Любовник из прошлого

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Да, я постирал все это. Это что, преступление?

Я тупо смотрела перед собой, теребя кусочек шелка. Это был мой лотерейный билет, шанс вернуться домой – один на миллион, но в припадке рыцарства Шиа выстирал платок и спустил в канализацию мое будущее.

– С каких это пор мужчины стали делать черную работу? – устало спросила я. – Или это специально для меня?

– Так учила меня моя мать, – он сказал это таким тоном, что я сразу поняла: шутить 6 ним можно о чем угодно, но мать его лучше оставить в покое.

Я потерла переносицу и виски, пытаясь избавиться от головной боли, все еще терзавшей меня. Да, никогда мужчины не были такими рыцарями, как в эпоху, в которой я оказалась! Особенно это относилось к джентльменам с Юга, но Шиа, кажется, превзошел и их.

Я бросила носовой платок на кровать и свирепо посмотрела на Шиа.

– Какое вам было дело до моих личных вещей?!

Он швырнул мне мои туфли; они упали рядом с платком.

– Вы что, ожидали, что я принесу их вам на атласной подушечке?

– Разумеется, нет. – Представив себе Шиа, стирающего мое бельё, я рассердилась: было в этом что-то до неприличия интимное.

– Я думал, что приличия требуют постирать личную вещь дамы, прежде чем вернуть. Хотя, – медленно проговорил он, – я не имею опыта в этих делах и могу ошибаться. – Его чувственный рот растянулся в усмешке.

Я скрестила на груди руки с видом судьи, выносящего смертный приговор.

– Если верить доктору Тайлеру, вас не в первый раз уличают в похищении женской одежды.

Его улыбка стала еще шире.

– Я не утверждал, что такого не случалось прежде; я сказал, что не имею достаточного опыта.

Я задержала дыхание и резко выдохнула, отбросив прядь волос, упавшую мне на глаза. Почему я впустую трачу силы – физические и душевные? Какое мне дело до этого парня?

Он поднял мои матерчатые туфли и принялся разглядывать их рифленые подошвы.

– Я долго пытался понять, где делают и кто носит такие туфли.

Решив, что он, вероятно, не видел раньше ничего подобного, я вырвала туфли из его рук.

– В Калифорнии таких полно, – поспешно сказала я.

– А-а, – улыбаясь, протянул он: Калифорния для него все равно что на Луне, и моя последняя реплика его успокоила.

– Я обещал доку периодически прогуливать вас на свежем воздухе. Мы могли бы начать завтра. – Он сделал шаг к двери.

Я опустила глаза и кивнула. Место и время были мне безразличны. Я хотела назад, в будущее – или в любое другое время, лишь бы там был мой отец.

Кажется, Шиа был немного растерян: он снова подошел ко мне и мягко коснулся моей руки.

– Когда я осматривал ваши вещи, красавица, то обнаружил, что у вас нет денег. Признаться, я и сам сейчас немного в затруднении, но... всегда имеются способы быстро их заработать...

Я слегка вздрогнула, подумав о том, какие именно способы он имел в виду. Неожиданно я вспомнила о его пистолете. Он давно не демонстрировал его, но никогда не забуду, как страшен он был, когда направил свою пушку на доктора Леммингса.

– Нет, спасибо, – сказала я, нервно играя обручальным кольцом. – Думаю, я сама что-нибудь придумаю.

Не хватало мне еще связаться с типом, который презентовал Шиа этот пистолет. Я, конечно, была растеряна, но не настолько же...

Прогуливаясь по Центральной улице под благоухающими магнолиями и падубами – там, в своем времени, – я упорно пыталась представить себе, что происходило в этом городе до того, как современные лекарства поспособствовали разорению здешнего курорта; но я и вообразить не могла, что когда-нибудь мне «посчастливится» увидеть воочию те благословенные времена. Но сегодня это случилось, и первый вопрос, который встал передо мной, почему состоятельные люди и знаменитости различного масштаба стекаются в Хот-Спрингс, словно здесь медом намазано.

