое место. Влетев в молельный зал на всех парах, запыхавшийся священник пожал руку таинственного филантропа двумя потными ладошками.

«Да, со времен нашей последней встречи ничего не изменилось — подумал Сеня, узнав настоятеля с первого взгляда — разве что седин у Панаса теперь побольше, а волос поменьше, да пузо потолще. Хитрая усатая физиономия, маленькие жадные глазенки…» — и сказал вслух:

— Здравствуйте, батюшка!

— День добрый! День добрый! — подобострастно залепетал священник. — Очень рад вас видеть, очень! Пройдёмте, поговорим у меня. Посмотрим, так сказать, друг на друга без лишних глаз и ушей.

Настоятель проводил Сеню в свой кабинет, обещая устроить всё на высшем уровне. Что именно — священник так и уточнил, а «жертвователь» и не спрашивал, потому как устраивать собирался как раз он, если, конечно, Панас все-таки козлище.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, — пробормотал батюшка, предлагая стул в прямом смысле дорогому гостю, когда тот переступил порог его кабинета. — Я так понимаю, вы, любезнейший, из епархии? Нажаловались на меня, значит, а? Ох уж эта паства неблагодарная, ох и мелочные же людишечки!

— Я не из епархии, я сам по себе, — возразил Сеня.

— Да полноте! Что же вы думаете, голубчик, душа моя, будто я вчера родился? — священник лукаво подмигнул. — Отнюдь. Что у вас в чемодане-то? Чай приманочку принесли для жадного батюшки, который на веру и Бога наплевал, и всю свою жизнь служил только звонкой монете, да хрустящей бумажке!

«Вот, вот, именно, не в бровь, а в глаз» — подумал Сеня, открывая чемоданчик с красным крестиком.

— Я же говорю, я не из епархии, — снова объяснил он, наблюдая за тем, как отвисает челюсть батюшки, увидевшего потенциальное пожертвование. — Меня не интересуют ваши грешки.

— Ой, и почему же я вам не верю, молодой человек? — улыбнулся настоятель, буравя странного жертвователя взглядом маленьких жадных глазок. — Конечно, может и так. В любом случае, пожертвование ваше мы должны провести через бухгалтерию!

«Понятно — Сеня мысленно усмехнулся, откинувшись на спинку стула — всё с тобой понятно, Панас. Видать, слава о твоей безоглядной любви к деньгам бежит впереди тебя и добежала уже до вышестоящего руководства! А иначе чего б тебе дергаться? Значит, надо как-то убедить тебя, что я никакого отношения к твоему руководству не имею. Так, так, так… кажется, у меня есть одна маленькая идейка!»

— Всё через бухгалтерию, — повторил господин Копеечкин, заговорщически поглядывая на Сеню.

— Панас Михайлович, хотите я докажу свою полную непричастность к вашему руководству?

— Чего? — удивленно спросил настоятель.

— Сейчас…

Сеня быстро снял куртку и расстегнул рубашку, игнорируя протесты священника, которому решительно не хотелось лицезреть у себя в кабинете полуголого мужика.

— Это что? — оторопевший Панас ткнул пальцем в клеймо, поставленное Люцифером в тот самый день, когда Сеня принял предложение, от которого невозможно было отказаться. — Пентаграмма что ли?

— Вроде того. Теперь вы мне верите?

— Верю, верю, — священник облегченно вздохнул. — Ни один святоша никогда бы себе такое клеймо не поставил, зуб даю. Блядь, как же я рад, что ты не из епархии!

Выругавшийся настоятель облегченно вздохнул и достал из ящика письменного стола пачку сигарет, закурив прямо в кабинете.

— Будь другом, окно открой, — попросил батюшка Сеню. — А то опять возбухать начнут. Ну и какое у тебя ко мне дело? Дураку понятно, никто просто так такие деньги не отдает на добрые дела, разве, может, коммерсы верующие. И ты явно не из них. Ты, похоже, сектант какой или сатанист, судя по ожогу, так?

— А ты, похоже, кадилом деньги зарабатываешь?

— Ну и зарабатываю, и чё? Слушай, — батюшка, сплюнул в пепельницу, — давай начистоту! Ты думаешь, сюда кто-то из нас священников приходит Господу служить, мол, мы — соль земли и вся хуйня? Да прекрати! Возможно, кому-то вера и все эти сказки про рай с адом дают определенное утешение, однако по факту всё это — просто один из инструментов сдерживания и контроля над народом… Раньше был, во времена Руси. А сейчас — вполне себе годный способ зарабатывать хорошие деньги, делая при этом почти нихера. Да хули я тебе объясняю, раз клеймился аки воин адов, то значит, особо ты ничем не отличаешься от агнцев этих, которые в храм по воскресеньям бегают, да в праздники, свечки ставить, да поклоны бить неведомому существу на небесех…

— Давай ближе к делу, — Сеня оборвал священника. — Ты — атеист?

— Конечно!

— И мог бы продать душу вот, — Сеня постучал пальцем по чемодану с красным крестиком, лежавшему на столе, — за скромное пожертвование?

Священник посмотрел на странного сектанта-сатаниста, как средневековый монарх на безумца, рассуждающего о демократии.

— Как тебя звать-то? — спросил он.

— Семён.

