— Стоять! Во имя короны и магии Севера! — Рамасха поднял руку, окутанную ярко-голубым пламенем, и стража не посмела ослушаться приказа. Тем более, что на их пути возникла вполне осязаемая стена ледяных игл — стужеи изволили материализоваться. — Сначала лекари осмотрят раненых и убитых.
— Э-э-эйта-а-ан! — громче всех выла Эмерит, когда целители попытались оторвать ее от безнадежно мертвого возлюбленного.
— Да как ты смеешь, изменник! — рявкнул император.
— Сначала надо разобраться, кто тут изменник, — вдруг подал голос нахальный гость, уместивший зад на подлокотник трона. — Именем Белогорья, я свидетельствую, что принцесса Эмерит захватила трон, императорские атрибуты и вместе с заговорщиками-асарами напала на Гостевую башню.
— Ты посмел осквернить мой трон, наглец? Встать! — взвизгнул Алэр, потеряв всякую величественность. Он устремился почти бегом к возвышению, таща за руку свою спутницу. Та спотыкалась, наступая на платье, падала на колени, как будто у нее заплетались ноги. Малая корона императрицы свалилась с ее головы, но Алэр и не подумал остановиться. Венец подобрал стражник и на бегу нахлобучил на девушку с лицом Виолетты.
Яррен, прищурившись, наблюдал. Разве дочь Роберта позволила бы так с собой обращаться?
— Я охранял ваш трон в ваше отсутствие, ваша многоликость, — заметил горец. — Если бы не мое вмешательство, принцесса Гардарунта была бы убита.
— Что ты несешь, сопляк? — поднял голову один из поверженных полярных старейшин. — Где тронный зал, и где Гостевая башня?
— Принцесса Виолетта здесь, со мной! — император дернул спутницу к себе поближе и обхватил за талию. — Никто на нее не покушался во время брачной церемонии.
И тут его взгляд остановился на Эмерит, поднявшей окровавленное лицо. И, не успел Алэр осознать чудовищное зрелище, как он опознал торчавший из груди мертвеца обломок скипетра. И второй обломок в руке дочери.
— Кто? — хрипло спросил император. — Кто посмел? Кто посмел взять мой скипетр?! — лицо Алэра перекосило от ненависти. — Ты, дочь?
— Он мертв. Мой любимый мертв. Мертв… — Принцесса раскачивалась над телом Эйтана, как белая танцующая кобра. — Кто убил его? Кто?!
— Вы. Это вы убили его, — тихо произнес Яррен. — Вы клялись не злоумышлять против ее высочества Виолетты, не причинять ей вреда, и нарушили магическую клятву. Это расплата.
— Нет! Нет! Это ты! Ты, проклятый горец! Ты выманил у меня ту проклятую клятву! Старейшины сказали, она недействительна! Эйтан сказал. И ты убил моего Эйтана! — принцесса вскочила и швырнула обломок скипетра в Яррена, но древко рассыпалось в воздухе, не причинив полукровке ни малейшего вреда. — Это все ты, ублюдок!
— Я свидетельствую, что Яррен фьер Ирдари невиновен! — громко заявил Рамасха. — Это ты, Эмерит, и твои асары воспользовались магией императорских регалий и трона и творили здесь недостойную Синего пламени волшбу. Это ты и старейшины Заполярья задумали переворот и убийство императорской невесты…
— Папа, не верь ему! — взвизгнула принцесса, рукой оттирая кровь с лица. — Я бы никогда! Это Игинир, воспользовавшись твоим отсутствием, создал тайный орден и готовил захват власти! Я лишь… лишь защищала твой трон! Вспомни, это он и твоя невеста покушался на тебя в оранжерее! Они давно спелись! Он навещал ее в башне, пока тебя не было, у меня есть свидетели. И только слепец не заметил, какие томные взгляды она на него бросала! У тебя под носом! Игинир возжелал и твой трон, и твою невесту, папа! А ты ничего не видел!
Рамасха побледнел, сжал кулаки, но промолчал. Что он мог сказать в свое оправдание? Ничего.