Завернувшись в простыню, словно в тогу, я вошла в комнату для водных процедур, курс которых прописал мне доктор Тайлер. Горячий пар клубился по всему помещению, словно туман над болотом. Банщица встретила меня у дверей, ее морщинистая черная кожа блестела от пота.

– Меня зовут Хасси, – сказала она с ярко выраженным южным акцентом.

– А я – Мэгги, – ответила я, но она уже повернулась ко мне спиной и начала регулировать краны в кабинке, отделанной мрамором.

– Снимите вашу простыню, милая, и встаньте там.

Крепкая, почти как тетя Джозефина, она работала быстро, и во всей ее фигуре сквозило то же упрямство.

Я неохотно отдала свою простыню и шагнула под неприглядное хитроумное сооружение. Разнокалиберные брандспойты подобно щупальцам свисали с потолка. Хасси подняла самый толстый – с длинным серебряным наконечником.

– Что это за устройство? – спросила я, стараясь скрыть волнение.

– Шотландский душ. Повернитесь.

Душ?.. Брандспойты были огромные. Казалось, ничто не заставит меня встать под это пыточное орудие.

– Это стимулирует циркуляцию в сосудах, – сказала она нетерпеливо, держа руку на кнопке, включающей эту адскую машину. Это выглядело ужасно.

– Может, нам начать с чего-нибудь полегче, – спросила я с надеждой, – например, с массажа. – Я взглянула на стоявший неподалеку стол.

Хасси перехватила мой взгляд.

– Здесь я делаю клизмы с минеральной водой. – Она улыбнулась, продемонстрировав свой беззубый рот. – Доктор Тайлер не велел ставить вам клизмы. Пока.

– Не везет мне, – вздохнула я, твердо пообещав себе сбежать отсюда до того, как это «пока» наступит.

– Может, вы хотите побывать в нашем лучевом кабинете? – Усмехнувшись, она кивнула в сторону стальной кабинки, освещенной электрическим светом. – Мы применяем это при артритах... и сифилисе, – добавила она, наблюдая за моей реакцией.

Господи, был ли тут хоть один, кто бы не был уже наслышан об этом?

– Ерунда какая-то, недоразумение, – пробормотала я.

Держа брандспойт в одной руке, другой она попыталась развернуть меня кругом.

– Это наш самый мощный душ для обработки спины и ног.

– О-о, – уважительно протянула я. Эта экзекуция была, по-видимому, не самой страшной. Я подчинилась Хасси, и тут же острая как игла струя воды впилась в мои бедра. Когда моя кожа начала трещать по всем швам, и я готова была заорать как безумная, Хасси передвинула реактивную струю мне на спину, продолжая испытывать мое терпение. Неужели другие люди еще и платят за это? Куда древним китайцам с их примитивной пыткой водой! Их бы на выучку к Хасси....

– Кто сказал вам, что я больна сифилисом? Шиа? – крикнула я через плечо, стараясь не замечать зуда в спине. Она фыркнула и – о, радость! – перекрыла водяной поток.

– О, он был послушным больным, потому что первый раз появился здесь с пулей в ноге, и его, кажется, накачали тогда наркотиками, чтобы унять боль. Но я все-таки сказала, что если он не будет мне подчиняться, я прострелю ему другую ногу. – Определенно, мы говорили об одном и том же человеке!

Хасси подвела меня к медленно заполнявшейся ванне и, задернув занавеску, предложила лечь в нее.

– Она обязательно должна быть такой горячей? – взмолилась я, тронув ногой дымящуюся поверхность.

– Кипяток выгоняет яд из организма, – безапелляционно заявила она. Я вздохнула: порошок, частицы которого все еще находились в моем организме и были последней ниточкой, связывавшей меня с будущим, тоже был ядом. Я начала медленно погружаться в воду, пока она не дошла мне до шеи. Ванна цвета слоновой кости была такой длинной, что я не могла дотянуться ногой до бортика. Она заполнила три небольших чашки горячей водой из крана и расставила их по краю ванны.