— Дурак ты, Семён! — настоятель Никольской церкви расхохотался. — Как можно продать несуществующее, а? Блядь, слушай, и ты серьезно хочешь отдать кучу денег за бессмертную душу раба божьего Панаса? Правда, дурак ты, вот что я тебе скажу! И что надо сделать для купли-продажи, а? Кровью расписаться на пергаменте, наколдованным самим диаволом, да? Ха-ха-ха-ха! Ой и хуйня, господи-помилуй, ну полная, просто!

— Не надо никакой крови, — сказал Сеня, — можно ручкой подписать, — он достал контракт из нагрудного кармана и подал настоятелю. — Вот.

— Что — вот? — спросил батюшка, разглядывая договор. — Хер прочитаешь, твоё «вот»! — он засмеялся. — Не похоже на юридический документ. Похоже на бумажку, исписанную кабалой, санскритом, арамейским и ещё хуй знает каким языком, может, латынью. Только не пойму, почему буквы то ли пляшут, то ли расплываются — посмотришь, вроде одной написано, отведешь глаза на секунду, а потом снова посмотришь — уже написано по-другому…

— Панас, ты чемоданчик бабла хочешь? — перебил Сеня.

— А кто ж не хочет?!

— Тогда подпиши контракт и забирай деньги, — Сеня протянул священнику ручку.

— То есть, ты думаешь, что после этого моя душа станет дьяволовой собственностью?

— Именно так.

— Ну ты и мудак, Семён. Ой, мудак, честное слово… — священник вздохнул. — Запомни, Сеня, нет никакого там творца, диавола, бесов с ангелами, и сатанизма твоего тоже нет, понял? Хуйня это всё и сказки для людей, у которых врожденная патология — мозги в жопе, а не в голове, понял?

— Понял, подписывай давай, да я пойду.

— По зову тёмного повелителя ада? — с пафосом произнёс священник, от души рассмеявшись. — Ладно, но потом проваливай и больше меня не беспокой. Кстати, бабки оставь! — с этими словами господин Копеечки взял чемоданчик и убрал в стол. — Давай ручку, чёрт с тобой…

— Ага, только он на улице ждёт — Стиксу его нежная конституция не позволяет в церковь заходить.

— Ты чего мелешь? Буйный что ли?

Священник изумленно посмотрел на Сеню, подписывая контракт, и вздоргнул, увидев, как буквы на мгновение сверкнули красным.

— Это что сейчас было, не понял? — он застыл, настороженно глядя на подписанный контракт.

— Это у тебя в глазах от жадности рябит, Панас, — сказал Сеня, забирая один экземпляр договора.

— Погоди, погоди, что это за фокус?!

— Уснёшь и узнаешь, Панас. Скоро твоя жизнь круто изменится. Ты даже не представляешь, насколько круто. По себе знаю, — Сеня улыбнулся одними губами. — Если честно, думаю, ты это заслужил. Будь ты обычным работягой, офисарием или ещё кем угодно, кроме священника, не было бы к тебе никаких претензий. А ты — слуга божий. Вернее, должен был бы им быть. А по факту — козёл, каких, к сожалению, становится всё больше и больше. Ладно, мне пора.

— Ой, слышь, сатанюга, ты меня только жить не учи, я таких учителей в базарный день…!

Сеня уже вышел из кабинета и быстро шагал по коридору, так и не узнав, что же все-таки происходило между Панасом Михайловичем и его учителями в базарный день. Перед уходом из церкви он перекрестился, попрощавшись со свечницей.

— Ну как там у вас дела? — спросила женщина. — Все решили с Панасом Михайловичем?

— Ага, — Сеня кивнул. — И знаете, я думаю, он скоро уверует… Например, когда Люцифер превратит его в гигантского утконоса, и усядется читать бесам сказку про гадкого утёнка, пока этот самый утёнок-утконос будет жариться на вертеле. Представляете дьявола, прикидывающегося заботливой нянечкой, сидя в компании злобных тварей в разноцветных колготках и чепчиках, которые сожрут несчастного Панаса заживо… Нет, серьёзно, я так и вижу, как Люцифер тыкает в него пальцем и восклицает с досадой: «Ой, как жаль, ребята, что наш гадкий утёнок так и не стал прекрасным белым лебедем, зато какой же замечательный из него получился свинёнок!» — и тут «ребята» начнут рвать зубами тушу…

— Да что вы такое говорит! — свечница всплеснула руками. — Он же батюшка!

— Простите, — Сеня хмыкнул. — И даже не спрашивайте, откуда я знаю вероятные подробности печальной участи Панаса…

— Да вы больной!

На самом деле Сеня был совершенно здоров, если не считать ожога в виде пентаграммы, время от времени напоминавшего о себе тихой ноющей болью. Выйдя из церкви, он кивнул Стиксу, который сидел на лавочке рядом с седобородым дедом, кормившим голубей. Бес, облегченно вздохнув, полетел следом за улыбающимся «жертвователем», обменявшим чемодан денег на очень, очень жадную атеистическую душонку настоятеля Никольской церкви.

— Как всё прошло? — спросил Стикс. — Судя по твоему лицу, светящемуся аки солнышко, всё прошло хорошо?

— Можно и так сказать, — ответил Сеня. — Контракт у меня. Денежки у него. Правда, батюшка чутка запереживал, когда договор сверкнул! Но это всё мелочи. А ведь правда, ничего сложного!

— Вот! Что я говорил? Всё гораздо проще, чем кажется! А то раскис, понимаешь… поехали домой, а то у меня от этой благодати скоро крылья парализует!