Любовник из прошлого

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Кто-то ласкал мои руки, мягко поглаживая их, нежно перебирая пальцы. Откуда-то издалека мне слышался низкий, тихий голос. И было странно, что в окружавшем меня царстве призраков и теней, этот голос показался мне хорошо знакомым.

Я спала, как мне казалось, несколько дней подряд. В моих снах присутствовали и другие голоса, говорившие на незнакомом мне диалекте, но я догадывалась, что это старое южное произношение. Несколько раз мне мерещился мой зеленоглазый незнакомец, он сидел подле моей кровати и рассказывал разные истории. Был ли в этих рассказах удачливый карточный игрок с такими же рыжими волосами, как и у меня, или мне только грезилось это?..

– Она, кажется, приходит в себя...

Я заставила себя открыть глаза, чтобы разглядеть того, кто произнес эту фразу, и столкнулась с пристальным взглядом моего зеленоглазого спасителя. Значит, не все видения были плодом моего воображения. Он появлялся в перерывах между сновидениями, его тягучий южный говор проникал и в мои беспокойные сны.

Он сидел с непокрытой головой – строгие линии его лица больше не были скрыты низкоопущенными полями шляпы; его темные волосы были растрепаны возможно, ветром, но скорее откуда взяться ветру в этой безвоздушной стране? – это произошло, когда он снимал свою шляпу. Я приподнялась и задала вопрос тот, что обычно задают пациенты, очнувшиеся после беспамятства и горячки:

– Где я?

– Клиника доктора Тайлера. Лечение артритов и ревматизма.

У меня не было артрита, но это место выглядело значительно привлекательнее, чем государственная бесплатная лечебница, и уж, конечно, не было никакого сравнения с сумасшедшим домом.

– А доктор Л-лемон? Он здесь? – Он прыснул от смеха.

– Леммингc? Нет, его здесь нет. Я бы с удовольствием узнал, что он и ему подобные кормят сейчас акул где-нибудь в океане.

Я разделяла эти чувства. В комнате с традиционными для больницы мертвенно-белыми стенами было душно, но здесь я, по крайней мере, могла не опасаться пиявок. Я вздрогнула, вспомнив отвратительные сцены в клинике Леммингса.

– А какое сегодня число? – спросила я, облизывая губы, сухие и липкие одновременно.

– Пятое августа, четверг.

До моего дня рождения оставалось меньше двух недель! А куда делись целых четыре дня? Неужели я так долго была без сознания?

Я осмотрелась. Спинки кровати были старыми железными – такими же, как у доктора Леммингса. Все предметы вокруг меня – красиво оформленный глобус у окна, латунные дверные ручки – все не принадлежало времени, в котором я жила. Это были раритеты, и подлинность их не вызывала у меня сомнения.

Стала ли я жертвой жестокого обмана или просто сошла с ума?

– А какой год? – спросила я.

– Пятое августа тысяча девятьсот...

С замиранием сердца я ждала гласа судьбы.

Он пристально смотрел на мою грудь, учащенно вздымавшуюся от волнения, и я заметила характерный блеск желания в его глазах. А ведь я была одета в омерзительный больничный балахон... Да, это был настоящий мужчина!

– Год?.. – повторила я; мое дыхание учащалось под его раздевающим взглядом.

Он поднял глаза, и его брови саркастически изогнулись: заметив, как покраснело мое лицо, он, очевидно, решил, что последний вопрос – обычная шутка.

– Тысяча девятьсот двадцать шестой.

Я замерла на полувздохе. 1926. Та самая дата, что была обозначена на газете. Мое последнее отчетливое воспоминание относилось к моменту, когда я очнулась в кабине лифта. Старинные автомобили, и никаких современных удобств. Никаких видеокамер. Никаких багажных тележек с резиновыми колесами. Никаких неоновых реклам.

Все казалось до боли реальным. Здесь какая-то ошибка; я искала и не находила никаких свидетельств того, что меня кто-то обманывает или что все это сон. Неожиданное открытие, пронзительное и мучительное, вдруг свалилось на меня: я здесь абсолютноодна. Абсолютно одна, опутанная по рукам и ногам этим кошмаром – самым страшным и нелепым в моей жизни.

– Вы в порядке? – спросил незнакомец, слегка растягивая слова. Когда он не был вооружен, его голос становился волнующе нежным.