– Это чтобы выгнать всю гадость из организма, – пояснила она.

Я нервно сглотнула. Это был тот же самый сернистый состав, который мне предлагал Бу Макгрю – там, в аптеке. Бу сказал тогда, что эта вода лечит и снаружи, и изнутри. Я знала, что мой случай особенный, но все же залпом осушила одну чашку и принялась за вторую.

– Этот человек, я уверена, будет попадать в одну переделку за другой. – Она взяла в руки мочалку из люфы и присела на край ванны в облаке пара, вонявшего серой. – Но вы, я думаю, – его первая переделка, которая не потребовала ни хирургического вмешательства, ни бинтов.

– Сядьте, – приказала она. Я медленно приняла сидячее положение, размышляя о том, что или кто мог быть причиной других его переделок; в это время Хасси опустила мочалку в воду и начала надраивать мою несчастную спину. В ее руках люфа напоминала наждачную бумагу.

– Это чтобы удалить мертвые клетки, – пояснила она. Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая, как Хасси обдирала мои плечи.

Когда, наконец, шлифовка моей кожи утомила ее, она повесила мочалку на пояс наподобие шестизарядного револьвера и ткнула пальцем в круглый металлический диск, блестевший над поверхностью воды у меня в ногах.

– Это вспениватель. Расслабьтесь. – Она отодвинула занавеску в сторону и исчезла.

Этот механизм – по-видимому, предшественник современных «джакузи» – противно застучал и стал обстреливать меня под водой пузырями; да, этот процесс очень напоминал стрельбу. Впрочем ощущение было приятное. Начиная понимать, что именно привлекает гангстеров и знаменитостей в Хот-Спрингс, я откинулась назад, постепенно вытягивая ноги, пока они не оказались под вспенивателем.

Я хотела уже блаженно закрыть глаза, но тут заметила провод, отходящий от вспенивателя куда-то за ванну. Я рывком поднялась. Мне с детства было известно, что нет ничего опаснее электрического кабеля, погруженного в воду. Перспектива быть убитой током в гидролизной ванне на девяносто галлонов не показалась мне приятной. Я осмотрелась, чтобы определить, есть ли безопасный, то есть не по влажному полу, путь к отступлению, и не нашла его.

Стиснув зубы, я осторожно отодвинулась подальше от вспенивателя и, нарушая инструкции Хасси относительно расслабления, следующие двадцать минут провела, держась мертвой хваткой за края ванны и умоляя электрического бога не убивать меня. Конечно, Шиа спас мне жизнь, я готова признать это, но приведя меня сюда, он, кажется, свел на нет все свои усилия.

Когда Хасси наконец вернулась, ее грубое «Подъем!» волшебной музыкой прозвучало в моих ушах. После того как она вытерла меня и завернула в огромное махровое полотенце, я последовала за ней в большую комнату, где с полдюжины женщин лежали на столах, завернутые, подобно мумиям, в такие же полотенца. Воздух здесь был наполнен ароматом сосны, ландыша и эвкалипта, – видимо, их масла использовались в каких-то процедурах. Окна с толстыми рифлёными стеклами, встроенные под потолком, были раскрыты настежь, но в комнате было жарко, как в сауне.

– Ваша кожа стала совсем розовой, – сказала Хасси, укладывая меня на стол. Даже красной, почти как ваши волосы. Могу поспорить.

Наши мнения совпали.

Хасси погрузила полотенце в кипяток и выжала его голыми руками. Затем одним концом этого горячего жгута она обернула мою ступню, а другим – бедро, туго связав их. В колене у меня затрещало, и я начала задыхаться.

«Горячо!» – хотела крикнуть я, но не проронила ни звука: жаловаться было опасно. Я хорошо помнила, что умудрилась сотворить эта дама простой мочалкой, и решила не будить лиха.

– Кипяток уничтожает яд, – повторила она. Голос ее звучал безжалостно, но я почувствовала, как она кладет мне на лоб влажную прохладную тряпочку.