Да, он возжелал. Он больше жизни хотел и защитить свою страну от власти тирана, от мертвящего разложения Темной страны, и спасти нежный цветок Гардарунта от страшной участи. Куда более страшной, чем он подозревал ранее.
И… дело не в том, что Летта — сестра прекрасного недосягаемого чуда, которым Рамасха мог лишь восхищаться издали и благоговеть.
Летта, сама Летта, с таким горячим сердцем и душой… Летта, осмелившаяся сопротивляться самому могущественному и богатому магу Севера… Летта, не обладавшая магией, но рядом с которой собственное пламя Рамасхи становилось выше, чище, поднималось до звезд, как будто его раздували невидимые божественные мехи… Эта Летта стала ему милее и роднее, чем все прекраснейшие волшебницы мира.
И чувство, когда он увидел вошедшую в зал рука об руку с отцом принцессу Гардарунта с тусклым взглядом, в свадебном одеянии и в венце императрицы… Оно было невыносимым. Раздирающим. Убийственным.
И тогда Рамасха со всей чудовищной ясностью осознал: он, всегда слушавший голос разума, но не сердца, он, предпочитавший трезвый расчет и ясность какому-то глупому любовному томлению… полюбил. Наверное, впервые в его белоснежной и, по большому счету, пустой жизни.
Впервые ему хотелось не обладать, как блистательный маг и кронпринц, уникальной и бесподобной, как Лэйрин, женщиной, брак с которой сулил политические и магические выгоды, а любить, как простой человек простого человека — горячо, страстно, самозабвенно, нерасчетливо, отрекаясь от всего, что не сулит счастья любимой.
Да. Эмерит, с ненавистью вонзавшая ледяной нож в его сердце, уничтожавшая его честь — абсолютно права.
— Я видел, все видел! — усмехнулся Алэр и заботливо поправил малую корону императрицы на голове своей спутницы. — Потому и торопил невесту с браком, невзирая на траур. Я подозревал, что Виолетта пойдет по стопам своей семейки. И не ошибся. Что еще ждать от дочери развратного короля Роберта? Я должен был спешить, пока наследница порочной крови Ориэдра и мой подлый завистливый сын не совершили ошибку, достойную смерти. Не так ли, дорогая супруга? — ипмератор положил руки на плечо неподвижно застывшей Виолетты. — Впрочем, Игинир совершил достаточно для казни. Стража, взять его!
Они бы и взяли, может быть, но прозрачная игольчатая стена, отгородившая Рамасху и его свиту, не собиралась исчезать. Стужеи ясно показывали, кому теперь служат.
Ученик вейриэна поднялся с подлокотника, презрительно оглядел императора.
— Да как ты смеешь оскорблять ее высочество Виолетту? Ты, дряхлая бесчеловечная сволочь! — рявкнул Яррен и поднял клинок с именной печатью Рагара. Император, узнав символ, заскрежетал зубами в бессильной ненависти. — Я вызываю тебя на дуэль, ласх Алэр, недостойный ни императорского венца, ни брачного. Иначе почему на твоей голове фальшивая корона, а рядом с тобой — фальшивая кукла, которую ты посмел перед посланником Белогорья объявить принцессой Виолеттой?
Кинжал мелькнул в воздухе тек быстро, что никто не успел среагировать. Миг, и лезвие с хрустом вонзилось в грудь принцессы! И опять — быстрее, чем сорвался вздох, — тело девушки рассыпалось на ледяные осколки. А оружие вернулось в руку горца.
«Однако. Похоже, Яррен сделал бросок через тропу духов. Это что-то новенькое в арсенале боевых приемов вейриэнов», — отметил про себя Рамасха и выхватил собственный клинок, готовый драться за безумного горца.
— Он поднял руку на императрицу! Уничтожить негодяя! — приказал Алэр.
И, увы, стужеи не стали защищать чужака.
Хуже того, стражи короны Севера не дали и ее наследнику прийти на помощь тому, кого они сочли угрозой — окружившая кронпринца и его свиту магическая стена не пропустила их отряд наружу, из щита став тюрьмой, и на приказ Рамасхи не среагировала, не расступилась. Магия венца отказалась подчиняться!