Я кивнула и уселась поудобнее, обхватив колени руками. Если я не сошла с ума, как мне казалось вначале, должно существовать логическое объяснение случившемуся. Я должна казаться равнодушной, пока не разберусь, что происходит. Я уже видела, как здесь обращаются даже с нормальными людьми. А что будет, если они решат, что я сумасшедшая?! Я вытерла потные ладони о простыни и попробовала собраться.

– При вас не было ничего: ни кошелька, ни чемодана. Никто вас здесь не знает. И никто не навещает, – мягко добавил он; его глаза скользнули по моей руке, остановившись на том месте, где я ношу обручальное кольцо.

Если он ожидал, что его слова огорчат меня, он ошибался. Единственный человек, который может разыскивать меня, – это Дэвид. Дэвид... Смешиваясь в отвратительный букет, ароматы «Поло колон» и гардении пробивались ко мне сквозь духоту комнаты. Я вскочила как ужаленная, натянув простыню до подбородка; злоба и ненависть рвались из меня, как будто Дэвид уже стоял в дверях.

– Леммингc не найдет вас, – успокаивающе произнес мой спаситель. – Здесь вы в безопасности.

Я прерывисто вздохнула. Вспомнив эти запахи, связанные в моем мозгу с предательством Дэвида, я будто снова пережила недавнюю позорную сцену. Смогу ли я когда-нибудь составить духи, в которых использую аромат гардении, и не увидеть при этом ног другой женщины, обнимающих голое тело моего мужа? Вероятно, нет.

Нет, я не боялась появления Дэвида: я забралась так далеко, что ему не хватит целой жизни, чтобы найти меня здесь. Я подняла глаза и увидела, что незнакомец внимательно смотрит на меня, явно ожидая, что я назову себя, я решила вспомнить о хороших манерах и, протянув ему руку, сказала:

– Я Мэгги Вестшайр.

– Шиа Янгер. – Он явно не привык к женским рукопожатиям, потому что колебался секунду, прежде чем сжать мои пальцы своей крепкой рукой. Зная силу его взгляда – и то, с какой легкостью он хватается за оружие, – я думала, что его ладонь окажется грубой и мозолистой, но она была на удивление гладкой. Тепло этой сильной ладони с сумасшедшей скоростью разлилось по моему телу.

– Янгер? Почему-то мне знакомо это имя... – сказала я, слегка волнуясь: я помнила жестокий блеск его глаз в ту минуту, когда он сжимал в руке пистолет. – Кажется, был такой гангстер?

– Мы с ним отдаленные родственники, – ответил он, выпуская мою руку. – Кстати, их группировка давным-давно перестала промышлять в этих краях.

– Это обнадеживает, – пробормотала я. – Объясните, почему вы вытащили меня из клиники Леммингса?

– Честные люди не имеют ни шанса против подонков вроде Скайлза и Леммингса. Я просто хотел устранить эту несправедливость.

– Значит, вы – добрый самаритянин.

– Считайте меня кем угодно, только не святым. – Его смех, глубокий, рокочущий, удачно дополнял образ крутого парня, непроизвольно складывавшийся в моем сознании. «Наверное, он действительно связан с бандой Янгера», – почему-то подумалось мне.

– Но вы, наверное, здорово рисковали, – заметила я вслух.

Он пожал плечами, повернулся к окну и, глядя куда-то вдаль, сказал:

– Возможно, но я не мог позволить этому проходимцу издеваться над вами. – Скулы его напряглись, челюсть выдвинулась вперед; у меня возникло подозрение, что он говорит не только обо мне.

– Неужели врачи до сих пор используют пиявки и мышьяк для лечения? – спросила я. Это казалось мне варварством даже для 1926 года.

Шиа сердито щелкнул зубами.

– Большинство врачей давным-давно отказалось от кровопускания, но что касается мышьяка и ртути, их используют очень широко. Мы с доктором Тайлером когда-то обсуждали этот вопрос.

– Вы тоже врач?

– Я? – он удивился. – Не-е, просто интересуюсь.

Я попыталась осмыслить сказанное им: какой человек мог с такой легкостью направлять пистолет на одного врача, а с другим вести степенные разговоры о преимуществах тех или иных лекарственных средств?

– А вы не знаете, почему доктор Леммингc прописал мне мышьяк?

– Невралгия.

Невралгия. Опять это слово. Почему он не дал мне просто пару таблеток аспирина? Даже непрофессионалу – такому, как я, – понятно, что мышьяк для больного – нечто вроде оружия массового поражения.