– Как вы умудряетесь не сжечь свои руки? – спросила я, стараясь хоть как-то забыть о жаре, исходящей от полотенца, в которое я была обернута. Мне трудно было представить, как можно всю жизнь проработать в таком пекле.

– Я занимаюсь этим двенадцать лет. Руки чувствуют жар, но волдырями не покрываются. – Она вновь погрузила тряпку в холодную воду и положила мне на лоб, заменив ту, которая уже нагрелась. – Вы труднее переносите жару, потому что вы рыжая. Вздремните чуток. Я вернусь через три четверти часа.

Заметив большие круглые часы, висевшие на стене, я быстренько вычислила время, когда она должна вернуться. Мне хотелось, чтобы это произошло не слишком скоро – во всяком случае, не раньше, чем мне удастся ответить на некоторые вопросы, неожиданно возникшие у меня.

Палящий жар полотенец начал наконец спадать, постепенно становясь мягким успокаивающим теплом, и тогда я подумала, что реплика Хасси о моих волосах напоминает мне о чем-то. Я попробовала вспомнить, о чем именно, но появилось только смутное ощущение, что здесь как-то замешан Шиа. Шутил ли он по поводу цвета моих волос?

Я перебирала в памяти те дни, когда он, сидя возле моей кровати, рассказывал всякие истории так, как если бы я в любой момент могла очнуться и ответить ему. Я думала о том, насколько он был добр ко мне, но – странное дело! – какая-то часть моего существа протестовала против этой мысли, против той эмоциональной связи, которая, как казалось, возникла между нами за эти дни. Он был тонким лучиком света во мраке душевных терзаний, его сильный, ласковый голос помогал мне выжить в мире, заполненном кошмарными, болезненными снами, – мире, из которого так хотелось вырваться. Но что он сказал о моих волосах?..

Мне никогда не нравились мои волосы,я слегка комплексовала по этому поводу: люди всегда обращали на них внимание, независимо от того, нравились они им или нет.

Мои мысли лениво текли вспять во времени через туманное море воспоминаний, пока не добрались, наконец, до детства. Я полностью отключилась от окружающего, поэтому воспоминание было пронзительно ярким, будто все произошло только вчера.

Я увидела маленькую девочку, терпеливо смотрящую на дверь. Она ждала кого-то. Это ее шестой день рождения, и отец обещал, что обязательно приедет домой и привезет подарок. На ней новое платье нежного синего цвета. Сидя на большом стуле с жесткой спинкой, она поклялась себе, что не откроет ни одного подарка и не попробует ни кусочка пирога, пока не появится папа. Солнечный свет струится сквозь стекла окна, и они сверкают, как алмазы, а комната подернута лучистой рябью. И даже когда стало темнеть и симпатичные алмазики потускнели, она не двинулась с места. Она будет ждать всю ночь.

Подарки остались нераскрытыми, пирог не съеденным, а маленькая девочка так и не перестала ждать.

Вскоре фотографии Адмирала исчезли с крошечного столика, где они покоились на любовно вышитой салфетке. Каждый раз, когда раздавался стук в дверь, девочка нервно вскакивала, думая, что это отец. Черты его лица постепенно начали расплываться в памяти ребенка, но она навсегда запомнила его улыбку, которая проникала в душу и словно говорила: «Явернусь. Ялюблютебя. Яне оставлютебя».

Однажды днем, когда девочка играла на улице, милая, ласковая женщина – это сразу почувствовала девочка, потому что ее собственная мама была очень сдержанной и строгой, – подошла к ней и погладила ее по головке. Девочке строго-настрого запрещалось разговаривать на улице с незнакомыми людьми, но эта леди смотрела на нее так, как когда-то ее отец как будто она была единственным ребенком в мире.

– Ты знаешь, почему твои волосы такого цвета? – спросила добрая леди.

Девочка ненавидела свои волосы, которые ей казались оранжевыми, как у куклы, и она сморщила нос и покачала головой.

– Ты счастливая, – сказала дама, крепко, даже слишком крепко, стиснув детские ручонки. – Очень у немногих такие рыжие волосы.