Но и Алэр, по всей видимости, не мог управлять ни стужеями, ни собственной магией. Он предпочел спрятаться за спинами императорской стражи, и ни единого заклинания, ни единого сполоха зримой речи не сорвалось с его рук. И боевую форму он не принял!
Зато ласхи из императорской охраны разгулялись с размахом.
Рамасха в отчаянье пытался пробить преграду, но его мягко откидывало в центр круга, а энергия ударов впитывалась стужеями, лишь укрепляя и утолщая их стену.
Принц мог лишь бессильно наблюдать, как император и его прихвостни окружают и атакуют Яррена. А тот, вместо того, чтобы бежать своими тайными тропами, даже не пытался сопротивляться, словно и силы внезапно оставили его, и духи Белогорья.
Его скрутили, и император лично, с мстительным удовольствием сломал парню ноги, когда стражники бросили пленника перед ним на колени и держали за руки во время экзекуции. И этот страшный хруст стальными ножами врезался в сердце Рамасхи. Он закрыл глаза и простонал мысленно: «Почему, почему ты дал себя схватить, Яррен?»
— Ну, и где твоя сила, ничтожный ученик моего ничтожного сына? Кому ты бросаешь вызов, червяк? Императору? —Алэр склонился над поверженным и вздернул его голову за спутанные волосы.
— Мошеннику в поддельной короне! — прохрипел пленник. — Ты пытался выдать созданную магией снежить за принцессу Гардарунта.
— Вы согласились на ритуал с представительницей невесты.
— Белые горы отказываются признавать законным брачный ритуал с мертвечиной, да еще и ритуал, проведенный без свидетелей со стороны невесты. Даже если тебе как-то удалось обмануть синее пламя, нас не обмануть.
— Меня не интересует мнение кучки камней, возомнивших себя центром вселенной. Я немедленно консуммирую брак. В твоем присутствии. И ты, паршивец, засвидетельствуешь и признаешь брак свершившимся. Ты, второй горец и фрейлины ее императорского величества Виолетты. Тащите его за мной.
Он выпустил волосы парня и пнул его в лицо. Яррен дернулся в сторону с такой внезапной силой, что ласхи, державшие его за руки, упали, выпустив жертву. Полукровка повалился на императора, не успевшего отпрыгнуть, повис, вцепившись одной рукой за его одежду. Во второй руке мелькнул кинжал Рагара, с легкостью располосовал защищенный магией ритуальный брачный балахон, и пленник, отбросив кинжал, впечатал свою ладонь в голую грудь Алэра.
Полыхнул ослепительный белый свет.
Раздался истошный визг, в котором подданные с трудом различили голос императора.
С еще большим ужасом они увидели, что под рукой горца проступает и шевелится, как живая, омерзительная фиолетово-черная, словно трупная, плоть. И складывается в рисунок печати Азархарта, какой владыка Темной страны метил своих прислужников.
Ее многие опознали.
Слишком многие.
Алэр упал вместе с повисшим на нем парнем.
Император бился, визжал, выл, пытался оторвать от себя руки ученика вейриэна, но тот, даже теряя сознание, не выпустил добычу. Палач и жертва поменялись местами.
Игинир, наконец, понял, почему Яррен не сражался. Зачем дал себя пленить, позволил изуродовать. Его магия проявила и пыталась стереть печать Тьмы!
Но теперь поведение стражей короны выглядело так, словно они были с Ярреном в сговоре! Как такое может быть? «Кто же ты такой, Яррен фьер Ирдари? — прошептал про себя Рамасха. — Или все дело в том кинжале, который тебе отдал любимый и проклятый сын Алэра?»
— Диас, портал! Немедленно! В каземат его! — провыл император.
Свита императора наконец очнулась от шока, забегала, кто-то из приближенных открыл портал, в котором исчезли Алэр и Яррен, вцепившийся в него мертвой хваткой, как гигантский клещ. Следом прыгнули самые верные лизоблюды императора.