– Около трети людей из тех, что приезжают на ванны, страдают... невралгией.

– Я даже не знаю, что означает этот термин, – призналась я.

– Я слышал, как вы сказали Скайлзу, что у вас именно это.

– Только для того, чтобы он оставил меня в покое.

Он засмеялся, широкая улыбка приятно смягчила твердую линию его скул.

– Ладно, скажу. В Хот-Спрингс, дорогая, термином «невралгия» принято обозначать сифилис.

– О... – Мое лицо краснело все сильнее, по мере того как смысл этих слов доходил до меня. Скайлз пожирал глазами мое летнее платье – слишком открытое по сравнению со скромными одеяниями женщин в отеле. И Леммингc сказал, что я еще пожалею, что не выбрала другой профессии. Я уронила голову на руки, безуспешно стараясь скрыть смущение.

– Я не... – я искала деликатный термин для обозначения проститутки, – я не шлюха. – О Господи, это звучало еще ужаснее!

Все еще усмехаясь, Шиа сидел на краешке моей узкой кровати, его теплая ладонь поглаживала мое бедро, прикрытое лишь тонкой простыней. Скуластое лицо, жадные зеленые глаза... он был красив не той совершенной красотой, которой отличался Дэвид; но было в этом парне что-то, что привлекало меня не меньше. А может быть, и больше. Такой парень может долго плести вокруг женщины нежную паутину ласки, до тех пор пока она не погибнет в его объятиях. Один раз я попалась уже на такой обман.

– Медицина не знает ни одного абсолютно надежного способа лечения этой болезни, – объяснял он бесстрастным голосом, будто рассуждал о ценах на зерно. – Термотерапия дает неплохие результаты на европейских курортах, именно поэтому минеральные ванны сейчас так популярны. А ртуть и мышьяк высасывают силы из людей, и если больные не умирают, то в какой-то момент начинают страстно желать себе смерти.

Я, конечно, вполне современная женщина – если иметь в виду именно моевремя, – но я становлюсь безнадежно старомодной, когда разговор заходит о болезнях, передаваемых половым путем. Особенно если разговор этот приходится вести с почти незнакомым мужчиной, от близости которого тебе становится жарче, чем под солнцем Арканзаса в самый разгар летнего полдня.

– Почему же они не используют пенициллин? – наконец выдавила я из себя, обмахивая уголком простыни свое разгоряченное лицо.

– Используют что? – Он наклонился ближе, между бровями его обозначилась складка.

Я поняла – правда, слишком поздно! – что пенициллин, вероятно, еще не открыт. Шиа пристально, с подозрением смотрел на меня; я почувствовала струйку пота между грудей. Я стала чаще дышать.

– Я от кого-то слышала об этом средстве, но не сама я... – Больше всего на свете я боялась, что он подумает, будто я имею личный опыт лечения этой зловредной болезни. Шиа смотрел на меня с каменным выражением лица.

– Уверяю вас, я веду очень размеренную жизнь... – Мои нервы начинали сдавать, голос срывался на крик. – Я приехала сюда вовсе не из-за ванн... – Он продолжил смотреть на меня. – Уменянетникакогосифилиса... Господи! – Я содрогнулась, представив, как мои истошные крики разносятся по тихим больничным коридорам.

– Здесь все только об этом и говорят, – эхом раздался голос, пришедший, кажется, откуда-то снизу.

Я была полностью уничтожена. Испарина блестела на моих руках и шее, простыни и подушки, на которых покоилось мое бедное тело, можно было выжимать.

Зеленые глаза Шиа хлыстом стегнули по мне.

– У меня нет с-сиф... этого. Честно.

– Я знаю, – сказал он спокойно; усмешка скользнула по его лицу. – Я видел ваш анализ крови.

– Вы видели мою историю болезни?..

– Конечно. Сегодня утром я зашел в лабораторию выпить чашку кофе, и...

– Вы заходили туда только ради кофе?! – В обычных обстоятельствах я очень уравновешенный человек, – может быть, даже слишком. Но бывают ситуации похожие на ту, что возникла на днях, – которые приводят меня в бешенство. Более того, в такие минуты ко мне приходит неколебимая уверенность, что я имею полное право вести себя таким образом.