Ребенок удивленно смотрел на нее, размышляя, какое же это счастье иметь красные как морковь волосы? Но в глазах женщины было столько тепла, что ей хотелось верить. И девочка вспомнила то, о чем уже почти забыла. Ее папа тоже был рыжий.

Этот разговор должен был примирить ее с собственной внешностью, но где-то в глубине души девочка считала, что эта леди могла ошибаться. У этой доброй леди были голубые глаза и прекрасные светлые волосы, и ей трудно было понять страдания маленькой рыжей дурнушки! Время, когда отец был рядом, – единственное, когда девочка чувствовала себя счастливой.

А теперь, когда у нее нет даже этого, она никогда больше не будет праздновать свой день рождения – до тех пор, пока не пройдет это страстное до болезненности желание почувствовать на своих плечах ласковые сильные руки отца.

– Пора немного охладиться! – кричала Хасси, теребя меня за плечо.

Пока она разматывала меня, я тупо наблюдала, как стрелка на стенных часах с раздражающей точностью отсчитывает секунды. Я все жду, жду почти всю жизнь своего отца, чей образ терзает меня во сне и наяву – в минуты, когда я менее всего ожидаю этого.

Понемногу я начала приходить в себя, сны и воспоминания бледнели, по мере того как исчезал горячий кокон, обволакивающий меня.

Мыслями я вновь вернулась к воспоминаниям об Адмирале и о запахах, которые обычно сопровождали его появление. Соленый запах моря, смешанный с табачным дымом. Как ни старалась, за всю жизнь я так и не смогла вспомнить его лицо. Оно было чистым листом бумаги, подернутым туманной дымкой, – листом, который я никак не могла заполнить.

И сейчас я твердо знала: я должна прекратить это пассивное ожидание и, приложив усилия, найти своего отца. Время неумолимо уходит.

Я присела на краешек стола и неожиданно почувствовала головокружение. Когда это состояние прошло, я открыла глаза и увидела многочисленные солнечные блики, преломляющиеся в клубах пара. Подобно этому бесформенному туману, время отделило меня от собственной эпохи, заманив в ловушку прошлого без надежд на спасение. Я увидела крошечную радугу, упорно пробивавшуюся сквозь туман. Таггарты всегда слыли везунчиками. Ныне я, как никогда, нуждаюсь в частице этого фамильного счастья.

На следующее утро меня разбудил какой-то шум: это кровать скрипнула под тяжестью человека, который сел на ее край. Испугавшись, я повернулась на бок и почувствовала рядом с собой Дэвида. Когда наши руки соприкоснулись, я вздохнула и жадно притянула его к себе. После ужаса пережитого близость сильного тела наполнила меня блаженным покоем. Я уловила, как он отвечает на мою ласку, и расслабилась в его объятиях. Все пережитое показалось кошмарным сном, и я наконец освободилась от этого кошмара. Теперь все будет хорошо.

Сжав ладонями его голову, я вытянулась, чтобы его губам было легче найти мои. Он ответил жадным поцелуем, и тепло страсти разлилось по моему телу гораздо сильнее, чем обычно. В спальне было очень жарко, и быть может, поэтому чувство, охватившее нас, несло в себе какие-то новые ощущения. А может, повлиял мой кошмарный сон...

– Боже, что со мной было. Ты никогда не поверишь... – Медленно приходя в себя, я радовалась долгожданной близости со своим мужем, полной грудью вдыхая его аромат.

Я достаточно долго прожила с Дэвидом и до мелочей знала его запах; но запах, исходивший от мужчины, в чьих объятиях я сейчас находилась, не был запахом Дэвида. Я окаменела. Через мгновение мои широко раскрытые глаза встретились с ослепительно зелеными глазами Шиа Янгера.

– На Юге, дорогая, принято сначала хотя бы здороваться, но если в Калифорнии сразу приступают к делу, я всецело за. – Задыхаясь от страсти, сейчас он напоминал сорвавшегося с цепи зверя, Шиа жадно впился в мои губы.