Остальные остались, в полном оцепенении, с ужасом в глазах и помертвевшими лицами. Даже Эмерит, затихшая в руках целителей.
Полупрозрачный полог, созданный стужеями, исчез.
И самих стражей Игинир больше не ощущал, словно они ушли вместе с императором или… за Ярреном? За владельцем кинжала с меткой Рагара? Магия короны Севера как будто начала жить своей жизнью.
«Проследите, чтобы горца не убили», — мысленно пожелал кронпринц. И, почуяв ледяное прикосновение к руке, успокоился. Проследят.
— Сиагр Лангвир, займись пострадавшими, — приказал Рамасха. — Мне надо немедленно проведать Гостевую башню.
— Я не успел доложить: ваш брат Ниэнир и его отряд там, они помогали обороняться, — признался синеволосый.
— Отлично! — обрадовался принц. Теперь за Виолетту можно не волноваться.
— Ваше высочество! Ваша снежность! — раздалось со всех сторон. Растерянные придворные потянулись к наследнику. — Что это было? Что с императором? На нем темная печать!
— Не может быть! — возразил кто-то. — Померещилось!
— И черный червеящер в оранжерее — это не боевая ипостась ласха! — вспомнил еще один из сторонников Рамасхи.
Принц поднял руку, останавливая гам:
— Разберемся, господа. Завтра совет старейшин.
— Половина их уже мертва!
— Заговорщиков, а не старейшин!
Рамасха окинул взглядом зал: погибших спешили унести, тяжелораненых погружали в стазис и перемещали порталами к лекарям, легкораненых, подлатав, передавали стражникам для допроса.
Надо было срочно сделать еще одну вещь, пока отец не опомнился и не подчистил следы.
— Лангвир, прикрой, — попросил он и направился к трону.
В воздухе запорхали синие снежинки, окутав облаком и кронпринца, и трон.
Под прикрытием сиагра Игинир обследовал лепестки ледяной розы на левом подлокотнике. Вынул спрятанные в розе «зерна памяти». Рамасха знал: кристаллы работали непрерывно, запечатлевая происходящее в тронном зале. Как только наполнялся один, следом вырастал другой лепесток розы. И код к тайному архиву императора Ланвир давно подобрал. Знала ли об этом секрете Эмерит? Вряд ли. Иначе создала бы непроницаемый экран вокруг кристаллов.
Спрятав найденные свидетельства заговора Заполярья и старшей дочери императора, Рамасха направился в Гостевую башню.
И очень пожалел, что упустил время и не ринулся спасать принцессу Гардарунта сразу, как только Яррен разрубил скипетр Севера и заклинание многоглавого эйхима.
Он обнаружил горца Кандара фьер Риволу, принца Ниэнира и десяток его воинов вмурованными в ледяную стену башни. Но ни леди Виолетты, ни ее воспитанницы эйхо, ни служанки Мары в башне не было.
***
Покои Летты за полчаса до битвы в тронном зале.
— Вас я не оставлю ни на миг! — передразнила Летта, когда Яяррен, только что произнесший необдуманное обещание, исчез на ее глазах. — И опять обманул! И это рыцарь? И это горный лорд, для которого честь превыше всего, кроме гор? Как это понимать, фьер Ривола? Может, хотя бы вы объясните поведение моего старшего телохранителя?
Кандар во время этой гневной тирады передвигал мебель к дверям и спаивал ее в единое целое заклинаниями. Бессмысленное занятие, когда имеешь дело с магами холода, но зато отвлекает от тревоги, особенно, принцессу.
— Ваше высочество, на нас напали, и опасность невероятно серьезна. Яррен никогда ничего не делает просто так, по прихоти. Он отразит атаку, я уверен. И он, кстати, не оставил вас. Он оставил рядом с вами своего личного покровителя, духа рода Ирдари.
— Духа? — девушка передернула плечами. — Какой может быть толк от бесплотного духа?
— Такой же, как от духа моего рода Ривола — только они могут открыть своим потомкам невидимые тропы, а вы все-таки дочь горной леди Хелины. Да и ваш отец — потомок горных лордов.