– Вы болтаетесь по комнатам, залезаете в картотеку с приватной информацией! – продолжала орать я. – И этот ваш... доктор Тайлер вам позволяет?!

– Я не обращался к нему за разрешением, если именно это вы имеете в виду, – сказал Шиа, начиная сердиться.

– Неужели вы не слышали о праве пациента на конфиденциальность?

– Нет.

– Но это закон.

– Законы пишутся, чтобы было что нарушать, – спокойно ответил он.

– Нет, это правилапишутся, чтобы их нарушать, – настаивала я.

– Законы, правила – какая разница?

Его бесцеремонное отношение к закону поставило передо мной нелегкую задачу. После предательства Дэвида я не хотела иметь ничего общего с человеком, которому я не могу доверять.

– Я решила, что вы думали, будто я заразная.

– Я знал, что это не так.

– Но я не знала, что вы знали. – Широкая улыбка расцвела на его красивом лице.

– Какое вам дело до того, о чем я думаю? – Действительно, какое мне дело? – открыв рот от удивления, подумала я.

С разинутым ртом я выглядела, очевидно, крайне непривлекательно, но сейчас меня не заботило это. Я больная, а больные имеют определенные права. Хотя Шиа Янгер нарушил мое право на конфиденциальность, я помнила о другом своем праве, соблюдение которого зависело только от меня, – праве не заботиться о своей внешности.

Его следующие слова застали меня врасплох.

– У вас очень необычный цвет кожи. Особенно когда вы краснеете.

Права больного были мгновенно забыты, мой рот захлопнулся, как шторка в фотоаппарате. Этот парень принесет мне одни неприятности, я уже знала это; но это знание заставляло чаще биться мое сердце.

Дура, однажды я уже гуляла по этой кривой дорожке. Я нервно крутила обручальное кольцо, вспоминая свой бурный роман с Дэвидом. Взглянув на Шиа, я улыбнулась, изо всех сил сопротивляясь его обаянию.

Как будто прочитав мои мысли, он протянул руку и мягко уложил на место прядь волос, падавшую мне на лицо, потом поднялся, полностью заслонив окно своим могучим мускулистым торсом.

– Я пойду скажу доку, что вы очнулись.

– Жду, – сказала я, протягивая руку, чтобы хоть на мгновение задержать его. Мои пальцы скользнули по рукаву его пальто, и я вздрогнула, будто что-то подтолкнуло меня изнутри: пальцы помнили эту грубую ткань!

– А мы с вами не встречались где-нибудь раньше?

Он нахмурился.

– Я первый раз увидел вас тогда, у отеля. – Тыльной стороной ладони он легонько коснулся моей щеки; я по достоинству оценила ласку нежных, как пух, волос, покрывавших его запястье. Его губы тронула усмешка, когда он перехватил мой взгляд. – А встретив, я бы непременно запомнил тебя, красавица.

Он по-военному повернулся на каблуках и мгновенно исчез; мне оставалось только покорно ждать его возвращения.

– Янгер утверждает, что вам неправильно поставили диагноз. – Доктор Тайлер внимательно разглядывал меня сквозь толстые стекла очков. Он обладал широченными плечами и бочкообразной грудью. Его кустистые брови, выдававшие упрямый характер, топорщились над металлической оправой очков. Он долго осматривал меня и наконец, оттянув мне веки своими толстыми, как сардельки, пальцами, буркнул себе под нос:

– Хороший цвет. Никакой анемии.

Я хотела было высказать ему все, что думаю по поводу того, что Шиа Янгер рылся в моей истории болезни, но прежде чем смогла заговорить, он воткнул мне в рот шпатель и попросил сказать «А-а-а». Ну, могло быть и хуже. По крайней мере, здесь не было пиявок и мне не грозили мышьяком. Я выдала ему великолепное «А-а-а».

Он ухмыльнулся и вытащил железяку из моего рта. Когда доктор Тайлер появился в дверях, показалось, что его плечи придавил груз прожитых им долгих лет; сейчас, приглядевшись, я заметила что его синие глаза даже сквозь толстые стекла очков светятся на удивление ярко. Он погрел наконечник стетоскопа в своей пятерне, но все-таки я покрылась мурашками, когда холодный металл коснулся моей кожи. Все было так же, как если бы передо мной был мой личный врач. Правда, глядя на стетоскоп, я отметила, что некоторые медицинские инструменты за прошедшие годы не претерпели никаких изменений.