Глаза Летты вспыхнули.
— И куда ведут эти тропы? В Белые горы? А почему эти духи не могут забрать нас туда прямо сейчас?
— Невозможно. Во-первых, не позволит ваш магический брачный договор. Его печати лежат на всех тропах из империи Севера, пока он не будет исполнен. Их могло разрушить только кольцо Роберта, но этого не случилось, Яррен пытался. Значит, магия кольца тоже подчинена договору, или ослабла со смертью вашего отца. Мы можем маневрировать только в пределах северной столицы.
Принцесса вздохнула, запахнула шубу поплотнее и взглянула взгляд на окно. Даже звезд не видно. Оно было плотно, словно щитом, покрыто морозными узорами. Значит, жаровни скоро совсем погаснут, и тогда их ничто не спасет от лютого северного мороза. Казалось, даже стены начали подозрительно потрескивать, как будто снаружи в них бил огромный таран.
— Во-вторых, — продолжил Кандар, — за переходы по тайным тропам высшего мира духи берут плату. Очень высокую, но вам не о чем беспокоиться, и я, и Яррен расплатимся с ними за вас, это допустимо. Но проблема в том, что вы не принадлежите ни роду Ирдари, ни роду Ривола, и помочь чужаку, пусть и потомку горной крови, но не обладающему даром белого пламени, духи Белогорья могут только в минуту смертельной опасности. И пока вы не на грани жизни и смерти, духи не смогут открыть для вас тропы. Точнее, пока вы не умираете, пока ваш собственный дух крепко держится за якорь физического тела, вы не сможете ступить за грань.
— Недолго осталось, — прошептала принцесса. — Нам нужна помощь, немедленно!
Уловив ее тоску, заскулила эйхо. Летта перевела на нее взгляд.
— Фьер Ривола, а ведь Яррен подготовил записку для принца Ниэнира и даже спрятал за ошейник Зиантры.
— Нам не покинуть башню, ваше высочество. Она полностью заблокирована нашими врагами.
— Через двери нет, но разве нет другого пути? — девушка встала, подошла к окну, поскребла ногтем толстую корку инея. Настоящий ледяной панцирь.
— И через окна не уйти, принцесса. Они заблокированы магией северян, и даже если получится открыть, мы окружены, не вырваться.
Летта внимательно оглядела стены спальни, и ее взгляд остановился на давно прогоревшем и погасшем камине.
— А наша Зи сможет пролезть через дымоход и привести помощь?
— Несмышленая она совсем, не справится одна, — вздохнула служанка. — А мне не пролезть через трубу.
Эйхо, издав возмущенный писк, вырвалась из рук Мары и вьюжной поземкой метнулась к камину. Миг, и малышка исчезла.
А еще через миг в горстку каминного пепла плюхнулся ошейник вместе с запиской.
Мара подняла потерю, повертела в руках.
— Ну вот, теперь и дитё потерялось, и помощи не будет. А знаете что, госпожа… Есть еще один путь. Человечья-то башня и устроена по-человечьи. Наши враги даже и не задумаются, что кто-то может воспользоваться таким путем. Это настолько для них гнусно, что просто немыслимо! — Мара засмеялась. А в ответ на недоуменный взгляд принцессы и ее телохранителя рассмеялась еще звонче. — Вот и вы, господа, никогда не догадаетесь! А ведь в башне есть нужники и общая отхожая труба. Она большая и теплая, печами обогревается, чтобы не замерзало ничего и удалялось вовремя, не оскорбляя тонкий нюх ласхов. Вот по ней я и спущусь на веревке, найду принца Ниэнира.
Кандар посветлел лицом и кивнул:
— Отличная идея! Идите, Мара, я прикрою.
Летта решительно поднялась.
— Я с вами! Фьер Ривола, вы же сможете прикрыть отход нас двоих?
Мара с ужасом попятилась, замахала руками:
— Да вы что! Вашество, побойтесь Безымянного! Да от вас же, простите сердечно, вонять будет — близко не подойти! Даже эйхо шарахнутся, не то что ласхи. Император будет в ужасе.
— Вот и восхитительно! — потерла замерзшие ладошки принцесса. — Надо будет, я с головой в отходах искупаюсь, чтобы его мерзлейшество и думать забыл о браке!
Но Мара, хлопнув ресницами, выдала:
— А его снежность?
— Туда же! — в запале рубанула Летта.
— Но… мне казалось, вам нравится его снежность принц Игинир, — растерялась служанка.
Принцесса покраснела, отвернулась к окну и процедила:
— Как можно! Я невеста императора! Как ты смеешь говорить обо мне такое? Мой папа и за меньшее казнил на месте!
Мара вместо того, чтобы испугаться или хотя бы устыдиться, сочувственно вздохнула:
— Как же тяжко-то вашему сердечку, госпожа!
— Не смей меня жалеть! — гневно вспыхнула Летта. Схватила рукавички, шапку со стула рядом с еле тлеющей жаровней и развернулась к Маре: — Веди!
— Ваше высочество! — встрял Кандар. — Это плохая идея! Яррен был бы против.
Летта фыркнула, но телохранитель всем видом показывал, что мимо него она не проскочит.
— Послушайте, миледи. Есть вещи, которые позволительны слугам, но невозможны для той, кто скоро наденет венец императрицы. И дело не в запахе нечистот и не в естественной брезгливости людей и магов. Дело в репутации и сохранении достоинства. Даже если вы станете потом безукоризненной супругой императора и великой государыней, в памяти подданных, в истории мира вы навсегда останетесь «принцессой из навоза». Мы, горцы, предпочитаем смерть позору.
Дочь Роберта гордо вскинула голову, выпустила пар из ноздрей и обмякла, рухнув в кресло.
— Хорошо. Ступай, Мара. Я остаюсь. Благослови нас Безымянный.
Служанка опрометью кинулась к комнате для слуг и исчезла с удивительной для ее массивного тела ловкостью.
Комната погрузилась в молчание, но не в тишину. За окном завывал ветер, в зачарованные окна остро колотились льдинки, и на покрытых морозными узорами стеклах мельтешили вспышки. Стены со всех сторон потрескивали, как дрова в печи, только печь была студеной.
Ожидание взаперти и в бездействии угнетало. В королевском дворце Найреоса сейчас тихонько бы тренькал менестрель, дабы не допустить погружения прекрасных дам в тоску и отчаянье.
— Кто осаждает башню? Принцесса Эмерит? — Виолетта подняла на телохранителя грустные фиалковые очи.
— Полагаю, да.
— Значит, императора снова нет во дворце. При нем она не посмела бы.
— Вы проницательны, — с удивлением заметил Кандар.
Передернув плечами, Летта поправила съехавшую шубу.
— Тут не нужно большого ума, чтобы догадаться. Может быть, принцессы Гардарунта не умеют бегло читать, но считать мы способны не хуже магистров и обучены дворцовым интригам. Моя голова нужна леди Эмерит, чтобы получить политические дивиденды — связать кровью старейшин Заполярья. Они боятся, что огненная кровь наследника ослабит магию Севера, ведь так? Думаю, многие ласхи подозревают, что условия моего брака — это коварные планы Белогорья по устранению давнего соперника. Вы много раз воевали с империей. Вы, горцы, в моей свите, и вас отбирал принц Игинир. Сам его визит в Белогорье подозрителен. Разумеется, Эмерит будет использовать этот козырь в борьбе против отца и брата за трон.
У Кандара от изумления широко распахнулись карие глаза и приоткрылся рот.
— Вы…
— Все считают меня глупой, да? — улыбнулась Летта. — Но все забывают, что мы с Виолой — младшие, а наши старшие сестры — сущие змеи. При дворе моего отца глупые не выживали, отправлялись на корм сестрам. Но, чтобы тебя не сломали, нужна была гибкость и сообразительность. Нужно было притворяться милой дурочкой.
Телохранитель выпрямился и склонил голову.
— Благодарю вас за доверие. Вы впервые показали мне истинное лицо. Поэтому вы столь стремительно, за какой-то месяц, обучились чтению, и не только на языке равнин? Вы на самом деле уже были грамотны?