Закончив осмотр, доктор уложил меня на спину.

– Ваша лихорадка прошла. Лаборатория не выявила спирохету реакция Вассермана отрицательная.

Для меня в моем незавидном положении было очень важно, что это заключение прозвучало из уст специалиста. И хотя Шиа уже говорил, что со мной все в порядке, это авторитетное подтверждение того, что я не сифилитичка, обрадовало меня.

– Вы сможете помочь мне? – спросила я все еще с тревогой в голосе. Но тут же сообразила, что ответить на этот вопрос для доктора Тайлера затруднительно, ведь он не знал о моих обмороках, галлюцинациях, головных болях, и я была готова рассказать об этом. Но как сообщить ему о главном: о том, что я прибыла из будущего?

– Видно будет. – Он наморщил лоб, размышляя; его густые брови почти закрывали стекла очков. – Налицо признаки интоксикации, причин которой я не могу понять. Вы не могли отравиться чем-нибудь?

Я не могла припомнить ничего подобного и отрицательно покачала головой.

– Имеется ли какой-нибудь симптом, который постоянно сопровождает эти ваши... припадки? Расстройство желудка, потеря памяти?..

Подозревая, что он намекает на мое душевное помешательство, я быстро ответила:

– Нет.

Он также быстро кивнул и продолжил свой опрос.

– Я вижу, что вы замужем, – сказал он, указывая на мое обручальное кольцо. – В семейной жизни неизбежны конфликты. Многие проблемы связаны именно с этим.

Я удивилась, как мог он догадаться о моих семейных проблемах. Вспоминая об измене мужа, я все еще чувствую озноб и боль; такую испытывают, наверное, от удара кнутом. Но ведь первое потрясение я испытала раньше, за день до того, как узнала о неверности Дэвида. Я снова покачала головой.

– Мой брак сложился неудачно, все уже практически кончено, но я думаю, что дело не в этом.

– Тогда, быть может, какие-то другие переживания?

Я вернулась мыслями туда, в аптеку. Тот день был необычайно жаркий, но в музее работал кондиционер... Незадолго до припадка, который со мной там случился, я нюхала какой-то порошок... Ну и что: за свою жизнь я перенюхала десятки тысяч различных снадобий – это же моя профессия! – и без каких-либо серьезных последствий.

Но память моя упорно возвращалась к этому порошку. Я чувствовала его запах, когда ожидала лифт; этот аромат окружал меня, когда со мной случилась эта непонятная истерика последнее, что я помню перед тем, как очнулась в этом странном месте.

Мой носовой платок! Этот запах исходил от порошка, который остался на моем носовом платке, после того как я вытерла им прилавок в аптеке. Бог мой, здесь, наверное, и зарыта собака! Когда я в последний раз вдохнула этот злосчастный порошок, концентрация его оказалась достаточной, чтобы я потеряла сознание. А теперь мне кажется, что я нахожусь в прошлом. Я выпрямилась, удобнее усевшись на своей кровати.

– Есть кое-что, – начала я. Доктор Тай-лер придвинулся ближе и наклонился вперед, так что я увидела свое отражение в его окулярах. – Я нюхала какой-то порошок.

– Что за порошок? – спросил он.

Я судорожно размышляла о том, какие компоненты следовало использовать, чтобы составить подобный аромат.

– Я не знаю, что это такое, запах был очень необычный.

– У вас не найдется хотя бы чуточку этого порошка?

– Нет, но запах остался на моем носовом платке.

– А где ваш платок?

– В кармане моего платья. – По крайней мере, он был там, когда я вошла в лифт.

– Но когда мистер Янгер привез вас сюда, на вас ничего не было.

– На мне было платье, когда он меня выкрал! – Я заморгала. На мне были также очень откровенные трусики на шнурках, но о них я решила не упоминать. Я вспомнила мои последние слова, перед тем как я потеряла сознание на руках у Шиа, и краска залила мое лицо.

– Я попробую найти ваше платье, миссис Вестшайр, – пообещал доктор Тайлер. – Он, вероятно, положил его куда-нибудь. – Доктор поморщился, что-то бормоча себе под нос. Я почти уверена, что он произнес: – Это не в первый раз.