— Не очень, честно говоря. Пишу с чудовищными ошибками до сих пор. Но читать немного умела, это основа выживания в мире — знать и уметь больше, чем враги или соперницы. Но не могла же я, принцесса, это показать открыто! Нас учили Берта и Беатрис. Особенно, Берта. Под видом религиозного рвения она изучила руны священных книг айров. А это база, которая облегчает изучение всех других языков. Правда, мы с Виолой очень не любили эти занятия, считали напрасной тратой времени… — Летта вздрогнула от особенного сильного треска, раздавшегося со стороны окна, и пробормотала: — Где же Яррен? Где же помощь?
И тут последовало еще два мощных удара.
От второго мелкими жалящими осколками осыпались стекла высокого окна-бойницы в спальне Летты, и на широкий подоконник ступила нога императора Алэра. Он был одет странно, не как обычно в сверкающие бриллиантовыми россыпями роскошные одежны, а почти в рубище — в синий балахон с морозным рисунком по краям ворота и широких рукавов. Тонкий стан мужчины перетягивал льдистый пояс, от которого струились и таяли в воздухе сине-фиолетовые лепестки пламени. На голове Алэра сиял парадный венец Севера — его изображение Летта хорошо запомнила по рисункам в книге этикета ласхов.
— Скучала, моя драгоценная супруга? — усмехнулся император.
— Невеста, — дрожа осиновым листом, поправила Летта, но ее слабый голосок утонул в новом грохоте.
Вдребезги разлетелась главная дверь, ведущая в апартаменты принцессы и ее свиты, и внутрь, выламывая дверной косяк вместе с заледенелым камнем стен, ворвалось многоглавое чудовище.
Кандар немедленно выставил щит. Одной рукой, дрожавшей от напряжения. Второй он сорвал с шеи цепочку с подвеской и крепко сжал в кулаке. От амулета заструился белый свет, нестерпимо яркий в темной комнате.
И, словно солнечное эхо, на стене раскрылся ярко-голубой снежный портал, из него прыгнул принц Ниэнир с двумя стражами.
— Держись, парень, мы тут! Привет, отец! — Мгновенно оценив расклад сил, принц и его свита атаковали многоглавого ледяного монстра.
— Уходите, принцесса, немедленно! — крикнул Кандар. — Ничего не бойтесь! Духи вам помогут!
— Как посмел?! — разъярился Алэр. — Диас, задержи ее!
Он белой поземкой слетел с окна и ударил державшего щит Кандара в спину. Горец пошатнулся, упал на колени, но поднял руку с амулетом, его свет разгорелся еще ярче и отшвырнул Алэра.
На освободившийся подоконник разбитого окна проник еще один ласх. И следующий, в котором Летта узнала советника императора. Он тут же кинулся на принцессу, схватил ее за плечи прежде, чем девушка успела нырнуть в гаснущий сноп белого света.
Император, поднявшись, обрушил ледяную волну на Кандара, заковывая его в ледяной панцирь.
— Подожди еще пару минут, дорогая, и я наконец возьму с тебя супружеский долг! — бормотал он как сумасшедший, глаза его побелели и стали совсем жуткими.
Летта, скинув шубу, взвизгнула, вывернулась из захвата Диаса, она кусалась и царапалась разъяренной кошкой. Она чувствовала, как ей помогают невидимые руки, тянут ее к белому снопу света.
— Что ты творишь, отец? — ужаснулся принц Ниэнир. Попытался помешать убийству Кандара, но попал под раздачу.
— Стоять! — Разъяренный император вытянул руку, забирая магию рожденного в тронном зале — пока еще его, Алэра, тронном зале! — ледяного многоглавого монстра, и смел младшего сына и его свиту в ту же ледяную глыбу, сковавшую горца.
Монстр икнул всеми пастями и замер, недоуменно хлопая тысячью глаз. Приказ все еще императора оказался сильнее воли десятка старейшин.
Алэр повернулся к Летте.
Страшный. Безумный.
— Теперь нам никто не помешает, дорогая жена. Никто. Даже монстр подлой дуры Эмерит. Ты рада, что я тебя спас? Где же твоя благодарность?
Она не успела бежать.
Белое марево погасло, горные духи исчезли вместе с последним биением горячего сердца Кандара, и принцессу снова схватил ласх Диас и, крепко удерживая за руки и волосы, подтолкнул к императору.
Алэр, улыбаясь, потрепал девушку по щеке, провел большим пальцем по губам, не обращая никакого внимания на ее трепыхание.
— Ну наконец, цветочек. Наконец. Я сорву тебя, сломаю, оборву каждый лепесток. Привяжу к ложу и буду иметь, пока ты не родишь мне сына. Могу утешить тем, что умрешь ты позже твоего возлюбленного Игинира. Я сегодня же принесу в нашу спальню его голову, пусть смотрит на мои развлечения. А развлекаться я умею. Тебе не понравится, но какое мне до этого дело? А потом, когда ты родишь… Ты видела, что случилось с эмелисами, самыми драгоценными цветами в моей оранжерее?
Он рванул ворот ее платья, обнажая девичьи груди. Сгреб их в ладони, сжал с силой, вырвав крик боли у жертвы.
— Моя теплая девочка. Пока еще теплая. Крови в тебе хватит на сотни подобий. Знаешь ли ты, что я величайший в мире скульптор? Мои статуи оживают. Выполняют все мои прихоти. И не умеют кричать от боли. Это раздражает.
Он провел острым ледяным когтем по груди Летты рядом с соском, затвердевшим от холода. Брызнула кровь. Алэр, склонившись, слизнул капельки. Вспорол тем же когтем кожу на шее принцессы. Летта почувствовала, как по телу, согревая его, побежала горячая струйка.
— Диас, надеюсь, ты не выбросил флакон?
Выпустив косу Летты, советник императора протянул ему хрустальный сосуд. Император набрал крови девушки, приложил к ране палец, остановив струйку.
— Пока хватит.
— Владыка, надо торопиться. В тронном зале…
— Ерунда. Самое главное сейчас здесь. — Император развязал пояс балахона, откинул его. — Неси ее на ложе, раздень и держи крепче, Диас. Я… подготовлюсь.
Ласх сгреб оцепеневшую от потрясения девушку и отнес на ложе, попутно разрывая на ней платье в лохмотья, уже ничего не прикрывающие.
И каким-то иррациональным чувством она чувствовала взгляды Кандара, Ниэнира и ласхов, замурованных в ледяной стене. Словно они все еще живы!
— Простите, императрица, я лишь выполняю приказ. — Ни тени раскаяния или сочувствия в ледяном голосе Диаса. И предвкушение в ледяном взгляде. Как у пса, ожидающего, когда хозяин кинет кость со своего стола.
«Император делится с ним своими женщинами?» — догадалась Летта. Она уже ничего не чувствовала, — ни холода, ни стыда, ни страха, — словно вместе со слюной владыки Севера, облизавшего ее раны, в кровь проник яд, парализующий не только тело, но и душу.
Но, когда в ее голую спину впились осколки разлетевшегося оконного стекла, а Диас начал привязывать ее за руки к столбикам балдахина, принцесса пришла в себя.
— Мама! Мамочка! — закричала она, пытаясь вырвать руки из пут, которые на нее накидывал бездушный Диас. Палач ухмыльнулся и затянул петлю потуже.
Алэр, не утруждая себя раздеванием навалился на нее сверху.
— Ноги держи, — бросил он своему верному псу.
— Мама, спаси меня! — рванулась она, из последних сил ударив ногой навалившегося на нее мужчину.
Вспыхнул ослепительный свет. Как будто Кандар ожил и смог снова поднять свой амулет. Или вернулся Яррен? Летта вся, всей измученной душой, всем сердцем, всем телом устремилась навстречу этому свету: «Мама! Мамочка! Спаси!»
И тяжесть исчезла. Ее сменила невероятная легкость, чувство парения и счастья.
«Я умерла? Наконец-то все закончилось!» — успела подумать Летта и потеряла сознание.