– О, – это все, что я могла вымолвить. Если я правильно поняла доктора, я далеко не единственная женщина, которая лишилась своей одежды из-за Шиа Янгера. Пытаясь скрыть краску, заливавшую мои щеки, я накрылась простыней. Я, конечно, понимала и раньше, что Шиа отнюдь не образец нравственности, но это не спасало меня сейчас от желания убить его на месте. Немного утешало то обстоятельство, что я имела благопристойную причину быть раздетой в тот момент, когда Шиапохитил мои вещи; вряд ли у других его дам были подобные оправдания.

Доктор Тайлер сунул руки в карманы халата.

– Я попробую встретиться с Янгером, но даже если нам удастся вернуть ваш носовой платок, у меня нет подходящего оборудования, чтобы сделать точный анализ. А если мы выясним состав порошка, как найти противоядие?.. Если забыть об интоксикации, вы вполне здоровая женщина, к тому же вам сильно повезло.

– Каким это образом? – Я казалась себе такой невезучей!

– Интоксикация ослабила вашу иммунную систему лишь ненадолго, никаких долговременных последствий! Но в этом случае сколь-нибудь длительный курс лечения с использованием кровопусканий и мышьяка мог бы убить вас. Шиа Янгер, вполне возможно, спас вам жизнь.

Мне повезло, и я осталась жива. Но почему же радость не переполняет меня? Все, о чем я думала, так это о том, какой бестолковой стала моя жизнь. Правда, такой она была и раньше, и я приехала в Хот-Спрингс в надежде изменить это. Но одно мгновение все превратило в какой-то кошмар. Когда неожиданные сюрпризы подстерегают тебя на каждом углу, где найти силы бороться с этим?

– Так как симптомы вашего заболевания медицине неизвестны, гомеопатия здесь вряд ли поможет, – продолжал доктор. – Так что единственное средство – трехнедельный курс горячих минеральных ванн для очистки вашего организма. – Он улыбнулся и протянул мне руку. – Пока это все, что я могу вам предложить. Мы начнем завтра.

Я рассеянно наблюдала, как он повернулся и вышел за дверь. Стоило ему уйти, как чувство острого одиночества навалилось на меня, и самообладание начало изменять мне. Я надеялась, что доктор убедит меня в том, что я больна и многое из того, что отпечаталось в моей памяти, лишь плод моего воображения; но его рассуждения о пиявках и мышьяке показали, что я была не права.

А все из-за этого дурацкого порошка. Каждый раз, когда вдыхала его, я теряла контакт с окружающим. Разбив бутылку в аптеке, я увидела своего отца – реального, во плоти. В 1926 году отец еще не родился, я знала это, но, может быть, в тот момент я оказалась в каком-нибудь другом времени и там встретилась с ним?

После того как я обнаружила, что мой брак был фарсом, мне случайно вновь попался этот треклятый порошок. Неужели я окончательно запуталась в подлых ловушках прошлого, наивно поверила в обещание спасения, которое ждало меня там, за чередой лет, и махнула аж в 1926 год, почти за десятилетие до рождения моего отца? Если я не галлюцинирую и не сошла с ума, невозможно придумать никаких других разумных объяснений этим немощеным дорогам, старомодной одежде, архаичным медицинским манипуляциям.

Тревога моя нарастала; я сидела, обхватив колени руками, и раскачивалась взад-вперед. Больше невозможно было отрицать того, что происходило вокруг меня. Каким бы невероятным это ни казалось, но понюхав этот злосчастный порошок, я провалилась сквозь трещину во времени.

Я перестала раскачиваться и огляделась, заново оценивая ситуацию. Время уходит. Я не могу больше оставаться здесь. Нужно вернуться домой. Не из-за Дэвида, нет! Я должна найти своего отца, и сделать это как можно скорее, пока не исчезло это мое умение путешествовать во времени. Я пыталась оттолкнуть эту мысль, но чем большие усилия я прилагала, тем сильнее она завладевала мной.

Что же мне теперь делать?!

Пульсирующая боль в моей голове все усиливалась. Если благодаря порошку я оказалась здесь, быть может, он поможет мне таким же образом вернуться обратно? Тогда мне следует как можно скорее раздобыть свой носовой платок. Очевидно, это моя единственная надежда на возвращение.

Я терзалась сомнениями, и неожиданная неприятная мысль вдруг зародилась в моей голове: как это уже много раз бывало в моей жизни, мое будущее сейчас зависит от кого-то другого. Если Шиа не принесет мой носовой платок, прежде чем состав потеряет свою силу, я останусь здесь. Навсегда.